Текст книги "Что скрывают мутные воды"

Глава 16

Приятное чувство продолжается недолго.

– Билли, где, черт возьми, тебя носило?

Отец в гневе. Я еще только заезжаю на парковку, а он уже кричит на меня.

– Я тебя полчаса прождал! Искал и в кафе, и повсюду!

Жму на тормоз – и тут понимаю, что произошло. Дело в ветре: он изменил направление. Утром он дул от берега – это хорошо для волн, – но теперь переменился. Он дует на берег, и серферам это не нравится, потому что ветер рушит волны. За спиной у отца, стоящего, уперев руки в бока, мне видны пенистые рваные гребни, нисколько не похожие на те гладкие и аккуратные, что шли утром.

– Я говорил тебе не уходить далеко. Я тебе говорил. Быстро кидай свой треклятый велик в кузов, и поехали.

Уже открываю рот, чтобы рассказать ему про мистера Фостера и его жуткий дом, про то, как я собираюсь уличить его в том, что он похитил ее, или убил ее, или что-то там еще с ней сделал. Но слова не идут. Вместо этого я позволяю отцу схватить мой велосипед и молча смотрю, как он швыряет его в кузов, так что царапается краска. Сделай так я, он был бы вне себя. Отец запрыгивает в кабину и давит на газ, заставляя мотор взреветь. Я сажусь рядом с ним. Лезть в кузов я даже не пытаюсь. Когда отец в плохом настроении, мне там ездить нельзя.

– Господи, парень! – продолжает он, когда я захлопываю дверцу. – Да что с тобой такое? – Качая головой, спрашивает: – Знаешь сына Крейга, Джеймса? – Но ответить времени не дает. – Он каждые выходные серфит вместе с Крейгом. Даже когда волны громадные, пробует все равно. Пытается. А ты? Я тебя и близко подтащить к воде не могу… – Снова качает головой. – Вот скажи, что я делаю не так?

На самом деле, сравнение нечестное. Джеймс на два года старше меня, и он очень спортивный. Играет в школьной футбольной команде. И вообще, у отца куча приятелей-серферов! Почему для него так важно, чтобы я серфил вместе с ним? Я в молчании пристегиваю ремень и жду, пока минует буря.

– Куда ты ездил вообще? – говорит отец несколько минут спустя, когда мы едем по городу. – Мы каждые выходные бываем на пляже, и ты всегда занят… Где ты бродишь? Чем занимаешься?

Мы останавливаемся на светофоре – том же самом, где до того застрял мистер Фостер.

– Ну же, Билли, расскажи мне!

На этот раз он, похоже, действительно ждет ответа. Я усиленно соображаю. Он все еще в слишком плохом настроении, чтобы рискнуть сказать ему правду.

– Я уже рассказывал раньше, – отвечаю я. – Изучаю территориальные привычки крабов-отшельников…

Отец тут же меня перебивает:

– Господи боже! Ты все еще этим занимаешься? Иисусе! Ты ведь уже не ребенок, Билли! Ты не можешь просто…

Он отрывает обе руки от руля, но потом замирает. Надувает щеки и обхватывает лицо ладонями.

– Вот дерьмо! Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. – Он удивляет меня, резко ударяя ладонями по рулю.

Загорается зеленый свет, но мы не трогаемся с места. За нами кто-то гудит. Отец в ярости опускает стекло и высовывается наружу.

– Да пошел ты, придурок! – орет он на машину за нами. Но потом все-таки начинает ехать. Я слишком напуган, чтобы поглядеть назад – вдруг другой водитель полезет в драку, – но потом все-таки смотрю, и та машина сворачивает в сторону. Некоторое время мы с отцом сидим молча; он медленно едет вперед, а я притворяюсь, что гляжу в окно.

Несколько минут спустя, уже выехав из Силверли, отец внезапно останавливается на обочине. Дорога пустынная, вокруг нас никого нет. Долго-долго отец ничего не говорит. Просто сидит и таращится в пространство.

– Билли, прости, – наконец произносит он. Тон у него совсем другой. Гораздо спокойнее. Он выглядит усталым. – Я не хотел так срываться на тебя. – Отец вздыхает и снова замолкает. Слышен только ровный гул мотора под капотом пикапа. – Просто иногда я беспокоюсь. Понимаешь, Билли? – заговаривает он опять. – Беспокоюсь, что нас с тобой только двое и все такое… Что я не особо хороший отец. Беспокоюсь, что ты где-то болтаешься сам по себе.

Он бросает на меня косой взгляд и ждет, пока я не посмотрю на него в ответ.

– Даже не знаю, безопасно ли это… С тех пор, как та девочка пропала.

Я молчу. Даже не шевелюсь. Я сильно удивлен, что он внезапно вспомнил об этом.

– Ты понимаешь, о чем я? Это тяжело, жить здесь только вдвоем, да, я в курсе. Но мы должны держаться друг друга. Как-то постараться.

Не отвечаю.

– Я постараюсь ради тебя. Ладно, Билли?

Он смотрит на меня, но я по-прежнему ничего не говорю. И не смотрю на него.

– Билли!

Поворачиваюсь лицом к отцу. Но все равно молчу.

Отец несколько раз открывает и закрывает рот, словно пытаясь решить, что сказать дальше. Наконец у него вырываются торопливые слова:

– Слушай, дружище, я сегодня видел Пита на пляже. Знаешь Большого Пита? У него еще серф-магазин в Ньюли. Мы с ним поболтали немного, когда ветер переменился. Что, если нам с тобой прокатиться к нему после обеда? Выберем тебе доску. Твой собственный серф! Ну и все прочее, что положено. Здорово будет, правда?

Когда отец такой, единственный выход – соглашаться с ним. Вот только ничего подобного я не ожидал.

Глава 17

Думаю, пришло время рассказать вам про маму. Все-таки мы с вами уже неплохо друг друга знаем. То есть я расскажу то, что знаю про маму, а знаю я немного, потому что был еще совсем маленький, когда все произошло, а отец об этом говорить не любит. Вот прямо совсем не любит.

Я тоже не особо люблю об этом говорить, если уж честно, но вы, наверное, теряетесь в догадках насчет того, почему она не живет здесь, с отцом и со мной.

Мама работала в больнице медсестрой. Не здесь, на Лорни, – мы жили тогда на континенте, далеко отсюда, и я не знаю толком где, потому что отец становится очень странным, когда я его об этом спрашиваю. Он рассказал мне вот что: как-то вечером мама ехала домой с работы. Она была одна в своей машине, а на улице шел сильный дождь. Было уже поздно, и на шоссе почти никого. Наверное, она сильно устала, потому что долго работала, спасала людям жизни. Впереди на шоссе большой грузовик потерял управление, и его занесло. Он вез такой стальной контейнер, и каким-то образом прицеп с контейнером перегородил дорогу. Водитель просто не успел ничего сделать. Огни на грузовике погасли, а шоссе в том месте не освещалось. Грузовик просто встал. Стальной контейнер блокировал всю проезжую часть. Не повезло. Мамина машина врезалась в него первой. Отец говорил, что для мамы все случилось очень быстро. Но иногда я все-таки думаю о том происшествии. Бывает, когда мы с отцом едем в Ньюли, я замечаю дерево или здание на обочине дороги и считаю, сколько пройдет секунд, прежде чем мы минуем его. Я представляю себе, что чувствовала мама. Как она давила на тормоза, но ничего не происходило и машину тащило вперед по мокрой дороге. Тогда она уже догадалась? И каково ей было?

В общем, я толком не в курсе, что произошло. Иногда мне кажется, отец не рассказывает всей правды. Я действительно не знаю, пыталась ли она затормозить или вывернуть руль. Не знаю, что было в том контейнере, и умерла ли она сразу или ее отвезли в больницу и она умирала медленно.

Похорон я не помню. Может, и не был там? В основном помню нашу жизнь здесь, на острове Лорни. Вроде как мы переехали сюда вскоре после несчастного случая, но я не знаю, почему отец выбрал именно это место. Не думаю, что мы бывали здесь раньше. Родственников тут у нас нет. Насколько мне известно, их вообще нет. Наверное, отец решил начать жизнь с чистого листа. Может, он подумал, что нам лучше будет жить в таком месте, где нет скоростных трасс? Не знаю. Как я уже говорил, отец отказывается обсуждать это, и я давным-давно перестал его спрашивать.

Мы никогда не вернемся назад. В те места, где жили с мамой, я имею в виду. Отцу не нравится вспоминать о тех временах, да и ехать, кажется, очень далеко. Поэтому мы не ездим туда и ни о чем таком не говорим, а если я даже спрашиваю или по телевизору показывают что-то, что напоминает мне о прежней жизни, отец просто отвечает, что нам надо двигаться вперед.

Теперь вы знаете. И можете перестать гадать.

Глава 18

– Хей, Сэммммм, как дела, дружище?

– Привет… друг. Как сам? В порядке?

Мы только что вошли в серф-магазин «Зеленая комната»[4]4
  Зеленая комната (также труба, бочка) – на сленге серферов так называется пространство, образуемое по фронту разбивающейся волны падающей в загибе (трубящейся) частью гребня, которое из-за эффектов преломления света при взгляде изнутри кажется зеленым; скольжение внутри зеленой комнаты считается высшей точкой наслаждения серфингом.


[Закрыть], и отец с продавцом обмениваются шумными приветствиями и ударяют ладонью о ладонь, как положено у серферов. Я ничего не говорю, потому что немного расстроился, пока рассказывал вам про маму. Ничего, через пару минут я приду в норму.

У продавца светлые волосы до плеч, и он в шортах, несмотря на холод. Желтые волоски у него на ногах стоят дыбом. Он явно очень рад видеть отца. Так всегда бывает. Дело в том, что отец среди местных серферов вроде знаменитости. Иногда, когда проходят соревнования по серфингу и другие уговаривают отца поучаствовать, тот, как правило, побеждает, особенно если волны большие. Вот почему всем так нравится общаться с ним.

В магазине сильно пахнет резиной – от гидрокостюмов, – а на стене висит большой телевизор, где крутят ролики с серферами. Мне такие ролики не нравятся. Там показывают одно и то же – люди катаются и катаются на волнах. Наверное, поэтому продавец и приходит в такой восторг: ему надоело смотреть одинаковые видео.

– Словил волну сегодня? – спрашивает продавец. – Потрясающая, да?

– Поначалу была ничего. Потом, правда, ветер переменился.

– Это точно. Но было круто, чувак… Ты как, покупать? Или просто присмотреться? – Оба варианта, кажется, его радуют.

– На самом деле… – Отец неловко замолкает и чешет за ухом. – Пит сказал, что даст мне скидку… Он тебя предупредил?

– Да-да, само собой. Сказал, ты можешь заглянуть.

– Круто. Так вот, мы с сыном ищем ему серф.

Продавец в первый раз обращает на меня внимание. Может, он и видел, как я захожу, но решил, что я оказался тут по ошибке. В обстановку магазина я точно не вписываюсь.

– Ага… Круто… – Я чувствую на себе его взгляд, и между нами мелькает искорка взаимного узнавания. – Привет, парень, – говорит мне продавец. Впервые он обращается напрямую ко мне. – Я и не знал, что ты – сын Сэма Уитли.

Он склоняет голову набок, как будто сам себе удивляясь. Я продолжаю молчать.

– Значит, собираешься стать местной легендой, как твой старик, да?

В его голосе сквозит напускной энтузиазм, и я предпочитаю не отвечать.

– Хочешь победить в чемпионате острова, когда станешь постарше? И даже поехать в тур, а?

Пару раз, после больших соревнований серферов, люди заговаривали с отцом о том, что он мог бы поехать в серф-тур. Конечно, если б не был вынужден присматривать за ребенком.

– Нет, – говорю я наконец, просто чтобы он заткнулся. Гляжу на отца. Это ведь он притащил меня сюда.

– Ну, пока мы ищем доску, правда, Билли? Поздоровайся с… хм…

Мне становится ясно, что отец не знает имени продавца. Тот немедленно приходит ему на помощь, смущенный еще сильнее, чем сам отец.

– Шейном! Помнишь? Я Шейн, – говорит продавец.

– Ага, да, извини, приятель. – Отец хлопает себя ладонью по лбу, словно и правда вспомнил. – Да, поздоровайся с Шейном, Билли!

– Привет, Шейн, – говорю я, взмахивая рукой.

Тот тут же начинает расхваливать свои товары. Хотя смотрит он на меня, я понимаю, что ему хочется произвести впечатление на отца.

– Значит, тебе нужна новая доска? О да, вы пришли в правильное место! Для подростков у нас есть клевые доски «Майкро Мэшин». Сколько будет плавников? Три или четыре?

К счастью, отец перебивает его.

– Билли пока не… не на том уровне, – говорит он. – Мы ищем что-нибудь для начинающих. Но качественное. Достойное. – Глядит на меня и улыбается.

И тут появляется сам Большой Пит. Видит отца и сразу заговаривает с ним о волнах сегодня утром, поэтому несколько минут мы с Шейном просто стоим посреди магазина, пока Пит не предлагает Шейну показать мне серфы.

– Ага, понял. Конечно, – тот оживленно кивает. – Билли, хочешь пойти со мной посмотреть, что у нас есть?

Выбора у меня не остается, так что я следую за ним в отдельный зал, где все стены заняты стеллажами, на которых подвешены доски. Шейн начинает снимать их одну за другой и показывать мне. Я не знаю, на что обращать внимание, – по-моему, все серфы одинаковые. Папа продолжает болтать с Большим Питом в соседнем зале.

– А что у тебя за история, Билли? Как вышло, что ты собираешься учиться только сейчас? – спрашивает меня Шейн. – В смысле, все круто, и ты молодец. Ничего особенного, я просто удивляюсь… Ведь твой старик… ну, сам понимаешь.

Я пожимаю плечами и ничего не говорю. Уж точно не стану посвящать человека вроде Шейна в подробности того, почему не захожу в воду. Я вовсе не стыжусь, ничего подобного. Просто Шейн – идиот. Но вам я скажу, если хотите.

Дело в том, что я слегка побаиваюсь моря – только и всего. Я знаю, что это немного странно для человека, который поселился на острове. Особенно если он живет в доме с видом на пляж и собирается стать морским биологом, когда вырастет. Но такие вещи случаются сплошь и рядом. Вот вы, например, знали, что Нил Армстронг[5]5
  Нил Олден Армстронг (1930–2012) – американский астронавт НАСА, летчик-испытатель.


[Закрыть] боялся высоты? И многие авиапилоты ее боятся!

На самом деле воды я не боюсь, не думайте. Мне просто не нравится заходить на глубину. Скажем, выше пояса. В остальном все в порядке. Вода в пещерах меня не пугает. И я хорошо плаваю, если что. Отец об этом позаботился. Годами таскал меня на тренировки. Я отлично плаваю в бассейне – где есть спасатели и глубина небольшая. Мне не нравится только открытое море. Есть что-то пугающее в том, какое оно огромное и глубокое, и в течениях, которые могут утянуть тебя за собой. У меня от него мурашки. В общем, я его не люблю.

Вот даже сейчас – стоило только подумать, и сердце забилось чаще. И стало как-то жарко. Зал, заставленный серфами, качается перед глазами. Вижу лицо Шейна – кажется, он чем-то обеспокоен. Не то чтобы он кружился передо мной, пока нет, – но сейчас, похоже, начнет. Что это за яркие точки вспыхивают повсюду? Дыхание становится странным: коротким и прерывистым. Внезапно я чувствую руку у себя на плече.

– Эй, Билли, ты в порядке? Понравилось что-нибудь?

Отец вернулся. Его голос кажется ужасно далеким. Я слышу, как он говорит с Шейном.

– Билли немного нервничает, когда речь заходит о воде. Ничего страшного. Он отлично плавает, а с серфом мы торопиться не будем. Правда же, Билли? – Он присаживается на корточки рядом со мной и хлопает по спине. – Разберемся потихоньку. Научим тебя седлать волну.

Постепенно зрение у меня приходит в норму, и дыхание успокаивается. Рука отца по-прежнему лежит у меня на плече, и он крепко его сжимает. Поддерживает меня, подталкивает вперед.

– Как насчет вот этой? – говорит отец, указывая на одну из досок. Шейн снимает ее со стеллажа и передает нам. Доска синяя, и на ней нарисованы три дельфина. Когда я был помладше, то обожал дельфинов. Интересно, отец это помнит?

– О да, выглядит круто, – восклицает он. – Как считаешь, Билли?

Час спустя я уже являюсь обладателем новенького серфа и гидрокостюма. Мы едем домой, и отец раз за разом повторяет, какие классные у серфа плавники и как потрясно смотрится графика. Я пытаюсь сообразить, каким образом отвертеться от его использования по назначению.

Кстати. Я считаю, что дельфины – самые переоцененные из морских обитателей. Просто чтоб вы знали.

Глава 19

Сейчас вечер пятницы. Всю неделю я был в школе. Надеялся, что у меня будет шанс заехать к мистеру Фостеру и забрать карту памяти из камеры, но со всеми уроками да с темнотой по вечерам мне это так и не удалось. Еще и погода была плохая – почти всю неделю дождь. А теперь она просто сошла с ума! У меня на крыше стоит метеостанция, показывающая среднюю скорость ветра и силу порывов. Так вот, сегодня средняя скорость – сорок четыре узла, а порывы доходят до пятидесяти пяти. Настоящий шторм, если считать по шкале Бофорта[6]6
  Шкала Бофорта – международная шкала силы ветра, от штиля (0 баллов) до урагана (12 баллов); шторм в ней соответствует 9–11 баллам в зависимости от его мощности.


[Закрыть].

Находиться в шторм в доме на утесе довольно страшно, но в то же время захватывающе. Когда налетает порыв, весь дом трясется, а ветер завывает, будто стая волков. Иногда мне даже нравится выходить наружу, чтобы ветер сбивал с ног. Конечно, не на самом краю утеса. Облака мчатся по небу, как на быстрой перемотке, и даже по ночам море больше белое, чем черное.

Ветер то налетает, то успокаивается. Я очень надеюсь, что сейчас он успокоится, потому что иначе я не смогу заснуть. Заснешь тут, когда такие волки завывают вокруг! А мне надо выспаться, потому что завтра отец наверняка соберется на серфинг. А это означает, что я наконец смогу съездить к дому мистера Фостера. На карте съемка за целую неделю! Может, отец будет серфить весь день; тогда я просмотрю всю запись и выберу лучшие куски для полиции. Они арестуют мистера Фостера, спасут Оливию, и жизнь вернется в привычную колею.

Я, кстати, тут подумал, не попробовать ли стать одновременно и детективом, и морским биологом. Думаю, это было бы неплохо, вот только я не уверен, можно ли заниматься двумя работами одновременно. Я не знаю никого, кто так делает. Естественно, за исключением Эмили. Она официантка и ученая, хотя то, чем она занимается в кафе, неподходящая работа для такой умной девушки. Пожалуй, я предпочту все-таки стать морским биологом, а не офицером полиции. Полицейские по большей части сидят в своих машинах и поедают пончики.

Я сильно устал. В школе на этой неделе мне пришлось несладко. Кроме того, если говорить честно, я немного волнуюсь, потому что это первые выходные с тех пор, как отец купил мне серф. Очень скоро придется ему объяснить, почему я не собираюсь им пользоваться. При мысли об этом я слегка поеживаюсь. За волчьим воем продолжаю слышать рев океана – он словно нарочно напоминает о себе. Стекла в окнах звенят, будто кто-то пытается проникнуть в дом. Знаю, что на самом деле это не так, просто шторм разбушевался. Проверяю показания моей метеостанции. Порыв ветра скоростью пятьдесят восемь узлов. Я не усну, пока шторм не уляжется.

Глава 20

Шторм затих только около трех, но отец проснулся с рассветом. Ветер успокоился, но валы на океане просто громадные. Очевидно, я к ним и близко не подойду, но бухта внушает ужас даже с нашего утеса. Валы вздымаются вверх, словно гигантские складки, через всю семимильную бухту. Ближе к пляжу, где разбиваются волны, они образуют огромные круглые полости, которые зависают в воздухе невероятно долго. А потом, когда все-таки обваливаются вниз, раздается оглушительный грохот, от которого дрожат стекла. Белая пена обрушивается на пляж подобно цунами. Пляж выглядит страшно. Он весь покрыт длинными языками пены, колышущейся, как желе.

Вы подумаете, что только сумасшедший может подойти к воде в такую погоду, но вы не знаете моего отца. Он напевает себе под нос, и глаза у него широко распахнуты. Если честно, он выглядит именно как сумасшедший. Отец обожает такие дни. Это его стихия.

После шторма на улице похолодало. Я дрожу в своем свитере и напяливаю носки и кеды, прежде чем спуститься вниз. Отец все так же в джинсах и босиком.

– Привет, дружище! Видал волну?

Когда я захожу в кухню, он ест мюсли из глубокой миски. Я бросаю встревоженный взгляд в угол, где стоит мой новенький серф – он там с тех самых пор, как мы ездили в «Зеленую комнату». Отец это замечает.

– Ох, да! Уж прости, парень. Знаю, я обещал позаниматься с тобой в эти выходные, но день сегодня неподходящий. Волны великоваты.

Из бухты снизу до нас доносится грохот – это разбилась очередная волна. Мы оба глядим в окно, стекло звенит в раме. Нам видны волны, набегающие длинной чередой, – они разбиваются далеко-далеко. Отец присвистывает.

– Может, через пару лет, ага? Поставим тебя и на такую. Веришь – это ощущение ни с чем не сравнится. Даже с… – Он не заканчивает фразу, поспешно заталкивая в рот ложку мюсли. – Отложим пока до завтра. Хорошо? – говорит отец, прожевав. – По прогнозу, волнение продержится недолго. Может, завтра уже зайдешь в воду, да?

Я ничего не отвечаю. Это ни к чему – отец все равно не слушает. По сути, его нет в кухне рядом со мной. Он думает только об одном.

– Слушай, нам уже пора. Надо поспешить, пока ветер не переменился. Ты готов?

Я не успел позавтракать, но все равно киваю. Если я его задержу, он только разозлится.

Мне хватает времени взять рюкзак и горбушку хлеба, прежде чем на улице раздается рев мотора. Я выскакиваю во двор. Куда мы едем, мне и так ясно: никто не прогребет через гигантские волны в Силверли – даже отец. Но в Литтли устье реки подправляет волны, а утес немного защищает от ветра, поэтому в такие дни, как этот, серферы собираются там. Я забрасываю велосипед в кузов пикапа, чтобы проехать сначала по пляжу, а потом по городу до дома мистера Фостера и забрать свою карту памяти.

Забираюсь в кузов и кусаю горбушку. Я бы сел спиной к кабине, как обычно, но мешает велосипед. Приходится мне прижаться к борту. Отцовский серф толкает меня в бок, и я отодвигаю его, чтобы освободить немного места. И тут мне кое-что бросается в глаза.

Сначала я не понимаю, что это, – просто вижу блеск, как от маленького зеркальца. Какая-то мелкая вещица застряла между бортом и дном кузова. Я пробую подобраться ближе, чтобы посмотреть, но в этот момент пикап проваливается в выбоину, и я ударяюсь о борт головой. Отец едет слишком быстро. Потираю голову рукой и несколько раз моргаю. Я уже готов наплевать на свою находку, но она снова блестит. Что-то сверкает и переливается в дневном свете.

Я пытаюсь снова, на этот раз осторожнее. Скорее всего, там просто гвоздик или шуруп – остался с отцовской работы, – но какой-то он слишком блестящий. Я просовываю пальцы в щель, но они не пролезают. Я не могу даже дотянуться до этой штуки, не говоря о том, чтобы вытащить ее. Но теперь, сидя ближе, я понимаю, что это такое. И почему выглядит не на своем месте. Это заколка для волос. А блестит на ней бриллиант.

Естественно, дома у нас заколок нет, потому что мы живем вдвоем с отцом. Но девочки в школе носят их, поэтому я знаю, как они выглядят. А бриллиант на заколке, конечно, не настоящий. И не он меня интересует. Я вовсе не подумал, что нашел какое-то сокровище. Обвожу кузов глазами в поисках проволоки или палочки, чтобы подцепить заколку, но ничего не вижу. Мы тем временем уже въезжаем на парковку в Литтли. Там уже стоит четыре или пять машин – все отцовских друзей-серферов. Они непременно приезжают в дни подобные этому, хотя многие остаются на пляже, если волны слишком большие.

Резко тормозим на гравии, и отец распахивает дверцу еще до того, как затихнет мотор.

– Эй, парни! – кричит он приятелям, наблюдающим за тем, как закручиваются волны. Они такие высокие, что видны даже из-за дюн. – Лучший день года, да? Лучший день года! – Отец издает нечто вроде воинственного клича и оборачивается ко мне: – Вылезай, Билли, мне надо взять доску.

Так что у меня не остается возможности вытащить заколку – или что это на самом деле такое. Я немного раздражаюсь от этого, но ненадолго. У меня сегодня масса важных дел. Надо забрать карту памяти из камеры у дома мистера Фостера и добыть доказательства. Так что я выкидываю заколку из головы и достаю из кузова велосипед. Немного слоняюсь рядом с пикапом, пока отец переодевается. Правда, он в таком возбуждении, что мой жест вежливости излишен. Так что я сажусь на велик и отправляюсь в сторону дюн.