Текст книги "Эффект Рози"
Автор книги: Грэм Симсион
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)
– Сколько ты дал чаевых? – спросил он.
– Восемнадцать процентов. Как рекомендуется.
– Точная сумма, судя по центам.
– Совершенно верно.
Джин зачеркнул написанную мною цифру и вписал свою.
Рози вновь заговорила:
– Мне правда надо вам сказать…
Джин прервал ее:
– Я думаю, что сегодня мы должны им немного больше, чем обычно. Они нам подарили необычный, немного сумасшедший вечер.
Он поднял чашку с кофе. Я никогда раньше не видел, чтобы кофе использовался для тоста, но поступил так же. Чашка Рози осталась стоять на столе.
– За Дона, который так много сил вложил в этот вечер и благодаря которому жизнь каждого из нас становится немного безумной.
Наступила пауза. Рози медленно подняла свою чашку и чокнулась со мной и Джином. Все молчали.
На выходе из ресторана нас встретили вспышки многочисленных камер. Группа – толпа на самом деле – фотографов устремилась к Рози. Затем кто-то из них крикнул: «Это не она! Извините, ребята». Мы поймали такси, доехали до дома и разошлись по своим спальням.
26
На следующий вечер Джин подтвердил правильность моих выводов. Рози собиралась положить конец нашему браку.
– Она не сделала этого только потому, что вчерашний вечер в ресторане напомнил ей, из-за чего в первую очередь все между вами началось. Но проблема не в этом.
– Согласен. Проблема не в том, что я не подхожу ей как партнер. Я не гожусь как отец.
– Боюсь, ты прав. Клодия говорила, что вы неразделимы, но Рози, похоже, выбрала иной путь.
Рози уже легла. Рози, которая побудила меня раздвинуть границы моих возможностей, Рози, благодаря которой моя жизнь стала богаче, чем я когда-либо мог мечтать. Я сидел вместе со своим лучшим другом на балконе в Манхэттене, глядел на Гудзон и огни Нью-Джерси вдали, а самая красивая женщина в мире и мой будущий ребенок спали где-то рядом. И я почти потерял ее. Мне по-прежнему грозила опасность остаться без нее.
– Рози любит тебя ровно в силу тех причин, по которым полагает, что ты не подходишь на роль отца. В этом и заключается сложность, – сказал Джин. – Она рискнула вступить с тобой в отношения, но ни одна женщина не станет рисковать ребенком. Короче говоря, надо убедить ее, что ты… достаточно стандартный, чтобы быть отцом.
Его умозаключения выглядели здраво. Но решение проблемы оставалось прежним. Надо упорно трудиться над развитием отцовских навыков.
Хотя я добился огромного прогресса, изучая акушерство, а также принимая роды Дейва-теленка и работая в проекте «Матери-лесбиянки», Рози не замечала мои новые навыки из-за отсутствия ребенка, к которому их можно было применить. Другие мои инициативы вроде приобретения детской коляски были восприняты отрицательно.
Я рассчитывал, что после родов ситуация улучшится, но теперь предо мной стояла задача пережить оставшиеся четырнадцать недель беременности, не будучи отвергнутым Рози. Одна непоправимая ошибка могла перерасти в катастрофу. Учитывая мою склонность к подобным ошибкам, необходимо было срочно создать буферную зону.
Для того чтобы выработать план спасения, мне нужен был совет специалиста.
Дейв был потрясен:
– Ты и Рози? Ты шутишь. То есть я знал, что у вас есть какие-то проблемы, но не больше, чем у нас с Соней.
– Ребенок для нее важнее отношений. Что ведет к разрушению брака.
Джордж засмеялся.
– Прости, это я не в твой адрес. Но что я хочу тебе сказать – добро пожаловать в реальный мир. Не нужно ставить крест на своем браке только потому, что она ведет себя как все женщины. Это у них в генах, можешь спросить у гениального Джина.
– Если я скажу, что женщины по природе своей сосредоточены в первую очередь на детях, то Нобелевскую премию я за это не получу, – отозвался Джин.
Затем он взглянул на меня.
– Но проблема действительно есть. Все началось с того, что Дон пропустил сонограмму.
– Черт, – сказал Дейв. – Я для этого случая взял отгул, впервые в жизни. Ты пропустил важное дело, Дон.
– Я видел снимок, – возразил я, желая оправдаться. Потому что я действительно напортачил.
– Это другое. Мы увидели, как ребенок двигается, – я имею в виду, что после всех усилий мы наконец поняли: вот он, – рассказал Дейв.
Он разволновался.
Джордж вынул бутылку из-под стола, и я достал штопор. Бейсбольный сезон давно закончился, и мы сидели в пиццерии «Артуро» в Гринвич-Виллидж. Джордж был чрезвычайно щедр на чаевые, что позволяло нам нарушать правила и приносить с собой до смешного дорогие тосканские вина, которые, как утверждал Джордж, он теперь предпочитал элю. Пауза в разговоре дала мне возможность подумать.
Джин попробовал вино.
– Как тебе? – спросил Джордж.
– Вино? Всего лишь одно из десяти лучших, которые я пробовал в жизни. И пью я его в компании с тремя товарищами в шикарной пиццерии. Вот только не надо было мне заказывать пиццу «Диаволо». А что касается Дона и Рози…
Джин сделал круговое движение бокалом, слишком маленьким для дегустации вина.
– Что касается Дона, то надо смотреть правде в глаза. Рози не верит, что он справится с ролью отца. Вспомним к тому же о повторяющихся моделях поведения. Рози выросла с единственным родителем и, возможно, поэтому полагает, что такая же судьба ждет ее ребенка.
Практической пользы для себя в рассуждениях Джина я не увидел. Я не мог изменить прошлое.
Дейв молчал, доедая свою порцию первой пиццы, заказанной на всех, потом заговорил:
– Я пытаюсь наладить холодильный бизнес. Это похоже на игру в бейсбол. Все, что я могу, – это стараться каждый день и надеяться, что рано или поздно результат придет. И что до тех пор Соня не махнет на меня рукой. Все, что Дон может сделать, – стараться изо всех сил и надеяться, что Рози это оценит.
Дейв был прав. Все, что я мог, – это попытаться стать самым лучшим отцом, каким мне только дано быть. Начало было положено. Рози этого не знала, но я так успешно взаимодействовал с ребенком, что у него повысился уровень окситоцина. Однако предстояло сделать еще больше.
Советы по поводу переживаемого мною кризиса я получил от 42,8 % своих друзей, включая моего нового друга Джорджа. В сухом остатке они сводились к двум мыслям: «Проблема существует» и «Не сдавайся».
Я решил не звонить Эслерам. Я не хотел, чтобы помимо Рози, Джина, Джорджа, Дейва, Сони и Стефана (!) еще и они были в курсе того, что проблема существует.
Оставалась Клодия. Лучший в мире психолог.
В этот раз, когда мы связались по скайпу, она предпочла говорить, а не писать. Я не понял, от чего зависит ее выбор, но скорость голосовой связи позволила мне изложить суть проблемы меньше чем за час.
Клодия изложила свои выводы почти сразу, как только я закончил:
– Рози ищет совершенную любовь. Она идеализирует то, что она потеряла раньше, чем смогла понять, что совершенной любви не бывает.
– Это слишком абстрактно.
– Ее мать умерла, когда Рози было десять лет. Даже если отношения ее родителей и не были идеальными, Рози не представилось шанса об этом узнать. И она отправилась на поиски идеального отца, которого, естественно, не существует, а нашла идеального мужа.
– Я не идеален.
– По-своему ты идеален. Ты веришь в любовь больше, чем любой из нас. Ты ничего не держишь за пазухой.
– Ты считаешь, что я не способен оперировать долгосрочными понятиями, что мой мозг устроен слишком схематично.
– Ты ведь не собираешься когда-либо обманывать Рози?
– Нет, конечно.
– Почему?
– Потому что это неправильно. – Я осознал, что я говорю. – Если только это не брак без взаимных обязательств.
– Дон, не будем об этом. Речь о тебе и Рози. Но в какой-то момент она должна была обнаружить, что ты живой человек. Ты можешь забыть важную дату, ты не читаешь ее мысли…
– Дату я вряд ли забуду. А вот чтение чужих мыслей – это моя слабая сторона.
– Поэтому теперь она вновь ищет идеальную любовь.
– Повторяющиеся модели поведения, – произнес я.
– Где ты этого набрался? Ладно, можешь не отвечать, и так знаю. Но в данном случае все верно. И судя по тому, что ты рассказываешь, она не считает тебя способным дать ей эту идеальную любовь. Быть собой – отличный способ, если дело касается только вас двоих, но в случае с ребенком он не работает. С ее точки зрения.
– Потому что я не рядовой отец.
– Возможно. Но быть рядовым отцом в этом случае недостаточно. Проблема в ее видении фигуры отца. У нее ведь были противоречия с собственным отцом?
– Все проблемы во взаимоотношениях с Филом разрешены. Теперь они друзья.
При этом я не забывал, что сказал Джин о проблемах, возникших в детстве.
– Это не может изменить ее прошлое. Это не может изменить ее подсознание.
– И что же мне делать?
– Это самый трудный вопрос. – Я начал приходить к выводу, что ученым-психологам следует уделять больше времени решению проблем. – Продолжай работать над тем, чтобы стать хорошим отцом. Может быть, стоит обсудить это все с Рози. Но избегай тех терминов, которые я использую.
– Как я объясню, что имею в виду, если не буду применять эти термины в ходе дискуссии? Это все равно, что рассказывать про генетику, не упоминая аббревиатуру ДНК.
– Верно. Тогда продолжай стараться. Пусть Рози знает, что для тебя это важно.
Проблема существует. Не сдавайся.
– И вот что еще, Дон…
Я ждал, когда Клодия закончит мысль.
– Ты лучше ничего не говори Джину, но я кое с кем встречаюсь. У меня отношения с другим мужчиной. Так что не стоит беспокоиться о нас с Джином. Это уже в прошлом.
Я решил, что разговор окончен, и выключил связь.
Но Клодия прислала еще два сообщения:
«Удачи, Дон. Пока тебе удавалось всех нас удивлять».
«Думаю, ты знаешь мужчину, который появился в моей жизни. Это Саймон Лефевр, руководитель Института медицинских исследований».
Этап сбора данных в проекте «Матери-лесбиянки» завершился, и я посмотрел черновой отчет. По моей просьбе Б3, полезная медсестра, отправила мне необработанные данные, которые я проанализировал сам. Результаты оказались любопытными, они, безусловно, расширяли представление о данной области. Отчет можно было улучшить разными способами, и я направил свои предложения Б2. Она не ответила, зато Б1 потребовала встречи с деканом, на которую он пригласил и меня.
– Дон настаивает на включении данных, полученных до того, как протоколы исследования были отработаны. Это путает всю картину.
– Это самые интересные данные, – сообщил я. – Они свидетельствуют, что ни в одном случае активные игры матери с ребенком не привели к повышению уровня окситоцина.
– Это потому, что изначально активные игры с ребенком были организованы по мужскому образцу. Родителям женского пола было некомфортно, и дети это чувствовали. Нам пришлось модифицировать их для женщин.
– После чего их надо классифицировать как объятия, – сказал я.
– Вы их не видели. Вас там не было.
Второе утверждение соответствовало истине. Я не получал писем с сообщениями о расписании экспериментов, и технические специалисты, к которым я обратился, не смогли выявить причину, несмотря на многочисленные проверки и углубленное изучение проблемы. К счастью, Б3 нашла более эффективное решение.
– Я получал видеозаписи.
– Кто?…
– Это имеет какое-то значение? – спросил Дэвид. – Дон безусловно имел право смотреть эти видеозаписи.
– Его квалификация не позволяет различать игры и объятия.
– Не спорю, – сказал я. – Поэтому я послал записи специалистам для анализа.
– Кому? Кому вы послали записи?
– Авторам исходного исследования в Израиле, разумеется. Они подтвердили, что в случае второго протокола речь идет об объятиях. Следовательно, ваше исследование показывает рост окситоцина, когда вспомогательный родитель женского пола обнимает ребенка, а не играет с ним. Что явно отличается от результатов, полученных в случае со вспомогательным родителем мужского пола. Что и представляет интерес.
Мне показалось, что Б1 не поняла сказанного мною, а выражение ее лица, когда она встала с места, я первоначально интерпретировал как злость. Я пояснил свою мысль:
– Результаты готовы к публикации. Я говорил по скайпу с одним из авторов израильского доклада, он очень заинтересовался.
– То, что сделал Дон, совершенно неэтично, – заявила Б1. – Он показал наши результаты другим исследователям.
– Это, возможно, было наивно. Но никакого нарушения этики здесь нет. Медицинский факультет Колумбийского университета открыт для сотрудничества с учеными по всему миру. Мы поддерживаем Дона в этой ситуации.
После того как Б1 ушла, декан поблагодарил меня за настойчивость:
– Они пытались избавиться от тебя, Дон. Но твое упорство позволило нам добиться хорошего результата.
На улице похолодало, что было обычным явлением для конца декабря. Изображение Бада занимало теперь четыре плитки. Достигнув рубежа в двадцать девять недель и при уровне медицинского обслуживания, доступного в Нью-Йорке, он, вероятно, сможет выжить в этом мире.
Наш брак сопротивлялся распаду в режиме совместного проживания под одной крышей.
Рози пригласила своих одногруппников к нам, чтобы отметить окончание занятий перед сессией и окончание своей учебы.
– Я, наверное, в последний раз увижу этих ребят, – сказала она. – Нас особо ничего не связывает – большинство из них моложе меня.
– Всего на несколько лет. Они взрослые.
– Почти. Но у них нет детей и всего прочего. Короче, если ты и Джин хотите пойти с Дейвом…
– У нас вчера был мальчишник. Дейв подвергается критике за недостаточное внимание к Соне, и ему надо привести в порядок отчетность. У Джина свидание с Инге.
– Свидание…
– Совершенно верно.
Использованный термин адекватно описывал ситуацию. Джин признался, что влюблен в Инге. Джордж утверждал, что разница в возрасте не имеет значения, а Дейв не смог сформулировать собственное мнение. Виза Джина, выданная на время его творческого отпуска, истекала через месяц, и он планировал потратить это время на поиски постоянной работы в Нью-Йорке.
– А Джордж?
Рози не была знакома с Джорджем.
Такое настойчивое предложение альтернативных способов времяпрепровождения привело меня к неизбежному выводу. Проект «Матери-лесбиянки» меня кое-чему научил.
– Ты хочешь, чтобы я ушел на этот вечер?
– Это мои одногруппники.
– А это и моя квартира тоже. Встреча одногруппников – это общественное мероприятие. Я – твой партнер. Другие люди придут с партнерами?
– Возможно.
– Отлично. Я подтверждаю свое участие.
Мой декан был бы впечатлен.
27
Джин проинструктировал меня, как следует принимать гостей:
– Громкая музыка, приглушенный свет, соленая еда, много выпивки. Свежая рубашка и чистые джинсы. Ботинки, которые были на тебе, когда мы принимали роды у коровы, если ты их почистил. Рубашку в джинсы не заправляй. Можешь не бриться. Жми руки, таскай еду и напитки и не ставь Рози в неудобное положение.
– Почему ты считаешь, что я поставлю ее в неудобное положение?
– Опыт подсказывает. И мы с Рози разговаривали. Если коротко, она хотела, чтобы я перенес свидание с Инге. Думала сбагрить тебя на меня. Не вышло. У меня на сегодняшний вечер большие планы.
– Большие планы? Ты намерен сегодня заняться сексом с Инге?
– Хочешь – верь, хочешь – нет, однако до сих пор все было очень целомудренно. Но профессиональное чутье подсказывает мне, что сегодня все переменится.
Я подготовился к приему гостей, и, когда я пришел домой, Рози подтвердила, что все идет по плану.
– Зачем столько выпивки? – спросила она. – Ты заказал пять ящиков алкоголя. Мы не можем позволить себе такие траты.
– Доставка бесплатно. Плюс скидка за большой объем. Судя по твоему поведению в прошлом, после рождения Бада ты опять будешь много пить.
– Я всем сказала, чтобы приносили выпивку с собой. Мы же простые студенты.
– Я – нет.
– Дон, если ты помнишь, я думаю о том, чтобы вернуться в Австралию. До рождения ребенка. Меня здесь не будет, и я не смогу все это выпить.
Из-за предстоящей вечеринки я передвинул время еженедельного разговора с моей матерью на тридцать минут раньше и решил соврать, чтобы не причинять эмоциональную боль.
– Доставили уже? – спросила мать.
– Доставили в четверг.
Это была правда.
– Ты бы хоть позвонил. Твой отец так волновался. Пересылка стоила целое состояние. Одному богу известно, сколько он уже на это потратил. Он полночи разговаривал по телефону с Кореей – с Кореей, подумать только, – а затем приехали все эти ящики, и ему пришлось подписывать документы про патенты и секретность, и он, конечно, изучал каждую букву, ты же знаешь своего отца, он сутками не отрывался, Тревор несколько недель подряд был вынужден помогать в магазине… Я думаю, тебе надо с ним поговорить.
Она отвернулась от экрана и крикнула:
– Джим, это Дональд!
Место матери занял отец.
– Это то, что ты хотел? – спросил он.
– Отлично. Идеально. Невероятно. Отвечает всем требованиям.
И это тоже была правда.
– А Рози понравилось? – спросила невидимая мать.
– Рози полностью удовлетворена. Она считает папу величайшим изобретателем в мире.
Это была ложь. Я убрал колыбель в шкаф в комнате Джина, не показав Рози. После проблем с коляской велика была вероятность того, что Рози отвергнет самый удивительный проект моего отца.
Первыми гостями на встрече оказалась пара, что подтвердило правильность моего решения участвовать в этом мероприятии. Рози представила нас.
– Джош, Ребекка, познакомьтесь, это Дон.
Я протянул руку, они по очереди пожали ее.
– Я партнер Рози, – сообщил я. – Что вы будете пить?
– Мы принесли пиво, – сказал Джош.
– В холодильнике есть холодное пиво. Можем выпить его, пока ваше достигнет оптимальной температуры.
– Спасибо, но это английское пиво. Я полгода проработал в Лондоне в баре. Пристрастился.
– У нас в наличии шесть бутылок настоящего эля.
Джош засмеялся:
– Вы меня разыгрываете.
Я повел его в холодильную камеру и достал пинту золотого эля из пивоварни в Крауч-Вейл. Ребекка пошла с нами, и я спросил ее, что она предпочитает – пиво или коктейль. Правила поведения были мне знакомы, так что, смешивая ей «Палату № 8» и демонстрируя искусство обращения с шейкером, я чувствовал себя вполне комфортно.
Появились другие гости. Я смешивал заказанные ими коктейли и разносил блюда с соленым испанскими перцами и сыром «Эдам». Рози выключила музыку, которую я поставил, и заменила ее на что-то более современное. Звук оставался громким, свет приглушенным, уровень потребления алкоголя высоким. По моему впечатлению, собравшиеся получали удовольствие. Джин оказался прав. Пока что признаков того, что я кого-то поставил в неудобное положение, не наблюдалось.
В 23.17 раздался стук в дверь. Это был Джордж. В одной руке у него была бутылка красного вина, в другой он держал гитару в чехле.
– Как насчет мести? Вы не даете спать старику. Не против, если я к вам присоединюсь?
Де-факто Джордж являлся нашим квартирным хозяином. Было бы неразумно отказать ему в гостеприимстве. Я представил Джорджа гостям, взял вино и предложил ему коктейль. Когда я принес заказанный им мартини, Джордж уже играл на гитаре и пел. Катастрофа! Это была музыка в стиле шестидесятых, аналогичная той, которую Рози выключила перед этим. Я предположил, что выступление Джорджа также будет не востребовано молодыми людьми.
Я ошибся. Пока я раздумывал над тем, как заставить Джорджа замолчать, гости Рози начали хлопать и подпевать. Я сосредоточился на том, чтобы их стаканы не пустовали.
В разгар выступления Джорджа прибыл Джин. Квартира была полна молодых людей, значительную часть которых составляли женщины без спутников, утратившие способность адекватно оценивать действительность под воздействием алкоголя. Я беспокоился, что Джин может повести себя неподобающе, но он отправился прямиком в спальню. Я предположил, что его либидо истощено.
Вечеринка закончилась в 2.35. Одной из последних ушла женщина, представившаяся как Мэй, возраст около двадцати четырех, ИМТ приблизительно двадцать. Мы разговорились в холодильной камере, когда я выбирал алкоголь для ее прощального коктейля.
– Вы совсем не такой, как мы ожидали, – сказала она. – Честно говоря, все думали, что вы типа зацикленный.
Это было примечательное событие. Сегодня вечером, по крайней мере в условиях ограниченного контакта, я убедил молодую современную женщину и, очевидно, ее коллег-студентов в том, что моя способность к социальному взаимодействию находится в пределах нормы. Но меня волновало, откуда взялась их прежняя убежденность в обратном.
– На основании чего вы сделали вывод о моей зацикленности?
– Мы просто думали… Ну, вы же живете с Рози, а она единственный человек в мире, который одновременно заканчивает учебу на медицинском факультете и диссертацию. Говорит, что думает, все время занимается, нам буквально силком приходится ее куда-нибудь вытаскивать… А потом вдруг она такая, да, я беременна, но мне сейчас надо доделать статистику. И мы думали, что вы такой же, а тут вдруг эта квартира, и коктейли, и этот чувак с гитарой и в такой рубашке из шестидесятых.
Она отхлебнула свой коктейль.
– Внушает. Я хочу спросить… Кто-то поможет Рози с этой клинической заморочкой?
– С клинической заморочкой?
– Простите. Я сую нос не в свое дело. Но мы обсуждали это между собой, потому что хотим как-то помочь. Она так явно пытается использовать беременность для того, чтобы соскочить.
– Откуда?
– С клинической практики. Рози ведь хочет заниматься психологией, и если ей помочь с этим справиться, то после следующего года ей уже не придется притрагиваться к пациентам. Я так понимаю, у нее была какая-то травма в детстве – авария или что-то вроде, – и с тех пор она боится экстренной медицины.
Рози попала в аварию, в которой ее мать погибла, а Фил получил тяжелую травму. Представлялось вероятным, что зрелище чужих травм могло пробудить у нее болезненные воспоминания. Но мне она об этом ничего не говорила.
Утром в понедельник, на следующий день после вечеринки, Инге попросила меня о срочной встрече и предложила выпить кофе.
– Вопрос скорее личный, – сказала она.
Я не вижу логического объяснения тому, что личные и общественные темы должны обсуждаться в кафе и сопровождаться употреблением напитков, в то время как научные темы могут обсуждаться и в рабочей обстановке, и в кафе. Тем не менее мы сменили местоположение и взяли кофе, чтобы начать разговор.
– Вы были правы насчет Джина. Зря я вас не послушала.
– Он попытался соблазнить вас?
– Хуже. Он говорит, что любит меня.
– Без взаимности?
– Разумеется. Он старше моего отца. Я в нем видела наставника, а он отнесся ко мне как к равной. Но я никогда не давала оснований… Не могу поверить, что он так неправильно все понял. Я не могу поверить, что я так ошибалась.
Вечером я постучал в дверь комнаты Рози и вошел. Я рассчитывал застать ее у компьютера за работой, но она лежала на матрасе. Без книги. Отсутствие отвлекающих факторов создавало идеальную возможность для обсуждения важной темы.
– Мэй сказала мне, что у тебя есть проблема с клинической практикой. Что у тебя патологический страх перед физическим контактом с пациентами. Это так?
– Черт. Я тебе уже говорила, что заканчиваю с медицинским образованием. Причины не важны.
– Ты говорила, что берешь академический отпуск. Дэвид Боренштейн…
– К черту Дэвида Боренштейна. Хорошо, пусть так – я беру академический отпуск. Может, я вернусь к учебе, может, нет. А в данный момент я немного занята сессией и собственной беременностью.
– Очевидно, если появляются препятствия, мешающие достижению цели, следует изучить методы их преодоления.
Я понимал чувства Рози и мог ей помочь. Я оказался практически в идентичной ситуации, когда переключился с изучения компьютерных технологий на генетику. Отвращение, когда я был вынужден прикасаться к животным, было прямо пропорционально их размерам. Это не рациональное, а инстинктивное отношение, поэтому так трудно было его преодолеть.
Я пробовал гипнотерапию, но излечил меня, как я полагаю, Случай со спасением кота, который принадлежал моему соседу по квартире. Котенок свалился в унитаз, и мне пришлось спасать его от утопления – задача, неприятная вдвойне. Тогда я узнал, что в чрезвычайной ситуации способен за счет интеллектуальных усилий абстрагироваться от физических ощущений. Изучив строение мозга, я научился повторять этот прием, что помогало мне впоследствии вскрывать мышей и ассистировать при рождении теленка. Я был уверен, что могу теперь справиться с чрезвычайной медицинской ситуацией, и был готов обучить этим навыкам Рози.
Я начал объяснять, но Рози остановила меня:
– Хватит, пожалуйста. Если бы я хотела разобраться, я бы это сделала. Мне это просто не очень нужно.
– Хочешь пойти в театр? Сегодня вечером?
– Какой театр?
– Это сюрприз.
– Значит, ты не покупал билетов. Ты все это… не планировал?
– Я запланировал поход в театр. Для нас двоих. Как пары.
– Извини, Дон, но нет.
Я пошел проведать Джина. Он лежал на кровати у себя в комнате. Наша квартира на глазах превращалась в депрессивную территорию.
– Молчи. Инге разговаривала с тобой, верно?
Джин велел мне молчать, затем задал вопрос, требующий ответа. Я решил, что второе важнее первого.
– Совершенно верно.
– Господи, как я теперь буду смотреть ей в глаза? Я оказался полным идиотом.
– Совершенно верно. К счастью, Инге тоже не заметила, что твое общение с ней имело целью соблазнение. Я бы рекомендовал…
– Дон, мне не нужны твои советы по поводу того, как надо себя вести.
– Ошибка. Я обладаю уникальным опытом поведения в неловких ситуациях, возникших в результате бесчувственного отношения к другим людям. Я специалист. Я рекомендую попросить прощения за то, что ты вел себя как болван.
Инге я рекомендовал попросить прощения за то, что она изначально вела себя двусмысленно. Ей тоже неловко. Никто об этом не знает, кроме меня.
– Спасибо. Ценю.
– Не хочешь сходить в театр? У меня есть билеты.
– Нет, лучше посижу дома.
– Ошибка. Ты должен пойти со мной в театр. Иначе будешь все время думать о своем промахе и ничего не придумаешь.
– Ладно. Во сколько?
Знакомьтесь, Дон Тиллман, психотерапевт.
Перед уходом я приготовил еду для Рози, а для нас с Джином оставил в холодильнике, чтобы мы могли ее съесть, когда вернемся. У меня возникла небольшая проблема с упаковочной пленкой из-за того, что она не хотела отрываться по линии перфорации. Рози встала из-за стола и оторвала требуемый кусок пленки.
– Мне трудно поверить, что ты не в силах справиться с упаковочной пленкой. А как ты собираешься управляться с подгузником? Неужели так трудно быть нормальным хоть в чем-то?
Джин вышел из своей комнаты. Рози обернулась.
– Прости. Я не со зла. Забудь то, что я сказала. Я просто иногда расстраиваюсь из-за того, что ты все делаешь не так, как все.
– Это неправда, – сказал Джин. – Дон не единственный, у кого возникают трудности с упаковочной пленкой. И кто не может что-то найти в холодильнике. Я помню, в какую ярость пришел твой друг Стефан из-за человека, воровавшего сахар с кухни. Он разорялся минут пять и в результате собрал вокруг себя половину сотрудников факультета, которые стояли и таращились на сахарницу, стоявшую перед ним на столе.
– Да при чем тут Стефан? – спросила Рози.
«Не хотите ли ты или Рози отработать смену?»
Такую СМС на следующий вечер я получил от Джейми-Пола из бывшего коктейль-бара, превратившегося в винный.
«Винище простил нас?» – отозвался я.
«Кто такой Винище? Гектор здесь больше не работает».
Рози предложила составить мне компанию, но Джейми-Пол написал «ты или Рози», что, согласно правилам английского языка, исключало множественное число.
В баре теперь все было иначе, отчасти из-за отсутствия Рози. Но Джейми-Пол сообщил, что прежние клиенты постоянно заходят и требуют коктейли. Винище уволили после того, как брат владельца заказал коктейль из виски с лимонным соком, а сделать его оказалось некому. До Рождества оставалось всего пятнадцать недель, и народу в баре было много, потому и возникла потребность в моих услугах. Я пошел, оставив Рози и Джина доедать приготовленный мною ужин.
Было невероятно приятно вновь заняться приготовлением коктейлей. Я был мастером этого дела, и люди ценили мое мастерство. Никого не волновало мое мнение о воспитании детей однополыми парами и то, как я представляю себе чужие чувства, а также умею ли я обращаться с упаковочной пленкой. Я остался после смены, чтобы поработать задаром, пока бар не опустеет, а после отправиться под снегопадом обратно в квартиру, которая к тому времени должна будет опустеть в переносном смысле, так как ее обитатели заснут.
Все пошло не совсем по плану. Когда я писал записку с просьбой к Джину и Рози не будить меня раньше 9.17, дверь в комнату Рози отворилась. Ее силуэт определенно изменился. Я не мог описать охватившее меня чувство: это было сочетание любви и печали.
– Ты очень поздно пришел, – сказала она. – Мы по тебе соскучились. Но Джин был очень мил. Нам всем сейчас трудно.
Рози поцеловала меня в щеку, и на этом ее противоречивые сообщения закончились.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.