Текст книги "Записки промышленного шпиона"

Только в машине доктор Фул очнулся.

– Считайте, что я такси. Где вы живете?

– Святая площадь… – с трудом выдавил он. – Клиника…

И застонал.

8

Утром в местной газете я прочел о драке, случившейся вчера вечером в бильярдной бара «Креветка». Автор заметки негодовал: такое происходит не в первый раз, бар старого Флая – бесчестное место. Это не я придумал, так было сказано – бесчестное место. Автор заметки настаивал: Итака – не из тех городов, где можно и дальше мириться с подобными очагами насилия. Сегодня избили уважаемого доктора Флая, а завтра изобьют главного санитарного инспектора! Колонисты – известно! Они способны и не на такое!

Насчет колонистов я ничего не понял, но это меня насторожило.

История могла обойтись мне дорого, ведь доктора Фула били люди Габера, то есть те же самые сотрудники санитарной инспекции. Вот почему утром я постарался улыбнуться и широко, и виновато.

К счастью, Габер понял меня.

– Забудь, – тряхнул он длинными локонами. – Ты вел себя по-мужски.

– Нет, я вел себя неправильно, – настаивал я. – Правда, я еще не знаю местных правил.

– Да ладно, – ухмыльнулся Габер. – Драку ведь начал доктор. Ты сам это видел.

– Нет, не видел, – замотал я головой. Я не стремился во всем поддакивать Габеру. И выступать свидетелем с его стороны мне не улыбалось.

В тот же день меня вызвали к санитарному инспектору Сейджу.

– Герб, – строго заметил он. – Твоя машина всегда должна быть на ходу.

Он произнес это тоном, не оставлявшим сомнений: он все знает о моем вчерашнем приключении.

– Ты всегда должен быть в форме, Герб. Мы занимаемся санитарным контролем города. Чтобы ты не задавал лишних вопросов, объясню коротко: в Итаке мы отслеживаем все передвижения и действия моргачей. Запомни: моргач – это жаргонное словечко, в обществе пользоваться им не рекомендуется. В Итаке не любят напоминаний о несчастье, постигшем город. Есть другой, более удобный термин: колонисты. Это те, кто в свое время не уберегся от болезни Фула. Да, да, именно так, от болезни Фула! Она названа в честь доктора, первым выделившего ее возбудителей. Да, да, нашего доктора. Санитарная инспекция выделила колонистам особый район, но ты же должен понимать, что больные люди не всегда могут отвечать за свои поступки. Бывает, что они бегут с выделенной им территории. Наше дело – водворять их на место, чтобы не повторилась трагедия прошлых лет, когда Итака потеряла треть горожан. Комбинат «СГ» вкладывает колоссальные средства в борьбу с болезнью Фула. Следить за передвижениями колонистов – совсем не последнее дело. Болезнь Фула разносят они. Тебе все понятно?

Я кивнул.

– Район, выделенный специально для колонистов, это Старые дачи. Там выставлена круглосуточная охрана. Имей это в виду, если не хочешь нарваться на пулю.

Я кивнул.

Старые дачи.

Я прекрасно помнил этот район.

Песчаный берег, за ним мелкая бухта. В тихой рощице на берегу стоял бревенчатый дом старого Флая. Однажды на отмель, запирающую бухту, выбросило ночным штормом шхуну «Мария». В отлив по известным нам, мальчишкам, бродам мы пересекали мелкую бухту почти из конца в конец. Туристы диву давались, видя бегущих прямо по воде мальчишек.

– Получается, что я не просто водитель?

Санитарный инспектор удивленно вскинул брови. Кажется, его забавляла моя тупость. Он начинал доверять мне.

– Если дела пойдут на лад, получишь желтую форму.

Я с трудом удержался от улыбки. Больше того, я сумел проявить искреннюю признательность. Желтую форму, черт побери! Настоящую желтую форму! Санитарный инспектор остался доволен моим восторгом, а я, обрадованный перспективой, тормознул перед костелом на Святой площади.

Отсюда, с холма, была видна почти вся Итака.

Низкая, каменная, на удивление серая, она уныло расползлась по плоскому песчаному берегу. Цветные дымы лениво стояли над многими трубами, отчетливо несло химией. Даже океан, плоский, усмиренный, запертый в мелкой бухте кривыми узкими косами, казался здесь химически обесцвеченным.

Я снял унылую панораму вшитой в отворот рубашки камерой.

В обзор попала и массивная глыба розового гранита. Похоже, памятник.

Раньше тут ничего такого не было.

НАШЕМУ БЭДУ!

9

За два дня в санитарную инспекцию поступило двенадцать вызовов.

Семь из них оказались ложными, и забавно, что почти все они пришлись на мое дежурство. А вот Габеру и Фрайдхальману, здоровенному шведу, не интересующемуся ничем, кроме пива и гоночных машин, пришлось поработать. Покуривая в гараже, я, кстати, раскрутил историю «нашего Бэда», в чем мне немало помог хмурый старший механик.

В любое время дня и ночи полицейского Бэда Стоуна могли оторвать от обеда и поднять с постели, если у кого-то возникало подозрение, что в полученном им пакете заключена пластиковая бомба, а автомобиль, оставленный на улице, начинен взрывчаткой. Рискуя жизнью, Бэд Стоун проверял содержимое подозрительных пакетов и разбирался с подозрительными машинами.

Рано или поздно Бэд Стоун должен был попасть в госпиталь.

Он туда и попал. Правда, причиной оказалась не пластиковая бомба.

Бэд Стоун был гурманом и все свободное время проводил в «Креветке». Он обожал морскую кухню. В процессе очередной трапезы он почувствовал себя плохо. Прибывший врач определил все признаки активно развивающейся болезни Фула. Естественно, Бэда отправили в изолированный бокс. Два дня мужественный полицейский обдумывал случившееся, а на третий, видимо, осознав, какую грозную опасность он представляет для города (не желая, видимо, превращаться в моргача), умудрился открыть окно и выбросился с седьмого этажа.

«Нашему Бэду» – начертали на гранитной глыбе патриоты Итаки.

На фотографиях (старший механик показал мне старую газету) Бэд Стоун выглядел как профессиональный боксер – простоватое лицо, рослый, крепкий, прекрасно сложенный. Улучив момент, я попросил санитарного инспектора Сейджа оставить за мной машину на воскресный день.

– Чем думаешь заняться?

– Рыбалкой.

– Вот как?

– Люблю подкормиться рыбкой.

Сейдж внимательно посмотрел на меня:

– Ну да, океан под боком. Собираешься рыбачить один?

– С химиком Хоуксом. Знаете? Такой шумный толстяк из последнего набора.

– Еще бы не знать, он здесь не в первый раз, – хмыкнул Сейдж. – Но как-то я не замечал у него интереса к рыбалке.

– Попробую увлечь.

– Действительно, – загадочно согласился Сейдж. – Почему не увлечь? Но Хоукс – большой болтун. Забавно, – покосился он на меня, – о чем болтают на досуге такие люди, как Хоукс?

Я поддержал игру:

– Послушать не сложно.

– Ну что ж. – Похоже, я впрямь нравился Сейджу. – Ты, кажется, тянешь на прибавку, Герб.

– Я стараюсь.

– Получи пропуск у Габера. На побережье просто так не проедешь. А на побережье ни на минуту не отключай радиотелефон. Мало ли, вдруг ты мне понадобишься.

Я понятливо кивнул. И с помощью портье узнал телефон Хоукса.

– Герб! – ликующе прохрипел он в трубку. – Я прекрасно устроился!

– Я тоже не жалуюсь.

– В каком баре?

– Предпочитаю уединение, Брэд. Волны, живая рыбка. И чтобы никто не дышал в затылок. Я не раз слышал, что Итака славится рыбой.

– Скорее славилась, – насмешливо фыркнул Хоукс. – Но вот пикничок на песке – это идея! – Он сразу загорелся. – Нужна какая-то снасть!

– Старик Флай сохранил, наверное, не только воспоминания.

– Вот что, Герб, – прохрипел Брэд Хоукс. – Дуй в «Креветку». Там мы и договоримся. А еще, – он довольно хохотнул. – У меня есть для тебя сюрприз.

– Сколько стоит твой сюрприз?

– Не разоришься.

– Девочки?

Он довольно захрипел.

Когда я появился в «Креветке», Брэд Хоукс действительно обнимал сразу двух девиц, и они этому не противились. Одну, рослую, своевольную, он, увидев меня, демонстративно посадил на колени, давая знать, кто тут кому принадлежит.

– Италия! Слышал такое? Так зовут мою девочку! – Брэд был в восторге. – Ну, где ты слышал такое? У ее родителей хватило мозгов назвать девчонку Италией! Солнечное имя, да? Наверное, они всю жизнь тосковали по родине.

Италия обиженно поджала губы.

– А это Нойс, Герб.

Я улыбнулся. Нойс было под тридцать. Не знаю, почему я так решил. Выглядела она замечательно. Круглое лицо, длинные волосы, тонкая застегнутая чуть ли не до подбородка блузка, оранжевые шорты. В лучшем случае она доставала мне до плеча, но ноги у нее были длинные. И она не пользовалась никакой химией. У нее все было от природы – и губы, и груди. Ну, все, что надо, – от природы. Настоящее ископаемое по нашим временам.

– Знакомство закрепим на берегу.

Брэд под столом пнул меня, но я его не понял:

– Поваляемся на песочке. Поджарим рыбку.

Италия с испугом оглянулась на Нойс:

– Какую рыбку? Мы не любим рыбку.

– Да и черт с ней, – развеселился Брэд. – По крайней мере, на океанском берегу можно раздеться.

10

Я снимал Итаку.

Скрытой камерой.

В Итаке давно исчезли сады, вымерли сосны.

Камень и бетон покрыли все, что можно было покрыть. Запах химии подчеркивал унылый пейзаж. Проезжая мимо клиники, я притормозил. Привратник поднял голову, но эмблема «СГ» на капоте машины его успокоила.

– Как здоровье патрона? – осведомился я.

– Доктора Фула? – не понял он.

– Разумеется.

– Доктор Фул в форме.

– Сколько лет вашему патрону?

– Зачем вам это? – уставился он на меня.

– Мне думается, что в его возрасте побои переносят уже не так легко…

Привратник сплюнул и потянулся рукой к звонку, но я нажал на педаль газа, и клиника осталась позади. Я знал, что привратник непременно передаст нашу беседу доктору Фулу, но именно это меня и устраивало.

11

Едой и напитками мы запаслись у старого Флая.

Этим занималась Нойс. Мы не ошиблись, поручив дело именно ей.

Похоже, старик Флай питал к девчонке слабость. Он даже не торговался с нею. В итоге мы получили все, что хотели, старик даже присовокупил кое-что от себя. У него же мы взяли кое-какую снасть.

Туман рассеялся, ветерок с океана гнал по шоссе обрывки газет.

– Неужели тут не осталось ни одной рощицы?

Ответила Нойс. Голос у нее был ровный и мягкий.

– Последнюю вырубили лет пять назад. Это у Старых дач. Теперь там нет ничего. Только рыбьи скелеты.

– Лесу трудно устоять перед песками, – кивнул я в сторону грязных дюн.

– Пески тут ни при чем. Рощи вырубили.

– Вырубили? Зачем? – наивно удивился я.

– А зачем бьют стекла в заброшенных домах?

Я хмыкнул, и в этот момент за поворотом открылся океан.

Низкие, зеленые от протухших водорослей песчаные косы делали его необыкновенно плоским. Но свою гигантскую ширь он сохранил.

Я мучительно соображал, чего же тут не хватает.

Ну да! Чайки! Я не видел ни одной чайки!

Много лет назад я жил в этом городе. Он был невелик, его окружали зеленые рощи, с океана надвигались на берег стеклянные отсвечивающие зеленью валы. Прыгая с лодки в воду, ты сразу попадал в призрачный таинственный мир. Теплая вода туго давила на уши, выталкивая вверх – к солнцу, к визгливым чайкам, к свежему ветру. А сейчас… Даже песок погиб, превратившись в бесцветную грязноватую пыль, перемешанную с серой неопределенной дрянью.

Плевать, сказал я себе.

Конечно, в детстве было солнечно, но там я всегда хотел жрать, там я все время искал, чем мне набить желудок. Сейчас вода прокисла, и воздух провонял химией, зато я твердо стою на ногах. С мертвым океаном пусть разбираются те, кто идет за нами. По бревнам, брошенным поперек глубокого рва, я вывел машину на широкий пляж. Почти сразу мы увидели ржавый бетонный желоб, по которому медленно струился жирный мертвый ручеек.

Нойс не выдержала:

– Герб, почему мы не поехали в южный сектор?

– Думаешь, там лучше?

Она беспомощно пожала плечами.

– Плюнь. – Неунывающий Брэд Хоукс обнял Нойс за плечи. – Не все ли равно, где веселиться?

Бивак мы разбили под серой песчаной дюной, укрывшей нас от противного ветерка. На песок бросили чистый тент. Италия сразу повеселела, но ее подруга молча сидела на самом краешке.

– Ну? – спросил я Нойс.

– Здесь недавно проезжала машина.

– Ну и что?

– Они собирали пьяную рыбу.

– Пьяную рыбу? О чем ты?

Она непонимающе подняла глаза.

– Когда ты была здесь в последний раз?

– Лет семь назад. Не позже. Видишь, вон там прямо в океан спускаются трубы? А рядом торчат домики. Там всегда дежурят сотрудники санитарной инспекции. – Она недоверчиво взглянула на меня. – Говорят, химики «СГ» в чем-то просчитались, и океан умер.

– Ну, убить такую махину не просто.

Будто подтверждая мою правоту, глянцевито блеснув, в воздух взметнулась и шумно обрушилась обратно в воду, подняв столб брызг, крупная рыбина. Италия и Брэд засмеялись. Они уже успели обняться.

Нойс удивленно взглянула на меня:

– Ты правда собираешься ловить рыбу?

– Зачем же я брал снасть?

– Оставь это.

– Почему?

– А ты войди в воду…

Глаза Нойс выражали столь явное недоверие, даже неприязнь, что я, не оглядываясь, по колени вошел в воду. Ноги сдавило маслянистым теплом, кусочки битума и нефтяные пятна слабо вращались в поднятых мной водоворотах. А у самого дна, в мутной колеблющейся жути, проявилось нечто длинное, неопределенное, движущееся. Только усилием воли я заставил себя стоять на месте. А неопределенная тень, странно подергиваясь, подходила все ближе и наконец холодно ткнулась мне в ногу.

Я похолодел. Это была рыба.

Она неуверенно двигала плавниками.

Она неестественно горбила спину, невидяще поводила своими телескопическими глазами и не обратила никакого внимания на то, что я осторожно провел по ее горбатой спине ладонью. «Пожалуй, тут и впрямь не сильно порыбачишь, – прикинул я. – Какой смысл охотиться за тем, что само идет в руки?»

Издали донесся смех Брэда, и еще одна рыба ткнулась в мою ногу.

Не выдержав, я побрел по мелководью на берег.

– Ты знала об этом? – спросил я Нойс.

– Конечно. Как все.

– И не предупредила?

– Ты же из санитарной инспекции. Ты должен знать, что в Итаке не едят рыбу.

– Что ж, – сказал я. – Придется пить.

И притянул Нойс к себе.

12

Когда мы возвращались, дымка над городом сгустилась, едко бил в ноздри запах все той же въедливой химии. Дым из труб уже не поднимался вверх, он как подушка плотно придавил Итаку. Веселенькая прогулка, думал я, незаметно снимая окрестности. Потом мы отправили женщин переодеваться и ввалились в «Креветку».

– Глотка пересохла, – пожаловался Хоукс.

Старый Флай сердито засмеялся. Его смех походил на лай.

Продолжая лаять, он ткнул пальцем в висящий за стойкой плакат: «Не бросайте окурки в унитаз! Смывая окурки, вы теряете от пяти до восьми галлонов дорогой чистой воды!»

– От пяти до восьми, я сам подсчитал! – Старый Флай трясущимися руками набил трубку. – Прикройте дверь, тянет химией. – И, добавляя содовую в виски, сварливо пожаловался: – Проклятая погода. Раньше у нас лили дожди, а теперь льет кисель. Плохие, плохие времена.

13

К появлению Нойс и Италии ужин, заказанный старому Флаю, был готов. Кальмары, устрицы, дарджентский краб. Хозяин заведения презрительно хмыкнул: да, да, всё это можно есть, это всё из банок.

Брэд прохрипел:

– Не хочу из банок. Хочу в постель.

Италия хотела того же. И они исчезли.

Унылый мальчишка в грязной форменной курточке поменял пепельницу и, встав у стойки, от нечего делать глазел на нас. Как правило, нечто вроде согласия между мужчиной и женщиной возникает сразу. Или не возникает. Нойс сбивала меня с толку. Я все еще не понимал, чего она хочет и почему дуется. Не то чтобы она возбуждала меня, мне нужно было прикрытие.

– Пойдешь со мной?

Она улыбнулась.

14

Я вел машину сквозь сплошную стену дождя.

Нет не сквозь стену. Старый Флай был прав, сквозь кислый кисель.

И вообще, подумал я, в такую погоду за руль садятся исключительно идиоты.

– Поднимись в сорок третий номер.

Припарковав машину, я прошел к себе.

Нойс сидела в кресле и внимательно разглядывала комнату.

«Они все здесь какие-то запуганные», – с неудовольствием отметил я.

И посоветовал:

– Прими душ.

Она неуверенно кивнула.

Я дождался, когда из ванной послышался шум воды, заказал по телефону кофе и выключил свет. Открыть окно оказалось делом секунды. Я выставил наружу загодя приготовленную пробирку. Если бы кто-то и увидел меня с улицы, мало ли чудаков в такой дождь могут открыть окно. Капли шумно разбивались о подоконник, противно сползали по голой руке. Я попробовал на язык – сильно кислило. Когда пробирка наполнилась, я плотно заклеил ее специальным пластырем и сунул в карман куртки. Таким же образом я поступил со второй. Потом набрал целый стакан дождевой воды, включил свет и удивился – дождевая вода отливала мутью.

Скрип двери заставил меня обернуться.

На пороге ванной, придерживая рукой полы халата, стояла Нойс.

– Что ты делаешь? – Она была испугана.

– А ты? – рассердился я.

– Зачем тебе дождевая вода?

Я демонстративно выплеснул воду.

– Чего ты боишься, Нойс?

– Бэд Стоун… Он вот так же собирал дождевую воду…

– Ты знала «нашего Бэда»?

– Он был моим мужем.

– Прости.

Сообщение Нойс застало меня врасплох.

Почему-то мне в голову не приходило, что в Итаке до сих пор живут люди, близко знавшие Бэда. Но зачем нужна была дождевая вода этому Бэду, обыкновенному полицейскому?

– Существует специальное распоряжение санитарной инспекции, Герб… Вода, почва, воздух Итаки не могут быть объектом частных исследований…

– Я не исследователь.

– Бэд всегда говорил так же.

Я злился. Нас могли слушать. Скорее всего, нас уже давно слушали. Мне это не нравилось, и я схватил Нойс за руку:

– Мы что, пришли сюда болтать?

Одновременно я прижал к губам палец.

Я уже понял, что не надо было тащить Нойс в номер.

Но кто мог знать, что она бывшая жена «нашего Бэда»?

Все еще прижимая палец к губам, я толкнул Нойс в постель.

И услышал стук в дверь.

15

Нойс вздрогнула.

Я втолкнул ее в ванную:

– Сиди здесь, пока не позову.

И подошел к двери:

– Кто там?

– Откройте, Гаррис. Санитарная инспекция.

– Сейчас ночь. Какого черта вам нужно?

– Откройте, – повторил Габер.

Я открыл. Первым вошел он, за ним еще два крепких парня в униформе «СГ».

– Нашим приказам следует подчиняться сразу, – хмуро заявил Габер. Его длинные локоны были мокрыми. – Ты ездил к океану, говорят, входил в воду. К сожалению, с двух часов дня, уже после твоего отъезда, эта зона перешла в разряд опасных – там недалеко в воде обнаружили труп моргача. Тебе не обязательно знать подробности, но меры следует принять. – Он вынул из кармана плоский флакон. – Десять капель на ночь, Герб. Утром повторишь.

Затрещал телефон.

Я вопросительно глянул на Габера.

– Возьми, возьми, – хмуро кивнул он.

«Герб! – захрипел Хоукс. Наверное, его и в трех шагах от меня было слышно. – Эти подонки из санитарной инспекции притащили мне флакон какой-то дряни. Наверное, они притащат ее и тебе. Мой совет тебе, не вздумай глотать эту дрянь. Будущие твои женщины не обрадуются этому. Да и Нойс тебя не поймет».

«И что ты со всем этим сделал?» – покосился я на Габера.

«Слил в раковину! Что еще? Уж я-то знаю, чего стоит эта водичка! Не мы им нужны, Герб, учти, они охотятся за нашими девчонками. – Он явно был разъярен. – Эти подонки увели Италию».

«Ладно, Брэд».

Я повесил трубку и замер.

На пороге ванной стояла Нойс.

Она успела одеться. На ней снова была длинная юбка и тонкий пуловер.

– Разве я звал тебя?

– Герб, я должна уйти.

– Девчонка права, – мрачно подтвердил Габер. – Она должна уйти.

Похоже, слова Брэда Хоукса окончательно испортили ему настроение.

– Ты еще не знаешь, Герб, это наша вина, мы не успели тебя предупредить: многие местные жители состоят в Итаке на специальном учете. Сами они, конечно, помалкивают об этом. – Он мрачно уставился на Нойс. – Это понятно. Зачем им рекламировать пониженную сопротивляемость болезни Фула.

Пониженную сопротивляемость болезни Фула… Габер так и произнес, и я сразу вспомнил мерзкую старуху с уродливым младенцем в мешке за спиной на въезде в город. Нойс – потенциальная моргачка? Нойс – потенциальная колонистка? И она молчала об этом? Чем же мне грозят ее поцелуи?

Я был взбешен. И Габер понял меня:

– Десять капель на ночь, Герб. И повтори утром. И не слушай никаких пьяниц. Вот тебе склянка. Обязательно пей из нее. И со всеми вопросами обращайся к нам. Болезнь Фула не лечится.

Я поднял глаза на Нойс.

Она отвела глаза в сторону.

– Идем, – кивнул Габер, и Нойс послушно пошла впереди него.

Хлопнула дверь. Я облегченно вздохнул. «Они что-то подозревают… Удалось ли мне обмануть Габера?.. Поверил ли он в мой испуг?.. Если и поверил, – прикинул я, – в моем распоряжении только эта ночь…»

Я с отвращением бросил принесенный Габером флакон на пол.

«Всего лишь ночь… Всего лишь одна ночь… Я сделал глупость, притащив сюда Нойс. И если не уйду, это будет еще одна глупость…»

Не выключая свет (он будет гореть всю ночь), я закурил и подошел к окну.

Дождь почти прекратился, но редкая капля иногда шлепалась о подоконник, звуки эти неприятно били по нервам. Я должен успеть. Я непременно должен успеть. Я бросил сигарету и рассовал по карманам самое необходимое – фонарь, зажигалка, тонкие резиновые перчатки. Где-то за окном надсадно взвыла сирена. Над невидимым зданием напротив отеля вспыхивали неоновые буквы:

ШАМПУНЬ…

ШАМПУНЬ…

ШАМПУНЬ…