Текст книги "Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века"

§ 3. Тьер и несистемная оппозиция в 1836 году

В период первого министерства Тьера вновь активизировалась несистемная, или внепарламентская, оппозиция. Причиной тому послужили отставка правительства влиятельного доктринера В. де Бройля и тот факт, что новое правительство было не сразу сформировано из-за затянувшихся политических консультаций.

Отсутствие политической стабильности и постоянные волнения во Франции в 30-е годы XIX века актуализировали проблему порядка. Не прошло и года с момента Июльской революции 1830 года, как в Париже произошли крупные беспорядки, ставшие серьезным испытанием для нового режима. Их активными участниками стали легитимисты и, как ни странно, сторонники воцарившейся династии Орлеанов. В результате, 15 февраля 1831 года был до основания разрушен дом архиепископа Парижского, симпатизировавшего Бурбонам. Год спустя новый мятеж потряс французскую столицу. Погребальная процессия по случаю похорон генерала Ламарка, популярного среди республиканцев, послужила толчком к массовым беспорядкам, устроенным республиканцами и симпатизирующими им парижанами 5 и 6 июня 1832 года. Становление Июльской монархии во Франции проходило в ожесточенной борьбе правительства с оппозицией, действовавшей преимущественно вне стен парламента.

Во французской историографии принято считать, что министерство, сформированное Адольфом Тьером в феврале 1836 года, действовало в относительно спокойной политической обстановке по сравнению с предыдущими министерствами[415]415
  Guiral P. Adolphe Thiers. P., 1986. Р. 122; Jardin A., Tudesq A.J. La France des notables. 1815–1848. Vol. 1. L’évolution générale. 1815–1848. P., 1973. Р. 115; Tulard J. Op. cit. Р. 331; Vigier Ph. La monarchie de Juillet. P., 1965. Р. 39.


[Закрыть]. Однако это не означает, что в 1836 году внепарламентская оппозиция режиму Июльской монархии перестала существовать. Вместе с тем когда речь заходит об оппозиции режиму Июльской монархии, то министерство Тьера 1836 года, как правило, выпадает из поля зрения ученых, традиционно акцентирующих внимание как раз на первых годах Июльской монархии. Поэтому особый интерес вызывает то, как действовала несистемная, или внепарламентская, оппозиция в 1836 году, какие методы использовала, за что критиковала действующую власть, и как правительство реагировало на действия непримиримой оппозиции в период первого министерства А. Тьера. Наконец, насколько серьезной была угроза, исходящая от оппозиции, могла ли она пошатнуть основы Июльской монархии и ввергнуть Францию в пучину хаоса и анархии? Актуальность данного сюжета продиктована еще и тем обстоятельством, что Тьер занял кресло премьер-министра, до этого исполняя обязанности министра внутренних дел, и потому лучше остальных знал реальное положение дел внутри страны. Продолжил ли он интересоваться и принимать непосредственное участие в укреплении французской государственности и изменилось ли его отношение к несистемной оппозиции на новой должности?

Главную опасность для стабильности политического режима во Франции представляла, на наш взгляд, прежде всего деятельность республиканцев. Угроза французской государственности заключалась в том, что республиканцы, объединявшиеся в тайные организации, встали на путь террора и покушений на первых лиц государства. Почти сразу после формирования министерства Тьера, в середине марта 1836 года, парижская полиция обнаружила на улице Лурсин нелегальную фабрику по производству пороха. Этот порох предназначался для вооружения членов «Общества семей» – тайной организации, основанной А. Барбесом и О. Бланки и боровшейся с правительством.

«Общество семей» было хорошо законспирировано: маленькие автономные ячейки, члены которых не знали членов других ячеек, было крайне сложно дезорганизовать. Эта тайная организация не вовлекала в свои ряды членов существовавшего ранее «Общества прав человека», которые были более или менее известны полиции. Руководители ячеек «Общества семей» были неизвестны полиции, и поэтому полицейским удалось арестовать всего лишь пять человек, включая самого О. Бланки, который был осужден на два года тюрьмы. Несмотря на аресты, «Общество семей» продолжало вести подрывную деятельность. Так, в начале июня 1836 года полиция обнаружила очередную фабрику по производству пуль и картушей. Позднее стало известно, что эта секретная фабрика была создана той же организацией, которая наладила производство пороха на улице Лурсин, то есть «Обществом семей»[416]416
  Le Temps, 6.VI.1836.


[Закрыть]. Через два месяца эта тайная организация вновь заставила говорить о себе: 31 августа 1836 года ее члены организовали демонстрацию по случаю похорон бывшего акционера газеты «Бон Санс» Коле. На следующий день полиция арестовала 11 человек, подозревавшихся в связях с этой организацией[417]417
  Weill G. Histoire du parti républicain en France de 1814 à 1870. P., 1900. P. 166.


[Закрыть].

Раскрытие подпольных фабрик по производству оружия для членов тайного общества будоражило парижское общество и серьезно взволновало правительство. Несмотря на принятые в сентябре 1835 года суровые законы, ограничившие свободу прессы и упростившие уголовное судопроизводство, и казни заговорщиков (например, республиканца Фиески, организовавшего покушение на короля Луи-Филиппа в том же 1835 году[418]418
  Le National, 6.III.1836.


[Закрыть]), основная часть экстремистов, преимущественно республиканского толка, продолжала готовить покушения и организовывать беспорядки.

В июне 1836 года вся Франция была потрясена новым терактом, получившим, пожалуй, наибольшую огласку в прессе в период первого министерства Тьера. 25 июня Луи Алибо стрелял в короля, выходившего из дворца Тюильри, но промахнулся. Алибо был немедленно арестован и 2 июля 1836 года приговорен к смертной казни. В прессе тут же разгорелись жаркие дебаты.

Проправительственная пресса, в частности газета «Журналь де Деба», увидела в этом покушении оправдание сентябрьских законов, жестко раскритикованных оппозицией за ущемление свободы печати. Независимая пресса (это прилагательное часто указывало на противников Июльской монархии и прежде всего на легитимистов), напротив, особо подчеркивала, что эти законы не помешали и не предотвратили покушение Алибо. Масла в огонь подлила газета «Газет», обратившая внимание на то, что в тюрьме Алибо просил читать ему «Историю Французской революции», написанную в 20-х годах XIX века А. Тьером[419]419
  La Gаzette de France, 8.VII.1836.


[Закрыть]. Эта информация немедленно была перепечатана всеми оппозиционными изданиями и послужила поводом для нападок на министра Тьера. Кроме того, министр народного просвещения в правительстве А. Тьера Пеле де ля Лозер издал циркуляр, имевший секретный характер, но текст которого вскоре стал известен широкой публике. Министр вычеркивал из списка изданий, получаемых королевскими колледжами и пансионатами, «Историю Французской революции» Тьера. «Эта история, вероятно, была доведена до сведения всех членов преподавательского состава как книга, очень опасная для чтения», – писала газета «Сьёкль»[420]420
  Le Siècle, 17.VII.1836.


[Закрыть]. Вскоре противники Тьера подчеркивали, что «произведение, которое привело Тьера в министерство и открыло ему двери в Академию наук, было объявлено опасным и запрещено одним из коллег Тьера»[421]421
  La France, 17.VII.1836.


[Закрыть].

Оппозиционные издания также по-разному трактовали покушение Алибо. Если республиканская пресса изо всех сил старалась оправдать его действия (так, за оправдание этого преступления 30 июля постановлением суда была оштрафована газета «Насьональ», а 8 августа – газета «Бон Санс»), то легитимисты старались дистанцироваться от республиканцев и не разжигать страстей. Вместе с тем они не осуждали Алибо и не видели никакого святотатства в покушении на короля. «Попытка убийства короля 25 июня не является для господина Келена (легитимист, один из представителей высшего духовенства Франции. – Примеч. И.И.) покушением на коронованную особу (tentative de regicide), но простым убийством (assasinat). Мандатом архиепископа Парижского Луи-Филипп назначен не королем, а лишь принцем, который управляет Францией <…> то есть Его королевское Высочество, герцог Орлеанский, правит в качестве генерал-лейтенанта королевства и в силу мандата, полученного от Карла Х»[422]422
  Le National, 2.VII.1836.


[Закрыть], – так трактовала позицию легитимистов демократическая газета «Насьональ».

Позиция легитимистской прессы возмутила многих французских либералов, объединившихся вокруг Орлеанской династии. Левая династическая на страницах «Курье франсэ» – газеты, отражавшей взгляды этой леволиберальной политической группировки, задалась вопросом: «…не считает ли себя легитимист Келен выше законов и не возомнил ли он себя равным той власти, от которой он получал жалованье?». Однако позиция официальных властей возмущала левых либералов еще больше: «Наконец, что нас больше всего оскорбляет <…> это, так сказать, удивительная удовлетворенность правительства, которое спокойно терпит оскорбления от одного из представителей высшего духовенства»[423]423
  Le Courrier français, 5.VII.1836.


[Закрыть].

Французский посол в Пруссии П. Брессон написал Тьеру письмо, в котором выразил возмущение оттого, что «презренная карлистская клика» сдержанно отнеслась к покушению 25 июня, вместо того чтобы его однозначно осудить: «Нужно как можно скорее и с максимальной суровостью подавить дерзость этой партии. Она стремится унизить короля, лишить его авторитета, десакрализировать его фигуру…»[424]424
  Archives du Ministère des Affaires Etrangères. (далее – AAE.). Correspondence politique. Prusse. 1836. Vol. 287. Fol. 78. Bresson – Thiers, 5.VII.1836.


[Закрыть]. Брессон сожалел, что легитимистские газеты, такие как «Мод», «Газет де Франс» и «Котидьен», «в силу старых привычек и прежних предписаний за рубежом читаемы, как правило, чаще, чем проправительственные газеты»[425]425
  Ibid.


[Закрыть].

Покушение Алибо имело серьезные последствия для министерства А. Тьера. Французское общество было шокировано дерзостью этого теракта и обвиняло правительство в слабости и неспособности противостоять таким серьезным угрозам. Как вспоминал Франсуа Гизо, «покушение убийцы Алибо повергло Кабинет в серьезную тревогу <…> возбуждение было глубоким и всеобщим». Влиятельный французский политик, таким образом, пришел к выводу, что «Кабинет был существенно ослаблен»[426]426
  Guizot F. Mémoires pour servir à l’histoire de mon temps. P., 1859. V. 4. P. 145.


[Закрыть]. Покушение на французского короля явилось причиной официального отказа Австрийской империи выдать замуж за герцога Орлеанского, сына короля Луи-Филиппа, австрийскую эрцгерцогиню, поскольку в Вене резонно опасались за ее жизнь. Переговоры по этому вопросу активно велись между двумя государствами до этого злосчастного для французской монархии покушения. Таким образом, попытка сближения Франции с католической Австрией была сорвана. Провал Тьера заключался также в том, что он как глава правительства не сумел обеспечить на должном уровне безопасность королевской семьи Франции.

По свидетельству австрийского посла в Париже Рудольфа Аппоньи, французский король и его семейство жили в постоянном страхе, получали многочисленные анонимные письма с угрозами и боялись новых покушений[427]427
  Apponyi R. Vingt-cinq ans a Paris, 1826–1850 // Journal du comte Rodolphe Apponyi. P., 1926. Vol. 3. P. 281.


[Закрыть]. Превентивные аресты множились, в обществе распространялись разные слухи, например, что известный революционер Э. Кавеньяк тайно приехал в Париж, чтобы убить короля, хотя на самом деле он продолжал скрываться в Лондоне: «Действительно, только и говорят об арестах в Париже. Если судить о них по активности полиции, то вокруг нас полно заговорщиков, мы засыпаем на складах с оружием и патронами, мы ходим среди многочисленных убийц (meurtriers et assasins). Указывают не меньше чем на четыре заговора. Добавляют, что два лица, возможно, уже сделали ужасающие признания», – писала газета «Тан»[428]428
  Le Temps, 28.VII.1836.


[Закрыть]. Действительно, полиция раскрыла новый заговор. В Министерстве внутренних дел полагали, что за организацией этого опасного заговора стояло «Общество семей». Заговорщики планировали убить короля 28 июля во время большого военного смотра, который был приурочен к торжественному открытию Триумфальной арки на площади Этуаль и на котором собирался присутствовать Луи-Филипп.

Правительство, как казалось многим современникам, находилось в замешательстве. В своем дневнике герцогиня Д. Дино записала: «С утра ко мне пришел Тьер <…> серьезные опасности угрожали жизни короля. В день парада должно было произойти несколько покушений на короля, атак изолированных и не связанных друг с другом. Одно нападение собиралась совершить группа людей, переодетая в форму национальных гвардейцев; проходя мимо короля, эти люди должны были застрелить его. Из двадцати одновременно произведенных выстрелов один неизбежно был бы смертельным. Двое молодых людей, которые были арестованы (всего было более сотни арестованных), уже дали важные признательные показания. Вчера вечером был арестован один человек, у которого нашли механизм, похожий на тот, что был у Фиески (террорист, пытавшийся в 1835 году убить короля. – Примеч. И.И.), но усовершенствованный и уменьшенный для верности, чтобы его было легче бросить»[429]429
  Dino duchesse de D. Chronique de 1831 à 1862 (duchesse de Talleyrand). P., 1909–1910. Vol. 2. P. 74.


[Закрыть].

Из-за возможных покушений на короля впервые с 1830 года военный парад, приуроченный к годовщине Июльской революции, был отменен. Решение правительства вызвало бурную реакцию прессы. Даже привычно умеренные и лояльно настроенные к правительству газеты ставили под сомнение полезность принятых этим правительством мер. Все орлеанисты, сторонники режима Июльской монархии и династии Орлеанов, очень сожалели об отмене июльских торжеств, призванных сплотить Францию под цветами триколора. Отмена празднеств была названа либеральной газетой «Конститусьонель» «признаком удручающей ситуации»[430]430
  Le Constitutionnel, 25.VII.1836.


[Закрыть]. Вся пресса требовала от правительства объяснений, почему были отменены торжества. Подозрения правительства считались малообоснованными и недостаточными для отмены военного парада. Значимость этих торжеств объяснялась тем, что король должен был «придать новые силы своей власти»[431]431
  Le Temps, 24.VII.1836.


[Закрыть]. Июльские праздники определялись «чем-то вроде ежегодного коронования монархии нацией»[432]432
  Le Constitutionnel, 25.VII.1836.


[Закрыть] и годовщиной «революции, во время которой народ завоевал для себя свободу, а для Луи-Филиппа корону»[433]433
  Le Temps, 25.VII.1836.


[Закрыть].

Противники Тьера активно критиковали премьер-министра за отмену парада. Оппозиционные журналисты стали называть министров «безыдейными и трусливыми людьми», которые делают «правительство безголовым и бессердечным»[434]434
  La Presse, 26.VII.1836.


[Закрыть]. Некоторые из них даже поинтересовались, не была ли истинной причиной отмены парада боязнь уличной демонстрации, которую предприняла бы Национальная гвардия. Оппозиция считала, что «сам этот страх является признанием непопулярности системы» и добавляла, что «Национальная гвардия, особенно в отсутствие палат парламента, это уполномоченные жители страны (le pays constitué). Их мнение – это мнение законного большинства. Это почти преступление против нации – отказаться услышать их голоса»[435]435
  Le Siècle, 24.VII.1836.


[Закрыть].

В самом деле, правительство опасалось, что покушение на короля как раз и будет исходить от Национальной гвардии, или, точнее, от убийц, одетых в форму национальных гвардейцев. Находясь в рядах Национальной гвардии, убийцы могли незамеченными приблизиться к королю, поскольку «в парадах всегда участвовали люди, товарищи которых никогда не видели их в повседневной службе»[436]436
  Girard L. La Garde Nationale. P., 1964. P. 254.


[Закрыть]. Как вспоминала герцогиня Дино, «все командиры легионов Национальной гвардии с удивлением отмечали, что за последние пятнадцать дней количество неизвестных людей или чересчур известных, таких как Бастид (левый радикал, принявший участие в восстании 1832 года и приговоренный к смертной казни во Франции; бежал в Лондон, но через некоторое время смог вернуться на родину. – Примеч. И.И.) и другие, записались в списки Национальной гвардии и несут караул, и все это только для того, чтобы оказаться в рядах, дефилирующих перед королем в день парада»[437]437
  Dino duchesse de D. Chronique. Vol. 2. P. 75.


[Закрыть]. Правительство было вынуждено защищаться от нападок оппозиции, поэтому оно немедленно сообщило программу празднеств и заявило, что основные мероприятия пройдут в провинциях, а не в столице[438]438
  Le Constitutionnel, 27.VII.1836.


[Закрыть].

В отличие от республиканцев, не ставших критиковать правительство, легитимисты на страницах своих газет расценили отмену парада как серьезное поражение всего политического режима и даже воспользовались случаем, чтобы поднять на смех наследника трона и сына короля герцога Орлеанского, поскольку в соответствии с принятыми в 1835 году «сентябрьскими законами» не могли упрекнуть самого короля: «Герцог Орлеанский только что купил телескоп у инженера Шевалье, чтобы иметь возможность восхищаться из своего окна скульптурами Триумфальной арки»[439]439
  La Mode, 30.VII.1836.


[Закрыть].

Очень опасным для Июльской монархии оказался заговор, который готовил племянник низложенного императора Франции Наполеона I, молодой Луи-Наполеон Бонапарт: в апреле 1836 года он вступил в контакт с полковником Водри, командовавшим IV артиллерийским полком в страсбургском гарнизоне. В июле того же года молодой Луи-Наполеон отправился в немецкий город Баден, где принял офицеров из гарнизонов Восточной Франции. Ночью он втайне отправился во французский город Страсбург и встретился там с несколькими молодыми офицерами. О действиях Луи-Наполеона сигнализировал в Париж французский агент в Бадене. Не зная точно, что именно замышляется, этот агент писал Тьеру: «Благодаря одному хорошо информированному человеку мне удалось узнать, что в последнее время семья Бонапартов активизировала связи с революционной партией Франции <…> Господин Берье <…> в курсе этих интриг, и он подтвердил одному моему знакомому информацию, полученную мной также и из другого источника»[440]440
  AAE. Correspondence politique. Bade. 1836. Vol. 28. Fol. 57. 26 août 1836.


[Закрыть].

Таким образом, французское правительство узнало о готовящемся заговоре. Этому способствовал и генерал Вуароль, встречи с которым так добивался Луи-Наполеон. 18 августа генерал отвез письма принца военному министру в Париж, но не уведомил об этом префекта[441]441
  Ponteil F. L’opposition politique à Strasbourg sous la Monarchie de Juillet. P., 1932. P. 486.


[Закрыть]. Скорее всего, Вуароль полагал, что дело ограничится организацией бонапартистских ячеек в армии, и не придал большого значения полученной информации. На самом деле план восстания гарнизона в Страсбурге хранился в большом секрете, о чем Вуароль не знал. Поэтому когда 30 октября 1836 года часть гарнизона Страсбурга восстала с криками «Да здравствует император!», правительство в течение нескольких часов находилось в смятении и с облегчением вздохнуло только тогда, когда стало известно, что остальная часть гарнизона не поддержала бунтовщиков.

Если на путь насилия и террора встали только республиканцы, а на путь совершения военного переворота – Луи-Наполеон Бонапарт и его немногочисленные сторонники, то оппозиция всех мастей, как непримиримая, так и в целом симпатизировавшая правительству, прибегала к прессе как к орудию в борьбе за общественное мнение и против действующего правительства. Разница заключалась лишь в том, что легитимисты и республиканцы[442]442
  На наш взгляд, бонапартисты к 1836 году еще не располагали печатным органом общенационального масштаба, который издавался бы большим тиражом.


[Закрыть] выступали против любого министерства Июльской монархии и боролись с самим режимом. В прессе они старались раскритиковать каждый шаг любого министерства. Газеты династической оппозиции принципиально отличались от антиправительственных изданий тем, что в них критика носила тактический, а не стратегический характер. Это значит, что газеты, являвшиеся рупором какой-нибудь одной из политических фракций, поддерживали предложения, высказанные своей фракцией, и умеренно критиковали правительство, если оно состояло из представителей другой фракции. Они критиковали только своих парламентских оппонентов, выступая единым фронтом в поддержку Июльской монархии, против легитимистов и республиканцев, против непарламентской оппозиции.

Тем не менее они всегда были готовы критиковать действия своих оппонентов в палате депутатов.

Правительство не сидело сложа руки и пыталось защититься, по крайней мере, от газет, представлявших интересы непримиримой оппозиции. Оно инициировало большое количество судебных процессов. В целом, прежде чем предъявлять иски газетам, генеральный прокурор Франции просил министра юстиции высказать свою позицию по этому вопросу. Так, демократическая газета «Насьональ» упрекала министра юстиции Созе в увеличении процессов против прессы[443]443
  Le National, 3.IV.1836.


[Закрыть]. Однако судебному преследованию подверглись прежде всего газеты легитимистов[444]444
  Следует отметить, что к 1836 году крупных республиканских и демократических газет, издававшихся в Париже, было не так много. Основными были «Насьональ» и «Бон Санс». Для открытия газеты нужно было предоставить большую сумму в качестве залога, а у республиканцев, как правило, таких денег не было в силу их социопрофессионального состава.


[Закрыть], в которых высмеивали и оскорбляли в неприемлемой форме членов королевской семьи, на что министр юстиции дал свое согласие. Можно согласиться, что часто суд присяжных выносил оправдательные приговоры. Решение судов немедленно подавалось этими же газетами как личная победа над правительством. Сами приговоры часто были поводом для выражений симпатии оппозиционным изданиям. Так было, например, в Лиможе. Вечером, когда арестовали главного редактора «Газеты Верхнего и Нижнего Лимузена», его сторонники исполнили серенаду перед тюрьмой. Местные власти не оценили по достоинству насмешку, и активный участник этого представления был осужден на два дня тюрьмы и 15 франков штрафа[445]445
  Archives Nationales de France (далее – A.N.). BB 18. Ministère de Justice. Division criminelle: correspondance générale. Dossier 1240.


[Закрыть].

Другой формой оппозиционного движения, не предусматривавшего насилия, было проведение банкетов. Особенно это было важно для активизации политической жизни в провинции, которая была далека от парламентских дебатов и центральных парижских газет. Важно отметить, что банкеты были почти единственной формой политического собрания, разрешенного при Июльской монархии. Часто это был отличный способ пропаганды, поскольку пресса пересказывала тосты, произнесенные во время этих банкетов. Поэтому газета «Сьёкль» – рупор Левой династической, с сожалением констатировала, что «легитимистская партия была на тот момент единственной, кто подавал какие-то признаки политической жизни. После завершения парламентской сессии депутаты от легитимистской партии возвратились в провинции, вступили в контакт со своими доверителями и черпали в этих общественных связях новые силы для продолжения своего дела во время следующей парламентской сессии»[446]446
  Le Siècle, 5.V.1836.


[Закрыть]. Авторы либеральной газеты жаловались на то, что «депутатов, с которыми сторонники революции хотели бы связать свои надежды, нельзя было удостоить подобной похвалы»[447]447
  Ididem.


[Закрыть]. Действительно, в то время позиции легитимистов были наиболее прочными на юге Франции, поскольку именно там у них было много сторонников. В 1836 году самый крупный банкет легитимисты провели в Тулузе. На нем собралось до трехсот человек, среди которых выделялись один из лидеров легитимистов в палате депутатов барон де Фиц-Джеймс, депутат от департамента Арьеж Дюгабэ и муниципальные советники Тулузы, в числе которых был маркиз д’Отпуль[448]448
  Le Siècle, 14.VIII.1836.


[Закрыть]. Другой банкет состоялся в Экс-ан-Провансе, где присутствовал депутат-легитимист от департамента Буш-дю-Рон Лабули, по окончании которого толпы студентов пробежали по городу с криками: «Да здравствует Генрих V! (претендент на французский престол от легитимистов. – Примеч. И.И.)»[449]449
  La France, 18.VII.1836.


[Закрыть].

Вместе с тем либеральное издание «Сьёкль» с удовлетворением отмечало, что в большом количестве департаментов сторонники новых политических реформ готовились провести банкеты, «где пожелания амнистии, реформирования сентябрьских законов будут озвучены тысячами голосов»[450]450
  Le Siècle, 22.VII.1836.


[Закрыть]. Такие банкеты не особенно одобрялись местными администрациями, которые, как могли, пытались запретить проведение этих банкетов. Так, например, произошло в городе Нант, где распорядители банкета уступили давлению местной власти, чтобы избежать народных волнений[451]451
  Le National, 3.VIII.1836.


[Закрыть]. Основания для беспокойств были: например, 12 августа 1836 года в городе Валансэ молодые люди провели уличную демонстрацию с криками «Долой Луи-Филиппа! Да здравствует Республика! Да здравствует Алибо!»[452]452
  Le Journal des Débats, 21.VIII.1836.


[Закрыть].

Подобные демонстрации были регулярными и повсеместными. Правительство Июльской монархии испытывало определенную озабоченность, поскольку эти выступления показывали, что непримиримая оппозиция с принятием жестких сентябрьских законов 1835 года была по-прежнему активна, и общественное мнение часто выступало на ее стороне. Так, мэр города Руан сообщал правительству: «Господин министр, мне тяжело Вам признаваться, что население нашего города переполняют чувства обеспокоенности и недоверия к центральным властям. Нельзя сказать, что большинство жителей города Руан больше не предано Королю, это было бы клеветой, но в то же время я не хочу вводить Вас в заблуждение, поскольку наблюдается некоторое брожение в умах граждан, и жители нашего большого города перестают доверять правительству»[453]453
  A.N. BB. 18. Dossier 1240.


[Закрыть]. В своем письме мэр просил центральную власть проявлять большую твердость, особенно в отношении прессы. По мнению мэра Руана, именно журналисты были ответственными за создание общественного мнения в городе. Так, например, мэр сожалел, что газета «Журналь де Руан», выказавшая симпатию к террористу Алибо, не преследовалась в судебном порядке.

Однако непримиримая оппозиция была разобщена и не могла действовать сообща, поскольку имела противоположные цели и задачи. Это понимали и сами оппозиционеры[454]454
  Le National, 13.VIII.1836.


[Закрыть]. Действительно, легитимисты выступали за сохранение монархии, но с другой династией, и за ограничение политических свобод, а республиканцы, напротив – за ниспровержение любой формы монархического правления и за предоставление максимально широкого спектра свобод. В этом смысле разобщенность оппозиции и ее неспособность к тесному сотрудничеству в деле борьбы с режимом Июльской монархии играли на руку Луи-Филиппу и его министрам. В то же время переход сторонников установления республики во Франции к тактике многочисленных покушений на короля при удачном исходе хотя бы одного из них мог бы в одночасье разрушить весь политический строй в стране, сложившийся в результате Июльской революции 1830 года. Это представляло, на наш взгляд, ничуть не меньшую угрозу, чем любые возможные совместные действия легитимистской и республиканской оппозиции.

Несистемная оппозиция режиму Июльской монархии в период министерства А. Тьера 1836 года выходила далеко за пределы Франции. Она стала носить международный характер, временами стирая границы государств. Примером тому служит, казалось бы, тихая и нейтральная Швейцария, где в те годы нашли себе убежище революционеры со всей Европы. Французское правительство было очень сильно этим обеспокоено. Опасения подтверждались тем, что, как констатировали в министерстве Тьера, революционеры не ограничивались только поиском пристанища. Им помогали швейцарские радикалы, очень сильные и влиятельные в ряде кантонов. Именно в Швейцарии организация «Молодая Европа», созданная Джузеппе Мадзини, осуществляла свою основную деятельность. Ее различные ветви – «Молодая Германия», «Молодая Италия» и «Молодая Франция» в частности – располагали там секциями, на деятельность которых власти Швейцарии, как кантональные, так и конфедеративные, просто закрывали глаза. Тьер и все французское правительство были очень сильно обеспокоены создавшейся ситуацией. Поэтому важной задачей для Тьера, когда он был главой правительства и министром иностранных дел Франции, стала борьба с европейскими революционерами за рубежом.

26 апреля 1836 года Тьер писал французскому послу в Швейцарии Л.-Н. де Монтебелло: «Радикальная партия безрассудно верит, что она может спокойно и надолго обосноваться в Швейцарии, когда по всей Европе радикалы не осмеливаются поднять головы <…> Когда во Франции радикалы повержены, а власть там прочно удерживается правительством, смешно полагать, что такая маленькая страна, как Швейцария, находясь в руках горстки агитаторов, сможет по собственному усмотрению беспокоить остальную Европу»[455]455
  AAE. Correspondence politique. Suisse. 1836. Vol. 532. Fol. 48. Thiers – Montebello, 26.IV.1836.


[Закрыть]. Тьер указывал на то, что Швейцария находится в исключительной сфере интересов Франции, и поэтому французское правительство не должно допускать появления опасных революционеров у своих границ. В депеше от 7 июня 1836 года он повторил свою мысль герцогу де Монтебелло, написав, что «Швейцария стала очагом революционной агитации, местом встреч мятежников со всех стран, когда повсюду революция, поверженная во благо порядка, бессильна и не может поднять головы»[456]456
  AAE. Correspondence politique. Suisse. 1836. Vol. 532. Fol. 71. Thiers – Montebello, 7.VI.1836.


[Закрыть].

Французский посол согласился со своим министром: «В Швейцарии революционные настроения подогреваются из-за рубежа, и если завтра Швейцарию можно было бы очистить от республиканцев и пропагандистов, то мое твердое убеждение состоит в том, что наступило бы успокоение…»[457]457
  AAE. Correspondence politique. Suisse. 1836. Vol. 532. Fol. 57. Montebello – Thiers, 6.V.1836.


[Закрыть]. Посол ратовал за тесный союз с Австрией, надеясь совместными действиями изолировать революционеров и ограничить их деятельность. Монтебелло выступил за принятие радикальных мер для нейтрализации агитаторов и побуждал Тьера, – если возможно, то вместе с другими заинтересованными странами – изгнать революционеров из Швейцарии. В то же время он был готов лично заняться поиском иностранных агентов, которых он считал наиболее опасными. Он указывал Тьеру: «Если господин министр внутренних дел мог бы послать сюда проворного агента, принадлежащего к “Обществу прав человека”, и отдать его в мое распоряжение, вскоре ему бы удалось найти Мадзини, в каком бы кантоне он ни укрывался <…> я бы добился его ареста…»[458]458
  ААЕ. Correspondence politique. Suisse. 1836. Vol. 532. Fol. 61. Montebello – Thiers, 31.V.1836.


[Закрыть].

Тьер поблагодарил Монтебелло за его активную деятельность, но отказался от принятия совместных заявлений с другими заинтересованными державами в адрес швейцарского Совета по делам эмигрантов. Тьер предпочитал прямые действия французского правительства. Свою позицию он объяснял следующим образом: «Я отказался от всякого совместного демарша. Если Австрия воспримет наши действия как правильные и разумные и захочет присоединиться, это ее дело! Но нам не следует вступать в Священный Союз»[459]459
  ААЕ. Correspondence politique. Suisse. 1836. Vol. 532. Fol. 83. Thiers – Montebello, 25.VI.1836.


[Закрыть].

Вероятно, Тьер надеялся, что интервенция не потребуется, поскольку швейцарская полиция к тому моменту арестовала и выслала из страны несколько революционеров из организации «Молодая Германия», скрывавшихся в кантоне Цюриха. Однако через несколько недель французским властям стало известно о том, что один из руководителей «Молодой Германии», некто по фамилии Шулер, собрал в городке Бруг в кантоне Берн делегатов от клубов «Молодой Германии». Это событие взволновало правительства Франции и государств юга Германии, потому что оно свидетельствовало об усилении позиций международных революционеров в Швейцарии.

В своей депеше к Монтебелло Тьер отказался отправить в Швейцарию агента, поскольку подобные вопросы находились в компетенции швейцарского правительства и действия Франции могли быть сочтены за вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Однако Тьер выразил готовность увеличить секретные фонды посольству для борьбы с революционерами[460]460
  ААЕ. Correspondence politique. Suisse. 1836. Vol. 532. Fol. 76. Thiers – Montebello, 7.VI.1836.


[Закрыть]. К тому моменту размер секретных фондов составлял одну тысячу двести франков в год, а Монтебелло просил пять тысяч франков в год. Посол обязался тратить эти средства только по мере необходимости. Однако эти фонды могли вскоре превысить установленный лимит, поскольку Монтебелло не гнушался никакими средствами в деле борьбы с политическими эмигрантами и их швейцарскими союзниками. Он сообщал министру: «Мне удалось купить одну из наиболее распространенных газет в Швейцарии, полосы которой теперь в моем распоряжении. Я не колебался ни минуты, чтобы взять на себя необходимые расходы для достижения нужного результата…»[461]461
  ААЕ. Correspondence politique. Suisse. Vol. 532. Fol. 79. Montebello – Thiers, 17.VI.1836.


[Закрыть]. Тем не менее принятые меры казались Монтебелло недостаточными, и он вновь просил Тьера прислать ему опытного агента для того, чтобы отыскать скрывающихся в швейцарских кантонах европейских революционеров, высылки которых он планировал добиться[462]462
  Ibid.


[Закрыть]. Энергичные действия французского посла были продиктованы получаемой им из разных источников тревожной информацией. В частности, он узнал, что некий человек из кантона Людр собрал в начале июня 1836 года французских республиканцев, находившихся на тот момент в столице Швейцарии, и сообщил им: «Будьте спокойны, немцы слишком торопятся; я предупрежу вас, когда настанет время действовать; это время не за горами, все новости, что я получаю, превосходны»[463]463
  Ibid.


[Закрыть]. Под этими замечательными новостями, скорее всего, имелось виду покушение Алибо на жизнь Луи-Филиппа, поскольку отовсюду поступала информация о планах экстремистов убить французского короля.