Текст книги "Если он опасен"

Глава 20

– Больше я не буду плакать, – сердито произнесла Лорелей и сквозь густую листву посмотрела в небо.

Давать обещание было глупо. Она прекрасно знала, что сегодня же нарушит слово. Если днем, на людях, как-то удавалось держать себя в руках, то ночью, в тишине спальни, одиночество терзало ее с безжалостной безысходностью. А сегодня будет особенно тяжело: напрасные сожаления, вопросы без ответов окончательно украдут сон. Сожаления о потере единственного в мире человека, в котором она нуждалась как в воздухе, и вопросы о том, почему же все-таки не удалось удержать и его самого, и его любовь. Долгие мучительные размышления неизменно заканчивались ощущением краха, конца жизни, и в этот момент подступали неудержимые, бессильные слезы. Ну почему, почему она постоянно плачет? В душе медленно, но упорно нарастал гнев.

Неожиданно возникла спасительная мысль: а что, если попробовать рассердиться по-настоящему? Справиться с гневом намного легче, чем с сожалением, раскаянием и жалостью к себе. Гнев не заставит окружающих смотреть с сочувствием, пытаться утешить и подбодрить. К рассерженному человеку люди боятся подойти, а пережить горе в одиночестве, наверное, будет проще.

Лорелей попыталась убедить себя, что Аргус просто действовал по-мужски: ленился писать письма и не задумывался о том, сколько времени прошло со дня отъезда. Прием снова не сработал, как не работал уже две недели. Правда, Олимпии иногда удавалось ее успокоить и заверить, что брат непременно вернется, но как только леди Уэрлок уходила или хотя бы прекращала душеспасительные разговоры, переживания наваливались с новой силой.

– Как же я устала сомневаться! – негромко пробормотала Лорелей.

Теперь ей приходилось думать и о будущем ребенке. О детях, поправила она себя и едва не застонала. Появление близнецов особого удивления не вызвало: среди братьев и сестер их было несколько пар, так что предрасположенность, очевидно, передалась от отца. Но вот к материнству она была совсем не готова – а особенно к материнству одинокому.

Она раз и навсегда потеряет свое доброе имя, и Вейл наконец-то сможет с полным основанием сказать, что ее репутация безвозвратно испорчена. Остаток дней пройдет в печальном положении падшей дочери герцога: в полном уединении и столь же полной зависимости от отцовской жалости и щедрости. О том, какие унижения и страдания ожидают внебрачных детей, не хотелось даже думать. Благородный и великодушный герцог, конечно, признает малышей своими внуками, но аристократическое родство не спасет от презрения и недобрых пересудов, которые будут сопровождать близнецов всю жизнь.

Но так произойдет лишь в том случае, если отец не убьет сэра Уэрлока и не закончит свои дни на виселице. Ужасная, невозможная, мучительная мысль! Гнев герцога трудно даже представить, и обрушится он целиком на голову Аргуса, а ей достанутся лишь страдания да горькие сожаления. Обиженная душа мечтала о возмездии, но сердце не желало зла любимому, пусть и вероломному, человеку. И уж тем более страшно было думать о смертельном противостоянии двух самых дорогих на свете мужчин.

Нежная песня малиновки отвлекла ее от мрачных мыслей, и Лорелей отыскала взглядом маленькую птичку с яркой грудкой. Да, птицам хорошо: они из-за неразделенной любви не страдают. Находят весной пару и выводят птенцов, не заботясь о верности избранника. Каждый год новая семья – восхитительная простота! Вот если бы и люди могли вести себя так же! Нет, людям мешает сердце: постоянно встает на пути безмятежной легкости нравов и заставляет мучиться. К тому же люди создали законы, правила и моральные устои, а теперь делают вид, что придерживаются строгих рамок. А счастливым птичкам незачем беспокоиться о том, что отец погубит себя, если честь заставит вызвать на дуэль обидчика дочери.

– Ответь, милая малиновка, может быть, мне лучше самой зарядить папин пистолет и собственными руками застрелить подлого, лживого негодяя?

Аргус нахмурился. Не иначе как Лорелей обсуждала планы его убийства… но с кем? Вот с этой крошечной птичкой? Сцена плохо гармонировала с предстоящим разговором о свадьбе. Герцог, как всегда, не ошибся: чтобы восстановить мир и спокойствие, придется приложить немало усилий.

– Не иначе как любящая дочь решила освободить отца от тяжкой обязанности. – С этими словами сэр Уэрлок ловко проскользнул в убежище. – Но может быть, для начала позволишь подлому, лживому негодяю замолвить словечко в свое оправдание?

Лорелей посмотрела на неожиданно появившегося беглеца и с трудом сдержалась, чтобы немедленно его не ударить. Несколько раз и как можно сильнее. Сердце запело от радости, однако разум призывал к сдержанности. Пока Аргус оставался в Санданморе, она вела на него неустанную охоту, хотя и скрытую (во всяком случае, хотелось верить, что так оно и было). Но несмотря на нетерпение, упасть в его объятия после долгого молчаливого отсутствия и, не дожидаясь извинений и объяснений, открыто выразить радость не позволяла уязвленная гордость.

– Вернулся, чтобы забрать родных? – Лорелей села.

Не дожидаясь приглашения, Аргус тоже опустился на траву.

– Честно говоря, даже не знал, что они все еще здесь.

– Да, они у нас, правда, не все. Яго и Леопольд давно уехали, но Олимпия, Септимус, Делмар и мальчики продолжают жить в садовом доме. Бенед оставался до вчерашнего вечера и старательно ухаживал за вдовой Моррис. Но интерес, кажется, иссяк.

– Бенед? Хм, никогда не считал парня дамским угодником.

– Это, должно быть, в крови.

Теперь уже захотелось ударить саму себя. Язвительная фраза сочилась неприкрытой ревностью. В глазах Аргуса вспыхнула озорная искра, однако он сумел сдержать улыбку. Чтобы не покраснеть от смущения, Лорелей старательно удерживала в душе обиду и гнев.

– Возможно, ты и права. Но все Уэрлоки и Воны решительно отказываются от похождений, как только судьба сводит их с единственной и незаменимой.

Аргус остался доволен собственным красноречием. Еще бы! Ему удалось так изящно намекнуть на собственные планы! Но возлюбленная почему-то продолжала дуться и смотрела настороженно, как испуганный зверек. Аргус осторожно сжал ее мягкую теплую ладонь. До чего же хотелось обнять Лорелей, прижать к груди, покрыть поцелуями ее чудесное лицо! Но она сидела, нахохлившись, словно испуганный воробей, хотя руку и не вырывала.

– Я же говорил, что должен заняться делами, – попытался оправдаться сэр Уэрлок.

– Но только не счел нужным пояснить, что это за дела, и уехал, не сказав на прощание ни слова.

– Во-первых, надо было встретиться с тем членом правительства, чьи поручения постоянно выполнял в последние годы, и положить конец истории с Корником. Затем пришлось найти ответы на некоторые важные вопросы и добиться ареста еще нескольких преступников. Ну и, наконец, настало время привести в порядок собственные дела.

– Собственные дела, – тихо повторила Лорелей. Понятно. Каждый мужчина должен зарабатывать деньги, даже если для этого необходимо лишь следить за своевременным поступлением арендной платы и время от времени интересоваться, хорош ли в этом году урожай.

– Да-да, собственные дела, – серьезно подтвердил Аргус. – Я встретился с поверенными, решил немало финансовых проблем, проверил, как идет строительство в Лондоне, и даже приобрел дом в деревне. Купил тот самый старинный особняк, где провел пару приятных недель в гостях у Корника.

– Но зачем? Зачем тебе понадобилась эта ужасная, мрачная, полная страшных воспоминаний тюрьма?

– Сам дом ни в чем не виноват, он мне зла не принес. Источником несчастья был Корник. Так за что же обижаться на крепкое, добротное, удобное строение, окруженное плодородными землями? Владелец, брат нашего общего мучителя, с радостью сбыл поместье с рук. Можно было бы сыграть на его заблуждениях (он почему-то считал наследство бесполезной обузой), но я испытал искреннюю жалость, ведь иметь брата-преступника, навеки заклеймившего позором всю семью, – огромное несчастье. Мы немного поторговались и сошлись на цене, которая вполне устроила обоих. Вот уже две недели в доме идет ремонт, и скоро там можно будет с комфортом жить.

Лорелей растерялась. Неужели Аргус собирается обосноваться рядом, так близко? Значит, предстоит стерпеть новое унижение? Нет, это было бы слишком жестоко. В сердце проснулась надежда, пусть пока и слабая: в рассказах об успехах до сих пор не прозвучало ни слова о будущем. Для чего же все эти сложные операции с домами, землями и финансами?

– Что ж, значит, будем соседями. – Мисс Сандан равнодушно пожала плечами.

– Поверь, я старался не просто так, а с определенной, очень важной для меня целью. Хотел доказать герцогу, что способен обеспечить тебе ту жизнь, которой ты заслуживаешь и к которой привыкла с детства. Пусть я и не столь знатен, как твой отец, это обстоятельство не помешает любить, заботиться и дарить тебе радость.

– Аргус, я не смогу и впредь быть твоей любовницей.

Сэр Уэрлок прижал палец к губам и заставил ее замолчать. Выглядел он расстроенным и в то же время раздраженным, словно воспринял предупреждение как прямое, открытое оскорбление, однако ничего не сказал.

– Я никогда не позволил бы тебе жить в Тадем-Хаусе в качестве любовницы. Никогда не унизил бы перед многочисленными родственниками, хотя, не спорю, мое поведение дает основание так думать. Да, я совершил много ошибок, но все же надеюсь, что ты не откажешься стать моей женой.

Почему же эти восхитительные слова не прозвучали раньше? Радость заполнила душу Лорелей, а сердце забилось гулко и стремительно, с такой силой, что едва не выскочило из груди. Однако даже сейчас ей чего-то не хватало. Где признание в любви? Где заверения в нежности и страсти? Любимый говорил об ином: об удобном доме, о деньгах, о стремлении угодить герцогу вопреки предвзятому отношению светского общества.

Но разве он не знал, что практические соображения ровным счетом ничего для нее не значат? Да и отец скорее всего не обратит внимания на житейские мелочи. Сэр Уэрлок провел в Санданморе немало времени и не мог не понять, какими идеалами живут обитатели огромного поместья, но даже сейчас упорно продолжает говорить лишь о материальной стороне брака. Как же заставить его открыть сердце и поведать о главном?

– Ах, ты до сих пор сомневаешься, – вздохнул Аргус. – И должно быть, все еще сердишься. Поверь, старался я не ради тебя, а ради себя самого, чтобы предстать перед герцогом с тугим кошельком и собственным местом под солнцем. С самого начала я знал, что не это для тебя главное, да и для твоего отца, пожалуй, тоже, но поступить иначе не мог. Я должен был доказать себе, что имею полное право взять на себя огромную ответственность. Главное даже не в том, что лорд Санданмор – герцог королевства, а я всего лишь рыцарь. И не в том, что ты осчастливила бы самых знатных женихов. Ответ на все сложные вопросы очень и очень прост: я хочу, чтобы ты знала – я делаю предложение только потому, что мечтаю видеть тебя своей женой.

– Почему?

– Что – почему?

– Почему ты мечтаешь видеть меня своей женой?

Аргус взглянул на Лорелей с недоумением. В ее голосе слышалась тревога, а в изумрудных глазах застыл вопрос. Кажется, нужны какие-то другие доказательства: отчет о деньгах и недвижимости особым успехом не увенчался. Медленно, преодолевая все еще заметное сопротивление, он привлек любимую к себе и спрятал лицо в рыжих волосах.

– Ты единственная, кого я готов видеть рядом с собой всю оставшуюся жизнь. Вот почему я так упорно доказывал собственную состоятельность, что даже не догадался написать и рассказать о том, что скучаю по тебе и мечтаю о встрече.

– Но почему ты не написал мне? Не рассказал, чем ты занят, о чем думаешь? – Лорелей прижалась щекой к широкой груди Аргуса и услышала, как мощно, ровно и надежно бьется его сердце.

– Сожалею об этом, – с грустью согласился он. – Времени действительно прошло немало, хотя я его не заметил. Тебе, наверное, было очень одиноко. – Он сжал ладонями лицо любимой и заглянул ей в глаза. – Поверь, я неустанно работал, чтобы скорее к тебе вернуться. Ну а сейчас прошу одного: постарайся простить мою гордость, ведь это она не позволила подчиниться зову души, бросить все и примчаться к тебе.

– Аргус. – Лорелей слегка отстранилась и покраснела от смущения. Мысли разбегались, а слова отказывались подчиняться. – Да, я высоко ценю стремление обеспечить будущую семью и уважаю твое мужское самолюбие. Но к огромному сожалению, этого мало. Несколько раз я пыталась предложить тебе нечто большее, однако ты не отзывался, не отвечал, не давал понять, что хочешь именно этого. А ведь речь идет не только о тех чувствах, которые я готова дать, но и о тех, которые мечтаю получить взамен.

– Да, я слышал все чудесные слова, которые ты шептала, и хранил их в сердце, но я не считал себя достойным таких признаний. А главное, не верил, что имею право остаться рядом с тобой надолго, навсегда. Но потом случилось страшное, и я понял, что могу тебя потерять, так и не открыв душу, не сказав самого важного. Во время твоей болезни, сидя возле постели, я принял твердое решение: доказать герцогу, что имею полное право стать мужем его любимой дочери. Возможно, не столь высокопоставленным, как ему бы хотелось, но все же надежным, верным и заботливым.

– А в итоге дождался моего выздоровления и исчез, даже не попрощавшись, и ни единым словом не намекнул, что собираешься жениться.

– Каюсь, поступок не самый удачный. – Аргус легко прикоснулся губами к виску Лорелей, хотя сгорал от вожделения. – Хочу, чтобы ты стала моей женой. Хочу каждое утро просыпаться рядом с тобой, в одной постели. Хочу каждую ночь доказывать нежность и страсть. Хочу, чтобы ты принадлежала мне душой и телом, и готов сам безоговорочно принадлежать тебе. Ты – мое солнце. Будущее возможно только с тобой. Люблю тебя.

Изумрудные глаза Лорелей наполнились слезами, и Аргус нахмурился.

– О, не волнуйся. – Она провела ладонью по его колючей щеке. – Я плачу от радости: так давно мечтала услышать эти слова!

Только сейчас Аргус уступил желанию и растворился в жадном, всепоглощающем поцелуе. Он чувствовал, как непосредственно и пылко отвечает любимая, как разгорается и набирает силу неутоленная страсть. Да, он сумел получить одобрение герцога, но до сих пор опасался, что не сможет завоевать доверия самой Лорелей. Сейчас все сомнения рассеялись и бесследно исчезли.

– Ты действительно меня любишь? По-настоящему? – Лорелей слегка подтолкнула Аргуса, заставив лечь, и посмотрела на него сверху вниз. – Признание прекрасное, но ведь нужны доказательства.

Задуматься над ответом не хватило времени: под ловкими руками любимая быстро раздела его, и одежда каким-то чудесным образом полетела в сторону. Аргус нетерпеливо и откровенно устремился всем своим существом к познанию радости, которой так не хватало в разлуке.

– Чего же ты хочешь? У тебя есть моя преданность.

– И твоя страсть.

– О, этого в избытке, – согласился Аргус, торопливо развязывая многочисленные тесемки.

– И твое уважение. – Лорелей слегка отстранилась, позволяя освободить себя сначала от платья, а потом и от сорочки. Тонкий шелк повис на колючем кусте ежевики, однако задумываться о возможных неприятностях не хотелось.

– Бесспорно.

– И твоя верность.

Он не ответил, потому что в этот момент возлюбленная предстала перед ним во всей своей первозданной красоте. Жемчужная кожа, мягкая полная грудь, стройные бедра обещали ни с чем не сравнимую награду. Лорелей села на Аргуса сверху, медленно вынула из волос шпильки и выпустила на свободу пышные волосы. Длинные локоны рассыпались по спине и плечам, словно стремились скрыть целомудренную наготу. О, она и сама не подозревала, как прекрасна!

– Вечная верность, – прошептал Аргус и подобно гордому ваятелю провел ладонями по безупречным линиям точеной фигуры.

Лорелей положила руки на плечи и серьезно посмотрела в глаза любимому.

– Я не шучу. Знаю, как рассуждают мужчины. Не все, конечно, но огромное большинство. Как правило, не видят ничего зазорного во встрече с любовницей или в легкой интрижке с какой-нибудь смазливой девчонкой из таверны. Так, пустяки! Но мое сердце не выдержит даже намека на измену и разобьется на мелкие кусочки. Даже думать страшно.

– Не думай. Просто знай, что ничего плохого никогда не случится. В истории моей семьи немало печальных историй, но за долгие годы ни один брак не разрушился из-за нашей неверности. Уэрлоки и Воны никогда не изменяли, хотя сами не раз становились жертвами обмана. Я никогда бы не осмелился попросить тебя стать моей женой, если б предполагал, что хоть раз смогу посмотреть в сторону.

Лорелей с улыбкой склонилась над ним и поцеловала. Аргус нахмурился:

– Но ты до сих пор не ответила на мое предложение.

– Я еще не приняла окончательного решения. – Лорелей покрыла поцелуями сильную грудь, наслаждаясь ощущением обладания и слегка пьянея от желания. – Думаю, мне не помешает снова услышать убедительные аргументы в пользу брака с тем, кого люблю и о ком непрестанно думала целый месяц. Правда, далеко не всегда хорошо.

Аргус попытался что-то ответить, однако из горла вырвалось лишь невнятное глухое рычание: губы любимой как раз добрались до его орудия любви. А что, если это и есть ответ на предложение? В любом случае решение вопроса пришлось отложить.

Еще несколько мгновений, и Аргус понял, что сладкая пытка становится невыносимой. Схватив любимую под мышки, он заставил Лорелей сесть на него верхом. Та с готовностью приняла его в таинственную глубину и снова спряталась под огненно-рыжим шелковым покрывалом. Аргус сжал ладонями тугие стройные бедра и заставил ритмично двигаться, повторяя и усиливая каждый подъем и каждое падение. Вершина оказалась совсем близко – вдохновенная, светлая, сияющая мириадами ярких искр.

Наконец Лорелей доверчиво сникла, все еще слегка вздрагивая от только что познанного блаженства. Вздохнула и с сожалением позволила Аргусу освободиться. Что ж, у мудрой природы свои законы: если бы счастливая усталость не руководила действиями влюбленных и время от времени не прерывала удовольствия, человечество вряд ли сумело бы пойти по пути прогресса.

Аргус прижал невесту к груди, с радостью почувствовал тепло разгоряченного недавней страстью тела и нежно провел ладонью по спине. И все же разум напомнил, что главный вопрос все еще оставался без ответа.

– Лорелей, ты до сих пор не дала согласия выйти за меня замуж.

– Сначала надо хорошенько взвесить все «за» и «против». – Она немного приподнялась и заглянула ему в лицо. – Первое: ты любишь меня, а я люблю тебя. – Блеск глаз подсказал, что сообщение порадовало.

– Что ж, неплохой повод вместе отправиться к алтарю.

– Особенно если учесть, что несколько минут назад мы доказали, что сгораем от страсти.

– Было бы неплохо доказать то же самое на удобной постели.

– Второе: ты обещал хранить верность. Я тоже готова оставаться верной.

Аргус что-то недовольно проворчал. О других вариантах даже думать не хотелось. Лорелей должна принадлежать ему, и лишь ему, – не только телом, но и душой, помыслами, взглядами. И впредь никаких непристойных разговоров с необузданной, своенравной Олимпией!

– Да, мы будем хранить старомодную верность друг другу.

– И родим детей, правда? Хочешь, чтобы у нас были дети?

– Обязательно. Но огромного выводка я не потребую. Сама решишь, когда остановиться.

– Как мило! Но учти: тебе придется объяснить, что необходимо делать, чтобы иметь ровно столько малышей, сколько захочется. Как только первая парочка появится на свет, сразу и начнешь.

Аргус недоуменно вскинул брови и, не выпуская любимую из объятий, сел.

– Прости, что ты сказала?

Лорелей со смехом взъерошила его и без того растрепанные волосы. Ах, до чего же забавным, очаровательно растерянным он сейчас выглядел! Она поцеловала его в губы и пояснила:

– Через восемь месяцев, а может, и меньше, у нас родятся дети. Заметь, именно дети, а не ребенок! Да-да, я собираюсь подарить тебе близнецов.

Некоторое время Аргус озадаченно молчал, а потом встал и начал собирать разбросанную одежду.

– И при этом ты позволяешь любить себя здесь, на земле, с откровенной грубой страстью?

– Да я и сама не слишком с тобой нежничала.

– Небольшая разница все-таки присутствует: не я ношу под сердцем сразу двоих. – Аргус нахмурился и, несмотря на недовольство любимой, принялся ее одевать. – А откуда тебе известно, что будет двойня?

– Дариус и Олуэн сообщили.

Пока Аргус неловко боролся с ее платьем, Лорелей рассказала о коллекции камней, синем чемодане с красной надписью и чердаке.

– Разве ты не рад?

– И когда же, позволь уточнить, ты собралась поставить меня в известность?

– А о чем, по-твоему, я беседовала с малиновкой? Сама только что узнала и пыталась решить, что делать дальше.

– Например, застрелить меня.

Лорелей ласково поцеловала его в щеку.

– Разве мы не выяснили, почему я об этом думала? И почему сомневалась, имеет ли смысл выходить за тебя замуж?

– О Господи! Неужели я получил бы отказ, если б не сумел найти нужных слов?

– Вполне возможно. Но все-таки хочется верить, что рано или поздно тебя бы осенило. Право, милый, ни к чему обсуждать, как бы я могла поступить, если… сама не знаю, на какой бы шаг отважилась, и очень рада, что избавлена от унизительной необходимости принимать решение. Знаю одно: я всегда хотела, чтобы у моих будущих детей был отец, причем любящий, а не тот, которого привели к алтарю за ухо или, не дай Бог, под дулом пистолета. Как, по-твоему, такой человек есть?

– Не сомневайся. – Нежным долгим поцелуем Аргус постарался выразить любовь и радость в предвкушении счастливого отцовства. – Да, милая, я с тобой, рядом.

– Тогда что же мы сидим здесь одетыми?

Аргус рассмеялся:

– Честно говоря, думал, что было бы неплохо объявить о помолвке и принять поздравления.

– Успеем. Никто никуда не убежит. А я не видела тебя целый месяц.

– Ах, дорогая, с какой радостью я снова заключил бы тебя в объятия! – Сэр Уэрлок встал и бережно поднял невесту. – И все же время не терпит: уверен, что тянуть со свадьбой не стоит.

Лорелей очень не хотелось покидать уютный, тихий яблоневый сад. Как только домашние узнают о помолвке, от суеты уже не спрячешься. И все-таки Аргус прав: свадьба должна состояться как можно скорее. А потому мисс Сандан подала жениху руку и вместе с ним пошла к главному дому. И правильно сделала: все многочисленные родственники – и обитатели Санданмора, и гости, уже тоже успевшие стать постоянными жителями, – собрались в просторном холле и с радостным нетерпением ожидали торжественной минуты. Лорелей рассмеялась от счастья: их с Аргусом ждала жизнь, полная семейного тепла и искренней заботы. Среди нескончаемых поздравлений, объятий и пожеланий она поймала взгляд любимого и шутливо подмигнула, а в ответ получила гордую, сияющую улыбку.

Когда первое, самое бурное волнение немного улеглось, жениху и невесте удалось на минуту уединиться.

– Складывается впечатление, что в ближайшие три недели меня к тебе и близко не подпустят, – сокрушенно пожаловался Аргус.

Лорелей привстала на цыпочки и быстро, украдкой поцеловала любимого.

– Но зато потом мы будем принадлежать друг другу. Разве это не чудесно?

Сэр Уэрлок посмотрел в светящееся от счастья лицо Лорелей и улыбнулся широко и открыто, не скрывая переполнявшего душу восторга.

– Да, любовь моя. Чудесно.