Текст книги "Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959"

О произношении и терминологии[1]1
  Казалось бы, российскому читателю нет нужды объяснять особенности русского алфавита в сравнении с английским и правила построения русских имен. Тем не менее мы решили сохранить этот раздел, так как в нем отражены не столько особенности русского языка, сколько интересные детали восприятия эмигрантов из России американским обществом. (Примеч. пер.)


[Закрыть]

В процессе изложения я, вероятно, буду время от времени использовать оригинальные русские слова (в дополнение к их английскому переводу) – в тех случаях, когда это поможет донести точные эмоциональные или смысловые оттенки их значения до тех читателей, которые хотя бы немного понимают по-русски. Эти русские слова будут написаны латинским алфавитом, обычно с использованием системы транслитерации Нью-Йоркской публичной библиотеки. Однако существует и несколько других систем транслитерации. В этой связи полезно сделать несколько пояснений.

Русский алфавит происходит от древнегреческого. То же можно сказать об алфавитах других славянских народов – сербов и болгар, – к которым христианство пришло из Византии. Таков и современный украинский алфавит[2]2
  До XX столетия украинцев обычно называли малороссами, то есть «малыми русскими», чтобы отличить их от более многочисленных великороссов Северной и Центральной России. Украинский язык отличается от русского не более, чем, например, нижненемецкий от литературного немецкого языка. Третья ветвь русского народа – это белорусы («белые русские»). Это старинное имя не имеет никакого отношения к политическим взглядам жителей региона у восточных границ Польши.


[Закрыть]. С другой стороны, славянские народы, к которым христианство пришло из Рима, – поляки, чехи, словаки, хорваты и словенцы – пользуются латинским алфавитом.

Примерно две трети букв русского алфавита непосредственно соответствуют греческим; одни из них имеют аналоги в латинском алфавите, другие нет. Буквы оставшейся трети – специфически русские. Звуки, которые отображают эти буквы, в латинском алфавите можно передать только при помощи сочетания букв, причем сочетания эти в разных языках разные.

Я проиллюстрирую это утверждение на примере собственного полного имени.

На русском оно выглядит так:

Григорий Порфирьевич Чеботарев

В соответствии с системой Нью-Йоркской публичной библиотеки его следует записать так:

Grigoriy Porphyrievich Chebotariov

Первым здесь стоит имя, данное мне при крещении (Григорий, что соответствует английскому Грегори). Вторым стоит имя по отцу, отчество; поскольку моего отца звали Порфирий, то отчество мое будет Порфирьевич, что означает «сын Порфирия».

Большинство людей, имеющих некоторое представление об элементах алгебры и математических символах, без труда узнает в первой букве моего отчества греческую букву π, то есть «пи». Вторая буква, о, означает то же самое, что и в латинском алфавите. Третья буква выглядит как латинская р («пэ»), но на самом деле происходит от греческой буквы ρ («ро») и произносится соответственно. Четвертая буква тоже происходит от греческой φ («фи») и тоже произносится соответственно.

Последняя буква моего отчества и первая буква фамилии – ч — напоминает цифру 4. Это чисто русская буква. Обозначаемый ей звук в латинском алфавите можно отобразить несколькими способами, в зависимости от того, какой язык при этом используется. Так, в итальянском достаточно будет буквы с; в английском придется использовать сочетание ch; во французском – tch; в немецком – tsch; в польском – С£ и т. д.

Первым важным документом, написанным латиницей, для меня стал берлинский инженерный диплом 1925 г. На нем моя фамилия была фонетически записана по правилам немецкого языка и начиналась с сочетания Tsch. Через двенадцать лет я переехал в Америку; в феврале 1941 г., оформляя американское гражданство, я легко мог поменять фамилию или хотя бы ее написание. К тому времени, однако, я успел уже опубликовать несколько технических работ под фамилией, которая, как и в дипломе, начиналась с Tsch. При этом я понимал, что такое написание создает в повседневной жизни немало неудобств – многие американцы, видя мою фамилию впервые, не могут двинуться дальше придушенного «Т-с-с-с-ч-ч…» и далеко не сразу понимают, что Ts произносить не следует.

Однако я предпочел и дальше мириться с подобными неприятностями, но не создавать путаницы с авторством моих предыдущих работ – а она была бы неизбежна, если бы я избавился от первых двух букв фамилии. Ведь в этом случае мои первые работы во всевозможных списках и каталогах размещались бы на букву Т, а более поздние – на букву С.

Произношение последнего слога моей фамилии также представляет некоторые проблемы, хотя и гораздо менее серьезные. Окончание «ев», характерное для многих русских фамилий, произносится «iov» или «ioff». Не задумываясь о том, что буква е в окончаниях, написанных латиницей, будет читаться иначе, многие русские эмигранты, впервые столкнувшись за границей с необходимостью написать свою фамилию латиницей, писали ev или eff. Я выбрал второй вариант. Однако в 1941 г. при оформлении гражданства я поменял окончание фамилии на ioff как более фонетически правильное. Моя и без того длинная фамилия стала еще на одну букву длиннее. Поэтому судья поначалу был сильно удивлен моим желанием – пока я не объяснил: я не хочу, чтобы произношение моей фамилии сильно отличалось от того, как она произносилась во время двух войн, в которых я участвовал. В результате мое американское имя выглядит так:

Gregory Р. Tschebotarioff

В тексте этой книги, говоря о себе самом до отъезда из России и о своих покойных родителях, я буду использовать фонетически правильное написание Chebotariov, а не нынешнее официальное написание фамилии – по-английски оно гораздо хуже читается.

В России нет вторых имен. При крещении Русская православная церковь дает только одно имя. Понимая, что большинству американцев больше чем достаточно моей труднопроизносимой фамилии, я решил сократить отчество до второго инициала «П.», который и вошел в официальный вариант моего полного американского имени. Однако и красные, и белые русские обращаются ко мне «Григорий Порфирьевич», так как никакие юридические формальности и чужие обычаи не могут изменить имени отца, а в России вежливым всегда считалось, и до сих пор считается, обращение по имени и отчеству. Такая форма обращения в книге будет часто использоваться, и я приведу еще несколько примеров.

Моего деда со стороны отца звали так же, как меня, Григорием, поэтому к моему отцу следовало обращаться «Порфирий Григорьевич». Моего деда со стороны матери звали Иван Степанович Дубягский; в русском языке окончания отчества в мужском и женском варианте образуются по-разному, поэтому моего дядю по матери звали Николай Иванович Дубягский, а маму – Валентина Ивановна Дубягская до замужества и Чеботарева после.

По-русски к человеку никогда не обращаются просто по имени, что обычно для Америки. Зато родные, приятели-одноклассники и другие очень близкие друзья часто пользуются той или иной уменьшительной формой его или ее имени. Так, дядю по отцу Ивана Григорьевича я называл дядей Ваней, а дядю по матери Николая Ивановича дядей Котей (хотя обычная уменьшительная форма этого имени «Коля»); меня называли Гришей, маму Валей, а мою сестру, которую в крещении тоже звали Валентиной, – Алей, чтобы дома можно было понять, к которой из двух Валентин обращаются.

Если люди были достаточно близки, чтобы обращаться друг к другу уменьшительными именами, они также говорили друг другу «ты» вместо формального «вы». Это была как бы промежуточная степень фамильярности. Так, например, все офицеры части говорили друг другу «ты», но старшие обращались к младшим просто по имени, а младшие к старшим – по имени и отчеству, хотя и на «ты». И в армии, и в гражданских кругах младший мог поступать так только после того, как старший по возрасту или по званию человек первым предлагал ему выпить «на ты» – совершенно так же, как немцы пьют на брудершафт, прежде чем начать говорить друг другу «Du» вместо «Sie».

Многие русские имена, которые я буду дальше называть, имеют западноевропейское происхождение. Некоторые из них я прежде видел написанными только по-русски, так что мне придется транслитерировать их самому; возможно, сами их владельцы использовали бы другое написание.

Хотелось бы упомянуть еще один очень важный пункт, порождающий на Западе большую путаницу понятий. На Западе одним словом – Russian – обозначают и русского по национальности, и гражданина страны. В русском же языке эти понятия легко различимы: слово «русский» использовалось и используется до сих пор для обозначения человека русского по национальности, а слово «российский» применялось для обозначения гражданина многонациональной Российской империи, или России, как ее называли для краткости. Примерно так же сейчас говорят о гражданине СССР как о «советском» гражданине.

Правда, следует признать, что границу между понятиями «русский» и «российский» не всегда легко определить. Например, можно говорить и о «русских войсках», и о «российских войсках», а вот сказать «Русская империя» нельзя.

Во всяком случае, русский язык позволяет различить при необходимости эти два понятия, что невозможно на английском и других европейских языках. Поэтому иногда я буду использовать термин «российский», чтобы подчеркнуть, что речь идет о совокупности всех народов, образующих Российское государство, а не только о русском народе.

Правда о России
Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера
1917–1959

Часть первая
Императорская Россия и Февральская революция 1917 г

Я родился 15/28[3]3
  Первой указана дата по юлианскому календарю, которым пользовались в России до революции. Сейчас о таких датах говорят «по старому стилю», но на самом деле этим календарем до сих пор пользуется Русская православная церковь. Второй стоит дата по григорианскому календарю, принятому в то время на Западе. Григорианский календарь отличается от юлианского тем, что последний год каждых трех из четырех столетий не является високосным, то есть содержит в феврале не 29, а 28 дней. Из-за этого различия к XX веку между двумя календарями накопилась разница в тринадцать дней. {Здесь и далее примечания автора.)


[Закрыть] февраля 1899 г. в Павловске, небольшом гарнизонном городке в нескольких милях к югу от императорской резиденции Царское Село и в 17 милях к югу от Санкт-Петербурга (в настоящее время Ленинград[4]4
  Г.П. Чеботарев указывает те названия населенных пунктов, которые существовали на момент выхода книги, в 1963 г. {Примеч. пер.)


[Закрыть]), который в то время был столицей Российской империи.

Мои дедушки и бабушки происходили из разных частей страны, поэтому я наполовину донской казак, на четверть великоросс и на четверть украинец. Моя фамилия происходит от украинского слова «чеботарь», что означает «сапожник». Это слово используется на всем юге России, не только на Украине, но и восточнее, в тех областях, где проживают говорящие по-русски донские казаки. Поэтому есть Чеботаревы-казаки, а есть и множество других Чеботаревых, не имеющих к казакам никакого отношения. Эта фамилия вообще часто встречается в России.

Мои дедушка и бабушка по отцовской линии происходили из донских казаков, а отец мой, Порфирий Григорьевич Чеботарев, был офицером Донской казачьей гвардейской батареи, расквартированной в Павловске. На момент моего рождения он был капитаном.

Имея в виду вопросы, на которые мне часто приходится отвечать за границей, следует, вероятно, пояснить с самого начала, что донские казаки – это не род конной полиции, что они не обязательно поют в мужском хоре и что фонетическое сходство названия «Дон» с именами Дон-Кихот и Дон-Жуан совершенно случайно.

Казаки – это сложное, чисто русское явление, не имеющее в западном мире параллелей и соответствий. По сути дела, казаки – потомки прежних жителей приграничья, которым в свое время вменялось в обязанность охранять рубежи России. Они сохранили древние привилегии свободных людей и права на большие земельные наделы, а также обязанность держать в своем доме собственных лошадей, седла и оружие в постоянной готовности к немедленному выступлению и действиям против иностранных захватчиков.

Казаков обычно называли по названиям рек, вдоль которых они селились. Самой древней и большой группой было казачество Дона, за ним шли казаки Кубани, Терека и Урала. Все они поселились вдоль соответствующих рек в те времена, когда реки эти были немирными границами. Именно поэтому казачьи районы назывались «войсками». Все казаки говорили только на великорусском языке; исключение составляли кубанские казаки, 60 % которых говорили по-украински и были потомками запорожцев – еще одного, отдельного типа казаков.

К концу XIX в. границы России сдвинулись к югу и востоку, далеко за пределы основных казачьих поселений к западу от Уральских гор. Хотя казачьи земли больше ста лет административно входили в состав Российской империи, казачество в значительной степени сохранило прежний традиционный уклад жизни. Их земли по-прежнему назывались «войсками», хотя казаки составляли в них уже не большинство, а лишь около 47 % населения. Развитие угледобычи, промышленности и торговли привело к значительному притоку «иногородних» с севера и запада. По сравнению с новоприбывшими большинство казаков были зажиточными – а следовательно, консервативными фермерами. Перед революцией казаки составляли в своих областях меньшинство, но все же только в Области войска Донского проживало около трех с половиной миллионов казаков.

В обмен на подтверждение древних привилегий и прав на исключительное владение землей в своей области донские казаки давали правительству Российской империи пятьдесят один армейский и два гвардейских полка первоклассной кавалерии и вспомогательной конной артиллерии. В донских степях разводилась и значительная часть лошадей для регулярной русской кавалерии.

Я не слишком много знаю об истории своей семьи. Однако даже то, что мне известно, может представлять общий интерес – это один из множества примеров того, что высшее общество Российской империи вовсе не было таким закрытым, как часто изображают.

Мой прадед по отцу Яков Чеботарев хозяйствовал на земле. Родился он в казачьей станице Казанской в северной части Области войска Донского, служил в донском казачьем кавалерийском полку и в 1831 г. отличился в войне с поляками. Его части приказано было спешиться и атаковать укрепленные польские позиции в пешем строю. В то время форма казачьих офицеров, как и всех офицеров русской армии до Первой мировой войны, была серой и отчетливо выделялась на фоне коричневой формы нижних чинов. Поэтому польские стрелки без особого труда прицельным огнем убивали русских офицеров одного за другим. Без командиров казачья атака захлебнулась. Прадед Яков был тогда всего лишь капралом, но он принял на себя командование всей частью, собрал людей, атаковал и после рукопашной схватки захватил польское укрепление. По-моему, в детстве я слышал, что речь шла об укрепленном редуте в Праге (восточном предместье Варшавы на правом берегу Вислы), но я не уверен, что все правильно запомнил.

За тот бой прадед был произведен в офицеры и награжден крестом Св. Георгия – высшей боевой наградой императорской России. Им, как крестом Виктории в Англии или медалью Конгресса в США, награждали только за личный героизм, проявленный на поле боя.

После войны прадедушка вернулся домой, завел семью и вырастил много детей. Как кавалер ордена Св. Георгия, он пользовался немалыми привилегиями. В частности, он мог себе позволить отправить старшего сына служить в Новочеркасск, столицу донского казачества. Парень сумел проявить себя, стал правительственным чиновником, а позже написал отцу, что хочет в благодарность помочь одному из своих младших братьев получить образование. Семейный совет выбрал на эту роль второго по старшинству сына. Однако во время жатвы с ним произошел несчастный случай – парень наткнулся на вилы и потерял глаз. Семья решила, что это станет для него серьезной помехой в учебе, и отправила вместо него в Новочеркасск следующего брата, Григория, – моего деда и тезку. Времени приготовить для него городскую одежду уже не оставалось, и дедушка отправился пешком в Новочеркасск – за 170 миль – в костюме своего старшего брата, который был меньше его ростом. Позже я встречался на Дону со стариком – моим двоюродным дедом, – и он не без юмора рассказывал мне об этой истории и о том, какое зрелище представлял собой дедушка Григорий, когда явился в Новочеркасск в тесной одежде, из которой далеко торчали руки и ноги.

Это не помешало деду успешно завершить среднее образование и даже получить стипендию на обучение в Санкт-Петербурге, в Технологическом институте. С отличием закончив его, инженером он вернулся на Дон. Дед принимал участие в строительстве Юго-Восточных железных дорог от порта на Азовском море – Ростова-на-Дону – через Новочеркасск на Воронеж – город за северной границей Области войска Донского (см. карту Д). Все это происходило, вероятно, в конце 1860-х гг.

После открытия Юго-Восточной дороги дедушка получил звание капитана армии и участок земли возле города Харцизска на границе с Украиной. Позже этот район стал частью Донецкого угольного бассейна, но первое время дедушка сдавал свою землю в аренду под выпас скота. Как рассказывал мне позже дедушкин брат, однажды в Новочеркасск к дедушке пешком пришел пастух и спросил, что дедушка даст ему, если он, пастух, привезет ему угля с его земель – за сто с лишним миль. Дедушка пообещал ему сто рублей (около пятидесяти долларов золотом). Пастух ушел и через некоторое время вернулся с телегой превосходного антрацита. Как выяснилось, однажды пастух заметил, что из норы на склоне холма выскочил суслик с почерневшим мехом; он стал копать и через несколько футов наткнулся на пласт антрацита.

Дедушка дал ему сто рублей, как обещал. Кроме того, в благодарность за находку он назначил этого пастуха управляющим небольшим рудником, который тут же и основал.

Вскоре после этого дедушка Григорий умер от пневмонии. Его вдова, моя бабушка Прасковья Ивановна, тоже казачка (Хераскова) по рождению, вскоре вновь вышла замуж за отставного казачьего генерала Петра Рыковского. Его попечением ее угольные копи превратились в крупное и прибыльное предприятие. Они стали известны как Рыковские копи и сохранили это название даже после того, как в начале 1900-х были проданы за несколько миллионов рублей некоему французскому концерну.

Брат моего деда рассказал мне один эпизод, имевший место в конце 1870-х или в начале 1890-х гг., задолго до продажи рудников. Механик-шотландец по имени Хьюз основал неподалеку от Рыковских копей, но уже на украинской земле, механическую мастерскую. Его дела тоже пошли в гору, и мастерская превратилась в крупное металлургическое предприятие, поселок при котором до самой революции носил русифицированную версию фамилии основателя – Юзовка; во время правления грузинского диктатора он был переименован в Сталино.

Между Рыковскими и Хьюзами поначалу сложились дружеские добрососедские отношения. Затем однажды Хьюз решил продемонстрировать друзьям свору чистокровных гончих, только что привезенных из Англии. Он совсем забыл про ручного медведя, прикованного к столбу у ворот бабушкиного имения. Гончие набросились на медведя, который в то время был уже взрослым, и он их всех убил или покалечил. Взаимные обвинения и споры о том, кто виноват в этом инциденте, положили конец дружбе между семьями.

Я читал, что советский премьер Никита Хрущев работал когда-то в тех местах шахтером на французском руднике – вполне возможно, на одном из тех, что прежде принадлежали моей бабушке. Во всяком случае, насколько мне известно, условия работы на шахтах в тех местах были достаточно тяжелыми. Высококачественный антрацит залегал там сравнительно тонкими пластами, фута по три толщиной, и прокладывать высокие штреки, где человек мог бы встать во весь рост, было экономически невыгодно. Шахтерам в забоях приходилось передвигаться чуть ли не ползком. Поэтому меня не слишком удивляет, что очень многие из них во время и после революции стали ярыми большевиками.

После второго замужества бабушки отец мой, второй и младший из ее сыновей, был отправлен в Новочеркасск в пансион только что созданного Донского кадетского корпуса и после этого оказался в значительной степени предоставлен сам себе. Его выпуск был в корпусе первым, а сам отец был лучшим в классе. По традиции, которая соблюдалась в то время в русских учебных заведениях всех уровней, его имя, как лучшего ученика в классе, было выгравировано золотыми буквами на белой мраморной доске, укрепленной на стене главного зала.

После Новочеркасского кадетского корпуса отец поступил в Михайловское артиллерийское училище в Санкт-Петербурге и стал юнкером. Здесь следует пояснить, что кадетский корпус – а их было в России немало – представлял собой милитаризованную школу с пансионом. Там мальчики получали общее среднее образование – на уровне американской школы второй ступени. Их готовили к профессиональным военным училищам, аналогичным по уровню американской академии в Вест-Пойнте. Учащиеся военных училищ назывались юнкерами, в то время как слово «кадет», в отличие от американского варианта, обозначало лишь подготовительный уровень. Кроме того, в России было не одно училище на всю армию, а отдельные училища для артиллеристов и инженеров (где учились три года) и несколько училищ для кавалерии и пехоты (где учились два года). Выпускники получали звание второго по старшинству лейтенанта, причем в разных родах войск это звание называлось по-разному: в регулярной кавалерии – корнет, в казачьих войсках – хорунжий, в пехоте и регулярной артиллерии – подпоручик.

В отличие от Соединенных Штатов в России название «Академия» применялось только для научных и образовательных учреждений высшего уровня. Существовало всего три учебные академии – Академия Генерального штаба, Михайловская артиллерийская академия и Военно-инженерная академия. В эти учебные заведения направляли лучших – но только после нескольких лет службы офицерами в войсках.

Отец окончил Михайловское артиллерийское училище в 1893 г. вторым по списку; лучшим стал еще один донской казак, друг отца Александр Васильевич Черячукин, и именно его фамилия была выгравирована в том году на мраморной почетной доске училища. После этого отец до 1910 г. служил в Донской казачьей гвардейской артиллерийской батарее – сначала лейтенантом, а с 1906 г. командовал ею в чине полковника. В 1895 г. он был откомандирован в Михайловскую артиллерийскую академию, которую окончил двумя годами позже первым по списку – и вновь его имя попало на мраморную доску почета. Выпускники академии, по существу, являлись полноценными инженерами-технологами и могли выбирать – служить ли в этом качестве в одном из военных арсеналов или вернуться в часть. Отец выбрал второе.

На фотографии (фото 3) можно увидеть отца в полной парадной форме полковника казачьей гвардейской батареи. Золотой значок справа на груди (где обычно носили знаки академических достижений) выдает в нем выпускника Михайловской артиллерийской академии. Этот значок, однако, академическим не считался и носился на мундире с левой стороны, как и значки других аналогичных учебных заведений или частей, в которых офицер служил прежде. На фото они едва видны.

Портрет моей матери (фото 4) относится примерно к тому же времени, он парный к портрету отца. Мать моя была дочерью Ивана Степановича Дубягского, служившего военврачом в армии на Балканах во время войны 1877–1878 гг. На момент замужества дочери и до своей смерти (около 1905 г.) он был главным врачом военного лазарета в Павловске. По национальности он был русским (великороссом).

На фотографии (фото 5) он снят с семьей и друзьями на веранде своей квартиры при Павловском госпитале. Слева от него – жена, моя бабушка с материнской стороны Ольга Сергеевна. Я не помню ее девичьей фамилии, но она происходила из Чугуева, небольшого городка в верховьях Донца, в 27 милях к югу от Харькова – главного города Восточной Украины. Мне часто приходилось слышать, как она называла себя «хохлушкой»[5]5
  Женский вариант слова «хохол» – прозвища украинцев, которое использовалось по всей России примерно так же, как в Америке пользуются словом «хузиер» для обозначения уроженцев штата Индиана. В этом прозвище не было ничего оскорбительного или презрительного, что бы ни утверждала западная антирусская пропаганда.


[Закрыть]. Ее дочери от первого брака не вышли замуж и потому сохранили фамилию покойного отца – Тихомировы. Одна из них, тетя Маня, на фото сидит второй слева, а вторая, тетя Юля, – пятой слева. Остальных я назвать не могу. Очень возможно, что одна из двух женщин справа – Ася Эрдели, с которой мои незамужние тетушки были очень дружны и которая часто приезжала в Павловск вместе с ними. Она была арфисткой, причем, вероятно, хорошей; после революции она осталась в России и стала солисткой Большого театра.

Тетушки Тихомировы работали в Санкт-Петербурге учительницами. Кажется, они были как-то связаны с миром искусства и дружили с семьей Прокофьевых. Помню, каким негодующим тоном они рассказывали о всевозможных препятствиях и злоключениях, с которыми сталкивался молодой Прокофьев, добиваясь признания.

Примерно до момента, когда были сделаны фото 3 и 4, мои родители были достаточно состоятельными. Судя по акциям Полтавского земельного банка, которые я нашел в бумагах отца, бабушка Рыковская подарила ему перед женитьбой или непосредственно на свадьбу 200 000 рублей (100 000 долларов золотом). Кроме того, она ежегодно выплачивала сыну немалое содержание. Для службы в гвардии это было совершенно необходимо, поскольку офицерское жалованье едва покрывало те суммы, которые офицеры вносили «в общий котел» – много денег уходило на балы и приемы, которые непременно должна была устраивать любая гвардейская часть.

Казачья батарея отца представляла собой парадную часть и постоянно принимала участие во всевозможных военных парадах и шоу, примеры которых можно увидеть на фотографиях 6 и 7. Вторая из этих фотографий была сделана во внутреннем дворе Екатерининского дворца в Царском Селе перед главным зданием дворца, в тот момент, когда царь Николай II, как почетный полковник батареи, принимал доклад ее урядника.

О мастерстве возничих батареи можно судить хотя бы по тому факту, что, насколько мне известно, ей – единственной из всех воинских частей – разрешалось на некоторых парадах проскакать карьером в едином строю по сравнительно небольшому закрытому двору и вылететь через узкие ворота (которые можно увидеть на заднем фоне справа от головы сержанта на фото 7). При этом втулки колес пушечных лафетов проносились всего в нескольких дюймах от изящных кованых решеток этих исторических ворот.

У отца было две верховые лошади, у мамы одна, у меня тоже был пони. Кроме того, у нас было две упряжные лошади с коляской и санями, а автомобиль французского производства в семье появился еще в 1907 г., когда подобная вещь была редкостью.

Летние каникулы мы часто проводили за границей, в основном во Франции. Я немного помню Сен-Мало и соседний Параме, где мы провели лето 1906 г., но почти не помню Ниццы или Биаррица, куда выезжали два предыдущих года.

Однако отношения между отцом и его матерью, моей бабушкой, постепенно портились. Началось это, видимо, в тот момент, когда бабушка Рыковская, немного спустя после рождения дочери, поняла, что от второго брака у нее уже не будет наследника мужского пола. Ее второй муж старел, и она внезапно решила, что отец мой должен выйти в отставку из гвардии и в будущем взять на себя управление угольными шахтами. Даже если бы для этого потребовалось дополнительно учиться, в этом не было бы ничего особенно необычного. Я слышал, например, про одного офицера лейб-гвардии Казачьего полка по фамилии Бородин; он решил, что военная служба в мирное время его не прельщает, вышел в отставку, поступил в Санкт-Петербурге в Горный институт, окончил его и стал инженером. С началом Первой мировой войны он вернулся в свой прежний полк. Отцу было бы даже проще; ему, вероятно, зачли бы полностью или частично многие курсы, пройденные в артиллерийской академии.

Тем не менее отец отказался выполнить требование своей матери. Между ними никогда не было теплых отношений, она почти не интересовалась его воспитанием – отец многого добился собственным трудом и любил свою профессию артиллериста. Бабушка была очень недовольна. Она всегда командовала в семье и привыкла, что все родные, помня об ее огромном богатстве, стремились угодить ей. Однако старший брат отца поддержал его решение. Отношения между Рыковскими и двумя сыновьями бабушки от первого брака все более осложнялись, а затем произошел полный разрыв. Бабушка лишила сыновей наследства.

Отец обратился по команде с просьбой о переводе в часть, где ему не пришлось бы тратить столько денег на представительские расходы. Его назначили командовать Донским казачьим дивизионом – то есть двумя батареями, расквартированными на Украине, в Чугуеве. Как уже упоминалось, это родной город моей бабушки с маминой стороны. Мы провели там вместе с ним лето, но к осени вернулись на север и сняли в Царском Селе квартиру; я пошел в школу. Мы знали, что отца скоро должны вызвать и назначить на должность старшего инструктора офицерской артиллерийской школы. Офицеры, чаще всего капитаны, перед назначением командирами батарей должны были год проучиться на курсах повышения квалификации – зимой в корпусах школы в Царском Селе, а летом на полигоне в Луге, примерно в 90 милях к югу.

В 1912 г. отец был переведен в личный штаб великого князя Сергея Михайловича, главного инспектора артиллерии русской армии, и назначен офицером для особых поручений. Первым поручением его было проэкзаменовать всех офицеров-артиллеристов западных военных округов России по обслуживанию и ремонту полевых пушек. Несколько месяцев ему пришлось ездить от одного гарнизонного городка к другому. Позже при встрече с офицерами-артиллеристами меня часто спрашивали, не родственник ли я тому полковнику Чеботареву, приезда которого они в свое время ожидали с таким трепетом. Считалось, что его доклады будут иметь большой вес при рассмотрении новых назначений и присвоении званий, а отец, очевидно, в технических и служебных вопросах имел репутацию человека требовательного.

Второе поручение отца в штабе великого князя было гораздо более интересным. Он провел несколько месяцев на Балканах, изучая, как сербская и греческая армии во время войны 1912–1913 гг. (против Турции, а затем против Болгарии[6]6
  Последняя война в значительной степени была результатом германских интриг и действий короля Болгарии Фердинанда, который по рождению был германским принцем Кобургской династии. Позже, после поражений России 1915 г., им даже удалось заставить Болгарию воевать в Первой мировой войне на стороне Германии.


[Закрыть]) использовали тяжелую артиллерию.