Текст книги "Эффект Рози"

20

Оглядываясь назад, я понимаю, что был на правильном пути, когда занялся наблюдениями за детьми на площадке. Если бы меня не прервали – и не увели оттуда – из-за несоблюдения юридических формальностей, я получил бы необходимые знания в области отцовства, которых, как я понял, мне не хватало в первую очередь.

Свежеприобретенный опыт указывал на то, что не следует игнорировать период, предшествующий рождению ребенка. Соня являла собой яркий пример женщины, которая не удовлетворена степенью вовлеченности своего партнера в проект «Ребенок» на стадии беременности. Подумав немного, я пришел к выводу, что есть как минимум четыре направления, по которым можно действовать и развивать свои навыки, не нарушая независимость Рози.

1. Приобретение необходимых знаний по обращению с младенцами. В Книге ясно говорилось, что мужчины должны развивать навыки обращения с детьми, чтобы, когда понадобится, дать передышку партнеру. Несмотря на то что Рози не считала меня пригодным для ухода за ребенком, авторы Книги (а также Соня и Лидия) придерживались прямо противоположной точки зрения.

2. Приобретение необходимого оборудования и подготовка окружающей среды. Ребенку потребуется защита от острых объектов, отравляющих веществ, паров алкоголя и репетиций музыкальной группы.

3. Приобретение необходимых знаний в области акушерских осмотров и процедур. Авторы Книги настаивали на важности регулярных визитов к врачу. Рози в этом вопросе проявляла неорганизованность и чрезмерно полагалась на свое медицинское образование. Кроме того, могла возникнуть потребность в срочном вмешательстве.

4. Незаметное влияние на рацион будущей матери. Я не доверял Рози в деле соблюдения диеты. Заказ пиццы для любителей мяса свидетельствовал о том, что при принятии решений ею руководят не только рациональные соображения.

Последний пункт был самым легким. Рози косвенным образом согласилась с предложенным мною списком запрещенных веществ. Я буду исходить из того, что пищевая ценность продуктов, потребляемых Рози за пределами нашей квартиры, равняется нулю, и разработаю меню, которое будет включать все рекомендуемые ей питательные вещества в должных пропорциях.

Я намеревался гибко использовать Типовой План Питания (версия для беременных), сочетая рыбные блюда и зеленые овощи, чтобы скрыть от Рози глубинный смысл происходящего. Поскольку она стала есть мясо, сделать это будет проще. Кроме того, начался второй триместр беременности, следовательно, риск навредить здоровью Бада веществами, которые могут содержаться в несанкционированной пище, снизился. Что ж, я проделал большую работу, и пусть в ходе ее отчасти пострадали наши отношения, теперь я мог немного расслабиться.

Ситуация явно налаживалась.

У Рози начался осенний семестр. На утро субботы у нее была назначена встреча с руководителем группы в Колумбийском университете. Остаток дня она собиралась провести там же, о чем и сообщила мне.

День без Рози я начал с того, что на плитке № 15 изобразил Бада в масштабе 1:1. В Книге отмечалось, что к этому моменту уши Бада переместились с шеи на голову, а глаза заняли центральное положение. Было бы увлекательно обсудить произошедшие перемены с Рози, но она отсутствовала. А я не забыл ее предупреждение о недопустимости описания технических деталей.

Приобретение необходимого оборудования я решил начать с коляски, поскольку коляска нужна каждому ребенку. Я полагал, что в деле выбора механических объектов я превосхожу Рози. Перед покупкой велосипеда я три месяца тщательно исследовал рынок. Результат представлял собой базовую модель, улучшенную по целому ряду позиций. Этот опыт мог пригодиться мне и при покупке коляски.

Я провел весь день за работой, прерываясь только на поход в магазин за едой, обед и отправление физиологических потребностей, и составил список параметров идеальной коляски, а также список претендентов на это звание. Ни один из них не соответствовал абсолюту, но после некоторых доработок мог оказаться годным. Я с удовлетворением ощутил, что добился большого прогресса в этом вопросе, но решил пока не ставить Рози в известность. Пусть это станет еще одним сюрпризом.

В списке необходимого оборудования также значился предмет, на выбор и покупку которого я рисковал затратить намного больше времени. Рози обозначила шум, доносящийся сверху, как проблему. Я, однако, не проинформировал ее о недвусмысленном соглашении с Джорджем, согласно которому он имел право репетировать в любое время суток.

Звонок по скайпу поступил, как обычно, в 19.00 по североамериканскому восточному времени, в 9.00 воскресенья по австралийскому восточному времени.

– Как у вас там погода, Дональд? – спросила моя мать.

– Отличия по сравнению с прошлой неделей минимальные. По-прежнему лето. Погода в пределах нормы для конца августа.

– Что у тебя там вокруг? Ты в туалете? Перезвони, когда выйдешь.

– Это мой кабинет. Очень укромное место.

Рози была уже дома, и я не хотел, чтобы она слышала, как я готовлю второй сюрприз.

– Будем надеяться. Как прошла неделя?

– Отлично.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично.

– А Рози?

– Отлично.

Если бы мы пользовались мессенджером, простое компьютерное приложение могло бы меня заменить. Приложение «Отлично, мама». Возможно, оно бы даже превзошло меня, чередуя время от времени «отлично» с «хорошо» и «прекрасно». Но этим вечером мне требовался более гибкий подход.

– Мне надо поговорить с папой.

– Ты хочешь побеседовать с отцом?

Качество связи было превосходным – отличным, – но мать, без сомнения, хотела убедиться, что она не ослышалась.

– С тобой все в порядке?

– Да, конечно. Возникла одна техническая проблема.

– Я его позову.

Она не просто позвала его, она заорала:

– Джим! Это Дональд. У него проблема.

Мой отец никогда не тратит время на формальности.

– В чем проблема, Дон?

– Мне нужна звуконепроницаемая колыбель.

Хотя беруши представлялись очевидным решением проблемы, мне пришло в голову, что изоляция ребенка от любых звуков может пагубно сказаться на его развитии.

– Интересно. Как я полагаю, проблема в дыхании.

– Совершенно верно. Задачу связи с внешним миром можно решить с помощью электронных…

– Не нужно рассказывать мне то, что мы оба знаем. Но я с трудом могу представить звукоизолирующий материал, который пропускает воздух.

– Я провел некоторые исследования. В Корее есть проект…

– Ты имеешь в виду – в Южной Корее.

– Там разработали материал, непроницаемый для звука, но пропускающий воздух.

– Я полагаю, в интернете есть описание. Пошли матери ссылку. Этого мне для работы пока достаточно. Даю мать. Адель!

Лицо матери заслонило отцовское.

– О чем вы говорили?

– Дональду нужна помощь в разработке колыбели.

– Колыбели? Колыбели для ребенка?

Уточнение «для ребенка» было избыточным, на что отец не замедлил указать матери.

– Мне все равно, – ответила она. – Дональд, это для кого-то из твоих друзей?

– Нет, нет, это для ребенка Рози. Нашего ребенка. Ему нужна защита от звука, но при этом ему необходимо дышать.

Мать немедленно впала в истерику. Я должен был сказать ей раньше, конечно, это важно, господи ты боже мой, мы же разговариваем каждое воскресенье по расписанию, твоя тетя будет вне себя, надеюсь, Рози чувствует себя хорошо, пусть это будет девочка, я не это имела в виду, просто вырвалось, я думала о Рози, с девочками легче, знал бы ты, что тебя ждет, и это поразительно, что врачи умеют делать в наше время. Масса вопросов и наблюдений заняли дополнительные восемь минут из того времени, которое я запланировал на обсуждение с отцом. Я знаю, что слезы не всегда означают печаль, и, хотя мать была в силу понятных причин разочарована тем, что мы находимся в Нью-Йорке, а не в Мельбурне или Шеппартоне, мне показалось, что она довольна происходящим.

На протяжении двух недель я изучал «Руководство по акушерству и гинекологии» Дьюхерста (восьмое издание), просматривал видеоматериалы в интернете и пришел к выводу, что почерпнутые таким образом знания нуждаются в подкреплении практическим опытом. Это как с пособиями по карате – до кого-то момента полезно, но для подготовки к реальному бою явно недостаточно. К счастью, будучи сотрудником медицинского факультета, я пользовался правом доступа в клиники и больницы.

Я договорился встретиться с Дэвидом Боренштейном в его кабинете.

– Я хотел бы принять роды, – сообщил я ему.

Выражение его лица понять было непросто, но слово «энтузиазм» для описания точно не годилось.

– Дон, когда я брал тебя на работу, я ожидал, что ты будешь обращаться ко мне со странными просьбами. Поэтому я не стану перечислять все практические и юридические соображения, по которым ты не можешь принимать роды. Давай лучше ты мне расскажешь, зачем тебе это надо.

Я заговорил о необходимости быть готовым к чрезвычайной ситуации, но декан факультета рассмеялся и прервал меня:

– Вот что я тебе скажу. Шансы на то, что ты без посторонней помощи будешь принимать роды на Манхэттене, несколько ниже, чем вероятность того, что тебе придется проделать квалифицированную работу по воспитанию ребенка, когда он появится на свет. Она составляет сто процентов. Согласен?

– Конечно. Еще у меня есть отдельный подпроект…

– Не сомневаюсь. И ты сейчас навел меня на одну мысль. Как дела у Инге? Сколько она уже с тобой работает?

– Одиннадцать недель и два дня.

Инге приступила к работе в день Происшествия на детской площадке, результатом которого стала моя вторая встреча с Лидией, дебют Сони на актерском поприще и мое обязательство посещать занятия для мужчин, склонных к насилию. День, когда в моей жизни появились секреты.

– Так как у нее дела?

– Она очень компетентный работник. Серьезно изменила мое скептическое отношение к младшим научным сотрудникам.

– Тогда, возможно, пришло время заняться чем-то новым.

– Еще один проект по генетике?

– Не вполне. Я тебя взял на факультет не потому, что ты специалист по мышиной печени или даже эксперт в области генетики. А потому, что ты ученый и я знаю, что ничего, кроме науки, тебя не заботит.

– Само собой.

– Нет, не само собой. Девяносто процентов ученых ставят перед собой совсем другие задачи: либо доказать то, во что они уже верят, либо добиться финансирования, либо сделать себе имя за счет публикаций. И эти люди – не исключение.

– Какие люди?

– Те, с которыми я хочу, чтобы ты поработал. Они изучают гормоны привязанности и типы синхронного влияния отцов и матерей.

– Мои знания в этой области равняются нулю. Я не понял даже названия работы.

Мне было знакомо только слово «привязанность», и я помнил совет Джина держаться подальше от таких вещей, но решил выслушать Дэвида.

– Это не проблема. Главный вопрос вот в чем: полезно ли для ребенка наличие родителей обоих полов – в противоположность ситуации с одним родителем или с родителями одного пола? Что ты по этому поводу думаешь, Дон?

– Я ничего об этом не знаю. Как я могу высказывать какое-то мнение?

– Вот потому я и хочу, чтобы ты участвовал в этом проекте от нашего факультета. Чтобы быть уверенным, что организация исследований и любые их результаты будут так же свободны от предрассудков, как ты сам.

Тут Дэвид улыбнулся.

– К тому же у тебя появится возможность встретиться с маленькими детьми.

Декан даже не стал договариваться о встрече. Мы немедленно отправились в Институт изучения проблем привязанности и детского развития (Нью-Йорк), расположенный в четырех кварталах, где нас встретили три женщины.

– Брайони, Бригитт, Белинда. Познакомьтесь с профессором Доном Тиллманом.

– Команда Б, – слегка пошутил я.

Никто не рассмеялся. Это воодушевляло, поскольку указывало на то, что эти женщины не склонны к шаблонному мышлению. Про себя я окрестил их Б1, Б2 и Б3. Меня подключили к проекту, чтобы обеспечить объективность результатов, поэтому следовало избегать формирования личных отношений с другими исследователями.

– Дон работает у меня, – сообщил Боренштейн. – Он правоверный католик и страстный приверженец правого крыла Республиканской партии.

– Надеюсь, вы шутите, – сказала Б1. – Этому проекту уже хватило…

– Я шучу. Но это не должно иметь значения. Как я уже сказал, Дон работает у меня. Его взгляды не повлияют на его научные суждения.

– Это неразделимые вещи. Не будем сейчас об этом спорить. Если уж вам так хотелось, то вместо профессора Тиллмана могли бы прислать сюда компьютер.

Это опять сказала Б1. Похоже, она в этой команде лидер.

– Дона будет не так легко выключить. Я полагаю, вы скоро в этом убедитесь.

– Вы в курсе, что это чисто женский проект? И что существенную финансовую поддержку ему оказывает фонд «Женщины трудятся на благо женщин»?

– Был чисто женский проект, – сообщил декан. – С появлением Дона, как вы можете заметить, положение изменилось. Насколько мне известно, финансирование проекта зависит от того, одобрит колледж медицинских исследований и хирургии направление работ и способы анализа материала или нет. Не припомню, чтобы в уставе имелись какие-либо гендерные ограничения. Это было бы неприемлемо. Пусть Дон сделает все необходимое для того, чтобы работа оказалась безупречной с научной точки зрения. Уверен, что это отвечает общим интересам.

– У него есть разрешение на работу с детьми? – осведомилась Б1.

– Разве матери не находятся с ними неотлучно?

– Ответ, как я понимаю, отрицательный. Значит, нужно получить допуск. А это, я думаю, займет некоторое время.

Б1 не отводила от меня взгляд в течение примерно семи секунд.

– Что вы думаете о двух женщинах, воспитывающих ребенка?

Будь это научная дискуссия, она могла с таким же успехом спросить, например, какого мнения я придерживаюсь относительно калия.

– Мне не хватает знаний. Не моя сфера исследований.

Она повернулась к Дэвиду.

– Вам не кажется, что некоторое представление о разнообразии семейного устройства было бы полезно?

– Мне кажется, ваш коллектив в этой области в помощи не нуждается. Но я выбрал Дона за те качества, которые вам могут пригодиться.

– И это?

– Научная строгость, – объяснил я.

– Ага, – сказала Б1. – Это нам, конечно, пригодится, мы же всего лишь психологи.

Она продолжила изучать меня. Прошло еще семь секунд.

– У вас есть друзья-геи?

Я хотел сообщить ей о том, что у меня нет друзей-геев, потому что у меня всего семеро друзей, включая Джорджа, а не из-за предрассудков по поводу сексуальной ориентации, но вмешался Дэвид:

– Что ж, надеюсь, ваше сотрудничество будет плодотворным. Разрешение в полиции для работы с детьми я для Дона получу. Не думаю, что возникнут проблемы.

Проект «Матери-лесбиянки» оказался намного интереснее изучения предрасположенности мышей к циррозу печени, которой я занимался последние шесть лет. В его основу легла работа израильских ученых: они зафиксировали, что на родителей разного пола дети реагируют по-разному. Уровень окситоцина растет, когда их обнимает мать, но не отец, и во время активных игр с отцом, но не с матерью. Очень интересно. Но у меня создалось впечатление, что толчком для проекта стала газетная статья под заголовком «Исследования доказали: ребенку нужны папа и мама». Рядом кто-то приписал красным «Бред». Прекрасное начало. Настоящего ученого отличает скептическое отношение к данным исследований.

Когда я прочел доклад израильских ученых, у меня не возникло ощущения бреда. Газетная статья предлагала неточное толкование, что типично для средств массовой информации, но вывод о том, что отцы и матери по-разному влияют на детей, подтверждался опубликованными результатами.

Израильские ученые включили в свое исследование только разнополые пары. Коллектив, состоящий из трех Б, намеревался сосредоточиться на лесбийских союзах. Согласно выдвинутой ими гипотезе, влияние второй партнерши должно оказаться аналогичным отцовскому.

Задача представлялась простой, и я не понимал, зачем декану понадобилось привлекать в этот проект меня. Но наблюдение за ходом исследовательских работ даст мне обширные знания об отцовстве при условии, что я буду считать себя вспомогательным родителем в лесбийской паре.

Единственная проблема заключалась в полицейской проверке, которую собирался организовать Дэвид. Я не был уверен в том, что Лидия напишет в своем отчете. И потому помимо судебного преследования и депортации мне теперь грозил еще и профессиональный позор.

Я предполагал, что проект «Матери-лесбиянки» заинтересует Рози и на нее произведет впечатление тот факт, что я приобретаю новые знания о маленьких детях и об отцовстве. Потратив неделю на активное изучение проблемы параллельно с чтением материалов по акушерству, я был готов обсуждать эти вопросы со знанием дела.

Я планировал предложить эту тему для беседы за ужином. Рози теперь столько времени уделяла своим занятиям и диссертации, что для общения нам оставались только завтраки, ужины и поездки в метро, если не считать постели.

Мы с Джином успели выпить полбутылки вина, прежде чем Рози присоединилась к нам за столом. В руке у нее был бокал.

– Извините, ребята, я должна была кое-что доделать, иначе потеряла бы мысль.

Она налила себе полбокала вина.

– Мне надо хотя бы час побыть человеком.

– Я только что начал новый исследовательский проект, – сообщил я. – Он основывается на докладе…

– Дон, можем мы сейчас поговорить о чем-нибудь, кроме генетики? Мне надо немного остыть.

– Это не генетика, а психология.

– О чем речь?

– Я присоединился к исследовательскому проекту, чтобы обеспечить его строгое следование научным принципам.

– Потому что психологи сами с этим справиться не могут?

Джин скорчил гримасу и отрицательно покачал головой:

– Совершенно верно.

– Замечательно, – сказала Рози. – Пойду проверю свою диссертацию на следование научным принципам, вместо того чтобы пить вино с собственным мужем и своим научным руководителем.

Она ушла в кабинет, прихватив с собой бокал.

– Ты вторгся на ее территорию, Дон. И не в первый раз, – заметил Джин, когда дверь за Рози закрылась.

– Как мы можем поддерживать интересную беседу, не определив область общих интересов?

– Не знаю, Дон. Но Рози не нравится, когда генетики указывают психологам, что делать. Первый пример – это я. Второй – ты.

Я объяснил, каким образом проект «Матери-лесбиянки» обеспечит мне доступ к важной информации в области отцовства.

– Дело хорошее, – сказал Джин. – Ты сможешь поучить ее материнству с таким же успехом, как ты сделал это в отношении психологии.

Он поднял руки, призывая нас обоих остановиться.

– Шучу. Тебе ни в коем случае не надо учить Рози, как быть матерью. Если ты на этом проекте чему-нибудь научишься, отлично, но лучше удиви ее своими навыками, а не выноси мозг своими знаниями.

Джин порекомендовал мне больше не обсуждать проект «Матери-лесбиянки».

21

Занятия по программе «Хороший отец» начинались в среду, девятого октября, в районе Верхнего Вест-Сайда. Как и в случае с освидетельствованием на педофилию, я поразился, как долго приходится ждать помощи человеку, от которого исходит потенциальная опасность.

Я сказал Рози, что у меня мальчишник, и, чтобы уменьшить масштаб обмана, позвонил Дейву и позвал его с собой. Джин ужинал с Инге.

– Я должен подобрать хвосты по работе, – сказал Дейв. – У меня вот такие кипы бумаг скопились.

Не видя Дейва, я не мог оценить высоту кип, указанную им, но нашел сильный довод:

– Я рекомендую тебе сделать что-нибудь, связанное с будущим ребенком. Отсутствие у тебя заинтересованности производит на Соню неблагоприятное впечатление.

– Это она тебе сказала? Когда?

– Не помню.

– Дон. Среди множества твоих качеств забывчивость отсутствует.

– Мы с ней однажды пили кофе.

– Она мне про это не рассказывала.

– Вероятно, ты не спрашивал. Или был слишком занят работой. Давай встретимся в метро на Сорок второй на платформе, которая из центра, в шесть сорок семь вечера, и пойдем вместе на эти занятия. По моим подсчетам, оттуда до места тринадцать минут.

– Я понял.

Занятия проходили в помещении, примыкающем к церкви. Кроме нас с Дейвом там присутствовали четырнадцать других мужчин, включая организатора, человека лет пятидесяти пяти, ИМТ примерно двадцать восемь, чью внешность делали примечательной обширная лысина в сочетании с очень длинными волосами и бородой. По случаю теплого вечера он надел футболку, которая позволяла видеть, сколько этот человек вложил в бизнес тату-салонов.

Он сказал, что его зовут Джек, и объяснил, что в свое время был байкером, сидел в тюрьме и, бывало, плохо относился к женщинам. Он говорил довольно долго, но в его речи отсутствовала важная информация. Я предположил, что Джек скромничает. Когда он предложил задавать вопросы, я поднял руку.

– А где вы получали профессиональную подготовку?

Он засмеялся.

– В университетах жизни. В школе крепкого удара.

Мне было бы интересно узнать, какие дисциплины изучают в этих учебных заведениях, но я решил дать и другим возможность задать вопрос. Выяснилось, что больше никто ничего спрашивать не хочет. Настало время слушателям представиться. Все назвали только свои имена и фамилии. Представляющиеся мямлили, и Джеку несколько раз пришлось переспрашивать, чтобы он мог свериться со списком. Когда очередь дошла до Дейва, Джек покачал головой:

– Вас нет в списке. Не волнуйтесь, они вечно все путают. Просто назовитесь, только медленно, по буквам.

Дейв предоставил требуемую информацию.

– Бехлер. Югослав?

– Сербохорват, я думаю. Предки оттуда.

– У нас тут было несколько сербов. Что-то у них, видимо, в генах такое. Не подумайте, что я мыслю стереотипами. Еще сербы есть?

Ни одна рука не поднялась.

– Ваша жена беременна?

– Да.

– Кто вам сказал сюда прийти?

Дейв указал на меня.

Джек оглядел меня.

– Вы его приятель?

– Совершенно верно.

– Умно поступили, Дон. Если бы все мы так же внимательно относились к своим приятелям, намного меньше матерей оказались бы в больнице и живы были бы дети, которых насмерть затрясли собственные отцы, не способные после этого смотреть на свое отражение в зеркале.

Дейв выглядел более потрясенным, чем гипотетический ребенок, о котором шла речь.

– Итак, – произнес Джек, – все вы пришли сюда по своим причинам, включая Дейва. Каждый из вас совершил по отношению к другому человеку поступок, о котором, вероятно, сожалеет. Я хочу знать, что произошло и как вы относитесь к этому сейчас. Кто первый?

Воцарилась тишина. Джек обратился к Дейву:

– Дейв, похоже, вы…

Тут я вмешался. Я должен был спасти чуждого насилия Дейва от разоблачения.

– Давайте начнем с меня.

– Хорошо, Дон. Расскажите нам, что вы совершили?

– Когда?

– Похоже, случаев было несколько.

Слово «несколько» корректно описывало ситуацию. Всего в моей взрослой жизни таких случаев было три, но за последнее время их частота возросла.

– Совершенно верно. Два в прошлом месяце. Это произошло из-за беременности.

– Нет, Дон, это не годится. Случаи недавние, вряд ли у вас было время их обдумать. Надо выбрать что-то более раннее. Понимаете, про что я?

– Разумеется. Вы полагаете, что анализ недавних событий может оказаться неточным из-за отсутствия более широкого контекста и воздействия эмоций.

– Ага. Вот именно. Вспомните что-нибудь пораньше.

– Я был в ресторане. Мой внешний вид подвергся критике. Произошла эскалация возникшей перебранки, и двое работников охраны попытались ограничить мои действия. Я применил минимально необходимую силу, чтобы обездвижить их.

Один из присутствующих прервал мой рассказ:

– Ты навалял двум вышибалам?

– Ты ведь австралиец, верно? – спросил другой слушатель. – Ты навалял двум австралийским вышибалам?

– И то, и другое совершенно верно. Я обездвижил их в целях самообороны.

– Ничего себе, чуваки обсудили его прикид и получили по морде!

– Мне не пришлось их бить. Я применил простой захват и малоконтактный бросок.

– Дзюдо?

– Айкидо. Я также владею карате, но в таких ситуациях айкидо безопаснее. Я использовал айкидо против соседа, который испортил мою одежду…

– Я бы никому не советовал приближаться к шмоткам этого парня.

Слушатель, заинтересовавшийся моим рассказом, засмеялся.

– …и еще против полицейского…

– Ты двинул копу? В Нью-Йорке? Или нет? А что делал в это время его напарник?

Джек прервал нас:

– Я полагаю, для Дона это происшествие имело последствия. Кто бы ни победил, вас арестовали, верно?

– Совершенно верно.

– И что произошло дальше?

– Полная катастрофа. Возникла угроза уголовного преследования, депортации, запрета на общение с ребенком, ограничения на работу с детьми, принудительного посещения… И я вынужден обманывать свою жену, которая невероятно подвержена стрессам, что может иметь непредсказуемые последствия.

– Вам было так стыдно, что вы не смогли рассказать жене о том, что опять попали в неприятности? Верно?

Я кивнул. Хотя я оправдывал свои действия тем, что оберегал Рози от стресса и поэтому не рассказал ей о произошедшем, в наблюдениях Джека была доля истины.

Джек обратился к остальным:

– Теперь это поведение выглядит не слишком умным, согласитесь. Мы все, бывает, злимся и устраиваем черт знает что. Но почему? Из-за чего мы злимся?

И вновь никто не поднял руку. Мне стало жалко Джека. Положение, в котором он оказался, похоже было на первое занятие в семестре с незнакомыми студентами. Как коллега по преподавательской деятельности я обязан был прийти ему на помощь.

– Чтобы понять природу злости, – начал я, – необходимо прежде понять суть агрессии, ее эволюционные параметры.

Мое выступление длилось примерно минуту. Я еще даже не приступил к объяснению такого понятия, как последовательная эволюция, и механизма возникновения такой эмоции, как злость, но тут Джек прервал меня:

– Пока хватит, профессор.

Формальное обращение обрадовало меня. Несомненно, я успевал лучше всех участников программы, конкурентов не было видно.

– Мы сейчас сделаем перерыв, а потом я хочу, чтобы остальные тоже высказались. Дон заслуженно получает свою золотую медаль и затыкается.

Все засмеялись. Вернулись школьные времена, я опять стал классным шутом.

Большинство слушателей вышли на улицу, и стало ясно, зачем понадобился перерыв. Некоторые из них, в том числе Джек, страдали от пристрастия к никотину. Я стоял во дворе вместе с Дейвом и пил растворимый кофе.

Один из слушателей, возраст около двадцати трех, ИМТ двадцать семь за счет в основном мускулов, а не жира, подошел к нам, бросил сигарету на землю и затоптал ее.

– Не хочешь показать нам пару приемов? – спросил он.

– Перерыв скоро закончится, – ответил я, – а физические нагрузки заставят нас вспотеть. В результате мы будем испытывать дискомфорт и наше общество станет неприятно другим.

Он изобразил бой с тенью.

– Давай-давай. Посмотрим, что ты умеешь. Кроме как разговаривать.

Мне и раньше предлагали продемонстрировать мои навыки в боевых искусствах. Я и без подсказок Джека знал, что схватка с незнакомым соперником при недостаточном освещении и без защитного снаряжения – это неразумное поведение. К счастью, для таких случаев у меня было стандартное решение. Я отступил на несколько шагов, освобождая себе пространство, снял ботинки и рубашку, чтобы решить проблему потоотделения, а затем продемонстрировал ката, который разучил для получения третьего дана по карате. На его исполнение требуется четыре минуты и девятнадцать секунд. Участники программы «Хороший отец», собравшиеся в круг, аплодировали и выкрикивали слова одобрения.

Джек встал рядом со мной и обратился к зрителям:

– Хорошая работа, но хочу напомнить, что неуязвимых среди нас нет.

Без всякого предупреждения он применил ко мне удушающий захват. Исполнен он был умело, и я пришел к выводу, что в прошлом Джек неоднократно пользовался этим приемом. Но к практикующему обладателю четвертого дана по айкидо он, по моим наблюдениям, применил его впервые.

Самый надежный способ обороны – предотвращение, и я рефлекторно попытался избежать захвата. Но, уже начав движение, в результате которого Джек должен был оказаться на земле обездвиженным, я решил дать ему закончить захват. Джек хотел проиллюстрировать свою мысль, а мои действия сделали бы его наставления менее доходчивыми. Я рассчитывал, что Джек продержит меня некоторое время, чтобы продемонстрировать эффективность этого приема, а потом отпустит.

Прежде чем Джек успел это сделать, чей-то странный голос произнес:

– Достаточно. Отпусти его. Немедленно.

Это был Дейв, который одновременно изображал Марлона Брандо и Вуди Аллена. Джек отпустил меня, посмотрел на Дейва и согласно кивнул.

Дейва трясло.

Мы вернулись в зал, где я последовал указанию Джека и заткнулся. Больше никто особо не высказывался. Советы Джека по поводу самоконтроля состояли из двух принципов, повторенных многократно.

1. Не напиваться (и не употреблять наркотики).

2. При возникновении ситуации, чреватой применением насилия, уходить.

Применительно к моей встрече с полицейскими ценность этих рекомендаций была равна нулю, но в случае с потерей самоконтроля причинно-следственная связь была очевидна, хотя в последний раз я не ушел с места событий, а убежал. А если уйти невозможно? Если, скажем, я нахожусь в спасательной шлюпке после кораблекрушения? Или на борту космической станции? Я нуждался в разъяснениях Джека, но мне было запрещено говорить.

– Спроси, что делать, если нельзя уйти, – шепотом попросил я Дейва.

– Не буду.

– Так ты сможешь укрепить уверенность в себе.

Дейв перестал трястись. И поднял руку.

– Что делать, если уйти нельзя?

– Почему нельзя уйти? – спросил Джек.

Дейв молчал. Я собрался прийти ему на помощь, но тут Дейв заговорил:

– Предположим, я сижу с маленьким ребенком, и меня вдруг охватывает злость. Я не могу уйти и оставить его одного.

– Дейв, если можешь уйти – уходи. Лучше оставить ребенка одного на какое-то время. Но успокоиться надо быстро, напоминаю. Для этого вдохни поглубже, представь себе какую-нибудь мирную сцену, поговори с собой, найди успокаивающее слово или предложение и повтори его несколько раз.

Джек велел всем найти успокаивающую фразу и потренироваться в ее произнесении. Дейв начал повторять «спокойно, спокойно». Я подумал, что парадоксальным образом это слово может произвести противоположный эффект: мне, например, оно напомнило о ситуации, когда меня пытаются заставить замолчать. Внутренний голос заговорил со мной на неизвестном мне языке, но одно слово звучало схоже с именем выдающегося индийского математика Рамануджана. Число Рамануджана – Харди – это наименьшее число, представимое в виде суммы двух кубов двумя разными способами. Математика. Вожделенный мир, в котором царствует рациональность. Когда Джек проходил мимо, я вслед за соседями повторял нараспев «Рамануджана – Харди». Прием, похоже, дал требуемый результат: я почувствовал заметное расслабление. Запомнил на будущее.