Текст книги "Окрашенное портвейном (сборник)"

– И, как? Нашли?

– Найду.

– Товарищи, товарищи, давайте заканчивайте пикировку. Мы же одна команда, – попытался примирить гостей Семипостол. – Нам пора идти на поиски.

– Надо только решить, где искать будем Чапаева? – взял на себя руководство Заворуев. – Что органы нам посоветуют? – обратился он к Неваляеву.

Неваляев уже приготовился представить план поисков, но в этот момент в кабинет вошел Скоков, наполняя все помещение перегаром.

– А ты, что сюда в такую рань явился? – строго спросил его Непряхин.

– Тебя забыл спросить. У меня важная информация. Кто здесь из района самый главный? Мне с ним переговорить надо.

– Я – главный. Главный редактор районной газеты, Татищев Петр Алексеевич. Можете мне сообщить информацию.

Скоков изобразил замешательство, можно ли говорить при таком скоплении народа.

– Народу вроде, как много.

– Говорите, говорите, как вас?

– Александр Скоков, местный житель.

– Говорите, господин Скоков. Здесь все наши товарищи. Проверенные.

– Говори, Скока, не тяни.

Это его торопил уже Заворуев.

– Иду я вдоль речки. Утренний моцион совершаю. Каждый день так хожу. И вдруг слышу приглушенные стоны. На зверя непохоже. Иду я на этот жалостный звук, и вижу, человек к дереву привязан. На глазах черная повязка, во рту кляп. Подхожу. Вижу его мужественные глаза, из них скупые слезы стекают по щекам. Он спрашивает: «Товарищ, вы патриот России»? И, не дав, мне ответить, говорит: «Вижу, вижу патриот. Передайте моим товарищам, что я, Чапаев Василий Иванович, вице – мэр Паранойева захвачен в заложники террористами. Спешите товарищ, они в любую минуту могут вернуться. Еще просил передать мэру, что с именем его в сердце своем готов отдать жизнь».

Скоков неплохо выучил текст, и даже смог придать своему лицу неуловимое сходство с патриотом России.

– Тебе это по пьяни, случайно, не привиделось? – осторожно спросил Заворуев.

– Если бы привиделось, то откуда я тогда такие слова знаю: «патриот России»? – обиделся Скоков.

– А как ты мог видеть глаза и слышать, что он тебе сказал? Ты же говорил, что на глазах повязка, а во рту кляп, – недоверчиво спросил Непряхин.

– В отличие от тебя я – не живодер. Повязку снял, кляп вынул. Он же так настрадался.

– Вот, плоды нашей работы, Петр Фомич, – взволнованно произнес Семипостол. – Не зря мы так себя не жалели и не жалеем на работе. Верным курсом мы идем, товарищи. В нашем селе одним патриотом стало больше. Поздравляю, товарищ Скоков.

– Показать, сможете то место, где томится наш товарищ? – спросил Татищев.

Ему эта комедия, которую он сам и сочинил, определенно начинала нравиться. Неплохо все придумал. Не все еще пропито.

– Конечно, товарищ Татищев, – окончательно вошел в роль Скока, – Я для верности ветки обломал, чтобы дорогу запомнить. Идти надо, томится наш товарищ в неволе. Спасать надо.

– Вперед, товарищи, – воодушевился Семипостол. – Поспешим на выручку Чапаеву Василию Ивановичу. «Ты конек вороной, передай дорогой, что я честно погиб за рабочих», – неожиданно запел Семипостол.

– Ты к чему такие песни поешь? – опешил Заворуев.

– А потому пою, что всякое может случиться. Вы все должны хорошо знать, что, мы живем в условиях обострения классовой борьбы. Похищение товарища Чапаева наглядный пример этому. Враг затаился в наших паранойевских лесах, и наша задача истребить его, как всякого хищника. Вот. Не нужна хищнику наша стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Сломать систему эту хищники не могут. Поэтому пытаются убить нас по одиночке.

Семипостол даже задохнулся от волнения, услышав такую витиеватую речь Скоки. Даже у него не всегда так получалось.

– Вперед, товарищи, – повторил он. – Надо спешить.

– Подождите, товарищи.

Скока, как хороший артист быстро освоил лексику местной власти. К тому же ему хотелось оставаться в центре внимания. Он готов был уже отыграть свою роль безо всяких гонораров, настолько он в нее вжился.

– Товарищ вице – мэр попросил, чтобы вы перед его освобождением обязательно позвонили его боевому другу, старшему товарищу Александру Даниловичу Меньшикову.

– Как же мы упустили этот момент? – начал сокрушаться Заворуев. – Все от волнения за нашего товарища. Кто будет звонить?

– Я уже набрал номер, – сказал Татищев и передал телефон Заворуеву. – Скажите, что задание выполнено.

– Спасибо, – Петр Фомич светился от счастья. Ему представилась уникальная возможность напрямую доложить мэру об успехе операции, а, значит, и о собственных успехах.

– Александр Данилович, – взволнованно закричал он в трубку. – Докладывает Заворует, глава Нойкинского сельского округа Паранойевского района. Найден Василий Иванович. Да, жив – здоров пока. Да, идем его освобождать. Будем ждать, обязательно. Спасибо за доверие. Вы все отправляйтесь на освобождение, а я буду ждать Александра Даниловича. Потом мы с ним к вам подойдем. Будете ждать нас там.

Несмотря на потные от волнения руки, в голосе Заворуева послышались властные нотки превосходства. Если бы Петр Фомич поговорил бы с президентом, с рук бы просто потоками лилась вода.

Чапаев, привязанный к дереву, сидел с вытянутыми ногами и крепко спал. Поэтому не услышал, как подошла группа освобождения.

– Сколько же перенес человек, если вот так крепко спит, – сочувственно заметил Семипостол. – Может, до приезда мэра не будем его будить. Пусть отдохнет.

– Не положено, – заметил Неваляев.

Ему тоже хотелось слегка выслужиться перед мэром. Раскроет преступление, и мэр за отличную службу переведет его в город. Может быть, даже зам. начальника городского отдела сделает.

– Мне нужно провести оперативные мероприятия. Попрошу не затаптывать место преступления.

– Надо будить, – поддержал милиционера Татищев. – Успеет еще выспаться. Надо Василия Ивановича подготовить к приезду мэра. Просыпайся, Василий Иванович, – потряс он за плечо Чапаева.

– Ничего не скажу, – неожиданно закричал Чапаев. – Можете и дальше меня пытать. Да здравствует, наш славный город Паранойев. Город доблестного труда и боевой славы. Я готов смерть принять, но никогда не отрекусь от нашего горячо любимого мэра Александра Даниловича.

– Успокойся, Василий Иванович, здесь все свои, – Татищев еле сдерживался от смеха. – Опасности больше нет. Мы освободили вас.

– Освободили? Спасибо друзья! – рванулся Чапаев, но тут же вскрикнул от боли, так как позабыл, что привязан к дереву.

– Надо бы его развязать, – заметил сердобольный Семипостол. – И срочно везти в больницу.

– А вот здесь спешить не будем, – не согласился Татищев. – Пусть органы осмотрят место преступления в первозданном виде. Так ведь? – обратился он к Неваляеву.

– Да, пусть будет, как есть, – ответил Неваляев. – Но вы не волнуйтесь, я быстро.

– Не спешите, майор, время у вас есть, – успокоил его Татищев. – А мы все будем готовиться к приезду мэра, – Петр Алексеевич окончательно взял инициативу в свои руки. – Надо будет выстроить композицию и для фотографий, и для статьи. Согласны еще немного потерпеть Василий Иванович?

– Столько терпел, а уж в окружении родных товарищей… Конечно, согласен. Мне бы только выпить чего-нибудь, чтобы в себя хоть немного прийти. Отойти от шока и потрясений, выпавших на мою долю.

– Без проблем.

Татищев достал из кармана фляжку коньяка. Именно этот напиток заказал вчера Чапаев. Поднес фляжку ко рту вице – мэра.

– Пейте, Василий Иванович.

Чапаев, несмотря на все неудобства в один глоток опорожнил фляжку.

– Спасибо, товарищи за поддержку, – только и сказал он, переведя дыхание.

– Вы помните, как все произошло? – начал следствие Неваляев.

– Только помню, как меня схватили около подъезда и затолкали в машину. Потом очнулся, уже привязанный к этому дереву. Спасибо товарищу, который спас меня от неминуемой расправы.

Он с благодарностью кивнул в сторону Скокова.

– Как зовут тебя мой освободитель? – Чапаева развезло на старые дрожжи.

– Александр.

– Хорошее имя. Благородное, как раз такое подходит спасителю моему. Спасибо тебе, Александр. Родина не забудет своих героев. Я буду просить мэра, чтобы тебя наградили нашей городской медалью «За безупречную паранойевскую жизнь».

– Нельзя его такой медалью награждать, – вмешался в разговор Непряхин. – Какая у него безупречная жизнь. Он же пьяница. По пьяни и вас нашел.

– Не сметь, – вскричал Чапаев, – Не сметь. Одного этого дня достаточно, чтобы его жизнь считать безупречной.

– Зачем мне медалька? Мы же так не договаривались. Что я с ней делать буду? – невпопад спросил Скоков.

– О каком договоре ты толкуешь? – встрепенулся Непряхин. – Может, ты не спаситель, а, как раз и есть один из террористов. Поняли, что у вас ничего не получается, и Василий Иванович ни с вами, ни с совестью на сделки не пойдет, то решили договориться. Говори, сволочь, где твои сообщники, – схватил он за грудки Скоку.

Скоков от неожиданности нападения и предположения, лишился дара речи. Непряхин тряс его, а Скоков только в такт мотал головой. Непряхин и сам не верил в то, что говорил, но ход оказался сильным.

Оставьте его, – вступился Татищев за Скокова, – Он здесь не при чем. Террористы себя так не ведут. Какой же он террорист? – Петр Алексеевич уже хотел сказать, как было на самом деле, так как, в общем, был порядочным человеком, и не хотел, чтобы из невинного человека сделали преступника.

– Мэр, мэр, сюда идет, – прибежал запыхавшийся Шмелев, которому было поручено следить за приездом Меньшикова.

– Все, закончили дискуссии, – уже приказал Татищев.

– Может быть, Василию Ивановичу рот снова залепить, – предложил сердобольный Семипостол. – Уж больно перегаром от него несет. Да и для достоверности не помешало бы.

– Не надо, – ответил Татищев, – Чапаев при виде мэра должен несколько слов сказать. Ты готов, Василий Иванович.

Чапаев был «готов». Свесив голову на плечо, крепко спал. Татищев бросился к нему, и стал энергично трясти за плечи.

– Просыпайся, мэр идет сюда.

– Александр, пошел вон. Я сейчас не хочу пить. Потом, потом, – пьяно лепетал Чапаев.

– Что с ним?

Меньшиков стоял сзади и наблюдал, как будят его заместителя.

– Фу – у, – поморщился Меньшиков, – Даже в заложниках успел надраться.

– Это не он, мы ему дали немного выпить, – начал оправдываться Татишев. – Стресс снять после пережитого. Организм ослабленный, вот он и заснул. Просыпайся, Василий Иванович тебя Александр Данилович ждет.

– Этого оказалось достаточно, чтобы Чапаев проснулся.

– Александр Данилыч, дорогой, вы мой старший товарищ. Нет такой силы, которая нас может сломать. Они ничего от меня не добились.

– Верю, верю. Развяжите его, – приказал он.

– Минуточку, Александр Данилович, – попросил Татищев. – Надо несколько снимков для газеты сделать. Вы к нему подойдите, и поцелуйте. Очень красиво и убедительно получится. Это будет наш ответ оппозиции.

Меньшиков подошел к Чапаеву, чуть нагнулся и попытался привычно троекратно облобызать вице – мэра. Но вышло неловко, при каждом поцелуе он стучался лбом об дерево, к которому был привязан Чапаев.

– Везет тебе, Иваныч. Три дня где-то водку жрал, а будешь теперь у нас героем, знаменем, так сказать, – успел прошептать Меньшиков. Трудно было определить, что было больше в его словах – усмешки или скрытой угрозы.

– Ладно, хватит балаган разводить, – выпрямился мэр. – Развязывайте. Петр Алексеевич, завтра статью в газету. Отрази героизм и мужество местных жителей.

– Будет, – коротко ответил Татищев.

– Кто главный герой?

– Вот он, – вытолкнул Заворуев Скоку. – Он главный. Простой русский мужик.

– На таких наша власть держится, – продолжил Семипостол. – Без громких слов поддерживает нашу родную власть.

– Это хорошо, что на таких, – задумчиво протянул Меньшиков. – Ты Петр Алексеевич напиши обязательно, что этому простому русскому мужику за мужество и героизм присвоено звание «почетный гражданин Паранойева».

– У нас вроде нет такого звания, – возразил Татищев.

– Будет, пока этого до города довезете, – Меньшиков кивнул в сторону Татищева. – По просьбе жителей города, так сказать. Понятно?

– Понятно, – ответили все хором.

А гроб оставь здесь, – обратился мэр уже к Храпову. – Может, еще сгодится.

И не попрощавшись, направился к машине.

«Чем больше процветает наш родной город, тем больше злобствует так называемая оппозиция, которая пыталась парализовать работу местной администрации похищением вице – мэра Чапаева. Не вышло, господа оппозиционеры. После этой вражеской вылазки жители города еще тесней сплотились вокруг родной власти».

«Буду работать еще лучше, – так заявил сразу после освобождения Василий Чапаев» – писала на следующий день «Паранойевская правда».

Глава четвертая
Паранойев ковчег

Мэр города Александр Данилович Меньшиков сидел в своем кабинете, в задумчивости вертя в руках карандаш. Мужчина он был видный: седые волнистые волосы вкупе с моложавым лицом придавали ему очень импозантный вид. Ему было сорок девять лет. Пять лет назад сессия городского совета депутатов приняла решение, считать днем рождения города 1 сентября. По странному стечению обстоятельств в этот же день родился и Меньшиков. Когда противники мэра, из числа не депутатов, попытались заявить, что в городе насаждается культ, им письменно ответил заместитель председателя Совета (председателем был сам мэр), что не надо искать в решении народных избранников политической подоплеки, ведь, что плохого в том, что город будет иметь свой день рождения, выбирая дату, ориентировались не на то, что 1 сентября родился мэр, а на то, что этот день – всенародный день знаний, и политически оправданно, используя такую значимую дату, прививать детям навыки патриотизма, и к тому же все знают, что мэр Александр Данилович Меньшиков и сам не одобряет низкопоклонства, а случайное совпадение дат не повод менять день рождения города или мэра.

Александр Данилович и сам особо не придавал большого значения этому совпадению, но сильно бы разгневался, если бы депутаты назначили другую дату рождения города. Он, как мог, не допускал культа своей личности в Паранойеве. Когда один из депутатов предложил назвать одну из улиц его именем, Меньшиков с председательского места строго заметил: «Рано еще». Но предложение не забыл и депутата вскоре назначил одним из своих заместителей.

Да и потом. Улица, названная твоим именем, конечно, хорошо. Но признание на уровне города его уже мало устраивало. Хотелось других масштабов, причем даже не областных, а российских. Пора уже выходить на новый политический уровень, разнообразить свою жизнь. Всех денег все равно не украдешь и не заработаешь.

Он еще раз перечитал материал, который пойдет в завтрашний номер местной газеты.

«Обращается к вам простой русский мужик, житель деревни Нойка, почетный гражданин Паранойева Александр Скоков. Я горжусь нашим благодатным краем, нашим замечательным и красивым Паранойевым. Мне кажется, что неслучайно на фоне всеобщей разрухи и развала, наш город – оазис процветания и стабильности. Никто не сомневается, что, именно, ваше руководство Паранойевым сделало его таким прекрасным с изобилием всего и вся, дорогой наш Александр Данилович. Изредка, бывая в городе, я – простой сельский труженик, каждый раз натыкаюсь на что-нибудь такое, что обязательно связываю с Вашим именем.

Я хочу сказать Вам, что наш Паранойев не просто город районного значения, а священный град. И Ваш приход на руководство в это святое место пока все еще районного значения есть ни что иное, как предзнаменование свыше. Я много думал и рассуждал, почему наш город называется Паранойев. Мои раздумья, рассуждения и скромные исторические изыскания, привели меня к убеждению, что легендарный Ной со своим ковчегом после годичного плавания увидел сушу именно здесь, где сейчас располагается наш прекрасный город. Как сказано в книге Бытия, «земля обсохла, Ной вышел из ковчега и распустил животных для размножения на земле». В благодарность за свое спасение он принес жертву Богу и получил торжественное обещание, что впредь уже никогда не будет потопа. Знаменем этого обетования была указана радуга, появляющаяся на небе после дождя в знак того, что это не дождь потопа, а дождь благословения. Исследуя еще незнакомую ему землю, он вместе с сыновьями Симом, Хамом и Иафетом проходил по Большой Коммунистической улице, а постоянное жилище для своей семьи построил на площади Ленина, в котором его сыновья по ночам закладывали начало нынешних, современных рас. Его дом не сохранился, но стоит на этом месте памятник вождю мирового пролетариата. А, где-то на берегах Нойки, скрытый от посторонних глаз, покоится его ковчег.

Привольно и легко им дышалось в девственных лесах на проспекте Буденного, на улице Павлика Морозова, в Железнодорожном тупике, которые ваши злопыхатели называют трущобами. Совсем не случайно, что Ной прожил в нашем благодатном крае 850 лет. Если бы воздух был загазован, как утверждают Ваши недоброжелатели, смог бы он, дыша тем, чем дышим мы, прожить так долго.

«Власовцы» от истории утверждают, что якобы Ной со своим семейством прибыл на ковчеге к подножию гор Араратских. Веками вдалбливалась в сознание людей эта фальшивка, что некоторые темные люди поверили этим, так сказать, историческим изыскам. Но, как не странно, именно, эти сионистские измышления, как раз и объясняют происхождение названия «Паранойев». Я говорил на эту тему с активом местной партийной организации, и он согласился со мной, что были два Ноя, настоящий у нас, и фальшивый у них, рожденный в воспаленном мозгу сионистов. Можно сказать так, что наш Ной, настоящий был парой тому Ною, фальшивому. Отсюда и название нашей земли «Паранойев».

Этот бесспорный факт позволяет мне утверждать, что наша Русь берет начало не от Рюриковичей, как пытаются представить начало русской истории различные западные лизоблюды, а от Ноя, и получается, что наш город – колыбель великого русского народа. Отсюда, из Паранойева пошла наша великая Русь.

По моим расчетам 1 сентября следующего года мы можем отметить 1500–летие прибытия Ноя в наш город и две тысячи лет со дня его рождения. Празднование этих юбилейных дат позволит поднять на новый уровень духовно – нравственное и военно – патриотическое воспитание.

С уважением, Александр Скоков».

По телефону Александр Данилович приказал секретарю пригласить Татищева, главного редактора местной газеты «Паранойевская правда». Редакция находилась этажом выше, и уже через три минуты главный редактор сидел в кабинете мэра. Татищев был не только редактором, но и однокашником мэра. Талантливый журналист, он успел поработать чуть ли не во всех центральных изданиях, оставаясь вечным спецкором и не имея никаких шансов продвинуться по службе, так как страдал болезнью под названием «недельный запой», в который он уходил стабильно и регулярно один раз в месяц. Сами по себе запои были безобидны, но с тяжелыми последствиями, так как часто выпадали на ответственные политические мероприятия, на которых должен побывать Татищев, но не бывал. В такие дни сами редакторы «реконструировали» важные мероприятия, благо это было не особенно трудно: написать правильно дату и фамилии, но Татищева все равно на всякий случай увольняли. Но на последнем месте работы в городской газете с ним приключился казус, который поставил окончательный крест на столичной журналистской карьере.

Как-то у Петра Алексеевича, последний день очередного запоя пришелся на торжественное заседание, посвященное международному женскому дню. Направляясь на следующий день в редакцию, понуро готовил себя к увольнению, но к своему удивлению, главный редактор не только его не уволил, а поручил быстренько «реконструировать» событие о торжественном заседании. Татищев из чувства благодарности написал просто замечательный материал. Особенно ему удалась речь одного из префектов, которая заканчивалась словами: «Наши женщины – это наше достояние, которое мы будем не только беречь, но и преумножать». «Озвучивать» вип – персон было обычной практикой в редакции, персоны очень даже это приветствовали, главное, чтобы было в «актуальную тему». Редактор, пробежав материал глазами, даже похвалил Татищева: «Вот теперь ты будешь жить». Но на следующий день разразился скандал, который «похоронил» Татищева окончательно и бесповоротно.

Закавыка скандала заключалась в том, что префект уже почти три месяца был самым натуральным покойником, и никак не мог женщин беречь, а уж тем более преумножать. Петр Алексеевич списал фамилию из устаревшего справочника, а главный, у которого уже просто «замылились» глаза от этих фамилий, проглядел ошибку. В довершении всех бед и жена выставила Татищева из дома, устав от его «выкрутасов». Татищеву ничего не оставалось делать, как вернуться в родной город Паранойев, где жила мать. Помыкавшись месяц без работы, он понял, что на родительскую пенсию не прожить, пошел на прием к Меньшикову с просьбой о помощи. Александр Данилович обещал подумать. Через неделю Татищев был назначен главным редактором «Паранойевской правды». Запои проходили с той же регулярностью, за которые он получал от Меньшикова ежемесячные выволочки. Но других редакторов у мэра не было, поэтому при должности Татищев находился уже четвертый год.

– Слушай, ты с Ноем не переборщил? – спросил Меньшиков Татищева, когда тот вошел в кабинет.

– Я думаю, что нет. При хорошем раскладе на национальную идею может потянуть. Прикинь, какие дивиденды сможешь получить.

Татищев, единственный из администрации, кто был с мэром на «ты».

– А этот Скоков, почетный гражданин. Что за тип? Не сумасшедший? Он действительно такой придурок, каким в письме выглядит?

– Нет, нормальный мужик. Ты не помнишь, что ли? Он Чапаева спас, а ты ему за это спасение почетное звание присвоил. Пьет, конечно, но на него положиться можно. Подтвердит все, что требуется. Я его уже предупредил.

После минутного раздумия Меньшиков приказал:

– Ладно. Давай попробуем. Печатай. Вдруг, что дельное получится.

– В конце концов, это частное мнение читателя, которое может не совпадать с позицией редакции. Если не выгорит, мы ничего не теряем. Напишем, что это одна из теорий, которая имеет право на существование. Все увидят, что в нашей газете есть разноголосица мнений и взглядов. В любом случае очков наберешь, – подвел итог Татищев. Он всегда так строил свои разговоры с начальниками, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним. Ему казалось, что так хоть как-то сохраняет чувство собственного достоинства.

«Паранойевская правда» внимательно прочитывалась сотрудниками администрации мэра и местными пенсионерами. Может быть, ее кто-нибудь и еще читал, но эти читали точно. Если для пенсионеров, это было скучное, но бесплатное чтение, то для мэрских сотрудников, как правило, закодированный сигнал от шефа. Их не вводили в заблуждение названия рубрик «Давайте помечтаем», «Поддержим паранойевского предпринимателя», «Что мы думаем о мэре». Они искали в тексте сигнал, пытаясь расшифровать, кому он адресован. Как правильно, а, главное, вовремя среагировать. Поэтому, когда письмо появилось в газете, в рубрике «Читатель ставит проблему», расшифровать его чиновникам не составило большого труда: мэр готовит что-то грандиозное, и адресовано всей администрации. Это было понимание на собачьем уровне: понимать-то понимали, а сказать не могли. Оставалось ждать только команды хозяина. Но в кругу домочадцев чиновники могли себе позволить некоторые вольности в предположениях о том, что же все-таки готовит мэр. Наиболее смелые даже заключали со своими любовницами пари. И даже пытались строить свои предположения. Но большинство сходилось в том, что мэр уже скопил деньжат, чтобы прикупить себе место в партийном списке на будущих выборах в Государственную Думу. Скептики же утверждали, что без отмашки своего хозяина мэру никакие деньги не помогут. В чем-то они, конечно, были правы.

Штука вся в том, что и у Меньшикова был хозяин, который пока никак не отреагировал на публикацию. Что он отреагирует, Александр Данилович не сомневался. Только, как и когда? Вечерами Меньшиков читал комментарии к письму в Интернете. Открытие городского сайта мэр считал сильным своим ходом. Никто не упрекнет его, что в городе нет свободы слова. Вот, пожалуйста, пишите, что хотите. Никто не запрещает. Выпускайте пар. И пар выпускали. Причем и противники, и группа поддержки мэра в выражениях не стеснялись, и уходили настолько далеко от темы, что Александр Данилович, читая комментарии, каждый раз удивлялся: «Господи, с кем приходится иметь дело». Дискуссия по письму не была исключением.

Государственник. Интересная гипотеза. Если я правильно понимаю, ее подтверждение повысит авторитет не только нашего Паранойева, но и всего государства. Эта теория позволит нам предотвратить развращение и гибель народа.

Рыбак. Государственник, я так и не смог постичь глубины Вашей мысли, равно же как и отсыла к гипотезе. Но вот патетику про» развращение и гибель народа» оценил. Прогиб, как говорится, засчитан.

Гость. Лучше пусть объяснят почему мы за лиФФФт платим с кв. м. квартиры?

Мы, что? На лиФФФте оказывается в квадратных метрах ездим? У кого какая квартира, то и лиФФФт соответствующий?

И почему жители с первых этажей опять платят за лифт?

Кто из депутатов это инициировал? И кто из них голосовал – «ЗА»?

Огласите весь список пожаЛЛЛ… ста.

Меньшиков выключил компьютер. Эта, потерявшая под конец смысл дискуссия, позволила ему уже более четко видеть, что делать дальше. Надо только дождаться реакции губернатора.

Губернатор позвонил на следующий день.

– Приветствую тебя, Александр Данилович.

– Здравствуйте, Николай Александрович, – ответил Меньшиков, демонстрируя всеми оттенками своего красивого голоса, беспредельное уважение к говорящему.

– Что там у тебя в местной прессе делается.

– Как, что делается? – правдоподобно удивился мэр. – Отражает проблемы города, читатели активно пишут, – забросил пробный шар Меньшиков. Шар точно попал в лузу.

– Читал, читал письмо про Ноев ковчег. Интересная теория. Сам-то что думаешь Данилыч? – губернатор перешел на фамильярный тон, что всегда было признаком благорасположения к собеседнику.

– Что я думаю, Николай Александрович? Изучаем пока проблему, идет плодотворная дискуссия, – осторожно ответил Меньшиков.

– Ты, Данилыч, не темни. «Изучаем проблему». Знаю я тебя, задумал уже что-нибудь. Ты у нас мастер глобальных проектов.

– А, что есть интерес?

– Еще какой. Мне вчера из администрации звонили.

Меньшиков представил, как губернатор показывает пальцем вверх.

– Интересовались, что да как. Сказали, что очень в тему. Стоит над этим проектом поработать. На национальную идею тянет. Хорошая, говорят, колыбель государственности может получиться. Юбилей на 1 сентября планируешь?

– Так точно.

– Замечательно. День знаний, то да сё. Перед молодым поколением обозначена перспектива, которой конца не видно, потому что тянется из глубины веков. У них века, а у тебя только девять месяцев, как у бабы, которую только что оттрахали, чтобы раскрутить тему. Раскрутишь?

Губернатор любил ставить задачи пред подчиненными образно, чтобы не было недомолвок и недопонимания.

– Сделаю. Только вот финансы.

– Что финансы. Готовь предложения по празднованию. Чем сможем, поможем. Свои резервы изыщи, но только аккуратно, чтобы без жалоб, как в прошлый раз.

– Все сделаем, как полагается.

– И, вот, что еще. Неплохо бы под это письмецо научную теорию какую-нибудь. Типа того, что все это подтверждается научными исследованиями. Пусть ученые выскажутся. Сам найдешь такого? Или подсобить?

– Сами найдем. Не беспокойтесь, Николай Александрович.

– Хорошо. Еще бы неплохо, какое-нибудь вещественное доказательство представить. Что-нибудь из остатков ковчега. Должны же в земле быть его остатки.

– Если остались, найдем. Не сомневайтесь, Николай Александрович.

– Только смотри, Данилыч, не подкачай. Если, что не так, я тебя в порошок сотру. Понял?

– Понял, Николай Александрович. Что мы враги себе?

Губернаторское «в порошок сотру» было не более, чем выражением наподобие «так сказать» или «мочить в сортире». На самом деле губернатор было просто милейший человек, а экзальтированные дамочки из движения «Феминистки за единую Россию» даже называли его «обаяшкой». Просто по табелю о рангах Меньшикову положено было бояться губернатора, что он исправно и делал. Субординация в делах государственных дело святое. Ведь, что может произойти, если губернаторы не будут бояться президента, мэры губернатора, а чиновники мэра? Анархия может случиться, и порушится вся вертикаль власти. Конечно, идеальная вертикаль власти – страх до бесконечности. Но вертикаль – это не идеал, а палка о двух концах, поэтому паранойевские чиновники боялись своего мэра, как хорошо выдрессированные собаки.

Паранойевский чиновничий аппарат был устроен так же, как и везде. Исчезни он, никто бы из жителей и не заметил его исчезновения, но сами чиновники от работы изрядно уставали, и даже случались переутомления от дел праведных. В других городах чиновники сами придумывали себе дела, чтобы переутомиться и сказать: «Всего себя отдаю делу служения Отечеству». В Паранойеве же о них заботился мэр, придумывая не просто дела, а работу на перспективу.

Вот и сейчас они бодрым и деловитым шагом спешили в кабинет к мэру на совещание, которое он срочно созвал после разговора с губернатором. Ни у кого из них не было и тени сомнения о тематике совещания. Надвигалось что-то грандиозное.

Мэр строго, но по – отечески оглядел своих подчиненных. Он уже избавился от привычки пересчитывать присутствующих. Об исполнительности и точности паранойевских чиновников можно слагать легенды. Считалось дурным тоном отсутствовать на совещании у мэра даже по причине болезни. Пример героического поведения подал в свое время Василий Алексеевич Голицын, руководитель администрации мэра, сидящий всегда по правую руку от Меньшикова.

Три года назад он был еще всего лишь начальником управления статистики. Должность, конечно, хорошая, с машиной, но не очень хлебная, а хотелось Василию Алексеевичу обеспечить не только свою старость, но и светлое будущее детей, и внуков. А какой может быть прибыток со статистики? Хотя прямо скажем, командир цифрам был он отменный. При нем в Паранойеве выросла зарплата и снизилась смертность, а продолжительность жизни достигла японских высот. Набираться передового опыта приезжали не только из других районов, но и областей. Демонстрируя на всевозможных совещаниях и семинарах красивые и цветные «кривые» роста, всегда добавлял комментарий, но безо всякого подобострастия: «Такие цифры стали возможны только с приходом к руководству городом Александра Даниловича, который буквально насытил паранойевский воздух своим жизнелюбием». Меньшикову голицынские графические и словесные «кривые» нравились, но повышать по службе его не спешил. Да и все хорошие должности были заняты хорошими людьми, которые рисовали графики и кривые не хуже Голицына. А начальник управления экологии и спасения утопающих к своим графикам обязательно присовокуплял стишок с обязательной рифмой к слову «мэр». Тут нужен был нестандартный ход, который смог бы и покорить, и удивить мэра одновременно.