Текст книги "Злаки Зодиака, или Ижица-файлы"

– На Суздальском проспекте машину остановили двое неизвестных в форме сотрудников ГИБДД… – интимным шепотом откомментировал ситуацию водила.

Еще не хватало, чтобы этот тленник выпалил белым стихом сию легенду важно выбирающимся из задней двери «Опеля» сержантам.

– Заткнись! – Богдухан взмахнул ладонью перед глазами шофера, наводя краткосрочное заклятие «Тормозок». Полностью инсталировать дубль-легенду не оставалось времени.

Вообще, расклад получался крайне паршивый, поневоле начнешь ожидать подстав по всем векторам – сорвалось рандеву с кандидатом, грохнули Хляста, непредугаданная проверка на дороге… короче, карма повернулась раком. Богдухан на секунду зажмурился, проверяя, как там дела с истинным телом, мало ли, и там причалил пароход с непрухой. Слава дьяволу, с телом было все в порядке, истинное тело благополучно возлежало в блаженном ступоре на панцирной койке и сопело в две дырочки. Богдухан мысленно пролистнул свой гороскоп на сегодня – здесь тоже все было ажурно, гороскоп сулил лишь карьерные хлопоты. Но когда Богдухан проверил гороскопы водилы и охранника Толика, понтифику поплохело – такие «кризисные дни» выпадают не чаще раза на пятилетку; при этом гороскопы недвусмысленно советовали смертным «зря не рыпаться, себе дороже».

– Выйдите из машины! – рыкул сержант, остановившийся со стороны шофера. – Быстрей, три раза говорить надо?!

– Приготовьте документы к проверке! – рявкнул тот, что выбрал позицию со стороны Богдухана. – Чего вошкаемся? Живенько шевелись, живенько!

Оба старателя в серой форме являли собой былинные образцы – крепкозубые, дородные, обвешанные точно папуасы масляно чернеющими палками и латунно отсвечивающими браслетами. Герои ДПС маячили слишком далеко, чтобы подпадать под защиту отвода глаз, да и потратился уже на волшебную силу Богдухан, работая над водилой. Оставалось только в ауре покинуть теплую кабину и попытаться вступить в тактильный[37]37
  Под тактильными элементами мы понимаем контакты особей, производящимися передними конечностями, головой, туловищем и другими частями тела.


[Закрыть] контакт, а там кривая вывезет.

А почему бы и нет? Почему бы проблеме не рассосаться после сосредоточенного дыхания в трубочку и презентации купюры за отсутствие аптечки? Хотя нет, это не ГИБДД. Тогда почему бы вопросу себя не исчерпать, когда бодры молодцы изучат очень похожую на честную накладную и столь же безупречный путевой лист?

Но лишь подошвы Богдухана встретились с асфальтом, в тактильный контакт вступили с ним самим. В висок охранника Толика уперся ствол снятого с предохранителя «Макарова». Горько смеющийся над собой Богдухан поэкономил коситься, что там происходит с водилой, и так понятно – то же самое. Получается, внушенной водиле легендой Богдухан НАКАРКАЛ и теперь нарвался на объективный грабеж.

И если бы их остановил простой уголовный патруль, случилось бы еще полбеды, исхитрился бы Богдухан, вымучил бы магических возможностей йоту из неприкосновенных резервов, достаточную на разводку липовых служивых. Но даже через прижатое к виску железо чувствовалось, что кто-то премудрый, могучий, душный и дотошный не пожалел на лжесержантов охранной магии по всем нервным окончаниям.

Из боковой улочки подхватно вынырнула потрепанная грузовая «Газель» цвета беж, таких настоящие дэпээсники не тормозят – слишком скудный бакшиш. Над областным номерным знаком радушно распахнулись задние дверцы. Богдухан намылился по цепочке иллюзий через железо «Макара», через запястье сержанта, через руническое значение знаков на милицейской форме, через молекулярную память медных клемм в милицейской рации… выйти на гения-инициатора засады. Каналы оказались бдительно заэкранированы. Вот уроды!

– Быстренько полезайте в закрома, если любите просыпаться по утрам без боли! – стволами сержанты, или кто там на самом деле, нагло облачившиеся в милицейскую форму, стали подталкивать неудачников к «Газели». – И хлебала держите на замке. Только пикните – уроем!

Фуру с телевизорами и, что в миллион раз важнее – с тремя тоннами Злаков, угоняли по классической схеме, и привыкший решать самые кашемировые вопросы Богдухан ничего не мог поделать. Как жалко беспомощен он был в чужом теле. И надежда, что какое-то время пленника подержат рядом с грузом, а уж он придумает что-нибудь, выворачивающее конфуз наизнанку, не имела оснований. По в славном Питере принятой единогласно угонщиками грузов схеме, конечно, никто лишать жизни охранника с шофером не собирается. Увезут в дребезжащей «Газели» за город, пшикнут в рожи для уважухи из газового баллончика и продержат в дремучем подвале пару деньков. А фуру отгонят на подпольный склад, находящийся обязательно в другом конце области. Телевизоры – в розницу или на свалку, фуру – на детали, злаки – в дело мимо Богдухановых планов. Или все иначе? Или это реальные сержанты, заочно подкрепленные боевой магией исаявских борцов за справедливость?

Кто??? – мучился Богдухан, его оскорбленное «я» истекало едкой щелочью. Неужели долбанный майор Храпунов, не смотря на собственные заморочки… Или этот невесть откуда явившийся некто Валера?

Уже погрузившийся водила заведено лопотал в эхом пародирующей оцинкованной темнице:

– …Машину остановили двое неизвестных в форме сотрудников… – но слушателей шоферским сказкам не находилось.

Богдухан остервенело перещупывал версии. Когда Хляст доложил Богдухану, что некто Валерий слишком много знает и просится на работу, Богдухан приказал общение продолжить и развить. Именно затем, чтобы загадочная личность была на виду, нельзя же таких знаек оставлять вне поля зрения. И вот результат – Хляст и его подручный поклонник Боба Марли мертвы, копавший под операцию Богдухана Храпунов пусть и стал нелегалом, но ошивается на свободе. А самое кривое – Злаки сейчас отправятся в неизвестном направлении, и нет рядом верного ворона, чтоб проследил. Хоть инь, хоть янь – в итоге дрянь.

Все. Можно не гадать, кирдык Богдухану устроил сей прыщем выскочивший из ниоткуда Валерий. Он и Храпунова из-под исаявской облавы в метрополитене вывел. Он и внушил, пока некогда докапываться как, Богдухану идею эвакуировать Злаки. Ведь штурмовать магазин телевизоров накладно, гораздо проще выманить груз на большою дорогу и подослать двух соловьев-разбойников в форме. Но ведь и Богдухан – понтифик тертый, будто сыр в спагетти. Еще считая Валерика всего-навсего сакраликом, осторожный Богдухан тому октябрьский презент отхимерил. Через рядовых дурочек Храпунова, которых только ленивый не пас, проследил, где обитель Валерика и отправил туда свой лучший, хоть и лишенный магических талантов кадр – старуху-киллера. Да приплюсовал полтергейстную атаку, чтоб старушке к окопу пережидающего артналет ворога подкрасться было бы сподручней. Инь и янь, в глаза смерти глянь.

– …Остановили двое неизвестных в форме… – гудело, вторя чистосердечному рассказу шоферюги оцинкованное газельное железо.

– Живенько шевели копытами! – пнули коленом под зад охранника Толика у самых гостеприимно распахнутых дверец «Газели».

– Умоляю, очки не забирайте, я за них триста баков отдал! – заскулил охранник Толик, это был последний козырь в рукаве Богдухана.

– …Двое неизвестных… – жаловался шоферюга эху. Сопля зомбированная.

– Триста? – с уважением переспросил сержант, снял с Толика очки, но не померил, а сунул в карман…

Мелькнула совсем уж безумная идея: навести глюк, будто рядом люди в шляпах с высокими тульями и при автоматах Томпсона грабят инкассаторов. Пули вспарывают опломбированный холщевый мешок, а лучше – три, доллары застилают дорогу ковром… Это могло бы сработать против обыкновенных сержантов, но не против этих, да и поздно…

…Богдухан открыл глаза. Он пребывал в истинном теле далеко-далеко от угоняемой фуры. За быльце панцирной кровати держался сухими лущащимися лапами крепко воняющий мертвечиной ворон. Богдухану не пришлось спрашивать, зачем птица пожаловала сюда, что из соображений конспирации не приветствовалось. По глазам слуги-падальщика Богдухан прочитал, что визит обусловлен неотложным докладом. Повод самый палисандровый – гибель на боевом посту верного бойца Богдухановой армии – старухи-киллера. Причем, симптомы – кости, будто после мукомольного комбината, жизненно важные органы всмятку – те же, что и у Хляста.

Ижица-файл 6

Молодой человек, не коротко стриженный и не хайрастый, не в спортивном костюме и не в обтяжных кожаных штанцах, другими словами – благонравный средний класс, подсеменил к боулинговой дорожке. Полиэстеровый шар был помещен слегка «внутри» по отношению к плечу. На первом шаге стандартного четырехшагового подхода рука вытянулась немного вправо от бедер. Игрок стал придавать шару свинг, позволяющий снаряду двигаться без инвестиций мышечной силы… Плавный толчок с антилопьей пластикой, и тяжелый шар загремел в сторону кегль.

Молодой человек снес девять кеглль и был поощрен поцелуем в щеку подружки. Лапшистая челка, короткая юбка, ножки достойны отдельного внимания, проперченные на пляжах Анталии они оставались на внутренних визорах мужчин и черз пять минут после того, как отведешь взгляд на что-нибудь нейтрально-остужающее. Лобзания парочки происходили за десять дорожек от дорожки, арендованной Максимом, Валерой и Алиной.

Троица посчитала, что круглосуточный боулинг-зал на целых тридцать три дорожки в помпезном торговом центре окажется последним местом, где их будут искать. Они выбрали самую дальнюю от гардероба дорожку, кроме них и коротающей за коктейлем из боулинга и петенинга парочки этой бесконечной ночью отдавала дань шарам всего одна компания – три борющихся с ожирением дамы в том возрасте, который принято скрывать.

– Знаете, ребята, сейчас покатаем шары на прощанье и расстаемся, – невесело инициировал назревшую терпкую беседу Максим.

– Не понял, – шевельнул кошачьими усиками Валера. Он выбрал место за столиком с откидными креслами подальше от шароприемника, поближе к барной стойке, за которой снуло дежурил единственный на зал представитель персонала.

– Лучшего места, чтобы прятаться, Максик, все равно не найдешь, – сестра Алина после полтергейста стала с непосредственным начальником фамильярничать, уверенная, что никто не вознамерится ее одернуть.

– Я опасен для окружающих. Я – гексогенно-термитно-фугасно-сакральная бомба замедленного действия, которая неизвестно когда шандарахнет, может быть через месяц, а может быть через минуту.

В тылу нашей троицы, за стойкой единственного функционирующего в этот поздний час бара бармен, пользуясь отсутствием начальства, посчитал, что еще сто грамм кампари ему не повредит.

– Максик, ты просто устал, у тебя выдался тяжелый день, выпей водочки, расслабься.

– Максимыч, что ты в самом деле? Найдем мы твоего Богдухана, и мало ему не покажется. – Валера вел себя самонадеянно, будто иностранная страховая компания, обеспеченная ликвидами от Аляски до Австралии.

– Нет, ребята-демократы, только чай, – искренне страдал Максим. – Вы слишком славные, чтобы я так безоглядно вами рисковал. Не врубаетесь, что этот разгром квартиры из-за меня? Никто за нами не охотился, это был случай самонаведения спонтанного инферно, и антенной послужил я, только я и никто кроме меня!

– Ты намеков-то не городи, – сделал серьезное лицо Валера.

– Да какие тут намеки? Исаявец ошибается в жизни только один раз, вот и я ошибся, напоролся на заклятие «Пешка-Ферзь», и беду на твой дом накликал.

– Это ты про спертый у начальницы документ? – посерьезнев, хмыкнул Валера. Не хотелось ему к ночи поминать вопросы «кто виноват» и «что делать», ведь классиками доказано, дескать утро вечера мудренее, да, видимо, придется, – давай сюда твое заклятие, изучим, исследуем, профлюрографируем и запротоколируем.

– Ты сдурел? Мало того, что я причастился криптографической заразы, так и ты хочешь?

– Давай-давай, не страшны мне писчебумажные заклятия. И с других начинающих художников зловредную порчу снимать научен, как художник широкого профиля. А ты, Алинка, покеда кегли попугай для конспирации. Видишь, как бармен зеньки вытаращил, удивляется, что мы ни водки не пьянствуем, ни тремя пальцами попадать в шаровые дырочки не спешим.

Алина приценила, куда выставил проветривать свои глаза бармен, и у нее зародилась иная версия, почему он глазенки-то пялит, но задекларировать такую версию Алина посчитала неприличным. Алина оценила, с какой грацией запустила шар уже девушка через десять дорожек, и решила, что грех отказывать себе в удовольствии попозировать в выгодных ракурсах перед Валерой. Конечно, именно для Валерика, а не для бармена с рачьими глазками. Покинув столик, сестра приняла выгодную позу номер один – оттопырив зад, склонилась над накопителем и занялась выбором катательного снаряда.

– Это тебе не шуточки, «Пешка-Ферзь» квартиру распотрошила под чистую, будто гиена дохлого суслика. А знаешь, что заклятие устроит здесь? Хочешь, чтобы кегли стройными рядами пошли на нас в психическую атаку? Хочешь, чтобы в нас стреляло из шароприемников начиненными шимозой хаузболами? – Максимыч барахтался на дне отчаяния. Ему сейчас было жалко всех, и себя, невинно подзалетевшего, не в крайнюю очередь.

– Классные ты сценки для фильма ужасов гаразд придумывать. Ты мне зубы не заговаривай, давай документ.

– Последний раз предупреждаю… – Максима кочевряжило от безысходности, Максима ломало и колбасило с привкусом тмина. Он пару минут назад попробовал было метнуть боулинговый шар и по результату усек, что лучше бы и не рыпался. И тут заклятие показало зубы – так позорно в этом зале, наверное, еще никто никогда не бросал. С заклятием «Пешка-Ферзь» не пошутишь.

– Последний раз говорю по-хорошему: доставай свою цикуту!

Максиму надоело упираться, мерзлячно вжав голову в плечи, он из-за пазухи выложил на стол два документа. Или реально этот парфюмерный художник силен в инфернальных тяжбах, или семь бед – один ответ. Валера, не скрывая трепетного нетерпения, придвинул к себе ближний, распахнул корочки:

– Диплом об окончании Спецшколы имени страстотерпимцев Бориса и Глеба… И где тут «Пешка-Ферзь»?

– Ты вторую бумагу посмотри.

– И посмотрю, не постесняюсь, не беспокойся. Что тут у нас? Ага: «Ведомо стало нам, что допреж отстраняющаяся от политики, аки от ладана, инферн-дрянь вдруг стала проявлять к той самой политике недюжинный интерес… Дьявольские отродья все настырней норовят проникнуть во властные структуры, как регионального, так и федерального уровней… – Валерий читал с выражением, немного, но в меру, ерничая. Своим видом он как бы давал понять, что не относится к произносимым словам всерьез, но с другой стороны не очень то и тужится изображать этакое казачье пренебрежение к опасности. В общем, вел себя как доктор с большим стажем из Боткинских бараков.

Три фактурные тетки катали шары с пионерским задором и гиканьем. Они громко ржали над промашками друг друга, они подначивали друг дружку, им было весело, они отрывались здесь по полной. Алина долго выбирала шар. Она колебалась – предпочесть обычное сверление, которое позволяет пальцам входить в шар до второй фаланги, или сверление первой фаланги. И на протяжении ее колебаний попа оставалась картинно выпяченной.

– Есть вельми серьезные основания полагать, де аналогичные процессы намечаются как в сопредельных государствах, так и в более отдаленных ведущих державах… – не отвлекаясь на посторонние искусы, жадно шевелил губами и короткими усиками Валера. – Упустить исторически благоприятный момент было бы не патриотично… Поелику для престижа Государства Российского оказалось бы полезным всемирную борьбу с таковыми бесовскими потугами возглавить…

Далекие тетки неинтересного возраста поспешили и умудрились пырнуть очередным шаром выставляющую свежие кегли механику. Взывать к клюющему носом бармену мадамы не стали, сами разобрались с проблемой. Парочка через десять дорожек целовалась взасос, поскольку девушке удалось выбить страйк[38]38
  Все кегли сбиты первым броском


[Закрыть]. Алина из зависти теперь видела только кегли. Ее грудь и плечи были направлены прямо на цель движения. Шар в раскачивании достиг высшей точки сзади, плечи и грудь сестры сработали не хуже катапульты, и шар каретой «Скорой помощи» рванул вперед.

– Нужен судебный прецедент, – не отвлекаясь на соблазнительные потуги пассии, гонялся взглядом по строчкам за буквами шантажного манускрипта Валерий, – но, дабы провокация не ускользнула из-под контроля, следует ее выхолить и выпестовать от самого первоистока… Пресечь политически злокозненные замыслы нечисти следует в самый заветный завершительный момент, дабы накопить вдоволь обличающего юридического материала для тайного показательного процесса, под благоприятный международный резонанс…

Максима так и подмывало расцвечивать звучащее вслух комментариями. Но он сдерживался, прекрасно отдавая себе отчет, что все его комментарии сведутся к строчкам из песни «Больно мне, больно! Как унять эту злую боль!?». Максиму Максимовичу было и стыдно, и не стыдно, будто явившемуся в вендиспансер хвастаться гонорейными подвигами пациенту.

Алине не повезло со страйком. Шар, зря она выбрала самый тяжелый шестнадцатифунтовый, свернул в левый желоб, не докатившись до нагло выпячивающихся кеглей и трети дистанции. Ладно, в этой рамке[39]39
  Игра в боулинг состоит из рамок, дающих каждому игроку по две попытки


[Закрыть] у Алины есть вторая попытка.

– Губернаторские выборы в Санкт-Петербурге с данной точки зрения… Начальнику Петербургского Управления ИСАЯ оказывается великое доверие в связи с вышеперечисленным не препятствовать начинаниям некоего антипослушника Богдухана, а по возможности даже содействовать…

Со второй попытки Алине удалось сковырнуть одну единую сиротскую кеглю, но при этом случился заступ, и табло безжалостно не засчитало очко, показав сестре грубую букву «F».

– Ты подпись, подпись прочитай! – не утерпел дальше сидеть молчком Храпунов. Максимычу окружающий мир казался муторным настолько, что отставник, будь рядом стерильная гильотина, сунул бы туда голову, как пожарник на подушку.

– Не ерзай, прочитаем и подпись: «Записано с высочайших слов секретарем». Подпись – «Молюсь за вас, Патриарх Всея Руси собственной персоной».

– Ты понял? Сам Патриарх, пусть временно, пусть для повышения международного рейтинга страны, но приказывает ИСАЯ вступить в альянс с нечистью и играть в одни ворота! Сам Патриарх!!! Будто цель может оправдывать средства, будто, единожды поступившись принципами, не поступишься впредь дважды!

– Прекрати истерику. Теперь я понимаю, почему тебя свои же пытались флюидануть! Ты слишком близко принимаешь к сердцу житейские мелочи. Ладно, не пучь глаза, пошутил. Теперь я понимаю, во что ты, точнее – мы, вляпались. – Валера, наплевав на то, насколько его жесты лишены элегантности, стал скрести пальцами щеку, чесать затылок, ерошить волосы, щупать себя за губу, теребить мочку уха, дергать веко и иже с ними. Разве что не ковырялся в носу.

– Такие дела, – в бессилии царапал ногтями пластик столика Максимович.

После непродолжительного ступора Валерий оставил в покое уши, веки и бакенбарды:

– Только неувязочка здесь наблюдается. Если это – проклятая бумага, то ее содержание никто не посмел читать бы. Но тогда против тебя бросали бы обыкновенный дежурный наряд ИСАЯ с парочкой санитаров, а не весь истый спецназ. Так что, художественно посредственный дружок, нету никакого заклятия «Пешка-Ферзь», а есть несанкционированное знакомство низового игумена с глобальными архиерейскими тайнами. И во избежание дальнейшей утечки этого проныру игумена пытаются заставить молчать всеми возможными подручными средствами.

– Ага, нету заклятия!? Ты тоже уже заражен отравой «Пешка-Ферзь» и видишь то, что заклятие пожелает! Откуда ты знаешь, будто в письме Патриарх требует не мешать Богдухану? Это видят наши отравленные глаза, это заклятие заставляет нас видеть измену. А на самом деле на бумажке может быть написано все, что угодно, это запросто может быть повестка из медвытрезвителя или просроченный билет на Хулио Иглесиаса!

Услыхав волшебное имя, Алина непроизвольно дернула плечом и опять закатила шар в кювет[40]40
  Для тех, кто не в курсе. По бокам от дорожки есть этакие овражки, и если шар не катится прямо к цели – кеглям, он сворачивает под откос. Печальный итог такого маневра – ноль сбитых кегль


[Закрыть]. Оставленный без контроля начальства бармен, устав зевать и созерцать, как жарко спорят о чем-то и размахивают руками двое мужиков (наверное, бабу поделить не могут, одна она у них на двоих), решил, что еще всего сто грамм текилы ему не повредят. И принял. Чесно сказать, до этого ему не повредили пинта «Хольстена», сто кальвадоса и сто кампари.

– Ты надеешься выгородить своего Патриарха. – Чтобы лишний раз не спорить, Валерий достал цифровой фотоаппарат неведомой Максиму модели и сфоткал документ. – Теперь посмотри в это окошко. Видишь, текст не изменился? А фотоаппарат – бездушная машинка – ее заклятием не обдуришь.

– Это не отменяет «Пешку-Ферзь». Может быть, я, отравленный, уничтожил прежнее письмо и в тайне от самого себя состряпал фальшивку.

– Да, тебе реально лечиться надо, но не от «Пешки-Ферзя», а от мании преследования.

– Так так-таки и нету никакого заклятия?

– Нету. И не из-за тебя моя хата погрому подверглась. Не хотел рассказывать, да ладно. Почему входная дверь была не заперта – в дальней комнате старуха пряталась, лучший киллер Богдухана. Она перед тобой проникла, будто ниндзя, да с замками не успела справиться, ты мымру спугнул, загнал в дальний угол. Работала мастер отравленными вязальными спицами, метала их, как бог. Пауков созерцателей-стукачей умела завораживать. Но в этот раз ей не повезло.

– Так что не про меня отвлекающий полтергейстный маневр устраивался?

– Не про тебя, а по мою душу. Как говорится: «На месте трупа должен был оказаться я, если бы не подсуетился».

– Погоди. Задрыпаная старушонка с черствой буханкой в авоське?

– И в авоське же талисман мокрушный – фетровая шляпа. Типа, мужская шмотка, типа я – не слабее сильного пола, судачили, комплексы у старухи были, Фред позавидовал бы, вроде бы в юности ее Блюхер соблазнил, а потом выгнал, с той поры она мужчин презирала. Короче, был у Богдухана классный киллер, а теперь нету. Не будем о грустном, ты лучше объясни, на кой ляд с собой диплом таскаешь? На новую работу решил устраиваться?

Бармен за стойкой одним махом запил сто текилы пинтой «Гинесса».

– Шуточки у тебя, Шарапов… – поморщился уставший психовать Максим. – В этом дипломе не только выпускные оценки. Там отдельно вписаны хвалебные слова за усердие, хотя именно усердием молодой Храпунов не славился. И как ты думаешь, чьей рукой эти скрижали писались? Да, Он тогда был еще далеко не Патриархом, но почерк с годами мало меняется, я хотел сличить, а вдруг…

Влюбленная парочка из среднего класса под ручку покинула зал. Алина устала валять кегли, тем паче, что те не особо и валились.

– Мальчики, вам не надоело? – в глазах красавицы гуляли бесы, пришла ей на ум шебутная идея, и сестра настолько сейчас пребывала во власти идеи, что подчинялась ей не хуже, чем некоторые мифологическому заклятию «Пешка-Ферзь».

– Ступай, Алинка, вкати им и за меня, – отмахнулся Валера. И уже Максиму, – Ну-ка дай, я как художник… А глянь-ка, друже, на росчерки у буквы «в». Здесь округлые, свидетельствующие о кротости нрава и недюжинной силе воли, а здесь спешащие, набегающие на следующие буквы, и холерически худые. А фигуры «а»? День и ночь. И главное, буква «з». Ничто так не рассказывает о характере писавшего, как эта буква. Не можешь не заметить, что здесь «з», словно рыболовные крючки, а здесь – будто начали рисовать колокольчик, да не дорисовали. Нужно ли после такой графологической экспертизы декламировать выводы вслух, или и так все ясно?

– Валерик, – не отступилась Алина, голос же ее стал сладко гортанен до приторно рахат-лукумового, движенья плавней, чем обычно, – глянь, милый, бармен назюзюкался и скопытился под стойку. А у него за спиной просторная афродизиачная подсобка, где никого лишнего. Давай, Максимыч здесь шары погоняет, а мы отправимся туда и сыграем в «Администратор поймал пытавшуюся слинять, не заплатив, студентку», или «Директор принимает официантку на работу».

– Вот ненасытная зараза, – восхищенно буркнул художник от парфюмерии, так, чтоб не обидеть. Так, чтобы это звучало комплиментом женским прелестям.

– Хорошо, – тряхнула гривой покорная, будто гейша, сестра. – Тогда сыграем в «Язычники празднуют сатурналию на складе пищевых продуктов».

Но не суждено оказалось сбыться мечтам Алины. На далеком входе в тридцатитрехдорожечный зал нарисовалось пятеро крепких парней. Их носы шевелили крыльями и веснушками, прочно держа след, их жвала перемалывали «Ригли Суперминт» ради отсутствия гнилого запаха, их брови были веско насуплены, а глаза процеживали действительность на предмет обнаружения правых и виноватых. Их руки не прятали короткоствольные семизарядные дуры.

Пятерка двигалась с уверенностью и вседозволенностью акульей стаи. Кто-то сильный заточил пятерку под результат, а вы говорили, что нет места безопасней, чем круглосуточный боулинг. Валера, наверное, от растерянности выловил из ворота рубашки судейский спортивный свисток на тесемке и сжал зубами. Максимыч потянулся за своим пистолетом, пришло время поиграть в тир.

Но три дородные тетки опередили нашу троицу. С тем же кайфом, который они демонстрировали при забавах с шарами, дамы предварительного преклонного возраста предъявили пятерке нахалов собственные шпалеры – одной «Глок», у другой «Беретта», у третей «Чешска збройница». И нашим героям тут же стало понятно, как на духу, что пятеро тамплиеров явились сюда не по их души, а для ломки кайфа незнакомым дородным дамам.

Кто были эти три столь заинтересовавшие молодежь веселые мотроны, шут знает, может быть, королевы питерских бензоколронок, может быть, комитет бизнес-леди, не пускающий тамбовцев в сферу крышевания над гостиничным сектором. А может быть тайный союз маркетологов, считающий, что пора переделить рынок наружной рекламы Петербурга. В любом случае на лицах обеих сторон читалась бескомпромисность и готовность жать на пусковые скобы огнестрельного оружия, стволы черными живоглотными зрачками уперлись в лбы. Смерть зыркала в обе стороны, хотелось ей, жадной, в смак побезобразничать на здешнем танцполе.

Только насосавшийся к концу смены бармен не учитывал происходящего. Его жизненное пространство сузилось до дистанции, куда он еще мог, сползши на пол, дотянуться рукой. Под руку ему попалась бутылка шампанского «Граф Голицын». Не долго колеблясь. Представитель администрации развинтил фольгу и проволоку, и шутихнул пробкой в строй бутылок кампари, текилы и виски. Пробка по боулинговому метко попала в бутылку с кальвадосом, откуда и отпито было всего сто грамм. Тем не менее кальвадос не стал вести себя словно Ванька-встанька, а чистосердечно грохнулся со стойки на пол. Грохот кончины бутылки не позволило бармену расслышать небоулинговый грохот в зале.

Понимая, что лучше им оставаться чужими на этом празднике жизни и смерти, Алина, Валера и Максим мимо погруженного в блаженный аут бармена через кухню, снаряженную всех необходимым для приготовления суши, через подсобные коридоры, пропитанные неистребимым кулинарным амбре, дернули из понтового торгового центра.

Только оказавшись за три квартала троица обратила внимание, что собственную обувь они оставили в зале[41]41
  При игре в боулинг собственная обувь сдается в камеру хранения, взамен выдается специальные крассовки и одноразовые носки


[Закрыть] и теперь обуты черти во что. Но вернуться никто не предложил.

* * *

Громоздкая полевая рация теперь переселилась под стол отсутствующего Максима Максимовича Храпунова, опустим все иезуитские наименования должностей и чинов. Эдик обнаружил ее, плюхнувшись в кресло и осознав печальный факт, что ноги придется поджимать.

– Сестра Раиса? – властно прогремел голос Эдуарда Перова. – Почему рация до сих пор не сдана в хранилище? – Сегодня Перов был одет в лучшее из китайско-турецкого барахла, которое можно найти на вещевых рынках.

– А я откуда знаю? – сестра Раиса сличала последнее издание Брема Стокера с каноническим гриммуаром от Сойкина, делая пометки химическим карандашом. Мысли сестры Раисы витали галактически далеко: жизнь не задалась с утра, сестра вспоминала с мазохиз(харизмо)матической сладострастностью – будильник продолжал зудеть, сколько она ни пыталась его урезонить, он звонил и после десятого нажатия на пимпочку, и тогда, когда сестра забаскетболила его в форточку. А когда изнуренная войной с будильником Раиса отправилась на кухню завтракать, наша синечулочная дева обнаружила, что в банке с манной крупой завелась моль. А в метро в голову сестры пришел запоздалый совет от ангела-хранителя, что швыряться будильником не стоило, следовало вынуть из евоных внутренностей батарейку.

Сестра Раиса машинально переворачивала пальцами страницы Стокера. Сестра безмерно страдала, и обращала внимание на Эдика не более, чем на собственную тень.

Рабочий день только начался, планы на сегодня у штатного авгура ИСАЯ Эдуарда Перова были самые радужные.

– Дина Матиевна в приватной беседе, – значительно смерил взглядом неказистую сестру Эдик, – намекнула, что рассматривает вашу кандидатуру в качестве хранителя исаявских арсеналов. Не скрою, мое мнение о вас, как об исполнительном сотруднике, может качнуть чашу весов в выгодную сторону. Но прежде такое мнение у меня должно создаться. Кстати, где сестра Алина?

Сестра Раиса Ивановна одолевала девятнадцатую страницу, сестра Лариса Сергеевна заворожено уткнулась в монитор компьютера. Перов к великому удивлению вдруг понял, что к его речам не очень-то прислушиваются.

– Сестра Раиса?

Сестра Раиса перевернула страницу. На столе у Ларисы затрезвонил радиотелефон – трубка без шнура (Однажды некий понтифик заговорил проводную связь, и провод чуть не задушил дежурного офицера, пришлось тратиться на модернизацию). Лариса сняла трубку безупречно отманикюренными пальчиками:

– Мне второй раз выставили квартплату за один и тот же месяц! – гневно загремела трубка.

– Позвоните деньков через тридцать, – надменно процедила сестра.

Адмиралтейский райотдел ИСАЯ маскировался под контору маловнятного назначения в бескрайней и мутной структуре Комитета жилищного хозяйства[42]42
  Все райотделы, и вообще, все структуры ИСАЯ, работали под прикрытием, для чего выбирались самые разные «маски». Адмиралтейскому райотделу еще повезло, а вот в Приморском районе отдел маскировался под спортивный бассейн. Первую неделю новичкам служба казалась медом, через год многие начинали жаловаться на ревматизм


[Закрыть]. Иногда сюда звонили с жалобами какие-то жильцы, иногда безапелляционным тоном некие генералы коммунального быта вызывали «представителя» на ковер, эти вызовы, впрочем, благополучно манкировались.

– Сестра Раиса, я к вам обращаюсь! – Эдик подумал, что стол Храпунова стоит неудобно, и лучше его передвинуть к окну.

– Слушаю, брат, – нехотя оторвалась от черно-романтической прозы сестра.

– Не брат я тебе. По рангу, напоминаю, «отец». Сестра Раиса, в виду того, что в скором времени вам предстоит заведовать хранилищем ИСАЯ, приказываю доставить туда рацию. – Еще Эдик бы выписал настоящий штатный череп, хрустальный шар диаметром с пляжный мяч, и украсил бы стол, как у Дины Матиевны.

– А почему я? У меня столько дел возбуждено, вы за меня раскрывать будете?