Текст книги "Чисто астраханское убийство"

Собираясь «на острова», Грязнов где-то подспудно держал мысль о том, что чеченцы эти вполне могли сказать деду одно, а сделать другое, то есть полностью противоположное. «Намекнуть» о поездке на кошары, куда за ними, как они имели все основания предполагать, кинется и погоня, а рвануть на острова, где их даже и пытаться искать никто не станет. А может, у них здесь даже и база своя оборудована, кто проверял эту нехоженую территорию? Отошел от тропинки на три шага в сторону, и уже никто тебя не обнаружит. Камыши, конопля, купы ив и других деревьев – кто разберется?

Впрочем, теперь перед Грязновым вставала новая задача. Ехать и проверять, кого видели милиционеры, Ахмета или просто похожего на него человека, он не мог. Не должен был. Еще сам по себе может, и решился бы, но с Дусей в салоне об этом и думать было нечего, поскольку Ахмет видел приходившего к Рахиму генерала милиции из Москвы. И прекрасно понимал, что просто так генералы к его «хозяину» не заглядывают. Да и Дадаев-младший наверняка поделился с ним своими впечатлениями о госте. Так что маскироваться или делать вид, что незнаком, не приходилось. Как и стимулировать повышенный интерес к нему со стороны местной милиции. Ведь опытный человек, два года скрывается, почти при этом не скрываясь. Это надо уметь. Однако узнать надо, чтобы ненароком не попасть впросак. Взяли, да не того, позора потом не оберешься…

И Грязнов, в принципе, завершив для себя процесс опознания, в котором предположений все-таки оставалось больше, нежели уверенности, посоветовал милиционерам не рисковать, а попытаться ненавязчиво выяснить, где прячется чеченский боевик, и довести эти сведения до своего руководства. Но самим ни в коем случае даже и не пробовать осуществить его задержание. Этот человек чрезвычайно опасен, жесток и кровожаден. Достаточно было вспомнить, что он «со товарищи» сотворил с несчастной Дарьей… А что там определенно была рука Ахмета, Вячеслав Иванович не сомневался.

Дав, таким образом, совет коллегам, Грязнов счел свою миссию на этот раз исполненной. Окончательная ясность с боевиком проявится лишь тогда, когда вступит в действие спецназ. А чтобы его задействовать, очевидно, даже усилий такого человека, как генерал Привалов, далеко недостаточно. Национальная политика, куда от нее? Но поставить его в известность просто необходимо.

Ну а что касается наркотиков, то тут у него и сомнений больше не было: сплошные массивы конопли. У какой-нибудь бабки на огороде три кустика вырубают, которые и выросли-то случайно, птички в клювах семена занесли, да еще и штрафуют якобы за «незаконное культивирование запрещенных к возделыванию растений, содержащих наркотические вещества», а тут – собирай да суши тоннами. В общем, пусть теперь сами думают… И почему станичники не только рыбой промышляют, тоже понятно, как и то, какие люди этим обстоятельством пользуются.

Говорили ж с Лешей, а у него один аргумент: острова не сожжешь, люди там проживают, а конопля – такая зараза, что и сеять не надо, сама растет где захочет… Снегири, помнил Грязнов еще из детства, любят конопляное семя, специально ездил за ним на птичьи рынки, где корм продавали…

Расставшись с местными стражами, Вячеслав Иванович предложил Дусе прокатиться вдоль берега Волги, посмотреть, как люди устраиваются, какова добыча. Говорят же, что здесь заготовка идет вовсю.

И в самом деле, берег кишел от палаток и рыбаков. По низкому берегу с визгом носилась детвора, женщины стирали белье и мыли посуду, а вот рыбаков видно не было – так, двое-трое всего и сидели со спиннингами. Спросил у одного, когда вышел, чтобы искупнуться маленько, песочек уж больно хорошим оказался. А рыбак ответил, что он здесь на хорошую рыбу и не рассчитывает. Это надо на лодке подальше, на быстрину выбираться, вон, где чайки хороводятся. Ну а если совсем уж серьезную надо, то лучше самому не ломаться, а договориться с калмыками, они с утра до вечера вдоль берега на своих «казанках» шныряют, улов предлагают. Сом, осетр, стерлядка… Сомы большие бывают, видел одного на сорок килограммов. У Грязнова зачесались ладони, знакомый зуд. Он усмехнулся про себя: тут уж что-нибудь одно – либо рыба, либо женщина…

А рыбачок, почувствовав интерес, разговорился – скучно, видать, одному на бережку, когда другие на лодках промышляют судака, чехонь, сазанов невиданного размера, так называемых чебаков, – ну да куда уж рыбаку без фантазии?

Рассказал, как те калмыки иной раз продают свои уловы. Тут же и днями и ночами к Астрахани и обратно большие теплоходы курсируют, а по ночам они освещены всевозможными праздничными огнями, прямо как елки новогодние, – загляденье. Вот калмыки на своих моторках догоняют и – к иллюминаторам: рыба, мол, и показывают осетра там либо крупного сома. Только представить себе такую картину: там в каюте мужик с бабой только-только к делу приступили, а к ним в окно страшная рожа с осетровым рылом стучится! Спятить можно от страха!

Ну, посмеялись. А Дуся, так просто залилась хохотом, и была она вся светлая, как тот самый праздник, смотреть – одно наслаждение. И понял Вячеслав Иванович, что охота охотой, а светлые деньки-то его уходят, лучшие часы песком сквозь пальцы утекают, а он вместо главного своего дела черт знает чем занимается! И так ему вдруг захотелось домой – в станицу, конечно, куда ж еще?..

На обратном пути он снова успел поговорить с паромщиком. На этот раз, уже ничем не рискуя, Вячеслав Иванович съехал с парома на берег и попросил молодого человека на минуточку заглянуть в салон машины, где и показал ему обе фотографии на мониторе ноутбука. Попросил вспомнить, не видел ли он этих людей? Тот посмотрел и почти с ходу ответил, что вот этого, – он ткнул пальцем в Ахмета – видел точно, а второго не видел.

– Это точно? – переспросил на всякий случай Грязнов.

– На память не жалуюсь, – усмехнулся паромщик. – А они кто?

– Вот этот очень опасен. – Вячеслав Иванович указал на Ахмета. – Будь предельно осторожен, не выдай нечаянно себя, главное, не смотри ему в глаза. Преступник обычно насторожен, расслабляется редко и лишь в полном одиночестве. А в глазах, глядящих на него, он сразу чует опасность для себя и способен на любое преступление. Глаза нашего брата выдают, понял, парень?

Тот покивал, очевидно, и сам понял, что не из случайного интереса расспрашивает его пожилой человек с явными командирскими замашками.

– Он когда появился здесь?

– Позавчера, по-моему. Но обратно еще не уезжал. У него тоже «девятка», только черная…

«Опять сходится, – подумал Грязнов. – А он не дурак, этот Ахмет. Да только я умнее его, правда, на самую малость. А был бы совсем умный, так сидел бы сейчас на бережку, как тот рыбачок счастливый, а в палатке Дусенька хлопотала бы… рыбку жарила да подмигивала: не пора ли, мол, и отдохнуть, мой генерал? Что-то ты нынче перетрудился спозаранку, не пора ли отдых дать душе и телу?..»

– Номер случайно не запомнил?

– Не запоминал, мне ж ни к чему. Так что если он машину не бросил и не уплыл катером, значит, здесь где-нибудь ошивается. Строений много, да и палаток. Поставил – и живи.

– А что, он мог и уплыть?

– Проще простого, тут же все время – туда-сюда… Оставляют машины, и катером – на тот берег, полчаса – и там. Потом возвращаются…

– Ну ладно, спасибо. Но ты запомни мои слова, от греха, что называется…

Глава одиннадцатая
Конец операции

Последние два дня отпуска Вячеслав Иванович посвятил рыбалке в самом чистом ее виде. Уходил на самом рассвете и сидел до обеда, а потом отдыхал. Дуся души не чаяла, такой стал он ласковый да послушный. Ну а что ему еще оставалось? Скоро прощаться… И ему не хватало решимости сделать наконец окончательный выбор. Звонил в «Глорию», будто ждал совета от Сани, но тот упорно уходил от темы…

На другой день после поездки на острова позвонил Алексею, скупо и сдержанно доложил об увиденном. Что касалось беглецов, это генерал немедленно взял на карандаш и ответил, что срочно займется этим вопросом сам. Ну а когда речь зашла о непроходимых зарослях конопли, как-то сразу поскучнел и сказал, что, в общем, все тут в курсе, но… Словом, повторил прежний тезис: мол, борются, конечно, но недостаточно, и надо бы усилить… Вечная и оттого очень удобная формула принятия на себя ответственности.

Что у них там происходило, неизвестно, но днем накануне отъезда Вячеслава в Москву Алексей Кириллович, лично, без всякого предупреждения, примчался в Ивановское. И был он весьма озабочен.

Грязнов решил, что тот хотел проводить и распить на дорожку положенные граммы, но дело оказалось просто из рук вон скверным. О чем генерал немедленно и поведал. Конечно, ни о какой ухе и речи уже не шло. И все, что он рассказал, было больше похоже на бред, если бы информация исходила не из уст генерала…

«Соседи» отреагировали довольно оперативно на просьбу астраханских коллег, поставивших их в известность о скрывающемся преступнике, а также о его товарищах Али и Шамиле. В район поселка Сары выехала милицейская группа, объехала ближние кошары и никаких чеченцев или лиц кавказского происхождения там, естественно, не обнаружила. Поспрашивали местных, те ответили, что не видели. Ну и закрыли этот вопрос.

А вот с островом получилось из рук вон плохо. Несколько сотрудников милиции из Цаган Амана, группу которых возглавил капитан Намсараев, производя последовательный досмотр домов и прочих строений на острове, неожиданно для себя наткнулись на вооруженного преступника. Завязался короткий бой, в результате которого капитан был убит, и еще два милиционера ранены. А преступник ушел. Просто вскочил в причаленную у мостков «казанку» и ушел по одному из ериков. Догнать его было практически невозможно. В поселке была объявлена тревога. Но и только.

Но главная соль происшедшего заключалась совершенно в другом.

В астраханской прокуратуре уже слышали об убийстве женщины в Ивановском. Это уголовное дело, возбужденное в Замотаевском следственном отделе, затребовали в Астрахань – со всеми уликами и задержанными лицами, подозреваемыми в преступлениях. Причем сделано это было на удивление оперативно. А дальше началось нечто, напоминающее цирковое представление. Подозреваемые категорически отказались отвечать на вопросы следователя, утверждая, что сами стали жертвами насилия. Кто совершал преступления, они не знают, и виноваты лишь в том, что оказались в ненужном месте в ненужное время. И все – в таком роде.

По всем статьям, это следствие теперь будет длиться долго. И вот основное.

По показаниям задержанных, – значит, кое-какие показания они все-таки дают! – при их аресте присутствовал некий человек, выдающий себя за отставного генерала милиции, с ведома которого, а, возможно, и по его инициативе и происходили сами задержания. Не исключено, что и к убийству женщины он мог иметь какое-то косвенное отношение. Нет, никто не утверждает, что это дело его рук. Но отдельные свидетели, имена которых разглашать в интересах следствия пока преждевременно, показывают, что данный человек, временно проживавший в Ивановском, ходил по домам и выспрашивал жителей о тех преступлениях, которые были совершены в станице обвиняемым Антоном Калужкиным. Интересовался также их настроением, делая вид, что выискивает новые факты, неизвестные официальному следствию. Иначе говоря, будучи несогласным со следствием, уже установившим вину Калужкина в совершении им фактически четырех убийств, этот человек, выдающий себя за генерала в отставке, решил провести собственное расследование, не имея к тому никаких оснований. И нельзя также исключить, что смерть Дарьи Двужильной отчасти явилась результатом его несанкционированных действий. Поскольку он был замечен в доме покойной, когда туда прибыла оперативная группа и судебно-медицинский эксперт. Но это еще, правда, необходимо изучать и доказывать.

Дальше. Указанный человек был замечен на островах, относящихся к территории Калмыкии. И там этот человек расспрашивал жителей и сотрудников милиции о неизвестных лицах, якобы совершавших преступления в соседней, Астраханской губернии и скрывающихся теперь на их территории. Результатом этих несанкционированных действий явилось убийство одного и ранение двух сотрудников милиции, которым был поручен Министерством внутренних дел Калмыкии розыск и задержание преступников.

Таким образом, получается, что названное лицо, проводя собственные расследования, так или иначе оказывается причастным к убийствам невиновных людей…

– Это же бред, Леша! – воскликнул изумленный Грязнов. И встретил холодный взгляд Привалова.

– Да, Слава, бред сивой кобылы. Но… ты теперь видишь, какую кашу заварил? Я знаю, что ты ни в чем не виноват, но эти козлы так просто этот вопрос не оставят. И скажут, что мое несогласие с их мнением зиждется исключительно на приятельских отношениях с тобой. Скажи мне честно, тебе это надо?

– Но ведь, Алеша, подожди… В чем они могут меня подозревать? Во-первых, Саид напал не на меня, а на твоего майора. Чего ж Климушин-то молчит? Или он у тебя секретный сотрудник? Далее, кто задерживал Полозкова? Да никто, если бы он не выхватил пистолет, угрожая окружающим, и не получил бы сковородкой по балде от твоей сестрицы. А вина его, кстати, очевидна, и ты полностью в курсе этого дела. И все необходимые факты также в руках Владимира Сергеевича. Как и неопровержимые улики.

– Да пойми ты!..

– Понимаю, Алеша, я все понимаю, – перебил его Грязнов. – Их много, а ты – один. Понимаю. Но если так будет продолжаться, боюсь, что все шишки могут обвалиться на тебя, ты ж меня пригласил сюда, значит, косвенно и виновен в том, что я свой нос не туда сунул. Но лично мне на них плевать. Народу что скажете, вот вопрос?

– Слушай, – Привалов поморщился. – Не занимайся ты демагогией! И ты понимаешь, и я понимаю, и все мы понимаем, а трупы кому-то очень хочется повесить именно на тебя. И допросить пока в качестве свидетеля, которого можно будет потом перевести и в подозреваемые. Это ты улавливаешь? Причем обязательно найдется другой свидетель, который подтвердит, что… не то чтобы видел, однако… и так далее. Ну, вроде того покойного калмыка, соседа Дусиного. И автомат к месту найдется, и пистолет, если нужно. А уж про какой-то нож и говорить нечего. И даже машина его собьет как раз в точно обозначенное время!

– Короче, что ты предлагаешь?

– Слава, ты меня достаточно знаешь, никаких неприятностей на твою шею я не желаю. Как и себе тоже. Я тебя прошу, сделай так, чтоб эти козлы не вызывали тебя на допрос. Это у них может растянуться на годы, и ты просто не сможешь вернуться в Москву. А я чувствую, что такое желание кое у кого уже появилось. Потому что ты своей, опять-таки «несанкционированной», деятельностью – смешно, да? – попытался разворошить некое осиное гнездо, которое для кого-то является родным домом. Скажи, ты хочешь здесь задержаться надолго? Как частное лицо?

Грязнов посмотрел на Дусю, сидевшую в сторонке со скорбным выражением на лице, и усмехнулся.

– Да вообще-то, наверное, не прочь, но только не в такой ситуации. Тут и не захочешь, виноватым станешь… Сделают…

– То-то и оно… Вот поэтому, Слава, я и примчался. Тебе надо срочно улететь в Москву. Ты меня прости, но я взял на себя смелость и заказал для тебя билет. На сегодня, на вечер, можешь запросто успеть.

– Так я ж завтра и собирался, – с беспомощной интонацией проговорил Грязнов. – И без всякой спешки…

Он мельком кинул взгляд на Дусю и увидел, как женщина побледнела.

– И потом, Алеша, я вот уеду… да когда скажешь, тебе, разумеется, видней, но остается нерешенным самый важный вопрос. Этот Ахмет на свободе. Дураки взялись за дело и… результат налицо. Вероятно, я так понимаю, что показания обо мне дал один из тех двоих офицеров, оставшийся в живых, которые собирали дань с приезжих рыбаков? Если капитана убили, наверняка это – старший лейтенант, хлюпик такой. Я ж им, дуракам набитым, сказал… предупредил: будьте предельно осторожны, преступник вооружен! В ноутбуке фотографии братьев показал, и они одного, то есть Ахмета, тут же опознали. Его, кстати, опознал и парень, работающий на пароме. Самого узнал и машину его – черную «девятку». Ну, ты же в курсе, я говорил тебе. И что теперь? – Вячеслав Иванович огорченно отмахнулся ладонью. – Этого упустили! А чеченцы мстительны, особенно когда дело их родной крови касается. Если они, мучая Дарью, выведали у нее, кто брал Саида, а она это знала, значит, их месть распространится, во-первых, на меня. Но я не боюсь, и не таких узлом завязывал. Затем – на твоего опера. Но, что самое скверное, на Дусю! И если ты хочешь, чтобы очередная их жертва выглядела как Дарья Двужильная, из которой сам Ахмет, я просто уверен в этом, жилы вытягивал, тогда сделай ручками: «Сдаюсь! Ни на что не годен, господа!»

– Ну, ты, Вячеслав, преувеличиваешь! – Генерал чуть было не разгневался, но помрачнел и сдержался. – Да какое она-то имеет ко всей этой истории отношение?

– Точно такое же, как и Дарья. Разговаривала с ней у нее дома. И Дарья, несомненно, сказала им об этом. Поэтому и оставлять в живых свидетельницу они не захотели и замучили ее, а потом, уже мертвой, что подтвердил эксперт, перерезали горло. Показав, если ты еще помнишь прошедшую «чечню», что так они будут поступать со всеми «неверными». Это – суровое предупреждение, Алеша.

– Что же делать?

– Временно, пока вы не поймаете этого мерзавца, забери к себе или спрячь сестру. Они ни перед чем не остановятся.

– Я никуда не поеду! – решительно заявила Дуся.

– Поедешь, Дусенька, – суровым голосом ответил Грязнов. – Одна уже отказалась, ты сама слышала. И знаешь, чем кончилось. Причем поедешь, даже не разговаривая и не торгуясь по поводу условий. Мы все-таки с Алексеем профессионалы, и нас надо слушаться… А по поводу моего отъезда? Ну что ж, очень жалко бывает именно последних минут. Но я надеюсь, Дусенька, – он вымучил улыбку, – что мы обязательно встретимся. И в недалеком будущем. А пока тебе нужно запереть дом и послушаться брата. Когда надо ехать, Леша? Вы уж с Дусей поезжайте, а я – на «девятке» – за вами. Или оставлю машину в аэропорту, чтобы в городе лишний раз рядом с тобой не светиться.

Привалов помолчал, покачал головой, потом залез в карман и достал авиационный билет.

– Тут все твои данные указаны, так что – прямо на регистрацию. Ты уж извини меня, Слава, что так вышло, видит бог, я не хотел… Да, видно, такая уж наша судьба ментовская, во все дела свои носы совать… И первым же получать по носам… А ты, Евдокия, – жестко добавил он, – быстро собирайся. Поживешь у нас дома, ничего, не умрешь. Надо – значит, надо, Слава прав. Нам еще твоей крови не хватало…

– Ну, хоть проститься-то я могу? – уже со слезами в голосе спросила она у брата.

Он посмотрел на нее, потом хмыкнул и сказал с мрачной полуулыбкой:

– Нет, я, конечно, видел… подозревал… но не ожидал, что у вас так далеко зашло. Или не прав? – Он посмотрел на Грязнова, и Вячеслав почувствовал, что просто вынужден ответить правду.

– Правильно видел… Очень хороший человечек эта наша Евдокия. Очень славный… Но мне необходимо время. У меня ж сейчас, ты сам прекрасно знаешь, ничего нет, даже угла собственного, чтоб голову преклонить. Но все скоро будет, вернется. И вот как решу этот вопрос, так и… Словом, я думаю, мы с тобой, Дусенька, расстаемся ненадолго… – Он помолчал и заговорил, глядя в пол, будто в раздумье: – Мужчина в моем возрасте не имеет права совершать необдуманные поступки, от которых потом может страдать другой, очень хороший человек. В смысле… Ну, ты меня понимаешь… А по поводу свидетельских показаний, Леша, если возникнет необходимость, так я, как говорится, завсегда готов, пусть прилетает следователь в Москву, как это у нас часто практикуется, расскажу ему все, ничего не утаивая. Прямо в «Глорию» пускай и едет, примем, расскажем… Только у меня остается скверное ощущение от всей этой истории. Знаешь почему?

– Интересно твое мнение, – без всякого интереса отозвался Привалов.

– Дело в том, что прежние обвинения рассыпаются, и они вынуждены проводить новое расследование. Что их и злит. А жалкая месть обычно и выливается в такие вот ситуации. Им нужен крайний. И они выберут на эту роль… или, во всяком случае, постараются сделать крайним именно тебя, имей это в виду.

– Сроки им даны жесткие, вот и стервенеют… Но я тебе должен сказать, Вячеслав, что дело передано следователю, которого я знаю, он – порядочный человек. Правда, и на него давят, сам понимаешь, вот и приходится вертеться, как…

– Знаю, можешь не продолжать. Но ведь задержанные нами все-таки дают показания, разве не так? Пусть и не в нашу пользу, но и не молчат, а говорят конкретно то, что нужно новому расследованию. До поры до времени… Нет, Леша, не станут они меня задерживать и допрашивать. Ни в каком качестве не станут. Потому что знает кошка, чье мясо съела. Я ж не от сохи явился и кое-какой вес все-таки имею. И скажу то, что надо мне. Им же нужно только то, к чему мы с тобой сейчас и пришли: надо, чтобы я срочно улетел к чертовой матери и больше никогда здесь не показывался. Ни в качестве частного сыщика, ни свидетеля, ни любителя-рыболова. А ты скажи мне теперь, что я не прав?

Вячеславу Ивановичу очень хотелось добавить только одну фразу: «И ты, Алеша, активно помогаешь им достичь этой цели, – увы, потому что и у тебя нет другого выхода». Но он промолчал и даже не стал ожидать ответа, как бы спустив свой вопрос на тормозах.

– Пойду, соберусь. Нищему, говорят, собраться что подпоясаться. А ноутбук я тебе возвращаю, спасибо за помощь. Скажи, чтоб там все стерли, никому это не больше нужно…

– Я помогу!

Дуся словно спохватилась и бросилась за ним в маленькую комнату. И там кинулась ему на шею и тихо, отчаянно зарыдала. Пришлось успокаивать, гладить, целовать в щеки и за ушком, где она особенно любила его поцелуи. Наконец затихла, утерлась передником и спросила:

– А с собой-то, Славушка? Я ж тут тебе всякого наготовила…

– Ну, ты ж сама видишь… Бегу, как последний трус. Куда мне? Дай-ка разве что одну рыбешку вяленую, ребят в агентстве угощу. Под пивко. А уж мы как-нибудь в другой раз…

– А будет ли он, другой-то раз? – снова с тихим отчаянием спросила она.

– Ты верь, и все будет…

Он успокаивал женщину, а у самого кошки скребли на сердце, боялся поверить собственным словам. Мелькнула даже воровская мыслишка: «А может, так и надо? Может, оно и к лучшему?.. Ну, успокоится, в конце концов, забудется, всяко в жизни бывает… Найдет себе однажды мужичка помоложе, да не такого упертого. Еще и детишек ему нарожает, ей же еще и сорока нет…»

С этими неуверенными мыслями Вячеслав Иванович и улетел, провожаемый в аэропорту генералом Приваловым – мало ли что могло случиться, да хоть и какая-нибудь провокация?

Дуся попрощалась с ним сдержанно, возле дома своего брата, уже без слез, уговорила-таки захватить с собой сумку с вяленой рыбой – на память. А сама пообещала передать от него привет Зине, потом, позже, когда возвратится к себе домой…

Возвратится… Похоже, этим словом она и поставила последнюю точку в их отношениях…

Рыба пошла нарасхват. Народ, в количестве трех человек, веселился и все расспрашивал Вячеслава Ивановича, когда, наконец, смогут произойти кардинальные изменения в его жизни? Ну, конечно, Саня не мог не протрепаться. Грязнов был недоволен: зачем выносить сугубо личный вопрос на «общественное обсуждение»? Но Турецкий веселился, очевидно, у него была причина. Ночевать Вячеслав отправился к нему.

Оказалось, что Ирины дома не было, она убыла в Лондон, где в кембриджском колледже училась их с Александром дочь Нина. У той были каникулы, но Москву она посещать, как и другие, «продвинутые» дети российских родителей, не собиралась. Вот и пришлось маме идти навстречу. Вообще-то, поехал бы туда и Турецкий, он тоже соскучился по Нинке, но не оставлять же агентство, раз уж отдыхает директор, на произвол судьбы? Тем более что и основные «производственные силы» также разбежались, пока отсутствовал директор. Обычно в старые, советские времена это называлось так: по одной путевке – имелась в виду курортная, директорская – весь коллектив отдыхает. Да, впрочем, и нужды-то особой не было. Сотрудники, по общему уговору, оставались на связи, и в случае срочной надобности могли появиться в считанные часы на рабочем месте. И таким образом, в агентстве присутствовали лишь трое сотрудников: сам Турецкий, как временный руководитель, его боевая помощница, только что возвратившаяся из заграничного отпуска и так и не нашедшая там, по неизбежному выводу Александра Борисовича, своего счастья, и Бродяга Макс, вообще не оставлявший на долгое время свои компьютеры. Хороший, слаженный коллектив.

Макс не выходил из своего «заточения». Турецкий занимал кабинет директора частного охранного предприятия в ожидании срочных телефонных звонков или ненормальных посетителей. И наконец, Алевтина, курсирующая между своим секретарским столом в фойе и коленями обожаемого Сашеньки.

Вволю оттянувшись пивком под вяленую чехонь, с которой капал жир на разостланные по директорскому столу газеты, Макс отправился к себе. Аля сообразила, что сегодня у нее желанный «час откровения» – перед уходом с работы домой – сорвется, задерживаться не стала и ушла, унося для папы – генерала из Минобороны щедрую связку рыбин. А Грязнов и Турецкий остались в кабинете, ибо торопиться им было решительно некуда, а в настоящей ситуации Александр Борисович приготовлением пищи в домашних условиях себя не баловал. Нужды не было. Правда, пару раз это успела сделать Аля – ради особой награды за свои старания.

– Ну, рассказывай, – начал Турецкий. – Отчего вид суматошно-озабоченный? Что сорвалось в жизни?

И Вячеслав Иванович начал свое повествование. Рассказал о последних днях в станице, о кровавых событиях, стрельбе на островах и реакции астраханских следственных органов. Короче говоря, обрисовал как общую картину, так и частности. При этом, вспоминая и выстраивая «сюжет», он разволновался, что было, по правде говоря, для него не очень привычным делом. Чаще, правда, в прежние времена он бывал спокоен и рассудительно холоден. А тут крыл чиновников от правоохранительных структур почем зря. Даже генералу, который, собственно, и пригласил Славку на отдых, досталось по первое число.

Турецкий наблюдал за ним и слушал внимательно, но с едва заметным оттенком иронии. Вячеслав заметил это и возмутился:

– Тебе смешно, да?! Ты бы своими глазами посмотрел на это черт знает что!

– Славка, – успокаивал его Турецкий, – ты будто сюда прямо от конфирмации прибыл, ей-богу!

– Откуда? – Грязнов нахмурился.

– Ну, есть такой церковный обряд у католиков, когда девочки превращаются в девушек. Но еще не в женщин. Как бы другая судебная ответственность наступает. Я понятно объясняю?

– А при чем здесь дети?

– Абсолютно ни при чем. Это ты – как ребенок. Тайга тебя сделала наивным и сентиментальным. А то, о чем ты рассказываешь, друг мой, всегда было, есть и будет. Просто в той же Астрахани, вероятно, некоторые провинциальные ситуации приобретают гипертрофированный характер. Ничего страшного, разберутся. А ты не ломай себе голову. Лучше расскажи, как там Дусенька – прекрасный цветок лотоса?

Грязнов понурился и замолчал.

– Ты чего? – забеспокоился Александр. – Неужто опять она, проклятая?!

Это он напомнил Славке, что предпринимал уже несколько попыток жениться, но всякий раз, словно гоголевский Подколесин, если и не сам сбегал в последний момент, то его «накалывали» женщины. Вот и возникло к ним недоверие, переросшее в манию. Как в старые времена делали себе наколки блатные? «Нет в жизни щастя мне и брату Коле». Но, с другой стороны, пользоваться их щедрыми услугами Вячеслав Иванович вовсе не избегал, однако… лишь до определенного момента. Особенно если продолжение отношений уже покушалось на его дальнейшее жизненное устройство.

Турецкий и в этот раз, увидев цветущую Евдокию, а также утвердившись в мысли, что эта женщина для Славки – последний шанс, причем вполне реальный и даже такой, о каком тот мог бы и помечтать, решил приложить все усилия, чтобы альянс состоялся. Не забыв, впрочем, и о себе, грешном, увидев в сложившейся ситуации явную руку судьбы. И вот – на тебе! Неужели опять струсил?

И теперь уже допрос продолжился с пристрастием. Чтоб все как на духу!

Грязнов признался, что расставался с ней, будто разрывал сердце свое пополам. Что все-то он прекрасно понимает, что рад бы, но… опять эти грехи, что в рай не пускают… Даже Лешка-генерал, и тот, кажется, здорово посожалел о том, что так бездарно и нелепо оборвался и отдых Вячеслава, и наметившиеся было отношения его с Евдокией. Для которой, вполне вероятно, такое замужество тоже стало бы великолепным шансом обрести подлинное счастье. И для себя, и для мужа Славушки.

Но, может быть, еще удастся что-то поправить? Восстановить? Турецкий сейчас думал о Славкиной удаче и дальнейшем семейном благополучии как о своем собственном. Хотя его бог миловал. Не исключено, что до поры до времени. Ух, Алька, зараза этакая, никакого удержу! Нет, решил он, Славку придется вынудить, иначе уже никогда ничего путного у него не получится.

Главный его аргумент упирался в квартиру. Да, Снегирева удалось выманить из грязновского жилья. Филя, специально прибывший в агентство по этому поводу, нашел толковую бригаду строителей, и не очень дорогую, и качественную, с которой и явился непрошеным гостем на Енисейскую улицу, зная, что сумеет застать там генерала. Тот был уже наслышан от Турецкого о намечаемом ремонте, но полагал, что время терпит. На самом же деле он уже привык к чужой квартире, где разместился с комфортом, и возвращаться в родную «тесную семью» не спешил. Вот его и «поторопили».

Бригадир, молодой и нагловатый мужчина, бесцеремонно обошел всю квартиру, сопровождаемый Филиппом Агеевым, все осмотрел, прикинул что-то на роскошном калькуляторе, а потом заявил, что его бригада готова взять на себя евроремонт в этой квартире, и за сравнительно невысокую цену, поскольку у них намечается короткий простой. Однако с непременным условием, что приступить к работе они должны немедленно. Перенос сроков обойдется нанимателю в полтора раза дороже.

Поскольку речь зашла о деньгах, и деньгах немалых, крыть генералу Снегиреву было уже нечем. Он лишь выторговал для себя три дня, связанных с вывозом его вещей, которые бригадир снисходительно разрешил на это время сложить в одной из комнат. За нее бригада примется в последнюю очередь. Словом, напугали. И Снегирев, смиряясь с судьбой, съехал уже на следующий день.