Текст книги "Берлога. Большой бизнес. Большие деньги. Большая любовь"

Глава 41. Все идет по маслу

Зайдя утром в кабинет, Димон первым делом попросил Машу соединить его с Верой Ивановной, ему не терпелось получить доступ к заказанному отчету по маслу.

– Доброе утро. Вера Ивановна, – бодро поздоровался Димон, – прислали нам пароль к отчету?

Вера Ивановна только всхлипнула в ответ.

– Что случилось, – Димону показалось, что он ослышался. – Вера Ивановна! Вы хорошо себя чувствуете? Пароль прислали нам? Это Чернов говорит.

– Не прислали еще, – чуть слышно ответила Вера Ивановна, – в одиннадцать буду еще звонить, деньги только в пятницу ушли, они их должны получить сегодня.

Она немного помолчала и добавила уже погромче:

– Дмитрий Иванович, вы разве не знаете, что я у вас больше не работаю? Мне только что Девятов сообщил.

Димон опешил. «Третья космическая» вдруг напомнила о себе подкатившей дурнотой.

– Нет, я не знаю. А кто? А за что?

– Не знаю сама ничегошеньки, – расплакалась в трубку бухгалтерша, – где я сейчас работу найду? У меня уже возраст такой, что не возьмут нигде.

– Я не знаю, Вера Ивановна, – растерянно пробормотал Димон. – Я попробую помочь. Чье это решение?

– Девятов сказал, что высшее руководство, – сказала Вера Ивановна совсем упавшим голосом.

– Кудрявцев, – подумал Димон, – это он, больше некому. Ну, какое его дело! Вера Ивановна, – сказал он в трубку, – вы, как только про отчет узнаете, сразу мне скажите. А я сейчас попробую что-то придумать.

Он переключил телефон на секретаря,

– Мария Станиславовна, у кого находятся личные дела всех сотрудников?

– У нас пока отдела кадров нет, Дмитрий Иванович, – поэтому все документы у меня.

– Очень хорошо, принесите мне личное дело Булочкиной. И скажите, Кудрявцев сегодня когда будет?

– В одиннадцать. Вас записать на прием? И еще: для вас факс пришел с резюме от Горынина. Помните?

– Сейчас не могу. Потом с ним. И несите мне все документы, что есть.

Через минуту он держал в руках папку с личным листком Булочкиной Веры Ивановны 1955 года рождения, русской, вдовой, матерью двоих детей, образование высшее.

Он пробежал глазами анкету, автобиографию, трудовой стаж. Техникум, институт, строительно-монтажный трест – бухгалтер, зам. главного бухгалтера, главный бухгалтер, тридцать лет трудового стажа. И все время бухгалтер.

Он связался с Девятовым, попросил зайти.

– Петр Петрович, как это могло произойти? Кому она дорогу перешла?

– Распоряжение Кудрявцева, Дмитрий Иванович. В связи с неполным служебным соответствием.

– Да у нее тридцать лет стажа. Она кроме как бухгалтером никем не работала в своей жизни. Это ерунда какая то.

– Ничего не могу сделать, Дмитрий Иванович, – опустил глаза Девятов, – у меня есть ее заявление по собственному желанию, приказ об увольнении я подписал.

По громкой связи Маша сообщила о поступлении пароля к отчету. Димон немедленно зашел в сеть Берлоги, нашел сообщение от секретаря и открыл свою почту.

– Есть. Наконец-то! Вот, Петр Петрович. Пришел отчет и прогноз по маслу, – жестом пригласил он Девятова к себе за стол, – берите кресло садитесь.

Отчет занимал более 50 страниц, плюс таблицы, графики. Димон бегло пробежал глазами вступление, прокрутил оглавление.

– Видите, Петр Петрович, – ткнул он пальцем в монитор, – какие основные тенденции? Всюду рост потребления, а также рост цен на конечную продукцию.

Это понятно, масло то у нас – основной продукт потребления. А вот дальше, смотрите: неблагоприятные климатические условия в Европе. Помните пожары в Греции, Петр Петрович? А в Португалии? Отсюда рост цен на оливковое масло, что влечет, смотрите, Петр Петрович, влечет рост цен и на подсолнечное масло. Ну, естественно!

Вот дальше, смотрите, а пальмовое масло в цене падает и будет продолжать падать. Но в России его закупают мало, и это на динамику цен существенного влияние не окажет. А вот здесь, видите? Увеличение площадей под масличные культуры в целях последующей переработки на органическое горючее. Это вызовет резкий рост цен на продовольственные сорта и так далее. Ну, что скажете?

Девятов снял очки. Тут только Димон заметил, что он, оказывается, носит очки. Вид у него был немного растерянный. Таким его Димон еще не видел.

– Не зря мы двадцать пять тысяч отвалили? – ликующе продолжал Димон. – Да оно и понятно, будет расти это чертово масло в цене, никуда не денется.

– А прогноз? – тихо вымолвил Девятов, снимая очки, – прогноз тут есть?

– И прогноз сейчас посмотрим, – Димон прокрутил отчет в начало, – вот это оглавление. Вот раздел прогнозы. Смотрим.

– Тут их два, – снова надел очки Девятов, – с разными вероятностями. Значит, за первый квартал прирост цены пятьдесят четыре процента это с вероятностью 30 % и 40 процентов прирост с вероятностью 70 %. Что это означает?

– Да все понятно, по-моему, – ответил Димон, – на 40 % точно вырастет, а может быть и на все 54, но это менее вероятно.

– К вам Игорь, – раздался в селекторе голос Маши, – и через полчаса у вас встреча. Сергей Степанович ждет.

В дверь кабинета постучали, и зашел Игорь. Он поздоровался и расстелил на большом столе для заседаний чертежи, рисунки.

– Только приехал. Это варианты грозозащиты. Вот самый простой, а вот этот подороже, тут несколько контуров и всякие дополнительные прибамбасы.

Димон с сожалением оторвался от монитора и подошел к большому столу. Девятов неторопливо последовал за ним. Он никак не мог оправиться от шока.

– Ну, ты подумай! – говорил он себе. – Какой же у него нюх на деньги! Какие там паевые фонды? Какие акции? Сорок процентов за три месяца не даст никакой банк. Как же он угадал? И почему он, Девятов, мужик с боевым опытом, знающий почем фунт лиха, он не угадал? И где только его Кудрявцев откопал, такого умного?

Пока Димон с Игорем увлеченно разбирали, куда будет уходить грозовой разряд, Петрович в уме прикидывал, на какую сумму он лично купит масла и куда можно будет на зиму его складировать.

В гараж много не войдет, а брать надо побольше. Тонн пять если взять в пятилитровых бутылях, будет тысячу бутылей. Семенычу можно позвонить, у него хозяйство большое. Или здесь в Берлоге с комендантом поговорить, в подвалах места много.

Сорок процентов за квартал! А оно может и до следующей зимы лежать, тогда еще больше будет! Ни один банк столько не даст процентов!

Глава 42. На крыше у Карлсона

С собой на встречу Димон взял чертежи, которые привез Игорь, распечатку материалов бизнес-плана, которые уже были сделаны, отчет о масле и факс от Горыныча. В офис Кудрявцева на самый верхний этаж он шел степенно, держа папку подмышкой. Он мысленно проговаривал их будущую беседу, настраивал себя на краткий, деловой тон.

Сначала он скажет о сумме кредита, положит на стол выкладки. Если будут вопросы, все цифры он помнил наизусть. Не забыть рассказать о торговых знаках, которые он сам придумал. Системы Анти-Зевс – круто! И не просто круто! Понтово! Должно произвести впечатление!

Потом про то, что денег надо сразу двадцать четыре миллиона, и вот тут то и отчет ему на стол! Посмотрите, господин Кудрявцев, риск невелик, а доход 40 процентов, как минимум. Ну, и в конце про газету сказать. Так, для очистки совести. Вдруг одобрит, – тогда на эти деньги от масла и начать газету делать! Где только время на все на это брать? Как все успеть?

Он почти дошел до дверей офиса, но никак не мог вспомнить, что еще он собирался сказать Кудрявцеву. Он на ходу открыл папку: отчет здесь, бизнес-план здесь, горынычев факс здесь, игоревы чертежи здесь. Чего-то не хватает, он это точно помнил. Что-то он забыл. Он быстро, уже бегом, прыгая через три ступеньки как в старой школе, спустился в приемную, пулей проскочил мимо обомлевшей Машеньки к себе в кабинет. На его письменном столе лежала еще одна тоненькая папочка.

Вера Ивановна! Он схватил папочку и снова прыжками помчался наверх. Как он мог забыть!

Секретарь Кудрявцева укоризненно взглянула на него.

– Опаздываете, Дмитрий Иванович, – сухо сказала она, – присядьте, сейчас доложу.

Кабинет Кудрявцева был мало похож на кабинет. Это был небольшой спортзал, обставленный как кабинет. Стены из темного красного дерева, в тон к ним шкафы, зеленые кожаные диваны, несколько таких же зеленых кресел, гигантские фикусы с тяжелыми блестящими листьями, массивный письменный стол.

Картины на стенах в тяжелых дубовых рамах, тяжелые шторы на окнах и паркет. Паркет, какого Димон никогда не видел: узорный, разноцветный.

– В Эрмитаже, наверное, такой паркет, – подумал Димон, – жалко, не попали с Женькой, проспали как дураки.

Когда он вошел, Кудрявцев разговаривал с кем-то по телефону. Димон даже издалека обратил внимание, что мобильник у него был самый простой, у половины класса в его старой школе были такие телефоны.

Кудрявцев кивнул ему как старому знакомому, и поманил рукой. Димон прошел по густому ковру до стола и остановился. Он старался вспомнить, где он мог видеть такие зеленые диваны. Явно что-то знакомое.

Кудрявцев показал ему рукой на кресло рядом, жестом пригласил садиться, сделал извиняющуюся гримасу и пальцем покрутил в воздухе, дескать, закругляюсь, но что сделаешь – важный разговор.

– Закон в Думе уже во втором чтении, Константин Васильевич, – сказал он в трубку, – я думаю, все будет хорошо, основные поправки были отклонены, насколько мне известно. Да, будем надеяться. И вам всего наилучшего.

Услышав про второе чтение, Димон вспомнил, где он видел зеленые диваны. По телеку видел, такие диваны и кресла в британском парламенте.

Сергей Степанович дал отбой, подошел к Димону и протянул руку. Димон вскочил, уронил папку и неловко пожал протянутую руку. Она была сухой и теплой.

– Удачный галстук, Дмитрий Иванович, – одобрительно сказал Кудрявцев, – сами выбирали? Идеально подходит к костюму.

Димон покраснел от удовольствия. Он хотел ответить, что галстук стоит сто сорок долларов, и что они с отцом сами обалдели, когда мама им сказала об этом, но вовремя подумал, что перед Кудрявцевым вряд ли стоит хвастаться дорогими галстуками. Он мельком взглянул на галстук собеседника и не увидел ничего особенного. Если бы он узнал, что галстук патрона стоит две тысячи долларов, он бы еще больше порадовался, что не стал хвастаться своим.

– Нет, я них не разбираюсь, – просто ответил Димон, – да и не люблю их, если честно сказать. Я думал, что не подходит. У меня столько вопросов накопилось, Сергей Степанович, – даже не знаю, с чего начать.

– Начните с масла, – спокойно ответил Кудрявцев, – я немного в курсе. Какие основания и какие гарантии?

– Все знает, – подумал Димон, – и когда только узнал? – А основание – вот, – и он протянул отчет, – здесь очень все убедительно. Растет производство только пальмового масла, а его у нас закупают мало. А если нет предложения, цена будет расти. И прогноз соответствующий – рост минимум 40 процентов.

– Какова сумма расходов по обслуживанию дополнительного кредита? – Кудрявцев сел в большое кресло и откинулся в нем, – считали?

– Четыреста двадцать семь тысяч пятьсот рублей, – отчеканил Димон, – это при ставке девять процентов годовых. Я понимаю, что есть риск. Я это… на себя риск беру. Это две мои стипендии, я готов этой суммой пожертвовать в случае чего.

Кудрявцев удивленно взглянул на него.

– А кто вам сказал, что вы имеете долю от прибыли? Я, во всяком случае, не говорил вам ничего подобного.

– Никто не говорил, – честно ответил Димон, – какую долю?

– Так для чего вы в таком случае хотите брать на себя подобные обязательства? Если риск не оправдается, вы лично теряете собственные деньги, а если все получится, что вам от этого?

– Как для чего, – не понял снова Димон, – так ведь экономия какая на обслуживании кредита! Значит, прибыль будет больше.

– Это поразительно. Вы для общего дела стараетесь, а риск берете на одного себя. Я как-то давно уже такого альтруизма не встречал. Ну, хорошо, раз вы так уверены, на этих условиях я не возражаю, берите в январе все деньги. С бизнес-планом меня уже познакомили. Заодно официально сообщаю вам, что ваша доля в прибыли 20 %. Это решение Большого Совета Директоров. Я хотел об этом вас известить позже, но, видимо, время пришло. Что еще?

– К вам мой директор школы на работу просится. Вот резюме прислал, – по-деловому ответил Димон, а про себя подумал: «Не забыть в Гугле посмотреть что такое „альтруизм“».

– В качестве кого? – удивленно спросил Кудрявцев. – Я никаких вакансий нигде не давал.

– Преподавателем хочет работать в Берлоге, я так думаю, – Димон просительно заглянул Кудрявцеву в глаза. – Он, вообще-то, хороший. Материал знает, ну и вообще, умный и трудолюбивый. – Димон произнес эти слова, и поймал себя на мысли, что он их совсем недавно от кого-то слышал.

– Ну, нет, – Кудрявцев сделал протестующий жест рукой, – у нас все штаты укомплектованы. Если он такой умный и такой трудолюбивый, вы его себе и берите. У вас теперь бюджет свой есть, свое штатное расписание.

– Я? – не поверил Димон своим ушам. – К себе? Горыныча? Нашего директора?

– А что здесь такого? Жизнь такая штука, – прищурил глаза Кудрявцев, – сегодня он у вас директор, а завтра вы у него. Сейчас всякое может случиться.

– Тогда я себе и нового главбуха сам подберу, – решительно сказал Димон. – Это же я решаю, верно? Помните, вы в первый день сказали, что это МОЙ бизнес?

– Я от своих слов не отказываюсь, Дмитрий Иванович, – серьезно сказал Кудрявцев, – чаю хотите?

– Хочу, – ответил Димон. Он почувствовал, что разговор может иметь непростое продолжение, и решил, что чай ослабит напряженность.

Я хочу спросить, в чем она провинилась, Вера Ивановна? За что вы ее уволили?

– Служебное несоответствие, – не задумываясь ни на секунду, ответил Кудрявцев. – Сами посудите: у вас подберется молодая, техничная команда. А Вера Ивановна уже не современная, и вам она не попутчик, она ведь даже Exсel на владеет! Бизнес может пострадать, а главбух – фигура важная, ключевая фигура.

У Димона в голове пронеслись эпизоды последних дней. Кто настучал? Кто виноват? Он ведь никому об этом случае с таблицей не рассказывал, забыл тут же. Кто-то уже настучал, но кто? И, самое главное, зачем?

В зал неслышно вошла пожилая секретарша, поставила на стол чашки с чаем и блюдце с шоколадками.

– Попробуйте, Дмитрий Иванович. Это орехи в шоколаде. Вы таких не пробовали, я ручаюсь. Они растут только в одном месте на земле – на Гавайях, – гостеприимно предложил Сергей Степанович.

Димон аккуратно положил в рот один орех.

– Вкусно. На фундук похоже. – И довольно бестактно добавил, – у нас на даче такой растет за беседкой. В смысле не такой, а похожий, – он понял свою ошибку, и попытался исправиться, но у него не получилось, врожденная честность не дала соврать.

– Хотя, если его шоколадом залить, такой же будет.

Он понял, что совсем запутался с этими орехами и решил от греха подальше вернуться в тему:

– Так я могу нанять нового бухгалтера, Сергей Степанович? Это МОЙ бизнес?

– Я вам уже ответил, – досадливо сказал Кудрявцев, – конечно можете. У вас уже есть на примете?

– Да, и я могу сейчас назвать вам кандидатуру.

– Ну, зачем же? Готовьте приказ, я завизирую, и Девятов подпишет.

– Я все-таки скажу, – Димон ощутил в груди знакомый холодок, – это Булочкина Вера Ивановна.

Он ожидал, что Кудрявцев сейчас подавится гавайским орехом или начнет орать, или попросту выгонит его в шею из кабинета. Но ничего такого не произошло. Кудрявцев отхлебнул из чашки чай, и спокойно ответил:

– Ну, что ж. Надеюсь, это ваше обдуманное решение, спорить я не буду. Но, предупреждаю – вы с ней намучаетесь. Что еще?

У Димона в груди разлилась теплая волна благодарности к шефу. Возникло желание подбежать к нему, обнять, сказать что-то очень хорошее. Но надо было развивать успех. Действовать как Горыныч. Как бульдог. Брать Карлсона за горло пока он тепленький.

– Еще? Еще есть один проект. «Сто пудов» называется. Бесплатная газета для московских школьников. Если у вас есть время, я расскажу.

Кудрявцев ничего не ответил и прикрыл глаза. Возникла пауза.

– Сколько в Москве школьников? – спросил он через минуту, так и не открывая глаз.

– Без начальных классов – полмиллиона, – быстро ответил Димон.

– Не метро, конечно, но аудитория очень привлекательная, – рассуждал Кудрявцев, по-прежнему не открывая глаз. – И что, ничего подобного в школах еще нет?

– Нет, Сергей Степанович. А при чем тут метро? – у Димона появились слабые догадки, но они никак не складывались в идею.

– Дмитрий Иванович, вы что, в метро совсем не бываете? – Кудрявцев открыл глаза, – я и то бываю. Газету «Метро» знаете?

– Он – гений, он великий, – пронеслось в голове Димона. – Мгновенно понял все! Это, действительно, одно и то же. Газета бесплатная, живет только за счет рекламы.

– Сергей Степанович, я торможу сегодня. Вы правы, идеи похожи, – сказал Димон вслух. – Только «Сто пудов» узко таргетированная газета, у нее будет контент специфический и рекламодатели тоже. Успех будет, несомненно, вот только в школы ее не пустят. Здесь потребуется очень сильная поддержка.

– Я подумаю, Дмитрий Иванович, – Кудрявцев улыбнулся, – постараюсь убедить руководство.

Глава 43. Убей себя об стену!

Выйдя от Кудрявцева, Димон медленно спускался по лестнице к себе. Полная эйфория постепенно сменялась каким-то тревожным чувством. Он сам не понимал, откуда оно взялось, и что было не так.

Как-то не так все получилось с Верой Ивановной. Как-то очень уж просто все получилось. И Кудрявцев быстро согласился, но он сказал, «если вы все хорошо обдумали»…. А он разве хотя бы секунду обдумывал? Он просто пошел напролом. Как баран.

Радость от победы таяла с каждой пройденной ступенькой, а тревога, наоборот, нарастала. Он вспомнил про свою слабую интуицию. Кажется, не такая уж она у него слабая, что-то она ему подсказывала.

Ничего хорошего она ему не подсказывала.

Если так разобраться, чего ради он попер на танки с голыми руками? Если так разобраться, то кто для него эта Вера Ивановна? Абсолютно необдуманное решение. Как щенок вел себя! Нагло вел себя, вызывающе! А если бы Кудрявцев его за это самого уволил? Просто повезло, что тут же не выгнал в шею с такими наглыми заявлениями.

Как он там сказал? Несовременная? Ну, в общем-то, конечно, несовременная. Димон вспомнил, как Вера Ивановна ответила ему про штатное расписание, что делать его надо две недели, не меньше.

Естественно, если она вручную все перемножает, можно и месяц сидеть, а не только две недели. Еще он вспомнил, что вот он тогда остался и Горобец остался, и они считали вместе, а Вера Ивановна ушла, у нее рабочий день кончился.

На занятиях он никак не мог сосредоточиться, отвлекался, из головы не выходила эта история с главбухом.

После физики в перерыве он стоял в коридоре у окна, смотрел на зимний лес, на снег, валивший густыми хлопьями. Из головы все не выходила эта ситуация с Верой Ивановной. Что-то здесь было не то, какое-то тревожное чувство не покидало его. Зря он думал, что нет интуиции, явно она у него была.

Во дворе Берлоги дворник чистил дорожку, и снег все падал и падал, и впереди дворника, и позади, на только что вычищенный асфальт.

– Бедняга, – пожалел его Димон, – так он его никогда не отчистит, подождал бы, что ли, когда снегопад кончится. Не хотел бы я быть дворником. Тяжелая это работа, особенно зимой.

Машенька вызвала его по интеркому:

– Дмитрий Иванович, Булочкина на линии, соединяю?

– Вера Ивановна, – оторвал глаза от дворника Димон. – Вера Ивановна, – он прокашлялся и солидно сказал он в трубку, невольно стараясь подражать Кудрявцеву, – мне удалось убедить руководство, что ваше увольнение было неправильным. Можете приступать к работе, документы мы или новые сделаем, или ваше заявление порвем, это уже неважно.

Ответом ему было долгое молчание. В трубке раздавались то ли всхлипывания, то ли помехи, но уж никак не радостные возгласы. Наконец на том конце виноватый голос Веры Ивановны произнес:

– Дмитрий Иванович, вы уж извините. Я, наверное, не вернусь назад. У меня внуки растут, а им бабушка нужна.

Она помолчала немного. Димон тоже молчал. От удивления он потерял дар речи.

– Я подумала, дети мне материально помогут, – продолжила Вера Ивановна. – Да и ездить мне к вам за город далеко. Я уж не вернусь, вы извините меня. И спасибо вам за все. Вы хороший человек. У вас все получится, и Бог вам в помощь!

– Димон что-то то промямлил в ответ, но когда дал отбой, его охватило бешенство.

– Кретин! Убей себя теперь об стену, кретин! – мысленно орал на себя Димон. – Выпей йаду! Ну, кто тебя просил лезть со своим заступничеством? Мать Тереза! Убей себя теперь об стену! Идиот! В Бобруйск!

Он стоял в коридоре около окна и испытывал реальное желание убить себя об стену. Как он мог?

А Кудрявцев – он великий! Он заранее все знал. Он ведь не зря сказал: «если вы хорошо все обдумали»! Как же он теперь будет смеяться над ним!

Это в лучшем случае. А в худшем скажет, что таких дураков в Берлоге держать нельзя, и деньги им доверять подавно нельзя. Ну, как он мог на ровном месте так попасть? Что он теперь скажет?

Он приложился горячим лбом к холодному стеклу. Снегопад почти прошел. Дворнику осталось убрать совсем небольшую часть дорожки.

Какой же он счастливый этот дворник!

Вот сейчас он дочистит свою дорожку и пойдет себе домой к своей семье, к детям. И не будет мучиться от того, что есть на свете такая Вера Ивановна, и не будет ломать себе голову, что теперь с ней делать? Его-то никто не уволит, не выгонит. Он честно свою дорожку почистил, и совесть у него чиста!

Он промучился до вечера, и уже дома, дождавшись, когда придет отец, спросил:

– Пап, ну почему взрослые всегда оказываются правы?

Отец внимательно выслушал всю его историю, не перебивал. Потом сказал:

– Знаешь, если мне не изменяет память, Талейран говорил: «Бойся поступать в соответствии с первым чувством, потому что оно всегда благородное». По-моему, это твой случай.

– А он хороший был, этот Талейран? – спросил Димон, смутно представлявший кто такой был этот Талейран и чем он, вообще, занимался.

– Он был дипломат, – ответил отец. – Он защищал интересы государства и считал, что ради этой цели можно кое-чем и пренебречь. Совестью, например.

– Значит, если я поступил в соответствии с первым чувством, я поступил глупо? То, что глупо, это теперь ежу понятно, и, тогда получается, что Талейран прав?

– Ты поступил по первому чувству, то есть по голосу своей совести. Ты защищал человека, которого обидели. Это главное. Значит, ты прав.

– А Кудрявцев? – спросил Димон, – он что защищал? Он тоже прав?

– Это тоже понятно, – спокойно ответил отец, – Кудрявцев защищал интересы бизнеса. И он тоже прав. А Талейран до сих пор – символ изворотливости и двуличности. Этой своей фразой он просто подметил, что первый голос человека это голос его совести, и уже от человека зависит, поступит он по совести или против. Так что, по-своему, он тоже прав.

– Но почему тогда я в таком идиотском положении? – горестно спросил Димон, – меня могут самого теперь выгнать в три шеи. Я же могу все потерять!

– Вот, Талейран, поэтому и не советовал, – улыбнулся отец и потрепал Димона по шее, – зато у тебя чистая совесть, Димка.

– Угу, – пробурчал Димон, – как у дворника.

– Не знаю, про какого дворника ты говоришь, но сдается мне, что в этой истории и ты прав, и Талейран прав, и Кудрявцев прав.

– А Вера Ивановна?

– А Вера Ивановна подавно права! А как же! У нее внуки!

– А так разве бывает, что все одновременно правы?

– Бывает. – Отец помолчал немного и добавил,

– А Бог вас всех рассудит.

Димон внимательно посмотрел отцу прямо в глаза:

– А Бог есть?

– Конечно, есть, – серьезно сказал отец, – если вы все четверо такие разные и при этом все одновременно правы, кто, по-твоему, тогда вас всех рассудит, если его нет?