Текст книги "Что скрывают мутные воды"

Повисает долгая пауза, пока мы осознаем, что он только что сказал. Детектив Роджерс снова оборачивается ко мне:

– Ты доставил куче людей кучу хлопот. И обвинил невиновного.

Детектив Роджерс выпрямляет спину и щелкает пальцами. Тут детектив Уэст задает мне вопрос, и его лицо принимает раздраженный вид.

– Почему ты решил, что он причастен, Билли? Мистер Фостер, я имею в виду?

Это первый вопрос, который мне задают по-настоящему, и он ставит меня в тупик. Причин масса, и я не могу определиться, какая из них главнее.

– В школе, – начинаю я, еще не успев толком подумать, – другие ребята называют его педофилом. И я видел его на пляже в ту ночь. Он рыбачил. А еще он хромает. Это подозрительно.

Последние слова я не собирался говорить. Опускаю глаза и смотрю в стол.

Уэст вздыхает. Бросает взгляд на Роджерса – тот качает головой.

– Слушай, Билли, – говорит она. – Мы понимаем, что ты пытался помочь. Ты все неправильно понял, но намерения у тебя были добрые.

Она поворачивается к детективу Роджерсу, и он кивает. Тогда Уэст продолжает говорить:

– Филип Фостер был учителем. На континенте, в одной школе с очень строгими правилами. Там была ученица – четырнадцатилетняя девочка, – которая выдвинула обвинения против него. – Делает паузу, чтобы перевести дух. – Мы все проверили. Обвинение не подтвердилось. Нет ни свидетелей, ни доказательств – ничего. А эта девочка и раньше придумывала всякое. – Она смотрит на моего отца. – Возможно, рассердилась на него за что-то. Этого мы не знаем. Но никаких мер против него не предпринималось. Обвинение отклонили.

Уэст снова делает вдох, словно следующий кусок будет трудным.

– Вот только отец девочки этим не удовлетворился. Однажды он проследил за Филипом Фостером после уроков до дома и напал на него с бейсбольной битой. Переломал ноги, прежде чем его оттащили. Мистер Фостер с женой приехали на остров, чтобы начать жизнь с чистого листа.

Тут вмешивается детектив Роджерс:

– И все шло удачно, пока не вмешался ты, Билли.

Он с упреком смотрит на меня. Кажется, собирается продолжить, но мне кое-что приходит в голову.

– Я же видел его! – перебиваю я детектива. – Пускай на континенте он ничего и не сделал, я видел минивэн мистера Фостера в ту ночь, когда Оливия пропала. И его рыбацкий фонарь на пляже. Он был сам по себе, один на пляже, когда она исчезла. В темноте. Как же вы можете быть уверены, что он этого не делал?

Детектив Роджерс меряет меня долгим взглядом. Потом перебирает стопку бумаг на столе перед собой и достает оттуда листок.

– Филип Фостер был на пляже Силверли в ту ночь. Рыбачил до половины одиннадцатого, после чего бросил, поскольку ничего не поймал. Потом, до четверти двенадцатого, выпивал на вечеринке с несколькими знакомыми, включая некоего Брайана Ричардса. – Роджерс поднимает глаза на отца. – Он же ваш сосед, мистер Уитли, верно?

Отец ничего не говорит.

– Дочь мистера Фостера тоже была на вечеринке, и они уехали вместе, около четверти двенадцатого. Отправились прямиком в Ньюли и прибыли домой незадолго до полуночи. Его жена подтвердила, что до утра он больше никуда не отлучался. Филип Фостер непричастен к исчезновению Оливии Каррен.

И в этот момент раздается стук в дверь. Я едва замечаю его, но детектив Уэст встает. Детектив Роджерс не спускает с меня глаз.

В молчании мы сидим, кажется, целую вечность. А потом, когда детектив Роджерс уже открывает рот, чтобы снова заговорить, детектив Уэст обращается к нему от двери:

– Роджерс! Тебе стоит подойти. Кое-что появилось.

Глава 39

Наскоро выпив по стаканчику кофе, детективы Уэст и Роджерс поспешили в переговорную, где собрался, кажется, весь департамент полиции острова Лорни. На стене там уже повесили экран, и проектор отбрасывал на него бледную фотографию руки, грубо отрезанной по предплечью. Хотя в комнате яблоку негде упасть, там повисла грозная тишина. Лейтенант Лэнгли и шеф Коллинз стояли перед экраном, дожидаясь, пока все рассядутся.

– Опустите жалюзи, будьте добры, – распорядился Лэнгли, пока шеф оглядывал переговорную. – И побыстрее.

В комнате стало темно. Изображение на экране проступило отчетливее: желтые, фиолетовые и зеленые тона стали насыщенней. Все они были неестественными. А фотография – тошнотворной.

– Думаю, просить вашего внимания необходимости уже нет, – сказал Лэнгли. Ответа он ждать не стал. – Как вы все знаете, сегодня утром на пляже в западной части Голдхейвена была обнаружена кисть руки с частью предплечья, принадлежащая молодой девушке. Заключения судмедэксперта придется немного подождать, но, судя по родинке вот здесь, – он постучал пальцем по экрану, отчего тот закачался и изображение исказилось, – практически нет сомнений, что это рука Оливии Каррен. Более того, и без экспертизы можно сказать, что руку отрезали намеренно. А это означает, что теперь мы расследуем убийство.

По переговорной пробежал шепоток, и Лэнгли заговорил громче:

– По степени разложения можно заключить, что Оливия умерла сразу после исчезновения, двадцать восьмого августа этого года. Но руку отрезали позднее, вероятно, на прошлой неделе. Более точное время станет известно, когда эксперты закончат.

Лэнгли сделал паузу и обвел переговорную взглядом.

– Сразу должен сказать: это никоим образом не связано с информацией, полученной детективом Роджерс и детективом Уэст относительно жителя Силверли Филипа Фостера. Знаю, многим из вас пришлось попотеть, проверяя эту версию, но настал момент двигаться вперед. – Он сочувственно глянул на Роджерса, а потом на Уэст – уже жестче. – Итак, какие будут соображения?

В переговорной повисла тишина. Потом все заговорили разом.

– Как именно отрезали руку? – спросил один из детективов.

Лэнгли развернулся к нему.

– Экспертиза покажет точнее, но я бы сказал, каким-то зазубренным ножом.

– А это не мог быть хищник? Акула, например?

– Нет.

– А если лодка? Она не могла попасть под винт?

– Нет. Это видно по отметинам. – Лэнгли ткнул пальцем в экран, словно тут и сомнений быть не могло. – Тот, кто это сделал, отнюдь не профессионал. Если, конечно, он не резал вслепую.

– Где именно нашли руку? – выкрикнул кто-то из патрульных.

– В воде в приливной полости. Дети наткнулись, случайно. Перепугались до полусмерти.

– А если точно, то где? – перебила Уэст.

– На пляже Голдхейвен, – ответил Лэнгли.

– Это же туда приходит паром? – уточнил Роджерс.

– Да, – подтвердил Лэнгли, начиная раздражаться. Вроде как все должны были это знать.

Снова заговорил патрульный:

– Береговая линия за Голдхейвеном – это сплошь пещеры и скалы. Удобное место, чтобы спрятать тело.

– И очень неудобное, чтобы потом его искать, – вставил другой.

– Еще хуже будет, если тело придется искать по частям, – хмыкнул Лэнгли.

Патрульные переглянулись. Они прекрасно знали, кому поручат поиск – им, конечно же.

– Какие там течения? – спросил первый. – В смысле, его не могло вынести туда с другой стороны острова?

Другой патрульный покачал головой. Он дольше всех работал в участке и был заядлым рыбаком. Течения он знал как свои пять пальцев.

– Не могло. Все, что попадает там в воду, уносит на север или на юг, но точно не к другому побережью.

– Все равно проверьте. Уточните у береговой охраны, – вмешался шеф Коллинз, обращаясь к лейтенанту Лэнгли. Тот кивнул. – Я не хочу, чтобы кто‐нибудь еще наткнулся на расчлененные останки, – заявил он, и в переговорной снова повисла пауза. На этот раз долгая.

– А что, если будет только рука? – в тишине задала вопрос Уэст. – Что, если мы не найдем остальное?

Лэнгли покосился на нее:

– В каком смысле?

– Я хочу сказать, кто станет просто так отрезать трупу руку? Причем с родимым пятном? – спросила Уэст. Взгляды всех присутствующих обратились к ней.

– Ты о чем? – вмешался Роджерс. – Не понимаю…

– Я и сама не знаю, но… Зачем отрезать руку спустя недели после убийства? – спросила Уэст. – Какой в этом смысл?

– Убийца вернулся и попытался избавиться от улик? – предположил Роджерс, но голос у него был не очень-то уверенный.

Возникла новая пауза. На этот раз прервал ее Лэнгли:

– Естественно, нам нужно больше информации. Мы с шефом уже обсудили следующие шаги. Первое, – он поднял в воздух указательный палец, – надо найти ее – либо все тело, либо расчлененные останки, которые могло смыть в океан. Скоординироваться с береговой охраной. Переговорить с местными рыбаками. Если потребуется, проконсультироваться у океанологов в университете. Обозначить участок местности, откуда могло вынести руку, и составить план поисков. Мы должны найти ее прежде, чем это сделает кто-то другой. Второе. Голдхейвен теперь – наша область расследования. Раньше у нас не было причин сосредоточиться на нем. Что ж, теперь они появились. Надо обойти все дома. Выяснить, не видел ли кто чего-нибудь подозрительного. Причем как за последние две недели, когда предположительно была отрезана рука, так и в августе, когда девочка пропала. Роджерс, Уэст, этим займетесь вы. Третье. Дело Каррен становится главным приоритетом нашего департамента. Все остальные мы откладываем. Абсолютно все. К нам уже приковано внимание всей страны – благодаря мистеру и миссис Каррен. Представляю, что будет, когда новость опубликуют. Поэтому я хочу, чтобы следующие заголовки гласили: мы поймали убийцу. Это ясно?

Лэнгли помолчал несколько секунд, но все в переговорной так и сидели не шелохнувшись.

– Что ж, за работу! Сидя здесь, мы никого не поймаем. Собирайтесь и отправляйтесь.

Он отключил проектор, и экран снова стал белым.

Глава 40

Роджерс вел машину к Голдхейвену. Оба они сидели молча, погруженные в раздумья. Пляж был огорожен, патрульные расставлены на каждых пятидесяти шагах вдоль короткого променада. Они разворачивали редких туристов, еще оставшихся на острове.

Из-за прилива полость, где нашли руку, скрылась под водой. Однако полицейские обыскивали линию прибоя буквально по миллиметру, копаясь в водорослях, перемешанных с мелким мусором и фрагментами пластика. Пляж не был особенно красивым: короткая полоска песка заканчивалась грудами валунов, переходящими в отвесные скалы – те образовывали устье бухты. Уэст оказалась на Голдхейвене впервые с тех пор, как на пароме прибыла на остров. Тут она поняла, насколько красив Силверли с его белыми песками, тянущимися на несколько миль в обоих направлениях.

– Идем. Лучше будет двигаться, – обратился к ней Роджерс.

* * *

Они разделились – каждый со своим списком улиц, – и Уэст начала стучаться в двери домов. Больше половины из них стояли пустыми. Там, где были люди, никто ничего не видел. Потом одна женщина пригласила ее войти. Шепотом она сообщила Уэст, что заметила зеленый минивэн, который стоял неподалеку от ее дома примерно с неделю, тогда же, когда пропала Оливия.

– Почему это показалось вам странным? – спросила Уэст.

– Потому что раньше я его не видела, – прошептала женщина в ответ.

– Вы знаете, чей он?

– Нет.

– Есть еще какие-то причины, по которым вам кажется, что он может иметь отношение к пропаже девочки?

Женщина задумчиво нахмурила лоб.

– Нет, – ответила она наконец.

– Хорошо… Номер вы, очевидно, не записали? – поинтересовалась Уэст.

Женщина покачала головой так печально, словно ее промашка могла дорого обойтись.

Это ничего не значило – скорее всего, ничего, – но информацию следовало запротоколировать, как и все остальное. Цвет автомобиля, марка. Потом их придется занести в базу данных, над которой Роджерс с Уэст корпели предыдущие три месяца и которая теперь оказалась бесполезной.

Так оно и продолжалось. Дверь за дверью, человек за человеком. Час за часом.

* * *

– Есть что-нибудь? – спросил Роджерс, когда стучаться в дома стало уже поздно и они встретились снова.

– Не-а, – пробормотала Уэст.

– Ты в порядке? – поинтересовался Роджерс.

– Конечно, – ответила она.

По дороге назад в Силверли они почти не разговаривали. Через какое-то время Роджерс включил радио. Мужской голос, полный энтузиазма, вещал, что сейчас находится на острове Лорни, где полиция сосредоточила поиски на портовом городке Голдхейвен.

– Ранее этим утром шеф полиции Ларри Коллинз подтвердил печальные известия об Оливии Каррен, пропавшей девочке-подростке, про которую стало известно, что она погибла практически сразу после исчезновения – самая худшая из возможных новостей для ее родителей. Это произошло на том же самом пляже, где вчера была обнаружена страшная находка, отрезанная рука Оливии.

Шеф Коллинз не дает комментариев по поводу того, что означает это открытие для хода расследования и приблизило ли оно полицию к разгадке тайны, мучающей остров в последние несколько месяцев. Однако нет никаких сомнений, что находка сильно увеличит давление на департамент, который и так подвергается критике за медленный прогресс по данному делу…

Роджерс выключил радио и тяжело вздохнул.

– Я бы выпил пива. Может, притормозим где-нибудь?

Уэст покрутила головой, разминая шею, насколько позволял подголовник.

– Ты езжай. Только забрось меня в участок, пожалуйста.

– Да ладно! Давай по бокальчику, а?

Уэст не ответила.

– Уверена, что с тобой все в порядке? Какая-то ты тихая. Я думал, ты будешь в восторге… У нас появилась зацепка. Теперь это настоящее расследование.

– В восторге? – резко воскликнула Уэст. – Девочка мертва. Мы опоздали.

Роджерс побарабанил пальцами по рулю.

– Ладно тебе, Джесс. Мы знали это три месяца назад. Зато теперь нам есть что расследовать. И зацепка имеется. Есть шанс поймать этого гада.

– Думаешь? А может, в этом и проблема? – с горячностью откликнулась Уэст. – Какого черта мы ходим по домам, а? Почему бы людям Лэнгли этим не заняться? Ведь мы пыхтели над этим делом целых три месяца, в одиночку! А теперь он опять на коне…

Она остановилась, не закончив.

– Лэнгли возглавлял расследование с самого начала. И чего ты ждала? Дело становится самым громким из всех, что случались на острове, так с какой стати ему передавать его парочке приезжих? Брось. Пойдем вдарим по пивку. Похоже, тебе оно не повредит.

Уэст промолчала.

– Слушай, я не говорю, что не согласен с тобой. Но теперь мы хоть сдвинулись с мертвой точки. Пошли. Выпьем пива и вместе поворчим.

– Не могу, – ответила Уэст. – Мне надо в участок, закончить с бумажками по тому мальчугану.

Роджерс нахмурился:

– Что-что?

– Написать отчет, – вздохнула Уэст. – И внести его отпечатки пальцев в систему. Вряд ли это имеет какое-то значение, но шеф просил меня заняться этим на случай, если мальчишка еще куда-нибудь сунет свой нос.

– Боже, Джесс, зачем самой-то это делать! Главная заповедь нашей работы – когда наваливается какое-нибудь дерьмо, делегируй. Оставь записку Дайане. Пусть потрудится немного. Ну же! Идем! Всего один бокальчик! – Он почувствовал, что одерживает верх, и хитро ей улыбнулся. – Один несчастный бокал.

– Черт с тобой, – вздохнула Уэст. – Один.

Роджерс расхохотался.

– Что еще? – спросила Уэст.

– Да ничего. Просто подумал: мальчишку мы перепугали до усрачки.

Глава 41

Они возвращаются в комнату, и детектив Роджерс начинает говорить, даже не присев:

– Билли. Позволь, я кое-что тебе объясню. Я не хочу тебя больше видеть. Не хочу даже слышать о тебе. Не приближайся к Филипу Фостеру и вообще к этому расследованию. Никогда. Ты меня понял?

Я ничего не отвечаю. Они не рассказывают, что узнали, пока уходили, но оба явно торопятся.

– Теперь вы, мистер Уитли. Вам надо получше присматривать за парнишкой, иначе вы упустите его. Мы поняли друг друга?

Я гляжу на отца: он кивает.

– Хорошо. Детектив Уэст проводит вас к выходу.

Он выходит из допросной. Женщина-полицейская провожает нас с отцом до стойки. Отец подписывает какие-то бумаги, и мы с ним оказываемся на улице. Внезапно остаемся один на один вдвоем. Поверить не могу, как быстро все произошло.

* * *

На воздухе мне становится немного лучше, но я все равно боюсь, потому что отец по-прежнему в гневе, а рядом никого нет, чтобы его успокоить. У него нет пикапа, потому что в участок его привезли полицейские, так что нам приходится ловить такси. Отец спрашивает водителя, сколько будет стоить поездка до дома, и тот отвечает: тридцать долларов. Отца это злит еще сильнее, и всю дорогу он со мной не говорит. Поэтому я просто сижу, уставившись на свои ноги, и стараюсь не возиться. Когда мы добираемся домой, я скорей бросаюсь наверх, но отец останавливает меня.

– Сейчас же сядь, парень. Теперь моя гребаная очередь кое-что тебе объяснить.

Я подчиняюсь и занимаю стул как можно дальше от него за кухонным столом. Отец, правда, не садится. Ходит по кухне взад-вперед. Дойдя до стены, ударяет в нее кулаком.

– Полиция. Гребаная полиция. Понятия не имею, почему они так запросто нас отпустили. Я думал, нам конец. Гребаное дерьмо! Я думал, они… – Он замолкает и подходит ко мне вплотную. – Ты не должен привлекать к нам гребаное внимание, Билли. Не должен, и все тут. Тем более когда…

Внезапно он отворачивается и бьет кулаком по шкафчику на стене, где мы храним чашки. Шкафчик подскакивает, перекашивается, и изнутри раздается звон. Зато отец немного приходит в себя. Он стоит, таращась на шкафчик, потом переводит взгляд на свой кулак. На костяшках у него кровь. Потом в шкафчике опять звенит: наверное, осколки чашки падают на дно. Никто из нас не говорит ничего об этом.

– Ты не можешь так делать, Билли. Привлекать к нам внимание подобным образом. Я тебе разве не говорил? Не объяснял тысячу раз, что мы должны вести себя тихо? Ты понятия не имеешь, кто может нас искать.

Я не совсем понимаю, что он имеет в виду. Не знаю, что ответить, но тишина меня пугает.

– А кто может нас искать?

Сначала отец молчит. Он садится и прячет лицо в ладони. Потом медленно произносит:

– Никто. Никто не ищет тебя, Билли. Никто не ищет нас.

Я не представлю, что происходит, поэтому молчу. Спустя минуту, кажущуюся мне вечностью, отец убирает руки и снова смотрит на меня.

– Как я мог не знать, во что ты ввязался? Я что, плохо присматриваю за тобой?

И какого ответа он ожидает? Его слова не имеют смысла: он не присматривает за мной, я присматриваю за собой сам. Я растерянно морщу нос.

– Я пытался хорошо воспитывать тебя, Билли. Просто ты… Совсем не такой, каким я рассчитывал тебя вырастить. Понимаешь? Если б ты знал, от чего я отказался ради тебя…

Отец трясет головой и негромко смеется. На столе от его костяшек остается пятнышко крови.

– Мы справимся. Ты и я. Заживем куда лучше. Будем вместе проводить время. Как раньше. Помнишь, как мы искали серебро на Нортэнде? Вот и придумаем что-нибудь в этом роде.

Его глаза перебегают на серф, который он мне купил, – тот так и стоит, прислоненный к стене и, как я надеялся, забытый.

– Будем заниматься серфингом. Точно. Я тебя научу. Я мало что хорошо умею в этом мире, но серфинг – это мое.

С этими словами отец начинает плакать. Крупные тяжелые слезы набегают ему на глаза, катятся по щекам. Сначала он их не замечает, потом вытирает ребром ладони и громко хлюпает носом.

– Ладно, давай беги к себе, пацан. А я приберу этот гребаный мусор.

Он подходит к шкафчику и открывает дверцы. Дождь битого стекла сыплется на столешницу, а с нее – на пол. Отец бормочет ругательство, а потом вдруг смеется.

– Позже поговорим, хорошо?

Совершенно сбитый с толку, я устремляюсь наверх, пока он не передумал.

Глава 42

Только что видел новости. Может, я и ошибался насчет мистера Фостера, но был прав в том, что Оливия Каррен мертва. Нашли часть ее тела на Голдхейвене. Наверное, поэтому полицейские и бросили внезапно меня допрашивать. Узнали про находку.

Большую часть ночи я проплакал. Никак не мог остановиться. Думал о том, что произошло в полицейском участке и что сказал отец, и, хотя не понимал, почему плачу, слезы текли и текли. Я совсем не спал.

Утром даже не спускаюсь вниз. Я пропускаю школу, но, к моему удивлению, отец не поднимается, чтобы сказать мне одеваться. Когда я наконец прихожу на кухню, его уже нет. Однако он попробовал прибраться. Шкафчик снят со стены и стоит на полу; наверное, отец починит его позднее. В мусорном ведре полно осколков, а на столешнице – открытая банка консервированного супа. К ней прислонена записка от отца. Я сажусь за стол и читаю ее.

Привет, Билли.

Прости, что вчера вышел из себя. Сам понимаешь, был в шоке. Сегодня ушел пораньше, но потом мы проведем время вместе, только ты и я. Опробуем твою новую доску, согласен?

Люблю тебя.

Папа

Я ем суп, и время от времени у меня из глаз снова начинают литься слезы. Я заставляю себя думать. Надо понять, что произошло на самом деле.

Сначала я размышляю об Оливии Каррен. Она мертва, но погибла совсем не так, как я предполагал. Мистер Фостер не убивал ее. Мои догадки оказались ложными. При мысли об этом я краснею. Надо же было так все запутать! Но, в конце концов, это не моя вина – я же собрал столько доказательств… Однако если ее убил не мистер Фостер, то кто?

Дальше мои мысли обращаются к отцу. Почему он так разозлился? То есть я понимаю, что он мог немного разволноваться, но таким, как вчера, я его никогда не видел. Обычно он не ругается при мне, а тут использовал слово «гребаный», да не раз. Опять же, этот шкафчик… Такое ощущение, что он хотел ударить меня. И куда он пропал в такую рань?

* * *

Весь день я не выхожу из дома. Просто сижу и думаю. Когда на кухне мне становится неуютно, поднимаюсь к себе в комнату. Замка у меня нет, но я придвигаю к двери письменный стол, чтобы ее нельзя было открыть. И продолжаю думать. Сижу и думаю. Постепенно кое-что начинает проясняться.