Текст книги "Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах"

Все еще встречается достаточно нелепое мнение, что успех монгольского нашествия объяснялся громадным численным превосходством завоевателей, этой «трехсот-тысячной ордой», по выражению Н. М. Карамзина, которая выпивала реки на своем пути, сравнивала с землей города и превращала населенные земли в пустыни. Разумеется, необходимо учитывать талант полководцев Чингис-хана, превосходство монголов в организации войска, в стратегии и способе ведения войны, невозможность раздробленных государств противостоять объединенной армии. Но особенно заметна здесь гениальная стратегия Чингис-хана, краеугольным камнем которой является изоляция врагов и разгром их поодиночке. Она исключала бессмысленные с военной точки зрения походы. Монголы только учились воевать с оседлыми народами, что давалось им с изрядным трудом[277]277
  Доманин А. А. Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники. М., 2005. С. 266.


[Закрыть]. Поэтому основной акцент был на дипломатии и стравливании врагов друг с другом. Завоевания Чингис-хана и его преемников были осуществлены силами немногочисленного народа[278]278
  Население Монголии того времени насчитывало по различным оценкам от 1 до 2,5 млн ч.


[Закрыть]. Поэтому их удары были всегда хорошо продуманы и подчинены общестратегическим целям войны. Монголы избегали ненужного расширения конфликта и вовлечения новых противников пока не уничтожены старые[279]279
  Так они действовали в борьбе с тангутами, чжурчжэнями, Южной Сун, Хорезмом, при вторжении Субудая и Джэбе на Кавказ и в Восточную Европу в 1222–1223 гг. При вторжении в Западную Европу в 1241–1242 гг. монголы изолировали Венгрию и использовали противоречия между императором и папой. В борьбе с Румским султанатом и походе Хулагу на Багдад монголы привлекали на свою сторону христианские княжества Грузии, Армении и Ближнего Востока.


[Закрыть]. Они никогда не начинали вторжения, не подготовив его разложением противника изнутри, не использовав до конца внутренний кризис во вражеском лагере, измену и предательство[280]280
  При вторжении в империю Цзинь на сторону Чингис-хана перешли жившие у Великой Китайской стены «белые татары» (онгуты), восставшие против чжурчженей племена киданей (1212 г.), и китайцы Южной Сун. Завоевание Южного Китая сопровождалось переходом на сторону монголов горных племен Юннани и Сычуани (1254–1255 гг.) и массовыми изменами китайских генералов. Нашествия монголов на Вьетнам происходили при поддержке южновьетнамского государства Чампа. В Средней Азии и на Ближнем Востоке монголы искусно использовали противоречия между кыпчакскими и туркменскими ханами в государстве Хорезмшахов, а затем между афганцами и тюрками, иранцами и хорезмийскими воинами Джелаль-эд-Дина, мусульманами и христианскими княжествами Грузии и Киликийской Армении, багдадским халифом и несторианами Месопотамии. Они пытались привлечь на свою сторону крестоносцев. В Венгрии монголы разожгли вражду между католиками-мадьярами и половцами, часть которых перешла на сторону Бату. Как писал выдающийся русский военный теоретик начала XX века генерал А.А.Свечин, ставка на «пятую колонну» вытекала из самой сущности стратегии Чингисхана: «Азиатская стратегия, при огромном масштабе расстояний, в эпоху господства преимущественно вьючного транспорта была не в силах организовать правильный подвоз с тыла; идея о переносе базирования в области, лежащие впереди, лишь отрывочно мелькающая в европейской стратегии, являлась основной для Чингисхана. База впереди может быть создана лишь путем политического разложения неприятеля; широкое использование средств, находящихся за фронтом неприятеля, возможно лишь в том случае, если мы найдем себе в его тылу единомышленников. Отсюда азиатская стратегия требовала дальновидной и коварной политики; все средства были хороши для обеспечения военного успеха. Войне предшествовала обширная политическая разведка; не скупились ни на подкуп, ни на обещания; все возможности противопоставления одних династических интересов другим, одних групп против других использовались. По-видимому, крупный поход предпринимался только тогда, когда появлялось убеждение в наличии глубоких трещин в государственном организме соседа».


[Закрыть].

Представления европейцев эпохи «монгольских ураганов» (XIII–XIV вв.) выделяются на общем фоне, безусловно, уже потому, что в них впервые, пожалуй, была сделана попытка увидеть события как факт общечеловеческой или «всемирной» истории.

§ 3. Восприятие монголов на Руси

Несомненно, что на западноевропейские представления о монголах в значительной степени повлияло восприятие монголов русскими.

Первые сведения о татарах на Руси появились уже в 1224 г. А после того, как произошла одна из величайших катастроф мировой истории и в течение нескольких лет внук Чингис-хана, монгольский хан Батый (Бату – хан, 1208–1255) фактически разрушена и разграблена русская земля, на русских землях сложилась достаточно сложная ситуация, которая, в свою очередь стала результатом изменения положения в Азии в целом.

С X в. начинается мощная экспансия монголоязычных и тунгусо-маньчжурских племен на северные окраины Китая, результатом чего станет возникновение трех великих империй – Железной империи киданей (Ляо, 907—1125), Золотой империи чжурчжэней (Цзинь, 1125–1234), Небесной империи монголов (Юань, 1279–1368). Налицо апогей противостояния двух тенденций «мироустроения» – кочевой и оседлой (в Восточной Азии: Ляо – Цзинь – Юань – Цин (Чистая); Суй – Тан – Сун – Мин; Ближний и Средний Восток – халифат, Византия и тюркские племена). Со времени начала «осевого» цикла это был уже второй этап противостояния двух общественно-экономических систем. Первый связан был с постепенным вытеснением индоевропейских номадов из зоны контактов с оседлыми народами, второй – тюркоязычных народов. Закончится он разделом Россией и Китаем Центральной Азии на соответствующие сферы влияния в XVIII в.

Монгольская империя оказалась непрочной, Монголы растянулись длинным поясом Китай – Монголия – Сибирь – Русь, слишком растянутым и к тому же в силу ориентации на океаны быстро дробившемся. В конечном итоге судьба монголов предрешена: они частично откатываются в пределы Монголии, а частично входят в состав славянского мира, идя по пути прежних соседей Киевской Руси. Монголы сменили «Дикое поле», т. е. произошел переход от враждебности к состязанию и симбиозу[281]281
  Гумилев Л. Н. В поисках вымышленного царства. М., 1970. См. также: Рыбаков Б. А. О преодолении самообмана // Вопросы истории. 1971. № 3.


[Закрыть]. Эти соседи стали восприниматься «нашими погаными», «надобными Руси»[282]282
  Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. Ч. 1. М., 1993. С. 365. «Без «татарщины» не было бы России» (П. Савицкий): Лавров С. Лев Гумилев. Судьба и идеи. М., 2000. С. 285.


[Закрыть].

XIII век вообще стал несчастливым и для кочевников, которых «монгольский ураган» разметал по земле[283]283
  Сулейменов О. АЗ и Я. Книга благонамеренного читателя. Алма-Ата, 1975. С. 165.


[Закрыть]. Удар Тамерлана и его «гулямов» (удальцов, т. е. профессиональных воинов с железной дисциплиной) довершил начатое Чингис-ханом.

Монголы не смогли создать долговременных государственных образований и потому, что, отказываясь от своих традиционных верований, они сложно воспринимали те «мировые» религии, с которыми познакомились во время своей экспансии (конфуцианство, ислам, христианство). Ислам они знали прежде всего в «тюркской» интерпретации. Этот «героический» ислам был годен для завоеваний, но не для стационарных государств. В государствах монголов буддизм оказался во многом ближе к традиционным ценностям и менталитету кочевников, тогда как ислам был более понятен и привычен для «оседлого» сектора. Два «учения» находились в ситуации длительного конфликта и в этих условиях быстро создать единую идеологическую систему было сложно, если вообще возможно. В итоге монгольские потоки начинают разветвляться и оттягиваются в область тогдашних «мировых» религий (конфуцианство (Китай и Монголия); христианство (Русь); ислам (Сибирь, Средняя Азия).

В результате в XII–XIV вв. в Азии складываются три больших пояса: на севере русско-монгольско-китайский, на юге – арабско-мусульманский, посредине – тюркский.

Тюрки и монголы («индейцы» Евразии по словам Л. Н. Гумилева[284]284
  Лавров С. Лев Гумилев… С. 269.


[Закрыть]) стали восприниматься Европой в качестве врагов цивилизации, но европейцы не торопились поддержать стремление Руси не допустить распространение тюркской экспансии на запад. Европа не верила православным и продолжала «натиск на Восток»[285]285
  Даже в XIX в. это оправдывалось: «бороться с турками с такими союзниками варварами то же, что изгонять беса силою Вельзевула». По словам Астольфа фон Кюстина, «и под внешним лоском европейской элегантности большинство этих выскочек цивилизации сохраняет медвежью шкуру – они лишь надели ее мехом внутрь». Романо-германская католическая Европа православные страны объявила своими противниками еще в XIII в.


[Закрыть].

Русь же не вошла в состав «океанических» держав и осталась на уровне сухопутного государства. Столкнулись два варианта развития: «таласократия» («морское могущество») и «теллурократия» («сухопутное могущество»; термины евразийца П. Савицкого). Будущее было за первым. В результате можно говорить, что игравшая ранее большую роль дихотомия «север – юг» сменяется на горизонтальную модель «запад – восток». Это стало мощным импульсом к развитию цивилизации. По словам Л. Н. Гумилева, с этого времени начинается генезис русского народа и российского суперэтноса (славянский окончательно прекратил свое существование). С XV в. Россия переходит с эволюционного на мобилизационный путь развития, хотя на первых порах и пытается еще приобщиться к западной цивилизации. Первую серьезную попытку вестернизации предпринял Борис Годунов. Москва объявляет себя «Третьим Римом» (трансляция), но все больше и больше становится «Австралией».

Падение Византии можно рассматривать в качестве одного из признаков окончания передела евразийского мира. С начала XVI в. прогресс в области экономики, техники, технологии, естественных наук, соответствующих идеологий – европейская привилегия. Районы бывшей Византии и Восточной Европы включаются в мировой рынок как полупериферия, специализирующаяся на производстве и поставках сырья для промышленности (железная руда, лес) и сельскохозяйственных продуктов массового спроса (зерно). Тем самым окончательно подрывается целесообразность сухопутной торговли Азии и Европы, падает значение итальянских государств.

Византийская культура не была все же уничтожена окончательно. Византия оказалась «почтальоном» для православного мира (И. Г. Эренбург). Усиливается на севере Русь и даже вступает на некоторое время в очередное соперничество с Византией. Она не стала культурной периферией Византии[286]286
  Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989. С. 112.


[Закрыть], хотя и признавала Константинополь центром православия («Парижем средневековья»), учитывала «верховное положение византийского императора» и считала его «высшим законодателем для христианского сообщества»[287]287
  Чичуров И. С. Политическая идеология средневековья (Византия и Русь). М.: Наука, 1991. С. 15.


[Закрыть]. С крещения Руси в 988 г. Константинопольский Вселенский Патриарх был каноническим главою Русской Церкви и до падения Византии Русь была в церковном смысле ее частью с общей столицей Царьградом.

Византийская культура была во многом образцом для подражания на Руси, что способствовало не только непрерывному культурному росту страны на протяжении ряда столетий, но и подготавливало основу для «трансляции» западной «римской идеи» на славянский север.

После Флорентийской унии (1439), крушения «Второго Рима» в 1453 г. и окончательного свержения ордынского ига (1480) Русь естественно осознает себя преемницей Византии.

К XVI в[288]288
  Успенский Ф. И. История Византийской империи. Период Македонской династии (867–1057).М., 1997. С.523.


[Закрыть]. возникает понятие «Москва – Третий Рим»[289]289
  Одним из библейских оснований этой формулы стали слова Христа о том, что «отнимется» от евреев «Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его» (Мф. 21:43). Другой основой станет сформировавшийся в Византии в Х и XI веке подход, получивший наименование «церковного византизма», для которого характерны определенный традиционализм и буквализм, сочетание местных культурно-религиозных традиций с общехристианскими представлениями и идеями.


[Закрыть]. Таким образом, Москва брала на себя после впадения «Первого Рима» в «католическую ересь» и падения под ударами агарян «Второго» обязанность продолжить существование Римской империи, с концом которой, по книге пророка Даниила, связывали конец мира. Определился и русский общенациональный идеал Святой Руси[290]290
  По словам С. С. Аверинцев, в этот идеал вмещается «и ветхозаветный Эдем и евангельская Палестина» (Византия и Русь: два типа духовности // Новый мир. 1988. № 7. С. 216.).


[Закрыть], не встречающийся, по мнению В. С. Соловьева, у других народов, где были свои «идеалы»: «добрая старая» Англия, «ученая» Германия, «прекрасная» Франция, «благородная» Испания. Так сливаются в единую формулу представления о русском и православном. Эта идея стала одной из важнейших культурообразующих концепций, которые отличали русскую цивилизацию» от западной. Русская стала считаться христианской удерживающей[291]291
  На деле Русь не продолжает, а заменяет «Второй Рим». См.: Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1983. С. 11.


[Закрыть], западная – христианской апостасийной цивилизацией, то есть отошедшей от Истины[292]292
  Антилатинские настроения на Руси были сильны уже после раскола 1054 г. Сюзюмов М. Я. «Разделение церквей» в 1054 г. // Вопросы истории. 1956. № 8. С. 44–57; Лебедев А. П. История разделения церквей в IX–XI вв. // Лебедев А. П. Собрание церковно-исторических сочинений. Т. V. СПб., 1905.


[Закрыть]. Эта идея сыграла определенную роль в складывании российской цивилизационной зоны и в ней, кстати говоря, можно проследить некоторое азиатское влияние. Здесь кроме следов новозаветного универсализма прослеживаются элементы характерного для Степи понимания того, что Бескрайнее Небо управляет всеми народами ойкумены. В результате появляется замечательная формула «Рим весь мир», одним из оснований которой является и то, что «вся христианская царства преидоша в конец». Фактически здесь можно увидеть заявление о том, что отныне «Рим» как оптимальная социо-культурная модель возможен только за пределами той зоны, в рамках которой он родился и свершил до конца свой «жизненный путь».

Одним из факторов, несомненно повлиявших на такое изменение геополитического положения русских земель, станут события XIII в. Пока же в числе печальных итогов монгольской экспансии станет фактический разгром торгового пути, который шел из Европы и Византии через Среднюю Азию на Дальний Восток (Кордова – Тулуза – Франкфурт – Вена – Прага – Киев – Итиль – Хорезм). Европейцы и византийцы на протяжении почти всего столетия будут делать попытки восстановить эту артерию, но в условиях ослабления экономического интереса становящихся «океаническими» цивилизаций возврат прежнего положения был уже невозможен. Средний Восток все более и более «пустеет». Усиливается «номадизация» региона. «Конница кочевников («сверхтанки прошлых лет»[293]293
  Цит. по: Лавров С. Лев Гумилев… С. 172.


[Закрыть]) уничтожает все на своем пути. Окончательно исчезает Арабский халифат (1258). Падение Константинополя в 1204 г. под ударами европейских крестоносцев отразится и на положении Руси. Путь «из варяг в греки» окончательно приходит в упадок.

По довольно широко распространенному мнению исследователей, на два с половиной века (с 1237 по 1462 г.) установилось иго монгольских завоевателей, которое, по замечанию К. Маркса, «не только давило, оно оскорбляло и иссушало самую душу народа… Ввиду того, что численность татар по сравнению с огромными размерами завоеваний была невелика, они стремились, окружая себя ореолом ужаса, увеличить свои силы и сократить путем массовых убийств численность населения, которое могло поднять восстание у них в тылу»[294]294
  Маркс К. Разоблачение дипломатической истории XVIII века // Вопросы истории. 1989. № 4. С. 5–7, 10.


[Закрыть]. В результате такой тактики русская земля представляла собой самое печальное зрелище. По оценке Н. Полевого, «страшно было состояние Руси!… в некоторых местах даже навсегда были оставлены жилища, по причине воссмердения воздуха. Киев, Чернигов, Владимир, Москва, Тверь, Курск, Рязань, Муром, Ярославль, Ростов, Суздаль, Галич являлись грудами пепла… Целые роды князей истребились; целые народонаселения исчезли, погубленные смертью и рабством»[295]295
  Полевой Н. История русского народа. М., 1997. Т. 2. С. 241.


[Закрыть]. В результате «XIII и XIV века были порой всеобщего упадка на Руси, временем узких чувств и мелких интересов, мелких, ничтожных характеров. Среди внешних и внутренних бедствий люди становились робки и малодушны, впадали в уныние, покидали высокие помыслы и стремления… Люди замыкались в кругу своих частных интересов и выходили оттуда только для того, чтобы попользоваться в счет других»[296]296
  Ключевский В. О. Курс русской истории. Соч. в 8 т. Т. 2. М., 1957. С. 51–62.


[Закрыть].

Возникло нечто вроде «национальной депрессии», что породило довольно нового рода литературу – «татарские» эпизоды летописей, сказания о различных событиях татарского нашествия, эпос с новым былинным персонажем – «собакой-татарином»[297]297
  В «Сказании о нашествии Едигея» сказано: «Горестно было смотреть, как чудные церкви, созидаемые веками и своим возвышенным положением придававшие красоту и величие городу, в одно мгновение исчезали в пламени… Если где-либо появится хотя бы один татарин, то многие наши не смеют ему противиться, а если двое или трое, то многие русские, бросая жен и детей, обращаются в бегство. Так, казня нас, Господь смирил гордыню нашу» (Сказание о нашествии Едигея // Памятники литературы древней Руси. XIV – середина XV в. Кн. 4. М., 1981. С. 253).


[Закрыть]. Признавался факт военного поражения, но отрицалось завоевание и включение русских княжеств в состав Монгольской империи. Это и стало основой последующей полемики о «татаро-монгольском иге».[298]298
  Рудаков В. Н. «Иго» монголо-татар: что стоит за историографическим термином? // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2011. № 3 (45). С. 99–100; Селезнев Ю. В. Происхождение понятия «монголо-татарское иго» (терминологическая заметка) // Российская история. 2012. № 4. С. 107–110; Halperin Ch. Omissions of national memory: Russian historiography on the Golden Horde as Politics of Inclusion and Exclusion // Ab Imperio, 2004, № 3.


[Закрыть] В целом же, безусловно, монгольское влияние на Русь оказалось большим, чем воздействие кочевников на китайскую или мусульманскую культуру[299]299
  Dewey H.W. Russia's debt to the Mongols in suretyship and collective responsibility // Comparative studies in society and history, 1988, Vol. 30, № 2; de Hartog L. Russia and the Mongol yoke 1221–1502. L., 1996; Ostrowski D. Muscovy and the Mongols: cross-cultural influences on the steppe frontier, 1304–1589. Cambridge, 1998.


[Закрыть].

Русские этнос и культура реагировали на изменение этнокультурной ситуации двояко. С одной стороны, находясь на перепутье между Западом и Востоком, Русь естественно испытала значительное воздействие со стороны завоевателей. Это воздействие было многосторонним и глубоким, но в этнопсихологическом плане стоит обратить внимание на восприятие восточной ментальности, что крайне негативно оценивалось многими русскими авторами[300]300
  По словам Н. Карамзина, «забыв гордость народную, мы выучились низким хитростям рабства, заменяющим силу в слабых; обманывая татар, более обманывали и друг друга; откупаясь деньгами от насилия варваров, стали корыстолюбивее и бесчувственнее к обидам, к стыду, подверженные наглостям иноплеменных тиранов. От времен Василия Ярославича до Иоанна Калиты (период самый несчастнейший!) Отечество наше походило более на темный лес, нежели на государство: сила казалась правом; кто мог, грабил; не только чужие, но и свои; не было безопасности ни в пути, ни дома; татьбы сделались общею язвою собственности» (Карамзин Н. М. История государства Российского: В 12 т. Т. 5. СПб., 1892. С. 227–230). А. И. Герцен считал, что «у преследуемого, разоренного, всегда запуганного народа появились черты хитрости и угодливости, присущие всем угнетенным: общество пало духом» (Герцен А. И. О развитии революционных идей в России. Собр. соч. в 30 т. Т. 7. М., 1956. С. 158–160).


[Закрыть]. В то же время, пример монгольской империи сыграл определенную роль в истории русского государства[301]301
  «Для соединения рассеянных, разобщенных сил нужна была власть, стоящая над ними, от них независимая; она явилась в лице московских государей. Ее восстановлению значительно содействовало татарское владычество, которое, подчиняя народ внешнему игу, приучало его к покорности… Едва ли без татарского ига государственное подданство могло развиться в форме холопства. На Западе подданические отношения строились по типу Римской империи… В России образцом служила восточная деспотия… Владычество татар… способствовало установлению единой, сильной, центральной власти… которая сделала Россию тем, чем она есть» (Чичерин Б. О народном представительстве. М., 1866. С. 360–361).


[Закрыть]. Может быть, именно потому, что «татаре, не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля»[302]302
  Пушкин А.С. О ничтожестве литературы русской. ПСС в 16 т. Т. 11. М., 1949. С. 268. И все же «России определено было высокое предназначение. Её необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы: варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Россию и возвратились на степи своего Востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией…» (А. С. Пушкин. Цит. по: Сурат И. Пушкин о назначении России // «Новый Мир» 2005, № 6).


[Закрыть], «именно в это злосчастное время, длившееся около двух столетий, Россия и дала обогнать себя Европе»[303]303
  Герцен А. И. О развитии революционных идей в России. Собр. соч. в 30 т. Т. 7. М., 1956. С. 158–160.


[Закрыть]. В то же время, с монголов начинается этническая стадия формирования цивилизационного пространства будущей России. Сначала сложно соединились Южная Сибирь и Степь и сформировалась своеобразная «зона Чингис-хана», где общность прослеживалась через него и его деяния. В религиозно-культурном плане здесь наблюдается большая пестрота (ислам, буддизм, шаманизм), но связующими факторами являются следование «пути отцов» и «духу Чингиса».

Медленно начинает складываться русско-татарский симбиоз. Русичи проникают в Степь (до Монголии), татары оседают на Руси и начинает оформляться единое экономическое и, в какой-то степени, культурное пространство.

§ 4. Христианско-латинский взгляд на монголов

В Европе отношение к монголам было более сложным и разнообразным, что в значительной степени связано с тем, что континент сохранил свободу и потому реагировал на пришельцев не столько эмоционально, сколько логически, обращая внимание не на межэтнические противоречия, а на место этих событий в «священной истории», т. е. их связь с общецивилизационной парадигмой. Встреча двух цивилизаций[304]304
  Кочевников тоже можно воспринимать как цивилизацию: Пи– ков Г. Г. О «кочевой цивилизации» и «кочевой империи». Статья первая: «Кочевая цивилизация» // Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2009. Т. 8. Вып. 1. С. 4–10; Пиков Г. Г. О «кочевой цивилизации» и «кочевой империи». Статья вторая: «Кочевая империя» // Вестник НГУ. Серия: История, филология. 2009. Т. 8. Вып. 1. С. 19–32.


[Закрыть] всегда порождает необходимость, осмысляя неожиданное появление «чужих», связать их со своей собственной историей, найти им «нишу» в освященной традициями и религией цепочке значимых событий. В средние века только так можно было понять феномен иной культуры, попытаться предвидеть возможные последствия этой встречи. При этом, разумеется, до конца средневековья «фундаментальная противоположность «своего» и «чужого» имела формы устойчивого противопоставления»[305]305
  Одиссей 1993. М., 1994. С. 5.


[Закрыть].

К тому же надо учитывать еще одну особенность истории Европы – она практически не знала серьезных военных ударов извне и опустошительных вторжений. Если в Китае практически каждая династия умирала не только из-за накапливающихся внутренних противоречий, но и из-за внешних ударов, то Европа фактически лишь трижды столкнулась с серьезными внешнеполитическими осложнениями. Это германские «нашествия», которые скорее были логическим продолжением традиционного противостояния средиземноморского греко-римского Юга и европейского (ultra montes – за горами, т. е. за Альпами) «варварского» Севера. «Падение» Западно-римской империи было катастрофообразным объединением этих двух зон в «христианский мир»[306]306
  Идея «падения» во много идет от итальянских гуманистов, которые таким образом объясняли исчезновение великой античной культуры. Бельгийский историк А. Пиренн считал, что окончательное падение античного мира произошло не в результате варварских расселений, а в ходе арабских завоеваний, когда арабы захватили три из четырех берегов Средиземного моря и тем самым заставили Европу ориентироваться на Север. Вместо широтного варианта развития Европа переходит на меридиональный.


[Закрыть]. Монголы «случайно» не захватили ее и фактически в экономическом и политическом плане не оказали почти никакого влияния на ее развитие. Турки были остановлены под Веной, но тоже не повлияли на развитие центральных европейских регионов. Тем не менее внешние факторы играли в истории континента не меньшую роль, чем внутренние. Речь идет о том, что практически на протяжении всей своей истории Европа испытывала очень сильную культурно-информационную осаду. Мусульманская культура представила свою оригинальную трактовку традиционных для христианского мира греко-римских «античных» представлений и иудео-христианской религиозной традиции, что неоднократно резко усиливало «еретические» настроения внутри европейской культуры. Монголы, этот грязный, нечистоплотный народ (gens immunda) с точки зрения христиан, смогли в одночасье сделать то, чего европейцы не могли добиться в течение тысячелетия, а именно подчинить себе всю Азию. Сделали они это с помощью силы, а не «слова», ибо «культуры» европейцы у кочевников вообще и монголов в частности не видели.

Здесь сказывалась присущая изначально оседлым народам неприязнь по отношению к людям, экономика которых основывается на скотоводстве, следы чего можно видеть уже в библейском рассказе о споре Каина и Авеля. Не случайно по отношению к этим народам и в античной литературе и в библейской традиции сложился особый подход. Их культура и экономика оцениваются с позиций средиземноморской цивилизации, где главными критериями являются наличие государственности, демократических ценностей, права, литературы и т. д. Сочинения «отца истории» Геродота и «отца географии» Страбона, по сути, заложили основы историко-географического маркирования всей ойкумены. Именно тогда с помощью разного рода штампов («бородатые варвары в женском платье», «культура низка и недостойна», порочность, рабство и др.). Фактически на восточные народы был перенесен образ противника[307]307
  Саид Э. В. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб., 2006. С. 627.


[Закрыть]. Очень долго о людях с динамичной скотоводческой экономикой судили по номадам, проживавшим в непосредственной близости от греко-римского мира. По сути, это было только начало формирования скотоводства и эти племена вели так называемую присваивающую экономику, в рамках которой вполне возможно было и земледелие.

Стоит отметить, что история изучения кочевников уже с того времени проходила через многочисленные мировоззренческие и идеологические «фильтры» оседлых цивилизаций. Практически все исследователи подчеркивали несоответствие кочевников всем мыслимым критериям цивилизованности. Античные и средневековые дипломаты и купцы в своих рассказах и отчетах многое домысливали, тем более, что тогдашняя наука важнейшим считала определение степени близости и похожести чужого на свое, а кочевники, разумеется, были иными[308]308
  Они считали, что номады – это варвары, «с конями мчащимися, огнем пышущими, искры копытами высекающими», несущие чаще всего смерть и разрушение. Как писал Климент Александрийский, «взяв коня и сев на него, скиф несется куда хочет». По словам Овидия, «враг, сильный конем и далеко летящей стрелой, широко опустошает соседнюю землю». Ему «вторит» Евсевий Иероним: «Они всюду являлись нежданными и, своею быстротою предупреждая слух, не щадили ни религии, ни достоинств, ни возраста»; «из самых далеких скал Кавказа… северные волки в короткое время обрыскали столь обширные провинции». Китайские авторы подчеркивали, что «они бушуют как буря и молния и не знают устойчивого боевого порядка». В средневековой Европе их именовали «бичом Божьим».


[Закрыть].

Пожалуй, впервые европейцы столкнулись с кочевниками как особыми народами во времена Великого переселения народов, которое охватило всю Евразию в I тыс. н. э. Поскольку восточные племена находились на стадии переселения, их общества были предельно милитаризованы и шли на любые средства ради захвата добычи и территорий. Неудивительно, что уже тогда сложилось достаточно стереотипное представление о кочевниках как разрушителях культуры. Поскольку основные удары по культурным районам наносили не сами эти пришельцы, а сдвинутые ими с места германские племена, то европейцев больше интересовали «варвары». По сочинения Аммиана Марцеллина и Павла Орозия можно судить о некотором равнодушии к племенам, пришедшим непонятно откуда: «новые необычные обстоятельства взбудоражили северные народы…множество неведомых варварских народов, прогнанных неожиданной силой со своих мест, кочует со своими семьями»; «никто не может сказать ничего определенного о том, откуда вышли гунны»[309]309
  Цит. по: Ермолова И. Е. Восточные кочевники в представлении греко-латинских авторов IV–VI вв. // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. Т. 1. Улан-Удэ, 2000. С. 186.


[Закрыть]. Политоним «гунны» сменил «скифов». Уже одно это приковало внимание европейцев к «глубинам» Азии. Это не Дальний Восток, где живут «серы», т. е. народы, изготавливающие шелковые ткани, а районы, куда «ступит нога» белого человека именно во времена монгольских завоеваний, те места, которые в последние десятилетия все чаще именуются «Внутренней Азией» (Кашгария, Джунгария, Монголия, Тибет)[310]310
  Хазанов А. М. Кочевники и внешний мир. СПб., 2008. С. 7.


[Закрыть]. Здесь проживали Гог и Магог, из этой «черной дыры», уверены будут авторы эпохи Возрождения и Просвещения, выходят все «бандиты». Это самый настоящий край света, не случайно П. Карпини писал о монголах как о людях, по европейским меркам существующих на грани выживания. И этот «край света» не в Африке или в Атлантическом океане, где помещали Аид!

Но там же, как прекрасно узнали в средние века, существовала и могущественная Циньская империя, где правил Циньши хуанди, и «Катай», правителем которого был Великий хан. Это пугало средневековую Европу, еще не очень четко понимающую, чего ждать от заисламской Азии – военного удара или культурной атаки.

Любопытно, что появление татар и в Европе было воспринято в традиционном духе как естественное и неизбежное наказание за «грехи мира», но под последними понимались уже те кризисные явления, которые связаны были не с абстрактными грехами, а с вполне конкретными негативными явлениями в общественной и хозяйственной жизни Европы XIII в.[311]311
  Матузова В. И. Английские средневековые источники… С. 182.


[Закрыть]

Монголы не казались пока европейцам опасными по разным причинам. Во-первых, в предложенной в свое время Аврелием Августином классификации народов в соответствии с их отношением к христианству (1 – знают и хотят знать, 2 – не знают, но хотят знать, 3 – знают и не хотят знать, 4 – не знают и не хотят знать) эти племена явно должны занимать либо второе, либо даже первое место, ведь среди них было немало христиан. Во-вторых, монголы оказались в стороне от традиционной библейской альтернативы «люди, вошедшие в Завет – люди, не вошедшие в Завет». Под второй категорией в это время понимались «измаильтяне» или «агаряне», т. е. арабы, мусульмане. В-третьих, они располагались все-таки далеко от границ христианского мира. И, наконец, в-четвертых, они явно враждовали с арабами, европейцы надеялись, что враг врага вполне может стать другом. Именно этот первый вариант и был испробован в первую очередь. Задуманный еще Иннокентием III пятый крестовый поход состоялся в 1217–1221 гг. И папский легат Пелагий, по сообщению арабского историка Ибн аль-Алефа, начал переговоры с Чингис-ханом, вторгшимся в Персию. Усиленное муссирование слухов о государстве пресвитера Иоанна наводит на мысль, что желание военного союза христиан и монголов не казалось необычным.

Неудачи крестовых походов в XIII в. помимо внутриевропейских причин, были обусловлены и внешними факторами, в частности, возросшим могуществом египетского султаната, который, по сути, занял в то время ведущее положение в арабском мире. Но египетские мамлюки нанесли жестокое поражение и монгольским отрядам. Этим в значительной степени объясняется взаимная заинтересованность предводителей крестоносцев и монгольских ханов в создании антиегипетской коалиции.

Первыми активность, естественно, проявили римские папы. В середине XIII в. на восток отправляется сразу несколько миссий. Именно папа Иннокентий IV в 1245 г. направил в Каракорум к великому хану Гуюку миссию францисканца Джованни Плано Карпини. В 1249 г. в путь на восток отправилось французское посольство Андре Лонжюмо[312]312
  Андре из Лонжюмо (André de Longjumeau; ум. ок. 1253) – французский доминиканский монах. Впервые упоминается как один из миссионеров, направленных на Восток генералом доминиканского ордена Йорданом Саксонским в 1228 г. В 1245 году Андре был направлен папой Иннокентием IV на Ближний Восток к патриархам восточных церквей для переговоров об унии с католической церковью. В декабре 1248 г. к Людовику IX Французскому, находившемуся в Никосии на Кипре прибыли Давид (Сейф ад-Дин Дауд) и Марк, послы монгольского наместника Эдьджигидея. Они передали королю через Андре де Лонжюмо письмо, в котором было сказано, что великий хан Гуюк и сам Эльджигидей перешли в христианскую веру. С помощью этой дезинформации Эльджигидей хотел уверить Людовика, что монголы не собираются вторгаться во владения франков, хотя наместник в действительности собирался атаковать Багдад и опасался противодействия Египта. В ответ король направил Андре, вместе с его братом-монахом и семью спутниками, с посланием ко двору Гуюка. Оказалось, однако, что Гуюк к тому времени умер, а всеми делами ведала вдова хана Огуль-Гаймыш, которая грубо ответила на французское предложение союза. В рассказах Лонжюмо реалии перемешаны с неподтвержденными фактами вроде известий о войнах Чингисхана с пресвитером Иоанном. Рубрук сообщает, что лично беседовал с Лонжюмо и что его наблюдения о нравах и обычаях монголов нашли полное подтверждение во время его собственного путешествия в ставку хана.


[Закрыть] от короля Людовика IX Святого. Потерпевший в 7 крестовом походе поражение французский король активно поддержал усилия папы Иннокентия и отослал к преемнику Гуюка хану Мункэ в 1253 г. доминиканско-францисканскую миссию фламандца Гийома Рубрука уже с прямым предложением антимусульманского союза, но хитрый монгольский правитель потребовал невозможного, а именно подчинения Франции монголам и попытка христианской экспансии на Восток не удалась, хотя надежда на это не погибла окончательно.

Рубрук прибыл в Карокорум в мае 1254 г. и здесь Великий хан решил устроить диспут, в котором приняли участие представители четырех религий. Рубрук провел это с целью, как он сам понимал, абсолютно несбыточной, убедить Гуюка принять католицизм. Гийом Рубрук говорил от лица латинян, там присутствовали несториане, буддисты и мусульмане. Рубрук объединился с несторианами. Против буддистов он надеялся привлечь в союзники мусульман, а вот против последних у христиан не было союзников. Начали диспут с обсуждения различных представлений о Боге, в чем католики, несториане и мусульмане объединились против буддистов, отстаивая монотеизм. Спор продемонстрировал диалектическое превосходство католиков, у которых был большой опыт борьбы с различными ересями. Диспут создал видимость легкой победы, но он же показал необходимость изучения языков. Выявились как враги христианства, так и его друзья. Самый важный вывод был сделан относительно мусульман и заключался в признании их близости к христианству и их потенциальном интеллектуальном союзничестве.

Причины столь массированного дипломатического «наступления» Запада разнообразны. Кроме прощупывания возможности военного союза, являвшегося в их сознании скорее перспективой, чем реальностью, европейцы хотели разузнать ближайшие планы «завоевателей мира», их реальные и потенциальные силы. Завоевание обширных районов Азии и поход в Юго-Восточную Европу (1222–1224) произвели столь сильное впечатление, что о монголах стали говорить как о величайшем бедствии человечества. По всем городам Европы служили молебны об отвращении страшной опасности. Можно предположить, что монахи должны были выяснить также возможность проповеди христианства среди монголов. Идея миссионерской деятельности уже достаточно широко была распространена в Европе, ее высказывали по разным причинам и с разной целью толедский архиепископ Евлогий (IX в.), аббат Клюнийского монастыря Петр Достопочтенный (1095–1156), Фома Аквинский и Франциск Ассизский в XIII в. Все основывались на словах Христа «идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк 16–15). Однако в целом средневековое христианство оставалось по сути своей европейским, как географически, так и ментально. Попытка христианской экспансии на Восток не удалась, хотя надежда на это не погибла окончательно.

Во второй половине XIII в. уже монгольские ильханы Хулагуидского улуса, охватывавшего Иран, Ирак, Закавказье, стали оббивать европейские пороги. Хулагуиды ведут активные дипломатические переговоры с римскими папами Климентом IV, Григорием X, Николаем III, с Генуей и королями Англии и Франции. В 1287–88 гг. посол ильхана Аргуна несторианский монах, уйгур по происхождению Раббан Саума побывал в Риме, Генуе, Франции. Его попытка сколотить антиегипетский союз не удалась.

Отношения монголов с Европой принимают более спокойный характер в конце XIII в. В 1294 г. в столицу юаньского Китая Даду (монг. Ханбалык) прибыл посланец папы Бонифация VIII Дж. Монтекорвино[313]313
  Блаженный Джованни из Монтекорвино (Иоанн Монтекорвинский, 1246–1328) – францисканский миссионер, первый в истории архиепископ пекинский. В 1272 г. был направлен Михаилом VIII Палеологом к папе Григорию X для ведения переговоров о воссоединении церквей, с 1272 по 1289 гг. по поручению папы вел миссионерскую деятельность на Ближнем Востоке. В 1289 г. папа Николай IV снабдил его письмами к Кубла-хану, к ильхану, татарским мурзам, армянскому царю и патриарху иаковитов и отправил его в Китай. Несмотря на противодействие пекинских несториан, тот развернул бурную миссионерскую деятельность и построил первую католическую церковь в Китае (1299). За 12 лет жизни в Китае он изучил язык, перевёл на него Новый Завет и Псалтырь. Католическая церковь сохраняла присутствие в Китае до восстания Красных повязок.


[Закрыть]. Хубилай (Шуцзу) получил разрешение остаться в столице и построить там церковь. При монгольском дворе было много христиан, в том числе и европейцев – итальянцев, французов, немцев. Вместе с другими представителями стран к западу от Китая они считались сословием «сэму» («цветноглазые» по-китайски)[314]314
  Кадырбаев А. Ш. «Во имя веры Христовой!» Христианские конфессии в Монголии и Китае в XIII–XIV веках // Международный конгресс востоковедов. Труды. Т. 2. М., 2007. С. 553.


[Закрыть].

В 1298 г. вышла в свет «Книга» венецианского купца Марко Поло, который долгие годы провел в Китае и сообщил об этой стране самые невероятные и фантастические, с точки зрения современников, сведения. С этой книги начнется новый этап в развитии интереса Европы к Востоку.

На восприятие же европейцами монголов в целом повлиял целый ряд факторов. Прежде всего, это та опасность, которую представляли монголы. Если появление арабов в 8 в. почти вся Европа восприняла равнодушно и Беда Достопочтенный пытался понять их лишь с точки зрения эсхатологии, теперь европейцы применили к пришельцам те методы, с помощью которых они анализировали внутриполитические конфликты. Мусульмане, захватившие все Южное и Восточное Средиземноморье, оттеснили христиан от общения с остальным миром, мусульманское окружение создало некую «мусульманскую стену». Кругозор европейцев практически до самого начала Крестовых походов не менялся. Вильям Мальмсберийский (1090–1142) считал, что весь мир, кроме Европы, принадлежит мусульманам. Петр Достопочтенный (сер. XII в.) полагал, что ислам исповедует треть или даже половина народов всего мира. Однако, после захвата монголами Азии, европейцы воспрянули духом. Интеллектуалами того времени было предложено несколько вариантов возможного дальнейшего развития событий. Один, первый по времени, основывался на идее возможного военного союза с монголами против мусульман.

Особо следует подчеркнуть и то, что анализ ведется теперь, как правило, с учетом развития экономических, а не идеологических процессов.

К этому времени меняется значение термина «исторические народы», под ними начинают понимать уже не только и не столько жителей Римской империи, сколько бывших «варваров». Широкое применение в историографии этого периода имеют также схема Евсевия – Иеронима и идеи Аврелия Августина, в соответствии с чем «профанная» история понимается как часть истории священной, как ее продолжение и завершение. Все известные европейцам народы имеют свое строго определенное место в этом процессе, вплоть до загадочных серов.

Вся ученая Европа пытается определить происхождение «татар» и их родственную связь с уже известными народами. Раньше это делалось с помощью Библии, ибо в то время почти исключительно она помогала объяснить происхождение и предпосылки современных событий, в частности, давала возможность найти следы древнейших упоминаний каких-либо народов в ветхозаветной истории и установить их родство с известными народами и религиями. Она же давала ответ и на вопрос о дальнейшей их судьбе, их месте в предстоящем конце всего сущего.

Появление иноземцев для формирующейся городской экономики казалось большей катастрофой, чем для «деревенской» Европы VIII в. Потому Европа и старается просчитать все возможные варианты изменения внешнеполитического положения континента. К тому же принцип расчета и выгоды уже выходит на первое место в европейской системе ценностей. От рационального ведения хозяйства происходил переход к рациональной организации государства. Появлялись сложные органы управления и контроля, система налогов и государственного кредита, формировалась политика, взвешивающая все мыслимые факты и возможности, даже характеры политических деятелей, в ранг высокого искусства возводилась изворотливая дипломатия. Идет процесс перерастания средневековых народностей в нации и уже не только и не столько на этнической, сколько на экономической основе формируется нравственно-политический принцип патриотизма.

Рационализм широко проникает и в область идеологии. Еще Иоанн Скотт Эриугена (810–877), крупнейший представитель неоплатоновского движения в средние века, создатель пантеистической онтологии, выдвинул принцип свободного поиска истины с помощью разума. Идеи Беренгария Турского (1010–1088), Пьера Абеляра (1079–1142), Ибн Рошда (Аверроэса, 1126–1198) и Сигера Брабантского (1240–1284) закладывали основы принципа религиозного плюрализма, первые проявления которого имелись в учениях катаров и альбигойцев, равенства религий и возможности их независимого сосуществования. Один из первых серьезных кризисов средневекового христианства, имевший место именно в 13 веке и вызванный формированием городской культуры, внушительной интервенцией мусульманского свободомыслия, антиталмудической критикой мистиков-каббалистов, затронувших и ряд общих с христианством догматов, возродил интеллектуальные поиски «истинной философии» первых веков нашей эры. Неудивительно и появление в этих условиях такой фигуры, как Роджер Бэкон (1214–1292). Он первым из крупнейших средневековых мыслителей, по сути, сформулировал идею неизбежной будущей конвергенции христианского и языческого миров, причем на основе диалога культур, а не их борьбы. Появление монгольских армий тоже потребовало ответа на вопрос: признак ли это конца света. Роджер Бэкон, однако, отказывается, по существу, от использования Библии в качестве единственного «ключа» к тайне происхождения «татар» и привлекает сведения античных и прежде всего современных авторов.