Текст книги "Записки промышленного шпиона"

Может, пьяный франт, от которого несло магнолиями?

Нет, его давно увели. Его уже и в живых нет. И мамалыжник из Теннеси не успел посидеть на моем месте. Тогда кто? – прикидывал я. Уж конечно, не маленький Триммер с его бульдожьей челюстью и выцветшими глазками. И не старики, понуро опустившие головы. Я был полон сомнений. Кто-то из находившихся в вагоне, несомненно, разбирался в алхимических символах.

Мрачный Пауль встал рядом:

– Что, пришло время помолиться?

Я вопросительно поднял брови, и Пауль выругался.

Он держался грубо, и я сразу понял, что он нервничает. Что-то, наверное, шло не так, как задумывали коричневые братцы. Ко всему прочему, Пауль, похоже, твердо решил спровадить меня на тот свет. К счастью, открылась дальняя дверь, и в вагон вошли еще два малайца. Если они за мной, сразу подумал я, им придется вести меня по узкому проходу. Первым надо будет ударить того, кто идет сзади, – локтем и забрать у него автомат. Стрельбы будет много, стрелять придется в упор, кто-то из пассажиров непременно пострадает, но других вариантов нет. Я не собирался приносить себя на алтарь свободы Южных Молукк.

Малайцы остановились и поманили Пауля.

Краем глаза я отметил, что Шеббс тоже проснулся.

Правда, я не верил, что это он мог продолжить мои рисунки.

Скитания по тюрьмам, отсидки даже в таких «академиях», как Ливенуорт, не дают таких знаний. «Кажется, я на очереди», – негромко сказал я, и Шеббс медлительно, но так просто и определенно кивнул мне, что у меня сжалось сердце. Этот человек в старомодном долгополом пальто явно знал что-то важное, что-то недоступное для меня. И это позволяло ему не нервничать и не торопиться.

– Пауль! К Роджеру!

Я облегченно вздохнул.

Мне совсем не нравился Пауль. Этот коричневый братец мог застрелить меня прямо в вагоне. Но я хотел жить. И теперь я хотел еще вытащить отсюда человека в долгополом пальто, кем бы он ни оказался. А если получится иначе… Я искал ключ… Надо оставить какую-то отметку для Джека Берримена… Он поймет… Если, скажем, вот такой нелепый человек, как мой сосед, явится к Берримену… Я искал… Я торопился… Алхимики, описывая Великое деяние, затемняли слова, этим самым наполняя их особенным смыслом. Золото – король… Серебро – королева… Сурьма – волк… Зная об этом, совсем иначе смотришь на картинки Василия Валентина. Петуха ест лисица, лисицу пожирает огонь… Кажется, я нашел ключ… Малайцы негромко переговаривались уже в нескольких шагах от меня. Кагат… Кабур… Я чувствовал, что времени у меня мало. «Грэсси-бэй, – шепнул я соседу. – Знаете этот залив? Район не очень известный, но найти его нетрудно даже в таком городе, как Нью-Йорк. Вилла «Туун». Легко запомнить, правда?»

Мой сосед флегматично кивнул.

«Если меня застрелят, – шепнул я. – Разыщите на берегу Грэсси-бэй виллу «Туун». Там будет некто Джек, скажите ему, что видели меня в поезде».

– Джек – это ваш брат?

Никогда ложь не приносила мне такого удовлетворения.

«Вилла «Туун». Вас примут как своего».

– Вас пугает этот малаец?

– Да, – опять кивнул я.

– Не думайте о нем. Он скоро умрет.

Я ошарашено воззрился на Шеббса (если это был он).

И не успел ответить, потому что коричневые братцы ловко поставили меня на ноги. Мы шли по проходу мимо заложников, и я не имел возможности обернуться. Незаметно разминал руки, собирал силы. В конце концов, лучше умереть в драке, чем в томительном и бессмысленном ожидании.

Меня ввели в вагон, приспособленный под штаб.

Окна и здесь были заклеены газетами. Несколько малайцев, среди них Роджер, сидели на корточках вокруг поставленного на пол полевого телефона, наверное, переданного в поезд солдатами.

– Сейчас заложник подойдет к окну и сдернет газету, – сказал Роджер в телефонную трубку.

– Подойди к окну! – крикнул мне Пауль.

– Ну да, я подойду, а снайпер всадит в меня пулю.

– Они предупреждены и не будут стрелять, – нервно вмешался Роджер. – Только не торопись.

Не веря ни им, ни снайперам снаружи, я медленно подошел к окну и сорвал тройной газетный лист. Утренний свет мне показался неярким, я увидел красные осенние деревья, и далекую линию гор – голубую, размытую влажной дымкой, и серые фигурки солдат, перебегающие за деревьями.

– Опусти стекло.

Я опустил. И раму не заело, не пришлось ее дергать.

Я знал, снаружи и изнутри вагона на меня направлено множество стволов.

Честно говоря, я предпочел бы лежать сейчас в траве за самым толстым деревом.

– Крикни им, что мы настроены серьезно, – приказал Роджер. – И заложников у нас много. Если они не предоставят то, что мы требуем, через каждый час мы будем расстреливать по заложнику.

Я крикнул. И меня услышали.

Голос, усиленный мегафоном, это подтвердил.

– Я – заложник, – крикнул я. – Нас в поезде больше тридцати человек. Нас начнут расстреливать, если вы не выполните их требований. Троих малайцы уже расстреляли. Они угрожают расстреливать нас по одному каждый час.

– Да, да, каждый час, – из-за моей спины подтвердил Роджер.

– Они настроены очень серьезно, – крикнул я и обернулся к Роджеру. – Это бессмысленно. Если смерть трех человек не заставила власти пойти вам навстречу, почему им не пожертвовать остальными?

Малайцы быстро заговорили.

Я не понимал их птичьего языка.

Я стоял у открытого окна, вдыхал влажный утренний воздух и не без удовлетворения думал, что если меня все-таки шлепнут, странный человек в долгополом пальто разыщет Джека Берримена. Почему-то я был уверен в этом. Это такой тип людей, которые не терпят невыполненных обещаний. Виллу «Туун» мы держали как раз для таких экстренных случаев. Для приветов от мертвецов. Если Шеббс или как там его придет к Джеку и скажет, что он от меня, Джек выбьет из него все, что он знает.

– Убедите малайцев не торопиться, – снова услышал я мужской голос, усиленный мегафоном. – Перевал в горах завалило, его расчищают. Мы уверены, что автобус и все прочее окажутся здесь часа через три.

Я повторил услышанное малайцам.

Они недоверчиво покачали головами, а Роджер сказал:

– Крикни им, пусть поторопятся. Мы не хотим ждать. Плевать нам на перевал. Пусть они пошлют вертолет. Крикни им, что через три часа мы расстреляем первого заложника. Мы устроим тут такую бойню, что всех этих ваших солдат и через много лет будут презирать.

Он неудачно привстал, и пуля разнесла поручень над его головой.

– Автобус придет, – передал я ответ Роджеру. – Все условия будут выполнены. Они очень стараются. Просто надо подождать немного.

Будь внимателен к заказчикам, Эл. Если заказчик сомневается в успехе, он будет мешать тебе. Если он уверен в успехе, он будет мешать тебе. Будь внимателен, держи заказчика на расстоянии.

Альберт Великий. «Таинство Великого деяния»в устном пересказе доктора Хэссопа

… ... белые зубы, свежее дыхание – весьма уместная реклама для людей, третьи сутки проводящих в заминированном вагоне. Малаец Йооп, похожий на коричневую обезьяну в берете, негромко молился. Зато Пауль злобно скалился, не вступая, впрочем, в пререкания, – люди были слишком измучены. Фермеры, вытащив из-под сиденья плетеную корзину, экономно раздавали заложникам последние сохранившиеся у них яблоки. Триммер, коротышка с бульдожьей челюстью, сжимал виски ладонями: «Что пользы человеку от всех трудов его… Всему свой час, и время всякому делу…»

На какое-то время я отключился, опять провалившись в тяжелый сон.

К сожалению, и во сне, объятый тревогой, я бродил по каким-то полянам.

Там был широкий чистый ручей, перегороженный плотиной, но аккуратные бревенчатые хатки, возвышающиеся над ровным течением, занимали там не бобры, а коричневые братцы…

Разбудили меня выстрелы.

Мой медлительный сосед смиренно сидел под взрывным устройством, крепко к нему привязанный. Долгополым пальто он укрывал свои мерзнущие колени. Осмотревшись, я отметил отсутствие старика, пару часов назад развлекавшего заложников бесконечными рассказами о своем любимом бобровом штате. Старик, радуясь, все твердил про какую-то реку Брейн, про бобровые плотины. Растягивая гласные, он утверждал, что форель ловится там большая, и показывал руками ее размер.

– Его увели?

– Да, – кивнул сосед.

И то, что он все-таки кивнул, показалось мне хорошим знаком.

Шеббс все время сбивал меня с толку. То он действительно был Шеббсом, фотографии которого я прекрасно помнил, то в нем что-то заметно менялось. И в том, и в другом случае мне казалось, что сам он видит меня насквозь. Я лгал ему, и он видел, что я лгу. Он здорово походил на Шеббса, который приличную часть жизни провел в Ливенуорте, и в то же время он не был тем Шеббсом. Конечно, я мог залезть в его карманы, когда он спал, но что толку в еще одном липовом удостоверении?

– Что вы думаете обо всем этом?

– Примерно то же самое, что думаете вы.

– Почему вы сказали, что Пауль скоро умрет?

Я не мог, я чувствовал, нельзя мне выходить на разговор о пожирающих друг друга змеях – красной и зеленой. Они все еще красовались на светлой коже испорченного кресла, а я даже не спросил, зачем он это сделал.

И нисколько не удивился ответу:

– Потому, что Пауль скоро умрет.

– Вы ясновидец?

– Нисколько.

– Почему же вы так говорите?

– Разве это не удел всех?

– Нас убьют?

Он кивнул.

– Малайцы?

Он задумался.

Потом произнес:

– Малайцы ищут не там.

Этот человек действительно сбивал меня с толку. Преступники так резко не перерождаются. Преступная жизнь, как правило, отупляет.

– Вы вошли в поезд в Спрингз-6?

Он кивнул – почти равнодушно.

– Я не видел вас на перроне.

– А я вас видел. – Он сидел, опустив глаза. – Было темно, но я вас видел. Вы стояли на перроне и курили, а потом разговаривали с кассиром. У меня сложилось впечатление, что вы кого-то ждали.

Я чуть не ответил: вас!

– Почему вы так подумали?

– Не знаю. У вас было такое лицо.

Теперь он поднял голову и смотрел на меня.

Джекки, старый его приятель, хорошо обрисовал нам Шеббса.

Когда они бродили по осенним лесам бобрового штата, разыскивая потерянные деньги, Шеббс много чего болтал. А потом в Джоплине, где они снимали комнату, Джекки однажды увидел приятеля под душем. Ноги Шеббса оказались фиолетовыми до самых колен, каждая вена вздута и смята – сплошное пурпурно-голубое месиво. Он спросил, что это у него. И Шеббс объяснил. Оказывается, когда он падал на землю, его ударило о сухое дерево, а потом долго тащило по скальному грунту, усеянному обломками камней. У него ботинки были полны крови. Джекки не знал, насколько можно верить Шеббсу, но ноги его выглядели устрашающе. Впрочем, Джекки было наплевать на всё это. Он не зря вытягивал из Шеббса всякие подробности. Если они найдут пластиковый мешок с деньгами – отлично, а если не найдут – тоже ничего страшного. Он напишет книгу о приключениях своего приятеля. Он твердо решил написать такую книгу. И он действительно написал потом такую книгу, только оказалась она никуда не годной. По рукописи мы с Беррименом и вышли на него.

Как признавал Джекки, с Шеббсом никогда не было скучно.

Повинуясь тайным течениям своего прихотливого воображения, он вдруг начинал все отрицать. Дескать, он никогда не прыгал с парашютом, он не умеет этого и он никогда не видел больших денег. Он, дескать, всего лишь один из сообщников главного грабителя, а самолет вообще угнали пилоты. Да и как он мог один угнать самолет? Шеббс наивно разводил руками. Ну, угнать, может, и угнал бы, но откуда ему было знать, как выйти из «Боинга-727» прямо в воздухе? (Кстати, позже все машины этого типа были переоборудованы; на них поставили специальный блок, который сделал невозможным выпуск кормового трапа в полете).

В красных осенних лесах Шеббс во многом открылся приятелю.

Скажем, он признался, что никогда не был близок с женщинами, и Джекки это утверждение не оспаривал. Еще Шеббс сказал, что очень скуп и что если найдет потерянные деньги, то будет тратить их расчетливо. Хотя по сообщениям газет было известно, что Шеббс не показался стюардессам слишком скупым. Той же Флоранс он оставил восемнадцать долларов тридцать центов – всю сдачу с двадцатидолларовой купюры, когда Флоранс принесла ему выпить. А однажды Шеббс пожаловался Джекки на свою катастрофическую неспособность чувствовать юмор, хотя все газеты облетел лаконичный ответ Шеббса на вопрос стюардессы: зачем вам альтиметр? Этот прибор был закреплен на руке Шеббса рядом с часами. Шеббс якобы ответил: «Каждый человек имеет право знать свою высоту».

Судя по всему, Шеббс выбросился из «боинга» не в районе озера Мервин, как поначалу твердила пресса, а где-то юго-восточнее, там, где холодно высится над красными лесами давно погасший вулкан. Это, в общем, недалеко от Спрингз-6. Поезд, остановленный малайцами, находился сейчас где-то в районе предполагаемого места приземления. Это, несомненно, должно было волновать настоящего Шеббса, но ничего такого я не замечал.

В полете Шеббс ориентировался по навигационным маякам.

Главный из них располагается на вершине все того же вулкана, а три второстепенных – в окрестностях. С помощью небольшого приемника Шеббс ловил также прерывистые сигналы передатчика, установленного на спрятанном в лесу джипе. Машину он пригнал туда заранее и хорошо замаскировал: она стояла неподалеку от поляны, на которой Шеббс рассчитывал приземлиться. Как можно быстрее покинуть район приземления, как можно быстрее добраться до автострады! – только это могло привести к успеху. Джип, кстати, был заминирован. На нем стояло мощное взрывное устройство, снабженное дистанционным управлением. Покинув опасный район, Шеббс загнал джип в озеро и подорвал машину прежде, чем она затонула.

Второй передатчик хранился в чемоданчике с бомбой.

Перед тем как покинуть самолет, Шеббс переложил его в мешок с деньгами.

Пластиковый этот мешок он накрепко перевязал лямками, срезанными с запасного парашюта. Продев руку в специальную петлю, Шеббс пристроил его на груди и, собравшись с духом, ступил на выпущенный в полете кормовой трап. Сквозь ледяной ясный воздух, как сквозь голубоватую огромную линзу, он увидел далеко внизу яркие огни плотины Бонневилль, перекрывшей реку Колумбия. Поручень трапа оказался широким, держаться за него было неудобно. Все же Шеббс спустился почти до последней ступеньки. Изо всех сил цепляясь за поручень, он всматривался в лежащую под ногами смутную бездну и так же внимательно прислушивался к звучавшим в наушниках сигналам. Прыгать следовало в тот момент, когда сигналы начнут звучать пронзительно, в полную силу. Однако мощный поток воздуха сорвал Шеббса со ступенек трапа чуть раньше. А когда парашют раскрылся, толчок оказался настолько сильным, что пластиковый мешок с деньгами к полному отчаянию Шеббса сорвало с его груди.

Я раскручивал эту историю вместе с Джеком Беррименом.

Немало нам помог Джекки, но пластиковый мешок с деньгами так и не был найден, потому шеф и не убирал фотографию Шеббса из ящика своего письменного стола. В конце концов, двести тысяч долларов, даже с вычетом сорока (не тысяч, конечно), ничуть не помешали бы Консультации.

Сейчас мой сосед меня раздражал.

Вряд ли водительское удостоверение выписано у него на имя Шеббса.

Скорее какой-нибудь Янг, Мозес, Роджерс или Бернабо. Кому интересно твое настоящее имя? У меня самого сейчас удостоверение выписано на имя геодезиста Джи Джи Джеффриса.

Внезапные выстрелы вернули меня к действительности.

Солдаты получили приказ взять поезд штурмом? Не похоже. Перестрелка длилась минуты три, не больше. Плотно заклеенные газетами окна не давали возможности что-либо видеть. Одиночная пуля, пробив стену вагона, ударила в деревянную стойку над дверью. Йооп на корточках сидел прямо под стойкой, но уходить не стал. Тем более что перестрелка прекратилась.

– Триммер, – попросил кто-то измученно. – Почитайте нам вслух.

Я усмехнулся. У коротышки с бульдожьей челюстью, оказывается, уже была репутация. Его голос дрожал, но в общем он владел им.

– «Если наполняются тучи, то на землю дождь они проливают, и если упало дерево, на юг ли, на север, то дерево там, куда оно упало. Следящий за ветром не будет сеять, и глядящий на тучи не будет жать…»

Заклеенные газетами окна, бледные одутловатые лица, душная тишина и этот негромкий голос.

– «И приблизятся годы, о которых ты скажешь: я их не хочу…»

Маленький Йооп, натянув берет на лоб, сидел на корточках в углу и напряженно прислушивался. Малаец выглядел измотанным, но над его головой не торчали взлохмаченные седые волосы, и он не старался сказать своим голосом больше того, что мог сказать. Второй малаец сидел рядом. Его имени я не знал. Он нервно ухмылялся, и его мелкие зубы сильно выдавались вперед. Не слишком привлекательное зрелище, но в отличие от Пауля и того же Йоопа он иногда делился с нами скудной информацией. Это от него мы узнали, что поезд окружен пехотной армейской частью (понятно, там были и сотрудники секретных служб), а в Голландии события еще не закончились – приятели коричневых братцев все еще удерживали в своих руках захваченное ими представительство Индонезии.

– «Малого холмика станешь бояться, и препоны будут на дороге, и цветы миндаля опадут, и наестся саранча…»

Несколько раз над поездом с ревом проносился армейский вертолет.

Если солдаты начнут прыгать на крыши вагонов, Йооп и его напарник все равно успеют нас перестрелять – еще до того, как кто-то из солдат, не догадываясь ни о чем таком, рванет на себя ручки заминированной малайцами двери.

– Йооп, – позвал кто-то из фермеров, – Йооп, принеси льда.

Малайцы оторопели. Но фермер, щеки которого давно потеряли всякий румянец, приподнявшись, повторил:

– Принеси льда, Йооп. У меня внутри все горит.

– Хочешь, чтобы тебя сунули в холодильник? – Йооп рассердился.

Фермер-мормон затряс головой, его белесые брови задергались. Он сразу пришел в себя. Неимоверно растягивая гласные, он протянул что-то невнятное и потряс взъерошенной головой: он устал, он ничего не понимает, у него все болит. «У меня ноги распухли», – сказал он. И действительно показал голые распухшие ноги.

– Послушайте, – шепнул мне из-за спины Шеббса сухой, похожий на богомола старик. – Пора кончать с этим.

– Что вы имеете в виду?

– Когда меня привяжут к бомбе, – он кивнул в сторону медных цилиндров, – я крикну, чтобы все в вагоне ложились, а сам взорву снаряд. Вот будет суеты! – по-старчески довольно хихикнул он. – И вы все разбежитесь.

Я хмыкнул:

– Как вас зовут?

– Дэшил, – с удовольствием ответил старик. – Просто Дэшил. Так и запомните.

– Ничего я не стану запоминать, Дэшил, – строго сказал я. – И к бомбе вы не подойдете. Придумайте что-нибудь для малайцев, я вижу, что вы человек с воображением, но к бомбе вы не подойдете, не должны подходить, я вас предупреждаю. А если вы ничего убедительного не придумаете для малайцев, Дэшил, и вас все-таки поведут к бомбе, я найду способ переломать вам кости. В вашем возрасте они хрупкие и плохо срастаются. Нас совершенно не устраивает память о вас, Дэшил. Если вы спросите: «Почему?» – я отвечу: мы должны будем заплатить за память о вас своими жизнями, а нас это не устраивает. Я переломаю вам все кости, Дэшил, все! Это будет мучительно. Вы меня поняли?

– Да, – пискнул он.

– Всем лечь на пол!

На этот раз за стенами вагона застучал пулемет, пули рвали обшивку вагонов, но никто не лег на пол, совсем никто, кроме старого Дэшила. Всем было ясно, что и это, скорее всего, проверка.

– Нас пытаются освободить, – шепнул я Шеббсу.

– Нет, – медлительно возразил он, – это они застрелили Пауля.

– Солдаты? – не понял я.

– Малайцы.

– Йооп, – крикнул я, – что там произошло?

С первыми выстрелами маленький Йооп исчез в тамбуре, но вернулся. Он мог не отвечать мне, но почему-то ответил:

– Это Пауль.

– Что с ним?

– Он не выдержал напряжения.

Йооп внимательно посмотрел на меня. Его глаза были воспалены.

– Отступников мы убиваем сами.

Не начинай Великого деяния, не запасшись нужными средствами и уверенностью. Без нужных средств и уверенности ты только приблизишь неизбежную смерть. А это и есть главное поражение.

Альберт Великий. «Таинство Великого деяния»в устном пересказе доктора Хэссопа

Я никак не мог выбросить из головы мысли о Шеббсе.

Я отчетливо представлял себе красный осенний лес и Шеббса в его вечном долгополом пальто; как он идет рядом с Джекки и старается поднять настроение приятеля. Они переходят вброд ручьи, поднимаются на холм Марианн-Пойнт, ведь Шеббс приземлился где-то на его краю. Приземлившись, он почти пятнадцать часов разыскивал спрятанный в лесу джип. В высоких шнурованных ботинках хлюпала кровь, болели ноги, мерзко щемило сердце. Шеббс действовал как летчик, сбитый над вражеской территорией, он знал, что солдаты вот-вот блокируют район. Он торопился и старался не оставлять следов. Сжег парашюты, опрыскав их магниевым аэрозолем. Обгоревшие металлические пряжки закопал в землю. На крутой скале, надежно укрытой снизу деревьями, оставил несколько только ему понятных знаков, чтобы позже легче было вести поиски. Позывные джипа били по барабанным перепонкам, торопили, зато сигналы, исходящие от передатчика, спрятанного в мешке с деньгами, стали почему-то слабее.

Спустившись по склону пологого холма, Шеббс вошел в реку.

Ледяная вода усмирила боль в ногах, и часа через три Шеббс вышел на развилку дорог, обозначенную на карте как Дэдмонз-Галч. Здесь сигналы радиостанции, оставленной в джипе, внезапно усилились. Оторвавшись от солдат и взорвав джип, он еще пару суток пробирался на Средний Запад, где наконец разыскал знакомого врача.

Только осенью Шеббс двинулся на поиски денег.

С ним был Джекки. Он видел, что Шеббс полон веры в успех, но, к сожалению, батареи передатчика, вложенного в пластиковый мешок с деньгами, давно сдохли. Впрочем, Джекки не чувствовал себя проигравшим, ведь он собирался окупить даже безрезультатные поиски доходами от будущей книги.

Шеббса это раздражало, и однажды утром Джекки не нашел своего приятеля в палатке. Не оказалось его и в лесу. Ушел он, разочаровавшись в поисках, или, напротив, решил продолжить их в одиночестве – этого Джекки никогда не узнал. И двадцатидолларовые купюры, номера которых, естественно, были переписаны банком, на рынке так и не всплыли. Зато где-то через год, играя на берегу реки Колумбия, довольно далеко от того места, где предположительно выпрыгнул из самолета Шеббс, некий восьмилетний Брайан Ингрэм случайно наткнулся на пачку долларов. Уголки купюр были сглажены водой; недалеко, ниже по течению, были найдены еще две пачки таких же двадцатидолларовых купюр, перетянутых сопревшей резинкой. Однако (это установил Джек Берримен) найденные купюры явно не являлись частью тех, что были похищены Шеббсом.

– «И видел я все дела, что делаются под солнцем, и вот – все это тщета и ловля ветра…»

Ловля ветра. Я перевел дыхание.

Пять суток, проведенные в душном вагоне, давали о себе знать.

Даже Йооп уже не улыбался, а два резвых пенсионера из Спрингз-6 давно забросили самодельные карты. Кто-то садился под взрывное устройство, кто-то дремал, кто-то мрачно молчал, невидящими глазами уставившись в пространство. Одна только деталь действовала успокаивающе: от расстрелов малайцы отказались. Видимо, переговоры все-таки продвигались. Однажды нам даже выдали хлеб и копченую колбасу, явно полученную из армейских запасов.

– Как в Амстердаме? – спросил я Йоопа.

Я спрашивал не столько ради самих новостей, сколько ради Шеббса, опять привязанного к взрывному устройству. Мне не хотелось, чтобы случайности вмешивались в дело. Я усмехался, слушая Йоопа. О да, в Амстердаме хорошо, ответил он. Патриоты Южных Молукк совсем уже близки к успеху. Главное сделано: мир узнал наконец о молуккских патриотах и с волнением следит за их действиями. Близко время, когда Южными Молукками будут управлять не чиновники, присланные из Индонезии, а сами молуккцы.

Ну да, свобода. Я усмехнулся. Во всей этой истории больше всего меня забавлял один достаточно неловкий, на мой взгляд, момент. Чтобы добиться своей свободы, коричневым братцам пришлось почему-то расстреливать жителей далекого бобрового штата, никогда не интересовавшихся их островами. Ну да, думал я. Мыло для нечистой совести еще не изобретено. Не все ли равно, на чьей крови и костях строится свобода? Лишь бы она оказалась крепкой. Разве, убивая Цезаря, Брут и Кассий не думали о свободе? А сам Юлий Цезарь, умертвив вождя готов Верцингеторикса, разве пекся о чем-то другом?

– «И вот – все это тщета и ловля ветра…»

Я прислушался.

– «Что было, то будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под солнцем…»

Я смотрел на человека в долгополом пальто, привязанного к взрывному устройству.

Походил он на Шеббса? Несомненно. Был он Шеббсом? Не знаю. Вот уж поистине, узнать одного в другом вовсе не значит сделать из двоих одного. А человек в долгополом пальто, перехватив мой взгляд, медлительно улыбнулся.

– Учитесь терпеть, – сказал он негромко. – Нет на свете ничего такого, что не заканчивалось бы.

Мог такое сказать Шеббс?

– Обратите внимание на малайцев, – все так же медленно продолжил он. – Кажется, там что-то произошло.

– Вы понимаете их язык?

– Нет, но я чувствую.

Ни улыбки, ни усмешки не отразилось на его длинном лице.

И я вдруг с пронзительной ясностью представил его не в душном тесном вагоне, а под закопченными сводами тайной алхимической лаборатории. Дымящиеся колбы, клокочущие реторты, кубки, стеклянные сосуды, закопченный вытяжной шкаф, пугающий своим черным зевом. Вытянув длинные руки над колеблющимся огнем, мой сосед медленно бормотал слова магических заклинаний. «Глупец становится безумцем, богач – бедняком, философ – болтуном, приличный человек напрочь теряет всякое приличие». Мой сосед великолепно вписался в тайную лабораторию. Я отчетливо видел в его вытянутых руках венец вещей, вырванный у небес.

Может, никогда в жизни я не находился так близко к великой тайне.

«В моем досье, – рассказал однажды доктор Хэссоп, – есть данные о странных взрывах, сносивших с лица земли целые кварталы. Вспышка света – и все! Ни взрывной волны, ни грохота. И никаких пороховых погребов, никаких складов оружия. Ослепительная вспышка – и все! А еще я знал человека, которому посчастливилось держать в руках очень странное вещество. Оно походило на кусок прозрачного красноватого стекла, имело раковинистый излом и бледно светилось. Человек, владевший этим веществом, должен был прийти ко мне поздним вечером осенью пятьдесят седьмого года, но не пришел. Его труп нашли через несколько дней на берегу местной речки. Я знал другого человека, который своими глазами видел «олово с зеленым свечением». Может, это был таллий? Но таллий испускает зеленоватое свечение, будучи сильно нагретым, а тот человек держал свое таинственное «олово» голыми руками. И он тоже исчез. Не нашли даже трупа».

Я разглядывал своего медлительного соседа.

Кто бы он ни был, сказал я себе, я вытащу его из вагона.

– Будьте осторожны и внимательны, – негромко предупредил я. – Что бы ни задумали коричневые братцы, я постараюсь вам помочь. Если начнется свалка, держитесь рядом со мной.

Он странно взглянул на меня.

– «Туун». Вы сказали, вилла «Туун»?

– Да, именно так. Вы еще там побываете.

– Нет, я не смогу там побывать.

– Почему?

Он медленно улыбнулся.

В вагон снова вернулся Йооп. И он, и его незаметный напарник, не глядя на нас, молча разрядили автоматы. Патроны падали на пол и катились нам под ноги. Фермеры с надеждой повернули головы.

– Всем сидеть на местах, – крикнул Йооп.

И объяснил:

– Сейчас мы начнем покидать вагон.

И добавил:

– Мы выйдем первыми.

– Йооп, – попросил я. – Снимите взрывное устройство.

Йооп быстро сказал что-то напарнику, и они обидно расхохотались.

– Там нет взрывчатки, – объяснил Йооп. – Это чистый камуфляж. Мы пошли на это, чтобы поддержать дисциплину.

– «Всему свой час, и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать… Время убивать и время исцелять… Время разбрасывать камни и время складывать камни… И приблизятся годы, о которых ты скажешь: я их не хочу…»

Кем бы ни был мой медлительный сосед, для него такие годы, несомненно, приблизились. Он мог подойти ко мне в Спрингз-6, а мог и не подойти, теперь это не имело значения. Он мог быть Шеббсом, а мог не быть, это тоже сейчас не имело значения. Теперь он был мой. Я жаждал его разговорить. И каким-то непонятным образом он, кажется, понял это, потому что сидел молча, нахохлившись как птица.

Кто-то сорвал с окна газету, и мы увидели сырую поляну и солдат, настороженно выстроившихся перед вагонами. Из-за деревьев торчал орудийный ствол, тут же стояли пустые автобусы. Малайцы – я узнал Йоопа, Роджера (все же их было только одиннадцать человек) – выходили из вагона один за другим, прикрывали глаза ладонью, будто их слепил дневной свет, и бросали автоматы под ноги. Малайцев обыскивали и вталкивали в автобус.

Потом пошли заложники.

Храбреца Дэшила вели под руки.

Фермеры несли пустые корзины. По-моему, они прикидывали, кому следует подать счет за съеденные яблоки. В вагоне остались только я, привязанный к взрывному устройству Шеббс и задержавшийся в тамбуре коротышка Триммер.

– Я отвяжу вас, – подошел я к Шеббсу.

– Лучше помогите Триммеру. Мы успеем поговорить.

Это прозвучало как обещание, и я вышел в тамбур. Я знал, я чувствовал, что Джек Берримен где-то рядом. С первым сообщением о захвате поезда он должен был искать меня. Он должен был продумать и просчитать все варианты. Даже такой, в котором я непременно нахожусь в этом поезде вместе с человеком, который должен был подойти ко мне в Спрингз-6. Мне очень хотелось, чтобы Джек поскорее забрал меня и Шеббса из поезда. Поэтому я прошел через весь вагон, чувствуя на спине всё понимающий взгляд Шеббса, и помог спуститься со ступенек старому Триммеру. Тот задохнулся, глотнув свежего воздуха, и что-то шепнул.

– Ну, ну, – сказал я. – Вы хорошо держались, Триммер.

– Есть еще кто в вагоне? – настороженно спросил армейский капитан, державшийся так, будто только что выиграл историческое сражение.

– Да, – сказал я, загораживая проход и мешая капитану подняться в тамбур. – Там находится еще один человек. Это мой друг. Не торопитесь, он привязан к взрывному устройству. Здесь нужен опытный специалист.

Я верил малайцам (вряд ли вагон действительно был заминирован), но пытался найти Джека Берримена. Правильнее, если в вагон первым войдет он. И так это, наверное, и случилось бы, но мощным ударом меня буквально вынесло из тамбура. Ослепительная вспышка растопила, расплавила, растворила, рассеяла солнечный свет. При этом никакого звука я не услышал. Острым камнем мне рассекло бровь. Я ослеп от хлынувшей на глаза крови. Пытаясь встать с мягкой сырой земли, я пытался понять, что произошло. Я стирал кровь с глаз ладонью, она текла вновь. «Не может быть так много крови», – выругался я и потерял сознание.