Текст книги "Чисто астраханское убийство"

– И что же? – спросил крайне заинтересованный Грязнов.

– Дело после этого оставалось за малым. – Турецкий рассмеялся. – Требовалось найти толковую бригаду, которая взялась бы «за не очень дорого» сделать евроремонт. И такая бригада нашлась, уже «пашет», Филя – в надсмотрщиках. Поэтому за качество и скорость можно не беспокоиться.

Вячеслав только головой качал, будучи в восторге от предприимчивости Фили: это ж надо, самого Снегирева вокруг пальца обвести! Великого и неутомимого борца с мошенничеством и квартирными кражами!

Но смех – смехом, а ремонтировать все равно пришлось: за прошедшие годы квартира действительно «поистрепалась». Разумеется, не удержался Александр Борисович и поведал коллегам о тех возможных изменениях в судьбе Славки, которые могли с ним произойти. К тому же и сам Турецкий считал, что создание определенного «общественного мнения» вокруг этого щепетильного вопроса поможет и Грязнову принять нужное решение. Словом, тут все соединилось: и политика, и дипломатия, и тайные интриги, не имеющие отношения ни к первому, ни ко второму. А Вячеслав, надо же, снова взял и перерешил по-своему. Нет, Александр был теперь уже просто обязан довести дело до конца.

Вместе с Алей они посетили квартиру Грязнова. Ну, правда, и не удержались немножко, побаловались на широком подоконнике, словно расшалившиеся детишки, но не это главное, зато подробным образом обсудили, что и как, по мнению Али, то есть, несомненно, разумной и заботливой женщины, здесь нужно будет разместить. Но так, чтобы у Вячеслава до самого конца ремонта не возникло и подозрений о том, что ему готовят «семейную» квартиру.

По этой причине, считал Турецкий, Славке сейчас было абсолютно нечего делать в собственной квартире. Пыль, грохот, оборванные обои, пустые глазницы оконных проемов, ожидавших установки новых рам с тройными стеклами.

– Тройными? – удивился Грязнов. – Зачем?

– А это, – солидно и без тени улыбки ответил Александр, – чтобы на улице не были слышны страстные стоны, доносящиеся из твоей новой квартиры.

Но Грязнов, вместо того чтобы рассмеяться, вдруг опечалился и задумался. Да причем всерьез, без ненужной игры в якобы проснувшуюся в одночасье жалость к оставленной им женщине. И Турецкий понял, что, кажется, еще далеко не все потеряно…

А когда, накупив в магазине всякой всячины, ехали к нему домой, на Фрунзенскую набережную, он подумал, что надо будет выбрать удобный момент и вызвать в Москву Евдокию Григорьевну. И обставить ее появление в «Глории» так, чтобы у Славки не осталось возможности манипулировать своими желаниями и что-то еще перерешать по-своему. Кончено, баста!

Ну а что касается уголовного дела Антона Калужкина, с которым друзьям невольно пришлось столкнуться, что называется, вплотную, то тут и говорить не о чем. В любом случае – к такому выводу они пришли – против фактов не попрешь. И Привалов должен быть теперь лично заинтересованным в том, чтобы это дело получило соответствующую огласку. Надо ему подсказать. Ничто так не нервирует преступника, как обвинение против него, высказанное вслух и в широкой аудитории. А нервничая, он делает ошибки. А ошибки суда, как и предварительного следствия, это превосходный повод для адвокатского вмешательства. Ну и так далее, поскольку вырисовывается длинная цепочка взаимосвязей. И пусть заинтересованные лица, считающие Антона невиновным, раз уж на его судьбе, как говорится, свет клином сошелся, используют всю эту цепочку по назначению. Толчок для возникновения серьезных сомнений им дан, и любое решение в суде первой инстанции может быть обжаловано. Имеется также и возможность потребовать участия в суде присяжных заседателей. Во всяком случае, из Москвы руководить таким судебным процессом невозможно, что, в свою очередь, снимает и с руководства агентства «Глория» любую ответственность за то решение, которое будет принято в суде.

Оставалось надеяться, что и судья, о котором говорилось, что он не принимает подсказанных ему советов, окажется «на высоте»…

Эпилог
Все сначала

Это только кажется, что ремонт по европейским стандартам делается очень быстро и очень качественно. Могут – да, но не всегда. А на Енисейской улице он затянулся. Раз уж делать, так делать, решили в «Глории», и предложили поменять давно устаревшие водопроводные и прочие сети. К счастью, было лето, и от соседей, в большинстве своем пребывавших в отпусках и на дачах, особых претензий по поводу многократных отключений в доме жизненно важных артерий не поступало. Хотя словесно многие выражали свое недовольство: стук, грохот и прочие неудобства. Приходилось терпеть.

Но настал день торжества, когда компании сотрудников сыскного агентства, внимательно оглядевшей квартиру, стремительно обретавшую новое «звучание», потребовалось подумать о современной мебели. И все решили, несмотря на слабое сопротивления хозяина этого жилища, что эпоха диванов, расставленных прежде в трех комнатах и на кухне, отошла безвозвратно. Как и непременные раскладушки на антресолях – для случайно оставшихся на ночь гостей. Новое жилье требовало и другой организации жизни и быта, иначе зачем так старались?

Александр Борисович уже подумывал о том, как, хотя бы для начала на короткое время, вызвать в Москву Дусю. Этот вопрос обсуждался на тайных совещаниях без участия директора «Глории». Можно было, конечно, и нажать, но все боялись, как бы не «пережать». Грязнов словно забыл уже о своем лете, весь углубился в работу, развивал активность с ранее присущей ему энергией. И все бегали – известно же, что волка и сыщика ноги кормят.

Словом, возник «этический момент».

Решение вопроса явилось, как всегда, неожиданно. Наверное, так и должно быть: когда человек долго и старательно размышляет над какой-то чрезвычайно важной для него проблемой, если он вкладывает в свои раздумья максимум эмоций и собственных знаний, судьба оказывает ему милость, идет сама навстречу.

В агентство пришло заказное письмо.

Алевтина, рано утром придя на работу и увидев не официальный конверт, а обычное письмо, адрес на котором был написан корявым, почти детским почерком, вскрыла его первым.

«Здравствуйте, многоуважаемый Вячеслав Иванович!

Пишет Вам, если Вы не забыли еще, Нефедова Катерина Сергеевна, которая проживает с сыном Петенькой в станице Ивановская, где Вы отдыхали этим летом. Вячеслав Иванович, никак не могла решиться, чтоб написать, понимая Вашу большую занятость. Да вот добрые люди подсказали, что, кроме Вас, больше не к кому. А сообщить я хотела по поводу Антоши Калужкина, соседа, где вы жили, извините, если помните. Недавно у нас, в Астрахани, был суд. Там говорили много, всего не упомнишь. И с Антоши, говорили, с Вашей, Вячеслав Иванович, доброй помощью сняли много обвинений. Но все равно одно осталось, это смерть нашего бывшего участкового Андрея Захаровича Грибанова. И за то Антоша опять осужден и вынесли приговор к двенадцати годам, а это – полная его гибель. Защитник, который его защищал, говорит, что сделал что мог и больше не может. А у нас говорят, что это все нарочно, потому что кому-то надо, чтоб так осудили. Мне, как женщине простой и с ребенком на руках восьми лет от роду, это непонятно. Почему надо судить ни в чем не виноватого? Вы говорили мне, Вячеслав Иванович, что все про Антошу – это сплошное вранье, а получилось вон как. Не знаю, что теперь и делать, перед кем на колени падать, ведь погубят Антошу, уже погубили, и никакой жалости! Не могу ничего просить, может, подскажете, многоуважаемый Вячеслав Иванович. Век буду Вам благодарная. А может, кто-то из Москвы приедет помочь, одни ж мы, никто не хочет.

Спасибо, что прочтете. Нефедова Катерина.

А еще Вам привет передают Грибанова Лидия Ивановна с детишками Машенькой и Колей, Усатова Елена Григорьевна, которая не верит, что Антоша застрелил ее Егора, Малькова Зинаида Андреевна и Мамонтова Евдокия Григорьевна, которые все Вас очень помнят. А Лида Грибанова тоже благодарит вас, ей стали за мужа пенсию присылать.

Еще раз спасибо. Н.К.».

– На-ка вот, – мрачно сказал Вячеслав Иванович, передавая письмо Турецкому.

Тот прочитал письмо, старательно написанное почерком ученицы, посмотрел на Славку. Грязнов сидел, низко опустив голову, словно стол письменный внимательно разглядывал. Спросил, будто почувствовал взгляд Сани:

– Прочел?.. Что скажешь?

– Суки все они, – пробурчал Турецкий. И добавил: – Начальнички эти…

– Вот и я так думаю… А бабоньки, видишь, привет передают… Потому что надеются, будто справедливость еще жива. А эти…

– Зря надеются, думаешь?

– Уже и не знаю, – тихо ответил Вячеслав Иванович. – Ты-то сам что думаешь?

– Ну, судя по твоему рассказу, если я все правильно запомнил, они должны были выбрать для этого Антона только то дело, в котором наименьшее количество улик. А там вроде был автомат? И в других – тоже?

– Был, был. Значит, видишь, что получается? Ну, калмыка того отмели, это ясно, машина была поломана, любой эксперт скажет. Не проходит номер. Доктор Усатов был снят, очевидно, по той причине, что жена его дала-таки показания в защиту Калужкина, хотя, формально говоря, на руках доктора якобы кровь двоих детей Антона. Алексей, между прочим, потребовал, чтобы показания этой женщины были приобщены к делу. Про Дадаева они тоже поняли, что не светит им обвинение. Чеченцы подвели их. Мог и сам Рахим дать показания относительно них, иначе бы прицепились. Остается Грибанов, бывший участковый. Тут тоже просматривается некая политика. Вот смотри, его ведь убрали из-за каких-то списков местных наркодельцов, которые так вроде и не нашло следствие. А может, нашло, но изъяло из дела. А в тех списках наверняка есть и дадаевская команда, то есть те же чеченцы в первую очередь. Но я уверен, что не только ими ограничился бывший участковый, там могли быть имена и покруче. И они есть, эти списки, надо только очень хорошо их поискать. Чем, кстати, никто не занимался, и я в том числе. А вот команда, перерывшая – в буквальном смысле – весь дом Грибанова, ничего не обнаружила. Значит, тем более документы есть. Или их копии. Не мог тот майор не понимать, что держит в руках гранату без чеки. Еще вопрос, почему ругались или делали вид, что ругались Грибанов с Калужкиным. Никто, кроме самого Калужкина, а он промолчал. Тоже вопрос – почему? Но в этой ситуации никаким присяжным не докажешь, что Антон невиновен. Если они еще были, эти присяжные. Алексей, кажется, говорил, что адвокат Калужкина настаивал. А в общем, все сейчас – слухи и догадки. Но, следи за мыслью: убрав неугодного Грибанова, они тут же назначили «ручного» Жигало, которого я имел неудовольствие видеть, – полное ничтожество, продажная шкура. А теперь скажи мне, что мы можем в этой ситуации сделать?

– Не знаю, Славка… Странно, что эта женщина и от Зины с Дусей привет передает. Сами-то чего молчат? Или тоже не верят? Это очень хреново, Славка, хуже не бывает.

– А ты что мне предлагаешь? Снова ехать туда, где меня ждут с огромным удовольствием? Во всех смыслах. Или сам, что ли, отправишься? На какие средства? У них же наверняка нет ни копейки. Значит, работать на чистом энтузиазме? А тебе это нужно? «Глории» нужно?

– Да, слушай, – словно нашел другую тему Турецкий, – ты как собираешься обустраиваться? Мы вот с ребятками гадаем, даже поспорили, мнения разделились, – он засмеялся, – быть в этом доме одной прекрасной женщине или нет? Ты представляешь, старина, идешь ты, да хоть и с той же Дусей, в мебельный, и вы долго и старательно выбираете большую постель? И Дуся вся светится, потому что уж что-что, а постель-то – ее прямое дело, можно сказать, личное. До чего ж она хороша была, эта женщина! Забыть не могу. А сколько от нее радости!

– Ну и что? – как-то вяло отреагировал Грязнов.

– А то, Славка, что был бы ты за ней, как за каменной стеной, она бы домом твоим родным стала. А не красивой, но пустой квартирой, где можно на роликах кататься. О возрасте подумай, каково будет одному? Причем, тьфу, тьфу, тьфу, очень скоро. А тут – такая любовь! И рыбка вкусная… Как один талантливый американец написал: это почти не бывает, чтоб в одном месте находились сразу любовь, выпивка, закуска и дрова.

– А чего это ты вдруг вспомнил?

– Потому что ты сам все время о ней думаешь. И трусишь. Не в первый, кстати, раз. А не написала она тебе из гордости, потому что верит в тебя и знает, что тебя уговаривать и просить не надо, сам всегда знаешь, что делать… Да и квартира готова… к новоселью. Если ты еще не забыл, что это такое…

– Ладно, новоселье там… – Грязнов поморщился и устало отмахнулся. – Успеется, не последний день живем.

– Конечно, не последний, только их все меньше. Как и воспоминаний о любви одной прекрасной женщины.

– Слушай, ты меня достал! – разозлился Грязнов. – Что ты заладил? Друг называется. Хочешь слетать туда и снова разобраться? Валяй, если деньги лишние есть. Может, и мы чего наскребем. Не обеднеем. Только ж договор надо, а так тебя никто всерьез и не примет.

– Так ты Алексею позвони, посоветуйся. Сам же говорил, что у него совесть еще не заснула. Опять же и мне при его поддержке работать будет легче, сам знаешь. И обязательно о его сестре скажи… Я могу, к примеру, у нее устроиться. Или у Зины. Где, ты считаешь, мне будет более удобно?

– Ну, ты жук, Саня! Давишь, как танк!

– О тебе, дураке, забочусь, – беспечно ответил Турецкий. – А был бы ты настоящим мужчиной… Не мужиком, а именно мужчиной, потому что мы-то уж с тобой знаем, чего у каждого мужика имеется. А у мужчины – то же самое, но еще и все остальное… включая характер… Короче, написал бы ты записку и передал со мной. А в ней сказал бы, что «угол» наконец есть и ты ждешь ее, чтобы заполнить пространство между стенами мебелью и прочим, что ей покажется необходимым для вашей радости… Только, боюсь, у тебя духу не хватит, смелости, мужского достоинства! – И, увидев, как вспыхнули глаза Грязнова, торопливо добавил: – Правда, это когда было? В молодости, когда смола в заднице кипела. Может, и изменился с тех пор… в лучшую сторону… Не надо, не стреляй глазами. Лучше возьми ручку и лист бумаги. И не теряй драгоценных минут, Славка…

– Погоди, Саня, не горячись… – словно опомнился Грязнов и хитро ухмыльнулся. – Все ты говоришь верно, от чистого сердца. Но только и я тебе скажу. Я вот вчера приехал туда, к себе. Походил, прошел на кухню. Вроде стулья на месте, стол там, мойка, шкаф… А чего-то не хватает. Сел, дернул стаканчик и понял. Знаешь, что понял?

– Знаю!

– Ну, скажи, угадай! Угадаешь, видит бог…

– Тоже мне бином Ньютона, как говорил один опытный котяра. Ты подумал, мой генерал, что не хватает тебе хозяйки, которая посмотрела бы на тебя и улыбнулась: «Славушка мой пришел с работы! Как я соскучилась!» Вот, хошь верь, хошь не верь.

– Точно, – Грязнов глубоко вздохнул и потянулся за ручкой, – смейся, твоя взяла…

Одного из пассажиров московского рейса в астраханском аэропорту встречали трое: генерал милиции в форме, красивая полная женщина, щеки которой алели от радости, и другая женщина, все время смущенно улыбавшаяся. Наконец, он появился.

Реакция встречавших была разная. Полная женщина с девичьей непосредственностью кинулась мужчине на шею. Ее смущенная подруга мяла в руках платочек и смотрела с ожиданием и опаской. А генерал снисходительно улыбался, наблюдая за женщинами.

Александр Борисович аккуратно снял со своих плеч руки Дуси, подмигнул ей и, обнимая одной рукой, другую протянул в Зине, как бы призывая и ее приблизиться под его «крыло». Обнял и обернулся к генералу.

– Здравствуйте, Алексей Кириллович, рад с вами познакомиться. Славка говорил о вас столько хороших слов, что я подумал, будто он хочет к вам подлизаться, а сам тем временем умыкнуть вашу замечательную сестричку. Вот в этой связи я и докладываю высокому собранию: ремонт в Славкиной квартире мы, усилиями всего агентства «Глория», наконец благополучно закончили, и скажу вам, это была та еще эпопея. Но теперь встал другой вопрос: надо заполнять пространство квартиры. У нас были разные предложения на этот счет, но Славка категорически отмел все и заявил, что лучше Дусеньки этого не сделает никто. Потому что, как мы поняли из его довольно путаных объяснений, ей там жить, ей, мол, и решать. Логично? Но ты-то как, Дуся? Он хоть твое мнение спрашивал?

Она только сияла глазами, наполняющимися слезами.

– Так, ясен вопрос. Тогда господин генерал, я, обладая на сей счет чрезвычайными полномочиями, обязан лично посадить вашу сестрицу в первый же самолет, отлетающий в Москву. И вот что у нас получается: провожает один генерал, в самолет сажает другой, а встречает третий. Сразу три генерала для одной дамы – это, я скажу вам, не самый худший вариант, вы согласны со мной? Да, и вот что он еще просил передать…

Дуся дрожащими пальцами взяла записку Грязнова, развернула ее и стала читать, откидывая голову назад и словно смахивая с глаз слезы.

«Дусенька, убедительная просьба к тебе. Помоги Сане с проживанием. По моей договоренности с Алешей, он должен провести там, у вас, серьезное расследование. Лучше, если б он остановился у тебя дома. Ты бы оставила ему свои ключи, а он поможет тебе добраться до аэропорта и посадит на самолет в Москву. А я тебя встречу уже здесь. Очень соскучился и хочу поскорее тебя увидеть. Если, конечно, ты еще не забыла одного старого и толстого отставного генерала. И встреча с ним не вызовет у тебя резкого протеста. Только перед отлетом обязательно расскажи ему о тех людях, которые могли бы выдать максимально полную информацию по делу об убийстве Усатова. Еще лучше, если познакомишь Саню с ними, все-таки твоя рекомендация поможет наладить контакты. Я тебе потом все объясню, когда прилетишь. Сказал бы, что обнимаю, да только на расстоянии ты этого не почувствуешь. Ну, жду с нетерпением, Слава. Горячий привет Леше, теперь ты хозяйка, приглашай его к нам в гости, будем всегда рады».

Она передала записку брату, и пока тот читал, разбирая сквозь очки своеобразный Славкин почерк, Саня наклонил голову к Зине:

– Ну вот, видишь теперь, а ты не верила… Золушка.

– Прилетел, не обманул, – выдохнула в ответ она и прижалась к нему. Взглянула вверх: – Ты такой светлый, радостный… как будто Бог спустился на землю…

– Скажешь тоже…

Турецкий никому не поверил бы, если бы ему сказали, что он может так смутиться…

Вечером того же дня, выйдя на воздух из дома Дуси, где они в тесной компании с Алексеем и Зиной «провожали» Дусю в Москву, Турецкий достал телефонную трубку и позвонил Грязнову.

– Славка, – начал он вместо приветствия и сообщения, что долетел благополучно и его встретили, – ты не можешь себе представить, как она плакала. Мне безумно хотелось ее пожалеть, но я, честно говорю, испугался, как бы мое желание утешить ее не переросло в нечто, куда более серьезное. Давно не встречал такого откровенного проявления душевной боли, надежды и счастья одновременно. Искренне завидую, старина. Не пугай больше женщину… А с моими доводами, что у них тут произошла судебная ошибка, Алексей как-то неожиданно легко согласился и даже отреагировал спокойно и по-деловому. Я удивился, думал, начнет возражать и защищать местную Фемиду. Слушай, неужели мы с тобой, Славка, еще что-то можем? Короче, старина, вспомни, как мы докладывали нашему высокому начальству в недавнем прошлом? Разрешите приступить к расследованию!..