Текст книги "Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века"

26 июля 1830 года в официальном правительственном издании «Монитор» были опубликованы шесть королевских ордонансов. Согласно этим указам практически полностью отменялась свобода прессы, избранный парламент распускался и назначались новые выборы. При этом повышался ценз, по которому лишь богатые землевладельцы получали право на участие в выборах. Количество членов палаты депутатов сокращалось с 428 до 258 человек, а компетенции парламента еще больше ограничивались.

Газета «Насьональ» немедленно отреагировала на издание королевских ордонансов. Уже вечером 26 июля в помещении редакции собрались либеральные журналисты. В отличие от депутатов, которые все это время хранили молчание и только 28 июля, в разгар революции, сочинили очень умеренный протест против действий властей, журналисты были настроены радикально. По предложению Леона Пиле, редактора газеты «Журналь де Пари», было решено протестовать в прессе против ордонансов, угрожавших самому существованию свобод. Тьер возглавил протестное движение и взялся написать «протест» от имени всех журналистов.

В «протесте» говорилось, что король нарушил Хартию 1814 года и объявил себя выше любого закона, и, таким образом, вышел из правового поля. «В течение последних шести месяцев не раз возникали слухи, что законы будут нарушены и что совершается государственный переворот. Здравый смысл отказывался верить подобного рода слухам. Министерство отрицало их, называя клеветой. И тем не менее в «Мониторе» появились, наконец, эти пресловутые ордонансы, представляющие собой самое возмутительное нарушение законов. Течение законного порядка вещей прервано; началось господство силы»[215]215
  Цит. по: Грегуар Л. История Франции в XIX веке. М., 1894. Т. 1. С. 331.


[Закрыть].

Адольф Тьер, как и все французские либералы того времени, призывал к легальному неповиновению: «В том положении, в каком мы находимся, повиновение перестает быть обязанностью. Граждане, призванные раньше всех к повиновению, суть журналисты; они же должны дать и первый пример сопротивления власти, вышедшей из пределов закона»[216]216
  Там же.


[Закрыть].

Журналисты, осудив действия монарха и его кабинета, в тексте «протеста» призывали парламент к более активным действиям в деле сопротивления королевской власти: «Нам незачем указывать на то, что обязана сделать незаконно распущенная палата; но мы можем от имени Франции обратиться к ней с просьбой опереться на свое неоспоримое право и насколько возможно сопротивляться нарушению закона. Право это настолько неотъемлемо, как и то, на которое опираемся мы. Статья 50 Хартии гласит, что король может распустить палату депутатов, но для этого нужно, чтобы палата собралась, чтобы она проверила свои полномочия, чтобы она в своих действиях проводила систему, способную вызвать ее роспуск. Но до собрания палаты, до проверки ее полномочий существуют только выборы; они, следовательно, незаконны, так как изданы вопреки постановлениям Хартии. Следовательно, избранные депутаты, созванные на 3 августа, избраны и созваны на основании закона. Они и сегодня обладают теми же правами, какими обладали вчера. Франция умоляет их не забывать этого. Все, что они могут сделать, чтобы настоять на этом праве, они обязаны делать»[217]217
  Там же.


[Закрыть].

Надо сказать, что «протест», составленный Тьером, – достаточно противоречивый документ. С одной стороны, Тьер обращался к депутатам французского парламента, чтобы те более активно использовали свои полномочия и не допустили кровопролития и уличных беспорядков, то есть чтобы конфликт между королевской властью и парламентом был разрешен мирным путем. С другой стороны, принимая во внимание стиль и используемые выражения (такие как «дать <…> первый пример сопротивления власти»), Тьер должен был понимать, что этот протест мог быть интерпретирован читателями газеты как призыв, в том числе и к насильственным действиям по свержению власти в стране. Такие речевые обороты, как «течение законного порядка вещей прервано; началось господство силы» (в тексте «протеста») или «мы будем сопротивляться до конца» (в статье газеты «Насьональ» тех дней)[218]218
  Le National, 27.VII.1830.


[Закрыть] могли быть восприняты читателями двояко.

На следующий день после издания королевских ордонансов, 27 июля, началась революция. Через два дня, 29 июля 1830 года, Карл Х согласился отменить ордонансы и отправить в отставку министерство Полиньяка. Во главе нового кабинета был поставлен герцог Мортемар, имевший репутацию сторонника Хартии 1814 года. В правительство вошли видные либералы: банкир Казимир Перье, генерал Этьен Жерар и другие. Такой вариант многим либералам показался разумным. Но Тьеру этого уже было мало, он с удвоенной энергией требовал смены не министерства, но государя, и даже целой династии, свидетельством чему служат его газетные статьи. По мнению Тьера, это был последний шанс спасти монархию: «…следовало решить главную сложность, то есть сохранить монархию, но поменять династию. Те, кто осмеливались сказать это или даже указать на это, были тогда самыми смелыми»[219]219
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 14.


[Закрыть]. Тьер был убежден, что смена династии была необходима для утверждения конституционной монархии. Парламент должен был существенно ограничить власть монарха. В парламенте должно было формироваться депутатское большинство, определявшее государственную политику. Все решения парламента, формировавшего ответственное министерство, должны были неукоснительно соблюдаться. Именно поэтому и следовало основать новую династию, которая с этим бы согласилась, – такова была логика Тьера[220]220
  Ibid. P. 15.


[Закрыть].

Решение проблемы Адольф Тьер видел в избрании королем Луи-Филиппа Орлеанского. Необходимо оговориться, что идея приглашения на трон Луи-Филиппа Орлеанского принадлежала не Тьеру, а Жаку Лаффиту. Именно он первым предложил кандидатуру Луи-Филиппа в качестве французского монарха, а Тьер сразу же сделался горячим сторонником этой инициативы[221]221
  Duvergier de Hauranne P. L. Histoire du gouvernement parlementaire. P., 1871. Vol. 10. P. 586; Rémusat Ch. Mémoires de ma vie. Vol. 2. P. 341; Bory J.-L. 29 juillet 1830. La révolution de juillet. P. 426–427; Pinkney D. The French revolution of 1830. L., 1972. P. 146.


[Закрыть]. Тьер считал, что новая династия будет обязана троном либералам и французской нации[222]222
  Barrot O. Mémoires posthumes. P., 1875. Vol. 1. P. 108–109; Dupin A. Mémoires de Dupin aîné. Carrière politique, souvenirs parlementaires. P., 1855. Vol. 2. P. 144–146; Duvergier de Hauranne P. L. Op. cit. Vol. 10. P. 573–576; Bory J.-L. Op. cit. P. 445; Pinkney D. Op. cit. P. 139.


[Закрыть].

Вместе со своим другом Франсуа Минье Адольф Тьер написал манифест: «Карл Х не может более вернуться в Париж; он пролил кровь народа[223]223
  Действительно, в результате Июльской революции 27–29 июля 1830 года на баррикадах погибли в общей сложности 3000 человек (см.: Tulard J. Les révolutions 1789–1851. P., 1985. P. 328.). Однако жертв могло быть и больше, если бы Карл X решился бороться за власть до конца.


[Закрыть]. Республика нас разъединит; она поссорит нас с Европой. Герцог Орлеанский – это принц, преданный делу Революции. Герцог Орлеанский никогда не сражался против нас. Герцог Орлеанский был в Жеммапе[224]224
  Сражение при Жеммапе состоялось 6 ноября 1792 года между войсками революционной Франции и европейской коалицией.


[Закрыть]. Герцог Орлеанский шел под трехцветным знаменем. Только он может снова нести его, и мы не хотим никого другого. Герцог Орлеанский ждет нашего решения. Так провозгласим нашу волю, и он примет Хартию, как мы всегда этого хотели и ожидали. И именно французскому народу он будет обязан короной»[225]225
  Цит. по: Lecomte G. Op. cit. P. 33.


[Закрыть].

Уже 30 июля появились афиши с восхвалением деяний Луи-Филиппа – дело рук Тьера. Теперь оставалось только привезти герцога Орлеанского в Париж, и эта задача была возложена на Тьера. Банкир Ж. Лаффит и генерал Ф. Себастиани назначили его уполномоченным вести переговоры с Луи-Филиппом от имени всех французских либералов, и Тьер справился с поставленной перед ним задачей[226]226
  BNF. Papiers de Thiers. NAF. № 20601. Fol. 23. Récit de la visite de M. Thiers a Neuilly.


[Закрыть].

Адольф Тьер также сумел убедить колеблющихся депутатов в том, что Луи-Филипп – это единственная возможная кандидатура. Это был успех Тьера. Конечно, он был не единственным, кто выступал за смену династии, но именно он проявил наибольшую активность в том, чтобы привести к трону Луи-Филиппа.

Оставалось убедить восставших в необходимости приглашения на трон Луи-Филиппа Орлеанского. Среди них были и те, кто думал о республике, во главе которой мог стать генерал Лафайет. Революционеры, уже готовые провозгласить Республику, сосредоточились в Ратуше, а парламент хранил молчание и оставался лояльным королевской власти. Король со свитой и верными войсками укрылся в Рамбуйе. Об этом троевластии точно написал Шатобриан: «Монархия в палате, Республика в Ратуше, Узурпация в Королевском дворце»[227]227
  Шатобриан Ф. де. Замогильные записки. М., 1995. С. 415.


[Закрыть].

Утром 31 июля известный либерал Шарль де Ремюза, приходившийся мужем дочери Лафайета, смог упросить генерала не выставлять свою кандидатуру. При этом было оговорено условие, что герцог Луи-Филипп гарантирует широкие конституционные свободы; Лафайет согласился, о чем впоследствии, вероятно, жалел. Шатобриан отмечал: «Он не мог не согласиться, что милый друг Филипп надул его сильнее, чем кого бы то ни было»[228]228
  Там же. С. 463.


[Закрыть]. Путь к короне герцогу Орлеанскому был открыт.

2 августа 1830 года Карл X отрекся от престола в пользу своего малолетнего внука – будущего графа Шамбора. Но уже 7 августа палата депутатов, проигнорировав решение Карла X, объявила трон вакантным и официально предложила его герцогу Луи-Филиппу Орлеанскому. Через два дня, 9 августа 1830 года, герцог Орлеанский взошел на престол как «король французов». 14 августа 1830 года была принята Хартия 1830 года, являвшаяся, по сути, прежней Хартией 1814 года, в которую были внесены некоторые изменения. Была опущена преамбула о даровании конституции королевской властью. Иными словами, Хартия 1830 года приобрела характер договора, заключенного между монархом и народом. Запрещалось введение цензуры, король был лишен права отменять законы и приостанавливать их действие, иными словами, изымалась противоречивая статья 14 Хартии 1814 года, на которую ссылался Карл X в июле 1830 года. Был понижен возрастной ценз: для избирателей – до 25 лет, для депутатов – до 30-ти. Хартия 1830 года несколько сократила и имущественный ценз (200 и 500 франков прямого налога соответственно).

Здесь необходимо пояснить читателю, что воссоздание широкой панорамы политических событий в период Июльской революции 1830 года не является предметом настоящего исследования. Одна из его целей состоит в том, чтобы проследить роль Тьера в этой революции. Поэтому мы сосредоточились только на освещении деятельности Тьера в период «трех славных дней» – 27–29 июля 1830 года[229]229
  Подробнее о расстановке политических сил накануне и в период Июльской революции 1830 года см.: Молок А. И. Ордонансы 25 июля 1830 года и их подготовка // Вопросы истории. 1946. № 7; Он же. Политическая обстановка во Франции накануне Июльской революции 1830 года // Новая и новейшая история. 1960. № 6.


[Закрыть].

Как видно, в 1820-е годы происходило становление политических взглядов Адольфа Тьера. Это проявилось прежде всего в его историческом труде «История Французской революции» и тех оценках, которые он давал по ходу изложения материала. Необходимо отметить, что многие его оценки не всегда совпадали с мнением других французских либералов. Так, например, Тьер не дал негативной оценки якобинской диктатуры в период Французской революции конца XVIII века, но это, однако, не означает, что он был сторонником Террора.

В рамках либеральных оценок той эпохи Тьер высказал свое отношение к Хартии 1814 года и либеральным свободам, зафиксированным в этом документе, таким как свобода личности, свобода вероисповедания, свобода печати, равенство всех граждан перед законом, равный доступ к должностям и неприкосновенность частной собственности.

Большое место в размышлениях Адольфа Тьера занимает идея представительного правления. Для него была незыблемой идея о том, что представительная монархия – идеальная форма правления. По его убеждению, всякое нарушение принципов представительного правления опасно для будущего Франции. Главная политическая установка для Тьера в годы Реставрации – власть не должна нарушать Хартию 1814 года и не должна посягать на основы представительного правления. Нарушение Хартии 1814 года в период министерства Ж. Полиньяка привело к тому, что Тьер перешел в непримиримую оппозицию к режиму Реставрации, и это предопределило его активное участие в Июльской революции 1830 года.

Глава 2
Между свободой и порядком: эволюция взглядов Тьера в 30 – 40-х годах XIX века

§ 1. Начинающий политик

В октябре 1830 года началась государственная деятельность Адольфа Тьера – он стал депутатом французского парламента. В своей работе «Монархия 1830 года», написанной им в ноябре 1831 года, и в парламентских речах он определил свое отношение к Июльской революции 1830 года и к режиму Июльской монархии.

Причины Июльской революции 1830 года Тьер видел в нарушении королем Карлом X Хартии 1814 года с появлением ордонансов Полиньяка: «Карл Х осмеливался делать, что угодно <…> Он создал знаменитое министерство 8 августа (1829 года. – Примеч. И.И.), которое издало ордонансы, приведшие к Июльской революции и Июльской монархии»[230]230
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 14.


[Закрыть]. Стремясь дать объяснение действиям восставших, Тьер всю вину за произошедшее возложил на короля: «Карл Х совершил государственный переворот, а Франция совершила революцию»[231]231
  Ibidem.


[Закрыть].

Тьер также писал, что, будь монарх умнее и уступчивее, революции бы не случилось. Даже самые маленькие уступки могли бы сохранить режим Реставрации: «Все говорили, что с честными выборами, парламентским большинством, чьи решения соблюдались бы, министерством, избранным парламентским большинством, и независимой прессой, все были бы свободны, достаточно свободны. Большего никто не требовал»[232]232
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 14.


[Закрыть].

Игнорирование мнения депутатов французского парламента явилось, по мнению Тьера, роковой ошибкой режима Реставрации: «Что означают эти слова: не нужно быть похожими на режим Реставрации? Ничего, кроме того, что нужно избежать всех его ошибок. Каковы эти ошибки, господа? До того как установился режим Реставрации, Франция испытала на себе опыт Революции и Империи. Во Франции были превосходные законы, законодательство – творение сорока лет новой жизни, результатом этого стало рождение свободных людей. У Франции еще была четкая административная система. Так чего же не хватало? Настоящей представительной монархии <…> которая единственно могла бы обеспечить благополучие процветающего и спокойного государства. Власть, которая предшествовала режиму Реставрации, оставила в нашем законодательстве радикальный след, заключавшийся в том, чтобы никогда не давать Франции возможность иметь свой парламент <…> Режим Реставрации пренебрег парламентским большинством. В этой единственной ошибке заключаются все ошибки, и именно чтобы наказать этот режим, произошла революция. Какова в таком случае серьезная ошибка, которую следовало избежать? Не нарушать принцип парламентского большинства – большинства, которое является не чем иным, как выражением принципа народного суверенитета. Следовало принять этот принцип…»[233]233
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 479.


[Закрыть], – отметил Тьер 29 ноября 1832 года.

В своих выступлениях того времени Тьер не раз обращался к историческому опыту Франции. Он отмечал: «…три опыта были получены нами: республиканский опыт не удался, Империя была случайностью, возврат к ней невозможен; представительная монархия, основывающаяся на божественном праве, на силе из-за рубежа, была изобличена в лицемерии и в обмане; она (такая представительная монархия. – Примеч. И.И.) не смогла удержаться. Теперь мы испытываем представительную монархию, основанную на <…> принципе, без которого пал режим Реставрации. Именно на принципе взаимного договора (между монархом и нацией. – Примеч. И.И.) основана новая монархия. В самом деле, нет никого, кто думает, что Хартия сегодня могла бы быть отнята, как это думали при Реставрации»[234]234
  Ibid. Vol. 2. P. 282.


[Закрыть].

Тьер в своем труде «Монархия 1830 года» написал, что действия короля Карла X «поставили важный вопрос: независим или нет король от парламентского большинства в палатах? Может ли он назначать министров вопреки этому большинству?»[235]235
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 13.


[Закрыть]. Он сделал вывод, что режим Реставрации «это не представительная, а консультативная монархия. Все сводится к подаче ремонстраций»[236]236
  Ibid. P. 14.


[Закрыть]. Таким образом, главное требование Тьера – король должен следовать воле парламентского большинства.

Цель Июльской революции 1830 года Тьер видел только в том, чтобы, сохранив монархическое устройство государства, поменять правительство, главу государства, который признал бы требования либеральной оппозиции: «…в стране, где земля полностью распределена, общественные обязанности разделены между всеми поровну, в гражданском кодексе царит равенство; где уголовные законы умеренны и гуманны, где существует Хартия и двухпалатный парламент с ежегодным вотированием бюджета, где единственное различие – различие между избирателем, депутатом, пэром <…> так что же здесь менять? <…> единственное – подавить волю короля и сохранить монархию»[237]237
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 40.


[Закрыть].

Но сделать это можно было, только сменив династию. Вот почему Тьер был сторонником Орлеанской династии: «…чтобы эта чисто политическая революция, касающаяся одного только правительства, оказалась полноценной, необходимо было сделать больше, чем поменять короля; надо было поменять династию, перейти от одной ветви к другой; отвергнуть Генриха V, который был легитимен, ради герцога Орлеанского, который не был легитимен и который мог искать свою легитимность лишь у нации»[238]238
  Ibid. P. 41.


[Закрыть].

Адольф Тьер особо подчеркивал, что к 1830 году политическая система Франции уже полностью сформировалась и поэтому не требовала существенных изменений. «И вот господа! Можно было сказать в 1789 году, когда следовало разрушить феодальный строй; можно было сказать в 1800 году, когда следовало на руинах феодального строя построить новый строй, можно было тогда сказать: следует изменить систему. Но сегодня, после стольких потрясений, после Революции, после Наполеона, после пятнадцати лет представительного правления, сказать, что система нуждается в изменениях, означает не признавать усилий такого количества поколений, истощенных переделыванием нашей конституции. Нет, господа, систему надо совершенствовать, но делать это медленно»[239]239
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 284.


[Закрыть], – настаивал Тьер 31 декабря 1831 года.

Революция 1830 года, по мнению Тьера, стала логическим завершением Французской революции 1789 года: «Я – убежденный сторонник того, что называют Революцией, и я нашел в этом Кабинете министров только людей, которые разделяют мое убеждение <…> Для меня Революция началась в 1789 году и закончилась на самом деле только в 1830 году; ибо только лишь в 1830 году Франция получила представительную монархию, которая и была целью этой революции…»[240]240
  Ibid. Vol. 2. P. 398.


[Закрыть].

Тьер отмечал особый характер Июльской революции, ее отличие от Французской революции 1789 года. Он полагал, что задачи революции 1830 года совсем иные, чем у революции конца XVIII века: «Мы говорили, что мы не находимся в 1789 году, что мы не думаем разрушать плохую администрацию, ошибочное и противоречащее времени и нравам правительство; что мы только хотели усовершенствовать администрацию, которая была результатом Революции и Империи; что нашей целью было усовершенствование, а не потрясение, что справедливый социальный порядок был установлен Гражданским кодексом; несомненно, следовало провести некоторые изменения в нем»[241]241
  Ibidem.


[Закрыть].

Проводя сравнение революций 1830-го и 1789 годов уже как историк Французской революции 1789 года, Тьер указывал: «Нынешняя революция не похожа и ни в чем не должна быть похожа на свершившуюся 40 лет назад революцию; что ее цель, средства, дух – все должно быть разным. К счастью, вся страна это сегодня поняла. Благодаря правительству, королю, народу наша революция не пролила кровь»[242]242
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 51.


[Закрыть]. Подчеркивая мирный характер Июльской революции 1830 года, он развил свою мысль: «Революция 1830 года примирила все режимы и партии. Она ничего не разрушила, кроме династии, кроме отмены некоторых ограничений для осуществления наших политических прав. Она установила нормальную работу наших институтов, парализованных свергнутой династией. В управлении она лишь продолжила дух улучшения»[243]243
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 51.


[Закрыть].

Таким образом, революция 1830 года не могла расколоть страну, как это было в 1789 году: «Революция 1830 года не могла встретить такой враждебности и озлобленности. Первый день сражений избавил ее от династии; это сделано, и она больше никого не обезоружила, не ограбила. В 1830 году у духовенства не отбирали имущество, а у помещиков Юга и Вандеи – землю, титулы, их право на феодальные повинности крестьян; у подозреваемых не конфисковали имущество и их не высылали из страны. Ничего похожего на 1789 год»[244]244
  Ibid. P. 49.


[Закрыть].

Тьер отмечал ограниченный характер преобразований, отсутствие острой борьбы между различными социальными группами. Поскольку революция носила достаточно мирный характер[245]245
  Хотя на баррикадах в июльские дни погибли почти 3000 человек (см.: Tulard J. Les révolutions 1789–1851. P. 328.), но Тьер умалчивал об этом в своих выступлениях и в книге «Монархия 1830 года».


[Закрыть], то поэтому и не должно быть серьезного раскола в обществе, полагал он. Это позволяло надеяться на дальнейшее «поступательное» развитие Франции без насилия и потрясений. «Обещанием Июльской революции было не начинать снова революцию 1789 года с ее крайностями»[246]246
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 48.


[Закрыть], – настаивал Тьер.

Отношение нового режима к оппозиционным политическим силам Франции Тьер определил двумя словами: «милосердие и законность»[247]247
  Ibid. P. 47.


[Закрыть]. Он пояснял: «Революция 1830 года была милосердной. То есть в Париже, как и в провинциях, она должна позволить всем воспользоваться преимуществами законов; говорить, писать, отмечать религиозные церемонии. Это значит, что по всей Франции революция позволит газетам любой направленности осыпать ее самыми грубыми оскорблениями, распространять неверные новости и доктрины…»[248]248
  Ibid. P. 53.


[Закрыть]. По мысли Тьера, новое государство должно было основываться на либеральных принципах, а значит, все должны иметь возможность свободно выражать свое мнение, «позволить критиковать, лгать, бравировать, ненавидеть, проклинать; позволить каждому исповедовать свою веру, даже если она вредит вашему существованию и процветанию»[249]249
  Ibid. P. 50.


[Закрыть].

Тьер обещал соблюдение этих прав всем политическим силам в стране, в том числе и легитимистам, и республиканцам. Правительство Июльской монархии действительно обещало всем политическим группировкам возможность воспользоваться своими правами и политическими свободами: «Мы оставили всем партиям право воспользоваться законами, ведь только законы завершают революции»[250]250
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 56.


[Закрыть]. По мнению Тьера, установление порядка было неразрывно связано с принятием законов.

В книге «Монархия 1830 года» Тьер употребил выражения «законная» и «легитимная революция». Он поставил важный вопрос: может ли революция вообще быть «законной»? Его ответ – да, некоторые революции могут быть законными, и такой была Июльская революция 1830 года: «Законность революции 1830 года определяется политической необходимостью, которая стала ее причиной»[251]251
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 35–39.


[Закрыть]. Отвечая своим политическим оппонентам, утверждавшим, что новый монарх не был легитимен, Тьер утверждал, что легитимность монарха заключена в воле нации. А эта воля находит подтверждение в том, что население Франции послушно платит налоги, записывается в Национальную гвардию и посылает депутатов в парламент.

На наш взгляд, Тьеру все же не удалось опровергнуть фундаментальный тезис своих оппонентов в «незаконности» Июльской революции. К тому же он не упомянул о том, что из 430 депутатов на заседании присутствовали только 252 парламентария, когда принималась новая Хартия, и только 219 депутатов голосовали за пересмотр Хартии 1814 года[252]252
  Thureau-Dangin P. Histoire de la monarchie de Juillet. Vol. 1. P. 28.


[Закрыть].

Значительное место в книге «Монархия 1830 года» занимают размышления о праве нации на революцию. «Когда электорат управляется в духе, противоречащем его интересам, нуждам и высказываемым пожеланиям, он имеет право сбросить это правительство»[253]253
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 35–39.


[Закрыть]. Использование Тьером слова «электорат» знаменует важное изменение в его политическом дискурсе по сравнению с периодом самой революции 1830 года. Тогда в его газетных статьях в подавляющем большинстве случаев фигурировало слово «народ». Электоратом во Франции того времени являлась немногочисленная прослойка зажиточных земельных собственников, промышленной и финансовой буржуазии, составлявшая относительно невысокий процент по отношению ко всему населению Франции. Таким образом, с 1830 года только за небольшой группой крупных собственников Тьер признавал право свергнуть правительство (в том числе и путем насильственных действий). Остальным жителям Франции он отказывал в праве «сбросить это правительство», в праве на «законную революцию».

Важным итогом, достижением Июльской революции 1830 года Тьер считал тот факт, что при Луи-Филиппе представительная монархия стала реальностью, а не иллюзией, как это было при Карле X[254]254
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 46; Thiers A. La monarchie de 1830. P. 34.


[Закрыть]. Он утверждал: «Господа, мы долго желали представительного правления как гарантии покоя и свободы для нашей страны. У нас долго была лишь его видимость, наконец, мы получили реальное представительное правление»[255]255
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 46.


[Закрыть]. Тьер также отмечал, что «при последнем правительстве у нас был аппарат представительного правительства; были палаты, их слушали, когда у тех было одинаковое с правительством мнение. Но когда в 1829 году это раболепие закончилось, последовало восьмое августа (8 августа 1829 года Карл X назначил Полиньяка премьер-министром Франции. – Примеч. И.И.), а затем и революция»[256]256
  Ibid. Vol. 1. P. 124.


[Закрыть].

По убеждению Тьера, с восшествием на престол нового монарха, Луи-Филиппа Орлеанского, ситуация изменилась. Тьер утверждал 1831 году, что «новый король не рассматривал нашу Хартию как подаренную им, но он рассматривал себя как сторону, связанную договором, которая не может его изменить без воли всех сторон, то есть двух палат; считал обязательным обращаться к парламентскому большинству в палатах по всем вопросам, и чтобы что-то получить был обязан договариваться с парламентским большинством посредством министерства, сформированного в его рядах»[257]257
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 33.


[Закрыть].

В 1834 году Тьер отмечал: «Скажут ли вам эти министры (назначенные при Июльской монархии. – Примеч. И.И.), как министры Реставрации:

“Король нас назначил. Вы можете отклонить тот или иной закон, но нас назначили, и мы останемся министрами”. Нет, господа, они вам скажут: “Король нас назначил, но мы будем просить поддержки у палат. Лишите нас этой поддержки ясно и недвусмысленно, и мы уйдем в отставку”. Представительная монархия оформилась во Франции в тот день, когда министры стали опираться не только на назначение короля, но также стали просить поддержки у палат»[258]258
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 408.


[Закрыть]. «Вот тот принцип, – говорил он, – который вскрывает разницу между представительным правительством Карла Х и представительным правительством Луи-Филиппа, разницу между иллюзией и реальностью»[259]259
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 34.


[Закрыть].

Одновременно Тьер подчеркивал, что приглашение на трон либерального правителя не было единственным изменением в Хартии: «Эта исключительно политическая революция содержала в себе и другие изменения: моментально была снята масса ограничений, которые без революции могли быть отменены лишь со временем. Также убрали статью 14, что позволило дать палатам законодательную инициативу снизить возраст депутата с 40 до 30 лет, а возраст электората – с 30 до 25 лет; понизить выборный ценз для депутата с 1000 до 500 франков, а ценз электората с 300 до 200 франков; расширить полномочия местных органов власти в провинциях, учредить институт Национальной гвардии; внести изменения в текст Хартии. Короче, одним росчерком пера добились того, на что потребовались бы годы»[260]260
  Ibid. P. 41.


[Закрыть].

По мысли Тьера, основными чертами представительной монархии являлись: во-первых, наследственный и обладающий неприкосновенностью король; во-вторых, ответственные перед парламентом министры; в-третьих, наличие двухпалатного парламента; в-четвертых, ежегодные голосования по налогам; наконец, в-пятых, свобода прессы[261]261
  Ibid. P. 8.


[Закрыть].

Особое место во взглядах Тьера на представительную монархию занимал принцип парламентского большинства в палатах, который он определял как «выражение принципа народного суверенитета»[262]262
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 479.


[Закрыть]. Этот принцип, по его мнению, должен был являться основополагающим для развития системы парламентаризма при Июльской монархии: именно палаты большинством голосов указывают королю на министерство, которое король должен назначить по представлению палат, доверив ему руководство страной. Это министерство должно быть ответственным перед палатами, которые его избрали (élire): «Мы говорим, что к мнению палат всегда нужно прислушиваться <…> граждане посредством своих представителей обсуждают свои дела – депутаты назначают (nommer) министров в результате своего влияния на власть»[263]263
  Ibid. Vol. 1. P. 124.


[Закрыть]. В данном случае речь идет о министерской ответственности, которая основана на принципе парламентского большинства. Если большинство высказывается против министерства, последнее должно уйти.

Для либерала Тьера значение палат в политической системе Франции было крайне важным фактором политической жизни его страны. Не случайно он написал: «Ради принципа парламентского большинства стоило сделать революцию, сбросить с трона одного и посадить другого»[264]264
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 34.


[Закрыть]. Тьер считал, что при представительном правлении «никакой важный политический законопроект не может быть принят, если его не обсуждают в палатах»[265]265
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 511.


[Закрыть].

Институт наследственного пэрства – еще одна дискуссионная проблема 30-х годов XIX века. Надо сказать, что согласно статье 23 Хартии 1814 года назначение пэров Франции принадлежало королю, их количество было неограниченным, и король мог назначать их пожизненно или по наследству на свое усмотрение. Согласно статье 68 Хартии 1830 года, принятой 14 августа 1830 года, вышеназванную статью 23 следовало пересмотреть в 1831 году[266]266
  Cahen L., Mathiez A. Les lois françaises de 1815 à 1914, accompagnées des documents politiques les plus importants. P., 1933. P. 68; Duguit L., Monnier H. Les constitutions et les principales lois politiques de la France depuis 1789. P., 1915. P. 216.


[Закрыть]. 27 августа 1831 года премьер-министр Франции Казимир Перье предложил законопроект, по которому за королем сохранялась исключительная привилегия выбирать пэров, не ограничивая их числа, но отменив при этом наследственность. Отмена наследственного звания пэра вызывала наибольшие споры в обществе. Большая часть депутатов (включая и самого Казимира Перье) лояльно относилась к идее наследственного звания пэра. Но, как писал депутат А. Калмон, современник тех событий, ее отмены «требовал народ в своих манифестациях»[267]267
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 151.


[Закрыть]. Главе правительства было сложно через четырнадцать месяцев после Июльской революции защищать положение о наследственности палаты пэров. Поэтому Казимир Перье был вынужден пойти навстречу этому требованию.

Адольф Тьер в своей речи в палате депутатов 3 октября 1831 года защищал идею наследственного пэрства, от которой правительству под давлением народных масс пришлось отказаться. При этом он ссылался на английский опыт как на идеальный тип правления, который «соединил дух последовательности и постоянство аристократии с энергией демократии». Вывод Тьера сводился к необходимости наличия в политической системе Франции «посредника между монархией и демократией», которого он видел в палате пэров. Однако из его выступлений остается непонятным, почему палата пэров должна была оставаться именно наследственной – на этот вопрос Тьер так и не ответил.

Тем не менее Тьер настаивал на необходимости принятия закона о наследственности палаты пэров. В противном случае, считал он, Июльская монархия может пойти по пути американской политической системы, что, по его мнению, было неприемлемо для Франции[268]268
  Ibid. Vol. 1. P. 187.


[Закрыть]. Между американской и английской системами французский либерал отдавал предпочтение последней, так как считал ее проверенной и доказавшей свое превосходство в течение длительного времени. Американская система еще не продемонстрировала свою прочность, считал Тьер. К ее недостаткам он относил прежде всего то, что в Америке «вся исполнительная власть зависела от результатов выборов».

Адольф Тьер, призывая следовать английской модели политического устройства, был непоследовательным, так как не учитывал, что в Великобритании, которая казалась ему идеалом политического устройства[269]269
  Ibid. P. 150.


[Закрыть], уже в 1832 году был принят «Акт о реформе», по которому голосовал каждый тридцатый британец[270]270
  Ibid. Vol. 9. P. 30.


[Закрыть]. В то же время во Франции вплоть до свержения Июльской монархии голосовал только один из 155–165 французов[271]271
  Бриггс Э., Клэвин П. Европа нового и новейшего времени. С 1789 года и до наших дней. М., 2006. С. 89.


[Закрыть]. Разрыв между так называемой pays réel (все население) и pays légal (граждане, имевшие право выбирать) был колоссальным.