Текст книги "Запад знакомится с Востоком. Представления средневековых европейцев о восточных народах"

Заключение

Таким образом, мы видим, что для всего средневековья ислам был загадкой и опасностью, непредсказуемой и неизмеримой. Западу было трудно понять мотивы ислама.

В его понимании Запад не мог ждать помощи от античности. Единственная параллель, которую проводили европейцы, это была параллель с евреями. Христиане много брали от них, но в целом понять и принять иудаизм не могли и не хотели. Более низкий, с их точки зрения, экономический и социальный уровень развития евреев позволял им считать, что не стоит вообще ими заниматься. Таким образом, социальное превосходство приводило к культурному шовинизму. Таким же было отношение ко многим ересям (особенно с XI в.) и к православию.

Но ислам не хотел и не мог терпеть такого пренебрежения, он сопротивлялся и завоеванию, и конверсии (обращению).

Основания для этого были и немалые:

1) богатый культурный синтез подвластных народов привел к созданию высокой синтетической культуры, ни в чем не уступавшей христианско-латинской;

2) сходство религий (единобожие, пророческая традиция, единство многих священных персонажей и т. п.).

Поэтому мусульмане считали свою религию высшей стадией развития пророческой линии и отрицали многое в христианстве (Троица, воплощение, божественность Христа). Но они признавали бессмертие души, загробное воздаяние и благочестивую жизнь как условие входа в рай. Они не понимали, как можно сочетать божественную сущность Христа и распинание, рождение от земной женщины. Признавали и Библию, но приоритет оставляли за Кораном. Приняли философски насыщенную доктрину загробной жизни и воздаяния, но оскорбляли, по мнению христиан, эту философию тезисом, что сексуальное наслаждение будет главным удовольствием в раю.

Все это повлияло на имидж ислама. Христиане иногда даже считали ислам дьявольской цивилизацией: мусульманские страны постоянно распадались, что воспринималось как признак упадка и снова соединялись, что было непонятно. В исламских странах проживали необычные люди: Аль-Фараби, Авиценна, Аверроэс, Салах ад-Дин, т. е. ученые, философы, учителя, воины.

Были, однако, и объективные различия:

Запад представлял собой общество аграрное, феодальное и монашеское. А в исламском мире были большие города, пышные дворы, торговля. На Западе целибат, духовенство, иерархичность, на Востоке чувственность, снисходительность, равенство в принципе, свобода мысли, монастыри и духовенство не имели такого значения, как в Европе.

Развитие двух миров основывалось на различных принципах: Запад развивался медленно, особенно вначале, и в последние века средневековья делал неожиданный спурт. Ислам же совершил невиданный скачок в начале, добился такого военного успеха, который и не снился западу.

Интеллектуальное развитие на западе явно запаздывало. Это было связано с разным интеллектуальным наследием. Ислам стал главным наследником греческой культуры, а Запад возрождал литературу Рима. Иначе говоря, исламу досталось античное наследие периода расцвета, а Западу – отцы церкви, постклассическая литература, латинские учителя, как выразился один исследователь, твердые, а не возбужденные.

Есть смысл здесь сравнить, как это сделал один исследователь, две фигуры – папу Герберта (940—1003) и Авиценну (980—1037). Оба были деловыми людьми, занимали важные посты, могут рассматриваться как своеобразные интеллектуальные пассионарии. Но в плане морали это были типичные люди средних веков.

Герберта принимали при дворах Гуго Капета и Оттона III, он преподавал в монастырских и кафедральных школах. Школы были небольшими, с плохими библиотеками. Больше всего Герберт гордился греческими книгами, которые сохранили римляне (Введение Порфирия к Аристотелевой логике, переводы Боэция, пособия по арифметике, музыке, геометрии, астрономии, обрывки греческих медицинских сочинений). На этой основе он составил свои скудные работы: пособие по риторике, хрестоматия по арифметике. Он же построил модель планетарной системы, сконструировал абак, сложные часы. Герберт – священник, монах, прелат, папа, политический интриган, окруженный не очень умелыми и способными, по его мнению, людьми.

Авиценна – мирянин, чиновник, врач, придворный философ. Уже в 16 лет изучил Введение Порфирия, все известные системы логики, геометрию Эвклида, Альмагест Птолемея, целую библиотеку греческой медицины и некоторые индийские арифметики, конечно же, мусульманских юристов. Таким образом, юноша достиг того, что не снилось на Западе и старцу. И это не уникально. Султан Бухары, по сообщению Авиценны, имел библиотеку во многих комнатах дворца, книги находились в различных сундуках по темам, с каталогом авторов. Поэтому восточные работы будут популярны на Западе, а Герберт будет довольно скоро забыт.

В конце средневековья ислам подошел к Вене (1529), потом остановился. Наступил период медленной стагнации. В Европе в это время произошел раскол христианства. Все это породило атмосферу плюрализма и веротерпимости. Происходило признание нехристианских народов. Росло благополучие народа. Упадок турок, распространение светского взгляда на мир, открытие Нового Света и т. п. привели к тому, что ислам уже не казался страшным. Европа интеллектуально и материально чувствовала себя безопасно.

Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что Средние века были золотым веком исламской проблемы (650-1750).

В. М. Уотт считает, что именно за это время сложились основные элементы христианского представления об исламе и подробно их разбирает[240]240
  Этот обзор отчасти составлен по книге: Уотт У. М. Влияние ислама на средневековую Европу. М., 1976. С. 97–110.


[Закрыть]:

1. ислам – ложь и сознательное искажение истины.

Библейская концепция Бога и человека настолько доминировала в представлениях средневековых европейцев о природе, что они просто не представляли себе возможности других взглядов. Соответственно во всех тех случаях, где мусульманское учение отличалось от христианского, оно считалось ложью. Общий ход подобных рассуждений можно проиллюстрировать отрывком из Фомы Аквинского («Summa contra Gentiles», кн. 1, гл. 6).

После речей о том, сколь многочисленны знаки и свидетельства, подтверждающие и поддерживающие христианскую веру, Фома настаивает, что ничего подобного нельзя найти у тех, кто, подобно Мухаммеду, стал основоположником «сект». Кроме «плотских соблазнов» Ислама он указывает на неубедительность свидетельств и аргументов, приводимых Мухаммедом, на смешение в Коране истинного с недостоверным и ложным, на отсутствие чудес, которые подтверждали бы претензии Мухаммеда на пророческий сан. Его первые последователи описываются как «люди не искушенные в Божественных делах… но bestiales, обитающие в пустыне» – подразумевается, что они некритически воспринимали подобные претензии. Однако этих последователей оказалось так много, что Мухаммеду удалось военной силой принудить остальных обратиться в мусульманство. Вопреки заявлениям Мухаммеда, что его приход предсказан в Библии, изыскания показывают, что «он искажает все свидетельства Ветхого и Нового Заветов».

Некоторые другие авторы шли дальше, заявляя, что «если он и говорил когда-либо правду, он смешивал ее с ядом, искажая ее». Следовательно, истинные моменты сами по себе приравнивались к меду, добавляемому, только чтобы прикрыть яд.

2. ислам – религия насилия и меча.

Фома Аквинский, полагал, что Мухаммед распространял свою религию с помощью военной силы. Непременным правилом религии сарацин считалось также стремление «грабить, забирать в плен, убивать врагов их Бога и их пророка, преследовать и уничтожать их всячески» (Педро де Альфонсо). Гумберт Романский даже утверждал, что «они так ревностны в своей религии, что, где бы они ни захватывали власть, безжалостно обезглавливают всех, не исповедующих их веры».

3. ислам – религия потворства порокам.

Многоженство действительно занимало видное место в представлениях об Исламе. Часто считалось, что для мусульманина единственным ограничением количества жен служило его материальное положение. Авторы, которые не могли не знать, что число разрешенных Исламом жен не превышает четырех, тем не менее, говорят о семи или о десяти. Стихи Корана часто переводились неверно, чтобы внести предосудительный сексуальный оттенок там, где его заведомо не было. Противоестественные или «скотские» виды половых сношений между супругами якобы широко практиковались в Исламе. Полагали, что Коран даже позволяет мужеложство. Вершиной мусульманской половой распущенности некоторым представлялась кораническая картина рая. Особое внимание уделялось гуриям, этим чернооким девственницам, предназначенным для удовлетворения желаний праведников, – что считалось особенно скандальным. Строгой критике подвергалась супружеская жизнь самого Мухаммеда. Таким образом, средневековое представление о мусульманских нормах половой жизни в значительной мере карикатурно.

С точки зрения европейцев, мусульмане предавались своим страстям и в других отношениях. «Красивая жизнь» мусульманской Испании и Сицилии неизбежно представлялась средоточием пагубных соблазнов тем, кто не мог вкусить подобной роскоши. Коран якобы учил людей нарушать клятву, когда им это было угодно, и сулил людям рай не за добрые дела, а лишь за прочтение шахады (мусульманский символ веры). Считалось также, что вера в судьбу, распространенная среди мусульман, служит оправданием лености и бездеятельности.

4. Мухаммед – Антихрист.

Если для христианства вся цепь пророчеств и откровений есть постепенная подготовка к кульминации мировой истории – «боговоплощению», то Мухаммед через шесть веков заявил о себе как о подлинном завершителе пророческого цикла, более того, он утверждал, что ему ниспослана вся полнота божественного откровения. Он отверг некоторые фундаментальные догматы христианства. Неудивительно, что в Европе сформировалось представление об исламе как ереси и о Мухаммеде как ересиархе. Самого Мухаммеда считали часто даже дьяволом, свидетельством чему шотландское слово mohound (дьявол), являющееся искажением его имени.

В ближневосточном христианстве была распространена легенда, согласно которой Мухаммед сначала был учеником арианского монаха (или несторианина Сергия Бахиры), получил от него некоторые сведения о Библии и, выдав себя за пророка, создал свое лжеучение.

Доминиканский монах, современник Данте, побывав в Багдаде, предложил свою версию: сатана, будучи не в силах сам остановить распространение христианства на Востоке, придумал «писание» – нечто среднее между Ветхим и Новым заветами – и использовал в качестве своего посредника человека сатанинской природы. «Писание» – это Коран, посредник – Мухаммед, предстающий уже в роли антихриста.

Практически об этом же говорится в жесте «Коронование Людовика» (XXIII, 847–853), где граф Гильом отвечает сарацину:

 
Твой Магомет, как каждому известно,
Спервоначалу был Христу привержен
И наше проповедовал ученье,
Но занесло его однажды в Мекку,
Где он вином упился невоздержно,
Свининой мерзопакостно объелся.
Кто видит Бога в нем, тот глуп безмерно.
 

(перевод Ю.Корнеева)

Иногда сирийские христиане называли мусульман «сектой Агари». Основываясь на отрывке из библейского «Послания апостола Павла Галатам» (IV, 21–31), они доказывали что мусульмане, будучи «сынами рабыни», изъяты из истории спасения.

Распространенным было представление о Мухаммеде как о колдуне или чародее, который магией и обманом разрушил церковь на Востоке.

Мухаммед представал иногда даже в качестве кардинала римско-католической церкви Махона (Мухаммеда), который после неудачной попытки стать папой бежал в Аравию и из мести основал там новую религию.

Широкое хождение в Европе приобрела легенда, согласно которой Мухаммед приучил голубя клевать у него из уха пшеничные зерна и тем самым убедил арабов, что это посланец святого духа, нашептывающий ему божественное откровение. Английский поэт ХV в. Джон Лидгейт, составивший описание жизни Мухаммеда, называет даже цвет голубя – молочно-белый. Современник Шекспира историк Уолтер Роли в своей «Всемирной истории» тоже приводит этот рассказ. И у самого Шекспира в «Генрихе VI» (Акт I, сцена 2) дофин Карл, обращаясь к Жанне д'Арк, восклицает:

 
Не вдохновлял ли голубь Магомета?
Тебя ж орел, наверно, вдохновлял!
 

(Перевод Е. Бируковой)

Экстраполировалась на ислам и христианская идея Троицы. Так, в жестах можно встретить утверждение, что мусульмане поклоняются триаде демонических существ или идолов – Маому (Магомету), Аполлену (Аполлону) и некоему Тервагану (см. «Песнь о Роланде», СLХХХVI, ст. 2580–2589). В «Короновании Людовика» (ХХ, ст. 622) к этим именам добавлено еще одно – Кагю. В «Песни о Роланде» (СLХХХVI, 2590–2591) мусульмане, потерпев поражение от Карла, в гневе вытаскивают из пещеры своих идолов, разбивают статуи Аполлона и Тервагана.

 
А Магомет повален в ров глубокий.
Его там псы грызут и свиньи гложут.
 

(Перевод Ю. Корнеева)

В английском языке слово «mammеt» (вариант «maumet»), образованное от «Mahomet»; приобрело значение сначала «идол», а затем «кукла», «марионетка». В последнем значении это слово употребляет Шекспир в «Ромео и Джульетте» (Акт III, сцена 5):

 
И вот имей плаксивую девчонку,
Пустую куклу, что в такой удаче
Изволит отвечать: «Не выйду замуж»
 

(Перевод Т Щепкиной-Куперник)

 
And then to have a wretched puling fool
A whining mammet, in her fortunes tender,
To answer: «I'll not wed, I cannot love».
 

Согласно другой христианской легенде, которую поддерживал еще в IХ в. епископ Кордовы Евлогий, после смерти Мухаммеда единомышленники пророка ожидали, что ангелы унесут на небо его тело, но вместо этого вдруг примчались собаки и стали терзать его. Именно поэтому, мол, мусульмане запрещают употреблять в пищу свинину и считают собак нечистыми животными.

Таким образом, для средневековой Европы ислам был верой врагов и неудивительно, что постепенно сформировался искаженный образ ислама. По мнению Филиппа Хитти, «любое сходство между конечным образом ислама, сформированным европейским сознанием, и действительностью – чисто случайно». Рене Генон добавляет, что искаженный образ ислама явился в немалой степени и результатом европейского шовинизма, сознательного стремления замолчать роль мусульманской культуры в развитии Европы.

В общих чертах традиционная христианская полемика с исламом преследовала цель продемонстрировать: 1) несостоятельность религии мусульман по сравнению с христианством; 2) необоснованность претензий Мухаммеда на пророческую миссию; 3) несостоятельность претензий мусульман на то, что Коран является словом Божьим; 4) аморальность образа жизни мусульман.

«В целом же в средние века в сознании европейцев сложилась примерно следующая картина ислама: вероучение Мухаммеда – ложь и сознательное искажение истины, это религия фатализма, нравственной распущенности и потворства страстям, религия насилия и жестокости»[241]241
  Уотт У.М. Влияние ислама на средневековую Европу. М., 1976. С. 99–103.


[Закрыть]. Соответственно дурному образу ислама противопоставлялся идеальный образ христианства как религии истины, строгой нравственности и мира, как веры, распространяемой убеждением, а не силой оружия. В то же время некоторые чисто христианские реалии, только со знаком минус, переносились на ислам. Как писал Уильям Монтгомери Уотт, «война света и тьмы – это звучит прекрасно, но теперь, после Фрейда, люди понимают, что тьма, приписываемая врагам, – это лишь проекция собственной тьмы, которую не желают признать. Так, искаженный образ Ислама следует рассматривать как проекцию теневых сторон европейца».

Мусульманское сознание по-своему реагировало и на христианство. Основы представлений о христианстве и иудаизме были заложены в Коране и хадисах. Они формировались соответственно уже в первый век существования ислама и с тех пор существенно не изменились. Чувство духовной избранности и превосходства своей религии и своего языка помогло мусульманам преодолеть гегемонию христианизированного мировоззрения на Ближнем Востоке. Мусульмане были искренне уверены, что они знают христианство лучше самих христиан, большинство из которых впало в заблуждение, неверно поняв или сознательно исказив то, чему их учил посланник божий Иса. В какой-то мере можно признать справедливым утверждение У. Смита, что «мусульмане не только ничего не знают о вере христиан, но даже не отдают себе в этом отчета». Хотя средневековый ислам дал образцы фундаментальных ересиографических сочинений (Абу-л-Хасана ал-Ашари, Ибн Хазма, Абу Мансура ал-Багдади, аш-Шахрастани), в которых можно видеть даже зачатки сравнительного религиоведения, однако в целом мусульманская апологетика в трактовке христианства не менее тенденциозна, чем христианская.

Надо заметить, таким образом, что и у мусульман наблюдается определенное искажение христианства как мировой религии. Они обвиняли христиан в том, что те утверждают наличие у Бога Сына и почитают, кроме Бога, святых, а также иконы, т. е. впадают в многобожие, и потому являются неверными. Традиционная исламская полемика с христианством сводилась к следующим пунктам: 1) искажение и фальсификация христианами Божественного Откровения; 2) вероучительные заблуждения христиан – вера в Божественную природу и Божественное сыновство Иисуса, учение о Троице как нарушающее единственность и единство Бога, учение о первородном грехе и искупительной жертве Христа; 3) заблуждения христиан в богослужебной практике – осуждалось как идолопоклонство почитание Иисуса, Марии и святых; таинства, а также различные литургические праздники порицались как недопустимые нововведения. В Коране все же нет ни одного упрека в адрес Христа и Богоматери, хотя этот текст и отрицает, что Иисус был больше, чем пророк и посланник.

С концом средневековья Ислам уже не воспринимался европейцами как серьезный интеллектуальный соперник. Былое восхищение всем арабским сменилось отвращением. Итальянский гуманист Джованни Пико делла Мирандола (1463–1494), хорошо знавший арабский, арамейский и древнееврейский, вначале одного из своих трудов говорит: «Во имя неба, оставьте нам Пифагора, Платона и Аристотеля и забирайте своего Омара, своего Алкабитиуса, своего Абензоара, своего Абенрагеля!». В XIII–XIV вв. в университете в Саламанке (также как в Болонье, Оксфорде, Париже и Риме) существовала должность преподавателя арабского языка, но в 1532 г., когда ученый из Нидерландов поинтересовался в Саламанке преподаванием этого предмета, один испанец ответил ему: «Какое тебе дело до этого варварского языка? Достаточно знать латынь и греческий. В молодости я был так же глуп, как и ты, и занимался арабским и древнееврейским, но я уже давно их забросил и всецело обратился к изучению греческого. Позволь и тебе пожелать того же».

В XVI–XVIII вв. в Европе происходил процесс медленного, ограниченного узким кругом специалистов накопления знаний об арабском Востоке и Исламе. В 1691–1698 гг. Людовико Мараччи осуществил первое научное издание Корана, переведя его на латинский язык и сопроводив пространными комментариями. В 1717 г. вышла в свет книга А. Релана «О магометанской религии» – история Ислама, которая изменила многие представления европейцев об этой религии. Под влиянием данного произведения написал свой труд «Жизнь Магомета» граф де Буленвилье.

В XIX в. мощная волна миграции европейцев на Восток открыла широкие возможности для непосредственного знакомства с новым миром. Круг знаний о жизни мусульманских стран, об их культуре и религии стал расширяться стремительно. Эрнест Ренан в то время писал об исламе так: «Нельзя вдвинуть действительность в столь простые категории. Например, мы Французы, мы – Римляне по языку, Греки по цивилизации, Евреи по религии. Факт происхождения, самый важный вначале, постепенно теряет свое значение по мере того, как великие исторические факты, именуемые греческим владычеством, римским владычеством, германским владычеством, христианством, исламом, возрождением, философией и революцией, по мере того, как эти события подобно мельничным жерновам перетирают первобытные разновидности человеческой семьи, заставляя их слиться в более или менее однородные массы».

Интерес к мусульманскому миру диктовался теперь практическими нуждами европейских стран. Становление исламоведения как самостоятельной научной дисциплины неразрывно связано с историей колониальных завоеваний. Интересно, что даже в ходе колониальной экспансии XIX–XX вв. религиозная символика занимала важное место в европейской идеологии. Так, взятие Алжира в 1830 г., архиепископ Парижа расценивал как «победу христианства над исламом». А во время Алжирской национально-освободительной войны (1954–1962) архиепископу Алжира Дювалю неоднократно приходилось осуждать попытки придать событиям религиозную окраску.

За последние десятилетия XX в. исламохристианский диалог получил новое развитие в связи со стремительным ростом мусульманской общины в Европе. По свидетельству архиепископа Марсельского Б. Панафьё, «когда-то мы встречали в Европе мусульман, теперь встречаем Ислам». Доля мусульман с 1950 по 2000 год выросла с 1 до 3 %, а их абсолютное число колеблется от 14 до 20 млн человек. Некоторые эксперты даже высказывают предположения, что истинное число мусульман в действительности значительно больше, чем это может быть документировано, и к 2050 г. мусульмане составят треть или даже половину европейцев. Так или иначе ислам уже стал второй по численности европейской религией. В центре столицы Норвегии – Осло, на площади Europaradeits, расположена забегаловка под немыслимым названием «Viking Kebab». И это не символ, как писал А. В. Журавский, это тенденция.

Если первая мечеть во Франции была построена в середине XIX века, то сейчас их возведено уже несколько тысяч. До Второй мировой войны в Германии, в тогда еще нацистском государстве, действовало не более десятка мечетей. А сейчас их число перешло рубеж в две тысячи. Практически в каждом городе Германии есть хотя бы небольшая мусульманская община. В западной части страны образовались даже целые мусульманские районы. В середине 1995 года в Риме состоялось торжественное открытие крупнейшей мечети Италии. Еще в 30-х годах минувшего столетия итальянский диктатор Бенито Муссолини соглашался на строительство такой мечети только при условии одновременного возведения католического храма в Мекке.

«Ислам – часть европейского наследия, европейской идентичности, – заявил некогда премьер Нидерландов Балкененде. – В Европе существуют не только греческая, римская и иудейско-христианская традиции, но также исламское и арабское влияние».

В XXI веке открывается новая страница в истории взаимоотношений Запада и исламского Востока. Какими они будут?

Современная медиевистика соответственно уже иначе, чем в средние века, подходит к проблемам изучения истории народов, контактировавших с Европой на границах христианского мира. Своеобразный завет Э. Ренана начал выполняться, когда взаимоотношения Европы и ислама стали исследоваться всесторонне. Активное участие мусульманских стран во Второй мировой войне, политические изменения в арабском мире после этой войны (создание государства Израиль и появление «палестинской проблемы», революция в Египте Г. А. Насера, свержение шахского режима в Иране, война в Афганистане, положение в Ираке и деятельность его лидера Саддама Хуссейна) обусловили интерес к настоящему и прошлому арабо-мусульманских стран. Появляются работы Нормана Дэниэля, Рене Генона, Уильяма Монтгомери, Р. Сауферна и других авторов, в которых стали выявляться различные аспекты нашей проблемы – исторический, научный, теологический. В 50—70-е годы в западной исламистике сложилось специальное направление, изучающее формирование и эволюцию представлений европейцев об исламе в средние века и Новое время (в массовом сознании, в литературе, теологии, наконец, в самом исламоведении). Наиболее значительными в этой области являются работы Н. Дэниеля, А. Мальвецци, Дж. Крицека, М. Родинсона, Р. Сауферна, А. Хаурани, Ф. Хитти, У. М. Уотта. В отечественном востоковедении по данной проблематике выделяются работы А. В. Журавского, М. А. Батунского, А. В. Сагадеева и др.

Стало формироваться мнение о едином средиземноморском мире. Эту мысль ярко выразил в свое время Максимилиан Волошин: “Европа, как чужеядное растение, выросла на огромном теле Азии. Она всегда питалась ее соками… После переселения народов Восток наводняет Средиземное море. Все три питающих корня Европы – Пиренейский, Апеннинский и Балканский – погружаются в животворящую влагу Ислама, и через них израненная и одичавшая Европа вновь наполняется силами жизни”. («Лики творчества»)

Многие востоковеды вообще склонны рассматривать ислам как часть западной цивилизации. По крайней мере, он был таковым, как утверждает Дж. Хадсон, в средние века, «когда граница между Европой и Азией проходила восточнее мусульманских земель». И в современную эпоху, по мнению Х. А. Р. Гибба, намечающееся сближение Европы и арабо-мусульманского мира есть не что иное, как процесс «реинтеграции единой западной цивилизации». Норвежский социолог Х. Станг, с марксистских позиций исследующий взаимоотношения мусульманского мира с западным, приходит к выводу, что Запад и ислам суть две полусферы единого интеллектуального мира».

В то же время некоторые католические и протестантские исламоведы продолжали рассматривать ислам как ересь. Так, Д. Макдональд считал кораническое учение разновидностью арианской ереси.

Упор все больше стал делаться на монотеистической миссии обеих религий. Второй Ватиканский вселенский собор признал заслуги ислама в передаче истин о Боге, Христе, Марии, апостолов: «…спасительный Промысл объемлет тех, кто признает Творца, и среди них, в первую очередь, мусульман, которые, считая себя исповедующими веру Авраама, с нами поклоняются Богу единому, милосердному, Который будет судить людей в последний день» (Догматическая конституция о Церкви/Свет народам/).

«Церковь также с уважением относится к мусульманам, поклоняющимся Единому Богу, Живому и пребывающему, милосердному и всемогущему, Творцу неба и земли, говорившему к людям. Они стремятся подчиниться всей душой Его определениям, даже сокровенным, как подчинился Богу Авраам, на которого охотно ссылается исламская вера. Хотя они не признают Иисуса Богом, все же они почитают Его как пророка и чтят девственную Его Матерь, Марию, иногда даже благочестиво призывают Ее. Кроме этого, они ожидают день суда, когда Бог воздаст всем воскресшим людям. Поэтому они ценят нравственную жизнь и почитают Бога молитвой, милостыней и постом.

Хотя в течение веков между христианами и мусульманами возникали многие разногласия и вражда, Священный Собор увещает всех предать забвению прошлое и искренно стремиться к взаимопониманию, а также вместе защищать и продвигать для всех людей социальную справедливость, нравственные ценности, мир и свободу» (Декларация об отношении Церкви к нехристианским религиям).

На Западе в последние десятилетия пошел целый поток «покаянной» литературы. Автор переведенной в 1976 г. в нашей стране книги «Влияние ислама на средневековую Европу» Уильям Монтгомери Уотт четко сформулировал требование пересмотра прежних представлений: «Наши добрые отношения с арабами и другими мусульманскими народами требуют, чтобы мы до конца осознали, в какой мере являемся их должниками – было бы ложной гордостью скрывать или отрицать этот факт»[242]242
  Трудно здесь, однако, не привести провидческие слова В.О.Ключевского по этому поводу: «Сначала Восток просветил Европу, за это Европа покорила Восток; сейчас Европа просвещает Восток – не сделает ли за это Восток с Европой то, что ранее она сделала с ним?»


[Закрыть].