Текст книги "Корабль отплывает в полночь"

Он направился к окну. Хэнк не отводил от мужчины подрагивающего пистолета.

– Подожди! – с отчаянием окликнула Эффи Патрика. Тот послушался, и она, запинаясь, продолжила: – Когда мы были вместе, ты не вел себя так, словно…

– Когда мы были вместе, я хотел того, чего хотел, – ощерился он на женщину. – Ты же не думаешь, что я гребаный святоша, а?

– А как же вся та красота, о которой ты мне рассказывал?

– А это, – безжалостно ответил он, – всего лишь сказочка, на которую, как я обнаружил, хорошо ведутся дамочки. Все как одна такие скучающие, такие истосковавшиеся по красоте. Обычно они говорят так.

– Даже сад? – произнесла она едва слышно сквозь душившие ее рыдания.

Патрик взглянул на женщину, и его лицо, пожалуй, смягчилось – самую малость.

– Мир за окном, – безразлично сказал он, – будет чуток похуже, чем вы можете себе вообразить. – Он постучал себя по виску. – Весь сад у меня здесь.

– Ты убил ее! – рыдала Эффи. – Убил ее во мне! Вы оба убили все, что красиво. Но ты хуже его! – крикнула она, обращаясь к Патрику. – Потому что он убил красоту всего раз, а ты воскресил ее только для того, чтобы убить снова! О, это выше моих сил! Я не вынесу этого!

И женщина разразилась воплем.

Патрик шагнул было к ней, но она неожиданно замолкла и с безумными глазами метнулась к окну.

– Ты наврал! – воскликнула она. – Сад там! Я знаю, что он там! Но ты не хочешь, чтобы другие приходили в него.

– Да нет же, Эвфемия, нет! – взволнованно запротестовал Патрик. – Поверь мне, там сущий ад. Я бы не стал тебе врать!

– Не стал бы мне врать! – передразнила она. – И ты тоже струсил?

Неожиданным рывком она открыла окно и стояла теперь перед пустым зеленоватым прямоугольником темноты: казалось, та вжимается в комнату, точно пугающая, тяжелая, подталкиваемая ветром штора.

Хэнк испустил потрясенный, умоляющий крик:

– Эффи!

Но она не обратила на него внимания.

– Не могу больше сидеть здесь, в четырех стенах, – сказала она. – И не буду – теперь, когда я все знаю. Отправлюсь в сад.

Оба мужчины бросились к ней, но опоздали. Женщина легко запрыгнула на подоконник, и когда Хэнк с Патриком подлетели к нему, из темноты уже доносился звук быстрых удаляющихся шагов.

– Эффи, вернись! Вернись! – истошно кричал вслед ей Хэнк, забыв о том, что надо держаться на расстоянии от стоящего рядом мужчины и целиться в него. – Я люблю тебя, Эффи! Вернись!

К нему присоединился Патрик:

– Эвфемия, возвращайся! Если вернешься сейчас же, с тобой ничего не случится. Возвращайся домой!

Никакого ответа.

Оба мужчины во все глаза всматривались в зеленоватую муть, еле различая неясную фигуру в полуквартале от них: туда, в почти черное ущелье мрачной, занесенной пылью улицы, едва проникал зеленоватый свет луны. Им показалось, будто фигура зачерпывает что-то с асфальта и сыплет себе на руки и на грудь.

– Выбирайся, мужик, и приведи ее! – поторопил хозяина Патрик. – Если за ней пойду я, то предупреждаю, что не верну ее. Она говорила вроде, что держалась против пыли лучше других, так вот, мне этого достаточно.

Но Хэнк, прикованный к месту горьким опытом и чем-то еще, был не в состоянии пошевелиться.

А потом с улицы донесся тихий призрачный голос, который произнес нараспев: «И может вред мне принести огонь, вода иль груз Земли. Но пыль мне друг».

Патрик снова бросил взгляд на Хэнка. Потом без единого слова перемахнул через подоконник и убежал прочь.

Хэнк так и стоял на одном месте. Через полминуты он вспомнил, что на вдохе надо закрывать рот. Наконец он убедился, что улица пуста, и начал закрывать окно, но тут послышалось тихое «мяу».

Он взял на руки кота и осторожно ссадил его на улицу. После этого закрыл окно и ставни, задвинул засовы, взял счетчик Гейгера и машинально начал считать себя.

Эти двое были просто отчаянными стервятниками в безлюдных краях смерти и радиации.

Плохой день для продаж[19]19
  Перевод Ю. Павлова.


[Закрыть]

Массивные яркие двери с шумом разъехались, и Роби горделиво выкатился на Таймс-сквер. Люди, глазевшие, как одевается пятидесятифутовая девушка-манекен, и читавшие свежие новости с табло в ярд высотой, тут же повернулись к нему.

Роби – это ново. Роби – это весело. Еще какое-то время он будет на пике популярности.

Но Роби не зазнавался. Тщеславия у него было не больше, чем у пластмассовой розовой великанши, которая даже не моргала голубыми механическими глазами.

Роби окинул взглядом толпу, понял, что окружен, и остановился. Напустив на себя нарочито загадочный вид, он молчал.

– Ма, он совсем не похож на робота! Скорее на черепаху!

В этом была доля истины. Нижняя часть Роби представляла собой не касавшуюся тротуара металлическую полусферу, окантованную пористой резиной. Верхняя – металлический ящик с отверстиями, способный кружиться и наклоняться.

Этакая хромированная юбка с орудийной башней.

– Слишком похож на колесный танк, – заметил ветеран Персидской войны и поспешно укатил на колесиках, подобных тем, которыми был оснащен Роби.

Освободилось место, и те, кто уже был знаком с Роби, воспользовались этим, чтобы дать ему проход. Роби покатился в брешь. Толпа загудела.

Роби ехал медленно, проворно уворачиваясь от ног в скайлоновых чулках и носкосинах. Резиновый бампер служил лишь дополнительной защитой.

Тут наперерез ему выскочил мальчуган, ранее назвавший его черепахой. Встав посреди тротуара, он хитро ухмылялся.

– Привет, ребенок, – произнес Роби мягким голосом телеведущего, в прямом смысле.

Мальчик перестал улыбаться.

– Привет, – прошептал он.

– Сколько тебе лет? – спросил Роби.

– Девять. Нет, еще восемь.

– Замечательно, – ответил Роби. Из его плеча вытянулась металлическая рука и остановилась в дюйме от мальчика. Тот отпрянул.

– Это тебе, – ласково сказал Роби.

Мальчик осторожно взял из аккуратно отлитой металлической клешни красную конфету на палочке. К ним тут же подскочила женщина с парализованным сыном.

Выдержав паузу, Роби предложил:

– Хочешь запить леденец чем-нибудь вкусненьким? – Мальчик вытаращил глаза, но облизывать конфету не перестал. Роби легонько помахал клешнями. – Всего четвертак, и за пять секунд…

Сквозь лес ног продралась девочка.

– Роби, я тоже хочу леденец! – объявила она.

– Рита, вернись! – сердито крикнула женщина в третьем ряду.

Роби внимательно осмотрел девочку. Его система распознавания силуэтов была несовершенной, и определять пол детей он не умел, а потому повторил:

– Привет, ребенок.

– Рита!

– Дай мне леденец!

Не обратив внимания на требования – хороший продавец всегда сосредоточен на цели и не тратит наживку попусту, – Роби победно заявил:

– Уверен, ты читал «Юных завоевателей космоса». Взгляни, что у меня есть…

– Эй, я девочка. Ему ты дал леденец!

Услышав слово «девочка», Роби завис. Он рассеянно произнес:

– Тогда… ты наверняка читала «Космическую стриптизершу Джиджи Джонс». Могу предложить последний выпуск этого увлекательного комикса, еще не поступившего в продажу в стационарные торговые автоматы. Всего лишь пятьдесят центов, и за пять секунд…

– Пропустите меня, я ее мать!

– Я приведу ее, – ответила через усыпанное ярким порошком плечо девушка в первом ряду и шагнула вперед на своих шестидюймовых платформах. – Дети, а ну, кыш отсюда! – небрежно бросила она, закидывая руки за голову и описывая пируэт перед Роби, чтобы похвастаться коротенькой безрукавкой и облегающими слаксами, выше колен плавно переходившими в скайлон. Девочка уставилась на незнакомку. Та грациозно завершила пируэт.

Роби умел определять по силуэтам пол взрослых, хотя иногда допускал забавные и нелепые ошибки. Он восхищенно присвистнул. Толпа зааплодировала.

Кто-то заметил, обращаясь к приятелю:

– Вот если бы он был как настоящий робот… человекоподобный…

Приятель помотал головой:

– Так интереснее.

На новостном табло, о котором все забыли, появился текст: «Холодный компресс горячему перемирию? Ванадин намекнул, что Расс готов сдать Пакистан».

Роби продолжал вещать:

– …новый сногсшибательный красочный эффект, получивший название «Кровь Марса», в комплекте с пульверизатором и всеразмерными напальчниками, полностью покрывающими каждый палец до ногтя. Всего пять долларов – несмятые банкноты принимаются в барабан рядом с моей рукой, – и через пять секунд…

– Спасибо, Роби, не нужно, – лениво ответила девушка.

– Напоминаю, – не унимался Роби, – что соблазнительная «Кровь Марса» еще в течение трех недель будет недоступна для приобретения у других роботов и людей-торговцев.

– Спасибо, не нужно.

Роби тщательно сканировал толпу.

– Быть может, среди вас есть джентльмены… – начал он, но тут сквозь ряды людей протиснулась женщина.

– Кому говорю, вернись! – крикнула она девочке.

– Мне не дали леденец!

– …кому пригодится…

– Рита!

– Роби – обманщик! Ай!

В это время девушка в безрукавке сама оглядывала ближайших джентльменов. Решив, что шанс на принятие кем-нибудь из них предложения Роби сильно ниже пятидесяти процентов, она грациозно влилась обратно в толпу. Путь для Роби снова был открыт.

Однако он не спешил, в очередной раз вкратце описав волшебные свойства «Крови Марса» и не забыв про слоган о «страстных когтях марсианского рассвета».

Но никто и не подумал ничего покупать. Слишком рано. Скоро зазвенят серебряные монеты, купюры закрутятся в барабанах быстрее, чем белье в стиральных машинах, и добрых полтысячи человек станут драться за то, чтобы отдать деньги единственному в Америке передвижному роботу-торговцу.

А пока не время. Роби уже закинул несколько наживок, но это была лишь разминка перед настоящим, дорогим весельем.

Поэтому он откатился к поребрику. Сенсоры мгновенно почувствовали перепад высоты, и он остановился. Его голова завращалась. Народ молча выжидал. Роби готовил свой главный трюк.

Он перестал вращать головой. Сенсоры нашли светофор. Горел зеленый. Роби двинулся вперед. Тут сигнал сменился на красный. Роби замер на самом краю поребрика. Толпа восхищенно ахнула.

Ах, как же здорово жить и наблюдать за Роби в этот чудесный день! Жить и веселиться на свежем, контролируемом специальной системой воздухе, среди ярких, подмигивающих окнами небоскребов, под синим, почти черным небом.

(Высоко-высоко, там, куда не заглянешь невооруженным глазом, небо было еще темнее. Темно-фиолетовым, звездным. В этой темноте со скоростью свыше трех миль в секунду вниз летело нечто серебристо-зеленое, похожее на бутон. Серебристо-зеленая краска сбивала с толку радары.)

Роби заговорил:

– Пока мы ждем зеленый сигнал, молодежь может освежиться газировкой. А взрослые, те, кто выше пяти футов, – шипучим игристым напитком. Всего четвертак – напоминаю, что у меня есть лицензия на продажу алкогольных напитков, – или доллар с четвертью для взрослых, и через пять секунд…

Но и это не сработало. А тремя секундами спустя серебристо-зеленый бутон расцвел над Манхэттеном, став сферическим оранжевым цветком. Небоскребы засияли ярче, подобно солнечному ядру. Окна замигали белым огнем.

Люди вокруг Роби тоже расцвели. Подошла взрывная волна. Подмигивающие окна лопались ряд за рядом, превращаясь в черные дыры. Стены гнулись, ходили ходуном, трескались. С карнизов посыпалась цементная перхоть. Огненные цветы на тротуаре разом потухли. Роби отбросило на десять футов. Его металлическая юбка прогнулась, но тут же приняла прежнюю форму.

Взрывная волна прошла. Раскинувшийся в небе оранжевый цветок исчез, оставив после себя лишь огромный, как в сказке, стебель. Стало тихо и темно. Лишь с карнизов по-прежнему падала каменная крошка. Несколько кусочков ударили по металлической юбке.

Роби неуверенно пошевелился, словно проверял, не сломал ли чего. Поискал светофор, но тот больше не горел ни красным, ни зеленым.

Он просканировал все вокруг. Датчики распознавания силуэтов не наводились ни на что. Но куда бы он ни попробовал двинуться, сенсоры предупреждали о низких препятствиях. Роби недоумевал.

Тишину нарушили стоны и слабый, похожий на мышиную возню шорох.

С тротуара поднялся обгоревший мужчина в дымящейся одежде. Роби просканировал его:

– Добрый день, сэр. Не желаете закурить? Могу предложить отличные сигареты, новой, еще не вышедшей на рынок марки…

Но клиент с воплями убежал, а Роби никогда не гонялся за клиентами, хоть и мог катиться достаточно быстро. Он проехал вдоль того места, где лежал мужчина, аккуратно избегая низких препятствий, которые время от времени извивались и заставляли Роби отскакивать. Вскоре он достиг пожарного гидранта. Просканировал. Его электронное зрение работало, но слегка замутилось от взрыва.

– Привет, ребенок, – сказал Роби, не получил ответа и продолжил: – Что, язык проглотил? Ничего, у меня есть для тебя подарок. Замечательный сладкий леденец. – Его металлическая рука поползла вниз. – Держи, ребенок. Это тебе. Бери, не бойся.

Тут его отвлекли новые клиенты, почему-то поднимавшиеся с земли то тут, то там, – кривые фигуры, постоянно дергавшиеся и сбивавшие с толку датчики распознавания силуэтов.

– Воды! – закричал кто-то, но внутри Роби не звякнул четвертак, когда он предложил освежающую газировку.

Легкий шорох огня перерос в зловещий треск. Слепые окна снова принялись подмигивать пламенем.

Осторожно, не глядя на распростертые на земле руки и ноги, через которые она переступала, к Роби подошла девочка. Тела взрослых и белое платье защитили ее от ослепляющей вспышки и взрыва. Она не сводила глаз с Роби. Прежнее восхищение во взгляде сменилось твердостью.

– Роби, помоги мне, – произнесла девочка. – Мне нужна моя мама.

– Привет, ребенок, – ответил Роби. – Чего тебе? Комиксов? Конфет?

– Роби, где она? Отведи меня к ней.

– Хочешь шарик? Я могу надуть!

Девочка заплакала. На звук среагировали другие датчики Роби.

– Что-то не так? – спросил он. – Ты в беде? Потерялся?

– Да, Роби. Отведи меня к маме.

– Стой здесь, – ободряюще сказал Роби, – и не бойся. Я позову полицейского.

Он пронзительно свистнул два раза.

Прошло время. Роби свистнул опять. Окна горели и ревели.

– Роби, уведи меня отсюда! – взмолилась девочка и запрыгнула на небольшую ступеньку в юбке Роби.

– Дай мне десятицентовик, – потребовал Роби.

Девочка нашарила в кармане монету и сунула ему в клешню.

– Ты весишь, – объявил Роби, – ровно пятьдесят четыре с половиной фунта.

– Кто-нибудь видел мою дочь?! – раздался неподалеку женский крик. – Я оставила ее смотреть на робота, а сама вошла внутрь… Рита!

– Роби мне помог, – рассказала девочка чуть погодя. – Он догадался, что я потерялась. Даже полицию вызвал, но та не приехала. А еще он меня взвесил. Правда, Роби?

Но Роби уже предлагал газировку появившимся из-за угла спасателям в жаропрочных скафандрах, куда больше похожих на роботов, чем он сам.

Великий исход[20]20
  Перевод С. Удалина.


[Закрыть]

Не знаю, как меня занесло в это безумное место: обычная ракета, искривление пространства, завихрение времени… Может быть, я даже пришел пешком, судя по тому, каким разбитым себя чувствовал. Моя память отказала. Когда я очнулся, вокруг были только пустыня и низкое серое небо, давившее на меня, словно потолок гигантской комнаты. Только пустыня… и Великий исход. И этого было достаточно, чтобы я перестал держаться за воспоминания и бросил быстрый взгляд на свои брюки, проверяя, человек я или нет.

Эти… ну да, эти животные шаркали по четверо в ряд; неровная полоса вела из ниоткуда в никуда, мимо моей каменной норы. Куда бы они ни направлялись, совершенно очевидно, что их собрали со всех мест и, возможно, со всех времен. Большие и маленькие, детеныши и просто мелюзга. Некоторые шли на двух ногах, большинство – на шести или восьми, прочие ползли, катились, текли, порхали и прыгали; а насчет тех, что летели низко над землей, я никак не мог понять, зверята это или ребята. Одни были покрыты чешуей, другие – перьями, третьи – ярким панцирем, как у жуков, четвертые – причудливо раскрашенной шкурой, как у зебр. Довольно многие носили прозрачные костюмы, заполненные воздухом или другим газом, водой или другой жидкостью, хотя у кого-то костюм был скроен под десятки щупалец, а у кого-то – под полное отсутствие ног. И будь я проклят, если это шарканье – попробую описать все разнообразие их движений одним словом – не напоминало скорее танец, чем походный шаг.

Они слишком различались между собой, чтобы быть армией, но и на беженцев тоже не походили – беженцы не стали бы танцевать, играть музыку и петь. Удивительные пляски многоногих существ, удивительная музыка и пение – с такими странными инструментами и голосами, что я совсем не различал их. Весь этот бардак-кавардак наводил на мысль о бегстве от ужасной напасти к некоему спасительному ковчегу, но во всем этом не чувствовалось паники… да и стремления к важной цели тоже. Они просто весело шаркали мимо меня. А если шествие было цирковым, как мог бы подумать кто-нибудь, глядя на животных в причудливых нарядах, куда подевались хозяин цирка, охранники и все зрители, кроме меня?

Наверно, мне стоило держаться подальше от этой орды чудовищ, но я почему-то не испугался, а высунулся из-за скалы, откуда наблюдал за ними, в последний раз огляделся вокруг, выискивая следы ног, или ракетного двигателя, или временно́й петли, или другого знака, способного подсказать, как я здесь очутился, – а потом пожал плечами и спустился к чудищам.

Они не остановились, не убежали, не открыли стрельбу, не рванулись ко мне, чтобы взять меня в плен или отконвоировать куда-нибудь, и продолжали шаркать, не сбиваясь с ритма, но тысячи холодных глаз повернулись ко мне с верхушек переплетенных стеблей или из глубин костяных впадин; когда я подошел ближе, темное существо, похожее на слетевшее с оси колесо с зелеными глазами на неподвижной ступице, покатилось немного быстрее, а опаловый осьминог в аккуратном костюме, заполненном водой, отодвинулся в сторону, освобождая мне место.

Затем до меня дошло, что я так же беспечно шаркаю вместе со всеми, удивляясь тому, как катящееся колесо умудряется не опрокинуться, как осьминог переставляет сразу по три щупальца и как все эти разные виды движения можно настроить на единый лад, словно инструменты в оркестре. Вокруг меня то поднимались, то опадали неразборчивые голоса на непонятных мне языках, переливались радугой разноцветные пятна, которые тоже могли быть языком для глаз… а осьминог в водяном костюме время от времени напоминал взбиваемый коктейль.

Я испробовал на них все, что помнил из языков десятка планет, но никто не сказал ни слова в ответ… я даже чуть было не заговорил на земном, но что-то меня остановило. Пухлое птицеобразное существо, плывшее под газовым мешком, который, видимо, был частью тела, легко уселось на мое плечо, мягко прожужжало что-то, уронило несколько подозрительных на вид черных бусинок и снова вспорхнуло. Другое существо, на двух ногах, приблизилось ко мне откуда-то спереди, кружась, словно в вальсе, и протянуло неровно обломанный комок чего-то молочно-белого, покрытого жесткой коркой. Похоже, это была самка, изящно сложенная, с гребешком из фиолетовых перьев, но на месте рта и носа ее лицо сужалось, образуя небольшое румяное кольцо, а там, где следовало быть груди, раскрывались розовые лепестки. Я снова воспользовался своим знанием инопланетных языков. Она дождалась, когда я замолчу, поднесла комок к приоткрывшемуся лицевому кольцу и снова протянула его мне. Я взял и попробовал: на вкус – вроде сыра бри, только слоеный. Съев комок, я кивнул и улыбнулся; самка еще шире распустила лепестки, описала головой круг и развернулась, собираясь уйти. Я чуть не сказал ей: «Спасибо, цыпочка», посчитав, что так будет правильно, но что-то опять остановило меня.

Так я понял, что Великий исход принял меня, но даже когда день подходил к концу (если здесь бывает день), это ощущение принятия не принесло подлинной безопасности. Я не получил особого удовольствия от того, что мне дали еды, вместо того чтобы съесть меня самого, что я стал частью общей гармонии, а не диссонансом. Подозреваю, что я просто ожидал чего-то большего. Или обнаружил в себе нечто странное, и это испугало меня. В конце концов, мне не очень-то улыбалось шаркать вместе с разумными животными, с которыми нельзя было даже поговорить, пусть они и вели себя дружелюбно, танцевали, то и дело бренчали на своих странных инструментах. Не добавляло спокойствия и то, что я оказался в каком-то уютном, но в то же время одиноком, словно звезды, месте. Чудища вокруг меня становились все страннее и страннее; я перестал различать их индивидуальные черты и видел только общий облик. Вытянув шею, я попытался отыскать цыпочку с розовыми лепестками, но та исчезла. Наконец я решил, что не в силах больше это выносить. Впереди нас давно уже показались развалины, похожие на обрубленные небоскребы, а теперь мы как раз проходили мимо них, хотя и не очень близко, и я, несмотря на то, что унылое, однообразное небо становилось все темнее и все ниже прижималось к земле, несмотря на далекие вспышки молний и раскаты грома (думаю, это были именно они), повернул под прямым углом и быстро пошел прочь от марширующих.

Никто не остановил меня, и довольно скоро я скрылся среди развалин. Поначалу они показались мне приятными, эти небольшие разрушенные дома, и я уловил эмоции предков, их построивших. Но затем подошел к небоскребам – некоторые из них, хоть и обрубленные, упирались верхушками в темное, унылое небо, – и на мгновение почудилось, будто я слышу отдаленный скрип, словно кто-то водил мелом по огромной школьной доске, и у меня заломило зубы. Потом я задумался о том, кто обрубил небоскребы и что случилось с их обитателями, а после этого различил темные силуэты существ, кравшихся за мной вдоль разрушенных стен. Размером они были почти с меня, но ходили на четырех ногах. Они двигались как неуклюжие волки, и чем внимательнее я глядел на них, тем ближе они подбирались ко мне. Морды, как и тела, поросли шерстью, а пасти то открывались, то закрывались. Я прибавил шагу и тут же услышал издаваемые ими звуки – что-то среднее между воем и лаем, – но это было не самое страшное.

Я понимал, что они означают.

«Привет, Джо».

«Что ты знаешь, Джо?»

«Правда, Джо?»

«Пошли отсюда, Джо».

«Давай, Джо, идем, идем, идем».

И тут, сообразив, что совершил большую ошибку, углубившись в эти развалины, я развернулся и побежал туда, откуда пришел, а существа неуклюже поскакали вслед за мной, пытаясь повалить меня с ног, но что еще хуже, было почему-то понятно, что они не собираются убивать меня, а просто хотят, чтобы я встал на четвереньки, лаял и выл вместе с ними.

Большие развалины сменились другими, поменьше, но было очень темно, и поначалу я испугался, что сбился с дороги, а затем испугался, что хвост Великого исхода уже прошел мимо, но затем низкое небо словно засветилось отблесками заката, вдали показалась колонна, и я помчался к ней, а мохнатые существа, затаившись, отстали.

Это, конечно, была другая часть Великого исхода, но удивительно похожая на первую. Я увидел здесь темное колесо, но с синими глазами и меньшего размера, из-за чего оно крутилось быстрей, и еще одно многоногое существо в костюме, заполненном водой, и изящную цыпочку с алым гребешком и оранжевыми лепестками. Но эти отличия не тревожили меня.

Движение замедлилось, изменение ритма докатилось по рядам до меня. Я посмотрел вперед и увидел в низком небе широкую круглую дыру, сквозь которую выглядывали звезды. В нее и заворачивала колонна, каждое существо взмывало вверх к точкам света, мерцавшим во мраке.

Я беззаботно шаркал вперед, хотя и медленнее, чем раньше, а по обе стороны от меня, на голой пустынной земле, были свалены космические скафандры, скроенные под самых разнообразных существ, каких только можно себе вообразить, и предназначенные для того, чтобы благополучно лететь сквозь пустоту наверху. Немного погодя подошла моя очередь, я подобрал себе скафандр, забрался в него, надежно застегнул, отыскал кнопки управления на ладонях перчаток и посмотрел вверх. Затем я нащупал в своих пальцах не только кнопки управления, но и кое-что еще, огляделся и увидел, что стою между осьминогом в скафандре поверх наполненного водой костюма и облаченной в скафандр цыпочкой с угольно-черным гребешком и жемчужно-серыми лепестками, держа обоих за руки.

Цыпочка описала круг головой, я сделал то же самое, осьминог свободным щупальцем описал круг поменьше, и я понял, почему не заговорил с ними на земном языке: во-первых, я решил молчать, пока не выучу или не вспомню их языки, а во-вторых, лохматые четвероногие существа из развалин были, подобно мне, людьми, но я ненавидел их, а эти существа рядом со мной были моими истинными сородичами и пришли сюда, чтобы в последний раз взглянуть на Землю, погубившую себя и тех людей, что остались на ней, а не покинули ее, как я… вернувшийся и потерявший память от потрясения при виде деградировавшей родной планеты.

Затем мы крепко стиснули руки друг друга, нажав кнопки на перчатках. Позади нас расцвели струи реактивных двигателей, и мы вместе вылетели из этого мира к звездам, сквозь ровную бубличную дыру. И я понял, что космос не пустынен и эти точки света во мраке вовсе не так одиноки.