Текст книги "Любовь, комсомол и зима. Назад в СССР"

«Первый раз как в первый класс». 1 января 1976

– Ангелиночка, доченька, ну наконец-то, – обнимала меня тётя Васеня, – она повернулась к Алексею, – а парень -то какой орёл, рада видеть, сынок!

Тётушка обняла и Лёшку, и затем мы вошли из прихожей в зал.

Дядя Аркаша и Владимир сидели за столом и играли в шахматы. Мальчишки-погодки, Вася и Миша, расположились на полу и катали новые машинки, которые получили в подарок. Жена Владимира, Любаша, хлопотала на кухне. Подростка Оленьки в доме не было, где-то гуляла со своим парнем Андреем – молодо-зелено, дома не сидится.

У меня защемило сердце от чувств: всё здесь было так просто, но так по семейному тепло и уютно, всё согрето материнской любовью и заботой. Не буду описывать в подробностях как нас встретили, как знакомились с Алексеем, скажу просто – лучше и теплее даже невозможно себе представить. Мальчишки получили от меня в подарок большую коробку с железной дорогой, с паровозиками и вагончиками, которые управлялись от пульта, их счастью и визгу не было предела; мужчины тоже, как дети, заинтересовались игрушкой и дружно собирали рельсы, здания вокзалов и шлагбаумов в одно целое.

– Тётя Ангелина, ты фея? -спросил младший Мишенька,

– Самая настоящая Фея, – засмеялась Любаша, – только вместо кареты из тыквы наша Фея исполнила мечту любого мальчишки-целая железнодорожная станция – вон даже у папочки глаза загорелись-то.

– «Золушку» смотрели вчера по телевизору, – пояснила мне тётушка Васеня про Фею.

Лёшка улыбался, переводя взгляд с мальчишки на меня.

– Так значит твоё полное имя Ангелина, – немного удивлённо сказал он, – Лина-Ангелина. Ангел, значит… слушай, малышка, как мало я о тебе знаю!

– Какие наши годы, Лёша, всё впереди! В женщине должна быть загадка, – пошутила я и подмигнула ему.

– Она не малышка, ты что сам не видишь чтоли, она же вон какая уже большая выросла, она моя тётя, – вступил в разговор старший Вася, – но ты можешь звать её тётя Ангел, если хочешь: Ангел и Фея – это одно и то же.

Мы все засмеялись

Обед был поздний, я бы сказала, что он плавно перетёк в ужин, стол был хлебосольным, сытным и очень вкусным. Заречный посёлок славился на всю область своей продукцией. Тётушка напекла расстегаев с мясом, Любаша накатала домашней лапши к отварным курочкам, дядя Аркаша с Володей угощали салом собственного засола, маринованными грибами и домашним вином из своего винограда – этот куст винограда был экзотикой и завистью для всего посёлка и личной гордостью дядюшки, он бережно укрывал его плети на зиму. Я давно не ела такой вкусной еды: в столовой комбината хоть и менялся рацион, но всё-равно был скудноватым, а в общежитии я вообще перебивалась бутербродами да яичницей.

Часам к семи вечера домой вернулась 15-летняя Оленька с парнем Андреем, подмышкой которого был переносной радиоприёмник. Оленька сняла пальто и зашла в зал. Я буквально застывшими округлёнными глазами смотрела на её выпирающий круглый животик, обтянутый трикотажной кофточкой. Оля взглянула на нас, засмущалась и выбежала в свою спальню. Тётя Васеня густо покраснела.

– Вот, Ангелиночка, не уберегли кровинушку: глядели-глядели да и проглядели, – она заплакала, – не смогли ей запретить встречаться с парнем, наша же старшая Светочка повесилась в 17 лет от несчастной любви, боялись запрещать Оле, думали пусть встречаются в нашем доме и будут на глазах. Не досмотрели…

Я не знала что сказать и как отреагировать. Лёшка сидел с пылающим лицом, потупив глаза в пол.

Я встала, обняла тётушку и сказала что пойду к Оле. Андрей был в её спальне, сидел на стуле и слушал музыку по радиоприёмнику, она лежала на кровати и смотрела в потолок.

– Андрей, выйди пожалуйста, – попросила я.

Я подсела на кровать к Оле.

– Олечка, ну что случилось – то уже случилось. Тебе скоро уже 16, ты уже почти взрослая, всё будет хорошо и с тобой и с ребёночком: распишитесь с Андреем и будете жить полной семьёй, мамочка поможет тебе, она у вас такая необыкновенная.

Оля потихоньку заплакала. Я гладила её рыжие густые волосы, а сама думала про Ирину, ну как могли её родители повести свою дочку под скальпель и почему она не воспротивилась, почему не рассказала Алёшке?

Такова жизнь! Но разве не сами мы хозяева нашей судьбы, разве от нас самих не зависит какие решения мы принимаем и как выстраиваем эту свою судьбу и всю жизнь в целом? Нет, я никому не позволю предпринимать что-то против моей собственной воли и желания, и только я сама смогу уберечь себя от опрометчивых поступков, ну а ошибки… через ошибки проходит каждый…

Оля успокоилась. Мы вышли с ней в зал, она взглянула на Алексея и сказала:

– Я Вас знаю, Вы – футболист из Левобережья, мы всем классом ездили в город смотреть вашу игру с Правым берегом года 4 назад, Вы тогда три гола забили и стали кумиром наших мальчишек.

Лёшка улыбнулся:

– Спасибо, Оля, передай одноклассникам привет и скажи что весной буду набирать команду, может быть будут желающие среди них.

– Правда? -спросила она, – я скажу.

Алёшка встал из за стола и пригласил Андрея выйти с ним на кухню. Чуть позже, проходя мимо кухни за своей сумочкой, оставленной в прихожей, я услышала:

– Будь мужиком! Мне тоже было 18 и ситуация почти такая же, но от меня тогда ничего не зависело, а у тебя сейчас всё в твоих руках. Взрослей, парень!

Нас убедили остаться на ночь, хотя завтра, 2 января, был рабочий день. Нет, мне попасть утром на комбинат не было никакой проблемы: рейсовые автобусы возили рабочих из Заречного прямо к комбинату, но Алексею добраться до левого берега было сложнее, даже если он поедет на этом автобусе со мной до комбината, то ему ещё предстоит совершить не ближний путь пешком до левобережья и затем до завода.

Володя с семьёй ушли в свою квартиру. В бывшей спальне Володи были кровать и диван. Тактичная моя тётушка, не задавая лишних вопросов, расстелила нам оба спальных места.

Лёшка выглядел бледным и уставшим. Конечно, он же не спал всю прошлую ночь, а я тогда хоть чуть-чуть подремала у него на коленях. Мы сели на диван.

– Лина, ангел мой, спасибо за знакомство с семьёй, я правда очень оценил это. Если б не видел что ты сама была ошарашена событиями с Олей, то подумал бы что ты привезла меня сюда специально, мне в назидание, мол, смотри, щенок, своими глазами на юношеские гормоны и ошибки.

– Как тебе моя тётушка? – перевела я разговор на другую тему.

– Она, правда, добрейшей души человек, таких людей мало.

Он повернул рукой моё лицо к свету луны и пронзительно смотря мне в глаза, произнёс:

– Лина, неужели прошло только чуть-чуть больше месяца с тех пор, как я впервые встретил тебя? У меня такое впечатление, что произошло помутнение рассудка – совсем потерялся во времени…

Я молчала. И правда, довольная бойкая на язык и общительная, рядом с Алёшкой я в основном молчу. Вот ведь интересно, действительно как это, даже по моему молчанию, он прекрасно читает и мои мысли и чувства, понимает меня буквально с одного взгляда, ему и слова то мои совсем не требуются… хотя… с другой стороны, разве он не нуждается сам в моём вербальном внимании к себе? Получается, что он всё время отдаёт, а я принимаю, но сама ни разу не озвучила ему ни одного нежного слова, а они роились в моих мыслях:

 
Имя твоё – ах, нельзя!
Имя твоё – поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твоё – поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток,
С именем твоим – сон глубок.
 

Нет, стихи не мои. Это много лет назад написала Цветаева, но они назойливо возвращались ко мне снова и снова, и, если бы их не написали ДО меня, то сейчас такие пронзительные слова написала бы я сама…

Но вместо этих стихов, я произнесла довольно сдержанно:

– Алёшка, у тебя тонкая душевная организация, даже удивительно что в таком большом сильном мужчине столько самокопания и переживаний. Чувства сложно проанализировать, а иногда и сложно понять… я, вот думала, что любила уже, а оказалось что вовсе нет, только время расставило всё по местам.

– Малышка, нет, у меня такое тоже впервые, никогда не было никакого желания копаться что там у меня в душе, даже с Ирой по юности. А сейчас я боюсь что-то сделать не так, что-то сказать не так – боюсь обидеть тебя, с одной стороны, своей пылкостью, с другой стороны, своей сдержанностью, которую ты можешь принять за безразличие…

Невероятный прилив нежности обуял меня, почти материнский, мне хотелось обнять его и гладить по головке, как ребёнка, укачать, как он укачивал меня на кухне у Капы.

– Алёша, так всё же, у нас с тобой любовь или только влечение, которое ты называешь химией? Прости, но я в самом деле не очень опытна в подобных отношениях… мне трудно понять и тебя и саму себя. Может быть ты, как более опытный, уже знаешь ответ?

– Малышка, ты же сама только что сказала что чувства сложно проанализировать. Ну какая разница как это называется, Лина, детка! Главное чувства, а не название. Да, у меня были связи, были отношения, были и влечения, но никогда ничего подобного не случалось. Сама подумай, на молокозаводе вокруг меня почти сотня молодых красивых девчонок, многие из них готовы хоть сейчас хоть на флирт, хоть на секс, хоть замуж, а я как завороженный прусь за тобой через Волгу, потом назад этот долгий путь в ночи; а ночью уснуть не могу, днём из рук всё валится, есть не могу, худею, ничто и никто не может занять мои мысли, только ты. Вот и ответь сама на это вопрос: это любовь или что?

Я прильнула к нему и поцеловала в губы. Сама.

Дальше я не буду описывать никаких подробностей, это очень интимное и личное. Скажу только, что в эту ночь я почувствовала как будто внутри меня, как в раскаленной от жары и жажды пустыне, внезапно хлынул дождь, и красивый нежный белый цветок начал расти, медленно раскрывая свой свежий бутон, зашелестел лепестками, нежно прикасаясь своими кончиками к каждой моей клеточке, увеличивался в размерах, и вдруг он, воспаривший из меня вверх, превратился в белого Ангела, который помахал мне крылом на прощание и растворился где-то далеко-далеко в высоком звёздном небе…

Январь, февраль 1976

ЧП НА КОМБИНАТЕ

…Вернёмся к нашему земному.

На комбинате случилось ЧП. Швейная фабрика, закупившая у нас рулоны ткани для пошива женской одежды, забраковала всю партию из за неустойчивого красителя, который пачкал руки даже при трении о ткань, не говоря уже о том, что произошло с самой этой тканью после влажной обработки.

Директор вызвал на экстренное совещание главного технолога, начальника красильного цеха, заведующего химической лабораторией, начальника отдела технического контроля и пригласил меня, как химика-технолога по профильному образованию.

Увлекаясь крашением тканей, пряжи и одежды, я изучила химические процессы ещё до поступления в вуз и прекрасно понимала что обвинять в случившимся красильный цех – это не логично, он красил тем препаратом, который ему поставили и в этом случае – претензии не к красильному цеху, а к конкретному препарату, если, конечно, красильный цех сам не допустил отклонения от технологии процесса окрашивания, а за технологию, опять же, отвечает отдел технолога. Закупка красителей в основном шла с завода соседней области. Образец каждой партии должны были проверять наша собственная химическая лаборатория, ОТК и отдел технолога прежде, чем подписать акт о соответствии нормам ГОСТА и качества (три подписи) и только затем отправить краситель в красильный цех; ну и готовый продукт, то есть саму ткань, отдел технического контроля (ОТК) должен выпустить на реализацию с актом соответствия.

Руководители и заведующие отделов и цехов выглядели бледными и взволнованными. Такого большого ЧП на комбинате ещё не было. Каждый пытался выгородить свой отдел и переложить вину на другой, я внимательно слушала всех и делала пометки у себя в блокноте.

– Ангелина Витальевна, ваше мнение со стороны? – спросил директор Царьков Сергей Петрович, – я понимаю что Вы не погружены во все процессы, можно сказать что не в теме, не знаете производства, но всё же, Вы же химик-технолог, вижу что Вы что-то рисовали в блокноте.

Я придвинула к нему свой блокнот и ответила:

– Смотрите сами, я всего лишь нарисовала цикл, замкнутый цикл, и с какой стороны Вы ни посмотрите на эту схему, то сразу невооружённым глазом увидите, что в этой цепочке всё неоспоримо дважды замыкается на Отдел главного технолога и Отдел технического контроля, а вот вина красильного цеха и химической лаборатории весьма ничтожна, и это легко можно проверить, сделав химический анализ препаратов.

Директор почесал затылок.

– Создаём рабочую комиссию для полнейшего расследования ситуации. От каждого отдела по инженеру-специалисту, не руководителей, а именно толковых специалистов-практиков, дополнительно – начальника отдела кадров и председателя профкома в едином лице и химика-технолога. Председателем комиссии, как незаинтересованное лицо, назначаю Ожегову Ангелину Витальевну.

– Ну почему же незаинтересованное? – спросила я, – результат в интересах всего комбината. Вы имели ввиду невовлечённого в процесс?

– Один-ноль, Ангелина Витальевна, именно это я и хотел сказать. Умеете Вы правильно мысли формулировать, отдаю Вам должное. Двух дней хватит?

– Конечно, при наличии всех необходимых ингредиентов и спектрофотометрических приборов, проверку красителей и самого процесса окрашивания можно сделать и за один день.

– Послезавтра в 10.00 все ко мне в кабинет в том же составе плюс все новые члены комиссии.

В назначенный срок в кабинете директора все были в сборе. Сергей Петрович сразу же предоставил слово мне. Я протянула ему один экземпляр акта служебного расследования, и зачитала текст со второго экземпляра вслух. Директор слушал и одновременно читал глазами текст выводов комиссии. Поднял голову, обвёл всех взглядом, Пузиков Андрей Петрович поджал плечи.

– С виновниками всё ясно, они понесут ответственность за это, а теперь попрошу рассказать не для протокола, а своими словами, без чересчур умных химических и прочих терминов, я ж не химик, а руководитель и производственник, в чём конкретно причина этого брака и как избежать его впоследствии. То есть не КТО конкретно виноват, а ЧТО послужило причиной. Своими словами, Ангелина Витальевна!

– До конца прошлого года комбинат выпускал ткань только из натуральных волокон. В последнем квартале отдел технолога разработал новый вид ткани с добавлением 20 процентов синтетического волокна. Но окрашивание ткани из смесовых волокон требует другого подхода, так как волокна натуральные и синтетические являются антиподами, если своими словами: одни пористые, другие-прочные, плоские, малопористые. Ранее для прокрашивания натуральных волокон красильный цех использовал сухие порошки-пигменты, но для синтетических волокон нужны современные жидкие высокодиспенсерные красители, в такие красители уже внесён тот самый компонент, который позволит легко проникнуть растворимому жидкому красителю в малопористую ткань синтетического волокна. То есть порошковый пигмент просто сыпется с синтетики, не проникает в её поры… что и произошло в нашем конкретном случае. Именно это не учёл Отдел Главного Технолога в силу своей некомпетентности, ну а Отдел Народного Контроля не проверил готовую продукцию на выходе в силу своей халатности, просто подмахнули бумажку своей подписью. У меня всё, если коротко без терминов.

Наступила тишина. Директор потёр переносицу, сняв очки.

– Этому всему Вас учили в вузе, Ангелина Витальевна?

– В какой-то степени-да, но синтетические волокна в СССР начали выпускать только с 1971 года; поэтому я в основном читала научные публикации, я давно увлекаюсь красителями и колорированием, ещё до вуза, и затем во Франции следила за техническим прогрессом и научными разработками в этой области.

– Вот видите, в вузе этому лично нас не учили, – раздался жалобный голосок Пузикова Андрея Петровича, – не у всех же семь пядей во лбу, да и откуда нам брать научную литерату?

Сергей Петрович перевёл взгляд на него и усмехнулся:

– Уж Вам бы помолчать на счёт научной литературы, лично у Вас есть доступ к любой через библиотечный фонд области.

Он ещё раз окинул всех своим взглядом, остановился на лице Морозовой Елизаветы Ивановны, женщины предпенсионного возраста– начальнике отдела технического контроля, вздохнул и произнёс:

– Все свободны, выводы будут сделаны в течение трёх дней с участием парткома комбината. Ангелина Витальевна, а Вы останьтесь.

По селектору он вызвал секретаршу и попросил приготовить чай с лимоном.

– Ну что делать будем, молодое поколение? Заткнули Вы нас стариков за пояс.

– Вы про брак? Пусть возвращают ткань, обойдёмся только неустойкой. Отбелим мы эти ткани, переколорируем в чёрный и зелёный цвета и пустим их на рабочую форму для строителей. Убытки будут, но не такие существенные.

– Да чёрт с ними с этими тканями – спишем! Я про Вас лично. Хотите назначение на должность временно исполняющего обязанности Главного Технолога? Думаю что Пузиков будет снят с должности.

– Я??? Нет, ну спасибо, конечно, за доверие, но до руководителя отдела Главного технолога, даже временного, минуя рядового инженера-технолога, я ещё не доросла, Вы об этом сами говорили при первой нашей встрече. Я ещё и в должность секретаря комсомольской организации не до конца вникла, поработаю хотя бы годик, пока надёжный человек на это место не появится. Вы же сами меня на эту должность уговаривали…

– Уговаривал, и вижу что не зря.

Секретарша принесла чай на красивом серебряном подносе в красивых чашечках завода Гжель.

– Новый современный цех года через полтора откроем, набирайтесь опыта– возглавите его, – он прямо взглянул мне в глаза, – если, конечно, у Вас самой не появятся другие, более перспективные планы. Ну а про стаж рядового инженера-технолога, сия судьба Вас не минула, Вы, хоть и освобожденный комсорг, но находитесь на ставке химика-технолога, так что стаж идёт и по профессии и по комсомольской линии: двух зайцев одним махом!

«Орфей и Эвридика»

Помните про амплитуду в отношениях, про которую говорил мне студент авиационно-строительного вуза Анатолий? Что достигнув наивысшей точки, будет резкое падение вниз? Наверное мы с Алексеем этой высшей точки ещё не достигли, потому что наши отношения развивались спиралеобразно – шли гладенько и ровненько, а потом опять резко поднимались вверх, это даже уже зависело не только от нас самих, но и от обстоятельств места и времени, например, если мы не виделись или не слышались несколько дней. Он по прежнему говорил мне много всяких разных ласковых приятностей. Но новогодняя примета «как встретишь Новый Год так и его и проведёшь» и слова Нади «будете весь год бродить по улицам как бездомные собаки» оказались вполне так себе реалистичными. Мы бродили по Левобережью, сидели на скамейках в парке, на всех по очереди, и целовались, лежали на снегу и смотрели на звёзды, он рассказывал легенды и мифы про созвездия. Про созвездия он действительно знал много, наверное потому что был моряком? Нет, ну про все Зодиакальные созвездия и про такие, как Большая медведица, Орион, Андромеда, Волосы Вероники, Гончих Псов и тому подобное, знала, конечно, и я, ведь и я была вполне так себе разносторонней и начитанной девушкой, но он был в теме значительно глубже и выворачивал её так, что это каким-то образом было и про нас. Именно от Лёши первый раз я услышала про созвездия Жираф, Змееносец, и про самое маааааленькое созвездие – Райская Птица (ах, вот откуда у него ассоциации со мной). Конечно, мне было интересно с ним, он всегда находил темы для разговора, мы часто обсуждали новые публикации в журнале «Юность», мне было приятно обнаружить, что мы просматриваем и читаем одно и то же практически одновременно.

На Рождество 7 января мы вдвоём ездили в филармонию областного центра на рок-оперу Журбина «Орфей и Эвридика», премьера рок-оперы состоялась сравнительно недавно в Ленинграде, и нам с Алёшей выпал «счастливый билетик» быть в числе одних из самых первых зрителей в нашей области этого, не побоюсь этого слова, шедеврального шоу, которое стало заметным явлением в музыкальной среде СССР, и группа «Поющие гитары» только-только начала свои гастроли по стране, каждый раз добиваясь фантастического успеха, добрались и до нашей области. Два пригласительных билета в VIP-зону (да, я в курсе, что такое слово в те времена в СССР не использовалось, но оно существовало в моём лексиконе) мне вручил директор нашего комбината, сказал что это два его личных места, полученных от областного исполкома, но он стар для таких зрелищ, но будет искренне рад, если я воспользуюсь ими, как представитель авангардной молодёжи.

Алексей был удивлён сюрпризом, который я ему устроила – он знал про поездку в областной центр, но не знал её цели. Он был ошеломлён всем: богатством зала, нашими престижными местами, моему зелёному шифоновому миди-платью с двухслойной летящей юбкой, но главное он был ошеломлён действию на сцене. Конечно, подобное зрелище он видел впервые, в отличие от меня. Голос Альберта Асадуллина, исполняющего партию Орфея, прекрасный, чистый, с безграничным диапазоном, до сих пор в моей памяти, такие голоса мой музыкальный слух хранит на века.

Как и после фильма «Москва, любовь моя», мы молчали почти всю обратную поездку на последнем автобусе. В голове всё ещё звучала музыка и этот прекрасный уникальный голос.

У дома Капы Алёшка буквально пригвоздил меня к стене, прямо под лампой, и выдохнул в моё лицо:

– Ты – Волшебница! Какая же ты Волшебница…

– Фея! Ты забыл, Лёша, Фея я или тётя Ангел, если тебе так больше нравится.

– Твоя Капа всё ещё не хочет меня видеть? Вот же упёртая старая дева, ну вот за что она меня так ненавидит?

– Ненавидит? С чего ты взял? Я ни разу тебе не рассказывала её отзывы о тебе.

– Да я пару раз на неделе подходил под ваше окно, когда совсем уж невмоготу было, кидал снежками в окно, думал ты услышишь и выйдешь, а она выскочила с метлой и c размаху отлупила меня ею, причитая: «Забудь дорогу, паршивец, нет её для тебя!»

– Лёша, меня и в самом деле не…, – начала я чтобы сказать что не было в этом доме, – но он закрыл мой рот страстным поцелуем и расстегнул пуговицы моего пальто.

– Много хочешь, Лёша, мало получишь, – выдохнула я ему в лицо.

– Мало хочешь-ничего не получишь, – добавил он и провёл своей горячей рукой по моему бедру.

– Хотеть-не значит мочь, Лёша, -повторила я свою фразу, сказанную неделю назад под Новый Год.

Он вздохнул и застегнул пуговицы.

– Лин, ты пьёшь мою кровь, скоро всего высушишь… какая, блин, Фея, ты ж – Вампирша, – он легонько укусил меня за губу, – спокойной ночи, малышка!