Текст книги "Эффект Рози"

36

– Дон, мне надо поспать. Я не собираюсь менять свое решение в самолете по пути из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Я правда ценю то, что ты пытаешься сделать. Я тебе позвоню, когда долечу. Обещаю.

Вскоре после того, как Рози откинула спинку кресла и заснула, пришел бортпроводник и предложил нашему соседу пересесть на более удобное место. Я предполагал, что его кресло останется свободным: я привык к тому, что места рядом со мной пустуют благодаря особому статусу, который присвоила мне авиакомпания. Обоюдовыгодная ситуация для меня и моего соседа. Но его место занял другой мужчина (возраст около сорока, ИМТ двадцать три).

– Полагаю, вы поняли, кто я, – сказал он.

Возможно, он был какой-то знаменитостью и ждал, что его узнают, – но я сомневался в том, что знаменитости станут летать экономклассом. Я поставил промежуточный диагноз: шизофрения.

– Нет, – ответил я.

– Я сотрудник Федеральной службы авиационной безопасности. Я отвечаю за вас, а также остальных пассажиров и экипаж.

– Отлично. Возникла какая-то угроза?

– Возможно, я об этом узнаю от вас.

Шизофрения, все верно. Остаток полета мне придется провести рядом с психически нездоровым человеком.

– У вас есть удостоверение личности? – спросил я в попытке отвлечь его от навязчивой идеи о том, что я обладаю какими-то особыми знаниями.

К моему удивлению, удостоверение у него оказалось. Его звали Аарон Лайнхэм. Насколько я мог судить после тридцатисекундного изучения, документ был подлинным.

– Вы поднялись на борт, не имея намерения лететь, так? – осведомился он.

– Совершенно верно.

– Зачем тогда вы сели в самолет?

– Моя жена возвращается в Австралию. Я хотел убедить ее остаться.

– В кресле у окна это она, верно?

Без сомнений, это была Рози, которая издавала негромкие звуки, ставшие характерными для ее сна за время реализации проекта по созданию ребенка.

– Она беременна?

– Совершенно верно.

– Ребенок ваш?

– Полагаю, да.

– И вы не смогли убедить ее остаться с вами. Она оставляет вас навсегда и забирает ребенка?

– Совершенно верно.

– Вы этим сильно огорчены?

– Чрезвычайно.

– И вы решили что-то предпринять. Что-то слегка сумасшедшее.

– Совершенно верно.

Он вынул из кармана переговорное устройство и сообщил: «Ситуация подтвердилась».

Как я понял, мои объяснения его удовлетворили. Некоторое время он молчал, а я поверх головы Рози рассматривал безоблачное небо. Я увидел, как крыло самолета наклонилось, и почувствовал, что центробежная сила прижимает меня к креслу. Если бы горизонт не служил мне ориентиром, я никогда не узнал бы, что самолет изменил курс. Наука и технологии – это все-таки что-то невероятное. До тех пор пока остаются нерешенные научные проблемы, мне есть ради чего жить.

Аарон прервал мои размышления.

– Вы боитесь смерти? – спросил он.

Интересный вопрос. Как животное я запрограммирован на то, чтобы сопротивляться смерти ради сохранения своих генов и, соответственно, бояться ситуаций, в которых мне угрожает боль или гибель, например встречи со львом. Но абстрактной смерти я не боюсь.

– Нет.

– Сколько у нас времени? – спросил Аарон.

– У вас и у меня? Сколько вам лет?

– Сорок три года.

– Мы примерно одинакового возраста, – сказал я. – По статистике, нам обоим осталось около сорока лет жизни, но вы, похоже, находитесь в хорошей физической форме. Мое здоровье также в отличном состоянии, так что я бы добавил каждому из нас от пяти до десяти лет.

Нас прервало объявление по громкой связи:

– Добрый день. Говорит командир экипажа. Возможно, вы заметили, что наш самолет совершил разворот. У нас возникла небольшая проблема, и по указанию диспетчерского центра мы возвращаемся в Нью-Йорк. Мы начнем снижение для посадки в аэропорту имени Кеннеди примерно через пятнадцать минут. Приносим извинения за причиненные неудобства, но ваша безопасность является для нас приоритетом.

Пассажиры в салоне начали оживленно переговариваться. Я посмотрел на Аарона.

– Случилась какая-то механическая поломка?

– Чтобы долететь до Нью-Йорка, нам понадобится около сорока минут. У меня жена и дети. Просто скажите, я их еще увижу? – вместо ответа спросил он.

Если бы самолет не развернулся, я бы настоял на более тщательном изучении его удостоверения. Вместо этого я спросил: «Что происходит?»

– Беременная женщина летит домой с багажом из трех чемоданов. Мужчина, который известен авиакомпании своим необычным поведением, следует за ней без всякого багажа, ведет себя подозрительно, затем пытается выйти из самолета перед взлетом. Потом он громко молится на иностранном языке. Этого уже хватило бы. А теперь вы мне рассказываете, что она от вас уходит. Вы бы к каким выводам пришли?

– Я плохо умею анализировать мотивы человеческого поведения.

– Хотел бы я уметь делать это хорошо. Одно из двух: или я ошибся, или мы развернулись вовремя. Если второе, то вы самый хладнокровный человек из всех, кого я встречал, если можете сидеть тут и болтать со мной, зная, что смерть рядом.

– Я вас не понимаю. Нам грозит какая-то опасность?

– Мистер Тиллман, вы поместили бомбу в багаж вашей жены?

Невероятно. Они заподозрили, что я террорист. Однако, поразмыслив, я пришел к выводу, что ничего невероятного здесь нет. Террористы – не вполне обычные люди. Мое нестандартное поведение указывало на возможность того, что я совершу еще что-нибудь нестандартное, например решусь на массовое убийство из-за ухода жены.

Замечание о моем хладнокровии мне польстило, даже несмотря на то что вывод Аарона основывался на ложных предпосылках. Но в результате самолет, полный пассажиров, возвращался в Нью-Йорк. Я подозревал, что власти захотят так или иначе обвинить в этом меня.

– Никакой бомбы нет. Но я бы рекомендовал вам действовать так, будто я лгу.

Я не хотел, чтобы сотрудник службы авиационной безопасности, принимая решение о том, находится ли на борту самолета бомба, полагался на слова человека, подозреваемого в терроризме.

– Предположим, я говорю правду, и никакой бомбы нет. Совершил ли я какое-то правонарушение?

– С моей точки зрения, нет. Но я готов поспорить, что САБ что-нибудь найдет. – Он откинулся в кресле. – Расскажите мне все в подробностях. Я буду слушать. И постараюсь понять, суждено ли нам всем вскоре умереть.

Я попытался успокоить Аарона:

– Если бы бомба была, ее обнаружили бы сканеры.

– Хотелось бы в это верить, но перестраховаться не мешает.

– Если бы я хотел убить свою жену, я мог бы сделать это, не уничтожая самолет, полный людей. Дома, например. Голыми руками. Или с помощью любого предмета бытового обихода. Я мог бы сделать так, чтобы это выглядело как несчастный случай.

Я смотрел Аарону в глаза, чтобы убедить его в своей искренности.

Как он и просил, я принялся рассказывать все в подробностях. Трудно было решить, что взять за отправную точку. Для полного понимания ситуации требовалось знание сопутствующих обстоятельств, но я подумал, что у меня не хватит времени на детальное изложение своей биографии. Я начал с первой встречи с Рози, поскольку интерес Аарона был вызван событиями, связанными с ней. Для этого, как и следовало ожидать, пришлось опустить важную сопутствующую информацию.

– То есть, по сути, вы хотите сказать, что до встречи с вашей будущей женой у вас никого не было?

– Если выражение «по сути» означает, что речь не идет о свиданиях, которые не привели к дальнейшим отношениям, то ответ будет утвердительным.

– Повезло с первого раза, – констатировал он. – Я имею в виду, что ваша жена – привлекательная женщина.

– Совершенно верно. Она как партнер намного превзошла любые ожидания, которые у меня когда-либо были.

– Не вашего полета птица, полагаете?

– Совершенно верно. Прекрасная метафора.

– Итак, вы считали, что не заслуживаете ее. А теперь у вас появился шанс создать полноценную семью. Мистер Дон Тиллман, муж и отец… Но это еще более высокий уровень полета. Вы считаете, что вы к нему готовы?

– Я тщательно изучил проблему отцовства.

– Все понятно. Избыточная компенсация. Будь я мотивационным оратором, я бы знал, что вам посоветовать.

– Разумеется. В этом бы и заключалась ваша работа.

– Я бы сказал, что вы не представили себе цель. Если хочешь чего-то, надо это вообразить. Когда увидишь желаемое – тогда и получишь. Я был обычным охранником без всяких перспектив, и тут, после нападения на Всемирный торговый центр я узнаю, что есть работа в Службе авиационной безопасности. Я представил, как это будет, и вот он я. А если бы не представил, вышел бы пшик.

За время беременности Рози я убедился, что в советах недостатка не будет. Пока мы беседовали с Аароном, а остальные пассажиры возбужденно обсуждали происходящее, Рози спала. Она проснулась, когда объявили, что самолет идет на посадку.

– Ничего себе. Я проспала всю дорогу до Лос-Анджелеса.

– Ошибка. Мы возвращаемся в Нью-Йорк. Одного из пассажиров подозревают в терроризме.

Рози схватила меня за руку, она выглядела испуганной.

– Для опасений нет оснований. Это я.

Мне пришло в голову, что мы с Рози – единственные из присутствующих, кто не испытывает чувства страха.

После приземления в Нью-Йорке багаж Рози отправили на проверку, а нас развели по разным комнатам для допроса. Процедура оказалась долгой, и в какой-то момент я остался в помещении один. Я решил воспользоваться этой возможностью для того, чтобы вообразить себя в роли родителя.

Воображать я умею не очень хорошо. Схему улиц Нью-Йорка я запомнить не могу, природное умение ориентироваться на местности у меня отсутствует. Но я могу перечислить улицы, перекрестки, указатели и станции метро и умею пользоваться информацией на выходе из метро – например, «14-я улица и 8-я авеню». Результат получается одинаковый.

Я не мог вообразить себя и Рози вместе с ребенком. Что-то мешало мне поверить в это. Возможно, внушенный Лидией страх перед отцовством или – как предположил Аарон – то, что я не считал себя пригодным для этой роли. В последние дни мои опасения несколько ослабли: Лидия временно сняла с меня наложенный ею запрет, а реакция Дейва, Сони и даже Джорджа на мои действия свидетельствовала о том, что я чего-то стою как человек, а не генетик.

Теперь я должен был представить последствия.

Для этого требовалось волевое усилие. Я попытался мысленно воспроизвести четыре изображения ребенка и свою реакцию на них.

Я вспомнил картинки на стене моего кабинета-ванной. Ноль реакции. Процесс их создания, безусловно, оказывал на меня успокаивающее воздействие, но попытка восстановить в памяти изображение обычного плода не вызывала у меня никаких чувств.

Я представил себе Рози-вторую, дочь Сони и Дейва, но и это не помогло – она пока была просто ребенком, неотличимым от всех остальных.

Воспоминания о ребенке постарше, который ползал по мне во время проекта «Матери-лесбиянки», оказались более полезными. Я помнил, что эти ощущения доставили мне удовольствие. Я догадывался, что по мере того, как ребенок будет расти, удовольствие может до определенного уровня усиливаться. Я также помнил, что удовольствие, которое мне доставило изображение ребенка на сонограмме, сравнимо с ощущениями от коктейля «Маргарита». Может быть, даже от двух «Маргарит», но этого было недостаточно, чтобы подвигнуть меня к принятию кардинальных жизненных решений.

Под конец я представил себе Бада, мысленно нарисовав картину: Рози, а внутри у нее плод. Он даже двигался, что являлось свидетельством зарождения нового человека. Эмоциональное воздействие оказалось минимальным.

Я столкнулся с той же проблемой, что и при осуществлении проекта «Рози». Я чувствовал себя инвалидом, лишенным тех чувств, которые побуждают человека к нормальному поведению. Это препятствие мне и предстояло преодолеть. Эмоционально я реагировал только на Рози. Это было очень сильное чувство, и, если бы я смог отчасти перенаправить его на ребенка, как это сделала Рози в своем отношении ко мне, проблема была бы решена.

Наконец дверь открылась, и появился сотрудник службы безопасности (пол мужской, возраст около пятидесяти, ИМТ приблизительно тридцать два).

– Мистер Тиллман, мы проверили багаж вашей жены, и, кажется, с ним все в порядке.

– Бомбы нет? – Я задал этот вопрос автоматически, и, если подумать, выглядел он глупо. Я не клал бомбу в чемодан, и вариант, что это сделала Рози, представлялся крайне маловероятным.

– Бомбы нет, умник. Тем не менее у нас есть серьезные законы для тех, кто способствует созданию условий для чрезвычайного происшествия…

В этот момент дверь вновь – без стука – открылась и в комнату вошла другая сотрудница (возраст около тридцати пяти, ИМТ приблизительно двадцать два). Поскольку я имел дело с официальными лицами и мне, возможно, грозило наказание, ее появление не доставило мне удовольствия. Я гораздо лучше взаимодействую с людьми один на один. Встреча с Копом с «Маргаритой» прошла отлично; общение с Плохим и Хорошим полицейскими закончилось не так успешно. Когда мы с Лидией разговаривали наедине, я добивался успеха. Появление Сони потребовало уловок, которые неизбежно вели к путанице. Даже когда в нашем неформальном мужском коллективе появились два новых члена, я потерял контроль над их взаимодействием. Дейв явно недолюбливал Джина. Я узнал об этом только потому, что Дейв мне об этом прямо сказал.

Я почти не слушал, что говорила эта женщина, потому что мои размышления позволили мне сделать важное открытие. Необходимо было как можно скорее поделиться им с Рози.

– Мы понимаем, профессор Тиллман, что вам пришлось испытать некоторые неудобства, – сказала она.

– Совершенно верно. Разумные предосторожности в целях предотвращения террористических актов.

– Благодарю вас за понимание. Рейс отправится вновь примерно через час, и мы будем рады видеть вас и мисс Джармен на борту. В Лос-Анджелесе рейс на Мельбурн будет задержан в ожидании опоздавших пассажиров. Но если вы решите, что вам нужна передышка, мы доставим вас домой на лимузине, а завтра отправим вашу супругу бизнес-классом в Мельбурн. Ели вы решите полететь вместе с ней, вам также будет предоставлено место в бизнес-классе.

– Мне нужно обсудить это с Рози.

– Вы сможете это сделать немедленно. Но мы, в свою очередь, хотели бы попросить вас об одолжении, чтобы мои коллеги могли прекратить это разбирательство. А ситуация может сложиться таким образом, что они будут вынуждены его продолжить, хотя все мы понимаем, что произошло недоразумение.

Она положила передо мной трехстраничный документ, походила несколько минут по комнате, вышла, потом вернулась и стала ждать, пока я закончу изучать юридические формулировки. Я раздумывал над тем, не нужен ли мне адвокат, но решил, что, если подпишу, никаких серьезных отрицательных последствий это не повлечет. Я не собирался обсуждать произошедшее с журналистами. Мне надо было только поговорить с Рози. Я поставил подпись и был отпущен.

– Ты согласна остаться на сутки в Нью-Йорке? – спросил я Рози.

– Согласна. Это все-таки лучше, чем двадцатичасовой полет в эконом-классе, да еще когда ты беременна. Мне всю жизнь будет не хватать этого безумия.

– Ты должна позвонить Филу, – напомнил я. – Предупредить его, что ты на день задерживаешься.

– Он ждет меня не раньше января, – ответила Рози. – Мое появление должно стать для него сюрпризом.

37

Мне представилась последняя возможность найти решение. План мой был прост, но ограниченность во времени усугубляла ситуацию. Мы вошли в нашу квартиру в 16.07. Джин был там, и он решил, что Рози приехала насовсем.

Результатом его заблуждения стал неловкий разговор, в конце которого Джин сказал: «Если честно, я думал, что Дон вернется один, и запланировал на вечер кое-что интересное».

Я и сам запланировал кое-что интересное на сегодняшний вечер.

– Придется твои планы перенести. Мы с Рози проведем вечер не дома и вернемся поздно.

– Их нельзя перенести, – сказал Джин. – На медицинском факультете отмечают конец учебного года. Начало в пять тридцать, к семи все закончится. Поужинаете потом.

– Кроме ужина мой план включает в себя другие мероприятия.

– Я сильно устала, – вмешалась Рози. – И не настроена на какие-либо мероприятия. Иди вместе с Джином, а на обратном пути где-нибудь поедите.

– Это принципиально важные мероприятия. Если необходимо, ты можешь выпить кофе.

– Если бы самолет не развернулся в воздухе, не было бы никаких планов на сегодняшний вечер. Ты бы сейчас летел обратно из Лос-Анджелеса. Поэтому принципиально важными твои мероприятия быть не могут.

– Это сюрприз.

– Дон, я возвращаюсь домой. Я понимаю, ты придумал нечто, что заставит меня передумать. Это что-то ностальгическое, что меня растрогает, скажем, мы пойдем в бар и будем делать вместе коктейли, или поужинаем в «У Артуро», или же… нет, Музей естественной истории закрыт.

Ее мимику лучше всего описывало выражение «грустная улыбка». Джин ушел в свою комнату.

– Прости, – вздохнула она. – Расскажи мне, что ты запланировал.

– Все, что ты перечислила. За исключением одного пункта. Ты угадала на семьдесят пять процентов, включая музей, который я отверг по той же причине, что и ты.

– Мне кажется, это что-то говорит о том, чего мы добились вместе. Я, например, научилась немного читать твои мысли.

– Ошибка. Немного – неточное определение. Ты единственный человек, который научился меня понимать. Это началось в тот вечер, когда ты переставила часы, чтобы я мог приготовить ужин согласно расписанию.

– В тот вечер, когда мы встретились.

– Вечер Происшествия с пиджаком и Ужина на балконе, – добавил я.

– Что я упустила? – спросила Рози. – Ты сказал, что я угадала на семьдесят пять процентов. Наверное, мороженое.

– Нет. Танцы.

Поворотным пунктом в наших отношениях стал бал факультета естественных наук в Мельбурне, на котором Рози удалось решить техническую проблему с моими танцевальными навыками. Танец с Рози оказался одним из самых памятных событий в моей жизни, и тем не менее мы никогда больше этого не делали.

– Не получится. Посмотри на меня. – Рози коротко обняла меня, демонстрируя, что ее изменившаяся фигура не позволит нам танцевать. – Знаешь что? Если бы мы сегодня вечером пошли куда-нибудь, что-нибудь обязательно случилось бы. Что-нибудь безумное. Не то, что ты запланировал, а гораздо лучше, и вот это я в тебе люблю. Но сейчас безумие не сработает. Это не то, что мне нужно. Это не то, что нужно Баду.

Это прозвучало странно, парадоксально – безумно. Оказывается, в таком высокоорганизованном человеке, как я, избегавшем неопределенности и стремившемся все планировать, Рози больше всего ценила то, что мое поведение влекло за собой непредсказуемые последствия. Но, раз ей это нравилось, я не собирался спорить. При этом я не намерен был соглашаться с тем, что следует отказываться от того, что ценишь.

– Ошибка. Тебе нужно меньше безумия, но не полное его исключение. Тебе нужен запланированный оптимальный объем безумия.

Настало время объяснить, как развивалась моя мысль и к каким выводам я пришел.

– Изначально в наших отношениях участвовали двое. Ты и я.

– Это упрощение. А Фил, а…

– Предметом рассмотрения выступает только наша семья. С появлением Бада количество участников отношений возросло до трех. Один новый человек утраивает число двусторонних взаимодействий: ты и я; ты и Бад; я и Бад.

– Спасибо за разъяснение. А если бы у нас было восемь детей? Сколько бы тогда насчитывалось двусторонних взаимодействий?

– Сорок пять, из которых на нас с тобой приходилась бы одна сорок пятая часть от общего объема.

Рози рассмеялась. Примерно на четыре секунды создалось впечатление, что наши отношения начинаются заново. Но Рози пока так не считала.

– Продолжай.

– Увеличение количества участников отношений изначально привело к путанице.

– Какой путанице?

– С моей стороны. Относительно моей роли. Отношения номер два – это твои отношения с Бадом. Поскольку для меня это было что-то новое, я попытался вмешаться со своей диетой и рекомендациями по здоровому образу жизни, а ты справедливо посчитала это вмешательством в твою жизнь. Я вызывал раздражение.

– Ты пытался помочь. Но мне надо было научиться справляться самой. И в одном Джин прав – так распорядилась природа. Матери играют более важную роль, чем отцы, во всяком случае сначала.

– Разумеется. Но ты сосредоточилась на ребенке и стала меньше интересоваться нашими с тобой отношениями, просто потому что у тебя на них не осталось времени и сил. Наш брак разрушился.

– Это происходило постепенно.

– До того как ты забеременела, все было хорошо.

– Наверное. Но теперь я понимаю, что самих по себе наших отношений было недостаточно. Похоже, что на подсознательном уровне я это знала и раньше.

– Совершенно верно. Тебе нужны были новые отношения ради дополнительных эмоций. Но нельзя отказываться от высококачественных отношений, не испробовав все доступные средства для их сохранения.

– Дон, воспитание ребенка несовместимо с нашим прежним образом жизни. Спать сколько влезет, выпивать, разворачивать самолеты в воздухе… теперь наступает другая жизнь.

– Конечно. Расписание придется переделать. Но оно должно включать в себя совместные мероприятия. Согласно моему прогнозу, без интеллектуального общения и того безумия, к которому ты привыкла, ты скоро сойдешь с ума. И у тебя разовьется депрессия, как предупреждала Лидия.

– И депрессия, и сумасшествие? Не беспокойся, я найду чем заняться. Но у меня больше не будет времени…

– В этом и состоит моя идея. Теперь, когда ты будешь занята Бадом, я возьму на себя полную ответственность за наши отношения. Я буду организовывать совместные мероприятия, соразмеряясь, разумеется, с потребностями ребенка.

– Отношения – это всегда обоюдная ответственность. Двое…

– Ошибка. Двое должны стремиться сохранить отношения, но один может быть лидером.

– Где ты этого набрался?

– Соня так говорит. И Джордж.

– Джордж, который сверху?

Я кивнул.

– Я смотрю, ты собрал специалистов.

– Практический опыт важнее теории. Все знакомые нам психологи потерпели крах в семейной жизни. А в твоем случае брак находится под угрозой.

Это было слабое место и в биографии Джорджа, который также выступал советчиком, но я решил, что не стоит посвящать Рози в подробности его семейной жизни.

– Я думаю, – сказала Рози, – что большинство пар, даже те, кто не расстается, принимают тот факт, что время от времени брак переживает кризис.

– От которого можно никогда не оправиться. – Я вновь вспомнил о печальном опыте Джорджа. И Джина. И в перспективе – Дейва. – Я предлагаю сохранить максимум от наших двухсторонних отношений, сообразуясь с потребностями ребенка. Я буду делать всю необходимую работу; от тебя требуется только согласиться с этой целью и оказывать посильное сотрудничество.

Рози поднялась, чтобы заварить фруктовый чай. Этим, как я понимаю, она хотела сказать «Заткнись на несколько минут, Дон, я пытаюсь думать».

Я пошел в холодильную камеру и принес оттуда бутылку пива, чтобы справиться с собственным эмоциональным состоянием.

Когда Рози вернулась на место, выяснилось, что ее размышления принесли плоды. К сожалению.

– Мне кажется, что все это имеет большее значение для тебя, Дон, потому что ты не связан с ребенком в такой степени, как я. Об отношениях с третьим человеком ты ничего не сказал. В центре твоего внимания по-прежнему ты и я. Большинство мужчин часть своей любви переносят на детей.

– Я думаю, что переходный период займет некоторое время. Но, если меня не будет рядом с тобой, мой вклад будет равен нулю. Ты считаешь, что как отец я стою меньше нуля?

– Дон, я думаю, что ты устроен по-другому. Когда нас было двое, все получалось, но я не думаю, что из тебя может выйти отец. Прости, что я говорю это так прямо, но я полагала, что ты придешь к этому выводу сам.

– Ты не думала, что я устроен для любви. Но ты ошибалась. Может быть, сейчас ты тоже ошибаешься.

Из своей комнаты появился Джин.

– Простите, ребята, что прерываю вас. Я отправляюсь на это факультетское сборище. Вы куда-то идете?

– Нет, – ответила Рози.

– Тогда пошли со мной. Оба.

– Я останусь, – сказала Рози. – Меня не приглашали.

– Всех звали со спутниками. Ты должна пойти. Это твой последний вечер в Нью-Йорке. Дон этого не скажет, но ему важно, чтобы ты была там с ним.

– Ты действительно хочешь, чтобы я пошла? – спросила у меня Рози.

– Если ты откажешься, я тоже останусь дома, – ответил я. – Я хочу как можно эффективнее использовать время, оставшееся от нашего брака.

Когда мы собрались выходить, мне позвонили. Номер незнакомый.

– Дон, это Брайони.

Я не сразу сообразил, кто такая Брайони. Б1. Она никогда не обращалась ко мне напрямую. Я приготовился к конфликту.

– Я не могу поверить в то, что вы сделали, – сказала она.

– Что именно?

– Вы не видели сегодняшний номер «Нью-Йорк пост»?

– Я это издание не читаю.

– Оно есть в интернете. У меня нет слов. Кто бы мог подумать!

Я открыл дверь в ванную-кабинет, где стоял компьютер, чтобы зайти на сайт «Нью-Йорк пост», и обнаружил там Рози, которая изучала изображения Бада на плитках, сидя на краю ванны.

– Что ты здесь делаешь? – поинтересовался я.

В моем вопросе не было агрессии, я действительно хотел знать, что она делает в моем кабинете.

– Я зашла, чтобы украсть у тебя таблетку снотворного. Для завтрашнего полета.

– Снотворное…

– «Стилнокс». Активное вещество – золпидем. Последний триместр беременности. Одна таблетка. Побочных эффектов не выявлено. Ван, Линь, Чен, Линь и Линь, издание 2010 года. Скорее можно заставить меня танцевать голой вокруг самолета, чем причинить вред ребенку.

Она опять принялась рассматривать изображения Бада на плитках.

– Дон, это невероятно.

– Ты же их видела.

– Когда? Я ни разу сюда не заходила.

– В Ночь Дейва-теленка. Когда Джин упал в ванну.

– Я видела, как мой научный руководитель в нижнем белье барахтается в ванне. Я не успела рассмотреть, что нарисовано на плитке. – Она улыбалась. – Это же наш ребенок, Бад, неделя за неделей, правильно?

– Нет. Это просто типичный эмбрион, обычный плод… этапы развития. За исключением изображений на плитках № 13 и № 22 – они срисованы с сонограммы.

– Почему ты мне раньше это не показывал? Я рассматривала картинки в книге, а ты здесь рисовал такие же…

– Ты просила избавить тебя от технических деталей.

– Когда это я такое сказала?

– Двадцать второго июня. В День происшествия с апельсиновым соком.

Рози взяла мою ладонь и сжала ее. Оба кольца были на месте. Она, вероятно, заметила, что я обратил на это внимание.

– Мамино кольцо не снимается. Оно мне слегка мало, а пальцы, наверное, немного распухли. Если ты хочешь, чтобы я вернула тебе обручальное кольцо, придется подождать.

Пока я искал нужный материал на сайте «Нью-Йорк пост», Рози продолжала рассматривать изображения на плитках.

Я нашел его под заголовком «Отец года: по пиву в честь спасения своего ребенка, предназначенного для матерей-лесбиянок».

Я знал, что журналисты часто ошибаются в деталях, но статья, написанная Салли Голдсуорси, раздвинула мои представления о границах возможного в этой сфере.

«Австралиец Дон Тиллман, приглашенный профессор в Колумбийском университете, один из ведущих специалистов по взаимосвязи между аутизмом и раком печени, стал донором спермы для двух лесбиянок, а затем спас жизнь одному из своих детей. Проведя в своей квартире в Челси экстренное кесарево сечение, профессор Тиллман скромно отпраздновал это событие бутылкой пива и заявил, что не сомневается в способности двух матерей воспитать детей без какого-либо вмешательства с его стороны.

Он также продемонстрировал, сколь многому научила его жизнь в Америке.

– Разумеется, родители-лесбиянки – не вполне обычное явление, – заявил профессор Тиллман, – поэтому не стоит рассчитывать на обычный результат. Но отказаться от поисков новых горизонтов было бы не по-американски».

Статья сопровождалась моей фотографией, на которой я, по просьбе фотографа, стоял с японским кухонным ножом в руке.

Я показал статью Рози.

– Ты это говорил?

– Нет, конечно. Материал изобилует смехотворными ошибками. Что типично для публикаций на научные темы в массовых изданиях.

– Я имею в виду цитату про необычные результаты. Похоже на то, как ты говоришь, но это так…

Я ждал, пока Рози закончит фразу, но она не могла подобрать прилагательное для описания сказанного мною.

– Цитата правильная, – ответил я. – Ты с ней не согласна?

– Напротив. Я тоже не хочу, чтобы Бад вырос обычным.

Я отправил ссылку на статью своей матери. Она требует, чтобы я присылал ей все упоминания обо мне в прессе, независимо от количества ошибок, чтобы демонстрировать их родственникам. Я сопроводил ссылку сообщением, что ни одна лесбиянка от меня не забеременела.

– Теперь понятно, почему мы завтра летим бизнес-классом, а не сидим в тюрьме в Гуантанамо. Они испугались заголовка «Власти преследуют героя-хирурга за его исключительность».

– Я не хирург.

– Но ты исключительный. Ты был прав насчет того, что я боюсь вида крови и хаоса. Мне просто надо было один раз это сделать. Неплохо мы поработали, а?

Рози все правильно сказала. Мы были отличной командой. Командой из двух человек.