Текст книги "Эффект Рози"

Джек попросил меня остаться после занятий.

– Хочу у тебя кое-что спросить. Ты мог освободиться от моего захвата?

– Да.

– Покажи как.

Он применил захват, а я продемонстрировал три способа освободиться от него, не вступая в непосредственный контакт. Я также показал Джеку, как предотвратить такой захват и как сделать его более надежным.

– Спасибо. Это полезно, – сказал он. – Мне не стоило его применять. Плохой пример. Решение проблемы с помощью насилия.

– Какой проблемы?

– Забудь. Нет никакой проблемы. Ты хоть раз ударил женщину или ребенка?

– Нет.

– Я так и думал. Ты задел полицейского, и они накатали на тебя телегу. Засранцы тратят мое время попусту. Когда-нибудь бил первым в драке?

– Только в школе. Всего было три случая столкновений с другими людьми, и ни один не потребовал нанесения удара. За исключением знакомства с моим тестем, которое происходило в спортивном зале и при наличии защитного снаряжения.

– С тестем. О господи. Кто победил?

– Судьи не было, но я сломал ему нос.

– Смотри мне в глаза и повторяй: «Я никогда не ударю женщину или ребенка. Никогда».

Дейв, стоявший рядом, вмешался:

– Лучше ему в глаза не смотреть.

– Давай, – сказал Джек.

Я посмотрел Джеку прямо в глаза и произнес обещание.

– О господи, – сказал Джек и рассмеялся. – Я понял, что ты имел в виду. Если я кого-то досрочно освобожу от занятий, а у него случится рецидив, я окажусь в глубокой заднице. Но мне кажется, что в случае с тобой я в безопасности. Так будет лучше для нас обоих.

– Мне больше не надо приходить?

– Я не разрешаю тебе приходить. Я сообщу твоему социальному работнику, что ты успешно прошел программу.

Он обратился к Дейву:

– Я не могу заставить тебя посещать занятия. Но на твоем месте я бы задумался. У тебя случаются опасные мысли.

На обратном пути мы с Дейвом заглянули в бар, чтобы не вызывать у Рози подозрений фактом возвращения с мальчишника без запаха алкоголя. Дейв тоже не сказал Соне, что идет на занятия по программе «Хороший отец».

– Не вижу оснований не говорить Соне, – сказал я.

– Лучше ей не знать. Это мужские дела.

Соня, разумеется, знала про «Хорошего отца», но не могла сказать об этом Дейву, не открыв, что она выдавала себя за Рози.

Когда я вернулся домой, Рози уже легла, но еще не заснула.

– Как провел вечер? – спросила она.

Я наполовину справился с последствиями Происшествия на детской площадке и приобрел новые знания. Дейв укрепил уверенность в собственных силах, пройдя через конфликтную ситуацию. Правда, чтобы преодолеть сопутствующие болезненные эмоции, ему потребовались два бургера.

Я хотел бы поделиться этим с Рози, но тогда пришлось бы рассказывать и о Происшествии, и о Лидии. Вероятность возникновения стресса после обнародования этой информации уменьшилась, но я по-прежнему боялся говорить о том, как Лидия оценила мой отцовский потенциал. Мне не хотелось усугублять сомнения самой Рози. В итоге я ограничился кратким ответом:

– Отлично. Не о чем рассказывать.

– Аналогично, – сообщила она.

Демонстрация навыков боевых искусств напомнила мне о Карле и его попытках застать меня врасплох. Когда мы приходили в гости к Джину и Клодии, этот ритуал был обязательным и заканчивался всегда одинаково: Карл оказывался обездвижен, предметы интерьера претерпевали незначительный ущерб. Теперь возникла угроза того, что Карл опробует свои боксерские способности на собственном отце.

– Ты уже поговорил с Карлом? – поинтересовался я у Джина на следующий вечер.

Джин принес портвейн, у которого по сравнению с ингредиентами для коктейлей было три преимущества.

1. Факт наличия. Мы опустошили все запасы чего бы то ни было алкогольного, за исключением пива Джорджа.

2. Вкус. Некоторые ингредиенты для коктейлей сами по себе не годятся для употребления.

3. Низкое по сравнению с крепкими напитками содержание алкоголя, который, по моим наблюдениям, стал причиной частых головных болей по утрам.

– Карл не станет со мной разговаривать. Поверь мне, я пытался. Он не может примириться с тем, что я изменял его матери.

– Всегда можно найти какие-то доводы.

– Может быть, со временем. Но это моя проблема, не твоя.

– Ошибка. Рози хочет, чтоб ты съехал, значит, я должен попросить тебя съехать. Самый лучший вариант – вернуться к Клодии, но это невозможно сделать, пока Карл на тебя злится.

– Извинись за меня перед Рози. Я ищу жилье. Я бы все отдал, чтобы как-то разрешить ситуацию с Карлом, но прошлого не исправишь.

– Мы ученые, – напомнил я ему. – И не должны отступать перед трудностями. Мы найдем выход, если как следует подумаем.

22

Я ознакомился с протоколами проекта «Матери-лесбиянки», они оказались достаточно прозрачными. Очевидным ограничением было только отсутствие контрольной группы, состоящей из гетеросексуальных пар или неродственных взрослых.

– В исходном докладе не упоминались однополые пары, – сообщила Б2.

Согласно распоряжению Б1, все связи с коллективом должны были осуществляться через Б2, которая недавно закончила работу над своей диссертацией.

– Это был исследовательский проект, – заметил я.

– Это тоже исследовательский проект. Мы работаем по одинаковым правилам.

Полиция разрешила мне работать с детьми, предположительно, потому что Коп с «Маргаритой» не дал хода рапорту по моему делу, ожидая заключения Лидии, и я теперь мог наблюдать за экспериментами.

Б1, Б2 и Б3 соорудили небольшую гостиную, в которой стоял диван и кресла. Эксперимент строился по следующему принципу: сначала Б3 в качестве медсестры брала пробу на окситоцин у ребенка, затем мать обнимала ребенка. После этого Б3 брала еще одну пробу. Мать возвращалась, но на этот раз не обнимала ребенка, а играла с ним. Затем эксперимент повторялся с участием второй матери.

– Каковы первичные результаты?

– Уж вы-то должны знать, что недопустимо делать выводы, основываясь на сырых, необработанных данных. Вы бы лучше своих мышей препарировали. Серьезно, у нас сегодня во второй половине дня будет женская группа, и с вашей стороны было бы мило тут не болтаться.

Б3 наблюдала эту сцену.

– Могу я угостить вас кофе? – спросила она.

– Сейчас тринадцать минут второго. Полураспад кофеина происходит…

Б3 отвернулась, но позже возле двери задержала меня:

– Вас интересуют первичные данные? Давайте встретимся в кафе.

Тайны, сплошные тайны. Рози не знает, зачем я работаю в этом проекте. О Происшествии на детской площадке, Лидии и программе «Хороший отец» она тоже не знает. Джин обманывал Клодию годами. Сейчас Б3 делилась со мной данными, которые отказалась предоставить Б1. Когда-то в моей жизни не было никаких тайн. И моим отношениям с людьми ничто не угрожало, за редкими исключениями. Теперь, как я подозреваю, происходит восстановление баланса.

– Я беру пробы, – сказала Б3, – и заношу все результаты в компьютер. Первое мне поручили, потому что я медсестра. И второе тоже. Еще меня посылают за кофе, раз уж на то пошло. Но не обязательно быть профессором, чтобы понимать, что происходит. Когда детей обнимают, окситоцин повышается, когда с детьми играют – показатели не меняются. Не важно, какая из матерей задействована. Похоже, игра может изменить уровень окситоцина только в случае с отцами. Когда никого нет рядом, они иначе играют с детьми, это больше похоже на объятия. А способы похоронить первичные результаты всегда найдутся.

Мы с Б3 вместе вышли из кафе.

– Может быть, вам стоит прийти завтра, – сказала она. – Брайони немного раздражена.

Она имела в виду Б1.

В обычной ситуации я бы расслышал намек на то, что мое присутствие нежелательно. Но здесь речь шла о науке. Удобно иногда не уметь вдаваться в тонкости.

Когда я вернулся, как раз прибыла группа из тринадцати женщин. Б1 и Б2 не обращали на меня внимания, но одна из новоприбывших (возраст около тридцати пяти, ИМТ двадцать шесть) заговорила со мной.

– Вы – символический мужчина? – спросила она со смехом.

Я ответил словами Дэвида Боренштейна:

– Наш декан направил меня в этот проект для того, чтобы убедиться, что лесбийские принципы не влияют на чистоту эксперимента.

Она вновь рассмеялась, как мне показалось, беззлобно.

– И что вы сделали, чтобы заслужить такую работу? Переспали с дочкой декана?

Б1 прервала наш разговор и указала на женщину с ребенком в коляске среднего качества:

– Когда ее ребенок проснется, эта женщина будет с ним играть, а мы замеряем уровень окситоцина. Она зачала без участия мужчины, и мы наблюдаем рост окситоцина у ребенка, когда она с ним играет. Точно так же, как в случае с отцами в израильском исследовании.

– Но в израильском исследовании, – продолжил я, – отсутствовала контрольная группа, состоящая из посторонних ребенку мужчин или женщин, поэтому данные о том, что мужчины и женщины должны обязательно быть родителями или опекунами, чтобы уровень окситоцина рос, отсутствуют.

Она посмотрела на меня в точности как Рози, когда та хотела сказать кому-нибудь: «Заткнись». Я подозревал, что именно эту мысль Б1 и хотела до меня донести. Но ситуация была иная. Честность и прозрачность – вот два кита, на которых стоит наука.

– Что случится с окситоцином ребенка, если с ним будут играть мужчина или женщина, которые ему не родственники? – спросила Дружелюбная женщина.

– Вот именно! – сказал я.

Б1 прервала меня:

– Это не является предметом исследования. И мы не можем допустить, чтобы посторонние мужчины приходили сюда и дотрагивались до детей.

Ребенок в коляске заплакал. Надо было действовать быстро, прежде чем с ним начнут играть или обнимать его. Я подскочил к коляске.

– Не возражаете, если я поиграю с вашим ребенком? – спросил я мать. – Я член научной группы, и у меня есть разрешение полиции на работу с детьми.

Она улыбнулась.

– Думаю, нет. Я полагала, что я буду играть, но пожалуйста. Если он вас не испугается.

Я не представлял, как могут реагировать маленькие дети на крупного взрослого мужчину. Я никогда не брал их на руки, кроме, возможно, моего брата Тревора. Я смутно помнил, как мать дала мне его подержать. Кажется, я постарался вернуть его как можно скорее.

Я понимал, что важно не уронить и не напугать ребенка. Обе проблемы я решил за счет того, что лег на спину и в таком виде принял ребенка из рук матери. Я придержал его, и он пополз по мне. Реакции физического отторжения у меня не возникло. Это было очень забавно, а ребенок довольно смеялся. Остальные женщины фотографировали нас. Так продолжалось минуты две, затем я огляделся в поисках Б3. Я помахал ей рукой, и она выключила видеокамеру.

– Возьмите пробу, пожалуйста.

Я чувствовал, что окситоцин повысился у меня, но важны были показатели ребенка.

– Нет, – сказала Б3. – Это нарушение протокола.

– Ошибка, – ответил я. – Протокол изменен таким образом, чтобы не исключать случайные данные, раз уж это исследовательский проект. В противном случае протокол не получит одобрения медицинского учреждения.

Дружелюбная женщина улыбалась и кивала.

Б3 взяла пробу слюны у ребенка. Его мать разрешила нам еще минуту поиграть.

Заказанную мной коляску доставили в мое отсутствие. Рози ее распаковала и теперь настаивала, чтобы мы ее вернули.

– Дон, ты же знаешь, я не блондинка какая-нибудь, которая убивается, чтобы у ребенка все было в оборочках и рюшечках, но это что-то военно-промышленное… Это танк какой-то. «Хаммер» среди детских колясок.

– Это самая безопасная коляска в мире.

Я не преувеличивал. Базовая модель была самой безопасной из того, что имелось в продаже, и я заказал еще ряд дополнительных опций. Я был уверен, что Бад останется невредим, если коляска перевернется, столкнется с автомобилем, движущимся на низкой скорости, особенно если он или она будет носить шлем, приобретенный мною в качестве сопутствующего аксессуара. Единственные недостатки коляски, на мой взгляд, заключались в увеличенных размерах и затрудненном доступе к ребенку. Не считая, конечно, цены.

– Ее внешний вид важнее безопасности? – поинтересовался я.

Рози проигнорировала мой вопрос.

– Дон, я ценю твои усилия. Очень ценю. Но просто это не твое. Ты не специалист в том, что касается маленьких детей. Твое – это детские коляски, особенно большие металлические коляски, снабженные резиновыми бамперами.

– Не знаю. Я обладаю одинаково ограниченным опытом в обеих сферах.

Мои шансы на то, чтобы приобрести новый опыт, участвуя в проекте «Матери-лесбиянки», выглядели все более сомнительно. Предложенное мною изменение в протоколе исследований, предполагавшее, что каждый ребенок должен пройти через процедуру «ползание по Дону», должно было быть одобрено матерями. Первый успех стал последним, так как остальные отказались. Я дал Б2 и Б3 свой номер на случай, если кто-нибудь передумает.

– Не ждите звонка, – сказала Б2.

Но Б3 прислала СМС с текстом: «Окситоцин зашкалил после взаимодействия с вами. Самый высокий результат в игровом взаимодействии. А вы даже не опекун!»

Имелось в виду, что мой пол повлиял на результат, но единичный пример был важен только как стимул для продолжения поисков.

Б1 отправила Дэвиду Боренштейну письмо по электронной почте, не поставив меня в копию.

– Просто просмотри, – сказал наш декан, показав на экран компьютера.

Я не умею просто просматривать текст. Это означает, что ты пропускаешь какие-то слова. А что, если я пропущу частицу «не»? Письмо было длинным, но я отметил присутствие в нем таких слов, как «непрофессиональный», «вредный» и «бесчувственный».

– По сути, она хочет, чтобы я отстранил тебя от участия в проекте. Они не будут учитывать единичный результат, полученный в нарушение протокола. По их мнению, он был не случайным, а стал результатом преднамеренного вмешательства, и так далее и тому подобное.

– Она сообщила, в чем заключался результат?

– Она дала понять, что они его не проверяли. Как же, как же. Если бы уровень окситоцина оказался низким, она бы из шкуры вон вылезла, чтобы зафиксировать это.

– Это ненаучно.

– Согласен. Ну что, правильно я сделал, что подключил тебя к этому проекту?

– Возможно, человек, придающий большое значение соблюдению социальных норм, мог ради них поступиться научными целями.

Боренштейн расхохотался.

– Должен сообщить, профессор Тиллман, что считаю вас отличным ученым, но иногда задаюсь вопросом: как Рози с тобой справляется?

Рози справлялась со мной не очень хорошо.

Одна из любопытных особенностей животных, в том числе человека, состоит в том, что примерно треть жизни мы спим. Практического способа избавиться от этой неэффективной привычки не существует. Когда мне было лет двадцать, я провел серию опытов с целью установить свою минимальную потребность во сне и пришел к выводу, что она составляет семь часов и восемнадцать минут при условии, что никакой свет в спальню не проникает. С тех пор я не употребляю амфетамины.

С возрастом сон становится более чутким: эволюционная теория объясняет это тем, что в древности молодые охотники и воины нуждались в крепком сне, а старшие члены племени выполняли в это время сторожевые функции, поэтому должны были просыпаться от малейшего звука.

Если пользоваться терминами эволюционной теории сна, Рози уже приступила к выполнению сторожевых функций. Она часто просыпалась, при этом усугубляла проблему тем, что отправлялась в туалет, а потом на кухню, где готовила себе горячий шоколад. В результате, естественно, образовывался замкнутый круг. До беременности Рози иногда ложилась рано – из-за усталости или в состоянии опьянения, а иногда занималась до часа ночи и приходила в спальню оживленная и даже с желанием поговорить. В час ночи! В некоторых случаях ее интересовал секс, и тогда я менял свое расписание, отводя дополнительное время для сна на следующий день.

Я привык к тому, что меня будят, и, как правило, после этого мне удавалось заснуть в течение нескольких минут. Но накопительный эффект давал себя знать, и я был вынужден сдвинуть стандартное время отхода ко сну на тринадцать минут.

Беременность осложнила ситуацию. Как и было предсказано в Книге, увеличивающийся в размерах ребенок и его система жизнеобеспечения ослабили возможности мочевого пузыря Рози. Кроме того, Рози начала храпеть, не громко, но достаточно, чтобы нарушить мой сон. Время отхода ко сну вновь пришлось изменить.

Мы приступили к обсуждению проблемы в 3.14.

– Тебе не стоило пить горячий шоколад. Он заставляет тебя идти в туалет. А после ты опять идешь за горячим шоколадом…

– Горячий шоколад помогает мне уснуть.

– Нелепость. Шоколад содержит кофеин. Кофеин – это стимулирующее средство со сроком действия четыре часа. Не рекомендуется пить кофе и есть шоколад после трех часов ночи. Я никогда…

– Ты – никогда. Я знаю. Что ты никогда. А я пью и ем. Это мое тело, если ты забыл.

– Кофеин допустим только в ограниченных количествах.

– Мне разрешено две чашки кофе в день. Я кофе не пью, значит, вместо него можно горячий шоколад.

– Ты выясняла содержание кофеина в шоколаде?

– Нет. И не собираюсь. Хочешь, я решу твою проблему? Заодно и свою.

Рози стащила с постели одеяло и покинула спальню.

Теперь уже мой организм взбунтовался и отказался спать. Я воспользовался этим, чтобы обдумать уход Рози. Она покинула спальню навсегда или на одну ночь? Если рассуждать рационально, это было правильное решение проблемы, которая, по крайней мере отчасти, носила временный характер. Когда беременность закончится, Рози снова сможет спать нормально. А пока нужно купить еще одну кровать.

Тут я понял, что Рози негде спать: другой кровати в доме не было. Если только она не спит вместе с Джином.

Я вылез из кровати и на цыпочках пошел к комнате Джина. Дверь в кабинет Рози была открыта. Она спала там, свернувшись в кресле и укрывшись одеялом. Рози не шевелилась. Я вернулся в спальню, стащил матрас с кровати и перенес его в кабинет, который был намного просторнее нашей спальни. Рози проснулась.

– Дон? Ты что делаешь?

– Устраиваю временную кровать.

– Ох. А я подумала…

Она не договорила, сползла с кресла и улеглась на матрасе. Я укрыл ее одеялом и вернулся в спальню, где мне удалось заснуть на обитом материей основании кровати. Мне было вполне удобно, а мой учитель карате несомненно признал бы происходящее полезной практикой. Изначально наша кровать представляла собой компромисс между тягой Рози к мягкой постели и оптимальной жесткостью, рекомендованной в научных исследованиях. Мне удалось все устроить так, чтобы комфортно было нам обоим.

Рози явно не возражала против нового порядка вещей, поскольку продолжала спать в кабинете и в следующие дни, а я вернулся к прежнему расписанию отхода ко сну.

23

Мне опять приснился страшный сон про космическую станцию. Он ничем не отличался от первого и заканчивался так же. Только на этот раз, когда я проснулся, Рози рядом не было.

Перемены в организации сна также встревожили Джина, который заметил их спустя два дня. По его мнению, то, что Рози спит в другой комнате, было равнозначно тому, что она меня отвергает.

– Посмотри на вещи с практической точки зрения, Дон. Зачем люди спят вместе?

– Ради секса.

Когда Джин задавал вопрос о мотивации тех или иных действий, этот ответ всегда оказывался правильным.

– Но сейчас, когда она беременна, эволюционный процесс не требует секса, – продолжил я.

– Поверхностный анализ, мой друг. Человеческие существа подавляют тягу к размножению, чтобы сохранить текущую близость. По самым разным причинам. Мы, возможно, не моногамны, но пара нужна каждому, и Рози посылает тебе важный сигнал.

– Что я сделал не так?

– Хочу заметить, Дон, что ты далеко не первый мужчина, который задается этим вопросом. Обычно это происходит, когда он возвращается домой и выясняет, что кино закончилось.

– У нас нет телевизора.

– Это я заметил. Кто автор идеи?

– У нас нет потребности в телевизоре. Качественные новости можно получать из других средств массовой информации и без сопутствующей рекламы, фильмы можно смотреть на большом экране в кинотеатрах, а для всего остального у каждого из нас есть компьютер.

– Я не об этом спрашиваю. Кто автор идеи?

– Решение было очевидным.

– Рози когда-нибудь говорила о покупке телевизора?

– Возможно. Но ее аргументация была слабой. Ты полагаешь, что наш брак находится под угрозой из-за отсутствия телевизора? Если так, то я могу…

– Я подозреваю, что причины лежат несколько глубже. Но если ты хочешь услышать конкретный ответ на вопрос «Что я сделал не так?», то вот он: УЗИ. Ты должен был пойти вместе с ней. С этого момента Рози всерьез задумалась, действительно ли ты хочешь быть отцом. Не о том, можешь ли ты, это отдельный вопрос, а есть ли у тебя хотя бы заинтересованность.

– Почему ты так уверен?

– Я руковожу факультетом психологии, ты поделился со мной своими сомнениями, о которых Рози наверняка знает, а в ее собственной биографии была проблема с отцом.

– Эту проблему уже решили.

– Дон, проблемы, возникшие в детстве, не решаются никогда. Иначе психотерапевты умерли бы с голоду.

– А если ты ошибаешься и никакой проблемы не существует? Наоборот, я создам проблему, если начну реагировать на выдумки. Так же как человек спотыкается, когда думает, что впереди ступенька, а ее там не оказывается.

Джин поднялся, подошел к двери своего кабинета, выглянул в коридор, вернулся.

– Сомелье говорят: «Один взгляд на этикетку дает столько же, сколько двадцать лет опыта».

– Ты выражаешься туманно.

– Рози говорила со мной. Она сказала, что вы переживаете трудный период и она не уверена, хочешь ли ты быть отцом.

– Она обнародовала информацию о состоянии нашего брака? По собственной инициативе?

– Я ее спросил. Собственно, Стефан навел меня на некоторые размышления.

Стефан! Значит, теперь Рози делится важнейшими сведениями с ним, а не с тем, кому они по-настоящему нужны.

Хотя я получил информацию из третьих рук, что подвергало сомнению ее точность, указание Джина на УЗИ-просчет было крайне полезным. Благодаря ему я мог стать более умелым будущим отцом и одновременно продемонстрировать Рози свою заинтересованность.

Джин посоветовал мне присутствовать при процедуре, заранее разобравшись в деталях и возможных последствиях. К счастью, у меня появился шанс все исправить. Рози согласовала точную дату второй сонограммы: двадцать две недели, ноль дней, ноль часов с момента номинального начала беременности, которое, как было установлено на первом обследовании, пришлось на понедельник, двадцатое мая. Я вычислил дату – 21 октября – и заложил на это мероприятие весь день. На этот раз я буду готов.

Я проштудировал Книгу в поисках других предстоящих событий, чреватых ошибкой или ее блестящим исправлением, и пришел к выводу, что остались только роды. Сходство с сонограммой бросалось в глаза.

1. Необходимость личного присутствия при процедуре.

2. Критический момент, когда могут возникнуть проблемы, требующие решения.

3. Низкая вероятность возникновения проблем, высокий уровень тревоги.

4. Ожидаемое присутствие партнера, хотя он или она непосредственного участия в процедуре не принимает.

Основываясь на Книге и других научных материалах, я бы описал свою функцию как «снижение уровня тревожности партнера». Этой цели можно было добиться за счет знакомства с процессом деторождения, чтобы постоянно информировать будущую мать о ходе дел, пока она непосредственно участвует в процедуре. Знания – моя сильная сторона. Будучи студентом-медиком, Рози имела общее представление о родах, но я намеревался стать специалистом в этом вопросе, включая возможные осложнения и варианты последствий. Я вновь обратился к «Руководству по акушерству и гинекологии» Дьюхерста, а также возобновил попытки дополнить теоретические знания практическими навыками.

После неоднократных просьб разрешить мне ассистировать или хотя бы просто присутствовать при родах Дэвид Боренштейн наконец дал мне координаты доктора Лорин Мактиг из Коннектикута.

Она позвонила в субботу вечером в тот момент, когда участники мальчишника приканчивали пиццу, доставленную в квартиру Джорджа. Я рассказал им, что происходит, и, к моему удивлению, не только Дейв, но и Джордж с Джином решили ко мне присоединиться.

– Вам эти знания ни к чему, – заметил я.

– Мужская солидарность, – ответил Джордж. – Что же мы, бросим тебя одного?

Я перезвонил Лорин, чтобы убедиться, что их присутствие не создаст проблем.

– Если вы хотите, пожалуйста. Но предупредите своих товарищей о возможных осложнениях. Все может закончиться не очень удачно.

Мы вызвали такси, и я дал шоферу адрес Дейва, чтобы мы могли пересесть в его микроавтобус.

– Черт, – сказал Джордж, – это же экстренный случай?

– Тазовое предлежание. Плод расположен не головой вперед, как обычно, а наоборот, – объяснил я. – Очевидно, есть и другие проблемы. Я рассчитываю многому научиться.

– Мы едем в Лейквиль, штат Коннектикут, – сообщил Джордж водителю. – Я хочу, чтобы вы нас там подождали и отвезли обратно.

– Я не езжу дальше…

Джордж, сидевший на переднем сиденье, протянул водителю пачку денег, перетянутых резинкой, и тот, пересчитав их, замолчал. Возражений с его стороны больше не поступало.

Трудно было поверить, что Джордж разбогател за тот короткий период, когда Dead Kings были популярны, а с тех пор прошло почти пятьдесят лет. Я полагал, что он, как настоящий рок-музыкант, потратил бóльшую часть заработанного на наркотики. Когда Джордж заплатил таксисту, мне представился удобный случай поинтересоваться:

– Откуда у тебя столько денег?

– Вот что мне в тебе нравится, Дон. Ты никогда не ходишь вокруг да около.

Обычно людям как раз не нравится, когда я не хожу вокруг да около.

– Откровенный вопрос, откровенный ответ, – сказал Джордж. – Алименты.

Джин засмеялся.

– Дай я угадаю. Тебе пришлось так много работать, чтобы обеспечить четырех жен, что ты случайно заработал в конце концов и на себя. Или одна из них умерла, и тех двадцати пяти процентов, которые после этого к тебе вернулись, оказалось достаточно, чтобы жить по-королевски.

– Почти угадал, – ответил Джордж. – Моя первая жена умерла три года назад. Рак. Я ушел от нее, когда группа стала популярной. Мне казалось, что я найду кого-нибудь получше. Ну, я же рок-звезда, и все такое. По-настоящему так и не нашел. Я мог бы сказать, что все женщины одинаковы, но проблема была в том, что это я не менялся. Когда у тебя с четырьмя женщинами возникает одна и та же проблема, начинаешь думать, что это с тобой что-то не в порядке.

– Не понимаю, как это все повлияло на твое благосостояние, – сказал Джин. – Ты хочешь сказать, что она оставила тебе все деньги?

– Именно это я и хочу сказать. Не все, но достаточно. Я должен был отдавать ей две трети своих доходов, а у нас в те времена было несколько хитов, которые приносили немало. Я свою треть пускал по ветру, а она покупала недвижимость. Перед смертью она завещала мне половину.

– Очень щедро с ее стороны, – заметил Джин.

– В завещании упоминались я и наш сын. Он свою долю уже прогулял. Она, вероятно, это предвидела и оставила часть мне, чтобы я платил за него залог, когда он в очередной раз попадет в неприятности. Она была не Джерри Холл, но ведь и я не был Джаггером. Так и запиши, юный Дональд.

Я взял услышанное на заметку. Урок Джорджа в общем виде и применительно к моей ситуации был ясен. Если у меня не получится с Рози, то не получится ни с кем. Если наш брак развалится, новой попытки я не сделаю. Я оказался перед выбором – или Рози, или остаток жизни без партнера. И без ребенка.

Поездка заняла два часа и шестнадцать минут, на восемь минут дольше, чем обещал навигатор в моем телефоне.

– Вы как раз вовремя, – сказала Лорин (возраст около сорока пяти, ИМТ двадцать три). – Я откладывала начало до вашего приезда, но она чувствует себя довольно плохо, тянуть больше нельзя. Знакомьтесь, это Бен.

Она указала на мужчину в клетчатой рубашке, который стоял в нескольких метрах от нас. Он подошел, мы пожали друг другу руки, согласно правилам. Его рука была очень потной: я пришел к выводу, что причина – беспокойство. Мне представилась хорошая возможность попрактиковать свои психотерапевтические навыки.

Я сообщил Бену, что шансы на выживание матери близки к ста процентам, хотя трудные роды могут на время снизить ее репродуктивную активность. Вероятность выживания ребенка составляет около восьмидесяти пяти процентов.

Бену, кажется, полегчало.

– Неплохие шансы, – сказал он. – Стучу по дереву.

Джордж посмотрел на будущую мать.

– Бедная телка, – сказал он.

Лорин была великолепна! Всегда увлекательно наблюдать хорошего профессионала за работой. Она точно описывала, что делает в данный момент, и попутно успевала рассказывать об альтернативных возможностях и процедурах. Джордж держал галогеновую лампу, которая питалась от аккумулятора в машине Лорин, а я помогал ей менять положение теленка. Корова находилась в загоне, что ограничивало ее перемещения.

С эстетической точки зрения работа была неприятная, но многолетний опыт вскрытия мышей научил меня, как правильно настроиться. Вскоре восторг от интеллектуальных усилий возобладал над неприятными аспектами происходящего. Это было так интересно!

Джин разговаривал с Беном. Дейв, который не очень хорошо себя чувствовал, остался в такси.

– Так, – сказала Лорин, – я думаю, нам понадобится трактор.

Она запустила руки в корову и объяснила, что привязывает цепь к ногам теленка, не желавшего появляться на свет. Джордж передал лампу Джину и пошел разговаривать с матерью. Судя по звукам, которые она издавала, ей приходилось нелегко.

Бен закрепил второй конец цепи на тракторе, и процесс вытаскивания начался. При рождении человека вместо трактора использовали бы щипцы. Или – что вероятнее – сделали бы кесарево сечение. В любом случае анатомическое сходство было ярко выраженным, и наблюдать это вживую было бесценным опытом.

– Так, Дон. Помогай мне ловить его.

К счастью, в данном случае для того, чтобы поймать, не нужна была такая же координация, как при ловле мяча. Мы с Лорин всего лишь должны были подхватить теленка, когда он появится на свет. Что он и сделал, сопровождаемый большим количеством жидкости, замочившей нас обоих. Теленок был чрезвычайно скользкий, но мы его не уронили. Одна нога у него была неестественно согнута, зато теленок начал дышать. Корова стояла спокойно.

– Нога сломана, – сообщила Лорин. – Что будем делать?

– Как вы считаете? – спросил Бен.

– Боюсь, лучше усыпить, если вы не хотите выкармливать его вручную.

Дейв, шатаясь, выбрался из такси.

– Не убивайте его. Если понадобится, я его домой заберу.

Первоначально эта идея показалась мне блестящей. Совместное проживание с сельскохозяйственным животным укрепит иммунитет будущего ребенка Сони и Дейва. Но после недолгого размышления я осознал, что выращивание хромого теленка в нью-йоркской квартире повлечет за собой многочисленные проблемы.