Текст книги "Чисто астраханское убийство"

Глава восьмая
Обострение

Ничего не зная о событиях, разворачивающихся в селе Ивановском, которое местные жители гордо именовали станицей, Александр Борисович Турецкий только в четверг, освободив себе время во второй половине дня, то есть через четверо суток после убийства Эдуарда Дадаева, отправился в Московский уголовный розыск. Беспокоить со столь мелким вопросом начальника МУРа Владимира Михайловича Яковлева он не стал, хотя и мог бы – их связывала давняя по нынешним временам дружба. Генерал-лейтенант еще в чине полковника служил заместителем у тогдашнего начальника МУРа Вячеслава Ивановича Грязнова, командовал убойным отделом. Но теперь этим подразделением уголовного розыска руководил сын Яковлева – Володя, Владимир Владимирович, подполковник милиции и относительно молодой еще человек. «Догоняю отца», – отшучивался он на подначки друзей из «Глории». С ним нередко приходилось в последние годы работать Александру Борисовичу, потому и отношения были соответствующие.

– Володя, привет. Ты не в курсе, что слышно по делу об убийстве советника из Госдумы Дадаева? Недавно, точнее, в прошлый понедельник я в молодежной газете – где ж еще и писать-то? – прочитал, что теплой воскресной ночью возле ярко иллюминированных дверей элитного публичного дома… стреляли… ну, и так далее… Не в курсе?

– Знаю, Саня, а чем вызван твой-то интерес?

– Это не мой, там, под Астраханью, Вячеслав столкнулся с семейкой Дадаевых. Завязаны, судя по Славкиным догадкам, на наркоте. Эдуард, убитый тут, – старший брат. А с полгода назад или чуть больше там прикончили среднего братца – Энвера. Остался последний, младший – Рахим. Вот Слава и пытается вычислить его судьбу. Так что у нас с этим Эдиком?

– Ну как – что? Действительно, шлепнули нашего… нет, пардон, вашего Эдика из пистолета Макарова. Два выстрела, оба – смертельные, непонятно, какой из них контрольный. Стрелял большой мастер. Оружие, как в лучших традициях, оставлено на месте убийства. Все было разыграно как по нотам. Киллер спокойно уехал в черной «тойоте», охрана озабоченно посмотрела ему вслед. Тут же был объявлен план «Перехват», не принесший, как обычно, никакого результата. А место там – прекрасное, закрытый ночной клуб, он же бордель для «больших людей», вход только по особым пропускам. Ну, элита, как ты правильно заметил, обслуживает элитную же клиентуру. Поговаривают, что кое-кто из «громких дам» развлекаются там этаким образом. Капризы, мол, у них такие, понимаешь ли. Интересно?

– Очень.

– Попасть не желаешь?

– Вова, а вдруг какую-нибудь «элитную» знакомую из нашего недавнего прошлого встречу? Что делать? Как себя с ней вести? Узнавать или делать вид, что за все уже «уплочено», как говорил один литературный котяра?

Яковлев-младший расхохотался.

– Вопрос, конечно, интересный. Но меня там другая проблема заинтересовала. Зачем туда приезжал Дадаев? У него же очень красивая жена, я с ней буквально в последнюю минуту перед ее отъездом успел познакомиться…

– Да-а? – у Турецкого вспыхнули глаза. – Вдова, ты хочешь сказать?

– Она самая. Но, должен сказать тебе со всей откровенностью… – Володя вкусно почмокал губами.

– И далеко? Отъехала, я имею в виду?

– Видишь ли, Саня, твоя личная неудача заключается в том, что все семейство московских Дадаевых отбыло куда-то под Нальчик, где, говорят, у них родовое захоронение. И пока никто из них в Москву не возвращался, даже допросить путем невозможно, не лететь же на кавказское кладбище?! Не успел ты, Саня, стало быть, опоздал, – искренне посочувствовал Яковлев и состроил горестную гримасу.

– Конечно, жаль. Но мне бы еще хотелось…

– Кого? В смысле, каким элитным способом? – сострил Владимир.

– Не угадал. Кто им на «земле-то» занимается? Это чей район?

– Дорогомиловский, ты там, по-моему, уже сражался за правду. И не однажды.

– Точно, было дело. А конкретно?

– Некто Мищенко Захар… кажется… Петрович. Старший по особо важным. А мы этим делом заниматься не стали. Он же не депутат был, а всего лишь советник, в смысле – помощник, шишка не та. Оставили «на земле».

– Твой батя так решил?

– Нет, по-моему, кто-то позвонил. Мол, оставьте, ребята, пусть идет своим чередом. Вопрос?

– А зачем? Я понимаю так, что кому-то не нужно, чтобы убивца отыскали быстро. Потянется – забудется, сотрется из памяти. Ничего нового. А Мищенко, поди, тоже не торопится?

– Примерно так, – согласился Яковлев. – Так ты чего, собственно, от меня хотел?

– Того, чего у тебя нет.

– А вот тут ты, Санечка, промахнулся. У меня как раз имеется то, чего нет даже у Мищенки. А у него, он заявил, есть все.

– Поделишься?

– Для Вячеслава Ивановича мог бы и не просить, – засмеялся довольный подполковник. – Ну, тогда слушай…

Должность у Дадаева в Госдуме была не совсем понятная: советник, без указания конкретного лица, якобы группы депутатов от республик Северного Кавказа, что-то вроде координатора по взаимодействию, короче, черт-те что. Но так значилось в его удостоверении, а на самом деле ни в какой Думе этот человек не служил, зарплату не получал, и его «важное» удостоверение было чем-то похожим на прикрытие от правоохранительных органов. Ну кому охота связываться с депутатским «координатором по взаимодействию»? Только сумасшедшему менту, забывшему о субординации. Однако, с другой стороны, Дадаев и в противоправных деяниях замечен не был. И потому причину, по которой его с классическим киллерским почерком расстреляли за считанные минуты до наслаждения, понять было невозможно. Никому он, похоже, не наступал на ноги, ни у кого в должниках не числился – это уже его вдова говорила, красавица Деша, внучка какого-то известного там, у них, горского князя. Но ведь была же веская причина, иначе зачем вся эта театральная показуха?.. Пока ответа не имелось. Представители менеджмента клуба, вызванные в прокуратуру, дали весьма расплывчатые показания о том, что им, в принципе, ничего не известно о каких-либо конкурентах. Мол, если таковые и были, – что вполне возможно, ибо бизнес уже сам по себе предполагает жесткую конкуренцию, – то об этом мог знать только сам хозяин, а он ни с кем не делился своей информацией. Как и замыслами. А проникнуть в элитный «дворец терпимости» тоже еще не удалось, на тамошнюю охрану могло воздействовать разве что постановление Верховного Суда Российской Федерации. Ибо всем московским милицейским генералам немедленно позвонили очень ответственные лица и вежливо «попросили» оставить тот «клуб» в покое. Словом, потоптались оперы, махнули рукой и плюнули, благо никто сыщиков особо и не торопил. Значит, у кого-то из власть имущих имелись на то веские причины.

Но самое интересное «интриган» Володя припас под конец. Дело в том, что хозяином клуба «Одеон» – на Можайском шоссе, так же как и подобного ему «Феникса» за кольцевой в районе Теплого Стана, и «Орфея» по рублево-успенскому направлению, является не кто иной, как господин «координатор» Эдуард Дадаев. Об этом сказала Володе сама Деша, давно уже просившая мужа оставить этот опасный, с ее точки зрения, бизнес. «Чем же он опасен? – удивился Яковлев. – Не более чем любой публичный дом, разве что публика выглядит поприличнее, хотя как сказать…» Нет, оказалось, что именно эти ночные заведения фактически созданы исключительно для релаксации депутатов Государственной Думы, утомленных неустанной заботой о своих избирателях. Вот в чем главная фишка!

И это было уже кое-что! Но, в общем, ввиду невозможности проникновения в ночной депутатский оазис простого российского сыщика, как понял Турецкий из этой информации, дело было тухлым. А для Дорогомиловской межрайонной прокуратуры – тем более чистый «висяк». Вряд ли и Мищенко что-нибудь путное накопал, но заехать к нему все же стоило, чтоб хотя бы выразить свое сочувствие по поводу его мужества и твердой гражданской позиции. А если тот окажется нормальным мужиком, то и поделиться Славкиной информацией из Астрахани…

Он был не стар и не молод, этот старший следователь, просто никакой – возрастом от тридцати до пятидесяти пяти лет. И к тому же терпеть не мог просителей. А Турецкий ему именно таковым и показался. Знакомый человеческий тип…

Бродяга Макс, углубившись в дебри никем, кроме него, не изученных до конца сетей великого и всемогущего Интернета, обнаружил таки кое-какую информацию о братьях Дадаевых. Наиболее интересная оказалась о старшем – Эдуарде.

Возраст – 58 лет, дважды женат, двое детей от первого брака, оба – мальчики. Окончил в Москве институт нефтехимического синтеза, работал на предприятиях Баку, Казани и Грозного. Потом в начале перестройки ушел в бизнес и сколотил приличный капитал. Отсюда и пошел его новый, уже развлекательный релакс-бизнес. Впрочем, обычное явление для тридцати– и сорокалетних специалистов, без опаски ринувшихся в начале девяностых годов в волны повсеместной и дикой приватизации. Вот, собственно, и вся биография. До двух последних выстрелов.

Ну, что касается релакс-бизнеса, то здесь, скорее всего, и суть дела понятна, кроме одного пункта. Обслуживание депутатов и координация – это, вероятно, грани некоей системы, в соответствии с которой депутатов ставят в известность о том, кого из них и где ожидают нынче ночью. Словом, доставка, обеспечение, обслуга и так далее. Но почему же так боялась этого безобидного бизнеса супруга Дадаева? Чем он казался ей опасным? Впрочем, теперь можно понять, за что так уважали своего старшего брата младшие: очень большой человек в Москве, с самим президентом близко знаком… Ну, не будем преувеличивать, может, и не с президентом, но наверняка с кем-то из его окружения. Поэтому он обладает огромными связями и, вероятно, средствами. Это естественно: если у него созданы для депутата все условия для «релаксации» в любую минуту, тогда его собственные возможности также распространяются и на того «народного избранника», которого ловко обслуживает элитный ночной клуб. Вот и весь секрет.

О среднем брате сведений в сети у Макса не оказалось, лишь фамилия и упоминание: занимается производством мяса и шерсти в южном регионе страны. О младшем – вообще ни слова. Неплохая, в принципе, семья, если бы только по чьей-то злой воле не начался регулярный отстрел ее мужской половины. Так что, очередь теперь за младшим? Оптимистический вывод.

А вот Славкино подозрение в целенаправленном распространении наркотиков – это уже что-то. Тут и конкуренты могли объявиться у Дадаевых, сильные и бескомпромиссные, им и Госдума – не указ. Так, может, здесь и следует искать причины обоих убийств? Ларчик-то, если подумать, откроется без больших трудностей…

Зря полагал Яковлев, что «на земле» факты о «хозяйственной» деятельности Эдуарда Дадаева были неизвестны.

Мищенко внимательно выслушал Александра Борисовича, поскольку не обнаружил в его появлении и просьбе никаких «подспудных» мыслей, а лишь желание поделиться информацией. И сообщил в свою очередь, что также пытался найти ответ на вечный вопрос «кому выгодно?». И вот к чему пришел.

За эти элитные клубы, принадлежащие Дадаеву, уже давно велась вялая, но и постоянная борьба, до последнего времени, правда, не переходившая в открытую кровавую войну. Точнее, можно сказать, в самой ситуации просматривается в первую очередь борьба за то влияние, которое клубы оказывают на свою специфическую, мягко выражаясь, клиентуру. Попытки покушения, кстати, на Эдуарда уже были, но обе, очевидно, имели целью, скорее, не убрать Дадаева, а лишь напугать, оказать на него давление. А вот от кого исходило это давление, знал лишь сам Эдуард Дадаевич, и своими знаниями и секретами он ни с кем не делился. И поскольку обе акции устрашения не принесли результатов, о них и в прессе не сообщалось. Словно чья-то сильная рука останавливала журналистов от распространения подобных сенсаций. Ну, стреляли, мол, и стреляли, мало дураков на свете? Каждый день где-то стреляют. Но ведь промахнулись?

Теперь же, по предположению Мищенко, те попытки покушений можно назвать предупреждениями. Бог, говорят, троицу любит? Так вот, как раз третье покушение и закончилось трагически. Хозяина в гробу повезли на далекую родину, в какой-то аул. Повез младший брат Рахим, с которым на похороны отправилась и семья покойного – жена с детьми от его первого брака. Весь вопрос теперь в том, кто займет место Эдуарда Дадаевича в руководстве его релакс-бизнеса?

– А тот, – неожиданно улыбнулся хмурый Мищенко, – кому это и было выгодно! Надо просто немного подождать и посмотреть, что станется с «Одеоном» и «Орфеем». Там ведь, по идее, власть тоже должна перемениться…

Ну а остальное – уже дело техники, иначе зачем же держать в этих заведениях своих агентесс? Красивых женщин из обслуги, которые меньше всего хотят «светиться» на московском небосклоне, их ведь тоже можно легко понять – заработки дай боже! А депутатская страсть – дело нехитрое и особо не навязчивое, если говорить по правде. Тем более что многие законодатели предпочитают «служить обществу» именно в «Одеонах» и «Орфеях» – там им проще и комфортнее…

– Может, мысли приходят светлые и перспективные? – с серьезным видом предположил следователь.

Значит, сделал вывод из услышанного Александр Борисович, поделившись с Захаром Петровичем и собственной информацией, начался обыкновенный отстрел семейства, члены которого могли претендовать на владение клубами. И никакой тут политики. Обыкновенная бандитская разборка, только на высшем уровне. Но тогда при чем здесь какой-то пчеловод Антон Калужкин?

Славке должна понравиться такая информация, отметил Турецкий, но решил сегодня, поскольку уже поздновато, Грязнова не беспокоить, а позвонить ему с утра, на свежую голову. Сам же Александр Борисович отправился в «Глорию», где его заждалась темпераментная особа в звании младшего юриста. Мельком подумал, что пора бы девушку за ее постоянные старания как-то повысить, что ли, в должности, а то так ведь и обидеть можно. Да и папа ее – генерал из «Арбатского военного округа», как-то намекнул дочери, что в ее возрасте – двадцать шестой уже! – пора бы и подняться по служебной лестнице. И еще грозил найти ей место в более престижном юридическом заведении. Но Аля «видела в гробу» буквально все и всех, кроме своего наставника и учителя Александра Борисовича, Санечки… Хорошая девушка, воспитанная и умненькая… И, что важнее, много времени от семьи не отбирает. Ничего не поделаешь, плотский эгоизм особенно свойствен пятидесятилетним мужчинам, и только немногие женщины это понимают и не обращают внимания. Остальные, как заметила как-то одна из бывших «приятных знакомых» Турецкого, «жутко страдают». Бог им судья…

Саид бормотал по-чеченски, демонстрируя, что он полностью обессилен, но это ни на кого не действовало. И стоило Володе лишь занести каблук над пахом лежащего навзничь пленника, как тот переходил на ломанный русский. Невольно и без особого принуждения.

Он, конечно, врал. Ни о каких наркотиках слыхом не слыхивал. К Дарье, как и предполагал Володя, пришел, чтобы попользоваться ее услугами, так как здесь все знают, что она отдается за деньги. А тут уже нашелся неизвестный любовник, вот он и рассердился. Примитивненькая ложь. Кстати, визитку он в глаза не видел, нож – не его, кто-то нарочно подбросил. И все в таком же духе.

Грязнов с Климушиным послушали и заговорили между собой.

– Брешет, как вонючий шакал, – сказал Вячеслав Иванович.

– Точно, я сам слышал, о чем он говорил Дарье в кустах. Срочно груз наркотиков везти. Прямо завтра. В Воронеж, адрес нам давно известен, будем брать с поличным. Меня он собрался убрать, за прогон отнести: заподозрил, значит. Правильно заподозрил. Потому и с ножом кинулся – там, на рукоятке, только его отпечатки пальцев. Нападение на сотрудника милиции при исполнении им служебных обязанностей. Статья Уголовного кодекса. Наркота – другая статья. Угроза убийством – третья. Я много ему наберу. Но только в суд он от меня попадет калекой. Может, я начну, надоел мне этот?.. – И Владимир очень оскорбительно обругал пленника.

– А чего, слушать его брехню у меня тоже нет времени. Давай, ты пока поработай с ним, а я вызову спецназ, а потом пойду к Рахиму. Скажу, что Ахмет сам организовал убийство Энвера, а теперь эти мерзавцы и его убийство готовят, последнего в роду Дадаевых. А когда узнаю их фамилии и пробью по базе данных, наверняка они боевиками окажутся, объявленными в федеральный розыск и скрывающимися от правосудия. Вот их всех сразу и упакуем – всю гоп-компанию. А мента этого ихнего, Полозкова, в первую очередь.

Грязнов поднялся и «нечаянно» уронил кочергу, на которую опирался, она упала на грудь Саида, и тот испуганно взвизгнул – от неожиданности, разумеется, потому что боли не было никакой. Созрел уже, пора было раскручивать.

– Давай, Володя, начинай. Ну, так как твоя фамилия?

Климушин поставил ногу на его пах. Просто поставил и сделал вид, что собирается перенести на нее свой вес – только качнулся вперед. И Саид заторопился.

– Хасмагомедов… – почти неслышно прошептал он.

– Хорошее начало, – одобрил Грязнов. – А у Ахмета? Володя, ну чего ты ждешь? Видишь, ему же нравится, когда давят каблуком на яйца.

– Тоже, брат он… старший… – торопливо ответил Саид.

– Видишь, какой сразу умный? – улыбнулся Грязнов и подумал: «Вот почему они так похожи». – Володя, у тебя камера с собой? Принеси, щелкнем его… Ну и рожа… Чем ты его достал, свинчаткой?

– Нет. Если бы свинчаткой, он уже трупом был бы. Просто рукой немного задел, погладил.

– Профессионально, хвалю… Плесни на него воды, и вон тряпка, – указал в угол на половую тряпку, – утри его, а то невозможно определить – рыло это свиное или геморройная задница…

Саид скрипел зубами, дергался всем телом, извивался, рычал, но Климушин коротким ударом под дых успокоил пленника и вытер его лицо от запекшейся крови. С зубами у него теперь было, как заметил Володя, далеко не все в порядке. Губы вздулись. Но узнать компьютер сможет – это главное. А ты не подставляйся!..

Потом Саида посадили на стул и сфотографировали.

– Братья похожи, – сказал Грязнов. – Надо срочно послать запрос.

– А с этим что делать будем? – Володя кивнул на Саида, как на пустое место.

– С этим? Заткнем рот вон той же тряпкой, наденем мешок на голову, и вывезем за прогон. А там шлепнем и бросим, кто-нибудь найдет, подумает, что свои не поделились, разборку устроили. Это ж бандиты, убийцы, чего их жалеть? Давай-ка выйдем и поговорим, потом начнем паковать, а там посмотрим.

Они вышли на веранду, где тихо, как мыши, молча сидели женщины. Грязнов приложил палец к губам и, прикрыв за собой дверь, тихо сказал Климушину:

– Алексею звонить еще рановато, а этого, я думаю, мы пока в машине вывезем, нечего ему тут делать… Дарья, ты все поняла, куда, в какую дрянную историю тебя эти бандиты втянули?

Та отрешенно кивнула.

– Да поняла она, – сказала Евдокия. – Надо быть полной дурой, чтоб не понять самых простых вещей.

Владимир взглянул на Дашу и даже несколько оторопел: она не слушала, то есть делала вид, что слушала, но на лице ее мелькала гримаса протеста и ожесточения. Нет, ни черта она так и не поняла. Она боялась. И боялась жестокой мести со стороны «соседей», видно, напугали ее уже однажды – раз и навсегда. Пыталась, наверное, забыть, но ничего у нее не выходило. А в приступе страха женщина может такой беды натворить, что сама потом горько жалеть будет. Если в живых останется. Поэтому и никаких тайн ей сейчас открывать нельзя. И очень жаль, что вся эта история случилась на ее глазах. Не верила она никому, даже ему, пытавшемуся говорить с ней ласково и с глубоким участием, тоже не верила. И Климушин жестом остановил Грязнова, который хотел что-то объяснить Дарье, кивком предложив выйти на улицу.

– Ты чего? – удивился Вячеслав Иванович. – Я что-то не то сказал? Или чего-то не так понял?

– Она сейчас ничего не слышит, Вячеслав Иванович. Она думает лишь об одном: какая кара ее ожидает. Поняла, что наговорила мне лишнего, и за это ее не помилуют, если узнают. Но я ведь обещал ей, что никому ни слова не скажу, а сейчас вижу, у нее полнейший ступор в мозгах, и ужас в глазах. Не знаю, что и делать.

– А ты еще раз поговори с ней спокойно и без паники, скажи, что будет лучше, если она временно уедет к кому-нибудь из родственников, у нее же их, говорят, много?..

– Не родственники это, я уже выяснил. Именно этого-то, я думаю, она больше всего и боится. Тут у меня целый список на бумажке, – Климушин хлопнул себя по карману и достал список с адресами. – Вот, Вячеслав Иванович, все они – распространители наркотиков – в Астрахани, Воронеже и Саратове. Тут полстаницы в курьерах у Дадаевых, или, возможно, у чеченцев Хасмагомедовых, служат… Такая могучая сеть, представить трудно. Ну да, на наркоте же сидят… Возьмите, только я бы не стал передавать Алексею Кирилловичу открытым текстом, мало ли кто на сотовой связи сидит? Сведения-то эти – на вес золота. А у здешних баронов, или кто они там, я уже и сам вижу, практически все куплено. Права Дарья, не знаем мы истинного положения… А ей-то я, конечно, скажу. Да только вряд ли она теперь послушает… Ее здорово подкосило известие о том, что я – милиционер, мент. Зря проговорился. Просто подумал, что уже достаточно завоевал ее доверие. Оказалось, ошибся. И боюсь, что я ее невольно подставил под удар. А как объяснить, что это не так, сам не знаю…

– Ну, ты все-таки постарайся. А пока давай этого запакуем и – в машину, да я поеду. У Дуси где-нибудь в курятнике спрячем пока. И сразу позвоню Алексею. Кажется, мы с тобой обострили здесь обстановку хуже некуда, придется помощь просить…

– Вячеслав Иванович, может, с собой ее заберем? Тревожно что-то…

– Забирай, если согласится. Мы все-таки мужчины, защитим в случае опасности… Пойдешь, пошли сюда Дусю, я ее жду.

Владимир вернулся на веранду и мигнул Евдокии, качнув головой к двери, и та встала и вышла во двор. А Климушин сел на ее стул.

– Даша, – начал тихо и спокойно. – Тебе сейчас ничего не грозит, но было бы гораздо лучше, если бы ты уехала на несколько дней, не больше недели, к кому-нибудь из своих родственников. Они у тебя есть?

Женщина кивнула, глядя в одну точку на полу.

– Прямо сейчас, не задерживаясь, а я тебя могу к остановке автобуса доставить, хочешь?

Она отрицательно покачала головой.

– Никуда я не поеду. От них не спрячешься.

– Ну, пойдем тогда к Евдокии.

– Нет, не хочу. У меня свой дом есть… А ты уезжаешь?

– Не сейчас, но… скоро. Дела, Дашенька.

– Что ж, прощай, значит, милый, не поминай лихом… – Наконец-то одна живая интонация мелькнула в речи. – Я тебе зла не желала.

– Так и я тоже тебе не желаю, наоборот, помочь хочу.

– Уже помог, – сказала она, тяжело поднимаясь. – С ним-то чего станете делать?

– Зароем за прогоном. Или в протоке утопим – с камнем на шее. А то отправим в Астрахань, там ему найдется подходящее место в тюремной камере. Но если тебя кто-то начнет спрашивать о нем, будет лучше, если ты скажешь, что ничего не знаешь, поняла? А только слышала, как он напал на твоего постояльца, после чего уже не видела ничего. Ночь была, темно, и, куда они оба делись, тебе неизвестно. Понятно?

Она посмотрела на него, неопределенно как-то качнула головой и вышла в сад. Там села на лавочке, возле умывальника, и словно задумалась.

– Даша, – позвал Владимир, – я тебе денег оставлю. Сколько я должен?

Но она лишь отмахнулась слабым движением руки.

Вот и погулял, и «проник во вражеский стан…».

– Славка, привет! Ты уже проснулся или я разбудил? Тогда извинись за меня перед дамой.

– Привет, Саня, я давно не сплю, у нас тут такие события разворачиваются!

– Что, началось по новой?

– Да вроде того, сейчас буду подмогу из Астрахани вызывать. Погоди чуток, я машину загоню во двор, и поговорим…

– Так ты из машины, что ли, отвечаешь? – удивился Турецкий. – Ладно, освободишься и позвони сам. Есть у меня одна мыслишка, но касается она совсем другой темы…

– Не отключайся, минутное дело… Так, слушаю, какие у тебя новости? – спросил, помогая Дусе закрывать ворота и прижимая трубку плечом к уху. – Ты ж просто так звонить не станешь?

– Вчера в МУРе и ОВД побывал по твоему делу…

И Турецкий, не стараясь вдаваться в детали, не имеющие значения, пересказал Грязнову то, что считал необходимым в расследовании. Упомянул и об отъезде семьи покойного на Кавказ, в родное село на похороны. Услышав и об отъезде Рахима, Вячеслав Иванович немного расстроился. Ему сразу не понравилась ситуация с нападением на Климушина, и появилось желание прямо сегодня же, не откладывая дела в долгий ящик, переговорить об этом с младшим Дадаевым. Должен ведь был он понять, куда заворачивает дело, превращаясь уже в обыкновенную уголовщину! Но выходит, поскольку его нет дома, значит, и ночные события могли быть инициированы уже Ахметом и его помощниками. А такая инициатива будет весьма чревата в первую очередь для самого Рахима. Он – глава, ему и отвечать за преступные действия своих людей. Да, это действительно нехорошо, потому что договариваться, и вообще встречаться с Ахметом Хасмагомедовым у Грязнова никакой охоты не было.

А с другой стороны, дальнейшее попустительство окончательно развязало бы руки этим бандитам…

Заканчивая разговор с Турецким, Вячеслав Иванович выдал для Макса ночную информацию относительно братьев Хасмагомедовых – Ахмета и Саида. Требовалась срочная проверка этих деятелей по всем имеющимся в наличии базам данных. И пообещал минут через десять-пятнадцать отправить фотографию младшего брата на имейл «Глории».

– А что, кстати, за мыслишка-то? – вспомнил Грязнов фразу, брошенную Турецким.

– Да это конкретно тебя касается. Я по поводу квартиры твоей. Тут Филя, заботливый человек, нашел хорошую бригаду, готовую сделать у тебя на Енисейской качественный евроремонт. И относительно недорого. Я чего подумал? Позвоню-ка Снегиреву и спрошу, когда смогут туда, на квартиру, подъехать строители, чтобы определить фронт работ, а главное, сроки исполнения? Это, мол, все – деньги, и немалые! Да и сама акция немножко подтолкнет под зад твоего любимого генерала, который, по моему разумению, на тебя просто положил, в самом непосредственном смысле. И даже не чешется. Что скажешь? Надо же когда-то наводить порядок… в танковых войсках?

– Да мне неудобно как-то…

– Это тебе неудобно, и правильно, ты у нас – хлебосольный хозяин. А мне очень даже удобно и, думаю, вполне своевременно напомнить ему, что директор всеми глубоко уважаемого частного охранного агентства не должен жить в своем рабочем кабинете, держа вещи в кладовке. Ненавязчиво так напомню, я умею, Славка. Могу еще добавить и о возможной супруге. Если у тебя нет серьезных возражений… – осторожно, не педалируя слово «супруга», добавил Турецкий.

– Ладно, поступай как знаешь, – после короткой, но многозначительной паузы, ответил Грязнов, – только меня не впутывай, пожалуйста, не хочу портить отношения. Может однажды пригодиться.

– Ты не прав, Славка, это ты ему можешь пригодиться, а он – на пенсии – решительно никому больше не понадобится. Я чуть-чуть напомню ему об этих обстоятельствах, он должен понять… И последнее. Ну и как там наша с тобой любовь и нежность?

– Это ты про кого?

– Да про Дусеньку твою, разумеется. Жива-здорова? Не обижаешь? Вниманием не обходишь, старый ловелас?

– Не могу обходить, не получается, – рассмеялся Грязнов, глядя на женщину веселыми глазами. – Ладно, Саня, горячий привет, письмом – подробности. Я, между прочим, думал над этими твоими словами… Может, ты и прав, не знаю. Но здесь сейчас, я уже носом чую, добром дело не кончится. Ну, давай, до связи…

– Я ж просила и от меня привет… – словно бы обиделась Дуся.

– А он понял, – усмехнулся Вячеслав Иванович. – О тебе же говорили.

– Сплетничали?

– Ты ведь сама слышала, не обхожу вниманием… Ну-ка, помоги мне этого деятеля в сарай перетащить. Закроем его там, пусть отдохнет…

Во двор торопливо вошел Климушин. На вопросительные взгляды Грязнова и Евдокии лишь сердито отмахнулся.

– Эту тумбу с места не сдвинешь… Полный… – Он снова махнул рукой, чтобы не выругаться.

– Напрасно вы так, Володя, – укорила его Дуся. – Она сейчас просто ничего не может воспринимать. Но я ей говорила, и она отвечала вполне разумно. Может, подобрее бы надо было? Женщина ведь…

Грязнова такая забота даже тронула, потому что в памяти всплыли довольно резкие оценки этой Дарьи, высказанные вчера Евдокией. Даже Зина говорила о ней мягче. И вот такая метаморфоза. Ох, женщины! – так и хотелось вздохнуть, что называется, от всей глубины души.

– Давайте этого… – Климушина уже не занимала мысль о Дарье. Не хочет – не надо. Более того, он даже почувствовал какое-то неясное облегчение оттого, что не нужно больше заботиться о дальнейшей судьбе этой бабы. Ну, было, так что теперь, вечно крест нести? Она сама напросилась, сама того хотела, так что ж теперь, жениться на ней, что ли? Куры засмеют! Глупость… И вообще, все эти станичные приключения тем и хороши бывают, что занимают короткое время и не оставляют потом о себе долгих воспоминаний. Было – и было… прошло…

– Куда перетаскивать будем? – спросил Владимир у Грязнова, но посмотрел на Евдокию. И подумал: вот же, совсем другая женщина, никакого сравнения. Даже позавидовал тому, каким взглядом она следила за Вячеславом Ивановичем.

Саида вытащили с заднего сиденья машины и, подхватив за плечи и ноги, перенесли в сарай, где у Дуси хранились дрова для летней кухни. Там положили пленника на старый матрас, и Грязнов, проявляя сердобольность, немного ослабил у него ремень на руках. Саид молчал, не выражая уже протеста – устал либо смирился. Последнее вряд ли, заметил, выходя из сарая, Вячеслав Иванович. Но на всякий случай запасливый Владимир покопался в своей сумке и достал моток широкого скотча, полоской которого заклеил рот пленнику – на случай, если тому захочется орать, привлекая к себе внимание своих.

– Дусенька, – озабоченно заговорил Грязнов, – я сейчас попробую до Алексея дозвониться, а ты, если нетрудно, приготовь нам, пожалуйста, чего-нибудь поесть. А то с этими приключениями скоро совсем живот подведет… Горяченького хочется… – И после паузы добавил: – А теперь мы займемся делом и перешлем в Москву фотик нашего «героя»…

Грязнов открыл ноутбук, дал ему «разогреться», подсоединил приставку Интернета и вставил чип фотокамеры в гнездо…

– Можно звонить на службу, – сказал Климушин, дождавшись, когда Вячеслав Иванович закончил передачу и отодвинул ноутбук. – Алексей Кириллович рано приходит. – Он посмотрел на часы: – Сейчас уже точно на месте…

Грязнов взял мобильник и набрал номер генеральского телефона.