Текст книги "Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах"

Первая работа обладает большей достоверностью и является величайшим письменным источником по истории Англии и английской церкви в период с 597 по 731 гг. Основная идея данной работы – это преимущества христианской религии перед другими.

«История» состоит из пяти книг и охватывает период от походов Юлия Цезаря в Британию до 731 года. Беда рассказывает поочередно о разных графствах в том порядке, в каком шло проникновение христианства в Англию. В основном, эти части насыщены документально, в работе автор использовал ныне утраченные монастырские анналы и архивные источники.

Именно во время жизни Беды Европа столкнулась с арабами. В «Истории…» сарацины упоминаются достаточно нейтрально. Она была уже закончена Бедой, когда произошла битва при Пуатье 732 г. Беда возвращается к тексту и вносит в соответствующее добавление. О сарацинах здесь он пишет спокойно и равнодушно.

Более обстоятелен он в своих библейских комментариях и некоторых трактатах. Главной идеей сочинений Беды Достопочтенного является идея превосходства христианства над остальными религиями. История для него – это векторный процесс, у которого одинаково важны начало и конец. По мнению Беды мир дряхл. Приближение «Субботы» Беда Достопочтенный видит в возрастании числа «христианских государств».

В трактатах «О неделе» и «О шести возрастах мира» он дает развернутое историко-философское построение, где история человечества представлена как трудовая неделя, приготовляющая к блаженству вечной субботы.

Семь возрастов мировой истории, соответствуют шести возрастам человека

Логическим завершением этой идеи было принятие Бедой счета времени от Рождества Христова, предложенного римским диаконом, папским архивариусом Дионисием Петавиусом (Малым) в 525 году. Дионисий, продолжая работу Кирилла Александрийского по определению срока Пасхи в течении малого индиктиона 153–247 гг. эры Диоклетиана, вместо следующего 248 года поставил 532-1 год от Рождества Христова (или 1285 год ab urbe condita, от основания Рима). Рождество Христово пришлось, таким образом, на 754 год от основания Рима. Новая периодизация на континенте долго не принималась. Если в Англии одна королевская хартия помечена уже 604 годом, то первый датированный диплом Карломана относится к 742 году. Окончательно новый счет времени был принят только в 963 г. Роль Беды в его распространении очень велика: он ввел его в свои труды и сделал расчет новых пасхальных таблиц до 1064 г., т. е. на следующий после 532 г. великий индиктион.

Дорога истории представляется Беде Достопочтенному весьма длинной, ибо он, подобно Аврелию Августину или Иоахиму Флорскому, ощущает себя близким к пределу времени: ведь мир стар (Mundus senescit – мир стареет).

Отдельно он рассматривает симптомы приближения «субботы» (трактаты «О шести возрастах мира», «О неделе»). Шестой трудовой день уже наступил. Сколько лет или веков осталось – не знает никто, но симптомы приближения субботы несомненны, среди них и разгром арабов в битве при Пуатье (732 г.), а именно остановка арабской экспансии Карлом Мартеллом как один из таких симптомов.

Проблему происхождения сарацин Беда решает с помощью Библии (Бытие 16, 1–6). Если в «Церковной истории» арабы привлекаются лишь в качестве примера и вся информация о них укладывается в одно предложение, то в своих библейских комментариях он пишет об арабах более основательно и более эмоционально. В частности, детально останавливается он на вопросе о происхождении сарацин. Делает это Беда именно с помощью Библии.

Арабы, по его мнению, – потомки Агари, египетской жены Авраама, которая родила ему сына Исмаила. Агарь была вывезена из Египта в числе прочих даров, которыми снабдили Авраама египтяне (Быт 12–16). Имя ее означает «бегство», дано оно было либо в соответствии с пророческим предсказанием, либо благодаря последующему воспоминанию о ее двукратном бегстве из дома госпожи своей (Быт 16-6; 21–14). Прошло десять лет с тех пор, как Бог обещал Авраму и Саре многочисленное потомство, а у них все еще не родилось ни одного сына. Сара виноватой считала себя (Быт 16,1-16), потому и предложила мужу Агарь. Она основывалась при этом на обычае эпохи: дети мужа от служанки считались законными детьми и принадлежали мужу и жене (Быт 30-3). Агарь стала как бы женой второго ранга, хотя и была лишь временной наложницей (Быт 25-6). Впоследствии она стала презирать Сару, ибо на Древнем Востоке, особенно у евреев, многодетность была признаком божественного благословения, составляла фамильную гордость (Быт 21-6; 24–60; Исх 23–26; Втор 7-14), а бесплодие считалось несчастьем и бесчестием (Быт 19–31; 30-1; 30–23; Лев 20–20; Лк 1-48 и др.). Поэтому Агарь стала непочтительно обращаться с Сарою. Сара стала упрекать Аврама и тот, в конце концов, отдал наложницу жене. От притеснений Сары Агарь вынуждена была бежать в Египет, но в пустыне Сур (в северо-западном углу аравийского полуострова, теперь известна как пустыня Джафар), на пути между Египтом и Ассирией, ее нашел Ангел Господень и велел покориться Саре, предсказав: «вот, ты беременна, и родишь сына, и наречешь ему имя: Измаил, ибо услышал Господь страдание твое; он будет между людьми как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на нем; жить будет он пред лицом всех братьев своих» (Быт 16–11, 12), потомство его будет великое. Агарь вернулась и родила 86-летнему Авраму сына.

Эта идентификация проведена была не Бедой, а Евсевием в начале 4 в., а, может быть, и раньше. Непосредственным источником Беды были комментарии на книгу «Бытие» Исидора Севильского. Но Исидор традиционно отождествлял агарян с евреями. Данное отождествление идет от ап. Павла: «Ибо Агарь означает гору Синай в Аравии и соответствует нынешнему Иерусалиму, потому что он с детьми своими в рабстве» (Галатам 4-25; более подробно см. Галатам 4-22-26, 30).

У Авраама было два сына: Исаак от Сары и Измаил от ее рабыни, «но который от рабы, тот рожден по плоти; а который от свободной, тот по обетованию.». Отсюда, по представлениям средневековых христиан, Исаак как сын свободной женщины был прообразом Христа (его потомки и составили Церковь), а Измаил и его потомки были аллегорией евреев.

Более тщательный анализ Библии позволял под потомками Измаила понимать и сарацин:

• Измаил был в пустыне (Быт 21 – 20–21), имел 12 сыновей, которые стали родоначальниками 12 племен аравийских (Быт 25 – 12–18; 17–20), но ведь и арабы пришли из пустыни.

• В Библии часто встречается имя измаильтян. В Библии измаильтянами неоднократно называются мадианитяне (напр. Быт. 37.25–28). Братья Иосифа видят караван именно измаильтян (Быт 37–25). Измаильтяне и мадианитяне – это одно и то же (Быт 37–28; Судей 8-24).

• Иосиф Флавий в «Иудейских древностях» (I,12; II,4) говорит, что потомки Измаила занимали свою страну от р. Евфрата до Чермного моря.

• Измаил был диким, необузданным человеком («рука его на всех»). Это давало возможность и было достаточным для средневековых авторов, чтобы провести параллели между ним и арабами, которые обладали таким же бешеным нравом.

• Измаил был исключен из завета (Быт 17 – 20–21), как и сарацины.

Любопытно, что мусульмане поддерживали эту интерпретацию. В их преданиях подробно рассказывается, что Измаил был старшим сыном Ибрахима от невольницы Хаджар. Из-за вражды и ревности своей жены Сары Ибрахим увел Хаджар и Измаила в Аравию и оставил их одних в безводной пустыне. Мальчика очень мучила жажда, мать искала колодец или оазис. На помощь пришел главный ангел Джибраил, по воле которого там, где Измаил топнул ножкой, забил священный источник Земзем. Ибрахим часто посещал своего сына, именно они вдвоем построили мекканский храм Кааба. По арабской генеалогии от Измаила произошли все североарабские племена. Традиционная его могила располагается возле Каабы.

Беда не первый отождествил арабов с измаильтянами, но именно он ввел эту идентификацию в средневековую традицию библейской экзегетики, после него это становится общим местом для латинских авторов. Тем самым Беда дал мусульманам «нишу» в священной истории, привязал их к ней.

Вместе с тем эта идентификация подняла и ряд сложных проблем.

Почему эти люди именовались сарацинами, если произошли от Агарь, а не Сары? Греческие авторы (Иоанн Дамаскин и др.) связывали это со словами Агарь «Sarra vacuam me dimisit»(Сара отпустила меня пустой). Их мнение не было известно в Европе и латинские авторы давали другое объяснение. Исидор Севильский, например, считал, что либо сарацины ложно объявили себя происходящими от Сары (Sarra geniti), либо названы так из-за своего сирийского происхождения (quasi-Syrigenae).

Поражает отсутствие злобы по отношению к грабителям-сарацинам. Объясняется это тем, что североевропейские авторы жили довольно далеко от сарацин. Другая причина состояла в том, что во вселенской борьбе Добра и Зла сарацины играли довольно скромную роль. Максимум, что смогли и захотели сделать северные латинские авторы – привязать их к ветхозаветной истории. С тех пор их гораздо больше интересовало, сколько букв «р» в слове «Сарра» (Sarah), чем история, быт и религия этого народа. Для решения этих проблем они и подготовлены были лучше[135]135
  Southern R.W. Western Views of Islam in the Middle Age. Cambridge, 1962.


[Закрыть].

Христианская апокалиптическая мысль и ислам.

Анализом библейских пророчеств с целью понять сущность ислама займутся испанские авторы сер. IX в. Очень многие идеи, касающиеся ислама, в период раннего средневековья попадали в континентальную Европу именно из Испании. Даже Беда, отождествляя сарацин с сыновьями Агари, отталкивался, как уже было сказано, от схемы Исидора Севильского.

Испания первой из европейских государств пострадала от арабского нашествия, неудивительно, что там больше размышляли о новой религии и восприняли ее резко негативно.

Здесь сложилась специфическая ситуация. Достижения античной мысли и патристики были мало доступны, тогда как блестящая мусульманская цивилизация, синтезировавшая достижения подвластных народов, была в их полном распоряжении. Она не могла не повлиять на христианское население Испании. По свидетельствам современника Павла Альбара, «на каждого, кто в состоянии написать письмо другу на латыни, приходиться тысяча человек, которые могут изъясняться на арабском лучше, чем арабы». Христиан в Испании, увлекавшихся мусульманской культурой, часто называли мосарабами (Muztarabes – арабизованные). Они продолжали исповедовать свою религию, не относились враждебно к завоевателям, переняли даже обычаи мусульман, касающиеся, как правило, внешнего образа жизни. Как писал один из идеологов «мученического» движения в Испании Павел Альбар, «многие из моих единоверцев читают стихи и сказки арабов, изучают сочинения мусульманских философов и богословов не для того, чтобы их опровергать, а чтобы научиться, как следует выражаться на арабском языке с большей правильностью и изяществом. Где теперь найдется хоть один, кто бы умел читать латинские комментарии на священное писание? Кто среди них изучает евангелия, пророков и апостолов? Увы! Все христианские юноши, которые выделяются своими способностями, знают только язык и литературу арабов, читают и ревностно изучают арабские книги… даже забыли свой язык, и едва найдется один на тысячу, который сумел бы написать приятелю сносное латинское письмо. Наоборот, бесчисленны те, которые умеют выражаться по-арабски в высшей степени солидно и сочиняют стихи на этом языке с большей красотой и искусством, чем сами арабы». Существовало даже мнение, что завоевание Испании арабами – это Божья кара за нечестивый образ жизни. Быстрая арабизация христианского населения Испании объясняется недостаточно глубоким проникновением христианства во все стороны жизни.

Однако, чувство изоляции от внешнего мира, провоцировало у некоторой части христиан реакцию протеста. На полуострове складывается группа христиан, вставших с целью протеста против засилия ислама на путь мученичества. Во главе их были епископ Толедо Евлогий и мирянин Павел Альбар. Они считали, что господство ислама – это подготовка к окончательному появлению Антихриста, обвиняли христиан в трусости и поддержке врагов веры и призывали открыто исповедовать христианство, поносить ислам, сознательно идя за это на смерть. Летом 851 г. было совершено 11 казней, это получило название «бунта кордовских мучеников». Эпидемия мученичества вызвала беспокойство при дворе халифов. Было вынесено несколько постановлений по которым строго запрещалось каждому христианину являться в зал суда без вызова. Волнения в испанской церкви продолжались до конца 9 в. Павел Альбар написал полемическое сочинение «Indiculus Luminosus», в котором отстаивал мысль о том, что господство ислама – подготовка к окончательному приходу Антихриста. Доказательства Альбар нашел в Библии, в книге Даниила.

К IX в. в европейской латинской литературе уже мелькает мысль об окончательной гибели Римской империи. В Испании, ставшей жертвой арабской экспансии, эта мысль стала практически общим местом. Поэтому П. Альбар истолковывает кн. Даниила в соответствии с событиями, происходящими вокруг него. Слова Даниила «четвертый зверь будет четвертое царство на земле, которое будет отличаться от всех царств и уничтожит всю землю, и задавит ее, и разнесет на куски» (7-23) он понимает традиционно, считая, что речь идет о Римской империи. «А десять рогов значат, что из этого царства восстанут 10 царей…»: имеются в виду варвары, разрушившие Римскую империю; «… и после них восстанет иной, отличный от прежних, и уничтожит трех царей» (7-24): Альбар увидел здесь самого Мухаммеда. «И против Всевышнего будет произносить слова и угнетать святых Всевышнего; даже возмечтает отменить у них праздничные времена и законы» (7-25): в этой фразе автор увидел аналогию с Кораном и мусульманским календарем. Но самой интересной является его трактовка конца 25-го стиха в переводе Вульгаты: «et tradentur in manu eius usque ad tempus, et tempora, et dimidium temporis (и они преданы будут в руку его до времени и времен и полувремени)». Он интерпретирует это место в том смысле, что ислам будет процветать 3,5 периода по 70 лет каждый, т. е. 245 лет. Писал книгу Альбар в 854 г., а начало мусульманской эры относится к 622 г. (год хиджры, т. е. переселения Мухаммеда в Медину), следовательно, конец совсем близок. Альбар, возможно, даже начинал мусульманскую эру с 618 г. «Подтверждала» правоту Альбара, казалось, и сама история: в 852 г. умирает эмир Кордовы Абд-ар-Рахман III и ему наследует Мухаммед I – «человек – проклятие нашего времени». Неудивительно, что многие испанские христиане легко поверили Альбару.

В это же время еп. Евлогий нашел в одном из наваррских монастырей около Памплоны жизнеописание Мухаммеда, созданное на основе византийской традиции. В нем, в частности, говорилось, что Мухаммед умер в 666 году испанской эры. Это было, разумеется, воспринято как еще одно подтверждение апокалиптической роли мусульманского пророка. Любопытно также, что жизнь Мухаммеда в этом сочинении рисуется как жизнь Христа «наоборот». Если Христос, в частности, вознесся на небо, то глазам единомышленников пророка предстали не ангелы, а собаки, которые стали терзать труп. Легенда эта впоследствии будет очень популярна среди латинских авторов. Матвей Парижский (13 в.) писал, что Магомет наелся и напился до бесчувствия, заснул на куче навоза, набежавшее стадо свиней задушило его до смерти, поэтому, мол, арабы не любят свинину.

Итак, и в Испании, как в континентальной Европе, христианские авторы мало знали и понимали ислам, хотя находились практически в центре этой культуры. Первая причина этого совершенно очевидна – нежелание знать, игнорирование. Эта позиция позднее четко будет обозначена хронистом Гвибертом Ножанским: «можно спокойно говорить ложь о том, степень ложности чего превышает самое большое вообразимое зло». Второй причиной является плохое знакомство с мусульманской литературой, в силу чего христиане предпочитали черпать информацию из скупого и недостоверного сочинения о Мухаммеде и, конечно же, прежде всего из Библии, чем из Корана. Фанатизм стимулировал поиски доказательств своих взглядов, хотя и невежественных, а не стремление узнать и понять учение Мухаммеда. Сыграла свою роль и «Выдумка раввинов»: «Магомет, лже-пророк, был кардиналом, и с досады, что его не избрали папою, он сделался еретиком» (См.: Генри Томас Бокль. История цивилизации в Англии).

Несмотря на то, что взгляды, подобные взглядам Евлогия и Альбара периодически возникали, они не получили всеобщего признания и поддержки. Каролингские современники испанских авторов не высказывали склонность следовать их линии. Например, один из ученейших людей Северной Европы Пасхасий Радбертус упоминает сарацин, чтобы продемонстрировать мягкий взгляд, по которому существование ислама за пределами христианской церкви не доказывает, что гибель мира придет так издалека. Каролинги советовали быть осторожными. Но вдали от арабов легко было давать такие советы.

§ 3. Представления европейцев о мусульманском мире в период Крестовых походов. Религиозное обоснование идеи крестового похода в хронике «Деяния франков» (Gesta Francorum et aliorum hierosolyminatorum)[136]136
  В данном параграфе использована статья: Пиков Г. Г., Портных В. Л. Религиозное обоснование идеи крестового похода в хронике «Деяния франков» (Gesta Francorum et aliorum hierosolyminatorum) // Сибирь на перекрестье мировых религий: Материалы Второй межрегиональной конференции. Новосибирск, 2005. С. 45–54.


[Закрыть]

Ислам во многом способствовал формированию европейского самосознания. Само представление о Западной Европе как определенной территориальной и культурной целостности окончательно оформляется у европейцев в ходе Реконкисты и Крестовых походов, т. е. возникает во многом из противопоставления себя мусульманскому миру. Об этом, в частности, свидетельствует содержание речи папы Урбана II на Клермонском соборе (1095).

Мусульманский мир к этому времени значительно вошел в сферу культурных интересов европейцев. В Испании уже во второй половине Х в. отдельные ученые начали изучать «арабские науки». Так, Герберт из Орийака, впоследствии ставший папой Сильвестром II, занимался в Каталонии математикой и астрономией.

Отвоеванием у арабов Толедо (1085 г.) и Сицилии (1091 г.), первыми Крестовыми походами положено начало того процесса, который В. В. Бартольд определил как «культурное общение» между Западной Европой и мусульманским миром[137]137
  Бартольд В.В. Ислам. Арабский халифат. Сочинения в 9 томах. Т. 6. М., 1966. С. 227–228.


[Закрыть]. Испания и Сицилия стали основными каналами, по которым в средневековую Европу проникали элементы арабо-мусульманской культуры. Предпочтение отдавалось прежде всего работам Аристотеля, научным трудам Гиппократа, Евклида, Птолемея, Галена, естественнонаучным и философским трактатам мусульманских ученых ал-Хваризми, ал-Баттани, ал-Фаргани, ар-Рази, ал-Кинди, ал-Фараби, Ибн Сины (Авиценны) и Ибн Рушда (Аверроэса).

Роль христианской религии в оценке Крестовых походов хорошо иллюстрируется самим понятием «крестовый поход», которое, хотя и возникло в более позднее время, на рубеже нового времени[138]138
  Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке… С. 11–12.


[Закрыть], безусловно отражало религиозно-церковное понимание цели и задач военных походов европейского рыцарства на Ближний Восток[139]139
  В конце прошлого столетия достаточно широко распространилось и представление о том, что крестовые походы являются первой пробой сил западного империализма: Луис Б. Ислам и Запад. М., 2003. С. 27.


[Закрыть]. Это нашло свое воплощение в целом ряде западноевропейских хроник XII–XIII вв., в той или иной степени полноты повествующих о крестовых походах.

Особое место среди них занимает хроника под названием «Деяния франков и прочих иерусалимцев» (Gesta Francorum et aliorum hierosolyminatorum)[140]140
  Для ее анализа использовано следующее издание: Gesta Francorum et aliorum hierosolyminatorum. Ėd. L. Hill. L., 1962 (Далее: Gesta Francorum.). Этот текст до сих пор не был переведен на русский язык. В настоящее время перевод осуществлен и издан: «Деяния франков и прочих иерусалимцев». Перевод на русский язык и комментарий: учеб. – метод. пособие / Т. Г. Мякин, Г. Г. Пиков, В. Л. Портных. Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2010. 251 с. (Тр. гуманит. фак. НГУ. Сер. VI: Учебно-методические пособия).


[Закрыть]. Она давно признана как один из самых полных и достоверных источников нашей информации о первом крестовом походе (1096–1099 гг.)[141]141
  Заборов М. А. Крестовые походы в документах и материалах. М., 1977. С. 6.


[Закрыть]. Эти качества текста связаны прежде всего с тем, что его автором является профессиональный военный, непосредственно участвовавший в ряде сражений и прекрасно разбиравшийся в военно-политической ситуации на Ближнем Востоке в целом. Поскольку имя его было неизвестно даже современникам[142]142
  Хрестоматия по истории средних веков. Т. I. М., 1953. С. 325.


[Закрыть], исследователи именуют его Анонимом[143]143
  Его сочинение относится к числу небольших хроник, написанных беспристрастно и «большей частью осторожно» (Куглер Б. История крестовых походов. Ростов н/Д: Феникс, 1995. С. 42), при этом является одной из тех четырех хроник Первого крестового похода, которые были написаны очевидцами и участниками событий (Фульхерий Шартрский, Раймунд Ажильский, Аноним и Петр Тудебод Сиврейский), остальные авторы писали по рассказам крестоносцев (соответствующую библиографию см.: Лучицкая С. Моральный портрет мусульман в хрониках Крестовых походов // Христиане и мусульмане: проблемы диалога. М., 2000. С. 377). Эти четыре хроники очень близки по содержанию и было высказано предположение об общем их источнике: Лучицкая С. И. Образ другого: мусульмане в хрониках крестовых походов. СПБ, 2001. С. 28. Прошла даже своеобразная полемика по этому поводу: Там же; Sybel H. von. Geshichte des ersten Kreuzzüges. Düsseldorf, 1841; Histoire anonyme de la Première croisade / Ėd. L. Bréhier. P., 1924; Wintzel H. J. Le problėme de l’auteur des “Gesta Francorum et aliorum Hierosolymitanorum” // Moyen âge. 1955. T. LXI. N 3–4. P. 319–322.


[Закрыть]. Можно предположить, что он был норманнским рыцарем, пришедшим из Италии, вероятно из Апулии[144]144
  Лучицкая С. И. Образ другого… С. 27.; Gesta Francorum. P. XI. Это означает, что «Деяния франков» – единственная хроника, написанная светским автором, а не клириком: Заборов М. А. Крестовые походы в документах…С. 6; Хрестоматия по истории средних веков. Т. I. М., 1953. С. 326.


[Закрыть]. Из текста этой хроники можно увидеть, что он воевал сначала в отряде Боэмунда Тарентского, а после победы летом 1098 г. под Антиохией над армией мосульского атабека Кербоги, перешел в ополчения графа Раймунда Тулузского и герцога Роберта Нормандского[145]145
  Заборов М. А. Крестовые походы в документах… С. 6.


[Закрыть], хотя и остался верным интересам своего первого сеньора[146]146
  Он сочиняет легенду о том, что византийский император тайно пожаловал Боэмунду земли: Лучицкая С. И. Образ другого…С. 27; Krey A. A neglected passage in the Gesta // The Crusades and the other historical studies presented to D. C. Munro. Ed. P. J. Paetow. N. Y., 1928.


[Закрыть].

Хроника была написана вероятно в 1100 г.[147]147
  Заборов М. А. Крестовые походы в документах… С. 6 (мнение М. А. Заборова).


[Закрыть] или в начале 1101 г.[148]148
  Gesta Francorum. P. IX. Так считает автор английского перевода Розалинд Хилл, аргументируя это тем, что именно с этого момента ее начинают упоминать авторы других современных хроник. С. И. Лучицкая без объяснений датирует ее 1106 г.: Лучицкая С. И. Образ другого… С. 27.


[Закрыть], иначе говоря, по горячим следам происшедших событий. В ней упоминается Клермонский собор[149]149
  Имеется в виду состоявшийся в ноябре 1095 г. в Клермоне (Франция, Оверни) собор, после которого папа Урбан II призвал к организации первого крестового похода. Он подробно описан в хрониках Роберта Монаха (Роберта Реймсского), Фульхерия Шартрского, Бальдерика Дольского и Гвиберта Ножанского.


[Закрыть] и описывается история похода со времени выступления отряда Боэмунда Тарентского (1096 г.) вплоть до битвы с египтянами при Аскалоне (12 августа 1099, уже после взятия Иерусалима). Состоит она из десяти книг, самая длинная, десятая, рассказывает об Иерусалиме. Эта хроника послужила образцом для более поздних сочинений о первом крестовом походе.

Информацию по заявленной теме добыть сложно уже потому, что хроника создана именно воином – профессионалом, который вроде даже не пытается рассуждать об идеологических или геополитических проблемах. Этому, если так можно выразиться, обыкновенному вояке, простому человеку гораздо интереснее собственно сражения и волнует его даже не сам захват Гроба Господня, а тяготы и ужасы войны. Он подробно описывает путь крестоносцев и те события, которые имели место во время передвижения отряда Боэмунда Тарентского, прежде всего, сами сражения[150]150
  Лучицкая С. И. Образ другого…С. 28; Wolf K. B. Crusade and narrative, Bohemond and the Gesta Francorum // Journal of medieval history. Amsterdam, 1991. Vol. 17. N 3. P. 207–217.


[Закрыть]. Он умеет выделять важнейшие события и рассказывать о них просто, отчетливо и ясно[151]151
  Хрестоматия по истории средних веков. Т. I. М., 1953. С. 325–326.


[Закрыть]. Окружающий мир он оценивает не эстетически, а с позиций военного, как театр военных действий. Именно поэтому, может быть, его сочинение – «одна из немногих хроник Первого крестового похода, на основе которой можно составить более или менее отчетливое представление о битвах, происходивших в 1097–1099 гг. в Малой Азии, Сирии и Палестине, о расположении отрядов сражающихся, о военных приемах и хитростях сторон, тактике крестоносцев и их противников, ходе осады тех или иных укрепленных пунктов»[152]152
  Заборов М. А. Крестовые походы в документах… С. 7.


[Закрыть].

Однако нужно учитывать то обстоятельство, что поход, в котором он участвовал, был первым и именно здесь неизбежно превалировали религиозные мотивы и обоснования (для организации других походов практически было достаточно говорить лишь о военном факторе – необходимости отпора контрнаступавшим мусульманам). В этом плане данный текст практически не подвергался анализу исследователями.

Первая проблема, которая вставала перед любым участником похода – это обоснование необходимости самого крупномасштабного выступления на Восток. На стадии подготовки похода церковью была предложена идея похода как вооруженного паломничества. Она возникла не на пустом месте. В условиях широкого распространения мистических и еретических идей и фактического складывания атмосферы религиозного подвижничества массовым явлением становятся паломничества к различным святым местам, в том числе и в Иерусалим[153]153
  Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке… С. 19–20.


[Закрыть].

Однако ситуация на Ближнем Востоке в начале II тыс. н. э. была сложной. Сюда начинают активно проникать тюркские племена, которые примерно в 1000 г. прорывают политическую границу ислама[154]154
  Каэн К. Кочевники и оседлые в средневековом мусульманском мире // Мусульманский мир. 950–1150. М., 1981. С. 118.


[Закрыть]. Эти этнические чуждые Ближнему Востоку и более «примитивные» пришельцы принимают ислам, но активно вытесняют своих единоверцев – «арабов». Хотя ислам не представлял в то время единое целое, жители халифата воспринимали новых адептов великой религии как «варваров» и на первых порах даже разрушителей религии. Этот новый «героический» ислам действительно впитал множество идей, представлений и обычаев тюрок, имевших древнюю самобытную культуру, которая вступала в синтез с «мировой» религией. Сам ислам некогда возник в кочевой среде, поэтому легко распространялся среди них, да и тюркский шаманизм хорошо сочетался с суфизмом[155]155
  Босворт К. Э. Нашествия варваров: появление тюрок в мусульманском мире // Мусульманский мир. 950–1150. М., 1981. С. 32.


[Закрыть]. Тюрки выстраивают в результате свой социокультурный синтез. «Варваризация» халифата (явление, характерное для всех имперских образований) стала одной из предпосылок усиления его упадка и будущего падения[156]156
  Сельджуки получили к тому же контроль над султанатом в Багдаде и создали тем самым благоприятные политические условия для «реанимации» суннитского ислама и, таким образом, усиливали раскол среди мусульман: Грюнебаум Г. Э. фон. Классический ислам. Очерк истории (600–1258). М.: Наука, 1986. С. 145–146.


[Закрыть]. В этом плане Крестовые походы стали результатом действия не только внутриевропейских факторов, но и попыткой «арабских» мусульман решить проблему тюркской экспансии[157]157
  Как выразился один хронист, вторжение тюрок – это «наковальня, которая должна была тяготеть над всею землею» (Куглер Б. История крестовых походов. Ростов н/Д: Феникс, 1995. С. 11).


[Закрыть]. Они, если и не натравили крестоносцев, то позволили им прийти на Ближний Восток и, только увидев, что те не собираются ограничиться только «гробом господним», вынуждены были объединяться для отпора (Салах ад-Дин). Одновременно идет, после битвы при Залакке 1087 г. и отвоевания Толедо, мощное контрнаступление мусульман в Испании, в результате которого Реконкиста была резко остановлена.

Европейские паломники испытывали естественные затруднения в своем продвижении в Иерусалим. Сами паломники и многие деятели церкви в Европе стали преувеличивать трудности и опасности и в результате поползли слухи о гонениях на христиан в восточных странах[158]158
  Историки XVIII–XIX вв. именно это обстоятельство станут считать основной причиной крестовых походов.


[Закрыть]. Все отправлявшиеся на Восток стали объединяться в отряды и вооружаться. Церковь не могла призывать к открытому вооруженному вторжению в Землю Обетованную, ибо это равносильно было объявлению войны, для которой не могло быть никаких формальных и фактических оснований[159]159
  Не случайно призыв к походу прозвучал не на самом Клермонском соборе, где был рассмотрен ряд других вопросов, а на следующий день после формального завершения заседаний и внешне выражал как бы лишь личное видение проблемы папой. К тому же первым выступил не папа, а Петр Пустынник. Хронисты прямо указывают, что данная проблема не относилась к разряду церковных дел: «устроив предварительно церковные дела, владыка папа выступил» (Роберт Реймсский или Роберт Монах «Иерусалимская история», цит. по: Стасюлевич М. История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. Т. III. СПб., 1913. С. 79). Правда, одно из 32 постановлений собора все же касается похода («Всякому, кто единственно ради обета, а не ради приобретения денег и почета отправится в Иерусалим для освобождения церкви божией, этот путь будет засчитан за полное покаяние» – цит. по: Хрестоматия по истории средних веков. Т. I. М., 1953. С. 325–326), но и здесь четко оговаривается исключительно духовная цель предприятия. Остается неясным и как скоро после непосредственного произнесения речи она была воспроизведена хронистами в письменном виде. См. Somerville R. The council of Clermont (1095), and latin Christian society // Archivum Historiae Pontificiae. Romae, 1974. P. 231; Перну Р. Крестоносцы. СПБ, 2001. С. 28–29.


[Закрыть], поэтому и появилась формула «вооруженное паломничество», которую активно стал пропагандировать папа Урбан II[160]160
  Эрдман К. Возникновение идеи крестовых походов. Реф. // Идеология феодального общества в Западной Европе: проблемы культуры и социально-культурных представлений средневековья в современной зарубежной историографии. Реф. сб. М., 1980. С. 194.


[Закрыть].

Впоследствии добавились призывы помочь Византии, изнемогавшей под натиском тюркских племен[161]161
  «Внутренние области Романии захвачены у христиан турками и подвергаются опасным и опустошительным нападениям» (Фульхерий Шартрский «Деяния франков, совершивших паломничество в Иерусалим» Цит. по: Заборов М. А. Крестовые походы в документах… С. 48).


[Закрыть], и освободить навсегда[162]162
  Виппер Р. Ю. История средних веков. Курс лекций. Киев, 1996. С. 234.


[Закрыть] попавший в руки тюркских мусульман[163]163
  На них как на «варваров» и «дикарей» в равной степени одинаково смотрели и «арабские» мусульмане и европейские христиане.


[Закрыть] «Гроб Господень»[164]164
  Захват Гроба Господня мусульманами европейскими христианами в целом воспринимался как захват самой законной («Святой земли») христианской территории, что само по себе, в соответствии с нормами канонического права, давало католикам (остальные христиане, как считала западная церковь, смирились с этим святотатством) право не только вести «справедливую войну» (justissimum bellum) против мусульман как оборонную, но и вести ее без пощады. См.: Дэниел Н. Ислам в христианской мысли на Западе: от начала до 1914 г. // Христиане и мусульмане: проблемы диалога. М., 2000. С. 274.


[Закрыть]. При этом предполагалось не захватить и освоить территорию Земли Обетованной, восстановив господство христианства, как справедливо считают многие авторы книг о Крестовых походах[165]165
  Эпоха крестовых походов. Под ред. Э. Лависса и А. Рембо. М., 1914; Куглер Б. История крестовых походов. Ростов н/Д: Феникс, 1995. С. 44.; Виппер Р. Ю. История средних веков…С. 233; Мишо Г. История крестовых походов. М.: Алетейа, 1999. С. 14; Добиаш – Рождественская О. А. Эпоха крестовых походов. Запад в крестоносном движении. Общий очерк. Изд. 2-е. М.: УРСС, 2003. С. 2.


[Закрыть], а якобы лишь обеспечить выполнение тех договоренностей между Карлом Великим и Харуном ар-Рашидом о свободном допуске христиан к святыне, которые будто бы были достигнуты в IX в.[166]166
  Пропаганде, анализу и опровержению содержащей эту информацию легенды о посольстве франков на Восток посвящена достаточно обширная литература: Левандовский А. Белый слон Карла Великого // Прометей. № 9; Левандовский А. П. Карл Великий. Через империю к Европе. М., 1999; Васильев А. Карл Великий и Харун ар-Рашид // Византийский временник. Т. XX. 1913; См. обзор соответствующей полемики: Бартольд В. В. Карл Великий и Харун ар-Рашид // Бартольд В. В. Сочинения. Т. VI. Работы по истории ислама и арабского халифата. М.: Наука, 1966. С. 342–364; Он же. К вопросу о франко-мусульманских отношениях // Там же. С. 432–461.


[Закрыть] В то же время стоит обратить внимание на то, что в клермонской речи папы Урбана II фактически была выражена мысль о вхождении в христианский мир византийских и ближневосточных земель. Если учесть, что христиане (правда, православные) были даже в Аравии (у них нашли приют изгнанные крестоносцами мелькитские иерусалимские патриархи), то под «освобождением Святой Земли» можно понимать широкую в идеале экспансию. Церковь постоянно говорила о «братских отношениях» между всеми христианами, что в тех условиях означало, разумеется, не равенство всех христианских направлений и течений, а их «родственность»[167]167
  Фульхерий Шартрский «Деяния франкских пилигримов, отправившихся на завоевание Иерусалима». Цит. по: Хрестоматия по истории средних веков. Т. I. М., 1953. С. 324. Однако, то, что сами европейцы воспринимали себя братьями можно считать одновременно признаком зарождающегося, несмотря на языковые, этнические и др. отличия, общего западноевропейского самосознания (История Европы. Т. 2. Средневековая Европа. М.: Наука, 1992. С. 532).


[Закрыть] и необходимость объединения, естественно, под эгидой католицизма. Папа Урбан в своей «искусной»[168]168
  Игра слов в латинском языке: Urbanus – городской, образованный, искусный (Лучицкая С. И. Образ другого…С. 28).


[Закрыть] речи, обращаясь прежде всего к рыцарям[169]169
  Заборов М. А. Крестовые походы в документах… С. 39.


[Закрыть], все время употребляет такие выражения, как «ваша среда» и «ваши братья», тем самым неуклонно проводя мысль о том, что именно рыцари должны взять на себя этот нелегкий, но благородный труд. Эту мысль перескажет Аноним, а более четко впоследствии выразит Гвиберт Ножанский. Фактически речь идет об избранничестве народов Запада и особенно франков[170]170
  Крестовые походы для средневековой историографии в целом стали «деяниями Бога через франков» (Gesta Dei per Francos): Лучицкая С. И. Иконография крестовых походов // Одиссей. Человек в истории. 2002. М.: Наука, 2002. С. 101. Кроме того, Урбан был французом, поэтому и обращался именно к франкам. Кроме того и юг Франции был выбран не случайно. Именно здесь были широко распространены клюнийские монастыри. Так называемая клюнийская реформа (монастырь в Клюни был основан в 910 г.) состояла в установлении независимости монастырей от местных светской и церковной властей, прямого подчинения папе и борьбе с обмирщением церкви и симонией. Католическая церковь именно клюнийцам обязана возвышением папства. В клюнийских монастырях провозглашался бенедиктинский устав. Непрерывные молитвы за мирян и отказ от всего мирского повысил рейтинг клюнийцев накануне разрешения «проблемы-1000», а после чудесного избавления от конца света это избавление стали считать заслугой клюнийцев. Заслуги клюнийцев были оценены многими, от последнего нищего до императора Священной Римской империи (Доманин А.А. Крестовые походы. Под сенью креста. М., 2003. С. 25). В XI в. это движение создает мощную организацию, распространившуюся на Испанию, Италию и другие страны (См. Чайковская О.Г. Раскопки в Клюни и характер клюнийского искусства // СА. 1963, № 1). У монастырей появляются обширные земли и крестьяне. Аббаты Клюни становятся активными участниками политической жизни Европы. Клюнийцы занимались пропагандой паломничеств и обустраивали дороги и гостиницы для пилигримов.


[Закрыть], которым дано совершить дело, которое предали иудеи и не в состоянии оказались выполнить восточные христиане[171]171
  Добиаш-Рождественская О. А. Эпоха крестовых походов… С. 24.


[Закрыть]. Одним из библейских оснований для подобного рода рассуждений станут слова Христа о том, что «отнимется» от евреев «Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его» (Мф. 21:43).

Таким образом, можно говорить, что основная аргументация в пользу крестового похода основывалась на геополитических реалиях того времени и спекулировала на том страхе перед необъяснимыми передвижениями восточных племен, который распространялся среди европейцев. Покорив Византию, эти племена будут представлять угрозу уже для самой Европы, да и сам захват ими Византии – вмешательство в сферу влияния папства. В очередной раз мирный этап соперничества двух цивилизаций сменился на время достаточно жесткой и опасной для христианского мира конфронтации. Неудивительно, что в этих условиях призыв к превентивной войне прозвучал и был услышан европейским сообществом: «пусть выступят против неверных, пусть двинутся на бой, давно уже достойный того, чтобы быть начатым»[172]172
  Фульхерий Шартрский «Деяния франков» Цит. по: Заборов М. А. Крестовые походы в документах… С. 49–50. Завоевание земного Иерусалима мыслилось как обретение Иерусалима небесного.


[Закрыть]. Естественно, что этот призыв, обращенный внутрь цивилизации, именно к европейцам, дополнялся и обещанием вполне земных выгод: «Иерусалим – это пуп земли, край, плодоноснейший по сравнению с другими, земля эта словно второй рай»[173]173
  Из хроники Роберта Реймского «Иерусалимская история». Цит. по: Заборов М. А. Крестовые походы в документах… С. 52.


[Закрыть], земля та «течет медом и млеком»[174]174
  Роберт Реймсский или Роберт Монах «Иерусалимская история», цит. по: Стасюлевич М. История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. Т. III. СПб., 1913. С. 81.


[Закрыть].

Есть смысл обратить внимание на своеобразие использования библейского текста для усиления этой аргументации. Если во внутриполитической борьбе (файды, региональные конфликты) церковь для регламентации военных действий и социальных столкновений обращалась к мироустроительной функции религии и в результате прежде всего к Ветхому Завету (идеи «божьего мира» и «божьего перемирия»), то во внешнеполитической сфере активнее используется миссионерский характер новозаветных сочинений. В той же, цитированной выше, речи папы Урбана II говорится, что Святую Землю «прославил искупитель рода человеческого своим приходом, украсил ее [своими] деяниями, освятил страданием, искупил смертью, увековечил погребением»[175]175
  Там же. Иерусалим воспринимался как отражение града небесного (Перну Р. Крестоносцы. СПБ, 2001. С. 17). В то время Эдем искали именно на Ближнем Востоке (Лучицкая С.И. Образ другого… С. 189). На большинстве средневековых карт картина земного рая помещена в восточной части (Райт Дж. К. Географические представления в эпоху крестовых походов. М., 1988. С. 235–236). В то же время Иерусалим был центром ойкумены и всей земли, как и небесные тела вращаются вокруг земли, внутри которой расположен civitas diaboli (Rohr C. Man and nature in the Middle Ages // История и социология государства. Новосибирск, 2003. С. 176; Райт Дж. К. Указ. соч. С. 233). Еще в древности многие народы помещали самое святое место в центре мира, но Иерусалим еще и библейский центр священной истории.


[Закрыть]. По мере окончательного складывания европейской («христианской») цивилизации и ее выхода за пределы континента иерархия двух частей Библии – Ветхий Завет / Новый Завет – будет меняться на противоположную – Новый Завет / Ветхий Завет. Священное Предание как комплекс сочинений, оформляющий «феодальное» устройство «христианского мира», начнет прочитываться через идеи и образы Нового Завета и соответственно критиковаться. В данном случае мы видим, что Новый Завет берется для обоснования феодальной экспансии (в поисках земельных ресурсов)[176]176
  За неполные 100 лет (с 1000 г.) население Европы выросло на 30–40 % и к 1095 г. достигло, по-видимому, 35 млн чел. См.: Доманин А. А. Указ. соч. С. 18. Нужно учитывать, что излишек населения скопился именно в классе феодалов (Виппер Р. Ю. История средних веков…С. 233).


[Закрыть].

Реформация в лице М. Лютера и особенно Ж. Кальвина придаст импульс для формирования уже капиталистической по сути экспансии, сделав сущностный акцент на Новом Завете и выведя за рамки культуры Священное Предание.

На основании текста хроники Анонима можно видеть, что эта аргументация самим участникам похода не во всем подходит. Войскам приходилось идти уже за пределы Европы, где подобные аргументы практически не работали, ибо жители восточных окраин «христианского» мира и тем более мусульманских земель никаких выгод для себя от этого предприятия не видели. Крестоносцы оказались достаточно мудры, чтобы не объявлять их своими врагами, ведь тогда им пришлось бы иметь дело не только с регулярными армиями мусульман, но и с широким народным сопротивлением[177]177
  К тому же уже в то время в исламской теологии существовало представление о том, что противостояние христиан и мусульман является одним из признаков приближения конца света: Кулиев Э. Пророчества о приближении конца света. Согласно Корану и Сунне. М.: Имман, 2002. С. 78–82.


[Закрыть]. В этих условиях они сохраняют идею паломничества[178]178
  Любопытно, что такое восприятие крестоносного движения просуществовало практически до недавнего времени: «Крестовые походы являются огромных размеров паломничеством, расширившим русло тех потоков, которые задолго до XI века катились на Восток» (Добиаш-Рождественская О. А. Эпоха крестовых походов… С. 2). Традиции военного паломничества возможно существовали и на Руси. Речь идет о так называемых «каликах перехожих». В толковом словаре В. И. Даля «калика» определяется двояко: паломник, странник и «богатырь во смирении, в убожестве и богоугодных делах» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 2. М.: Терра, 1994. С. 78).


[Закрыть] и стараются меньше говорить о практических целях похода. В то же время идеологию войны они направляют в новое русло.

Прежде всего они используют одну из базовых идей европейской цивилизации – теоцентризм. Речь идет именно о Боге – Отце. Дело не в этике и можно согласиться, что «христианская этика оказывала на них весьма слабое влияние»[179]179
  Мнение одного из исследователей. Цит. по: Заборов М. А. Крестоносцы на Востоке… С. 20.


[Закрыть]. Сама крестоносная история как профанная объявляется частью истории священной. Это видно уже из структуры хроники, построенной по канонам средневековых сочинений и состоящей из двух частей – уровней – сакрального и профанного, земного[180]180
  Барг М. А. Эпохи и идеи. Становление историзма. М., 1987. С. 192.


[Закрыть]. Тем самым начинает работать и второй важнейший христианский догмат – провиденциализм[181]181
  Профетические высказывания Священного писания, предвосхищающие и оправдывающие крестовый поход, активно используются всеми хронистами. Хроника Гвиберта Ножанского прямо начинается словами: «Приступая к этому сочинению, мы приведем некоторые примеры из Писания, которые, как мы считаем, согласовываются с военными походами, нами предпринятыми» (цит. по: Лучицкая С. И. Библейские цитаты в хрониках крестовых походов // Одиссей. Человек в истории. 2003. М.: Наука, 2003. С. 65).


[Закрыть]. Даже такое явление, как крупно-масштабная наступательная война за пределами цивилизации[182]182
  Может быть, стоит заметить, что данный метод так или иначе до сих пор используется во внешнеполитической экспансии европейской цивилизации, когда, например, демократические ценности могут распространяться и с помощью превентивных войн (войны в Афганистане и Ираке).


[Закрыть] объявляется результатом «промысла Божьего». Сам Бог находится вне времени, но может вторгаться в него, осуществляя свою волю. И здесь как раз тот самый случай.