Текст книги "Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века"

По мнению французского историка Ж. Дюамеля, в деле Зондербунда Пальмерстон отомстил Гизо за «нанесенное ему оскорбление в политике “испанских браков”». Французский историк привел слова лорда Мальмесбери, ярко охарактеризовавшего сложившуюся ситуацию в Швейцарии: «Пальмерстон играл с Гизо как кошка с мышкой. Швейцарские радикалы приняли либеральную и антиклерикальную программу, направленную на централизацию страны, и добились изгнания иезуитов со всей территории Швейцарии»[953]953
  Duhamel J. Louis-Philippe et la première Entente Cordiale. P., 1951. Р. 249.


[Закрыть]. Французский историк отмечал, что дело Зондербунда поставило Францию в очень неловкое положение перед мировым сообществом, в то время как внутренняя политика французского Кабинета министров с каждым днем теряла опору в обществе.

«Господи, если можешь, чашу сию мимо пронеси. Но если когда-нибудь нам придется испить из этой чаши (то есть вмешаться во внутренние дела Швейцарии вооруженным путем. – Примеч. И.И.), то только ради общеевропейской безопасности и в условиях крайней необходимости»[954]954
  Guizot F. Op. cit. Р. 450–453.


[Закрыть], – писал Гизо. Таким образом, считал он, в тот момент защита интересов собственной страны требовала вооруженного вмешательства, поскольку в случае войны в соседнем государстве безопасность Франции была бы поставлена под угрозу. Спустя двадцать лет после событий в Швейцарии Гизо в мемуарах признал свою ошибку в том, что принял решение о вооруженном вмешательстве во внутренние дела в Швейцарии на стороне Зондербунда. Часть ответственности за такой шаг министр возлагал на посла Франции в Швейцарии Буа ле Комта, который был убежден в несомненной победе католической партии в стране и сумел убедить в этом французское правительство[955]955
  Ibid. Р. 516.


[Закрыть]. Вместе с тем Гизо подчеркивал, что он никогда не сомневался в правоте дела Зондербунда и что политика французского правительства в Швейцарии всегда основывалась на нормах федерального пакта и принципах международного права.

Британский историк Р. Баллен справедливо отмечал, что у Гизо защита интересов Франции соединялась с признанием интересов других стран: «В своем определении интересов Франции Гизо постоянно ссылался на трактаты и на произошедшие ранее прецеденты. Этим Гизо оправдывал действия французской дипломатии во время швейцарского кризиса»[956]956
  Bullen R. La politique étrangère de Guizot. P., 1991. Р. 195.


[Закрыть]. Сделать все для того, чтобы «консолидировать силы порядка против сил беспорядка», – это был основной мотив, которым был движим французский министр[957]957
  Цит. по: Bullen R. Op. cit. Р. 187.


[Закрыть]. Представляется верным и то, что такой политический шаг Гизо был продиктован страхом перед назревавшей революцией. В самой Франции в то время усилилось недовольство политикой Кабинета. Французское правительство опасалось того, что радикализм из соседней Швейцарии перекинется во Францию. Поэтому в сложившихся обстоятельствах Гизо видел свою задачу в том, чтобы не допустить окончательной победы швейцарских радикалов. Но этого ему не удалось, как и не удалось предотвратить революцию во Франции.

В историографии большее внимание всегда уделялось первому этапу, когда англо-французские отношения были наиболее интенсивными. Напротив, внешняя политика Франции второй половины 40-х годов XIX века привлекала к себе меньшее внимание. Внешнеполитический курс, проводимый Франсуа Гизо накануне Февральской революции 1848 года, вызывал крайнее осуждение и непонимание прежде всего в российской историографии. Это связано во многом с тенденциозностью некоторых исследователей, пытавшихся объяснить феномен Февральской революции 1848 года во Франции непопулярной внешней политикой правительства Ф. Гизо, сменившего в 1847 году на посту премьер-министра маршала Николя Сульта. «Сблизившись с меттерниховской Австрией и с царской Россией, орлеанистская Франция все более откровенно выступала как реакционная сила и обрекла себя на новые дипломатические поражения»[958]958
  История Франции: в 3 т. / под ред. А. З. Манфреда. М., 1973. Т. 2. С. 260.


[Закрыть], – писал известный советский историк Ф. В. Потемкин в капитальном академическом труде «История Франции».

Внешняя политика Луи-Филиппа и Франсуа Гизо подвергалась ожесточенной критике не только в печати и на парламентской трибуне, в широких общественных кругах, но даже и в переписке Орлеанских принцев, например, за то, что Кабинет Гизо встал на сторону реакционного Зондербунда в гражданской войне швейцарских кантонов и оказывал поддержку итальянским монархам, отказывавшимся пойти на уступки оппозиции и начать конституционные преобразования в своих государствах.

Важным вопросом является то, как политическая оппозиция во Франции отзывалась о внешнеполитическом курсе Гизо, предлагала ли она какие-либо разумные альтернативы его предложениям. Признанным лидером парламентской оппозиции во Франции в 40-е годы XIX века являлся крупный политический деятель Адольф Тьер. В своих парламентских речах, произнесенных в начале 1848 года, он проявил себя сторонником политического реформизма в странах Европы[959]959
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. P., 1880. Vol. 7. Р. 496–498, 501, 565, 570.


[Закрыть]. А. Тьер считал, что в этом вопросе Великобритания – единственный возможный союзник Франции. В то же время Тьер признавал, что с вигами, ставшими во главе английского правительства после 1846 года, довольно сложно вести дипломатический диалог: «Я думаю, что союз с Англией хорош при тори <…> с Абердином и Пилем можно защищать великие интересы человечества, и с ними союз Франции и Англии может быть продуктивен»[960]960
  Ibid. Vol. 6. P. 416.


[Закрыть]. Тем не менее момент для разрыва с Англией, как считал Тьер, был выбран неудачно, поскольку существовала опасность падения Кракова, удушения свободы в Европе.

После своей отставки в 1836 году Адольф Тьер стал защищать внешнюю политику, проводимую его министерством. Он продолжал настаивать на том, что интервенция в Испанию была необходима. Отказ правительства Моле осуществить интервенцию, по мнению Тьера, спровоцировал ухудшение отношений с Англией и поставил под сомнение англо-французский союз, который, как полагал Тьер, существовал до того времени. Следствием такой политики французского правительства стало то, что Англия заняла сторону Голландии в бельгийско-голландском территориальном споре, тогда как Бельгию поддерживала Франция. Но Тьер, как убежденный сторонник союза с Англией, возложил ответственность за этот разлад в англо-французских отношениях исключительно на действия французского Кабинета министров под председательством Л.-М. Моле, не считая, что интересы Англии и Франции существенно различались на международной арене к тому времени. С одной стороны, такую позицию Тьера можно объяснить внутриполитической борьбой, стремлением обвинить в неудачах французской дипломатии правительство Моле, сменившее министерство Тьера в 1836 году, и доказать ошибочность внешнеполитического курса нового Кабинета министров. С другой стороны, Тьер не хотел верить в то, что внешнеполитические интересы Англии и Франции существенно различались. Он думал, что это некоторое недоразумение, создавшееся из-за неумелых действий нового министерства Июльской монархии и что все еще можно исправить и таким образом скрепить англо-французский союз.

Возглавив Министерство иностранных дел Франции и заняв пост премьер-министра в 1840 году, Тьер пытался поддерживать с Англией дружественные отношения и одновременно проводить активную внешнюю политику на Ближнем Востоке. Однако на практике это оказалось невозможным. Восточный кризис 1839–1841 годов стал важным рубежом во внешнеполитических взглядах политика. Это был крах иллюзий Тьера, на самом деле считавшего, что интересы Франции и Англии схожи, в том числе и на Ближнем Востоке, а непонимание между двумя правительствами происходит из-за некомпетентности французских политиков. Став министром, уже он сам не смог примирить линию на союз с Англией со стремлением проводить активную внешнюю политику, которой оказывало поддержку французское общественное мнение. Тьер считал, что если позиции Франции укрепятся в мире, то в таком случае она станет желанной союзницей Великобритании. Однако он не понимал, что появление опасного конкурента, сильной морской державы как раз и не было нужно Англии.

Стремление «не ссориться с Англией» и поддерживать египетского пашу в противовес турецкому султану, которому оказывала поддержку Англия, привело к тому, что англо-французские отношения при Тьере серьезно ухудшились, а Мухаммед Али не получил никакой реальной поддержки от Франции, несмотря на многочисленные заверения со стороны французского правительства. А. Тьер надеялся, что египетский паша самостоятельно добьется успеха, а премьер-министр Франции объявит, что успех паши – это успех самой Франции. Очевидно, в этом и заключалась логика Тьера.

Активная внешняя политика Франции на Ближнем Востоке оказалась лишь видимостью. Эта политика была обращена в первую очередь на жителей самой Франции. Она была необходима, чтобы консолидировать французское общество и тем самым укрепить Июльскую монархию. Следовало напомнить французам об их некогда великом прошлом, о завоевательных походах Наполеона, о величии Франции, думал Тьер. Этот французский либерал, большой почитатель талантов великого французского полководца, считал, что спасти Июльскую монархию можно только за счет широкомасштабной внешней политики, и поэтому Франция остро нуждалась во внешнеполитическом успехе. Такой шанс предоставлял Восточный кризис. На словах поддержав в турецко-египетском споре Мухаммеда Али, очень популярного во французском обществе, Тьер надеялся добиться крупного дипломатического успеха. Однако, не сделав ничего для Египта, Франция в результате Восточного кризиса 1839–1841 годов потеряла всякое влияние на Ближнем Востоке.

Подписание Лондонской конвенции в июле 1840 года Великобританией без участия Франции оказалось неожиданным ударом для Тьера. До того времени политик был убежден, что Англии и Франции под силу прийти к взаимовыгодному решению. Но Лондонская конвенция означала для Тьера крах ориентации на союз с Англией, поэтому резкая смена отношения к Англии, готовность воевать, казалось бы, с недавним союзником говорит скорее о его глубоком разочаровании в английском союзе и ориентации на Великобританию.

После своей отставки в 1840 году Тьер вновь (как это было после 1836 года) стал защищать внешнеполитический курс своего министерства. Признав, что интересы Англии и Франции различны на международной арене, Тьер последовательно отстаивал эту позицию в период с 1840 по 1846 год.

Поэтому острая критика Тьером внешней политики Гизо, направленной на поддержание «сердечного согласия» с Англией, была не элементом политической борьбы двух крупных политических деятелей Июльской монархии, а твердым убеждением Тьера в 40-е годы XIX века.

Во второй половине 1840-х годов внешнеполитические взгляды Тьера претерпевают определенную эволюцию. На первый план в представлениях Тьера выходит тема политического реформизма в странах Европы. Это объясняется эволюцией его внутриполитических взглядов в тот период, которые он экстраполировал на внешнюю политику Франции, а также острой политической борьбой во Франции в 1847–1848 годы.

Тьер считал, что в вопросе о политическом реформизме в Европе Великобритания – единственный возможный союзник Франции. По мнению политика, с Англией можно сотрудничать, если это не унижает достоинство Франции, если отношения между странами являются партнерскими и если Франция не занимает подчиненное положение в этом союзе. Если идея величия Франции не страдает от такого союза, то, по мысли Тьера, можно временно пойти на сближение с Англией по вопросам, которые важны для обоих государств.

Когда Англии и Франции следует объединиться ради победы свобод над реакцией в Европе, нельзя ставить под угрозу сближение двух стран заключением династических браков. Это несущественный, незначительный вопрос для национальных интересов Франции, который не дает Июльской монархии никаких преимуществ на международной арене, считал Тьер.

По мнению политика, разница между его внешнеполитическим курсом и политикой Гизо заключалась в том, что для Гизо главным было сохранить мир в Европе и сделать это любой ценой, а для Тьера – вернуть Франции былое величие, утерянное с подписанием трактатов 1814–1815 годов[961]961
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 5. P. 544.


[Закрыть]. Он считал, что политика Гизо, стремившегося достичь мира в Европе, не могла придать величия Франции. В таком случае высказывание Тьера должно было означать, что величие Франции не могло быть достигнуто мирным путем, что величие неравнозначно миру. Но могла ли Франция воевать с европейскими державами в 40-е годы XIX века? Что в противном случае понималось под величием? Тьер не ответил на эти вопросы в своих выступлениях.

Разочаровавшись в перспективах союза с Англией, Ф. Гизо в 1846 году переориентировался на сближение с «северными дворами». Но в отличие от Гизо Тьер, испытав глубокое разочарование в невозможности поддержания союза с Англией (он считал, что такой союз существовал), после 1840 года не высказывался в пользу сближения с континентальными державами Европы, несмотря на то что в 1836 году он был сторонником сближения с Австрией и Пруссией. Вероятно, неудача Тьера в попытке сблизиться с Австрией заставила его пересмотреть свою позицию к перспективам франко-австрийских отношений.

Тьер верно отмечал в своих выступлениях, что «северные дворы» не хотели войны с Францией в 40-е годы XIX века, однако в итоге поняв, что интересы Франции и Англии различаются на международной арене, а общность конституционно-политического строя двух стран не способствует сближению позиций этих стран по различным проблемам мировой политики, он даже не рассматривал возможность сближения с Австрией, Пруссией и Россией в тот период. Представляется, что основной причиной такой позиции Тьера являлось различие в конституционно-политическом строе этих стран.

Таким образом, Тьер, по сути, предлагал отказаться от союзов с великими державами, добровольно согласиться на дипломатическую изоляцию. Его идея о сотрудничестве с Англией по вопросам политического реформизма в Европе в 1846–1848 годы выглядит довольно нелепой и недостижимой. Представляется, что Тьер был довольно слабым внешнеполитическим аналитиком и плохо разбирался в вопросах дипломатии. Он также плохо понимал, что в условиях ситуации 30–40-х годов XIX века Франция могла достигать внешнеполитических успехов только благодаря трудной и кропотливой работе, тщательному поиску союзников по тем или иным вопросам, а не бряцанием оружием и популистскими лозунгами. Никакой конкретной внешнеполитической программы Тьер так и не выдвинул в годы Июльской монархии, особенно это было характерно для 40-х годов XIX века.

Вместе с тем в феврале 1847 года он с трибуны французского парламента заявил о своей преданности швейцарским радикалам, восхищался Папой Римским, давшим косвенное обещание провести либеральные реформы, и аплодировал мудрости прусского короля Фридриха Вильгельма IV, осмелившегося обещать своему народу конституцию, несмотря на явное неудовольствие канцлера К. Меттерниха[962]962
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 5. P. 423–424.


[Закрыть].

Адольф Тьер, как и многие его сторонники, не обратил внимания на то, что обещанная конституция не означала действительную хартию о свободах и что этот акт прусского короля был направлен лишь на усиление прусского влияния в Северной Германии и в Рейнских землях. Удивительно, но Тьер, на протяжении всей первой половины 40-х годов XIX века осуждавший Пальмерстона и всю британскую внешнюю политику, 31 января 1848 года, напротив, восхвалял и превозносил этого английского политического деятеля[963]963
  Ibid. Р. 493.


[Закрыть]. В 1848 году Тьер настоятельно требовал с трибуны: «Итальянцы, будьте едины! Народы, принцы – будьте едины! Пьемонтцы, тосканцы, римляне, неаполитанцы – будьте едины!»[964]964
  Ibid. Р. 513–514.


[Закрыть]. Однако его революционный энтузиазм в начале 1848 года довольно быстро сменился горьким разочарованием от состоявшейся демократической революции 1848 года во Франции. Ярким доказательством тому служит тот факт, что после Февральской революции 1848 года в период Второй республики (1848–1852) Тьер возглавил консервативную «партию порядка», выступавшую антиподом демократического движения во Франции.

Напротив, Ф. Гизо, сменивший Тьера на посту министра иностранных дел Франции в самый разгар второго Восточного кризиса в 1840 году, проводил вполне разумную и взвешенную внешнюю политику накануне революции 1848 года. Победой дипломатии Гизо стало решение Австрийской империи покинуть оккупированный ей итальянский город Феррара. В Италии Гизо подталкивал Папу Римского к проведению назревших политических реформ и искал опору среди профранцузски настроенных политиков из «партии умеренных». Он предлагал осторожно и постепенно проводить реформы, дистанцируясь от левых итальянских радикалов, резонно опасаясь, что подобная поддержка со стороны французского правительства в дальнейшем может обернуться против самой Франции. Не вина Гизо в том, что Папа Римский не прислушивался к советам французского министра, проявляя постоянную нерешительность при проведении реформ.

В своей внешней политике Гизо постоянно руководствовался нормами международного права. В предреволюционные годы политика, проводимая им, отличалась последовательностью и приверженностью принципам, таким как четкое соблюдение международного и национальных законодательств. Именно правовыми принципами руководствовался он при проведении своей швейцарской политики. Другим принципом внешней политики Гизо была его приверженность идее порядка, что было вполне объяснимо: к тому времени Франция пережила кровавую революцию 1789–1799 годов и революцию 1830 года.

До самого последнего момента Гизо выступал против военного вмешательства европейских держав в политические процессы в Швейцарии, старался примирить конфликтующие стороны, инициировать мирные переговоры. В частности, он выступил против предложения Меттерниха организовать интервенцию в Швейцарию, согласившись на нее только тогда, когда стало ясно, что все мирные средства исчерпаны. Для Гизо был важен «концерт великих держав» как единого гаранта федерального пакта, полная согласованность действий всех создателей Венской системы международных отношений. Даже после серьезного ухудшения англо-французских отношений в 1846 году Гизо стремился выработать общую с Лондоном программу действий в отношении Швейцарии. Однако Пальмерстон, поддерживавший радикалов и выступавший против усиления католического влияния в континентальной Европе, действовал не в интересах скорейшего мирного урегулирования, а исключительно в британских интересах.

Почему Гизо решил выступить на стороне Зондербунда после того, как Сейм, возглавляемый радикалом Оксенбейном, постановил изгнать иезуитов из Швейцарии и распустить католический Зондербунд, допуская возможность применения военной силы? Прежде всего, он не хотел победы радикализма в соседней с Францией Швейцарии, и поэтому согласился на интервенцию в Швейцарию ради сохранения общеевропейской безопасности и поддержки австро-прусско-французского союза, начавшего негласно оформляться после 1846 года. Кроме того, Франция как великая католическая держава стремилась расширить свое политическое влияние за рубежом, оказывая поддержку католикам по всему миру. Выступив на стороне Зондербунда, Гизо надеялся повлиять на швейцарских радикалов, чтобы те, возможно, испугавшись масштабной интервенции, не стали бы предпринимать военные действия против швейцарских католиков – политическую опору Франции в этой стране. Также важно то, что швейцарские радикалы хотели утверждения в Швейцарии унитарной республики, хотя Гизо считал наилучшей формой правления для Швейцарии конфедерацию, опасаясь, что стремление утвердить унитарную республику приведет к кровопролитию в этой стране. К тому же, считал Гизо, вопрос о форме правления в Швейцарии должен был решаться на общеевропейском конгрессе с участием великих держав – гарантов сложившейся системы международных отношений.

В конце жизни Гизо признал, что допустил ошибку, согласившись на интервенцию в Швейцарию, вследствие чего французская дипломатия испытала моральные издержки в общественном мнении европейских стран. Однако он не изменил своего мнения в отношении правильности поддержки Францией Зондербунда как с точки зрения международного права, так и с тех позиций, что Франция – католическая держава и ее историческая миссия – поддерживать католиков. В этом можно увидеть последовательность и определенную предсказуемость, в лучшем значении этого слова, внешней политики Гизо.

Заключение

Адольф Тьер – сложная и противоречивая фигура в истории Франции XIX века. Его взгляды и деятельность в годы Июльской монархии отразили многие противоречия французского либерализма, когда либералы были у власти. Взгляды Тьера в первой половине XIX века прошли определенную эволюцию. В 1820-е годы произошло становление его политических взглядов. В этот период Тьера можно охарактеризовать как монархиста-конституционалиста, отстаивавшего представительную форму правления во Франции. Идея представительного правления занимала большое место в размышлениях Тьера. По его мысли, представительная монархия – идеальная форма правления, а любое нарушение принципов представительного правления опасно для будущего Франции. Поэтому власть не должна нарушать Хартию и посягать на основы представительного правления, считал Тьер. Нарушение Хартии 1814 года в период министерства Ж. Полиньяка предопределило активное участие А. Тьера в Июльской революции 1830 года.

Главным достижением Июльской революции 1830 года Тьер считал окончательное утверждение во Франции представительной формы правления. Отличительной особенностью Тьера как либерального политика было то, что он отдавал предпочтение не просто представительному правлению, но именно парламентской монархии по английскому образцу, существенно ограничивавшей волю монарха. Таким образом, в вопросе о политической системе Июльской монархии Адольф Тьер существенно отличался от правых либералов во главе с Франсуа Гизо и тяготел к левым либералам. Эта политическая установка предопределила его некоторое сближение в парламенте с левыми либералами, выступавшими за дальнейшее развитие французской политической системы, в 40-е годы XIX века.

Политическая нестабильность и постоянные беспорядки во Франции в 30-е годы XIX века заставляли французских либералов задуматься о проблеме установления порядка и сохранения стабильности в стране. Наиболее отчетливо антиномия свободы и порядка проявилась в период деятельности политика на посту министра внутренних дел в 1832–1836 годы. Либеральный журналист Тьер оказался противоположностью политику-либералу Тьеру. Если в годы Реставрации он рассматривал политические свободы и особенно свободу прессы как высшую ценность и постоянно ратовал за расширение этих свобод, то к середине 1830-х годов был готов отчасти пожертвовать этими свободами ради установления прочного порядка.

Адольф Тьер считал, что необходимо временно ограничить свободы ради спасения самих свобод – в противном случае наступит анархия или диктатура, которая уничтожит все свободы во Франции. Кроме того, он был убежден, что свободы должны предоставляться лишь тем, кто способен ими разумно пользоваться. В годы Июльской монархии он выступал против предоставления неограниченной, абсолютной свободы. В этом смысле позиция Тьера была созвучна воззрениям правых либералов.

Таким образом, в первой половине 30-х годов XIX века под воздействием внешних факторов – непрекращающихся волнений и бунтов во Франции – произошла консервативная эволюция взглядов либерала Тьера. Ключевой датой следует считать 1831 год, когда произошли первые крупные беспорядки в Париже после Июльской революции 1830 года. Они оказали существенное влияние на эволюцию взглядов Тьера, порвавшего с левыми либералами (такими как Ж. Лаффит, Ж. Манюэль и Ш. Этьен), с которыми он был до того момента связан. В целом этот период характеризуется становлением Тьера как «человека порядка», то есть противника новых социальных и политических реформ, борца за существующий общественный порядок.

Поскольку Июльская монархия в 30-е годы XIX века представлялась Тьеру идеалом государственного устройства, то своей первоочередной задачей он видел укрепление позиций Июльской монархии внутри страны. Поэтому для утверждения этого политического режима во Франции следовало подавить все формы внепарламентской оппозиции, а уже после этого упрочить положение Июльской монархии на международной арене, считал политик. По мнению Тьера, с принятием сентябрьских законов в 1835 году было сделано все для укрепления режима Июльской монархии. Именно поэтому с 1836 года и вплоть до Февральской революции 1848 года он почти не выступал по внутриполитическим вопросам, отдавая приоритет внешнеполитической проблематике.

Во внешней политике для Тьера главным было вернуть Франции былое величие, утерянное с подписанием трактатов 1814–1815 годов. Кроме того, агрессивная внешняя политика, поборником которой он выступал, была необходима для поддержания политической стабильности режима и консолидации всего французского общества вокруг Июльской монархии. В области внешней политики отчетливо проявилась двойственность его воззрений. Декларативно позиция Тьера (преимущественно в начале 30-х годов XIX века) была созвучна взглядам многих французских либералов, отстаивавших принцип невмешательства в дела других независимых государств и выдвинувших тезис о «враждебности войне»[965]965
  Touchard P. Histoire des idées politiques. Vol. 2. Du XVIII siècle à nos jours. P. 525.


[Закрыть]. Однако на практике он придерживался тезиса о существовании сфер влияния и признавал право вооруженного вмешательства в дела других государств. Его политический дискурс был глубоко националистичен, что особенно проявилось в период Восточного кризиса в 1840 году. Можно говорить об Адольфе Тьере как о либерале-националисте, поскольку он умело сочетал либерализм и национализм (ярким примером служит его политика в Испании в 1836 году).

В 40-е годы XIX века Тьер разочаровался в режиме Июльской монархии. Это было связано с политической практикой тех лет и его отставкой с поста главы правительства. По его мнению, отправив его в отставку без соответствующего решения палаты депутатов, французский король нарушил Хартию и поставил под угрозу всю систему представительного правления. Кроме того, Тьер считал, что Луи-Филипп подменил представительное правление личным правлением, не соблюдая известный принцип «Король правит, но не управляет». Наблюдения Тьера о французской политической системе привели его к мысли о необходимости ее реформирования и проведения в стране избирательной и парламентской реформ, которые и были призваны обеспечить развитие представительной монархии во Франции.

К 40-м годам XIX века Хартия 1830 года перестала быть для политика вершиной в политическом развитии Франции. По его мнению, ее следовало «улучшать» с целью ограничения воли короля. Такая позиция означала, что воззрения Тьера начали совпадать с взглядами левых либералов, с начала 30-х годов выступавших за проведение политических реформ в стране. Таким образом, по вопросам внутренней политики он разошелся с правыми либералами и «партией сопротивления», в рядах которой начинал свою политическую деятельность сразу после Июльской революции 1830 года. Тем не менее даже в конце 40-х годов XIX века Тьера нельзя причислить к левым либералам, поскольку в период 1847–1848 годов он далеко не всегда одобрял их действия. Признав необходимость проведения избирательной и парламентской реформ, он так и не принял участия в банкетной кампании. Февральская революция 1848 года вновь актуализировала тему порядка, и это отразилось на политических взглядах Тьера, возглавившего в годы Второй республики (1848–1852) «партию порядка».

Изучение взглядов и деятельности Адольфа Тьера в годы Июльской монархии позволяет переосмыслить оценки, дававшиеся до настоящего времени этому либеральному политику в отечественной историографии. Следуя характеристикам К. Маркса, в нашей стране и в марксистских научных кругах Франции сложился крайне негативный образ этого «карлика-чудовища», безрассудного авантюриста и оппортуниста, беспринципного и ограниченного политикана. Нам представляется, что это неверное представление о Тьере. Адольф Тьер – это искусный парламентский практик, человек действия, придерживающийся определенных политических принципов, таких как идея сильного парламента во внутренней политике и идея величия Франции во внешней политике.

В историографии принято считать, что Адольф Тьер наравне с Ф. Гизо был одним из ведущих государственных деятелей Июльской монархии. На наш взгляд, о Тьере следует скорее говорить как о видном ораторе, имевшем определенное влияние на палату депутатов. Как представляется, весомая роль этого политика в политической жизни Франции 30–40-х годов XIX века достигалась в большей степени благодаря его ярким публичным выступлениям, а не политическим инновациям. Этот человек – не реформатор, не инициатор новых политических реформ. Не был Тьер и видным идеологом либерализма. Адольф Тьер – это скорее образчик блестящей политической карьеры, наглядная иллюстрация возможностей быстрого политического роста и самовыражения в первой половине XIX века. Именно в умении достичь больших политических высот обнаруживается его талант.

∗∗ ∗

На примере рассмотрения личности Адольфа Тьера, его активной политической деятельности в годы Июльской монархии можно поставить следующие вопросы: кого считать либералом в годы Июльской монархии и что значило быть либералом в то время? Наконец, каким либералом был Тьер? Эти вопросы представляются актуальными, поскольку не все исследователи склонны считать, что политик в действительности был либералом.

Так, британские историки Джон Бюри и Роберт Томбс, авторы биографии Тьера, отмечали, что понятие «либерализм» применительно к французским реалиям относительно и довольно условно: «Как большинство политических ярлыков, понятие “либерал” было очень пространным, неопределенным. К либералам относили людей с порой противоположными взглядами и конфликтующих между собой на личностном уровне…»[966]966
  Bury J. P. T., Tombs R. P. Thiers. P. 18.


[Закрыть]. Поэтому английские историки сомневаются в целесообразности характеристики Тьера как либерального деятеля. Подобная позиция имеет своих сторонников как во Франции, так и в России. Так, современный французский исследователь либерализма Люсьен Жом подчеркивает, что в ту эпоху еще невозможно отделить «экономическую составляющую данной идеологии от ее морально-политических аспектов».

По его мнению, либерализм 20–50-х годов XIX века «представляет собой некое “поле”, совокупную оппозицию всему тому, что законодательно ограничивало моральную и политическую свободу», поэтому в политической практике либерализм распадался на ряд направлений, «восходящих к защите принципов и завоеваний 1789 года, но по-разному трактовавших сущность свободы и средств для ее воплощения в жизнь»[967]967
  Jaume L. Aux origines du libéralisme politique en France. P. 38.


[Закрыть]. Таких же взглядов придерживается и российский историк А. В. Фененко, отметивший, что «в середине XIX века сам либерализм еще не сформировался в целостную и завершенную мировоззренческую систему»[968]968
  Фененко А. В. Аристократический консерватизм Алексиса де Токвиля и его влияние на политическую теорию «правых» // Commentarii de Historia. 2001. № 4. [Электронная версия] http://www.main.vsu.ru/~cdh/Articles/04–01a.htm.


[Закрыть].