Текст книги "На Туманном Альбионе"

Глава 19

Мать твою, какие же они техничные! Если бы не обязанность носиться по полю и делать что-то во благо «Челси», я просто встал бы где-нибудь в сторонке и наслаждался игрой звёзд «Реала», чем сейчас и занимались болельщики на трибунах, по большей части конечно же испанские, или местные любители футбола, сочувствующие королевскому клубу. Но фанаты «Челси», которых тоже собралось немало и среди которых был замечен премьер-министр Великобритании, неистово гнали своих любимцев вперёд. И им – то есть мне и остальным парням в синих футболках – не оставалось ничего другого, как отдавать борьбе все силы, но пытаться на равных противостоять заведомому фавориту финального поединка за Кубок европейских чемпионов.

Но признаться, перейти на чужую половину поля нам в первые минуты почти не удавалось. Даже я больше вынужден был заниматься оборонительными действиями, нежели созидать в атаке. Хорошо ещё, что Пит Бонетти поймал кураж и за первые 15 минут матча вытащил пару неберущихся мячей. Это ещё Пушкаша на поле не было, Муньес решил выпустить сегодня в атакующую линию Амансио, Хенту, Гроссо и Веласкеса.

Но мы понимали, что долго так продолжаться не может, и к середине первого тайма сумели отодвинуть игру от своих ворот. Да и номинальные хозяева, коими в этот майский вечер считались мадридцы, ослабили натиск, устроив и себе, и нам небольшую передышку.

Первый удар в створ ворот соперника нанёс Венейблс на 38-й минуте. Араквистан справился, да и удар, если честно, был так себе. Зато на последней минуте тайма нам удалась неплохая многоходовка. Начал её Эдди Маккриди пасом на Фаскионе, тот в одно касание переправил круглого на Хинтона, и Марвин с линии штрафной залудил так, что штанга ворот Араквистана завибрировала. Но, к сожалению, только штанга, а не сетка ворот.

В перерыве Дохерти продолжал нас мотивировать, акцентируя внимание на том, что мало используем фланги. Мало, согласен. Вот только противостоял мне на моём фланге крайний защитник «сливочных» Пачин – прозвище Энрике Переса Диаса. Резкий, техничный, как и практически все испанцы, но при этом по жёсткости не уступающий англичанам. Пару раз пытался от него оторваться, но тот вцепился в меня, словно бультерьер. Ладно, у нас есть ещё целый тайм, чтобы попробовать что-то сделать на своём фланге.

Шанс мне представился на 63-й минуте. Бонетти рукой от своих ворот забросил в мою сторону мяч почти через полполя, я одним касанием пробросил его вперёд, интуитивно чувствуя, что слева на меня по косой траектории несётся Пачин. Если бы я был без мяча, убежал бы, а с мячом это уже превращалось в трудновыполнимую задачу.

А потому сам стал смещаться навстречу ему и, дождавшись, когда Пачин сблизится вплотную, резко остановился, крутанул финт Зидана и, оставив соперника за спиной, уже не сбавляя скорости, помчался к штрафной площади «сливочных». Впереди оставался центральный защитник Санчис. Он осторожно пятился к своим воротам, выбирая момент, чтобы сделать рывок и выбить у меня мяч. Тормозить было нельзя, сзади как набравший ход локомотив мчался разозлённый моим финтом Пачин. Ну и что мне оставалось делать, кроме как ещё раз попробовать изобразить трюк памяти знаменитого французского полузащитника? Надо же, и Санчис купился!

Я обычно в такие напряжённые моменты игры отвлекаюсь от происходящего на трибунах, но в тот момент явственно услышал, как стадион вздохнул в едином порыве. Впрочем, наслаждаться вздохами болельщиков было недосуг, так как всё решали секунды, а передо мной, расставив руки в стороны, маячил Араквистана…

Вот что на следующий день писал главный редактор французского журнала France Football Габриэль Ано:

«То, с каким изяществом крайний полузащитник „Челси” Егор Мальцев расправился с защитниками „Реала” и сборной Испании, не может не вызвать восхищения. Причём расправился в издевательской манере, проделав один и тот же трюк сначала с Пачином, а затем и с Санчисом. Ну а заключительным аккордом этой небольшой футбольной „пьесы” стал удар под опорную ногу голкипера „сливочных” Араквистаны. 1:0 – счёт открыт!

Болельщики „Реала” растеряны, впрочем, то же самое можно сказать и о футболистах королевского клуба. Но неугомонный Муньес гонит своих подопечных вперёд, и вот уже голкиперу „Челси” Бонетти в очередной раз приходится спасать свои ворота от неминуемого гола. Это Амансио был на острие атаки „Реала”, бил почти наверняка, но вратарь „синих” в который уже раз за этот вечер продемонстрировал, что не зря занимает место в воротах своей команды. Валы атак на владения Бонетти накатывают один за другим, но оборона „Челси” держится из последних сил. И вот звучит финальный свисток! 1:0, победа клуба из Лондона. Есть первый европейский титул в истории „Челси”!»

В Хитроу встречать нас собралась, такое ощущение, половина населения столицы Соединённого королевства. Как-никак первый британский клуб, выигравший за пока ещё десятилетнюю историю турнира этот приз. Я так вообще стал национальным героем. Фото меня любимого, стоявшего на трапе с высоко поднятым над головой Кубком чемпионов, украсило первые полосы нескольких изданий. А The Sun вообще посвятило нашей победе разворот, при этом на целые полполосы раскидав осанны мастерству советских футболистов – Мальцева и Воронина. Если бы, мол, последний также участвовал в финальной баталии, преимущество английского клуба и вовсе было бы неоспоримым.

Хелен позвонила мне в первый же день после нашего возвращения из Брюсселя. Радовалась так, будто это она выиграла Кубок чемпионов. Предложила отметить победу совместным посещением самого дорогого лондонского ресторана, обещая угощение за свой счёт. Пришлось согласиться, хотя я предчувствовал, что расплачиваться придётся мне. Всё ж таки русские мужики по-другому воспитаны, получше хвалёных лондонских денди.

Интервью для газет, радио и телевидения следовали одно за другим всю последующую неделю. Вся наша команда удостоилась аудиенции у премьер-министра, где все игроки были награждены орденом Британской империи. Я же, не будучи гражданином Соединенного королевства, стал почётным кавалером, как в моей реальности Мстислав Ростропович и Василий Ливанов, вроде как за вклад в дружбу России и Великобритании. Побрякушка – а приятно, хорошее дополнение к награде за победу на Олимпийских играх. Надеюсь, что не последняя. Не то чтобы я страдал «синдромом Брежнева», но всё равно льстит, когда твои успехи замечают свыше и по достоинству отмечают. Интересно, если вдруг победим на Кубке мира, орден Ленина вручат? В принципе я согласился бы и без Героя Соцтруда, на один орден.

Тут появился ещё один повод для пристального внимания к «Челси» – победа в национальном первенстве. В заключительном туре чемпионата 16 мая мы сумели сломить сопротивление бирмингемской «Астон Виллы» и с отрывом в два очка от «Ливерпуля» заняли первое место.

Бонусом к победе от спонсоров и боссов клуба мы получили неплохие премиальные. После чего футболисты были распущены в отпуска, кроме Рона Харриса и Терри Венейблса, призванных под знамёна сборной. При этом разногласия между Венейблсом и Дохерти достигли своего апогея, и такое ощущение, что двойной успех клуба на международном и внутреннем поприще этому только способствовал. Как бы там ни было, наш капитан решил сменить клубную прописку, тем более что руководство «Тоттенхэма» предлагало Мирсу за него хорошие отступные. Выбрав в противостоянии между тренером и игроком сторону Дохерти, босс «Челси» к тому же поимел неплохую прибыль с этой сделки.

Что касается наших с Ворониным контрактов, то со мной, по слухам, хотели продлить как минимум ещё на год, но пока всё находилось в стадии переговоров. Вроде как наша сторона предложила значительно повысить сумму контракта, а боссы лондонского клуба раздумывали над таким «заманчивым» предложением. Несмотря на договорённость с Федерацией футбола СССР, Дохерти и Мирс мечтали оставить и Воронина на следующий сезон, хотя Тэмблинг уже приступал к активным тренировкам. Но Ряшенцев с подачи руководителей «Торпедо» был непреклонен. Договаривались на полсезона – будьте добры! Советскому клубу он не меньше вашего нужен, а то без него торпедовцы в набравшем ход чемпионате СССР плетутся в середине таблицы, несмотря на раззабивавшегося Стрельцова. Которого, между прочим, Морозов вернул в состав сборной СССР, и в первом же своём матче за советскую команду Эдик забил в Сараево в ворота сборной Югославии.

Между делом, пока мы в Брюсселе вымучивали победу в Кубке чемпионов, Валеру успели захомутать в фотомодели. Как я подозреваю, без участия Твигги тут не обошлось, хотя сам Воронин всячески доказывал, что к моменту, как поступило предложение сняться на обложку британской версии журнала Vogue, он с девицей пару недель уже как не виделся. Естественно, сняться с разрешения советских кураторов. Ещё бы не разрешили, когда издатель предлагает 10 тысяч фунтов, из которых Воронин получил… пятьсот. Остальное за вычетом подоходного налога ушло на счета торгпредства.

Но Валера и тому был рад. Мне кажется, он бы ещё и сам доплатил, чтобы покрасоваться на глянцевой обложке модного таблоида с мячом и в костюме новаторского дизайна от какого-то молодого, но уже известного английского кутюрье.

– Вот, понимаешь, только карьера в модельном бизнесе в гору пошла, а приходится уже собирать манатки, – то ли притворно, то ли и в самом деле горестно вздыхал Воронин.

– Не расстраивайся, ты же берёшь с собой десяток журналов, вот подсунешь их какому-нибудь Славе Зайцеву…

– Ага, и моё фото пойдёт на обложку журнала «Работница»? Он же по женским нарядам специализируется!

– Ну, я для примера сказал, есть же в Союзе всякие дизайнеры одежды… Сейчас вроде как модельный бум начался, в связи с постановлениями ЦК КПСС о развитии частного бизнеса. Так что не пропадёт твоя модельная внешность, а пока лучше думай о близящемся Кубке мира. Чувствует моё сердце, что мы можем удивить весь футбольный мир.

А я понемногу, похоже, становился миллионером. Это если судить по моему счёту в советском торгпредстве, на который поступали авторские отчисления и доходы от продажи пластинок, плюс совокупный доход на моих советских сберкнижках, которых было уже три, если верить маме, а не верить я ей не мог. Всё в совокупности, пожалуй, уже тянуло под миллион, задумай я объединить всю сумму в рублях. Причём оба счёта практически ежедневно увеличивались благодаря ротации песен в радиоэфире и другими исполнителями. И в Союзе, и в Англии с этим было строго, не забалуешь, а тут ещё зарубежные радиостанции исправно отчисляли проценты.

Кстати, мы с группой успели ещё отсняться в студии музыкальной программы на BBC. По стилистике напоминало некогда популярную «Программу „А”», выходившую на отечественном ТВ в перестройку и в начале 1990-х. В общем, записали там наш концерт хронометражем в полтора часа, состоявший из 11 песен и болтовни между их исполнением. Я правдами и неправдами выпросил одну из копий плёнки, мне её продали из-под полы, пришлось выложить ушлому режиссёру пару сотен фунтов. А что, оставлю себе на память, будет что детям и внукам показать. Надеюсь, таможня не придерётся, если я решу захватить плёнку в Москву. Подсунуть Эле Беляевой, пусть у себя в «Музыкальном киоске» крутит хотя бы по одной песне. А что BBC может в суд подать… Хм, в моё время советские юристы всех на фиг посылали. А чё, вон ракеты в шахтах ждут команды «Старт». Хотите с ними познакомиться поближе? Не хотите? Ну а чего тогда скандал раздуваете из-за какой-то позаимствованной книжки-песни-видео-фото… Тут уж сами выбирайте вид интеллектуальной собственности. Лишь бы моя фамилия не всплыла, а то ведь здесь, в Англии, могут и раком, как говорится, поставить. Но мы же русские – народ рисковый, где наша не пропадала!

Не покидала меня ещё одна мысль: во что вложить свои сбережения? Учитывая помимо валютного счёта здесь ещё и накопления в СССР, я реально входил в число легальных миллионеров, но наученный ещё в той жизни горьким опытом всяких финансовых кризисов и девальваций, подумывал, что не мешало бы эти деньги пустить в оборот. Причём оборот этот желательно замутить на родине, куда я рано или поздно вернусь. Да и коситься меньше будут.

Может, приобрести десяток-другой квартир и сдавать их в аренду? Хотя не факт, что в Союзе сейчас дошло дело до приватизации и купли-продажи недвижимости, надо бы провентилировать этот вопрос, а то я тут немного отстал от советской действительности. В консульстве в наших газетах всё больше о спорте, культуре и политике выискиваю.

Это я обдумывал вплоть до посадки на рейс Лондон– Москва. В салоне я сидел рядом с Ворониным, нас многие узнавали, меня отдельно поздравляли с победой в Кубке европейских чемпионов. Понятно, что пассажиры такого самолёта – не простые советские граждане, возвращающиеся из турпоездки, а по большей части посольские и консульские работники, сотрудники торгпредства, представители различных министерств и ведомств. Мне даже показалось, что я узнал пару лиц. Хотя вот, например, с нами в полном составе летела женская баскетбольная команда СССР, возвращавшаяся с ответного отборочного матча за выход на чемпионат Европы. Дома разгромили англичанок, и в гостях не оставили им шансов – 79:45. И все, невзирая на чины, подходили к нам, брали автографы, просили рассказать, каково это – играть финал столь престижного международного турнира.

При этом в самолёте оказалось немало любителей моей музыки. Как среди соотечественников, так и среди англичан, летевших в Москву по своим делам. В общем, в полёте мне выспаться не удалось.

В письме домой я предварительно предупредил, чтобы ни Лисёнок, ни родные не дёргались, встречать в аэропорту меня не надо, сам всех навещу. В том числе бабушку, которая после ухода деда жила одна. Да-да, се ля ви, как говорят французы, кто-то рождается – кто-то умирает. О смерти деда я узнал из последнего письма матери, полученного за неделю до отлёта домой. Похоронили его на Пятницком кладбище. Как писала мама, недалеко от аллеи, где захоронен прах великого русского актёра Михаила Семёновича Щепкина. Надо будет навестить могилу деда.

Время было послеобеденное, поэтому я наметил на сегодня посещение Ленки и переезд в нашу квартиру. Первое время после родов она, понятно, жила с родителями, мать ей помогала управляться с младенцем. Сейчас, думаю, опыта поднабралась, и можно уже жить отдельно, тем более что, как следовало из материного письма, Катька с супругом в середине апреля освободили жилплощадь, переехав в новую кооперативную квартиру.

– Егорка! – повисла на меня жена, когда я объявился на пороге её родового двухкомнатного гнезда.

– Привет, любимая, – прошептал я, нежно целуя Лисёнка в губы и не обращая внимания на застенчиво топтавшихся позади неё тещу и тестя. – А сын где?

– Лёшка-то? Дрыхнет, я его недавно покормила.

– Всё-таки Лёшей назвала, – просиял я.

– Я же не могла пойти против желания моего мужа, – игриво улыбнулась жена.

– Ну тогда показывай это чудо, я потихоньку, на цыпочках…

– Да ладно, он крепко спит, когда наестся, хоть из пушки пали.

Из вороха пелёнок на меня глядела маленькая розовенькая физиономия. Ну как глядела… Лёшка спал, забавно причмокивая соской размером чуть ли не на пол-лица, так что это я на него глядел и всё не мог наглядеться. Обалдеть, кто бы мог подумать! При этом я испытывал смешанные чувства. Ребёнок рожден по моей инициативе, Алексея Лозового, но из семени Егора Мальцева, то есть как бы и мой, и не мой. Ну на фиг, заморачиваться ещё… Мой – и никаких гвоздей!

Я вызвал такси для нашего переезда, и мы стали собираться…

Мама и Катька с мужем сами приехали к нам вечером, засиделись допоздна за накрытым на кухне столом. Мы с Лисёнком периодически наведывались в спальню, где поставили Лёхину кроватку, проверить, как он там, к тому же супруга кормила сына по часам.

– Кстати, как у тебя с учёбой? – поинтересовался я у жены перед тем, как отправиться в царство Морфея.

– Академку взяла. Наверное, переведусь на заочный.

– Ну и правильно, диплом тебе нужен постольку-поскольку. Нет, можешь, конечно, и по специальности работать, если чувствуешь в себе такое вот прямо неудержимое желание каждый день бегать на работу. Но я бы предпочёл видеть тебя матерью моих детей, посвятившей себя семье, дому, как это было исстари принято на Руси. Тем более когда вопрос с добычей средств к существованию так остро не стоит. Он, кажется, вообще не стоит, – ухмыльнулся я.

– Ой, не знаю, Егорка, – вздохнула Лисёнок. – Вдруг и правда надоест дома сидеть?

– Ну если надоест – дело другое, не буду же я тебя неволить.

Я чмокнул любимую в щёку, повернулся на бок и тут же провалился в сон.

На следующий день я съездил в училище и договорился с Артыновой о сдаче выпускных экзаменов экстерном перед стартующим 12 июля Кубком мира, на который я всерьёз планировал отправиться со сборной СССР.

– Егор, мы, конечно, следим за твоими успехами как на футбольном поле, так и в музыке, – сказала мне на прощание Лариса Леонидовна. – Слышала, ты ещё и отцом стал недавно. Поздравляю, искренне рада за тебя! Но мне кажется, ты себя загоняешь. Может, ты уверен, что сил хватит на всё, и Фигаро тебе в подмётки не годится, но поверь, рано или поздно эта гонка скажется на твоём или физическом, или психологическом состоянии. Если бы я была твоей матерью, то в приказном порядке поставила бы перед выбором – музыка или спорт.

– Но вы не моя мама, – с улыбкой сказал я. – Лариса Леонидовна, но если у меня и там хорошо получается, и там неплохо выходит… Да что там неплохо – отлично и в музыке, и в футболе! Что же делать-то? Я ведь себе не прощу, если, например, не помогу сборной добиться успеха на грядущем чемпионате мира, а уж музыку я тем более не брошу, она повсюду со мной.

– Тебе решать, Егор, – вздохнула директриса. – А с экзаменами, уверена, ты справишься. Литература есть соответствующая? Вот и хорошо, учи теорию.

Не успел я спуститься с крыльца училища, как был атакован симпатичной девушкой лет двадцати.

– Егор Дмитриевич, здравствуйте! Я Маша Новосельцева, стажёр из «Комсомольской правды», – выпалила она. – Редактор поручил взять у вас интервью, так сказать, боевое крещение… Если вы не против, конечно.

– А вы как меня выследили-то?

– Позвонила вам домой, трубку жена ваша взяла, сказала, что вы недавно в училище уехали. Ну и я сюда сразу…

– Хотел сегодня ещё несколько важных дел сделать… Ну да ладно, сколько вам нужно времени?

– Хотя бы минут тридцать.

– В принципе меня устроит. Как вы, Маша Новосельцева, смотрите на то, чтобы посидеть вон в том тихом уютном кафе?

– В кафе?.. М-м-м…

– За мой счёт, – доверительно добавил я, верно истолковав заминку собеседницы, отчего та смутилась. – Может, на «ты» перейдём, раз уж мы практически ровесники?

– Можно, – пролепетала девушка.

Так и пришлось брать инициативу в свои руки. А в кафе мы просидели почти час. Девочка оказалась толковая, подготовилась как надо, причём упор в вопросах делала на музыкальную сторону моего таланта, не забыв расспросить о жизни в Лондоне. Все ответы записывала остро заточенным карандашом в блокнотик убористым почерком, периодически отвлекаясь, чтобы достать точилку и заострить гриф. Шариковую ручку, что ли, изобрести? А то народ всё перьевыми пользуется, в моей истории массовое внедрение в СССР шариковых ручек началось в начале 70-х. Надо было из Англии коробку этих самописок привезти, не догадался. Хотя что это я, с собой-то вон ношу, практически неиспользованную.

– Маша, небольшой презент, – протянул я ей шарикову ручку с надписью London.

– Ой! Это мне?!

– Тебе, тебе… Бери, у меня таких полно, – прихвастнул я.

На прощание мы обменялись телефонами, ну, чисто с позиции будущего делового сотрудничества.

После обеда я созвонился с Ряшенцевым. От него узнал, что наставник сборной Николай Морозов хочет меня посмотреть в товарищеской игре со сборной Франции 5 июня. Хотя, казалось бы, что смотреть – неужели победа в финале Кубка европейских чемпионов, где я был признан лучшим игроком матча, не говорит сама за себя?! Но у меня тут наметилась серьёзная конкуренция с Банишевским за место на правом фланге атаки, так что действительно, напомнить о себе лишний раз не помешает.

– Ты же ведь 1 июня на фестивале выступаешь? – уточнил Ряшенцев. – А на следующий день уже должен будешь оказаться в расположении сборной. Не знаю, может, Морозов ещё какие-то коррективы внесёт, но мне он говорил именно так. Впрочем, тебе лучше самому с ним встретиться или созвониться. Дать его номер?

– Да вроде у меня был, если только за последнюю пару лет не изменился.

– По-моему, не изменился. Ну тогда созвонитесь, и напрямую пообщаетесь… Кстати, тут с тобой хотел встретиться Валера Винокуров из еженедельника «Футбол». Найдёшь время?

Хе, что-то зачастили по мою душу журналисты. Ну и неплохо, лишний пиар не помешает. Так что согласие я дал и пообещал ждать от Винокурова звонка.

Морозов подтвердил полученную от Ряшенцева информацию, мы договорились, что 2 июня к 11 часам я подъезжаю на тренировку сборной на стадион «Динамо» в полной боевой готовности.

– Ты как себя вообще чувствуешь? Нет расслабленности после победы в Кубке чемпионов?

– Расслабляться будем, Николай Петрович, когда чемпионат мира выиграем, – самонадеянно заявил я.

– Ого, ну ты, я смотрю, оптимист! А то нам партия во главе с товарищем Шелепиным поставила задачу попасть в число призёров, мы уж думали, может, бронзовыми медалями ограничиться, а ты тут сразу на золотые замахнулся. Что ж, смелость, как известно, города берёт.

После разговора с наставником сборной, добавившего мне положительных эмоций, я набрал номер приёмной Фурцевой. На моё письмо с вопросами я ответа не получил, так что настало время расставить все точки на «i» при личном общении. Я представился и попросил, чтобы меня соединили с Екатериной Алексеевной, если она на месте. Через несколько секунд в трубке послышался сухой голос министра культуры СССР:

– Я вас слушаю, Егор Дмитриевич.

Ого, что это мы так официально? Не нравится мне это, ой не нравится…

– Екатерина Алексеевна, я по поводу музыкального фестиваля 1 июня…

– А что с ним не так?

– Ну, вам-то виднее, что не так, – внаглую пошёл я в атаку. – Ладно, Господь с ними, голодающими детьми Африки, которых мы и в глаза не видели, в то время как ветеранов войны встречаем каждый день и многим из них не помешала бы материальная помощь… А тут ещё, если вы вдруг запамятовали, месяц назад в Ташкенте случилось землетрясение, вот жителям Ташкента помощь как раз позарез нужна. И детям в том числе. Ну, начальству, как говорится, виднее. Но по-моему, в числе участников фестиваля не хватает кое-каких исполнителей.

– И каких же, просветите меня, будьте добры. Вы-то вроде в списке присутствуете…

– Да, я-то присутствую, как ни странно, – невольно съязвил я, – а ни «Апогей», ни Адель не присутствуют. И «НасТроения» там нет, я вполне мог бы выступить и со своей группой, и с ними. Я уж не говорю о том, что приезд английской группы The Beatles стал бы настоящей сенсацией фестиваля…

– Список составлялся комиссией по культуре при ЦК КПСС, и подписан ЛИЧНО товарищем Шелепиным, – отчеканила Фурцева, и даже отдалённый от неё десятками московских кварталов и километрами телефонного кабеля я чувствовал неприятный холодок так явственно, будто сидел напротив. – Афиши уже расклеены по Москве, никто новые печатать не будет. И вообще, Егор Дмитриевич, вам не кажется, что вы слишком много на себя берёте?

– Екатерина Алексеевна, сейчас не тридцать седьмой год, когда люди боялись рот открыть, а открывали те, кому было бы лучше помалкивать. И если я имею свою точку зрения, то вправе её высказывать. По-моему, именно об этом говорил товарищ Шелепин на последнем съезде партии.

В отличие от многих футболистов и музыкантов, я всё-таки иногда интересовался происходящим в стране, даже в Лондоне умудрялся почитывать советскую периодику благодаря появлениям в консульстве. Так что в этом плане был подкован не хуже какого-нибудь мелкого партийного деятеля.

– Я вижу, наш разговор зашёл в тупик, товарищ Мальцев. Не вижу смысла продолжать этот бессмысленный диалог. Всю необходимую информацию о фестивале вы получите у секретаря, я сейчас вас на неё переключу. Всего вам хорошего!

В трубке щёлкнуло, затем в мембране вновь послышался голос секретарши:

– Егор Дмитриевич, вы слушаете? Я вам сейчас объясню, где и когда состоится первый сбор участников фестиваля…

Я не находил себе места, сдерживаясь от выражений вслух лишь по причине присутствия здесь супруги и малыша. Неужто и впрямь сверху дали команду «Фас!»? Да нет, тогда меня вообще на пушечный выстрел к фестивалю не подпустили бы, да и вариант с продлением контракта с «Челси» оказался бы под большим вопросом. Хотя далеко не факт, что продлят, процесс всё ещё вроде бы на стадии переговоров. Ряшенцев, опять же, общался со мной вполне нормально, да и не только он. Либо у Фурцевой ко мне личная неприязнь неожиданно развилась, и она прикладывает все силы, чтобы в меру возможностей ставить мне палки в колёса?

– Ёжик, что-то случилось?

Я почувствовал лёгкое прикосновение пальцев к своей щеке и сразу на душе стало как-то легче.

– Да фигня, рабочие вопросы, – улыбнулся я, сажая жену к себе на колени. – Слушай, Лёшка спит?

– Ага, дрыхнет, я его только что накормила.

– А меня накормишь?

Я потянулся к разрезу её халата, тут же шутливо получив по шаловливой руке.

– Молодой человек, что это вы себе позволяете?

– Я вообще-то, гражданочка, при исполнении. Ну-ка, пройдёмте в отделение, составим протокол.

Подхватив супругу на руки, я отнёс её на кровать, где мы предались разврату. А потом лежали в постели и болтали, а ещё я взял в руки гитару, которая дожидалась меня все это время из английской командировки, и негромко принялся петь You’re Beautiful. Ленка в английском не была сильна, как я, но кое-что понимала, да и весь мой вид кричал о том, что я влюблён в неё по уши. Так что не успел я отставить гитару в сторону, как она обвила руками мою шею и вновь увлекла в пучину сладострастия. Эх, случаются в жизни приятные моменты!