Текст книги "1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером"

034

Конструкция исторического, изобретение стадиальности. Миф о «мифологическом человеке» – прежде жили вымышленно, только мы по-настоящему. Боги Греции индивидуальны, а греки – еще нет. Русский либерал марксист-недоучка.

Глеб Павловский: Формации марксистов болтаются, как ступеньки сброшенной им из будущего веревочной лестницы.

Михаил Гефтер: Это же определенный взгляд. Основанный на незнании чего-то, что после открылось, и на отсутствии ему места в том, что назвали всемирной историей. Как вновь открытому придать статус всемирности? Ступенька за ступенькой, но ступеньки заняты. Уж не говорю про ипостаси абсолютного духа. Никто так не обожествил буржуазную цивилизацию, как классический марксизм! Маркс вывел из буржуазного быта всеобщий коммунизм для земли.

Ну да, а теперь всплывают слепые пятна: бахрейнская цивилизация, мальтийская, малоазийские…

Мы учились в университете, где сперва читали про первобытное общество. Кончали про первобытное, начинали читать про Древний Восток – другую «формацию», и первобытное общество испарялось. Оно ведь уже сдано, верно? Сдали Древний

Восток – и его нет, зато появляется Древняя Греция. XIX век верил, что все, что не «эпоха-ступенька», то вымысел и легенда. Идея «вымысла» в том, что одни мы, современники, настоящие, а до нас человек был «мифический», который якобы и жил вымышленно, бедняга!

История начинается с того, что является некто, кому нет места среди ранее разместившихся.

Конечно. Но на пустом месте все воспроизводится этот «вымышленный человек».

Все-таки общую твою мысль я хочу понять. Ты вчера говорил, что проявляется индивидуализация, а для нее нет места?

Да, но и она увязывается. Поразительная вещь: персональные боги Греции, которые опережают персонализацию людей, когда люди сами еще не индивидуальны!

Меня в Бутырках страшно захватила книга Хейердала «Древний человек и океан»¹³. Я вдруг понял, что древний человек, – это я, который, выйдя в океан, забыл, для чего это сделал, и засомневался.

Путеводитель по прошлому должен писать усомнившийся эрудированный дилетант. Профессионал не напишет мировой истории, он слит со своей эпохой-ступенькой. Лестница эпох – великое изобретение, ею легко было подниматься. Но если мы решили, что больше не поднимаемся к цели, то где мы теперь – повторяемся? Если не повторяемся, то что делаем нового? Если и не поднимаемся, и не повторяемся, то что с нами вообще?

Да, это имплозия.

Конечно. При таком взгляде либеральные проклятия архаике и коллективизму ежедневным потоком банальной желчи безграмотны и бессмысленны. России досталась, мол, не та лестница, что Европе, а неуч Сталин подпилил ступеньку! Такой, скажу, ну очень вульгарный марксизм.

Зато обличитель стоит прочно, однако неизвестно на чем. Ладно, до встречи.

035

Непоказанность человечества для человека. Застряли в идее человечества. Христианин – Homo historicus. Второе пришествие и коммунизм не наступили, однако детерминировали прошлое будущим. Доминанты в истории. Смена доминанты не ждет ее исчерпания. После ХХ века убийство несет причину в самом себе. Оно беспричинно.

Глеб Павловский: Собственно, почему эксперимент в истории неповторим? Мы сталкиваемся с фактом, что эксперимент повторяется. Искусственно, принудительно и в разных вариантах. Я не вижу ни одной ситуации в истории, которая, некогда сбывшись, не проигрывалась бы снова и снова.

Михаил Гефтер: Да, ты можешь поставить вопрос и о русском 1917 годе. Бессмысленно жаловаться на то, что революция вспыхнула не там, где следует, – случившись здесь, она найдет на родине силу сдвинуть весь мир. Империя была велика, чтобы России существовать, не распространяясь. Отказаться от себя она не могла, а чтобы сохраниться, надо было раздвинуться дальше, но как?

Казалось, для нее все кончено, Первая мировая война была поражением Российской империи. Но свойство сохраняться распространяясь обрело новый импульс: евразийский форпост мировой революции имел санкцию двинуться дальше! Революция оказалась самодетерминирующейся силой – взяв опорой Российскую империю с ее экспансионизмом и разрушив ее, она обратила потенциальную энергию в кинетическую. Это еще Плеханов заметил. В Сталине российское предшествование берет верх над коммунистическим первоимпульсом русского человечества.

Я это еще продумаю. Ты принуждаешь меня удержаться в вопрошаемой фазе, и это правильно. Есть, однако, простая потребность: вопрос вопросом, а ведь хочется что-то ответить. Но я убежден в том, что сгустком нынешнего бреда, где люди застряли, остается непоказанность человечества для человека. Более великой, чем человечество, более универсальной и более вдохновенной идеи люди не знали со времен Иисуса. И в ней застряли. Парадокс – люди застряли в идее человечества!

Вообще мы переоценили свою новизну. Последним капитальнейшим пунктом новизны было появление речи.

Вот здесь мой главный к тебе вопрос: а состоялся ли новый «капитальнейший пункт» разрыва? Еще пятьдесят лет тому назад ответить «да» казалось трюизмом – СССР и был общеизвестным местом разрыва. А сегодня? Не исключено, что прежние разрывы с прошлым сгладились внутри более долгого цикла как слабые возмущения. И мы все еще внутри этого долгого цикла. Не пережив твой «капитальнейший пункт», хотя не исключено, что к нему приближались.

К человечеству приближались, конечно. Речь и человечество для Homo sapiens – сопоставимые рубежи. Человечество как рубеж сильно связано со Словом.

Но человечество-то не вышло, с ним покончено в Беловежской пуще.

Оно не состоялось, если сопоставить с первообразом и замахом, зато сформировалось в потенции. Мир миров – это ж не просто моя утопия, тут и Коминтерн, и мировое братство физиков, и ООН, и Ялтинская система.

Погоди. Христианин позапрошлого века знал, точно как коммунист – что идеал попран, заповеди не выполняются. И относился к этому не менее сокрушенно. Ну, может, чуть спокойнее нас. Для Монтескье аморализм человека не основание к ликвидации «империй зла».

Он был спокойнее потому, что христианин – человек исторический. Это интересный пункт. На чем выстроено христианство? Если огрублять? На идее второго пришествия. А оно же не состоялось! Что не помешало христианству набрать гигантскую силу инерции.

Об отсрочках второго пришествия в XVIII веке зубоскалили, как мы в СССР про отсрочки наступления коммунизма.

Да. С одной стороны, это утопия, то есть предположение, опрокинутое в историческую ситуацию. С другой стороны, такова вера Иисуса! Своей жизнью, индивидуально задокументированной, он свершил акт вызволения. Событие и формирует историю, будущее формирует свое прошлое. Детерминация будущим – ведь это и есть историческое прошлое.

Перейдя к коммунизму, можно рассуждать таким же образом. Состоится он или не состоится, был открытый вопрос. Но вопрос, который сформировал конкретику пролога. Можете поносить Ленина, но вам не изъять того, что состоялось. Коммунизм дал допинг нацизму, и он же вскормил антинацистское Сопротивление. А Сопротивление дало Бомбу как символ антифашизма и базис политики послевоенного человечества.

Я обсуждаю твою мысль: можно ли говорить, что все это было внутри какого-то незавершенного цикла? Но когда возникла речь, цикл выделения из предчеловечества тоже не был завершен. Еще царила выбраковка видов.

Давай вынесем предрешенность за скобки – ее или никогда не было, или она всегда возникает как доминанта процесса. Любой человеческий процесс имеет свою доминанту и хранит ее, пока остается собой. Говоря о предрешенности, мы не отрицаем измеримости ее силы, а значит, есть предел доминирования! Раз процесс человеческий, то и ситуацию может разомкнуть человек.

Застывший Мир-ситуацию можно включить в превосходящее мощью целое, сломив местную предопределенность! Соподчинив ту большему циклу. Теоретически неким сверхусилием человек, даже оставаясь в рамках исторического горизонта, может накликать второе пришествие.

Или Христогенез Тейяра.

Да. Человек может сдаться локальной обреченности, а может раздвинуть горизонт до человечества, не покинув места прописки. Разве не прометеев миф русского человечества сформировал нас с тобой? Жизнь можно расширить. Сколь угодно! Всегда.

Да, да. Человек может стать больше себя самого. То, что люди нашли возможность вносить коренные поправки к своему участку вселенной, поразительно! Мы недооцениваем поразительность этого, переоценивая степень собственной новизны.

Но есть один ограничитель, который одновременно и разрешающая способность. Благодаря уплотнению исторического времени – штуки таинственной, но реальной – идет смена доминант. Смена доминанты в истории не дожидается полного ее исчерпания. Та доминанта, что несла в себе сверхусилие и принципиальный шанс достичь цели, отменяется, далеко еще не будучи завершена.

Смена доминант не диктует нам особого долженствования, это случайность их износа. Зато вопрос о «коренной правке вселенной» – это личный выбор. Я выступаю адвокатом одного твоего принципа против другого твоего же: я за непредрешенность! Я против утешительных исторических алиби, как «триумф нового», «решающий перелом». Что вообще решено в этой России? Какой такой опыт нами получен за последние пять лет? Наоборот, утрачен весь прежний опыт. Ты узнал что-либо, о чем не знал и что мы не обсуждали с тобой еще лет десять тому назад?

Ничего. Они пустые, эти новые времена.

Но люди, находящиеся ниже уровня мировых задач, включены в их решение.

Всегда было так. ХХ век благодаря идее и технике всеобщего уничтожения придает контрастность несоответствию – мелкий человек может нажать ядерную кнопку. Кстати, он может ее и не нажать, что неоднократно случалось.

Раз есть безумный механизм, замкнутый на две-три точки в мире, то эпицентр безумия ищи возле этих точек. В послевоенные годы подступали к тонким вещам: например, к самоценности жизни как международно-правовой норме. Декларация прав человека, родовая защита от геноцида. А сегодня вновь отброшены к временам Марии Медичи, когда нельзя убивать человека, только если он твой человек. Но и в ту старину бывали дипломатические протесты, например против Варфоломеевской ночи. А что теперь, когда убить очень нужно? Что остановит бойню в Сомали, бойню в России?

Сегодня убийство несет причину только в самом себе, и в этом смысле опять беспричинно.

036

Телепропаганда перед референдумом. «Некрофил Хасбулатов». Концерт за Ельцина на Красной площади. Секс-бомбы, Хазанов, Боннэр, «Да-Да-Нет-Да!».

Михаил Гефтер: Ты много пропустил. Показывали художественно-философское пропагандистски рафинированное телешоу, посвященное злобному человеку-некрофилу Руслану Хасбулатову.

Глеб Павловский: Некрофилу?

Да, таков принцип нынешней монтировки. Кусками шел ансамбль Александрова, который что-то исполнял. Я по тугоухости не уловил связи ни с фильмом, ни с Хасбулатовым, зато потом кусок из «Гамлета» в исполнении Смоктуновского. Гамлет что-то говорил, вероятно, тоже про Хасбулатова.

По какому принципу их объединили? Гамлет тоже некрофил?

Принцип, что Хасбулатов людей считает за червяков. Шел назойливый рефрен, что люди, которые его не устраивают – «люди-червяки», – вызывают у него желание вычеркнуть их из жизни. И в то же время сам он признал, что часто думает о смерти. Отсюда Гамлет. Вел толстяк, похожий на Соколова, не знаю. Такое вот моралите против Хасбулатова. Длинное странное произведение, которым его превращают в демоническую фигуру. Навстречу референдуму!

Зачем ты это смотрел? Это же порнография.

Это способ вышибить из себя желание взять чью-то сторону. Притом что сторону взять нельзя, а другого способа участвовать в политике нет.

Ах, если бы ты смотрел еще и концерт в пользу Ельцина! Закачаешься. Секс-бомбы двигали бедрами, крича «Президента! Президента!» Боннэр в каком-то капюшоне выступила, с таким же примерно текстом.

На концерте Боннэр была? Замечательно!

Это самое замечательное. И невозможный Хазанов читал «Красную шапочку». Толпа бесчинствует, все виляют задами, молодые кричат «Президент!» и машут руками. Красная площадь полна.

Ну что ты, такое зрелище!

С церковной музыкой вперемешку. Сначала хор Минина, что-то церковное, потом на слова Вознесенского что-то, потом распутные девки, а после Боннэр. У той пунктик ненависти к Горбачеву, и она больше говорила про него, какое тот ничтожество, и как доверяет она наилучшему из президентов, потому что «Ельцин наш человек».

Речь человека, целующего кольцо босса. Очень интересно, в каких все формах идет… Мы с тобой думали, что дно достигнуто и дальше некуда. Духовная картина казалась сравнительно ясной. К началу 80-х годов набор болезней с их возможной клиникой казался нам понятным, не так ли?

Да.

А то, что болото вскипит, породив новые напасти, но само не проснется, этого мы не знали. Сон разума отрастил российские зубы.

И с периодичностью метронома по телевидению бубнят: «Да, да, нет, да! Да, да, нет, да!..» Часами!

Это чтобы ты не перепутал, когда пойдете голосовать за Ельцина вместе с членами Президентского совета.

Лето
Русский вопрос как вопрос о власти

037

Провинциальная Россия. Царство бартера. Старые и молодые хищники. Лев Тихомиров и проблема государственных учреждений. Разложение сталинской власти, случай Тюмени. Самопоедающий сталинизм с демократическим флажком ♦ Чем может быть государство в России? Русский вопрос.

Глеб Павловский: Безумно интересно, куда идет пока не затронутая событиями не-Москва. Ведь провинциальная Россия не проходила то, чем трясло Москву. Она не обольщалась, и она не разочаровывалась. Задача выживания переориентировала власти с директив центра на зообиологию человека. Плавно, с сохранением прежних хозяев на местах. Почти всюду первый секретарь горкома стал главой администрации.

Михаил Гефтер: Мне рассказывал знакомый, чем держится Свердловская область. Говорит, понимаете, у нас все на бартере. Связи экономические порваны, все на натуральном обмене. Самые предприимчивые бывшие инструктора горкомов и обкомов – те всех знают, и их все знают. Связывают производства, меняют то на это, как могут. Кадры обновились, много молодых людей. Самые хищники из комсомольских работников!

В этой связи вспоминаю один архивный документ «Народной воли», письмо Льва Тихомирова¹ 1880 года. Тогда как раз была пауза в терроре, с приходом Лорис-Меликова² они прекратили террористические акты. С конституционалистами даже связались. И есть письмо Тихомирова о том, что мы, революционеры, проморгали проблему учреждений. Никто у нас не знает учреждений! А без этого знания как будем переделывать Россию? Пора срочно разобраться, каковы учреждения империи и как они работают.

Та гигантская махина сталинская, которая по приказу могла за день перебросить завод по воздуху на вертолетах, стала разлагаться. При Брежневе власть превратилась в товар. В планировании, в грандиозной системе служб по отбору и перераспределению ресурсов пошли структурные метастазы.

У меня был знакомый экономист по размещению производительных сил – один из тех, кто спас от затопления район Тюмени, где теперь добывают нефть. Уже были данные, что там есть нефть и газ, но кто-то решил строить ГЭС и затопить земли. Ему тогда удалось спасти, хотя у секретаря обкома патрон был членом Политбюро. Он в государственной экспертизе говорит: «Зачем вам плотина?» – «Как зачем, а у соседей?» – «Нет, вам-то зачем?» Ему говорят: «Просчитали, все окупится». Он им: «А нефть, которую вы затопите, посчитали, сколько она стоит?» Каждый секретарь обкома желал, чтобы у него была самая высокая плотина. Сколько при этом загубили земли!

Понимаешь, система стала самопоедающей и страшной. Теперь ее в виде развалин сохраняют, но предмет деятельности стал окончательно непонятен. А непонятный предмет в России всегда предмет власти. Это один из центральных вопросов. Демократы на нее нацепили флажок демократии, одновременно удвоив свое презрение к людям. И удивляются, что число чиновников растет!

Тут встает проблема всерьез теоретическая, русский вопрос. Это вопрос о том, что будет представлять собой государство в России? Государство все-таки система учреждений с определенными функциями, границами компетенций. А у нас привыкли, что государство – это нечто везде и всюду, пока не отомрет. В юности я любил идею отмирания государства, она мне была по душе. И только в зрелые годы подумал: боже мой, как чудовищно сработала эта идея в ее сталинской версии!

Вроде бы все через это прошли, всё знаем на своей шкуре. Но обсудить известное никто не смеет. Демократический бред в газетах не позволяет осмыслить, как с этим справиться.

038

Национальная Россия – фикция. «Фикция российской нации есть реальность нерусской власти». Протоцивилизационные различия русским надо поощрять. Право говорить о русских странах. «Нерусские анклавы в студне неопределившейся русскости». Укрупнение земель и новая реинтеграция. Опасность рецидива единой-неделимой в ядерном мире. «Москва-Кремль» против России. Ельцин, правящий безгосударственным пространством из Грановитой палаты, все делает «под верность», он сталиноподобен.

Михаил Гефтер: В Москве верят, будто символом довольства России стала колбаса. Но на первый план вышла проблема места России в мире и престижа всего связанного с российским как тем, с чем должно считаться. Политики уже пристраиваются, чтобы не выпасть на повороте. Национальная Россия – это фиктивная цель, реальностью могут стать только страны-цивилизации.

Глеб Павловский: Непонятно. Что это, нации в границах России?

Нет, не нации.

На сложности времени нет.

Не исключено, что нет. Но путь, какой сейчас провозглашается, – возьмемся за руки и по мановению Президента исполним новый гимн. Это путь в никуда. Ты гляди, с какой жалкой поспешностью либералы Москвы пристраиваются к формуле «единая и неделимая»! Толкаясь, боясь не попасть в ногу с простонародьем! У них еще и дикий страх перед Жириновским.

Фикция российской нации – это реальность нерусской власти. Никак им, видите ли, не прожить без Грановитой палаты! Представь себе, что власть переселят из Кремля, превратив тот в музей; в обычном здании их сброд вообще не смотрится.

Ты прав, в слове «нация» есть понятийная шероховатость, оно из XIX века. И зачем? Просто чтобы так себя называть? Все-таки нация – это ощутимая близость. Начинать сейчас исправлять императора Петра – это не пройдет. Нельзя быть близкими друг другу от Смоленска до Тихого океана. Вне русскости мы не близки.

Понятно. Зато непонятно, как стать близким хотя бы в пределах Северо-Запада или Нечерноземья.

Дав свободу и поощрив протоцивилизационные различия русских. Только так, если свести к самому ключевому моменту. Не исчерпываясь им, но обязательно вводя его. Да, таков ключевой момент. Хватит держаться за сталинскую систему областей.

Ну, это какие-то призывы. Проще укрупнить регионы.

Из деления на 25 краев тоже цивилизации не выстроишь. Страна не выстроится так, различия идут в более крупных пропорциях. Не могут быть калужская нация, владимирская нация, рязанская нация, смоленская. Это просто глупость. Поэтому есть резон и право говорить о русских странах. Есть Центральная Россия, у которой свое лицо. Европейская Россия, по отношению к которой Сибирь была пристяжной, но соотношение меняется. Почему? Понятно – нефть, газ, золото, алмазы и т. д. Но ведь Европейская Россия может заново стать собой за счет интеллекта Питера и Москвы. За счет современных наукоемких отраслей и просто за счет развития культуры и интеллекта, который сконцентрирован здесь в больших масштабах, чем на Востоке. И пойдет не усреднение, а выравнивание. Но для этого нужен новый масштаб.

Так ведь масштаб и есть исходный пункт. Почему бы не назвать его национальным?

Весь вопрос о «российской нации» вбит в административнобюрократическую теснину. Понятие «нация» до известной степени условное. Освободим его от восторженного оттенка: сказал «нация» – и встал на цыпочки, руку на сердце – и поешь гимн. Почему? Нация – историческая случайность, ограниченная временем и пространством европейского региона. Мир не состоит из наций. Китай не нация, Индия не нация тем более. Украина и Казахстан не будут нациями никогда. Наполнение сакральным смыслом простого политического термина вообще путает карты. Что в ней священного, в нации? Да, так сложилось в Европе и США. Есть в этом свои преимущества, есть минусы. Минусы самодовольства, прежде всего. Но, вижу, в тебе есть законный червячок сомнения.

Сомнения в силу того, что точка политической возможности для иного пройдена.

Потому что регионализация пошла неверно. В рамках административной структуры она не реализует русский прото-цивилизационный потенциал. России нет места в суверенных нерусских анклавах среди студня неопределившейся русскости. Протоцивилизационные различия существеннее. И разговоры о сепаратизме и федерализме неверны вообще. Вот, мол, как придет к власти прежняя номенклатура. А в Кремле какая сидит? Так лучше пусть будет власть на местах, где рядом с ней местный житель, который может сказать свое «фэ».

Но есть иное русло. Укрупнение до земель-стран, делающее возможным принципиально другую реинтеграцию. Идея, которую у меня стащил Жириновский.

Укрупнением цивилизаций не создают. Протоцивилизация – ответственная категория, они не росли бессознательно, как грибы. Прежде чем возникла цивилизация, всюду уже был набор цивилизационных амбиций.

Когда я знаю, куда идти, я оглядываюсь вокруг и что-то начинаю примечать. Беря за основу формы, типы, уклады человеческой жизнедеятельности русских, я вижу огромные различия.

Да, различия есть. Но это плазма, клетка без ядра, различия без центра развития. Цивилизация ведь немыслима без идентичности и восприятия других как внешнего мира.

Конечно. Как своего ближнего внешнего.

Ты приводил в пример цивилизацию русского Севера. Но русский Север не смотрит на Москву как на «свое внешнее».

Север в наибольшей мере себя утратил, верно. Но есть Сибирь. Это не книжное знание мое. Я бывал в Сибири и говорю: не похожи! Другие русские люди. Надо этой непохожести просто представить развитие. Дать культурную программу.

Прекрасно. Назови мне сегодня в Сибири сообщество или хоть пару человек, способных дать ей государственную перспективу. Кто – Боря Черных³? Миша Рожанский⁴? Стратегии нет. Она не выдвинута ни в одной точке России. А во-вторых, сохраняется неопределенность того, о чем мы говорим. И в основе неопределенности – какое реальное состояние регионализации является политически граничным для существования России.

Хорошо, обернем проблему иначе. Политическим фактом является тупиковость этой России. И опасность рецидива «единой и неделимой» в рамках ядерного мира. Отталкиваясь от зачатков русской суверенности и отвечая существующей угрозе, мы ищем альтернативу. Альтернатива срабатывает через невозможность. Единая неделимая не несет будущего для России, она его лишает. Здесь есть ресурс.

Позволь мне это перевести на политический язык. Ты говоришь Москве – пусть убирается в сторону?

Москва-Кремль, да, она должна себя убрать. Не Москва, а именно «Москва-Кремль».

Это какая-то другая, неведомая ныне Москва. В известной тебе в Кремле сидит Ельцин и ты с Президентским советом.

Ужасно работающий фантазм, эта «Москва-Кремль – Президенту России». Ельцину важны Грановитая палата и Георгиевский зал, чтоб хоть чем-то казаться.

С какой гордостью он говорит, как понял значение Кремля, когда ему предложили разместиться в Белом доме! И тут его великая интуиция подсказала, что этого делать нельзя. Вот проблема, договорим ее до конца. Твои региональные цивилизации не состоятся, пока им не придется выплывать. Пока не лишатся Москвы как крючка для своих иллюзий, фобий и комплексов.

Что ж, мы формулируем некоторую не исключенность, с опережающей альтернативой. Как таковой ее еще нет. Но мы знаем, что регионы сами не выплывут к русскому цивилизационному уровню, пока мираж «Москва-Кремль» не растает. Тогда нас снова ждет булгаковский финал в гибнущей Москве. Либо мы успеваем предложить опережающую альтернативу. Ведь то, о чем ты говоришь, несет бедственные последствия.

Ну еще бы!

По крайней мере, мы ведем с тобой этот разговор. Мы друг друга более чем знаем, и разговор содержателен. Но когда я разговариваю с публикой в Кремле, я не вижу там содержательности вообще и мне нечего им возражать. Что возразить, когда слышишь: «Михаил Яковлевич, это опасно, они там все местные красные бароны!» Местные бароны противны, но малоопасны. Опасен Ельцин, усевшийся посреди современного мира, правя безгосударственным пространством из Грановитой палаты.

Если бы разговор ты вел не со мной, исчезла бы и его комплиментарность. Тебя спросят: чем твоя опережающая альтернатива станет для Москвы, если не формой суицида десятимиллионного региона? Разве Москва виновата, что в ней две трети чиновников? Что ей, резню чиновников устроить? Москве надо чем-то жить. Чем ей жить, если ничем, кроме как столицей, она быть не умеет?

Если убрать ее повадку отбирать отовсюду свежие силы и свозить их сюда, в Большой театр и в Академию наук.

Не она их везла – сами едут! Не в эшелонах же их сюда свозили. И не в Академию наук, а в кабинетики власти.

Понятно. Но почему город с таким населением должен жить придатком к «Москва-Кремль»? Москва может зажить самостоятельной жизнью. С этой точки зрения Лужков не худшее. То, что он тяготеет к Москве как к городу, хорошо. Москва, пока столица, не город. Она не для москвичей. Ладно, при Сталине и потом жила за счет столичных привилегий. А теперь, когда привилегии убрали, а городом она так и не стала, легко впасть в маразм. При участии псевдоинтеллигентов, клюющих у Лужкова с руки.

А кому вывозить русских, бегущих из Средней Азии? Оренбургской области этим заниматься?

А кто справится с зреющей на почве унитарности войной Кавказа с Центром? Я не так глуп, чтоб не видеть, что все сопряжено с риском. Наихудший риск в бесполезной трате энергии на мнимости. Сегодня захлопнули Росселя с Уральской республикой⁵, а завтра Ельцин скажет другим: почему бы вас, собственно, не укрупнить? Нельзя же от московского самодурства зависеть. Даже пока оно идет в твою пользу.

Это не самодурство, это определенная игра. Москва хочет укрупнять отдельные регионы для усиления собственных позиций. Это даже одной из стратегий централизации может стать.

Ну да, под своего человечка. Конечно, может, но надо нечто этому противопоставить. Ельцин напрасно поддался на уловку верного ему Росселя убирать. Который, вообще-то, не бог весть что.

Понятие «верного» для Ельцина недостаточно. Он, как царь Павел, считает: мне верен тот, кого я в данный момент признаю верным. И это работает.

Это, кстати, его руководящий критерий. Все, что делает, Ельцин делает под верность себе. Кстати сказать, он очень сталиноподобен, при всех различиях.

Да, это в нем сильно. Твой Сталин из него вовсю прет, правда в вегетарианской версии Ельцин – это Сталин без крови.