Текст книги "Любовь, комсомол и зима. Назад в СССР"

23 февраля и ДР Алексея в областном центре

Приближался праздник 23 февраля – День Советской Армии и Военно-Морского флота, а ещё в этот день Алексею исполнилось 22 года. В подарок я связала ему на спицах, не побоюсь этого слова, шикарный тёплый пушистый пуловер по последнему слову вязальной моды, ярко синий под цвет его глубоких синих глаз, а к пуловеру-длинный «французский» шарф, тоже синий, но с тоненькой серой полосочкой, которая провязывалась через каждых 10 рядов синей полосы, а к шарфу– толстую тёплую шапку из этой же пряжи, но в три нити сложения. Забегу вперёд: во всё этом мой красавчик мужчина смотрелся как французская элегантная звезда с обложек журналов мод или киножурнала» Les Cahiers du cinéma». Вязала по вечерам, и уже в процессе вязания представляла как шикарно это будет смотреться на моём русском Алене Делоне, вкладывала в вязание всю свою душу и в области сердца на переде пуловера ввязала три свои длинных волоска. Ну вот такая я романтичная вязальщица.

Свой день рождения он решил провести только со мной и заранее заказал столик в популярном ресторане областного центра. До запланировано ужина я предложила Алексею погулять по городу. «Просто погулять» – так я озвучила ему, но на самом деле я хотела сводить его в одно конкретное место. Да, сначала мы просто погуляли по красивому Набережному бульвару с ограждением, кованым витыми вензилями, оно разделяло бульвар от береговой линии Волги, вдоль бульвара величественно возвышались высокие столбы-торшеры с затейливыми фонарями с падающим мягким тёплым светом и располагались в ряд многочисленные деревянные скамейки с металлическими коваными спинками. Мне вдруг вспомнился мост Александра Третьего в Париже с такими же замысловатыми торшерами столбов, и я улыбнулась, воскресив на миг в своей памяти себя маленькую наивную глупышку того времени: как я вообще могла думать что это была любовь?

Нагулявшись по Набережному бульвару я увела Алексея в сторону Государственного педагогического института, который находился сравнительно недалеко от бульвара. Мы остановились у вывески.

– Зайдём? – спросила я

– Зачем? – удивился он

– Погреемся немного в фойе, посмотрим какие есть факультеты, может быть девчонкам из цеха подскажу куда поступать.

Мы подошли к большому стенду с перечислением имеющихся факультетов в этом институте.

– Смотри, Лёша, факультет русской филологии и культуры, а на нём кафедры: русский язык, русская литература, культурология, журналистика и коммуникации…

– И? Твои девчонки-ткачихи мечтают быть культурологами и коммуникаторами? – иронично спросил он.

– Лёш, девчонки – нет, – я открыто посмотрела ему в глаза, – но ты со своим образом мышления, красноречием, чувственностью, ты бы мог стать поэтом или писателем, или журналистом или литературным критиком. Лёша, ты одарённый, у тебя уже есть то, чему не каждого студента смогут обучить в институте. В этом плане ты Богом поцелованный, Лёша: это именно то, что больше всего зацепило меня в тебе – ты умеешь смотреть своими глазищами прямо в душу и умеешь выразить то, что ты при этом чувствуешь. Учись, Лёша, и настанут такие времена, когда я буду гордиться твоими успехами литератора.

– Правда? – он обнял меня сзади, пока мы стояли напротив стенда, и я не видела выражения его глаз, по которым могла бы прочесть какой смысл он вложил в свой короткий вопрос.

– Правда! Лёша, не хорони в себе свои способности.

– Ну, не знаю… вообще никогда не думал про эту сферу деятельности. Лина, ну какая учёба, если мы пожениться собираемся? О семейном бюджете думать надо и как эту денежку заработать.

– Глупенький, я закончила московский вуз за-оч-но, -протяжно сказала я, – только на две сессии в год летала. И ты сможешь! И время ещё есть для подготовки к вступительным экзаменам, и у тебя, как отслужившему на флоте, есть преимущество при зачислении. Я научу тебя как составить график для подготовки, я прошла через самоконтроль и самообразование и уже имею свою собственную методику, мне же надо было одновременно изучать большое количество совершенно разных дисциплин.

Он обнял меня и засмеялся:

– Ты – мой маленький профессор Хиггинс, а я твоя большая неграмотная простушка Элиза Дулитл.

– Ну тогда уж: я– твой Пигмалион, а ты– моя Галатея..

– Точно! Ты же у меня художник, скульптор мой персональный, который отсекает от меня всё лишнее и наносное…

Он поднял меня к своему лицу и поцеловал в губы.

– Молодые люди, ведите себя прилично, вы не на бульваре, а в храме знаний и культуры, – услышали мы замечание от женщины средних лет в строгом чёрном костюме и дулечкой волос на голове. Она сняла с носа смешные очки в круглой оправе и строго смотрела на нас.

– Извините нас, уважаемый педагог, мы глубоко осознали свою вину и такого больше не посмеем повторить в этом храме культуры, – с нарочито серьёзным видом сказал Алексей, слегка склонив голову.

Всё ещё обнявшись и потихоньку смеясь, мы выскочили из института.

В ресторане, который располагался в старинном здании, нам был накрыт маленький столик на двоих, хотя другие столы были рассчитаны минимум на 4 персоны. Красивая сервировка стола, мельхиоровые приборы с вензелями в полном ассортименте вплоть до десертных ложечек, аппетитная кухня: «сельдь под шубой» на антрэ, главное блюдо-телятина по-строгановски, вино-Мускат розовый Массандра, насыщенный запахом лепестков роз, шоколадный десерт в изысканном высоком бокале – всё было по высшему разряду для того времени и той местности. «Наверное Алексей оставит здесь половину своей месячной зарплаты», – подумалось мне.

В зале играл свой ВИА, чаще всего музыкантам заказывали исполнить танго, медленные «обжиманцы», иногда-вальс. Ресторан был статусный, посетители – отнюдь не студенты или молодые рабочие. Алексей сказал, что выбрал его из за хорошей кухни и живой музыки и что над выбором пришлось усердно поработать, подключив своих приятелей из столицы области. Да, зал был полон. На мне было маленькое чёрное французское платье, приталенное, длиной чуть выше колена, и на шее-жемчужное ожерелье, которое я собрала из отдельно купленных жемчужных бусин из антикварной лавки Парижа. Алексей был в костюме серого цвета, скорее всего производства ГДР– мамочка баловала своего сынка модной одеждой. «Надеюсь, что мы соответствуем статусу ресторана», – с иронией подумалось мне. Я обратила внимание на большую компанию довольно моложавых людей, которые сидели за сдвинутыми столами в один ряд, думаю не менее 15 человек. Они произносили тосты, смеялись. «Корпоратив, – сделала я вывод, – отмечают праздник 23 февраля.» Скорее всего в то время это называлось служебной вечеринкой. Музыканты заиграли танго. Алёшка наполнил бокалы вином. И в это время к нашему столику подошёл молодой человек из шумной компании.

– Ангелина! Как я рад Вас видеть здесь!

Я посмотрела на него внимательнее и узнала Георгия Сергеевича, бывшего комсорга нашего комбината.

– Здравствуйте, Георгий Сергеевич! Поздравляю Вас с праздником 23 февраля.

Георгий перевёл взгляд на Алексея.

– Молодой человек, разрешите пригласить вашу даму на танго?

– Извольте, – в тон ему так же манерно ответил Лёша.

Мне совершенно не хотелось идти танцевать. Я посмотрела Лёше в глаза, и он слегка кивнул в ответ даже и не головой или глазами, а одобрительно взмахнул своими густыми тёмными ресницами. Георгий подал мне руку, и я встала. Танцевала я весьма сдержанно, рефлекторно «на автомате» выполняя определённые шаги, наклоны, повороты.

– У Вас всё нормально, Ангелина? – спросил он.

– Да, спасибо! Всё прекрасно! Работаем!

– Наслышан! Говорил же что у Вас всё получится! А это ваш молодой человек? Смирнов по-моему?

– Да, Алексей Смирнов.

– Я его помню! Парень из Левобережья, отличный футболист, года три назад был звездой района. Играет сейчас?

– Нет, он недавно вернулся со службы на Флоте.

– Пусть возвращается в футбол. Я спорт курирую в областном комитете. Недавно в сборной области была замена тренера, и новый тренер набирает свежих перспективных ребят из районов. Я могу порекомендовать ему присмотреться к Алексею.

– Спасибо, я передам Алексею или Вы сами переговорите с ним?

– Нет-нет, не сейчас. Приходите с ним вместе в обком, поговорим без спешки, приглашу и тренера. Только заранее дайте знать, номер моего телефон сохранился?

– Да, в блокноте записан. Спасибо ещё раз.

После танца Георгий проводил меня до столика и обратился к Лёше:

– Алексей, с праздником Вас, это поистине ваш день, моряк!

– Спасибо! День точно мой потому, что у меня сегодня ещё и день рождения, – с улыбкой дружелюбно ответил Алексей.

– Вдвойне поздравляю! Вернее – втройне: такая девушка рядом с Вами в этот день. Приятного Вам вечера!

Алёшка вопросительно посмотрел на меня.

– Бывший ответственный секретарь комсомольской организации комбината, это я с его лёгкой руки и уговоров заняла эту должность. Ну а сам он ушёл на повышение в обком – спорт области курирует. Тебя, кстати, помнит футболистом, говорит что большие надежды подавал.

– Лина, это было давно и уже почти что не правда – я уже больше трёх лет мяч не пинал.

– А хочется?

– Да пытаюсь собрать ребят по бывшей команде, она ж без меня развалилась. Инертные они стали: кто-то женился, как Юрий, например, на чьей свадьбе мы вместе были, кто-то уехал, кто-то запил, в колонию один попал, кто-то просто интерес потерял.

Он пристально посмотрел на меня.

– Вот ты, малышка, всё спрашивала чем я занимаюсь в будние вечера, когда с тобой не общаюсь, так вот тем и занимаюсь что навещаю ребят да проблемы их помогаю решить. Я же их бывший капитан, а капитан бывшим не бывает. Извини за оксюморон, – засмеялся он.

– Оксюморон? Интересное слово – для меня новое. Надо запомнить, – подмигнула я ему, -вот видишь, Лёша, какой у тебя богатый лексикон.

– Да уж -откопал в закромах своей памяти одно слово, которого ты не знаешь. Горжусь! или гордюсь? -засмеялся он.

– Нее, два: копулин ещё, – так же, смеясь ответила я, затем взглянула на него слегка смущенно, – Лёш, а что же ты мне ничего про ребят не рассказывал, в смысле что пытаешься опять их в команду собрать? Если б я знала, то не сказала бы тогда сгоряча про лежачий камень.

– Малышка, да всё правильно ты сказала. Ничего ведь ещё не сделано. В 21—23 года парни уже не горят футболом…

– А ты горишь?

– Наверное для меня футбол как для тебя танцы. Не дело жизни, но соль её.

– Лёша, я тебя обожаю! Так коротко, но ёмко – всё расставил по местам. И после этого говоришь что филология не твоя сфера.

Он налил немного вина в бокалы и задумался.

– Лёш, Георгий предлагает устроить тебе встречу с новым тренером футбольной команды области, тот набирает перспективную свежую «кровь», хочешь?

– Ох, хлопотунья ты моя, Пигмалион в юбке! – засмеялся он, – ты уж определись кого ты будешь из меня лепить журналиста или футболиста. Нет, малышка, сначала я должен что-то сделать на нашем городском и районном уровне, а там дальше будет видно…

Я улыбнулась ему:

– Понимаю. И уважаю. Доказать себе – это важнее, да и какие твои года: в 22 года жизнь только начинается, – засмеялась я.

После ресторана мы гуляли по опустевшему городу, хотя ещё не было слишком поздно. Видимо все сидят по квартирам и домам за праздничным застольем. Лёшка обнял меня и повернул лицом к свету фонаря:

– Малышка, я гостиницу забронировал, можем прямо вот сейчас пойти туда.

Я молчала, смотрела ему в глаза, пока он не опустил их.

– Лёша, я не пойду в гостиницу, извини. Даже в Париже со стороны молодой девушки – это не комильфо, а признак лёгкого поведения, хотя нравы в Париже более раскрепощённые.

Он обнял меня

– Малышка, прости. Ну что же нам делать? Ну давай поженимся прямо сейчас, вот завтра пойдём и распишемся. Мне так тебя не хватает.

– Лёша, я не буду жить в доме твоих родителей, и толку тогда что мы возьмём и поженимся наспех сейчас.

– Ты не принимаешь мою мать, я правильно понял?

– Лёша, это она не принимает меня. Я не буду тебе сегодня ничего рассказывать, но рано или поздно ты сам узнаешь.

Он притих и помрачнел.

– Алёшка, милый, я скоро получу квартиру, это решённый вопрос – потерпи немного, и у нас с тобой будет жизнь, которая зависит только от тебя и от меня.

Он поднял меня к своему лицу и выдохнул в него:

– Как же ты изменила меня! Вмиг и бесповоротно!

– Ой, Лёша, -вдруг вспомнила я, -я же тебе пуловер связала в подарок и в него ввязала свои волосинки, чтоб у сердца были.

Я открыла свою сумку и достала из него пакет с пуловером, шарфом и шапкой. Шарфом “ по-французски» обмотала его шею, сняла его норку с головы и вместо неё надела на парня модную шапку крупной вязки.

– Пусть тебя греет моя любовь, Лёша, когда ты идёшь в ночи по холодной Волге.

Он схватил меня, подняв на руки и так и нёс на руках по пустым улицам столицы области.

В Романовск Приволжский мы вернулись последним рейсовым автобусом. И опять долго гуляли по таким же пустым улицам, потому что никак не могли расстаться. В окне Капы горел свет. Мы стояли обнявшись, всё никак не решались разойтись по своим берегам Волги. И вдруг входная дверь подъезда открылась и вышла моя тётушка.

– Входите, хватит под дверью целоваться на глазах у всех соседей.

Мы с Лёшкой переглянулись

– Добрый вечер, Капиталина, -сказал Алексей.

– Какой там вечер?! Ночь давно на дворе, и скоро светать начнёт. Входите в дом.

Втроём мы прошли на кухню. Капа достала из шкафчика открытую бутылку грузинского вина и сама разлила в три бокала.

– С праздником, Алексей! -сказала она, подняв свой бокал, – слухи ходят что отличился ты на флоте и медаль заработал.

Я быстро взглянула на Алексея и тоже подняла свой бокал.

– Да не я ж один отличался, всю команду наградили.

– Ладно, не скромничай. В любом случае сегодня твой праздник. Оставайся до утра – утро вечера мудренее, утром и поговорим, – сказала она и оставила нас одних на кухне.

– Интересный поворот событий, – засмеялась я.

– Видимо это её подарок к дню Морского Флота и к моей днюхе, – ответил он и заграбастал меня на свои колени, целуя в шею, – ну что, копулинная моя, так и будем сидеть здесь до утра как сидели у Толика в новогоднюю ночь?

Я встала с его колен и поцеловала в губы.

– Надя у Толика в семье празднует день Морского Флота. По-моему Капа намекнула, что спальня в нашем распоряжении до утра. Между прочем, самого Толика Капа ни разу в своём доме на ночь не оставляла.

– Не такая уж она и старая дева, и, видимо, поняла наконец-то что у нас любовь, а не то, что она думала, – выдохнул мне в ухо Алексей, поднял меня на руки и ногой открыл дверь в спальню Нади…

…Это была четвёртая ночь нашей любви и первый раз, когда «балом», вернее нашей Румбой любви, правила я, а не он.

«Па-сёль» – «па-де-дё», «па-сёль» -«па-де-дё», «па-сёль» -«па-де-дё» -«па-сёль»…

Утром, ещё до того, как Капа нарочито громко загремит чайником и чашками на кухне, Алёшка проснулся, поцеловал меня в закрытые глаза.

– Малышка, какая же ты не-ве-ро-ят-на-я. Вот за что ж повезло такому дураку?

– За глаза твои синие да речи сладкие, – смеясь ответила я на его уже традиционный вопрос своим уже традиционным ответом, – доброе утро, мой Капитан.

– Капитан? Это что-то новое в твоём репертуаре, -засмеялся он, – хорошо, на капитана нашего будущего семейного судна я согласен.

– Лёша, я вообще то имела в виду капитана футбольной команды, которую ты непременно соберёшь, потому что ночью ты кричал: «гооооол! Я забил гоооол!»

– Правда?! Наверное это был гол в твои ворота, малышка! – шепнул он и покрыл моё лицо своими горячими поцелуями.

Любовь, Комсомол и Весна!

Март 1976, Романовск Приволжский.

Приближался день 8 марта. Конечно же, организация торжественной части, концерта и музыкального вечера на комбинате опять возлагалась на энтузиазм комсомольской организации, а это значит что 80 процентов всей подготовительной работы тащила на себе я сама. И да-танцевальному вечеру опять быть, и я опять пригласила ребят-музыкантов с Левобережья. На этот раз я не ходила к ним в клуб каждую неделю на прослушивания, я уже доверяла их репертуару, и ребята ощутимо улучшили качество исполнения. Празднование было назначено на субботу 6 марта. А 5 марта директор комбината пригласил меня зайти в его кабинет.

– Ангелина Витальевна, я, конечно, рад вашему энтузиазму, но Вы понимаете что так нельзя? Вы же так за год-два полностью сгорите на работе! Во всём должна быть мера. Вот уедете Вы по какой-то причине из нашего города или заберут Вас от нас в горком, и кто сможет заменить Вас? Никто! Вы слишком высоко подняли планку своей личной ответственности.

– Сергей Петрович, я не делаю ничего такого, что было бы обременительный для меня – всё в рамках занимаемой должности.

– Тем не менее, часть нагрузки можно переложить на комсомольский актив – пусть учатся, пока есть у кого.

– Сергей Петрович, Вы меня хороните что ли? – довольно возмущённо спросила я.

Он молчал, потом пытливо взглянул на меня.

– В горкоме освободилось место руководителя отдела пропаганды и культурно-массовой работы. Дошли слухи что Вы – в списке кандидатов на эту должность.

Я вспыхнула:

– Где пропаганда и где я? Даже и не думайте! Да и мой моральный облик не соответствует пропагандисту: Пастернака и Бродского читаю, зарубежную музыку слушаю и… Румбу танцую, вот… Я могу ещё перечислять, но боюсь Вас шокировать…

– Не надо перечислять. Вы– живой и свободный от стереотипов человек, но…

– «Родилась не в то время и не в том месте» хотите Вы сказать? Я такое суждение уже слышала! – перебила я речь директора.

– Даже не знаю что ответить, -сказал он, – совсем не такую окраску я хотел придать нашему разговору.

Он вызвал секретаршу:

– Чёрный чай с лимоном, пожалуйста.

Чай был подан, как всегда, на красивом подносе и в красивых чашках и с нарезанным лимоном на блюдечке. Сергей Петрович достал из стола маленькую -250 мл бутылочку коньяка, налил себе в чашку 15—20 мл и вопросительно посмотрел на меня.

«Эх, прокачусь», – подумала я и утвердительно кивнула головой.

Мы пили чай, молчали и смотрели друг на друга.

– Ангелина, Вы быстро повзрослели и изменились за эти полгода.

– Жизнь-лучший университет, – ответила я, – мне особо не на кого полагаться и все решения приходится принимать самой.

– Отбой горкому?

– Конечно! Не для того я училась чтобы штаны, простите, юбку в горкоме просиживать.

На том мы и расстались.

6 марта праздничная программа и танцевальный вечер прошли просто замечательно, большой вклад в веселье внесла наша команда КВН, ребята не только шутили, но и провели юмористические конкурсы. Парни-музыканты и солистка Аня тоже были на высоте, подготовили несколько абсолютно новых композиций. Я вдоволь натанцевалась, не только потому что хотела этого, но и «вызывала огонь на себя», когда надо было подогреть скучающую группу. Физрук Володя был моим верным партнёром по медленным танцам, но на классическое танго меня пригласил музыкант-ударник Андрей. Он не плохо двигался и мне с ним было приятно, пока он не начал разговор.

– Будешь завтра в клубе, Лина? – на ухо спросил он.

– Скорее– да, чем– нет, – ответила я, -мы ещё не обговаривали с Алёшкой наши планы на воскресенье и 8 Марта.

– У вас всё серьёзно? – продолжал задавать вопросы он.

– А как ты сам думаешь, глядя со стороны? – задала я встречный вопрос.

– Ну, Лина, сумасшедшую страсть я вижу – не слепой, но я не это имел ввиду. Страсть– это вожделение, не поддающееся контролю, любовь-это нечто другое.

– Да? Смотрю вокруг меня сплошные специалисты по любви. А почему ты тогда сам один, если специалист?

– Потому что любовь не так легко встретить, Лина, в отличии от объекта вожделения и страсти. Не размениваю чувства на сиюминутное и проходящее.

– Ну хорошо, а любовь, как ты понимаешь любовь?

– Любовь -это самоотверженность и самопожертвенность, когда всё готов положить к ногам любимого человека. Вот ты, ты всё готова положить к ногам Алексея? От всего отказаться лишь бы быть с ним?

– Ну и вопрос, Андрей! – покраснела я, вспомнив, как сказала Алёшке, что он занимает всего лишь 20 процентов моей жизни.

– Вот то-то и оно! Не готова! И, судя по всему, тебе действительно есть чем дорожить и что терять. В любви, Лина, конечно же, есть место и страсти, но если рассматривать просто физиологическую страсть, то в ней обычно нет любви, а только сиюминутная чувственная потребность.

– Ты хочешь сказать что не веришь в нашу с ним любовь?

– Лина, главное чтобы ты верила… но в своей Румбе ты тогда сама и дала ответ: химия– это ещё не любовь и оттолкнула ногой партнёра. И вот именно за это я тогда тебе и крикнул «Браво!!!» – вот тогда ты была искренняя, а всё что потом снова случилось с Алексеем – это опять только ваша обоюдная взрывная страсть.

– Судя по всему ты любил, если способен так разбираться в разнице чувств.

– Любил. Но пока я был в Армии, она вышла замуж. Так иногда бывает.

После танго он ушёл на сцену к музыкантам, а я села за столик у буфета и задумалась. Вот взять, к примеру, Люсю и Виктора, никакой такой особой страсти (читайте-химии) я не чувствовала в их паре, но у меня ни на одну минуту не возникало мысли что между ними нет любви. Или Надя с Толиком, их отношения выдержали испытание расставанием в 3 года, они дорожили друг другом, наверное в их отношениях есть и страсть, но она не выплескивалась наружу, отношения со стороны выглядели гладенькими и ровными, а у нас же с Лёшкой были американские горки до головокружения, слёз, и даже до полного экстаза от одного только взгляда или лёгкого прикосновения, как это случилось с Алексеем после моего аргентинского танго-соло, когда я всего лишь склонилась перед ним и заглянула в глаза…

И, если и это у меня ещё не любовь, то что же тогда есть настоящее чувство любовь? Неужели есть чувство ещё сильнее, чем сейчас испытываю я?

В воскресенье 7 марта мы с Надей, как обычно, пошли на Левобережье. Ещё в пятницу днём Толик договорился с ней по телефону, что у нас будет развлекательное мероприятие – санное катание с высокой Микольской горы, которая находилась чуть в стороне от города, и парни приготовили и сани и всё для пикника на природе. Я надела свои бархатные красные брюки; ткань брюк была довольно плотная, и под эти брюки впихнула ещё и тонкие трикотажные шерстяные гамаши, которые подкупила для особо холодной погоды и пока ещё ни разу не надевала их. Сверху– тонкая трикотажная чёрная с серебром водолазка, на неё– связанный мною яркий красный жаккардовый жакет с замысловатыми узорами, которые я срисовала с резьбы по дереву наличников окон левобережных строений и совсем уже поверх – коротенькая, чуть ниже бёдер, ярко-синяя шубка из дорогого длинного синтетического «меха», который был так моден в Париже в последний год моей жизни там. Я решила, что такая многослойная одежда надёжно защитит меня от морозца, он был особо чувствительным этим утром.

Алёшка и Толик ждали нас возле клуба с большими деревянными трёхместными санями и большим рюкзаком на них.

– Ах, птица моя яркая заморская, -смеясь воскликнул Алёшка, -именно в этой одежде я первый раз увидел тебя 20 ноября.

– Ты даже дату помнишь? – подколол его Толик.

– Эту дату я буду помнить всю жизнь и каждый год праздновать, да, Лина? – он приподнял меня и закружил.

Толик поцеловал Надю в щёку.

– Ну что выдвигаемся? – предложил Толик, -девчонки садитесь в сани – прокатим с ветерком.

Парни действительно «впряглись» в сани вдвоём, держась за длинную толстую петлю верёвки и побежали, аж снег разлетался из под их ног. Ну что сказать: молодые, здоровые такие парни-красавцы, русские богатыри – пусть все завидуют! Было жарко и весело. На Микольской горе, которая по существу была большим холмом, полого спускающимся к самой Волге, было достаточно много народу, стоял смех и визг. Катиться вниз было радостно, я смеялась, Лёшка крепко обнимал меня сзади и напевал так, что, наверное, слышала не я одна :

 
– Моя крошка – балерина
Я люблю тебя, Лина!
Моя крошка -балерина,
Потанцуй меня, Лина!
 

Да, лететь с горы было захватывающе! Но потом тащить тяжёлые сани обратно наверх-удовольствие из не самых приятных даже для наших богатырей. Алёшка зарумянился, расстегнул свою дублёнку, и я увидела на нём связанный мною ярко синий пуловер и длинный шарф на шее. Какой же он красавец у меня, особенно на фоне этого белого снега! Хоть бери холст и рисуй его! Думаю, что если бы его сейчас увидел какой-то кинорежиссёр, то непременно предложил бы ему главную роль в своём фильме. Романтическую роль героя-любовника. И Алёшка бы справился! Когда мы поднялись наверх, Надя с Толиком уже притопывали на месте.

– Всё, ребята, спускаемся с боку холма к пойме реки и разбиваем там палатку для пикника, – сказал Толик, – я жутко голодный.

Оказывается, в рюкзаке кроме провизии, и в самом деле была довольно вместительная палатка. Парни быстро натянули её, внутри на снег расстелили водонепроницаемую ткань, вытащили из рюкзака термос с горячим чаем, небольшую бутылку коньяка, маленькие кастрюльки с домашней едой, и миниатюрную керосиновую плиту, которая всем своим видом, своей простотой форм, но эффективностью в работе, привела меня просто в дикий восторг, как волшебная лампа Алладина. Пока разогревалась тушёная картошечка со свининкой, Толик разлил по маленьким рюмашкам коньяк. Я категорически отрицательно замахала головой, к этому времени я уже поняла что алкоголь на меня действует моментально, и тогда меня пробивает на красноречие (вспомните мою отповедь главному технологу и потом Алёшке).

– Лина, ну хоть чайную ложку в чай для согрева? – спросил Алёшка, не смея настаивать на том, чтобы я выпила эту предложенную рюмку.

Я утвердительно кивнула головой. Алёшка снял с себя дублёнку, свернул её плотно и усадил меня на этот тёплый импровизированный матрац, а затем налил чай в алюминиевую кружку и буквально чуть-чуть добавил коньяка. Они выпили, я держала ладонями горячую кружку и дышала паром и запахом ароматного напитка.

– Как же жаль что я не взял гитару, – вздохнув, сказал Алексей, обнял меня и пересадил к себе на колени.

– А без гитары, Лёша? – спросила я и повернула голову к его лицу.

Он начал медленно раскачивать меня на коленях, как тогда у Капы на кухне, и запел, шутливо имитируя азиатский акцент:

 
«Я встретил девушку, полумесяцем бровь,
На щёчке родинка и в глазах любовь.
Ах, эта родинка меня с ума свела,
Разбила сердце мне, покой взяла.
Ах, эта девушка меня с ума свела,
Разбила сердце мне, покой взяла.»
 

(стихи Мирзо Турсун-заде)

Я засмеялась, обвила руками его шею и притянула его голову к себе и поцеловала.

– Ну не, так нечестно, – нарочито завозмущался Толик, – вы всё пространство собой заполняете, а мы с Надюхой, как две белые поганки, сидим здесь, смотрим на вас и молча завидуем. Надюха, пойдём-ка погуляем, пусть они остынут чуток без нас.

Толик буквально выволок опешившую Надю из палатки.

– Ага, – сказала я Лёшке, – всё ясно с вами: сговорились!

Но он уже обнимал моё тело своими горячими руками под всей этой моей многослойной одеждой и шепнул на ухо:

– Просто доверься мне, малышка… и всё будет улётно как никогда… такой романтичной обстановки у нас ещё не было.

В 6 вечера вчетвером мы были в ресторане Волга. Играла тихая музыка, мы сидели за столиком подальше от яркой люстры. Парни заказали немного водки, бутылку лёгкого розового вина, салатики и запечённую в духовке рыбу с отварным картофелем и морковью на гарнир. Зал был заполнен на треть. Потягивая вино из бокала, я потихоньку наблюдала за публикой. В противоположном углу увидела Алёшкиных учителей Анну Дмитриевну и её супруга Сергея Фёдоровича.

– Алёшка, здесь твои учителя, – тихонечко сказала я ему, так как он сидел спиной к ним и не мог их видеть.

Он развернулся, посмотрел и встал, взяв меня руку.

– Пойдём, малышка, – повёл он меня за собой.

– Добрый вечер! – сказал он, наклонился и поцеловал молодой женщине руку, – Анна Дмитриевна, с наступающим Вас праздником женским днём 8 марта!

– Здравствуйте, Алексей и Лина! Рада вас снова видеть вместе. Спасибо за поздравление!

– Разрешите пригласить Вас на танец, Анна Дмитриевна!

Она встала и они медленно закружились по залу. А я так и стояла рядом с чужим столиком, не сообразив что же мне делать в такой довольно нелепой для меня ситуации. Но Сергей Фёдорович тут же догадался встать и, взяв меня за руку, увёл в центр зала. Я посмотрела ему в глаза и благодарно улыбнулась.

– Молодо-зелено, – произнёс он, – парень хороший, но горяч. Хотя, если вы всё ещё вместе, значит знаете как укротить его горячность. Желаю вам приятного вечера вместе и с наступающим 8 марта!

Музыка закончилась, мы вернулись за свой стол. Толик наполнил рюмки и бокалы. Они выпили. Я пригубила вино и взглянула в глаза Алексея.

– Лёша, на будущее– малюсенькое такое правило хорошего тона: когда ты стоишь с девушкой у чужого стола с сидящими за ним людьми и решаешься пригласить на танец другую, то ты должен, по крайней мере, придвинуть к столу свободный стул и предложить девушке сесть или же предварительно отвести её за свой столик.

– Малышка, да ты что?! Ревнуешь что ли? Это же Анна Дмитриевна!

– Лёша, ну о какой такой ревности ты говоришь? Но ты поставил меня в дурацкое положение. Это некомильфо, Лёша.

– Ах, извините, я совсем забыл что Вы у нас манерная француженка, хотите я встану на колено и прямо вот здесь, кланяясь, расшибу себе лоб?

– Лёх, прекрати валять дурака, – вступил в разговор Толик, – лучше поцелуй её и уведи на танец.

Он молчал. Я испортила ему настроение. Наверное замечание надо было сделать позже, ну хотя бы по дороге через Волгу, с глазу на глаз. А с другой стороны, не скажи я это сейчас, то эта мысль не отпускала бы меня весь оставшийся вечер, а так – я спустила пар и больше не дулась на него. Я улыбнулась, когда Лёшка опять виновато взглянул мне в глаза.

– Проехали, Лёша! Да, возможно я манерная, как ты выразился, но ты же изначально и всегда это знал.

Мы доели ужин, парни допили свой графинчик водки, вино осталось почти нетронутым, и Толик забрал бутылку с собой. Выйдя из ресторана, Алёшка наклонился ко мне и сказал:

– Всё для тебя, Принцесса. Сейчас по планам-танцы в клубе.

Танцы уже были в разгаре, когда мы вошли в зал. В зале было душно и жарко. Я сняла свой вязаный жаккардовый жакет и повесила его на спинку стула в «своём» левом углу зала. Музыканты закивали мне головой и заулыбались. Я оглядела сегодняшнюю публику. Под сценой у центра на «своём» персональном стуле сидел Валерий, но уже без костыля. Анатолия опять не было. Молодёжь довольно бойко танцевала под какую-то ритмичную музыку, которую я ещё не слышала в исполнении нашей группы. Высоченный Лёшка в своём ярко-синем пуловере и в американских джинсах, и я в широких красных брюках и чёрно-серебристой тонкой водолазке, оба вместе, мы выглядели ярким пятном среди танцующих, одетых в одежды бело-серо-черноватых тонов. Музыка закончилась. Николай на минутку спустился в наш угол, пожал Лёше руку, приобнял меня.