Текст книги "Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века"

Необходимо отметить, что в представлениях Тьера представительная монархия была неразрывно связана с цензовыми выборами: «Следуя вашей логике, каждый индивид в силу своего существования составляет часть общества и в силу своего существования имеет право быть избирателем <…> Я повторяю, мы не считаем, что он является избирателем по праву. Избирателем является тот, кто полезен своей стране. Избирателями могут быть только те, кого страна посчитает полезным и кого страна объявляет таковым в соответствии с законом. В обществе 33 миллиона индивидов. Вероятно, нельзя их всех собрать, ибо одну часть составляют люди, лишенные политических прав. Другую часть составляют в том числе шахтеры, недееспособные старики, люди, у которых нет будущего, просвещенности, которые, обливаясь потом, едва сводят концы с концами – эти люди не могут быть допущены к осуществлению избирательных прав, общество их отвергает. Вы называете это ограничением, мы называем это принципом полезности <…> общество объявляет избирателями тех, кого оно считает способным, и никого другого»[272]272
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 532.


[Закрыть].

Фраза Тьера, указывающая на уровень образования, просвещенности, по-видимому, означает, что он склонялся к идее голосования «талантов», на чем будет настаивать уже в 40-е годы XIX века. Всеобщие выборы пугали его, так как судьба страны зависела бы от необразованных людей, не имеющих политической культуры, подверженных влиянию собственных эмоций и речей демагогов.

Тьер высказывался за те изменения в избирательной системе, которые произошли в 1830 году: «Снижение возраста до 25 лет, а ценза до 200 франков удовлетворило всех здравомыслящих людей, исключая сторонников всеобщих выборов; эти цифры были зафиксированы самой оппозицией в 1830-е годы»[273]273
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 37. Напомним, что по Хартии 1814 года депутатами могли стать лица в возрасте не моложе 40 лет и уплачивающие в виде налогов не менее 1000 франков.


[Закрыть]. Но он выступал категорически против еще большего увеличения числа избирателей и проведения в будущем избирательной реформы: «Не цифрами решается подобный вопрос, а осторожностью, знанием своей страны. Осторожные люди, которые хотят вести свою страну по пути свободы, знают, что по этому пути идут только шаг за шагом, вначале дают ей одну степень свободы, а потом, когда она сможет ее выдержать, ей дают другую степень свободы. Это проверяется не ранее, чем через три года <…> На настоящий момент число избирателей нам кажется достаточным, было бы неосторожно бесконечно расшатывать основы общества»[274]274
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 2. P. 183.


[Закрыть].

Свое нежелание расширять избирательный корпус Тьер объяснял прежде всего недостатком образования соотечественников. По его мнению, это приводило к отсутствию просвещенности, что в свою очередь необходимо для того, «чтобы интересоваться политическими вопросами»[275]275
  Ibid. P. 185.


[Закрыть]. Он считал, что преимуществом действовавшей избирательной системы являлась стабильность режима: «…пока власть находится у среднего класса, который хочет порядка, потому что он все потерял бы при беспорядке, нет опасности для Революции и для Июльского правительства <…> Вы хотите забрать власть у мудрых и умеренных классов, чтобы ее получили неспокойные и пылкие классы…»[276]276
  Ibid. P. 401.


[Закрыть].

Адольф Тьер боялся, что если каждый француз будет участвовать в голосовании, то правительство будет всегда «составляться исходя из пристрастий одного дня»[277]277
  Ibid. Vol. 1. P. 217.


[Закрыть]. 15 апреля 1833 года он заявил в парламенте, что «бедные классы <…> являются главной опорой любого правительства» и тотчас же добавил: «…так как они поставляют солдат государству и формируют большую часть налогоплательщиков»[278]278
  Ibid. P. 174.


[Закрыть]. Но Тьер отказывал им в участии в политической жизни страны: «Надо все делать для бедных, кроме того, как давать им решать важные вопросы»[279]279
  Ibid. Vol. 9. P. 30.


[Закрыть]. Таким образом, его позиция в этом вопросе была скорее консервативной, он постоянно выступал против расширения избирательного корпуса.

Еще одной важной проблемой является отношение Тьера к проблеме народного и теократического суверенитета. В первую очередь необходимо отметить, что он отрицал правомерность теократического суверенитета – то есть суверенитета, основанного на божественном происхождении власти монарха: «Представительная монархия, основанная на принципе божественного права, с правительством, которое опиралось на ультрамонтанство[280]280
  Ультрамонтанство (от лат. ultra montes – за горами, то есть за Альпами, в Риме), религиозно-политическое направление в католицизме, сторонники которого отстаивают идею неограниченной верховной власти Папы Римского и его право вмешиваться в светские дела любого государства.


[Закрыть], заграницу, была невозможна…»[281]281
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 2. P. 282.


[Закрыть].

Также негативно Тьер относился и к идее народного суверенитета. Он утверждал: «При Реставрации монархия находилась под влиянием злых намерений, под игом одной партии, партии прошлого. Эта партия, которую называют ультрароялистской, говорила, что над Хартией существует суверенитет, который мог аннулировать саму Хартию <…> Сегодня у нас есть партия, которая нам говорит, что наряду с суверенитетом Хартии существует другой суверенитет <…> партия, которая хотела бы, как ультрароялисты, каждый день изменять избирательный закон; партия, которая также требует тайных обществ, которая требует от вас развязывания войны <…> партия, которая говорит нам, что революция была совершена исключительно ею и для нее; партия, которая требует от вас пролития крови (имеются в виду республиканцы. – Примеч. И.И.)»[282]282
  Ibidem.


[Закрыть].

Адольф Тьер называл народный суверенитет «народным абсолютизмом», сравнивая его с королевским абсолютизмом: «…мы отвергаем принцип народного абсолютизма, такого же опасного и необоснованного, как королевский абсолютизм…»[283]283
  Ibidem.


[Закрыть]. Он признавал только принцип национального суверенитета: «Что касается национального суверенитета, мы его признали, и всегда будем признавать. Именно на принципе национального суверенитета основан трон…»[284]284
  Ibidem.


[Закрыть].

В своих выступлениях Тьер часто ставил знак равенства между народным и национальным суверенитетами, называя народный суверенитет национальным, поскольку, как он считал, «слово “национальный” включает в себя все части общества…»[285]285
  Ibidem.


[Закрыть]. На самом деле Тьер лукавил, подменяя принцип народного суверенитета принципом национального суверенитета. Под национальным суверенитетом он понимал только электорат, так называемую pays légal, которая обладала правом избирательного голоса: «…палаты формируют национальный суверенитет»[286]286
  Ibid. Vol. 1. P. 124.


[Закрыть]. Иными словами, вся власть должна была принадлежать не pays réel (все население), что предполагал народный суверенитет, а только pays légal (граждане, имевшие право выбирать).

Главным достижением Июльской монархии, как уже отмечалось, Тьер называл окончательное утверждение во Франции представительного правления. Это, по его мнению, идеальная форма правления, которая позволяла надеяться на мирное и поступательное развитие Франции. В то же время существенной особенностью Тьера как либерального политика было то, что он склонялся не просто к представительной монархии, но скорее даже к парламентской монархии, то есть шел дальше многих французских либералов в своих политических требованиях. Следует заметить, что многие идеи Тьера о характере французской политической системы созвучны представлениям левого либерала старшего поколения Бенжамена Констана, изложенным в его трактате «Политические принципы»[287]287
  Констан Б. Принципы политики // Классический французский либерализм. Сборник. М., 2000. С. 289.


[Закрыть]. Это и двухпалатный парламент с наследственной палатой пэров, и политически весомая нижняя палата, национальный суверенитет и внимание к роли общественного мнения в политической системе. Таким образом, допустимо заключить, что с точки зрения государственного строительства в начале 30-х годов XIX века Тьер был носителем леволиберальных взглядов.

Взгляды Адольфа Тьера по вопросу о политической системе во Франции серьезно отличались от правых либералов, идейным вдохновителем которых был Франсуа Гизо. Так, Гизо считал, что король имеет право назначать министров, лишь считаясь с мнением палат, но не подчиняясь воле большинства. Напротив, Тьер был убежден, что король обязан следовать воле парламента, а Кабинет министров должен отчитываться за свои действия не перед королем, а перед парламентом. Таким образом, он отводил королю очень ограниченные властные полномочия.

Также существенными были расхождения Адольфа Тьера с Франсуа Гизо и по вопросу о роли короля в управлении государством. Во взглядах Тьера, отдававшего парламенту главную роль, позиция Гизо означала иллюзорность представительного правления, «консультативную монархию», в которой «все сводилось к подаче ремонстраций»[288]288
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 14.


[Закрыть].

От этого типа монархии, как считал Тьер, Франция отказалась в 1830 году, и именно в этом для Тьера заключался смысл Июльской революции. Можно предположить, что для него поэтому было не столь важно, утвердилась ли бы во Франции парламентская монархия или парламентская республика во главе с президентом, но в которой управлял бы именно парламент.

Необходимо также отметить еще одну важную особенность воззрений Тьера. Так, он считал, что с восшествием на французский престол Луи-Филиппа в стране установилась представительная монархия парламентского типа, при которой парламентское большинство формировало ответственное перед парламентом министерство – это видно из его парламентских выступлений. Поэтому Тьер полагал, что реформирование политической системы во Франции закончено и все цели Июльской революции 1830 года были достигнуты. Но он ошибался. Согласно статьям Хартии 1830 года – основного документа страны – министерство было ответственно только перед королем (статья 12)[289]289
  La Charte de 1830 // Duguit L., Monnier H. Les constitutions et les principales lois politiques de la France depuis 1789. P., 1915. P. 213. 13 3


[Закрыть], а принцип парламентского большинства в Хартии 1830 года не был записан. Иными словами, с точки зрения вопросов государственного устройства Хартия 1830 года была практически точной копией Хартии 1814 года. Механизмы взаимодействия между нацией и королем остались прежними.

Адольф Тьер понял ошибочность своих представлений о состоянии политической системы Июльской монархии только в 1836 году, когда, возглавив правительство, он осознал, что принцип «король правит, но не управляет» в действительности не работает. По логике Тьера, управлять должен был премьер-министр (то есть сам Тьер), которого поддерживало парламентское большинство и перед которым глава Кабинета министров был ответствен. Однако практика показала, что король Луи-Филипп стремился проводить самостоятельную политику, отличную от взглядов своего главного министра (это отчетливо проявилось во внешней политике). В конце концов, Тьер был отправлен в отставку без вотума недоверия палат к его правительству. Почти такая же ситуация повторилась в 1840 году, когда он во второй (последний) раз возглавил правительство Июльской монархии. Несоответствие между сложившейся практикой и политическими ожиданиями Тьера станет большим разочарованием для него и предопределит дальнейшую эволюцию его взглядов на французскую политическую систему в 40-е годы XIX века.

Чем объяснить тот факт, что А. Тьер в первой половине 30-х годов XIX века не понимал, что на практике его политическая концепция («король правит, но не управляет») на самом деле не была осуществлена? Действительно, до 1836 года казалось, что управляет премьер-министр, а не король. Но это можно было объяснить скорее харизмой премьер-министров Казимира Перье и Виктора де Бройля, умевших навязать королю правильные с их точки зрения решения. Возможно также, что взгляды самого короля были идентичны воззрениям этих крупных консервативных либералов. Кроме того, Казимир Перье и Виктор де Бройль имели непререкаемый авторитет среди политической элиты Франции, и им по всем вопросам оказывало поддержку твердое парламентское большинство.

Таковы были представления Тьера о политической системе Июльской монархии. Она казалась ему идеальной для реализации главных либеральных ценностей этого времени – свободы, стабильности и порядка, а также парламентского правления и национального суверенитета.

§ 2. «Человек порядка» (1831–1836)

Первое десятилетие после Июльской революции 1830 года вошло в историю Франции как эпоха непрекращающихся бунтов, волнений и беспорядков. «Редко какому режиму так угрожают», – написал о тех днях современный французский историк Жан Тюлар[290]290
  Tulard J. Les révolutions 1789–1851. P. 331.


[Закрыть].

Главными оппонентами Июльской монархии – нового политического режима, установившегося в результате Июльской революции 1830 года, – стали легитимисты и республиканцы. Легитимисты, сторонники свергнутой династии Бурбонов, не могли смириться с потерей трона и стремились восстановить утерянную ими власть. Республиканцы считали, что либералы украли у них победу, ведь на баррикадах с войсками Карла X сражались именно сторонники республиканцев. Оценивая первые годы нового режима, Тьер вспоминал: «Карлисты (сторонники Карла X. – Примеч. И.И.) действуют на юге, республиканцы и бонапартисты – в Париже, они организуют восстания, в армии не подчиняются командирам; руководители низших звеньев не подчиняются вышестоящим начальникам, происходит упадок в промышленности, растет количество банкротств, временная безработица, нищета рабочих, общее сопротивление уплате налогов <…> ибо народ убежден, что результат любого политического изменения – это уменьшение общественных тягот»[291]291
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 82.


[Закрыть]. Сложная внутриполитическая ситуация, сложившаяся во Франции в первые годы Июльской монархии, привела к актуализации идеи о необходимости установления порядка в стране.

В первые годы Июльской монархии во французском парламенте выделились две политические группировки либералов, которые условно определялись как «партия движения» (левые либералы) и «партия сопротивления» (правые либералы). Сторонники «движения» являлись немногочисленной группой, в которую входили Жак Лаффит, генерал Лафайет и Одилон Барро. Приверженцы этой группы выступали за продолжение реформ, рассматривая Июльскую революцию 1830 года лишь как исходную точку в реформировании политической системы Франции. Подавляющее большинство парламентариев относилось к сторонникам «сопротивления». В эту группировку входили Казимир Перье, Франсуа Гизо, Андрэ Дюпэн и другие видные политические деятели того времени. Они считали, что принятие Хартии 1830 года завершило перестройку политической системы во Франции, поэтому они противились дальнейшим изменениям в общественной жизни. Для борьбы с оппозицией, не согласной с ограниченным характером проводимых реформ, они избрали жесткий внутриполитический курс, названный политикой «сопротивления» (предусматривавший жестокое подавление любых беспорядков), проводником которого стал глава правительства и одновременно министр внутренних дел (с 1831 по 1832 год) Казимир Перье. Именно эта политическая группировка выдвинула на первый план тему порядка в общественно-политической жизни Франции.

Немного позднее «партия движения» и «партия сопротивления» трансформировались в целый ряд династических группировок либералов, принципиально не отличавшихся друг от друга. Поэтому деление палаты депутатов на группировки представляется довольно условным. Как отметил французский историк Луи Жирар, «не существовало организованных партий, были лишь отдельные группки, которые формировались вокруг сильных личностей. Масса депутатов, вышедшая из сельских округов, не имела четкой политической ориентации; она колебалась между нестабильной популярностью оппозиционеров и благосклонностью министров»[292]292
  Girard L. Les libéraux français. 1814–1875. P. 128.


[Закрыть].

Серьезным испытанием для нового режима стали крупные волнения, произошедшие в Париже 14 и 15 февраля 1831 года. Поводом послужила похоронная процессия, устроенная легитимистами в церкви Сен-Жермен л’Оксерруа в память о годовщине со дня убийства герцога Беррийского, произошедшего в 1821 году. По договоренности с властями разрешалась только заупокойная месса, и никакой процессии или церемонии не предполагалось. Однако большое число дорогостоящих экипажей, движущихся от Лувра в сторону церкви, привлекло внимание парижан. Те из горожан, которым посчастливилось проникнуть внутрь церкви в тот день, обнаружили, что в ней помимо портрета претендента на трон от Бурбонов – сына герцога Беррийского имелись корзинки для сбора средств на лечение раненых солдат, которые защищали Бурбонов в период Июльской революции 1830 года. Оскорбленные таким поступком, некоторые парижане попытались убрать эти корзинки. Симпатизировавшие династии Орлеанов парижане стали опрокидывать сиденья в церкви. Другая группа горожан решила позвать на помощь национальных гвардейцев, чтобы разогнать собравшихся в церкви роялистов. Однако префект департамента Сены и префект полиции, оба видных либерала, даже не пытались остановить взбесившуюся толпу, а местный мэр – один из наиболее заметных творцов революции 1830 года – сам приказал сбросить крест с церкви Сен-Жермен л’Оксерруа, полностью разрушенной в тот день[293]293
  Bury J. P. T., Tombs R. Thiers. P. 44.


[Закрыть].

Инцидент в церкви между легитимистами и сторонниками Июльской монархии, недовольными самим фактом этой похоронной процессии, спонтанно перерос в беспорядки по всему Парижу. Другие церкви также подверглись нападениям[294]294
  Thureau-Dangin P. Histoire de la monarchie de juillet. P., 1888. Vol. 2. P. 16.


[Закрыть]. Примечательно, что эти погромы были организованы сторонниками Июльской монархии, желавшими таким странным способом еще больше утвердить Июльскую монархию и показать всем легитимистам их непопулярность во Франции[295]295
  Ibidem.


[Закрыть].

На следующий день, 15 февраля, был до основания разрушен дом архиепископа Парижского, симпатизировавшего Бурбонам. Когда эти бунты обсуждались на заседании палаты депутатов 18 февраля 1831 года, то вся ответственность была возложена на самого архиепископа, который разрешил провести эту похоронную процессию. Проправительственная пресса и депутаты французского парламента назвали эти события провокацией легитимистов.

Однако Адольф Тьер оказался свидетелем разграбления дома архиепископа Парижского. Он добрался до дома прелата в тот момент, когда Араго, командующий Национальной гвардией, привел туда солдат и попытался остановить разграбление. Вместо того чтобы помочь Араго справиться с бесчинствами толпы, Тьер представился помощником главы правительства Лаффита и приказал гвардейцам не вмешиваться. Таким образом, Тьер позволил толпе, симпатизировавшей Орлеанам, до основания разрушить дом архиепископа.

Неоднозначная реакция Тьера на бунт в феврале 1831 года характеризует этого политика как прагматика, использующего любые средства для утверждения Июльской монархии – нового режима во Франции, созданного с большим трудом, но который отвечал идеалам Тьера о представительной монархии. Тьер считал, что в некоторых обстоятельствах революционный пыл может быть даже полезен для утверждения политического режима. По всей видимости, он хотел показать легитимистам и симпатизировавшим им деятелям католической Церкви их непопулярность во Франции, то, что простой народ их ненавидит. Поскольку гнев парижан был обращен против врагов Июльской монархии – легитимистов, то Тьер, вероятно, посчитал возможным не принимать участия в этих столкновениях. Французские либералы были недовольны действиями Тьера в доме архиепископа, поскольку, отдав приказ гвардейцам не вмешиваться в этот конфликт, Тьер продемонстрировал французскому обществу неспособность правительства пресечь беспорядки в Париже[296]296
  Malo H. Thiers. P. 159.


[Закрыть].

Нестабильность политической обстановки заставляла Тьера серьезно задуматься о проблеме установления порядка во Франции: «Сразу после Июльской революции нашей обязанностью было умерить революцию. В самом деле, опасность была для порядка, но не для свобод. Все свободы воцарились»[297]297
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 2. P. 359.


[Закрыть], – заявил Тьер в парламенте. Он четко указал на то, что вызывало тревогу и серьезную озабоченность всех французских либералов: «…знаете, чего мы боимся? Беспорядка»[298]298
  Ibid. Vol. 1. P. 532–537.


[Закрыть].

Отчасти эту ситуацию Тьер объяснял предоставленными свободами: «В начале революции, – отмечал он, – не было карлистов; никто не знал, кто это такие, их нигде не видели, они не появлялись на выборах, они не писали. Сегодня их можно найти везде; они пишут, даже оскорбляют правительство <…> Год назад они были куда менее дерзкими, я это знаю, менее вызывающими. Они хотели знать, предоставим ли мы на самом деле равный закон для всех, будет ли реальной свобода прессы, выборов, отправления культа»[299]299
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 126.


[Закрыть]. Вероятно, Тьер, видя, что предоставленные свободы вызывают рост оппозиции, мог думать о возможном ограничении этих свобод. Так, в одной из своих речей он сказал: «Знаете ли вы, что порядок так же важен, как и свобода. Среди людей, которые беспокоятся за порядок, и теми, которые волнуются за свободу, я полагаю, что здравый смысл и разум на стороне тех, кто беспокоится за порядок; ибо свобода в стране существует»[300]300
  Ibid. P. 179.


[Закрыть].

Уже в 1831 году начинает происходить определенная трансформация взглядов Тьера. Если раньше он больше оперировал понятием свободы (свобода прессы была для него как журналиста решающей в оценках двух режимов), то, став политиком, все больше стал задумываться о порядке, о методах воздействия на оппозицию. Его размышления сфокусированы на способах подавления беспорядков. «Надо как следует подавлять восстания…»[301]301
  Ibid. P. 142.


[Закрыть], – подчеркивал Тьер.

Важно отметить, что А. Тьер рассматривал умение подавлять восстание как необходимое условие «хорошего управления», и это он говорил уже в 1831 году, почти сразу после своего участия в революции. Он также размышлял о том, как правительство может противостоять заговорам оппозиции: «Когда замышляют, надо собраться, создать главный комитет, правительство, найти главаря; всегда есть болтуны; одни хотят, другие не хотят, в конце концов, все раскрывается…»[302]302
  Ibid. P. 129.


[Закрыть].

Спустя месяц после беспорядков в Париже 14–15 февраля 1831 года, 13 марта 1831 года было сформировано новое министерство под председательством Казимира Перье. Он согласился занять этот пост, а также возглавить Министерство внутренних дел при условии, что его политика «сопротивления», заключавшаяся в первую очередь в подавлении любых выступлений оппозиции, будет принята. Во внутренней политике это означало применение к демонстрантам и оппозиции вообще любых мер принуждения, разрешенных законом.

Из переписки с доверенным лицом Тьера, немецким бароном Котта фон Коттендорфом, хорошо видно, что Адольф Тьер одобрил курс К. Перье. Тьер восхищался его умением жестко пресекать любые беспорядки (ярким примером служит кровавое подавление Лионского восстания 1831 года). Тьер также восторгался организаторскими талантами Казимира Перье, поскольку тот, в отличие от предыдущего премьер-министра Лаффита, был в курсе деятельности всех министерских департаментов, лично общался со всеми послами и своими агентами. Он просил палату депутатов о доверии к своей программе, постоянно поддерживал связь с парламентским большинством и тем самым олицетворял собой парламентское правительство.

Таким образом, Адольф Тьер поддержал курс «партии сопротивления» и стал ее сторонником. Уже в августе 1831 года Тьер публично высказался в парламенте за политику «сопротивления», проводимую министерством Казимира Перье и выражавшуюся в отказе от любых социальных и политических реформ, а также в подавлении выступлений оппозиции.

Несмотря на то что народ, по мнению Тьера, отдавал предпочтение людям «движения», то есть либералам-реформаторам, он был убежден, что «настанет день <…> когда будет потревожена процессия, нарушено проведение голосования, в этот день человек “движения” для некоторых патриотов будет цениться меньше, чем человек “сопротивления”»[303]303
  Ibid. Vol. 1. P. 132.


[Закрыть].

Эта фраза означала, что установление порядка, которое ассоциировалось с «партией сопротивления», к 1831 году стало для Тьера более актуальной проблемой, чем дальнейшее проведение политических реформ, требуемых немногочисленной «партией движения». Если раньше он был связан с левыми либералами, такими как Жак Манюэль, Шарль Этьен и Жак Лаффит, помощником которого Тьер был до этого времени, то после волнений в Париже в 1831 году он принял сторону правых либералов, главой которых на тот момент был Казимир Перье. Можно сказать, что беспорядки в Париже в феврале 1831 года явились важным фактором в эволюции политических взглядов Тьера в сторону идеи порядка.

Далеко не последнюю роль в этом политическом выборе Тьера сыграла харизма Перье, ставшего для Тьера в каком-то смысле негласным наставником в политике. Доподлинно неизвестно, какие отношения связывали этих двух крупных политических деятелей Июльской монархии, но из личных бумаг Тьера становится понятным, что он пристально следил за всеми действиями нового главы правительства и думал, как бы он сам действовал в той или иной ситуации, с которой сталкивался К. Перье[304]304
  Bibliothèque Thiers, fonds Thiers, 1re série, Ms 1251, lettre № 126.


[Закрыть]. По примеру Перье, жестоко подавившего Лионское восстание ткачей в 1831 году военными частями под командованием маршала Н. Сульта, через три года Тьер повторит этот опыт, не менее жестко подавив Лионское восстание 1834 года с помощью армии. Стоит отметить, что уже во время волнений 5–6 июня 1832 года, вызванных похоронами генерала Ламарка, Адольф Тьер предлагал использовать вооруженную силу для их подавления и советовал королю не колебаться и принять «суровые меры, единственно эффективные в подобном случае»[305]305
  s. a. Histoire complète de m. A. Thiers. P. 26.


[Закрыть].

Неожиданная смерть Казимира Перье от холеры в конце апреля 1832 года поставила перед властью много проблем. Король Луи-Филипп не мог так же успешно, как Перье, осуществлять административный контроль и умело проводить жесткую линию во внутренней политике. Наконец, 10 октября 1832 года было сформировано новое министерство под председательством маршала Н. Сульта. Главную роль в этом министерстве играли доктринеры (группировка правых либералов), Виктор де Бройль (возглавил Министерство иностранных дел) и Франсуа Гизо (стал во главе Министерства народного образования и культов), а также Адольф Тьер, занявший в новом правительстве пост министра внутренних дел. Об этом, уже пятом, созыве правительства в течение чуть более двух лет с установления новой монархии Ф. Гизо в своих мемуарах написал: «Оно меня совершенно устраивало. Оно объединяло, за исключением господина Дюпэна, тех людей, которые в 1830 году первыми провозгласили и поддержали политику сопротивления против революционного духа и кто в 1831 году помогал Казимиру Перье вести политику энергично и извлечь из этого выгоду»[306]306
  Guizot F. Mémoires pour servir à l’histoire de mon temps. P., 1860. Vol. 3. Р. 3.


[Закрыть].

На должности министра внутренних дел Адольфу Тьеру сразу же пришлось столкнуться с новыми трудностями. В 1832 году главная угроза стабильности Июльской монархии стала исходить от легитимистов. Активизация легитимистов на западе Франции, вызванная высадкой там герцогини Беррийской – матери герцога Бордосского, которого легитимисты рассматривали как претендента на французский престол от старшей ветви Бурбонов, заставила Тьера прибегнуть к решительным действиям, чтобы арестовать герцогиню – лидера заговорщиков. Своим появлением во Франции герцогиня, уроженка Сицилии, хотела воодушевить французских легитимистов и призвать их к вооруженной борьбе против Июльской монархии. Ее целью было добыть корону Франции для своего несовершеннолетнего сына.

Создавшаяся ситуация осложнялась возросшей напряженностью в бельгийско-голландских отношениях в 1832 году. Луи-Филипп и его сторонники боялись, что при первом же выстреле на северо-восточной границе Франции легитимисты Западной и Южной Франции возьмутся за оружие. Поэтому арест герцогини Беррийской стал главной задачей Кабинета министров осенью 1832 года.

Сам А. Тьер в этой ситуации увидел возможность продемонстрировать свои способности и умения по преодолению политических беспорядков. Он также хотел получить общественное признание как политик, способный стабилизировать опасную ситуацию[307]307
  Rémusat Ch. Mémoires de ma vie. Vol. 3. P. 29.


[Закрыть]. Энергичные действия Тьера в деле ареста герцогини очень скоро привели к тому, что герцогиня Беррийская была схвачена, но… была отпущена властями на свободу. Почему это произошло? Ведь герцогиня пыталась поднять восстание против существующих властей, ее арестовали с большим трудом.

Надо сказать, что после ареста герцогини в палату депутатов поступило множество петиций. В одних требовалось, чтобы она как частное лицо отвечала по всей строгости закона, поскольку стремилась нарушить общественный порядок в стране. В других петициях раздавались призывы в пользу исполнения закона о ссылке, принятого в 1830 году в отношении старшей ветви Бурбонов, по которому высылка за границу являлась простой и быстрой процедурой. Специальная парламентская комиссия, изучившая содержание этих петиций, постановила, что правительство само должно решить судьбу герцогини. Правительство хотело выслать герцогиню за рубеж, руководствуясь законом о ссылке. Однако левые депутаты граф Ш.-Л. де Людр и граф А.-Ф. де Бриквиль не согласились с этим решением. Они резонно указывали, что, если вина герцогини ограничилась бы только нарушением закона о ссылке, возвратившись во Францию в 1832 году, тогда и наказание могло быть мягким – ее бы вновь немедленно выслали за границу. Однако герцогиня Беррийская призывала к восстанию; в результате подавления волнений на западе Франции, вызванных действиями герцогини, многие их участники получили суровые наказания. Поэтому герцогиню Беррийскую следовало судить так же, как и всех остальных, считали депутаты Людр и Бриквиль[308]308
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 520.


[Закрыть].

В парламентской речи Адольф Тьер остановился на тонкостях судебного процесса. Он признавал, что действительно существовало два пути решения проблемы: первый – судить герцогиню за действия, которые способствовали развязыванию гражданской войны во Франции. Второе предложение – отпустить ее за границу в силу закона о ссылке. Тьер выступил против того, чтобы герцогиня отвечала перед судом[309]309
  Ibidem.


[Закрыть].

Глава Левой династической – группировки левых либералов в палате депутатов – Одилон Барро позднее вспоминал в своих мемуарах: «Господа де Бройль и Тьер подняли много шума, говоря о грозивших опасностях для дела общественного спокойствия, если бы пришлось проводить такой процесс. Они заговорили об армии в восемьдесят тысяч человек, которая понадобилась бы в качестве силы для осуществления закона. Это являлось одновременно преувеличением и признанием слабости»[310]310
  Barrot O. Mémoires posthumes de Odilon Barrot. P., 1875. Vol. 1. P. 274.


[Закрыть]. Надо отметить, что позиция О. Барро была несколько сложнее: он хотел судить герцогиню, а потом помиловать, чтобы заставить Европу уважать Францию. Тьер объяснял свою позицию тем, что было недостаточно улик, чтобы ее судить. Для суда нужны свидетельства очевидцев, а их, по мнению Тьера, не было[311]311
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 524.


[Закрыть]. Иными словами, он использовал все свое красноречие, чтобы не допустить суда над членом королевского дома Франции.

Адольф Тьер сделал все от него зависящее, чтобы максимально минимизировать последствия «дела герцогини Беррийской» для сторонников легитимизма во Франции. Он, например, поступил очень великодушно по отношению к французским Бурбонам. Тьер пригласил к себе на обед в Министерство внутренних дел видного адвоката и лидера легитимистов в палате депутатов Пьера Антуана Берье. По воспоминаниям ближайшего друга Тьера Шарля Ремюза, после обеда Адольф Тьер показал Пьеру Берье красную папку с документами, где хранились различные письма и материалы, с помощью которых можно было надолго упрятать в тюрьму около 60 видных легитимистов, друзей и сторонников П. Берье. Тьер, сказав, что никто больше не увидит эту папку, включая даже самого короля, бросил все эти государственные бумаги в огонь. Напрасно через некоторое время правительственный прокурор Ш. Элло требовал от Тьера предоставить ему эти бумаги. Он их так и не получил[312]312
  Rémusat Ch. Mémoires de ma vie. Vol. 3. P. 29–31.


[Закрыть].