Текст книги "Золотые тротуары (сборник)"

Однажды после обеда, чудным июльским днем, я назначил свидание с разбитной хипповой девицей в кафе «Deux Magots». Познакомились мы еще неделю назад в подвале Монпарнаса на джазовом концерте, а сейчас пили слабый кофе и обсуждали возможность совместного путешествия. Ее влекла красота экзотики Кубы. Далекая тропическая страна манила наше воображение. Мы мечтали лечь на белый песок у берега моря. В самый разгар нашей бурной фантазии солнечный лучик отразился от никелированного кофейника. Он повторился еще раз. Я проследил за источником. Луч исходил из малюсенького верхнего окошка шпиля церкви Сен-Жермен. Мигнул еще раз зеркалом на чайной ложке и пропал. «Ну да, Сальвадор у себя развлекается», – догадался я и снял шляпу.

– Вы кого-то приветствуйте? – спросила моя знакомая.

– Нет. Я просто увидел друга, проезжающего в автобусе, – ответил я и вернулся к обсуждению наших планов.

С тех пор много проплыло лет. Он снился мне кошмаром. Тенью на стене мастерской. Просыпаясь, я спрашивал на всякий случай:

– Это ты, Сальвадор?

Алхимик с улицы Сен-Августин

Эти почерневшие от времени карточки продаются у букинистов на набережной Сены, свидетели жизни Города Света (ville de lumiere), на них видны разные сюжеты: конец пятидесятых, маленький школьник с портфелем залез на согнутую спину другого шалуна и еле достает рукой до звонка чужой квартиры, понятно, чтобы нашкодить и через секунду разбежаться. А вот на следующей, более современной фотографии группа фальшивомонетчиков в окружении полицейских, морды у пойманных замазаны чернилами. И сегодня Париж продолжает отдавать свои тайны тем, кто их бережет. Эта история про пацанов с бульвара Сен-Жермен, чудесных героев моих рассказов.

Знакомство

В первый раз я подрался с ним в саду Клюни – том, что около бульвара Сен-Мишель. Это произошло примерно так: сижу на скамейке, любуюсь развалинами римских бань, вокруг цветочные газоны с сочной гаммой георгинов, ромашек и летних цветов. Здесь у меня свидание, жду девушку сердца уже с полчаса, та прилично опаздывает, и тут подсаживается кучерявый паренек. Его широкие полосатые брюки сразу вызвали подозрения, что мой сосед из глухой провинции – таких можно встретить где-нибудь под пальмами ажурного берега. Когда этот тип включил переносное радио и Джонни Холлидей запел, хрипя, на полную катушку, я деликатно попросил пацана, если возможно, убавить звук, он отреагировал, однозначно ответив «нет», и нагло посоветовал найти другое место. Я бы ушел, но только эта реплика задела мое эго, и ответил в этом же духе, началась дурацкая словесная перебранка, после чего наглец замахнулся угрожающе кулаком. Этого было достаточно, и мы сцепились, стараясь половчее ударить друг друга ногой, повалились на гравий, подняли серый столб пыли. К нам подоспели охранники, и нас растащили по сторонам. Итог: разорванная рубашка и царапина на коленке. Позднее пацаны, узнав про драку, сразу определили наглеца – звали его Gigi, новичок района с марсельским акцентом, то ли безработный, то ли студент, – и деликатно посоветовали обходить стороной придурка. Следующая потасовка с ним была около картинной галереи, потом на Бульваре на террасе кафе «Mobilien», где мы сломали несколько стульев и опрокинули, разбив, столик. Кстати, оттуда нас и увезла полицейская машина вместе с хозяином заведения в полицейский участок при шестой мэрии.

По дороге драчун успокоился, начал жаловаться, что ему душно, снял кепку и облокотился даже на полицейского. В общем, вел себя нагло и вызывающе. Когда машина остановилась, пихнул дверь со злостью ногой. Нас развели тут же по разным камерам. Мне попалась самая плохая – с едким запахом пота хмурых бородатых личностей, скопившихся группой в углу. Мое появление насторожило, и они на короткое время замолчали. Один, что поменьше, подошел ко мне и стал рассматривать мой нарастающий фингал под глазом, иронически вздохнул и попросил дать ему мелочь на сэндвич. Я сделал вывод: городской сумасшедший – и отвернулся продумать ситуацию, что делать дальше. Чувствовалась боль, голова трещала, мешая собраться с мыслями, во рту было сухо, хотелось пить, вялая слабость клонила сесть на пол и заснуть. Сквозь потертую решетку было видно высокую стойку в конце коридора, там худенький лейтенант искал формуляр допроса, браня своего подчиненного за разбросанные без толку бумаги, с ним стоял и хозяин кафе, который уже строчил свою жалобу, комментируя события. Вокруг бродили люди вперемешку с полицейскими, создавая суматоху, изредка раздавались крики задержанных из камер, требующих адвокатов. Мои сокамерники сгрудились в кучу, подняли гам, пиная ногами железные прутья, требовали обещанный ужин. Спустя полчаса за мной пришел парень в штатском, и мы, пройдя анфиладу комнат, зашли в узкое помещение с низким потолком, где уже находился Гиги. Сержант стучал пальцем показания на раздолбанной старомодной машинке и, посмотрев косо на меня, приказал сесть напротив. Списав мои паспортные данные, перешел прямо к допросу: то, что подрались, это ваше развлечение, а вот разбитый мраморный столик и сломанный стульчик – явный материальный ущерб. И заломил такую цену, что мы с Gigi разинули рты от удивления. Далее он составил протокол, предложил нам договориться с хозяином по-мирному и заплатить долг хотя бы по частям, в противном случае тот подаст на нас в суд.

– А сейчас вы свободны, можете идти, но только бейте свои морды осторожно, лучше без эксцессов, господа, – хмуро посоветовал нам полицейский.

Выйдя из участка на покрытую вечерними огнями площадь, мы забыли про наши натянутые отношения, начали возмущаться:

– За такую ерунду заломить такие деньги! Просто дикий абсурд, грабеж мирного населения, – произнес Gigi, ругая на чем свет стоит того уже ставшего нам общим обидчика.

Мы подошли к входу церкви Сен-Сюльпис, он сел на потертые каменные ступеньки, скользя взглядом по моему синяку, извинился, протянул руку, представился, вот так я и познакомился с Алхимиком. Как ни странно, мы сдружились. Узнав, что я художник, зауважал и сказал, что, если кто будет приставать ко мне, он сам расправится с ним. Смешной пацан.

Это был, наверное, понедельник, меня разбудил воркующий голубь со своей шаркающей ногами подругой за окном, они почему-то прилетали ко мне только после воскресных дней, утро еще лоснилось туманом октября. Лежа под теплым одеялом, я наблюдал, как здоровая муха прилипла к свежей масляной краске картины, пытаясь взлететь, дергала лапки и пританцовывала, ей все-таки это удалось, и она, жужжа, пролетела над столом со вчерашним чаем, помахав крылышками, скрылась за мольбертом. Мою беспечность прервал крик со двора, и мужской голос, словно ища наугад, звал меня по имени. Я накинул халат, поторопился узнать, что за человек волнует весь дом. Внизу посреди двора стоял Gigi и, улыбаясь во весь рот, делал мне знаки. Ранний гость рвался наверх, будто ждало срочное дело, требующее внимание. Это было нормально для него, мы часто виделись на Бульваре, и то, что я дружил со многими авторитетами, льстило ему. По натуре своей большой выдумщик, он как-то раз показал тайком изогнутой длинный нож, подарок одного дружка негра из чокнутой Руанды, который якобы участвовал солдатом в геноциде 94-го года, хвастаясь, пояснил, что тот дикарь человек сто уложил. Или принес однажды пакет с мукой и попросил спрятать его под топчаном, я, конечно, опешил, но он заверил, что это магический песок колдунов, лечащий все болезни, но у себя опасается держать, так как его могут украсть пьянчуги-соседи, пообещал вскоре забрать его обратно. Он бегом поднялся по лестнице в мастерскую, снял кашне и затараторил, что провалил экзамен на водительские права, а без них кататься на позолоченном «мерседесе» по Бульвару нельзя, нам придется еще подождать. Тачка, о которой он часто вспоминал, полученная от мифического заоблачного дяди, парковалась далеко за городом, в доказательство он мог показать любому встречному потрепанное фото железной мечты. Кроме нее были и другие обалденные истории о том, как он вербовался агентом в CIA. Понятно, там тоже обломилось. Я, надевая брюки, продолжал рассеянно слушать рассказ о его последнем фиаско, но настоящей причиной его внезапного визита оказалось другое. Вот та краткая история: два дня назад в кафе «Old Navy» (то, что на Бульваре), ему улыбнулась фортуна в юбке, курносая блондинка, она смаковала бочоночное пиво за стойкой и дотошно расспрашивала гарсона о достопримечательностях Сен-Жермен, специально делая ударение на местную богему. Впоследствии блондинка оказалась журналисткой из далекой Канады, вот уже с неделю она ищет подходящий материал для статьи. Gigi, пройдоха, оказался рядом и как всезнайка влез в их разговор, подсел и выдал себя за профессионального гида, наболтал ей кучу легенд, и она так вниклась, что просидела с ним, слушая байки про чудиков, до закрытия кафе. Когда они вышли на ночной бульвар, то решили отложить деловое общение до следующего свидания. Она просто горела от идеи посетить мастерскую настоящего парижского художника, и эта встреча должна состояться сегодня в полдень, она будет ждать его на выходе из метро «Odeon», а мне он посоветовал купить пирожные и убрать лишний мусор, он приведет журналистку. И по поводу продажи моих работ, конечно если они будут, потирая от удовольствия руки, заверил, что Алан, художник, втюхал журналистке чемодан своих наивных картинок, и предупредил грубовато, что ему полагается за хорошее дело тоже процентик. Я мало верил в его идею интервью, тем более в то, что она что-то купит, но принять их согласился, тут же надел рабочий запачканный фартук, вынул из банки кисточку и изобразил себя летящим самолетом. Мой дружок посмотрел на часы и, свистя партитуру оперетты, поторопился на свидание. Откровенно говоря, с мастерской мне крупно повезло: в девяностых цены на жилье были еще доступнее, она стоила копейки, и семья моей жены финансировала покупку ветхого помещения. Ремонт я практически сделал сам, нашел пару русских студентов, они снесли гнилые стенки, кое-как привели в порядок просторную студию, и когда развелся, то обосновался там работать и жить. Условия спартанские, минимум комфорта, но тут был и жирный плюс – в центре, рядом Нотр-Дам, кругом шикарные магазины, рестораны, памятники архитектуры, и чем плох мой скромный уголок?

Журналистка крутила с любопытством головой по завешенным картинами стенам, прижав сумку к груди, как ребенка. Они пришли с опозданием, и я чувствовал электрическое напряжение между ними. Уже поссорились, подумал я, даже когда пододвинул ей стул, отказалась сесть под предлогом боязни запачкать белые брюки. Gigi тем временем развалился на топчане, начал молча листать мои каталоги выставок. У гостьи наконец-то развязался язык, и, поставив маленький магнитофон на скатерть между чашек, она обложила меня вопросами. Статья, о которой шла речь, могла быть напечатана скорее в журнале с хипповским уклоном, и поэтому моя гостья требовала пикантных подробностей парижского Underground, остальное – пустая литература. Прежде чем уйти, она порылась в рисунках, выбрала два черно-белых, цена ее устраивала, попросила подписать их на память. Gigi довольно свистнул, повернулся у выхода, пропуская ее вперед, и, бормоча, назвал имя кафе и час нашей будущей встречи. Вечером я надел пальто, обтянул горло шелковым платком и вышел из дома, путь лежал в глубь переулков, к кафе «Palette», излюбленному галеристами заведению, там и должно состояться свидание. Я мысленно решал простую задачу, какой процент полагается моему дружку. Выходило символическое число, ерунда, потом переключился. Мое внимание нашло достойное увлечение в изучении разных оттенков темноты с фосфоресцирующим сиянием. Париж был так красив своим таинством! Здесь происходит та самая метаморфоза, описанная бородатыми колдунами еще много веков назад: будто тело отрывается от земли и парит под облаками громадной каравеллой, а потом рассеивался тонкой дымкой.

На пустой террасе сидел Gigi, перед ним горела тонким пламенем свеча, и он что-то писал. Я краем глаза заметил хромые каракули, прежде чем он успел закрыть локтем тетрадку. Мы поздоровались, вспомнили журналистку, то, как она опешила, а потом, войдя, застыла мраморной колонной посередине мастерской. Это только в голливудских фильмах мастерские художников похожи на гламурные конфеты, а тут суровая реальность во всей ее красе, оправдываясь за свой беспорядок, начал я.

– Фигня, пустяки. Ну и бардак, какая новость? – заверил меня Gigi, внимательно считая мною выложенные мелкие купюры, где-то двести франков, их хватило бы разве только на ужин в дешевом ресторанчике. – Спасибо, месье Игорь, деньги укрепляют дружбу, хотя…

Он процитировал еще пару мудрых книжных фраз и поведал про его последнее приключение, как однажды повстречал шикарную даму, вдову зубного доктора. У той имелась квартира, и по понедельникам она собирала людей на сомнительного толка конференции «Свободная любовь против депрессии». Клиентура хозяйки дома сама по себе эксцентричная, из типичной французской интеллигенции, быстро хватающей сумасшедшие новшества, и мой друг тоже оказался среди теток, борющихся с этой опасной болезнью. Он заерзал на стуле и признался, что окончил фармацевтический факультет и работал одно время ассистентом у биоалхимика, тот разрабатывал экспериментальные препараты долголетия в швейцарской лаборатории. Уволился по личным причинам, сейчас интересуется разработкой ядовитых грибов, их неопознанные качества воздействия на мозг человека, приводя примеры типа LSD. Жалко, что запретили такие полезные научные исследования. Однако эта идея важна для спасения человечества, ведь наша голова управляет здоровьем, творчеством и силой, ей надо только помочь открыть все возможности, да и сами медики утверждают: 95 процентов всех болезней лечит мысль, однако наивно надеяться на ее простоту, правильнее найти ключик, и поганки с чудесными качествами как раз являются инструментом развития умственных успехов.

– В моей ванной оборудована маленькая лаборатория с мышками в клетке для экспериментов.

Gigi отодвинул локоть, показывая мне исписанный формулами листок тетрадки, при свете свечи буквы качались в разные стороны. Он с довольным видом обмочил слюной пальцы и погасил прыгающее пламя.

Август в Париже – самый скучный период года, когда остаются голые фасады, магазины закрыты, дыхание замерло и город заснул под палящим солнцем. Друзья разъехались по дачам, виллам или исчезли в пространстве лета. Я бездельничал, крыша мастерской накалялась так, что к обеду воздух плавился, становилось душно, и запах краски вызывал тошноту. И тогда я бросал работать, уходил гулять в Люксембургский сад, под широкую тень каштанов, там и повстречал как-то торопящегося Gigi, на нем была тонкая майка и сумка в руках; увидев меня, он чуть замедлил шаг и подошел, приветствуя. Узнав, что у меня есть свободный час и могу проводить его, объяснил, что торопится на очередное свидание с отцом. Дело в том, что родной папуля, который уже срок сидел на нарах. Какой год все в той же знаменитой по всем меркам тюрьме Santé. Попадают туда сугубо по блату, можно сказать без стеснения, тюрьма для VIP person, типа чиновников, банкиров, воров высшего класса. Таким образом, мой друг охарактеризовал этот памятник криминального мира. Сколько фильмов было снято о культовом месте, можно лишь догадываться. По дороге к казенному дому Gigi с юмором изложил причину отцовского заключения: если опять верить ему, то, будучи комиссаром полиции пригородного района Сен-Дени, отец увлекся борьбой с наркодилерами, служил примером для начинающих, еще чуть-чуть что – и получил бы медаль. Ну вот, конфисковал у банды дилеров однажды крупную партию героина и в сговоре с другими алчными копами подмял рынок под себя и через доверенных пацанов организовал крупную сеть сбыта наркотиков. Все шло гладко, бизнес процветал, но лафа оборвалась. Его сдали те же обиженные, пострадавшие от беспредела комиссара. Страницы прессы бушевали, назвав папашу рогатым оборотнем в полицейской форме. Как и полагается, был суд, и ему дали на всю катушку, хотя главное достояние – нажитые деньги любимого Gigi папы – осталось цело, спрятанным с тех пор по многочисленным тайникам. Мы подошли к высоким железным воротам тюрьмы, в которые была вделана еле заметная дверь, рядом с ней почти игрушечный звонок.

– Художник, подожди меня, пожалуйста. Я тут ненадолго, вот отдам передачу и вернусь, – сказал он и исчез в черном проломе ворот.

Когда дверца открылась вновь и появился Gigi со счастливым личиком вычищенного до блеска медного тазика, прошел почти час. На вопрос, как прошло свидание, он наклонился ко мне и еле слышным голосом произнес:

– Папуля раскололся, пожалел начинающего ученого и откровенно желает помочь с финансами. А сейчас мы пойдем на кладбище Монпарнас искать могильщика по имени Жан-Клод (имя вымышленное).

Улица Сен-Августин

Всю дорогу мы проделали быстрым шагом, он с энтузиазмом мальчишки объяснял важность его научных исследований, говорил о создании нового революционного препарата универсального действия на умственные способности. Одна таблетка – и ты, словно человек, умственные возможности которого расширяются, а с ними и таланты, даже можно выбрать по душе, ведь мы являемся наверняка самосовершенствующимися роботами, запрограммированными по-разному: одному гаечный ключ, другому карандаш, но можно изменить роли. Для этого он и занимается сложным процессом, осталось найти средства для покупки так нужных для работы агрегатов. У него есть даже адрес разорившейся фирмы, где это все можно приобрести, однако цена антиквариата оставалась басно словной, и у него был шанс – отец с подпольным капиталом.

Домик сторожа кладбища находился около высокой каменной арки, за низкой плетеной загородкой сторожки в ряд на земле блестели глянцевые горшки с фиолетовой геранью. Там же находился мужчина, одетый в запачканный глиной фартук, он курил сигарету, облокотившись на лопату. Gigi направился к нему, дав мне совет сесть на скамейку, подождать и если привяжется «хвост» за ним, то свистеть. Я охотно пошел выполнять поручение, спрятался в тени, отмахиваясь от назойливых мух буклетом похоронных услуг, отсюда мне было видно центральную аллею и разбегающиеся дорожки по бокам, редкие посетители делились на две группы: первые – туристы с фотоаппаратами, вторые – понурые, скорбящие. Мой дружок переговорил с мужиком, который жестом указывал в сторону кирпичного домика. Вернулся Gigi и спокойно разъяснил ситуацию. Жан-Клод еще копает могилу, после чего между ними состоится финансовый разговор без лишних свидетелей. Поскольку моя миссия прекращалась, я по-английски без оглядки вышел на улицу.

Сентябрь. Город потихоньку набирал ритм большой машины, одетой в камень, улицы оживились и наполнились тем характерным для Парижа шумом, от которого млеют иностранцы, загорелые девушки буквально фланировали в воздухе над тротуаром. И вдруг произошло страшное событие, оно потрясло всех своей жестокостью: грянул взрыв на станции метро «Сен-Мишель», бомба, начиненная гвоздями, унесла двадцать жизней одним махом, полиция объявила причастность арабской террористической организации, лидер которой тут же скрылся и попросил политического убежища у англичан. Находясь в Лондоне, он объявил священную войну джихад, чем поразил многих французов.

День рождения Ален праздновал традиционно, как свойственно художнику, среди друзей на бульваре. Ставил ящик с шампанским на панель возле своих развешенных вдоль решетки картинок, подходили по этому случаю его друзья, наливали в пластиковые стаканчики напиток и закусывали шоколадными трюфелями. У Сен-Жермен есть свои любимчики, как правило, это вечные мечтатели, поэты, бродяги, к ним липнет публика, им завидуют буржуа, иногда чудом из них получаются известные личности. Я пролез через ряд пацанов и поздравил именинника, доедающего тортик, там же на заднем плане мелькал Gigi. С тех пор, как мы расстались, он изменился: новый щегольской костюм, фирменный галстук, усики а-ля мушкетер. Он вывел меня из шумной компании Алана, излагая последние новости, что, возможно, скоро женится и переедет жить на шикарную виллу под Бордо, купит картины для личной коллекции, просто будет моим меценатом. Подкрепляя слова делом, позвал прогуляться вдоль по Бульвару и затем зайти к нему домой на минуту. Он рассказывал с энтузиазмом про успехи опытов с подопытными животными, и купленный из лаборатории агрегат стал основным стержнем его научной деятельности, коснулся и самой формулы, голова пациента закрывается в металлическом ящике, после чего по трубкам пускается пар особого вещества, надышавшись газами индивидуум сам выберет цель – сочинить ему музыку или нет? Уточнил, боясь назвать цифру, цена процедуры явна будет доступна лишь очень богатым. Изобретение такого масштаба даст огромную прибыль, а за ней и мировую славу, ну а как иначе?

Мы завернули с набережной Сены в кривую улочку Сен-Августин, которая знаменита тем, что на ней работал Пабло Пикассо в тридцатые годы, резкие лучи заката освещали ломаной линией верхушки зданий. Остановились около парадной углового дома, Gigi толкнул тяжелую с кованой решеткой дверь, та со скрипом отошла, пропуская нас. Лестница, типичная для района: крутые затоптанные деревянные ступени, под высокими потолками пыльные абажуры. На последнем этаже отдышались. Я наклонился и посмотрел сквозь окно коридора, как догорало вечернее солнце, отражаясь от серых крыш, вызывая меланхолию. То, что мой друг называл лабораторией, оказалось сплющенной мансардой, сразу внутри запахло горелой серой, на кухоньке громоздилась эмалированная штуковина с разнообразными стеклянными колбами, подключенными к квадратному пульту управления. Сушеные грибы свисали гроздьями с натянутых ниток, Gigi все больше вдавался в подробности научных расследований.

– Обрати внимание на моих пациентов, их удивительные способности, – сказал он, выглядывая из ванной комнаты, там также все было обмотано проводами, в клетках для птиц шуршали несколько крыс, разделенные на две группы, над ними примостился магнитофон, на полках аккуратно сложенные потрепанные бумажные папки и банки темной листвы. – Приготовься, месье художник, к спектаклю. Раз, два, три… – Он нажал на кнопку, и из репродуктора зазвучала бодрая латиноамериканская музыка. Крысы первого отсека встали на лапки и начали парами танцевать румбу, жестикулируя под ритм, чем-то смахивая на механические куклы; вторые безразлично водили носами по соломе. Я застыл, разинув рот от такого шоу, и пытался разобраться, что происходит с ними, а те кружились до тех пор, пока Gigi не убрал полностью звук. – Рефлекс, mon cher amie, услышали песню – танцуют, если увидеть картину и дать им краски – напишут отличную картину, – улыбаясь, произнес Gigi, надевая белый халат и прибавляя рассеяно: – Эксперименты в процессе, результаты будут положительные.

Меня охватило желание поскорее покинуть вонючее помещение и оказаться на улице.

Рапсодия в белом… Эпилог

– Что это такое? На нем можно сидеть? – показывая снизу пальцем в сторону стула из битых тарелок, спросила меня осторожно моя подруга Катрин.

Я тихо ответил:

– Веди себя прилично, перестань махать руками, лучше делай умный вид и еще постарайся улыбаться шире.

Мы стоим среди приглашенных на вернисаж итальянского дизайнера в галерее Ива Гасту и разглядываем убогую мебель модного оболтуса. Основной плюс этого культурного центра – отличный буфет с изысканным ассортиментом холодных закусок. Я знаю Катрин сравнительно давно, практически с тех пор, как переехал с бывшей женой в Сен-Жермен. Познакомился с ней в кафе «Deux Magots», тогда она была студенткой Сорбонны, носила короткие кожаные юбки с черными овальными очками, а сейчас старая дева или спящая красавица, как хотите. Ее постоянно сопровождал верный друг – миниатюрная собачка китайской породы. Мы отошли, сплетничая, в дальний конец галереи, и я упомянул случайно имя Алхимика. Она отреагировала моментально:

– Твой дружок, если хочешь знать, реальный сексуальный маньяк: держится лордом, пригласил в ресторан, читал стихи Рембо, а после ужина так галантно предложил участвовать в его научных разработках. Якобы волшебные пилюли для женского счастья, типа виагры. – Катрин смущенно окинула взглядом публику, прижала к груди песика и, гладя его головку, прошептала: – Я категорически отказалась от идеи, но этот гаденыш назло мне подкинул моему Туту что-то вроде куска сахара, и тот всю ночь бесился, грыз туфли, лизал трусики, потом заснул крепким сном, выпучив глаза. Так что какой он ученый? Самоучка и мерзавец! – закончила она возмущаться скверным поведением соблазнителя, обещая жестоко отомстить Gigi.

Угроза, конечно, без реальных возможностей, для красоты слова. Мы вышли из галереи на мокрый тротуар, как из ведра лил дождь, разливая косые лужи по асфальту, грохотали декабрьские серые молнии. Перебежав дорогу, мы укрылись под парусиновым козырьком магазина и, отряхнувшись от капель, заметили, как со стороны Бульвара шел совершенно обалдевший Алхимик без зонтика, вода стекала с него ручьями, он, шлепая ботинками, прошел перед нами в забытьи.

Если память не изменяет, это случилось под вечер. Когда я возвращался к себе в мастерскую, на перекрестке улиц Мазарини и Дофина увидел толпу. Полицейские старались контролировать положение. И, подойдя ближе, я увидел, что площадка была забита полицейскими фургонами, копы из «Бака» в шлемах суетились муравьями за полосатой заграждающей лентой. Тут царила суматоха, раздалась сирена, и пожарные машины, расталкивая зевак, проскочили внутрь оцепления. Кто-то из толпы уронил слово «террорист». Седая тетка утверждала, что раскрыли подпольную группу Аль-Каиды, другой очкарик выдвинул гипотезу о самоубийце. Мне повезло, я оказался рядом с группой, посреди которой крутился мужчина в ковбойской шляпе, он-то и был главным свидетелем происшествия. Обычный американский турист, проходя по улице, услышал грохот над головой, думал, что арабы объявили войну, атаковали город и бросили бомбу, потом испуганно посмотрел вверх, а оттуда летит, кувыркаясь, оконная рама. Она рухнула на землю и разлетелась в щепки, за ней упала, шипя, железная махина с трубками, посыпались градом камни, спасло туриста расстояние. Отряхиваясь от пыли носовым платком, он сделал вывод для окружающих: как опасны романтические прогулки. Те оценили шутку смельчака, улыбнулись, комментируя положение. Он пару раз сфотографировал копов, наводящих порядок на улице, и договорил, отходя, что ему в Оклахоме будет что вспомнить. Снова заревела сирена, полицейские, тесня людей, открывали путь для санитарной машины, рядом со мной знающая личность пояснила, что везут виновника событий. Контуженного, но живого, его успели даже допросить следователи по борьбе с терроризмом. Через затемненные стекла мне удалось мельком разглядеть сидящий знакомый силуэт Gigi. Следом за медиками последовал автомобильный эскорт крепких мордоворотов с повязками «полиция». Весть о печальной участи моего друга разлетелась по Бульвару, добавляя фантастические подробности. Факт тот, что во время опытов Алхимик ошибся с количеством химических порошков, аппаратура нагрелась и разнесла лабораторию в клочки, сам же любитель острых ощущений был на волоске от смерти, отделался испугом, счастливчик…

Я вернулся следующим ранним утром на улицу Сен-Августин и убедился в размахе разрушения: дворники заканчивали убирать, живо работая метлами, осколки стекол у парадного Алхимика, на последнем этаже, где помещалась мансарда, сияла выбитая амбразура, по краю карниза в ряд сидели, греясь под желтоватым солнцем, подопечные крысы Gigi.

P. S. Многие на Бульваре пацаны треплют языками, иногда их сведения полезны и точны до мелочей. Вот пример – как-нибудь я заеду в Ниццу, убедитесь сами, в центре на Rue de Francе должна находиться забегаловка с вывеской «Azzuro Fungi», сяду за столик и закажу блюдо: спагетти с черными трюфелями с ароматом, вызывающим зверский аппетит. Говорят, у тех, кто обедал там, слюнки текли от удовольствия. Наверное, повар лично подаст их к столу, и это будет, возможно, по-прежнему неунывающий Gigi.