Текст книги "Лекарство для покойника"

– У меня в ГУБОПе приятель работает. Он мне эту информацию и поставил. Из газеты толком-то понять ничего нельзя. Речь в принципе идет о том, что на рынке появились фальшивые лекарства, употребление которых привело к нескольким летальным исходам. Умерли два пенсионера и одна собачка. Источник производства этих медикаментов пока не разглашается. И вот я случайно встречаю своего приятеля, и он мне рассказывает эту историю. Оказывается, лекарства все же польские.

– То есть поляки нашли-таки дорогу на отечественный рынок? – уточнил Сапожников.

– Ну, положим, они тут давно были, – сказал Лапин. – Просто торговали или сами или через мелких дилеров. Их фирма называется «Дух». Через «Махаон», если бы сделка состоялась, пошел бы такой вал, который смел бы всех. Мы с Иваном Христофоровичем нашли кое-какие документы, которые подтверждают, что переговоры Леонида Георгиевича с поляками проходили, как бы это сказать... на повышенных тонах.

– То есть у поляков мог быть мотив убийства Богачева? – сообразил наконец и Демидов. – Ваша версия заключается в том, что Богачев не хотел продавать их лекарства, за что и был убит?

Вопрос остался риторическим.

Турецкий чуть заметно усмехнулся, ровно настолько, чтобы это смог заметить один Меркулов. Он заметил и недовольно нахмурился. Тогда Турецкий живо вступил в беседу:

– А почему вы, Петр Евдокимович, ничего не сказали об этом, когда я спрашивал в Гурзуфе о возможных подозрениях и мотивах?

– Да мне тогда ничего такого в голову не приходило! Вы посмотрите, когда это произошло! – Лапин возбужденно ткнул в газету: – Через два дня после нашей беседы.

– А с кем вообще работал Богачев? И с кем сейчас работает «Махаон»? – спросил Демидов. – Чьи лекарства он продавал? Отечественные?

– Скажете тоже, – фыркнул Сапожников.

– У нас контракт с крупнейшей немецкой компанией, – объяснил Лапин. – Мы продаем их медикаменты, а также кое-что по лицензии производим.

Меркулов, который молчал все это время, решил высказаться:

– Да, но если в убийстве Богачева могла быть заинтересована польская, как вы изволили выразиться, мафия, то почему же они не вошли с вами в контакт после этого? Ведь, насколько я понимаю, именно вы сейчас осуществляете руководство «Махаоном».

– Уже пытались, – сознался Лапин.

– Когда?! – Турецкий невольно подался вперед, на секунду даже забыв об имидже плохого парня.

– 27 августа. Через день после того, как мы с вами виделись в Гурзуфе, мы встречались с «Духами» – с поляками – в Москве. Предложения были все те же, но я не счел нужным их даже обсуждать. Но вчера Иван Христофорович, – он кивнул на Горбунова, – уговорил меня приехать к вам.

– И напрасно не стали обсуждать! – совершенно неожиданно разозлился всегда корректный и деликатный Меркулов. – Могли бы, по крайней мере, хоть время потянуть. Надеюсь, – добавил он с нажимом, – что вы наконец станете оперативней сообщать в Генпрокуратуру о своих сведениях и подозрениях. – Тут он повернулся к Турецкому: – Подозреваю, Александр Борисович, что придется тебе теперь отправиться в Краков. Я свяжусь с тамошней прокуратурой. Сильно подозреваю, что они будут рады всякому, кто захочет поприжать эту святую троицу. А вы, господин Лапин, сможете сочинить какую-нибудь миссию для господина Турецкого, якобы являющегося высокопоставленным сотрудником вашей фирмы, отправляющимся в Польшу с деловым визитом?

– Конечно. Но ведь господин Турецкий, наверное, не совсем компетентен в нашем бизнесе... Вот если бы мы могли отправить с ним советника...

– Так отправьте, черт возьми! – заорал Генеральный прокурор Демидов. – Ага?!

Солонин. Крым. 31 августа, 12.35

Пробыв четыре дня в Москве, Солонин опять возвращался в Крым со следующим заданием: найти злоумышленников, похитивших содержимое кейса Турецкого.

Напасть на след Кадуева в Москве не удалось: или залег на дно, или его в столице просто не было. В любом случае тратить время на пустые поиски, хождение по излюбленным злачным местам чеченских эмигрантов он не стал. Попросил ребят из своего управления взять личность Кадуева под контроль и в случае чего немедленно звонить ему в Крым. Сам же вылетел в Симферополь с единственной целью: разобраться на месте, как этот, в большинстве случаев, не слишком аккуратный в работе «чеченский патриот» сумел так обставить дело и замести следы, что не за что было ухватиться. Или он изменил свой почерк? И действовал теперь как профессиональный киллер-одиночка? Что-то здесь было не так, и разгадку этому можно было найти только на месте преступления.

Так рассуждал Солонин, пребывая в сладкой полудреме. За своих коллег он был спокоен. Ибрагима Кадуева ребята знали хорошо, и у них давно по нему чесались руки. Что касается второго человека на фотографии, бородатого богачевского гостя, то, как выяснилось, это Шамиль Асланов, чеченский бизнесмен, занимающийся, как и покойный Богачев, фармакологией. О масштабах его бизнеса, правда, пока трудно было сказать что-то определенное. Это предстояло выяснить. Но ниточка уже прощупалась: Богачев – Асланов – Кадуев.

– Вода, кола? – смазливая длинноволосая шатенка материализовалась перед ним в форме стюардессы с полупустым подносом напитков в руках.

– Виктор, – представился Солонин. – А вы?

– Марина, – профессионально улыбнулась девушка и показала крохотным пальчиком на табличку у себя на груди «Марина Рыжова».

– За вас, Марина Рыжова, – он отпил минералки из пластикового стаканчика. – И долго, Мариночка, нам еще лететь?

– Еще успеете отдохнуть.

– Тогда до дна за наш Аэрофлот. – Солонин допил воду одним глотком и поставил стаканчик на поднос.

Брюнетка прыснула и пошла дальше. А он опять провалился в полусонное состояние...

На этот раз обошлось без приключений. В Ялту Солонин добрался как обычный приехавший на отдых обыватель. Поселился в той же гостинице и, следуя заложенной традиции, сразу пошел на пляж. После морских ванн последовал положенный шашлычок, но со скромной бутылкой пива. Пить в гордом одиночестве он не желал, да и не умел. А последняя встреча с Турецким надолго отбила охоту к подобного рода мероприятиям.

В половине седьмого вечера он появился в доме Богачевых. Хозяйка отсутствовала, что было весьма кстати. Он хотел без лишних расспросов побродить по частным владениям Богачевых, осмотреться и сообразить, каким образом можно проникнуть в дом извне, не привлекая внимания охраны, и так же незаметно уйти, совершив убийство.

Дело нешуточное. В подобных случаях лучше всего поставить себя на место преступника и повторить его вероятный путь.

Удостоверение и повод визита оказали на новую охрану магическое действие. Он прошелся по саду, выходящему к морю. Отвесные скалы, образуя небольшую бухту, неприступными стенами нависали с двух сторон. Морские волны весело плескались о галечный берег и бетонный пирс. Да, это вам не городской пляж с десятком жарящихся граждан на каждом квадратном метре. Захотелось бросить все к черту и снова нырнуть в прохладную соленую воду. Пейзаж не слишком настраивал на рабочий лад.

Солонин повернул назад, побродил по лужайке у особняка. В голову абсолютно ничего не лезло. В ней настойчиво монотонно ударяли волны и кричали чайки. Он решил пройтись по периметру вдоль забора.

Высокий бетонный забор для сильно желающего его преодолеть, в принципе, не такая уж большая проблема. Главное – не сразу напороться на охрану и разобраться с сигнализацией. Солонин сам не раз проделывал такие трюки, когда работал в «Пятом уровне». Если действовал профессионал (а иначе быть и не могло), маловероятно, что остались следы. А даже если и остались, то их скорее всего затоптала охрана. Но пренебрегать пусть и ничтожной возможностью он не имел права. Почему-то казалось, что именно таким путем (ну не по воздуху же!) проник злоумышленник на территорию, а потом в дом.

Прогулка под длиннющим забором, естественно, ничего не дала. Полное наличие отсутствия подозрительных следов на стенах и под ними. А он что, надеялся найти потерянный убийцей платок с инициалами или лучше – паспорт?

Все же сегодняшний визит Солонин посчитал полезным и продуктивным – он получил представление об усадьбе Богачевых не из фильма, прокрученного Турецким, а лично. Ладно, надо валить отсюда.

Подошва сандалии что-то вдавила в траву. Солонин убрал ногу, посмотрел, на что наступил. Это оказался обычный брелок с ключами. Похоже, от автомобиля. Предположив, что его обронил кто-то из охранников, он поднял находку и направился к воротам.

– Ребята, кто ключи от тачки потерял?

На него уставились непонимающими глазами двое загорелых рослых парней.

– Да мы здесь все без колес. На кой ляд они нужны, – ответил здоровяк с добродушным лицом. – Нас же наняли просто дом охранять. А с хозяйским авто все путем. В гараже стоит. Ключи у меня. – Он показал на маленький карабинчик на поясе.

Солонин сообразил, что допустил непростительную небрежность – наградил находку отпечатками своих пальчиков, возможно, уничтожив отпечатки настоящего владельца. Вот так! Это, конечно, не платочек и не паспорт, но все же улика, которую он самым беспечным образом опустил в цене.

После короткого разговора с секьюрити Солонин не сомневался – брелок с ключами потерял таинственный ночной гость. Значит, на той стороне его ждала машина. Интересно, как он без ключей на ней укатил? А если оставил, почему никто не обратил на нее внимания? Впрочем, автомобиль мог стоять на значительном расстоянии в неприметном месте. И стоять там не один день.

Теперь надо установить хотя бы марку машины. Это было бы уже кое-что.

В ялтинском ГАИ его ждал приятный сюрприз. «Синяя шестерка», которую он конфисковал у дорожных рэкетиров, мирно отдыхала на их штрафной стоянке.

– А эта синяя давно у вас стоит? – поинтересовался Солонин у замначальника отделения, пожилого вихрастого майора.

– Да с неделю уже. Нам ее из ГОВД пригнали. А у них какой-то заезжий оставил.

– Хозяин не объявлялся?

– Нет пока.

– Ясно-понятно, – протянул Солонин. – У меня к вам такая просьба. Нужно по этим вот ключам собрать как можно более полную информацию об автомобиле.– И он протянул майору свою находку.

– Н-да, задачка, – гаишник сдвинул фуражку на глаза. – Есть тут у нас один, капитан Ребров. Вот он в этом деле мастер. Жаль, скоро на пенсию отвалит. Лучше всякого эксперта. Разве что он.

– Ну так я завтра зайду.

– Ничего не гарантирую, – на всякий случай предупредил гаишник. – Сделаем, что сможем.

Турецкий. Москва. 31 августа, 14.00

Краков Краковом, но до очередного перелета нужно было успеть переговорить с губоповцем, приятелем Горбунова, чтобы хоть как-то войти в курс дела с этими польскими лекарствами.

По дороге в ГУБОП Турецкий судорожно пытался обдумать создавшееся положение. Его мучили главным образом два вопроса. Кто, когда и каким образом обчистил его чудо-кейс. Это во-первых. И куда делись ключи от машины – во-вторых. В результате Турецкий не смог открыть машину, и пришлось весь день пользоваться служебной.

После того как из кейса изъяли издевательские кирпичи, Ирина Генриховна надулась пуще прежнего и недвусмысленно дала понять, что вообще не слишком-то верит в командировку Турецкого, а скорее связывает его отлучку с очередным летним романом, и уж лучше бы ему набраться наконец мужества и сказать ей все как есть! Черт возьми!

Надо попытаться реконструировать ход событий. В 21.15 он был дома у медвежатника Гринева, это совершенно точно. Значит, кейс он собрал примерно в 20.30. Из номера он никуда не выходил и дипломат без присмотра не оставлял. Когда они подъехали к дому Гринева, Аркаша, который собирался ехать в прокуратуру за свежей почтой для Турецкого, еще, помнится, предложил ему оставить кейс в машине, чтобы не таскаться, но у Турецкого еще слишком свежи были воспоминания о потерянном бумажнике, так что он решительно отверг такое предложение. И ведь как в воду глядел.

Так, потом он провел минут сорок у Гринева. Гринев, конечно, опытный медвежатник и все такое, но ведь Турецкий не оставлял же ему свой чемоданчик, в конце концов. И если только его в той квартире не загипнотизировали, то кейс все время был при нем, и он это контролировал.

Потом приехал Аркаша и отвез его в аэропорт.

В аэропорту Турецкий еще более получаса провел вместе с Аркашей. Сперва они поужинали. Потом, помнится, от нечего делать обсуждали всякие фантастические варианты, вроде вмешательства пришельцев в дела корпорации «Махаон». Аркаша еще удивил его изрядным знанием Станислава Лема и Айзека Азимова. Да...

Потом Аркаша попрощался и уехал, а Турецкий ждал регистрации еще минут двадцать без него. Купил несвежий «Спорт-экспресс» и скоротал время.

Потом он прошел пограничный и таможенный контроль; кейс открывать не пришлось. Перешел в накопитель.

Потом, уже в самолете, он опять держал его при себе. Выходил ли в туалет? Выходил. С кейсом или без? Без, это уж выглядело бы форменным идиотизмом, не бриллианты же там, в конце концов. И отсутствовал, пожалуй, минут пять, не меньше. А кто был его соседом? Молодая женщина с ребенком лет шести.

Бред какой-то. Нереально.

И дело даже не в том, успела бы она опорожнить содержимое кейса или нет, но, во-первых, куда она бы все запихала – лук, одежду, несколько папок с документами?! А во-вторых, как бы она, интересно, смогла открыть этот чертов чемодан, если не знала кодов и не имела ключей?!

То есть открыть его было совершенно невозможно...

Но кто-то же это сделал.

Нет, так нельзя. Надо успокоиться и искать мотив. Кому это все могло понадобиться? Некоему Х, заинтересованному в материалах Турецкого по делу убийства Богачева. Но где гарантии, что они лежат в кейсе? Не было таких гарантий.

Да! Есть же еще один вариант, который в запале он совершенно упустил из виду. Кейс открыть действительно непросто, а за считанные минуты, причем без явных следов взлома, – действительно нереально. Значит... его могли подменить. Ну конечно. Эврика!

Да нет, какая там эврика. Если его подменили, потому что не могли открыть, то и Турецкий сам, уже в Москве, у себя дома, разве смог бы открыть другой кейс с другими замками и другим кодом?! Значит, не подменили.

Итак, надо еще раз подумать, кто, кроме инопланетян, мог захотеть это сделать и имел возможность... Кроме инопланетян? Он вспомнил разговоры с водителем в аэропорту о научной фантастике.

Аркаша?! Да не может быть... Зачем? Ладно, «зачем» – это потом, а была ли возможность? Во-первых, надо запомнить, что он предлагал Турецкому оставить кейс в машине, когда следователь шел допрашивать Гринева. А во-вторых, всю дорогу из Ялты в Симферопольский аэропорт (полтора часа) кейс лежал на переднем сиденье рядом с водителем, а Турецкий дремал сзади. Как он ни напрягался, вспомнить, спал или нет, не смог, но подозрение сильно увеличилось. В конце концов, Аркаша чаще, чем кто бы то ни было, находился при Турецком и мог как-то подсмотреть код и сделать дубликаты ключей.

Да, похоже, парнишка вляпался.

Хотел раскрыть дело? Имеет отношение к убийству? К похищению подвесок?

Ничего, выясним. Главное, наследил. А уж теперь за нами не заржавеет. Теперь нужно срочно связаться с Солониным, пусть берет Аркашу в оборот.

Солонин. Крым. 1 сентября, 10.30

В первый день осени у Солонина появилась скудная, но все же информация. Таинственный капитан Ребров, которого Солонин так и не увидел, определил не только марку (это оказались «Жигули» пятой модели), но и белый цвет, и приблизительный год выпуска автомобиля. На потрясенный взгляд Солонина вихрастый майор ответил, что цвет определил случайно: на зубных пазах ключей остались практически незаметные следы краски. Видно, водитель иногда в легком подпитии не сразу попадал ими в замок и царапал кузов. А год выпуска (1989—1992) определил по износу ключей, что тоже вполне возможно.

Солонин искренне подивился профессиональному мастерству капитана Реброва:

– Нам бы таких спецов в столицу.

– Они нам здесь самим нужны, – не без гордости заявил майор, растянув в улыбке красные губы.

– Я вас попрошу еще об одном. Подготовьте мне список владельцев автомобилей по указанным приметам.

– Да вы представляете, сколько их наберется по всей Ялте! – Фуражка майора переместилась на затылок.

– И тем не менее.

Гаишник только пожал плечами.

– Чуть было не забыл, – спохватился Солонин, уже распрощавшись. – Хозяин синей «шестерки», что у вас на стоянке парится, вряд ли объявится. Можете смело приписывать ее в свой автопарк. Или подарите Реброву как заслуженному ветерану.

– Как так не объявится? – теперь пришла очередь удивляться майору.

– Ну какой нормальный бандит сам в милицию светиться придет?

Майор, естественно, так ничего и не понял.

Москва, Генеральная прокуратура. Турецкому А. Б.

В результате проведенной воспитательной беседы со стажером ялтинской прокуратуры Вайнштейном Аркадием Эммануиловичем, плавно перетекшей в допрос с пристрастием, удалось прояснить следующее:

1. Вайнштейн действительно следил за тобой.

2. Составил график твоих перемещений по Крыму и допросов подозреваемых и свидетелей по делу убийства Богачева.

3. Вайнштейн сделал огромную фотографию старшего следователя по особо важным делам А. Б. Турецкого, которую повесил у себя в комнате.

4. Кроме того, при обыске в его квартире были обнаружены отксерокопированные следственные материалы дел, которые вел следователь Генпрокуратуры Турецкий за последние семь лет (без точных указаний фамилий, дат и адресов). Он утверждает, что это – студенческий самиздат, который, как действительно выяснилось, среди старшекурсников-юристов «ходит» уже довольно давно и пользуется большой популярностью.

5. И знаешь, почему все это? Вайнштейн – твой фанат и в настоящий момент пишет дипломную работу, в которой цитирует фрагменты твоих старых работ. Он мне показывал; по-моему, очень толково. Единственная странность заключается в том, что вместо «Турецкий» у Вайнштейна значится «Торецкий».

Вывод. К опустошению кейса Вайнштейн А. Э. не имеет ни малейшего отношения.

Солонин.

14 часов 39 минут. 1 сентября.

Турецкий. Москва. 1 сентября, 15.30

От губоповца, скошенной физиономией крайне похожего на бультерьера, который не только не представился, но и не назвал даже вымышленного имени, Турецкий получил следующую информацию.

Три бывших офицера польской службы безопасности, так называемые «псы», – Анджей Ставинский, Антон Володиевский и Ольгерд Юзефович в 1995 году основали в Кракове фирму «Duch», что переводится как «Дух». Так вот этот «Дух» замечателен в первую очередь тем, что ничего не покупал, но зато очень много продавал. Где он в таком случае брал свой товар, одному Папе Римскому известно. На то он и поляк.

Налоги «псы» платили исправно, так что с польскими властями у них никаких проблем не было, и это, пожалуй, единственный аспект, по которому у «псов» было все чисто. Судя по кратким отзывам их бывших партнеров, Ставинский, Володиевский и Юзефович создали себе имидж крайне конфликтных бизнесменов. Но это уже польским властям было до лампочки, поскольку «Дух» занимался исключительно экспортом: торговал на территории Восточной Европы.

В 1997 году «Дух» вступил на фармацевтический рынок, получив краткосрочную лицензию и контракты с несколькими мелкими немецкими и швейцарскими фирмами. В 1998 году их лекарства впервые стали продаваться в России.

Вот тогда-то «Дух» и попал в поле зрения ГУБОПа.

«Махаон» Леонида Богачева не имел к этому отношения. И у «бультерьера» имелись косвенные доказательства этого. Несколько приватных встреч, которые происходили в Москве и за которыми ГУБОП внимательно следил, неизменно заканчивались почти на грани скандала.

Это же подтвердил и Дмитрий Трофимов, с которым Турецкий связался, когда выехал с Огарева, засунув в кейс пачку фотографий «псов» – Ставинского, Володиевского и Юзефовича. Трофимов отказался от немедленной встречи, сославшись на занятость на новой службе – в охране коммерческого банка.

– Устанавливаем сигнализацию. Не могу отлучиться.

– Но я завтра улетаю в Польшу. Это срочный вопрос.

– Что ж тут поделаешь. Счастливого пути.

– Тогда давайте я сам к вам приеду, – демократично предложил Турецкий. – Диктуйте адрес.

– Александр Борисович, вы же понимаете, если вас здесь увидят, эдакого мэтра из Генпрокуратуры, задающего мне вопросы, моей карьере просто каюк. Никакой дядя не поможет.

– Да кто там меня знает?! – возразил Турецкий.

– Уж поверьте.

– Ну ладно. Тогда просто объясните, в чем была суть встреч Богачева с поляками.

– Мне кажется, они друг друга боялись. Богачев боялся, что они ему впарят какую-то липу, а те трое боялись, что если поругаются с ним окончательно, то Богачев просто перекроет им в России кислород.

– А что, это было действительно в его власти? – удивился Турецкий.

– Думаю, да, – после паузы сказал Трофимов.

– Но почему?! Кто он был такой, в конце концов? Ну хозяин фармацевтического концерна, ну и что?

– Александр Борисович, вы как с луны свалились, – терпеливо, словно душевнобольному, разъяснил Трофимов, – людям свойственно иметь родственников.

Тебе-то уж точно, подумал Турецкий. Кстати, не зря Богачев боялся, что поляки «впарят ему липу». Как в воду глядел.

Кстати, не грех было узнать, что там происходит с семейными связями бывших охранников Богачева. Он тут же набрал номер телефона Грязнова.

– Слава, как живешь?

– Фигней всякой маюсь, – буркнул Грязнов. – За этим проследи, того найди, этих останови. Просто детская комната милиции. Говори скорей, чего хотел, надо к министру на прием топать.

– Воскресенская Зоя Федоровна, – напомнил Турецкий. – 1975 года рождения, студентка Московской медицинской академии им. Сеченова, гражданская жена Дмитрия Трофимова и племянница Томского А. В. наблюдению все еще подлежит?

– Ну и память у тебя! Подлежит, подлежит. И сам Томский, вернее, его квартира – тоже подлежит.

– Ага, значит, и ты, старый хрыч, еще кое-что помнишь. Ну и как она?

– Да ты что думаешь, я сам у нее под окном дежурю? – возмутился Грязнов. – Понятия не имею. Куда тебе перезвонить?

Через полчаса, когда Турецкий был в своем рабочем кабинете и терпеливо составлял список вещей, необходимых в дорогу, Грязнов перезвонил.

– Саня, извини, но Томский у себя дома не появлялся. А Воскресенская вообще пока что чиста, как мой холодильник. С дядей не встречалась, и вообще ничего подозрительного.

– Откуда такая уверенность?

– Воскресенская сломала ногу. Сидит дома уже несколько дней. Так что еще раз извини.

– Что ж ты извиняешься, если человек ничего плохого не сделал?

– Работа такая, – буркнул Грязнов. – Ты что вечером делаешь? Я звонил тебе домой, Ирина сказала, что вы поругались. Давай поужинаем у меня.

– Ты же сказал, что твой холодильник чист, как Воскресенская.

– Наоборот. Ну не важно. Или съездим куда-нибудь.

– Слава, сегодня вечером я буду ужинать в Польше. Холера ее возьми.

– Это что, новый ресторан?