Текст книги "Золотые тротуары (сборник)"

Тени де Сен-Жермен
Парижские зарисовки. Истории района Сен-Жермен

Если на улице Четырех ветров было тихо, то это точно было воскресное утро, когда можно увидеть, как воробьи, барахтаясь, чирикают в сточной канавке и в отрытых окнах гостиницы «Глобус» развеваются кружевные занавески. Они как бы танцуют под пение колоколов церкви Сен-Сюльпис. Район все еще продолжал нежиться в сатиновых простынях беспечной красавицей, высунув из-под одеяла ножку.

Я остановился на перекрестке бульвара перед светофором, пытаясь снять липкую обертку с пахнущего клубникой леденца. Отдираю деликатно тонкую пленку, та рвется частями, тихо хрустя. Желание засунуть его в рот и пососать требовало железного терпения. Мимо меня прошла к переходу молодая толстушка с длинной косичкой, улыбнулась, наблюдая, как облизываю слипшиеся кончики пальцев. Это меня смутило и отвлекло на секунду, конфета, пользуясь моментом, сорвалась вниз и упала на кромку тротуара!

– Месье сладкоежка уронил подарок муравьям на радость! Хи-хи, – сказала она, игриво перебегая дорогу по зебре.

Знакомиться с девушками на улице меня научили давно местные казановы. Техника простая. Вопрос настроения. Стеснение прочь, ринулся за ней, оставалось кинуть простенькую шутку, разговориться. Дело проверенное, простенькое. Набрав достаточную скорость, догнал, и после вступительных комплиментов: как чудесно сидит на ней голубое плиссированное платье; какой изысканный вкус; стеклянные бусы достойны настоящей аристократки, – она приподняла солнечные очки и ответила бесстрастно:

– Вы врун, месье! Скажите прямо, что желаете заманить к себе домой на макароны и завалить меня на кровать, не так ли?

Ее фраза застала меня врасплох. Начало было явно катастрофическое. Она уже отходила от меня, когда сработал бойцовский рефлекс нападающего. В запасе была еще одна дежурная приманка:

– Что вы! Разве я похож на обездоленного Сатира? Разрешите представиться, мадемуазель. Игорь. Русский художник. Люблю животных и состою членом в организации Красного Креста, а насчет вашего предложения, наверное, стоит подумать.

Толстушка, опираясь высоким каблуком о выступ подъезда дома, изменилась и уже другим голосом, словно извиняясь за выходку, объяснила, что идет в музей Лувр. И зовут ее Майя. Что интересуется выставками. Иногда, от скуки, сама пишет натюрморты и дарит их друзьям и родственникам. Так мы за разговорами о том о сем спустились потихоньку к набережной Сены. За это время я успел как следует рассмотреть ее: полненькая, выразительные бантиком губы. В ней была та изюминка, какая бывает у развратных девиц.

Над рекой еще серебрился прозрачный туман, путаясь в ветках платанов. На углу гарсон вяло расставлял столики. Вторым этапом успешного знакомства должно быть приглашение посидеть на террасе кафе и попить кофе. Она в ответ взяла и косичкой провела мне по носу, щекоча:

– Месье художник, я вижу, вы настырный. Признаюсь, что у меня есть уже жених.

– Да? Очень плохо. – Я сделал грустную мину. Огорчился.

– Поверьте, он хоть и ночное приведение, но такой ревнивый! Узнает про измену – задушит меня. Ну, а дальше я пойду одна. До свидания, милый друг.

«Оригиналка, однако», – подумал я, уже жалея о потерянном времени…

Когда я вошел вечером в кафе под названием «Сен-Клод», компания бродячих художников Бульвара была почти в сборе. Тут было, как минимум, пацанов десять из разных стран. Поляк Анджей – специалист по рисованию цветочков. Длинный негр, обвешанный позолоченными цепями, – абстракционист, дружил с немым китайцем, который лепил хлебные фигурки зверей. Были и другие персонажи с разных широт. Объяснялись кое-как по-французски, если нет, то английский. Как обычно, одна чашка на всех. Патрон иногда угрожал, что разгонит надоедливую богему и запретит занимать его пространство просто так, болтовней. Хотя в душе сам был артист и философ, бывало, иногда угощал их шипучим лимонадом. Сквозь витрину кафе была видна церковь Сен-Жермен и ее зеленая длинная решетка. Около Алана стояла свободная табуретка, я приспособился, прислонившись к стене, стал прислушиваться к разговору. На сей раз спорили о значимости искусства Модильяни. Больше всех разошелся поляк Анджей. Привстав, он яростно доказывал венгру, портретисту, что тот аферист, обманщик, а вот Рубенс – подлинный талант. Назревал конфликт, и дискуссия могла закончиться банальной потасовкой между ними. Клиенты с опаской наблюдали за развитием событий. За спиной спорящего венгра я увидел мирно сидящего у колонны юношу в обтягивающей кожаной куртке. От лба до щеки кривой шрам. Он пристально смотрел в нашу строну, плавно покручивая чайную ложку. Алан это тоже заметил, подтолкнул меня локтем и сказал:

– Наверное, новенький. Поговори с ним. Наверняка интересная личность. – А пацанам дал команду бежать, занимать точки на панели, так как уже 19 часов. С этой минуты городские власти разрешали художникам заниматься продажей своих произведений. Те дружно поднялись и, таща сумки, мольберты, картины, толкаясь, вывалились наружу.

Теперь незнакомец вытянулся, поймал мой взгляд, помедлив, сделал мне знак указательным пальцем, как бы спрашивая, можно ли ему пересесть ко мне.

– Пожалуйста, с удовольствием, – ответил я незнакомцу.

Он назвал свое имя:

– Сальвадор дела Вега. Испанец. – После этого вступления, опустив официальную часть, мы сразу перешли на «ты». Позвав гарсона, он заказал слоеный торт, покрытый земляничным вареньем – гордость заведения. – Художник? Понятно. Следы краски еще под ногтями.

Я смущенно посмотрел на пальцы, те действительно были практически чистыми. Разве что малюсенькое розовое пятнышко. Следующие вопросы и ответы были в дружеском духе. Он поведал мне свою историю бродяги. Бывший гимнаст на трапеции вечно гастролирующего по разным странам цирка, но, когда его отца клоуна раздавил слон на манеже во время представления, а публика визжала от восторга, Сальвадор кровно обиделся и покинул труппу. Проклиная ремесло, отправился, куда всегда стремился – в город-легенду Париж. Мы просидели до закрытия кафе за рассказами двух почти старых приятелей. Оставив на тарелке последний кусок торта с недопитым чаем, вышли. Патрон подмигнул нам лукаво, желая спокойной ночи.

С бульвара исчезали в подземные дыры метро редкие прохожие. Последние художники у решетки паковали свои шедевры. В свете редкого освещения фонарей, перешагивая через разбросанный по тротуару мусор, мы прошли мимо уличных музыкантов, деливших кучу монет, примостившись у парадного здания. Оба были лохматыми. Рядом с ними валялся рваный матрас.

– Даже у мечты есть обратная сторона, – произнес Сальвадор и, как бы случайно, спросил, где моя мастерская.

– Ладно, зайдем, покажу, чем занимаюсь. Тут совсем рядом. Идем? – с энтузиазмом ответил я ему.

Если откровенно, ночью моя берлога выглядит довольно плохо. Заставленная картинами с разными объектами, она скорее напоминала фильм ужасов. Хотя в ней была и особая магия. Синие ворота дома закрылись, гулко хлопнув за нами, и, открыв вторую дверь ключом, мы поднялись по узкой лестнице на этаж.

– Осторожно, краска еще сырая. Можно запачкаться, – предупредил я моего гостя, когда вошли в помещение.

Очистив от бумаг единственный порядочный стул, предложил сесть. Тот вежливо отказался. Начал осматриваться, заглядывая за стопки картин, а я, найдя на книжной полке каталоги своих выставок, разложил их перед ним. Обстановка моей мастерской меня смущала, и я надеялся, что это все закончится быстро. Но Сальвадор был из тех, кто должен перевернуть из любопытства гору. Пересматривая каталог, он наткнулся на фотографию давно проданной картины: девица летит в воздухе, схватившись крепко за веревку.

– О! Это мне нравится. Вот полет! Сделай, пожалуйста, еще в таком духе рисунок, чтобы тоже парило под небесами. Заплачу, – сказал Сальвадор и спросил цену. Я обрадовался, наглея, назвал две тысячи франков. Сумма для маленькой работы внушительная, но я готов был сбавить. – Дороговато, месье Игорь. Дам полторы, берешь? – Меня это устраивало. Отсчитанные банкноты он засунул между страниц книги. Я написал свой номер телефона, обещая выполнить заказ к сроку. – Насчет рамочки – лучше алюминиевая в стиле модерн. Ну, adios, amigo. Позвоню скоро.

«Странный тип, – сказал я себе – С луны свалился…» И пошел мыть ноги в тазике, чтобы ложиться спать, но почувствовал, что зацепился ногой за что-то. Наклонившись, рассмотрел. Это была дымчатого цвета тонкая перчатка. Аккуратно свернул ее, кладя поверх снятых брюк. Без сомнения, потерял мой новый друг. Вспомнил про заработанные деньги, и заснул счастливым…

Иногда бывают моменты, когда кажется, что я схожу с ума. И вот опять такая чертовщина. Перчатки, найденной вчера, и след простыл. Если бы я был верующим, то перекрестился бы. Осмотрел тщательно вокруг. Пол, стол, топчан… Загадка…

Алан, художник, постоянно собирал вокруг себя всякую шушеру. Магнитом протягивал мелких жуликов, бесстрашных авантюристов с большой дороги. Хотя были, конечно, и романтики. Те вели себя скромно. Жались к стенке перед корифеями Бульвара. Да, он пользовался авторитетом долгожителя у церковной решетки. Правда, от этого его наивные картинки так и не имели успеха у туристов. Слишком по-детски. Пафосные, что говорить. Ему было уже за шестьдесят, и менять профессию было поздно. Сейчас он, держа газету на весу, вслух читал новости из раздела криминальной хроники, а пацаны делились мнениями.

– Привет коллега, иди послушай, что творится у нас в районе, – весело обратился ко мне Алан. Толкучка расступилась, и я оказался в первых рядах. Тот продолжал: – В среду, в полдень, после праздников, служанка, придя убираться к торговцу картин, обнаружила хозяина квартиры на полу, частично обгоревшим в камине. Полиция ищет убийцу. Подозревают любовника. – Далее еще удивительнее, из области мистики. Известный итальянский магнат вернулся рано утром с бала в свой фешенебельный особняк около набережной Сены, снял дорогое ожерелье с шеи жены, положил его в секретер. На миг отвернулся и хотел вновь взять его, но увидел, как оно словно парило над его головой. Он попытался схватить, но ожерелье вырвалось под грубой силой призрака и исчезло, шурша камнями. На камере внутреннего наблюдения запечатлелась слегка прозрачная фигура. Этот случай отнесли к разряду паранормальных явлений. Якобы это было приведение Шарлотты Корде, той, которая зарезала революционера Марата. – Ерунда! – заверил Алан и продолжил свою теорию. – Скорее всего, Batman вышел с отсидки. Вор. Спец по люксовым квартирам, пролезет даже в мусорную трубу. Кличку получил за то, что однажды, уходя от погони, спрыгнул с подоконника прямо на полицейский фургон. И сломал ногу. Ему вызвали «скорою помощь», но он и оттуда все равно сбежал, вытолкнув на ходу испуганных санитаров. Потом с лету врезался в столб. Да, Batman оправдал профессию. Конечно, периодически попадается на мелочах. То подарит краденое кольцо с бриллиантом старушке попрошайке, которая и выдала его копам, то в ломбарде возьмут за шиворот. Робин Гуд без Голливуда.

Пацаны одобрительно загалдели.

Алан закончил обзор прессы пресными шутками, потом обратил внимание на мою фетровую шляпу:

– Откуда такая роскошь у русского художника – «Borsalino»? – Ее, почти новую, я купил на блошином рынке, однако распространяться об этом стеснялся. – Дай померять! В ней я буду выглядеть денди и найду богатую невесту.

– Фиг тебе, комарад, – фыркнул я, повернулся и пошел без прощания в сторону кафе «Deux Magots».

Сальвадор, макая хлеб, ел луковый суп на веранде брасерии «Lipp». Одет он был так же: в обтягивающую кожаную куртку. Размахивая салфеткой, позвал меня внутрь.

– Добрый вечер, художник! Присоединяйся к пиру! Ведь голодные художники – злые, значит, опасные, – начал он, приветствуя.

Зов поесть вкусненького был кстати. Приглашение я принял. Кухня тут была традиционная деревенская. Свиные ножки по-эльзасски. Но самым шиком считалось блюдо из фаршированного телячьего мозга – фаворита среди французских политических акул.

Сальвадор продолжал говорить:

– Если честно, месье Игорь, я поджидаю тебя уже минут десять. Ужинать без разговора ужасно скучно. Так что ты пришел вовремя, Amigo! Советую выбрать горячий шукрут. Он сегодня в меню. За него повар получил Grand Prix два года назад на конкурсе поваров. – Тут он прервал фразу и отвлекся, с интересом наблюдая за проходящим мимо щегольски одетым мужичком в огромных черных очках. С ним ковыляла пожилая дама на высоких каблуках. – Знаешь, что это за парочка, месье? Х магнат сталелитейных заводов со своей сестрой. Коллекционер современного искусства. Живет рядом в особняке. Спальня в стиле рококо. С балдахином.

Мне было все равно, чем занимается этот дядя, и поэтому я смотрел скорее внутрь зала брасерии, зовя к себе гарсона. Сальвадор постучал ложкой о край миски и спросил: как рисунок с феей? Го – тов? Я утвердительно соврал, что давно, и уже в рамочке. Описал сюжет работы: качающаяся девочка на качелях, окруженная звездами. А над ней в темноте мерцает обвязанная веревками луна. Он поинтересовался размером, боясь, что займет всю его площадь. Стены кривые и узкие. Теперь у меня возник вопрос: где он живет, если не секрет?

– А где обитают романтики, по-твоему? Конечно, под мягкими подушками облаков, – прошептал Сальвадор.

Наша терраса оживилась. Компания молодежи справляла день рождения. В отражении зеркал были видны довольные лица на фоне фресок джунглей. Свой десерт, мороженое с земляникой, я доедал уже в одиночестве. Ссылаясь на усталость, мой меценат расплатился, и мы договорились встретиться на следующий день в скромном кафе неподалеку от Академии искусств.

Обычно свидания назначают в Париже в определенных точках. Это могут быть исторические памятники, выход из метро, даже в зоопарке. Но больше для свиданий подходят кафе – наиболее удобное решение проблемы. Так и делают практически все. Я постарался прийти на свидание с Сальвадором раньше, чтобы занять столик под лестницей. Клиенты заведения – чумазые от краски студенты из соседней академии. Обычная разгульная сходка. Крикливая молодежь в одном из самых богемных кафе района. Со мной был запакованный аккуратно в бумагу рисунок. Черный кот спрыгнул по-хозяйски с края витрины ко мне на колени, мурлыкая, подставил пушистую шейку для поглаживания. Сам пухлый, с лоснящейся шерстью, вонзился, сжимая когти, в мои брюки. В этот момент вошел Сальвадор, и мохнатый скатился вниз, спрятался под лавкой.

– Привет цирковому деятелю от музейных борцов за права человека, – начал я и протянул ему руку.

– С животными играешь? Укусил или царапнул? Будь осторожен, Марли (это кличка кота) настоящий подлец. Шальной зверь. Днем здесь отсыпается, а ночью по крышам носится галопом. Странно, но меня он слушается. – И в подтверждение своих слов, он плавным жестом поманил кота из темноты угла. Тот смиренно выполз и молча встал на задние лапки по стойке смирно. – Ну, как мои способности дрессировщика? Что скажешь, месье Игорь?

Кажется, ему была подвластна сама природа. Настоящий волшебник. К тому же, он был в курсе всех последних событий, вплоть до интимных деталей из жизни знаменитостей. Кто с кем живет и так далее. Я передал ему пакет, и вот сюрприз: когда он развернул бумагу, я увидел, что вместо металлической рамки, которую я сам выбрал, был простой сероватый деревянный с сучками багет. Сальвадор спокойно отреагировал на мои смущение и оправдания, даже похвалил за работу. Но это была всего лишь прелюдия….

В одну из последних наших встреч произошло событие. Это была теплая ранняя осень, когда Али, пакистанец, выкатывал железную бочку на бульвар и жарил для продажи жирные каштаны. Синий дым рассеивался по тротуару, заставляя кашлять прохожих. Потом кто-нибудь вызывал наряд полицейских, и они в очередной раз конфисковывали его бедный инвентарь. Но это так, для описания наших персонажей. Как-то раз, пасмурным вечером, я переходил мост Saint Andre des Arts с плохим тогда настроением. Моя уже бывшая подруга объявила мне бойкот. Наши отношения зашли в тупик. Виной всему вечная отговорка – разность характеров. В общем, кислая чепуха. Грустные рассуждения прервало появление среди прохожих Сальвадора, который шел, срезая линию и преграждая мне путь.

– Buenas noches, senior, – поприветствовал он по-испански. – Откуда такая печаль, маэстро?

Я ответил с налетом иронии:

– Разбитая любовь – это те же витамины.

Решил пожаловаться ему на свою стерву. Сальвадор шел рядом и слушал, кивая по-товарищески. А на мосту молодежь развлекалась как могла. Одни сидели, свесив ноги с моста, другие группами распивали вино. Кто-то играл на гитаре, даже стучали на барабане. Плохая погода отошла на второй план. Мы, облокотившись на перила, смотрели, как плывут пароходы по Сене, освещая мощными прожекторами фасад Лувра. Под нами внизу около пристани стояла пришвартованная баржа-кабаре с яркой рекламной вывеской, с которой грозно смотрел одетый в турецкий чурбан маг Касандр, обещая потрясающие шоу а-ля Лас-Вегас. Мировое светило!

– Разве можно такое пропустить, маэстро? – произнес Сальвадор. – Кстати, там должен быть классный буфет. Идем?

Я согласился. Ведь на такие мероприятия редко ходил, разве что с дочкой, когда она была маленькой. Да и время такое прекрасное.

Обошли набережную и спустились на берег. У трапа заняли очередь. Тут находились в большинстве пенсионеры, среди которых были разодетые в вечерние платья дамы. Когда мы вошли в корабельное помещение с приподнятой сценой, то свободными остались только крайние стулья в заднем ряду. Погас свет, и под бравурные фанфары появился карлик. В лучах лампы его халат сверкал фальшивыми изумрудами. Публика оживилась под его жонглирование пустыми бутылками. Потом, следом за ним, выползла женщина-змея, покрытая зеленой чешуей. Она протыкала свое тело толстыми стрелами. И наконец, из-за занавеси под аплодисменты публики вышел маг – Star of America. Приоткрыл халатик, там шевелился фосфорный скелет. Красавица ассистентка выкатила тележку и поклонилась залу. Для эффекта пустили из шланга густой пар, и через секунду из дымного облака выбежала, толкая мячик, свинка. Встала на него и покатилась вдоль сцены. Из открытого широко рта вылетел, махая крыльями, зеленый попугай. Маг поймал его за хвост, тот хрипло закричал: «Help! Help! Don’t shoot me!» Маг вытащил из рукава платок и завернул в него птичку. Следующим движением протянул сверток через обручальное кольцо, раскрыл его уже пустым. Я даже привстал, чтобы лучше оценить увиденное.

– Коко! Что ты сделал?! Оставил меня! Прости! Вернись! – жалким голосом запричитал иллюзионист и, обещая расправиться с попугаем, спустился со сцены, держась за подол.

Почти бегом, прося извинения перед зрителями, он направился в нашу сторону. Обойдя ряды, остановился почти передо мной. Точнее, перед пухлой женщиной с глубоким декольте. Снова обращаясь к публике, объявил, что беглец почти пойман и находится в плену, и показал пальцем на даму. Та захихикала от смущения.

– Сейчас, Ladies and Gentlemen, будете свидетелями ареста негодяя! Приготовилась? Да?

И, делая важный вид, маг, сопя, принялся шарить по груди дамы. Та с радостью полностью предоставила себя. Для этого она даже сняла шарфик. Но вдруг словно передумал. Как-то нервно заявил всем, что попугай его перехитрил и вернулся к рампе в замешательстве. Сальвадор шепнул мне:

– Месье Игорь, может, пойдем отсюда? Спектакль печально скучный. Номер мага провалился. Полное фиаско. Это не иллюзионист, а базарный клоун. К тому же я голоден. Пора нам и перекусить.

Выходили тихо, поодиночке. В коридоре встретили взволнованную кассиршу, спешившую за кулисы. В фойе маленький матросик с чубчиком стоял перед баром. Мой дружок, подойдя к нему, сделал круг рукой над его головой, тот зажмурился. Открыв глаза, увидел, как попугай расправил крылья на вазе и звонко с переливами защебетал. «Thank You! Merci! Chao! Fuck Off!» – паренек от растерянности потерял дар речи. Поднявшись на палубу, я спросил Сальвадора, как ему удалось украсть птичку. Он усмехнулся и ответил:

– Это так, ерунда… Простой фокус. Сущие пустяки, mon amigo, а как насчет полакомиться морскими гадами в ресторане «Procope»?

Из всех многочисленных общепитов района Сен-Жермен этот выделялся своей стариной. Его правильнее назвать кафе. Основанное еще при Людовике XIV смышленным армянином Прокопяном, который одним из первых начал варить заморские продукты: кофе и шоколад. В нынешнее время «Procope» – обязательная остановка для японских туристов, которые охотно щелкают фотоаппаратами, позируя на фоне сусальных золотых балюстрад, компанию которым составляют портреты мятежных революционеров, философов и поэтов. У меня там был дружок поваром. Настоящий хулиган, однажды избил хозяина за критику соуса прямо на кухне так, что устроили сущий тарарам. Он лишился работы, но вскоре решил отомстить, кидая дохлых мух в суп. Помогала ему подружка-посудомойка. Сплетники говорят, что клиенты сначала обожали блюда….

Усатый гарсон лениво повел нас к столику около туалета, потом, видимо, почувствовал свою ошибку, развернулся на сто восемьдесят градусов и дал почетное место в центре зала. Отсюда открывалась панорама на окружающую обстановку. В хрустале овальных бра сверкали бегающие по золоченому потолку зайчики. В этот вечер крабы воняли болотной тиной. Мне лично было наплевать. Ломая железными щипцами красные клещи, я брал мокрое мясо пальцами. Сальвадор демонстративно отодвинул свою тарелку, попросил у гарсона жареную курицу.

– Месье художник, скажу новость, – обгладывая розовую ножку, заговорил он, вытирая губы полотенцем. – Уезжаю, mon amie, скоро на родину. Жалко покидать замечательный город, но климат Парижа мне ужасно вреден. Сыро, дожди, холод…

Я, наверное, уже сожалел о возможной утрате знакомого, с которым было так интересно. Закончили ужин уже поздно ночью.

В желтом свете уличных фонарей площадь Одеон постепенно затихала, из кинотеатров выходили заспанные зрители, торопясь успеть на последний поезд метро. Мы завернули за угол и прогулочным темпом пошли по бульвару. Из-за ветра, плавно кружась, падали вниз листья октября и в беспорядке ложились на асфальт светлыми пятнами. Напротив решетки виднелись силуэты бродячих художников. Алан с накинутым пледом согнулся горбатым Квазимодо. Все остальные свертывали в пакеты последние картинки. На заднем плане через черные платаны вырисовывались смутные контуры церкви Сен-Жермен. Сальвадор по-дружески обнял меня за плечо и повел короткими улочками к боковой части храма. Мы остановились около, и он невзначай сказал:

– Вот и мой дом.

Я переспросил:

– Как это дом? Ты что, работаешь охранником по ночам?

– Вроде бы да, – ответил он и продолжил накалять интригу: – Точнее, ангелом. Берегу ваши блудные души. А хочешь, зайди на минуту в царство богов. Могу сделать для тебя экскурсию по историческим достопримечательностям. Такой нет даже в официальных гидах.

Меня распирало от желания прикоснутся к тайне святых, и он, демонстративно вынув тонкую пластину из кармана, показал, гордясь изобретением, универсальный ключ на все замки, включая даже тяжелые сейфы. Потом быстро поднялся по ступенькам к входу, заслонив спиной дверь, почти сразу приоткрыл. Оглядываясь, мы проникли вовнутрь прихожей. Тут горела, слабо мигая, лампочка. Почувствовался сладкий запах амфоры и свечей. Перейдя порог, мы очутились в довольно светлой церкви. Само место мне было знакомо: тут, кроме службы, проходили концерты то классического репертуара, то госпел-евангелистские пения американских негров. Через разноцветный витраж с распятым Христом сочился синий луч луны, образуя пятно на отполированных веками каменных плитах, его переломила пролетевшая летучая мышь.

Начали экскурсию с колонны, обклеенной исписанной разными почерками бумагой.

– Послание к святой Рите – покровительнице больных раком, – произнес мой гид. – А вот саркофаг герцога X. Обрати внимание на его роскошное, просто королевское оформление! Мужик любил пожить широко! – И правда, эта штуковина напоминала по форме праздничный, утыканный фруктами торт. Сальвадор, обойдя столешницу с бронзовым крестом, пояснил, что под ней есть секретный лаз, который ведет глубоко вниз, в самую охраняемую точку лабиринта аббатства. – Там стоят сундуки, забитые золотом, редкими средневековыми фолиантами и бриллиантами. В эпоху наполеоновских войн хитрый настоятель спрятал все добро из-за боязни быть разграбленным казаками русской армии, а перед смертью план замуровал где-то под гробницей. Теперь остается только найти его, – закончил Сальвадор, огорченно вздыхая.

После чего рассказал смешную историю о двух поляках, которые долгое время воровали деньги из подаятельных шкатулок, залезая щипцами внутрь. Обогащались за счет прихожан. Такие финансовые операции проходили обычно после службы. Священники сами сделали засаду. Им, конечно, дали срок, придуркам. Теперь в церкви относительно спокойно.

Я следовал за ним по коридорам, слушая легенды, и думал: не появится ли тоже полиция и чем это завершится? Остановились у алтаря. Тогда Сальвадор лихо залез на него, расставил ноги и оттуда заголосил:

– Спектакль под руководством маэстро начинается! Уважаемые гости, прошу аплодисменты! – Так же ловко спрыгнул вниз, подав мне пару свечей, зажег их спичкой. – Держи прямо инструменты и помни: цирк – опасное развлечение! Художник, будь внимателен, – серьезно проинструктировал меня Сальвадор и приказал ждать посередине церкви.

Отсюда отлично были видны окружающие предметы, и они казались театральной бутафорией съемо чной площадки фильмов ужасов. Барокко переплеталось с готическим орнаментом. Со стороны Бульвара глухой рокот моторов машин отдавался томным гулом. Я постепенно стал различать среди звуков легкие ноты органа, те усиливались, звуча все громче. Затем звук растянулся и, угаснув, пикнул, утонув в тишине, тогда надо мной появился канатоходец, осторожно шагая в воздухе на высоте, под сводами изогнутых арок. Мне казалось, что это просто почудилось, обман зрения, галлюцинация. Но вопреки законам физики, гимнаст фантастически скользил по воздушной траектории. То появляясь, то исчезая. Даже горячие стекавшие капли свечи не могли отвести моего взгляда от фигуры, которая, зацепившись за край колонны, помахала платком. Сальвадор заухал филином и гаркнул мне четко:

– Приготовься к атаке! Свяжи вместе нервы, художник! Считаю до пяти! Раз, два… – И, со свистом падая, пролетел мимо меня синей птицей.

После этого я почувствовал, что стою уже без свечей, совершенно ошарашенный, а он словно растворился среди колонн. Я растерянно отошел от точки, позвал его по имени, но это было напрасно. Я сделал вывод, что Сальвадор играет со мной в прятки, и тут заметил лежащую тень в молочной лунной луже. Тень молча, жестами манила к себе. Приблизившись, понял, что вокруг никого нет.

Странно, на тени был четко виден горбатый нос – профиль моего друга. Я нервно зашептал:

– Обалдеть, какой спектакль, маэстро. Достойный восхищения капризной публики. Поверь мне. Особенно заключительная часть с падением. – И таким же голосом: – Но где же прячешься ты? Хватит дурачиться, амиго.

Обходя вокруг, я пытался различить, откуда падает тень? Та тоже бродила за мной по пятам, дразня. Остановился, запутавшись, когда внезапно увидел перед собой висящую голову Сальвадора. От страха у меня чуть не разорвалось сердце. На затылке выступил холодный пот, и я начал икать, но тут голова заговорила:

– Успокойся! Это всего лишь оптический обман, дружок! – И Сальвадор появился чудесным образом. Встал напротив, уже видимый, держа смятую накидку на бедре. Я, придя в себя от шока спектакля, начал по-детски оправдываться, мол, плохо соображаю в таких ситуациях. Он положил локти на спинку скамейки, стоя спиной к свету, и заговорил низким голосом: – Еще с детства мечтал быть невидимкой. Первые опыты проводил над папой. Иногда получалось. Все это было, конечно, примитивно. Бегал из угла в угол, замирал, сливаясь со стеной, и постепенно увлекся этим так, что мог быть незамеченным долгое время. Техника самовнушения – сильная вещь. Да, также важна скорость движения тела. Но больше всего мне помогла разработка английской промышленности по военному камуфляжу. Изобретение долгих лет секретных трудов. Оно готовилось только для опытных шпионов-диверсантов. Мне достался только экспериментальный образец – материя. Если коротко объяснить ее принцип, то она отводит взгляд на посторонние предметы. Есть, конечно, и многое другое, но это опасная тема, и для художника она совершенно бесполезная. – Для доказательства он развернул дымчатую ткань и, накинув на себя, растворился снова. Я, уже без волнения и с любопытством, принялся трогать плоть и, шутя, попросил одолжить на день костюмчик. – Одолжить тебе могу, если хочешь, самокат, а орудия труда, то, чем зарабатываю на хлеб, – нет! Хоть ты и хороший парень. Наша экскурсия по памятнику старины продолжается, месье… Сальвадор провел меня через амвон, показал крипт, где захоронили останки первых королей франков, в частности Хильдерика Второго из династии Марингов, и пояснил тихо, будто боясь быть услышанным:

– Парадокс получается, mon cher amie! По разным источникам историков, они были язычниками. Боролись против христиан, и, конечно, это им простили, похоронив в христианской церкви. Безбожники с мечом. Почти памятники истории.

Потом он открыл кованую железную решетку, и мы поднялись по винтовой гранитной лестнице на этаж, оттуда была видна вся грандиозная перспектива церкви. В мутном сиянии луны обошли с краю орган с его медными начищенными трубами и, держась за перила, замедлили шаг около полукруглой башни. Там в нише была маленькая дверь. Я дернул ручку к себе и сразу почувствовал, как мой дружок потянул меня назад, произнеся:

– Туда нельзя. Там запретная зона. Мои частные владения. – Далее он, чуть хвастаясь, раскрыл свой секрет, что живет на самом верху шпиля, под звездами. – Гнездо орла! А гостей принимаю в более подходящем месте.

Послышался приглушенный шум, беспокоивший умерших.

– Последний поезд метро, – озабоченно сказал Сальвадор и, жалуясь на усталость, предложил разойтись по домам. Он остановился у выхода и, глядя мне в глаза, предупредил: – Расскажешь кому-нибудь то, что видел и слышал сегодня, найду тебя и задушу во сне.

Я опять вздрогнул и горячо поклялся, обещая быть немым, даже если будут пытать каленым железом. Потом сбежал по скользким ступенькам на улицу. Эмоции переполняли меня, будоража чувства за пределами осознания произошедшего.