Текст книги "Адольф Тьер: судьба французского либерала первой половины XIX века"

Сентябрьские законы 1835 года стали кульминацией политики «сопротивления», начатой еще Казимиром Перье в марте 1831 года[372]372
  Barrot O. Mémoires posthumes. Vol. 1. P. 281; Thureau-Dangin P. Histoire de la monarchie de juillet. Vol. 2. P. 328.


[Закрыть]. Близкий друг и политический соратник А. Тьера Шарль де Ремюза вспоминал в своих мемуарах: «Во всяком случае, сентябрьские законы являют собой высшую точку политики сопротивления»[373]373
  Rémusat de Ch. Mémoires de ma vie. Vol. 3. P. 137.


[Закрыть]. Как отмечал историк Июльской монархии Поль Тюро-Данжен, защита Тьером политики «сопротивления» в 1831–1835 годы поставила его в ряд «самых консервативных либералов в палате депутатов»[374]374
  Thureau-Dangin P. Histoire de la monarchie de juillet. P., 1888. Vol. 2. P. 41.


[Закрыть]. Следует отметить, что Франсуа Гизо и Виктор де Бройль вместе с другими правыми либералами поддержали принятие сентябрьских законов, инициированное Адольфом Тьером.

Так, если через неделю после Июльского восстания были освобождены журналисты, осужденные ранее за «политические преступления в печати», то ноябре 1830 года вышел закон, ужесточающий наказание вплоть до тюремного заключения[375]375
  Ledrè Ch. La presse à l’assaut de la monarchie, 1815–1848. P., 1960. P. 208.


[Закрыть].

Следующий закон, от 14 декабря 1830 года, обязывал управляющего газетой располагать полной залоговой суммой. Наконец, закон от 8 апреля 1831 года вводил в действие более быструю процедуру рассмотрения в судах дел о преступлениях в печати. Однако к этому времени рост числа газет и их тиражей, вызванный революционным подъемом, уже успел вселить в журналистов веру в свои силы. Всего при Июльской монархии выходило около 700 газет и журналов – вдвое больше, чем при Реставрации, их тираж вырос более чем на треть. Они довольно резко выступали против действий правительства и тут же становились жертвами репрессивных законов.

К концу 1832 года число процессов, возбужденных правительством против газет, достигло 411. По 143 из них были вынесены приговоры в общей сложности на 65 лет тюрьмы и 350 000 франков штрафа. Журналисты возглавляемой Арманом Маррастом газеты «Трибюн» с 1831 по 1833 год были привлечены к суду 111 раз и осуждены в общей сложности на 49 лет тюрьмы и 157 630 франков штрафа. Один из владельцев «Фигаро» – Пуатвен Сент-Альм – получил персонально шесть лет тюрьмы и около 10 000 франков штрафа[376]376
  Ledrè Ch. Op. cit. P. 208.


[Закрыть].

Седьмого февраля 1834 года был принят закон о полицейском надзоре за уличными разносчиками газет, признанных опасными для режима[377]377
  Collins I. The government and the newspaper press in France, 1814–1881. L., 1959. P. 78.


[Закрыть]. По этому закону никто не имел права продавать печатные материалы на улицах без предварительного разрешения префекта полиции, который в любой момент мог взять его обратно. Предварительной цензуре подвергалось практически все: листки, печатные издания, рисунки. Что читать и не читать французам, должно было решаться в полицейском управлении. Цель закона – нанести удар прежде всего по левой оппозиции, газеты и памфлеты которых продавались уличными разносчиками. Иными словами, правительство Июльской монархии хотело максимально осложнить или закрыть доступ к получению информации, исходящей от политических противников.

Адольф Тьер, поддержавший этот законопроект, утверждал: «Я не нападаю на свободу прессы <…> я лишь нападаю на ее злоупотребления»[378]378
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 340.


[Закрыть]. Выражение «злоупотребления свободой» отсутствовало в его лексиконе еще пару лет назад. В 1831 году он писал в «Монархии 1830 года»: «Несмотря на нападки прессы, еще более грубые, чем при Карле Х, Луи-Филипп никогда не сказал, что с прессой нельзя управлять, он ее никогда не обвинял и ей не угрожал»[379]379
  Thiers A. La monarchie de 1830. P. 45.


[Закрыть].

Сентябрьские законы вызвали крайнее негодование и возмущение в стране. «Появление этих законопроектов встретило жесткую оппозицию. Вся пресса восстала», – отмечал Тьер[380]380
  s. a. Histoire complète de m. A. Thiers. P. 42.


[Закрыть]. Патриарх французского либерализма престарелый Пьер Ройе-Коллар, неоднократно выступавший в защиту свободы прессы в годы режима Реставрации[381]381
  См.: Royer-Сollard P. De la liberté de la presse. Discours. P., s. d.


[Закрыть], возмущался дерзостью министра: как автор протеста журналистов 1830 года мог отречься в 1835 году от всего того, что защищал ранее?![382]382
  Christophe R. Le siècle de monsieur Thiers. P. 115.


[Закрыть]

В 1835 году действия Адольфа Тьера можно было объяснить желанием спасти монархию от беспорядков и анархии: «С помощью сентябрьских законов Тьер полагал утвердить спасение, сохранение парламентских институтов…»[383]383
  s. a. Histoire complète de m. A. Thiers. P. 43.


[Закрыть]. Тьер надеялся, что «такие предосторожности, такие превентивные меры должны были обеспечить спокойствие»[384]384
  Ibidem.


[Закрыть]. Он считал, что необходимо ограничить свободу ради спасения самих свобод. Иначе наступит анархия или диктатура, которая полностью уничтожит все свободы во Франции. Иными словами, Тьер выступал за свободы, но в данных исторических условиях он считал, что нужно ограничить свободы ради них самих. Надо сказать, что так считали многие французские либералы в то время[385]385
  Федосова Е. И. Либералы у власти. С. 114.


[Закрыть].

В палате депутатов Тьер произнес сразу несколько речей в поддержку предлагаемых им законов. В речи от 25 августа 1835 года он заверял, что он «соглашается с огорчением, но делает это ради святого дела, которое мы защищаем, ради дела порядка в обществе»[386]386
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 3. P. 132.


[Закрыть]. Он утверждал, что когда при Реставрации оппозиция критиковала режим, то она не нарушила конституцию: «Во время Июльской революции мы требовали законности, законной свободы <…> Но то, чего мы хотим, так это того, чтобы король находился за рамками дискуссии, равно как и конституция. Вот чего мы требуем. Вот единственная вещь, которая везде существует, и которую нельзя игнорировать»[387]387
  Ibid. P. 143.


[Закрыть]. Тьер продолжил: «Обсуждать конституцию и короля – это означает изменить конституцию, сменить принца. Требовать сегодня обсуждения всего: конституции, принца – значит требовать чего? Право на революцию. Но право на революцию не записано»[388]388
  Ibid. P. 144.


[Закрыть]. В своей речи Тьер признал, что свобода слова и прессы является необходимым «условием для существования представительного правительства»[389]389
  Ibid. P. 142.


[Закрыть], но не согласился с тем, что «при представительном правительстве можно все обсуждать»[390]390
  Ibid. P. 143.


[Закрыть].

Депутат всеми силами пытался убедить коллег в том, что принятие этих законов было необходимо и что они якобы не нарушат свободы: «Вы видели, как убили маршала Франции и девушку (имеется в виду покушение Фиески. – Примеч. И.И.). Если даже с суровыми законами мы не смогли предотвратить подобные преступления, очевидно, что нужно вооружить общество более суровым и четким законом, у которого больше шансов достичь цели»[391]391
  Ibid. P. 147.


[Закрыть].

Следует отметить, что в своих речах Тьер не говорил о том, кто будет выносить решения о неправомерности появления тех или иных печатных материалов, рисунков. Тьер не принимал во внимание возможность злоупотреблений в этой сфере.

В своих выступлениях Адольф Тьер также затронул проблему театральной цензуры. В речи о театральной цензуре, произнесенной 29 августа 1835 года в палате депутатов, он недвусмысленно высказался за цензуру в театрах[392]392
  Ibid. P. 171.


[Закрыть]. Он уверял, что никакого спектакля без предварительного разрешения министра внутренних дел или префекта полиции быть не может: «Надо выбрать между двумя системами: или принять систему предварительного разрешения, или систему репрессий»[393]393
  Ibid. P. 173.


[Закрыть]. В своей речи о дотациях театрам, произнесенной всего годом ранее, Тьер клялся, что он – против цензуры[394]394
  Ibid. Vol. 2. P. 312.


[Закрыть].

Тьер не видел противоречий между либеральными принципами и определенным ограничением политических свобод. Особенно это касалось свободы прессы (предварительное разрешение, обязательное внесение залога). Свободы предоставляются тем, кто способен ими разумно пользоваться, считал Тьер. Таким образом, он выступал против предоставления абсолютной свободы. В этом позиция Тьера была созвучна представлениям Франсуа Гизо, считавшего, что «человек обладает некими незыблемыми правами, завоеванными в процессе длительного исторического развития, однако “гарантом” этих прав является сильное государство, построенное на либеральных принципах и в определенной степени ограничивающее некоторые свободы каждого во имя соблюдения свободы всех»[395]395
  Фененко А. В. Гизо и Токвиль: полемика французских либералов и консерваторов середины XIX века по проблемам государства и теории гражданского общества. С. 259.


[Закрыть].

Этот «политический концепт» Гизо был во многом унаследован от теории Монтескье о разделении властей на законодательную, исполнительную и судебную, согласно которой равновесие между тремя ветвями власти не позволит установить диктатуру[396]396
  Jaume L. Aux origines du libéralisme politique en France // Esprit. 1998. № 243. P. 38, 42–45.


[Закрыть]. Кроме того, Ф. Гизо являлся продолжателем вольтеровской программы всеобщего равенства перед законом, для него гражданское общество четко ограничивалось формально-правовыми рамками, то есть обязательными для всех законами и контролем государства[397]397
  Фененко А. В. Указ. соч. С. 259.


[Закрыть].

По мысли Гизо, «объективное правовое государство» может быть одновременно и сильным, и либеральным. Однако политические оппоненты орлеанистов видели в этатизме только путь к новой форме деспотизма[398]398
  Jaume L. Op. cit. P. 43.


[Закрыть]. Тьер не являлся теоретиком проблем правого государства и построения гражданского общества с помощью государственных институтов (таким, каким был Гизо), но его государственная деятельность и комментарии, которые он давал по поводу различных политических событий в палате депутатов, свидетельствуют о том, что теория правового государства Гизо была близка Тьеру и полностью разделялась им в годы Июльской монархии.

Говоря о политических свободах, Тьер упоминал только свободу прессы, об остальных он либо умалчивал (например, о свободе вероисповедания), либо выступал против (свободы собраний, права на местное самоуправление). Можно предположить, что основополагающей свободой для Тьера в 30-е годы XIX века продолжала оставаться свобода прессы, и поэтому из всех свобод он постоянно упоминал только ее. Вероятно, остальные свободы не имели для Тьера такого большого значения, как свобода слова и свобода прессы.

В этом положении усматривается большее влияние праволиберальных политических концепций Ф. Гизо, который в своих теоретических работах фактически не дал четкого, последовательного перечисления свобод. Свобода в трактовке Гизо подразумевает только политические гарантии от государственного произвола. Поэтому в данном вопросе можно полностью согласиться с французским исследователем либерализма Л. Жома, согласно которому концепцию индивидуальных прав и свобод, ответственности граждан и государственных служащих развил Бенжамен Констан, но эти проблемы оказались «за рамками творчества Гизо»[399]399
  Ibid. P. 39–40.


[Закрыть]. Однако для человека эпохи Реставрации в этом не было ничего необыкновенного. Четыре основополагающие права индивида – свобода, собственность, безопасность и сопротивление тирании – были зафиксированы в «Декларации прав человека и гражданина» 1789 года, и, надо полагать, французские либералы первой половины XIX века под свободами подразумевали эти четыре позиции.

Примечательно, что перечень свобод Тьер сформулирует только в годы Второй империи во Франции, когда 11 января 1864 года он произнесет свою знаменитую речь о пяти «необходимых свободах». Ими являлись свобода прессы, свобода суждений, свобода выборов, свобода национального представительства, право большинства на государственное управление[400]400
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. P., 1880. Vol. 9. P. 358.


[Закрыть]. Но, как справедливо отметил французский исследователь Пьер Розанваллон, «это свободы, которые гарантируют функционирование центральных институтов демократии, но не свободы, которые расширяют методы прямого действия индивидов»[401]401
  Rosanvallon P. Le modèle politique française. P., 2001. P. 223.


[Закрыть]. Таким образом, по вопросу о политических свободах леволиберальные «политические концепты» (например, Б. Констана) почти не оказали какого-либо значительного влияния на Тьера, в отличие от проблем государственно-политического устройства общества, где Тьер был ближе к теориям Констана.

Консервативная эволюция взглядов либерала Адольфа Тьера в первой половине 30-х годов XIX века, несомненно, проходила под воздействием внешних факторов – непрекращающихся волнений и бунтов во Франции. В этих ситуациях он всегда был «человеком порядка», то есть противником новых социальных и политических реформ, борцом за существующий общественный порядок. Подавление выступлений оппозиции служило для Тьера основным средством стабилизации политической ситуации и сохранения режима Июльской монархии, а также решения всех внутриполитических проблем в первой половине 30-х годов XIX века. Однако усиление репрессивного законодательства не избавило страну от волнений – крупное восстание произошло в Париже в 1839 году. Покушения на короля также продолжались в течение всего правления Луи-Филиппа[402]402
  Следует вспомнить покушение Алибо 25 июня 1836 года в период первого министерства Тьера, покушение Монье 27 декабря 1836 года в период министерства Моле – Гизо, покушение Дармэ 15 октября 1840 года в период второго министерства Тьера, покушения Леконта 16 апреля и Жозефа Анри 29 июля 1846 года при министерстве Сульта – Гизо.


[Закрыть].

22 февраля 1836 года Тьер впервые возглавил правительство, как оказалось ненадолго – всего на шесть месяцев. Чтобы стать премьер-министром, ему пришлось порвать с группировкой доктринеров, которые хотели вновь самостоятельно сформировать министерство. Поэтому левые либералы надеялись, что его приход станет началом реформ в государстве, поскольку разрыв с доктринерами должен был означать отказ от продолжения прежней внутренней политики, проводимой министерством доктринеров. «Был подходящий момент для Тьера, – писал О. Барро, – чтобы изменить систему, которой следовали до того времени, и пойти по пути либеральных реформ. Казалось, к этому его призвало общественное мнение. Почти всеобщие возгласы требовали амнистии участников апрельских восстаний как первого шага в этом направлении. Но либо из-за того, что он не был достаточно уверен в том, что обладает абсолютной поддержкой в парламенте, либо оттого, что его мысли не соответствовали такому повороту, Тьер, по крайней мере, в том, что касалось внутриполитического развития страны, едва ли отказался от старой политики»[403]403
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 294.


[Закрыть].

По мнению оппозиционной прессы, основными вопросами внутренней политики в 1836 году были следующие: будет ли и дальше правительство придерживаться репрессивных «сентябрьских законов» о прессе? Состоится ли политическая амнистия для осужденных за участие в апрельских восстаниях? Наконец, будет ли проведена избирательная реформа и расширен состав избирателей?

Тьер в период своего первого министерства в 1836 году не располагал ни конкретной программой действий, ни стабильным парламентским большинством. Надо отметить, что в 1836 году ни одна из политических группировок не располагала большинством в палате депутатов.

Правый фланг либералов в парламенте был представлен доктринерами, главой которых был Франсуа Гизо. Доктринеры – достаточно размытое понятие, поскольку определенное количество тех политиков, которых относили к этому течению, не признавали себя таковыми. Это название скорее указывает на консервативную фракцию сторонников режима Июльской монархии. Эта очень влиятельная политическая группировка насчитывала 100 депутатов из 459 парламентариев.

На левом фланге выделялась Левая династическая с ее лидером Одилоном Барро, насчитывавшая в 1836 году 70 депутатов. Однако в 1836 году никто не верил, что депутаты от Левой династической смогут в скором времени войти в состав правительства. Некоторые политические наблюдатели тем не менее предполагали, что эта группировка может стать опорой для Тьера, когда тому понадобится заручиться поддержкой парламентского большинства.

В центре находилась «третья партия», лидерами которой были Андрэ Дюпэн и Ипполит Пасси. Эта партия определяла себя прежде всего как врага политики доктринеров – на это указывает, в частности, газета «Тан»: «Впрочем, не надо этого скрывать, самая большая заслуга министерства, которого все ожидают, – это то, что оно безвозвратно избавит нас от людей и пагубных тенденций доктринеров, и что тем самым истинный либерализм рано или поздно получит шанс управлять делами страны…»[404]404
  Le Temps, 19.II.1836.


[Закрыть]. Вместе с тем «третья партия» отказывалась от большинства реформ, предлагаемых Левой династической. Партия располагала почти 120 депутатами и была разделена на две фракции. Группировка, руководителем которой был депутат от департамента Гар Тест, была близка к Левой династической и была известна как «собрание на улице Шуазёль»[405]405
  Le Charivari, 9.III.1836.


[Закрыть]. Она насчитывала около 70 депутатов. Другая фракция, руководимая Ипполитом Пасси и Огюстом Ипполитом Ганнероном (фамилия этого депутата послужила названием этой политической группировки, известной как «собрание Ганнерона»), была гораздо ближе к центру. Несмотря на то что депутаты от «третьей партии»

не могли самостоятельно сформировать парламентское большинство, за счет своего промежуточного положения она тогда имела очень большое значение. Доказательством тому служит тот факт, что все четверо – председатель палаты депутатов Андрэ Дюпэн и вице-председатели граф П.-Ж. Пеле де ля Лозер, И. Пасси и П. Созе – были членами «третьей партии».

К 1836 году Тьер был руководителем малочисленного «левого центра», в который входили менее 30 человек. К 1836 году довольно сложно идентифицировать «левый центр» как группировку с четкими политическими убеждениями, скорее можно говорить о небольшой группе депутатов, симпатизировавших ораторским талантам Тьера, который в тот год пытался лавировать между другими политическими группировками.

Создать широкое коалиционное правительство Тьер не смог – доктринеры во главе с Гизо отказались войти в правительство Тьера, поскольку хотели доказать Луи-Филиппу, что жизнеспособное министерство может существовать только с их участием и что отказ от формирования министерства доктринеров, просуществовавшего почти все пять лет с момента основания Июльской монархии (1831–1836), – серьезная ошибка французского короля. С другой стороны, «третья партия», согласившаяся войти в правительство Тьера, отказалась бы сосуществовать в одном министерстве с доктринерами или Левой династической.

Адольф Тьер определил свой внутриполитический курс как отказ от любых политических реформ. Так, он говорил: «Я не являюсь тем, кого называют реформатором. В целом у меня нет склонности к реформам. Я был бы реформатором пятьдесят лет назад, при старой французской монархии, которая, хотя и была цивилизована в плане нравов, но была варварской в смысле законов. Я был бы реформатором в старых европейских монархиях, где человеческие права не признаны и не уважаемы. Но в обществе, сотрясаемом революцией последние пятьдесят лет, где все законы были изменены, я не могу быть сторонником реформ. По моему убеждению, надо не создавать новые институты, а учиться, как использовать те, что уже существуют»[406]406
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 7. Р. 98.


[Закрыть]. Эти слова Тьера можно считать его политической программой, по крайней мере на первое десятилетие Июльской монархии. В 30-е годы XIX века он не считал необходимым проводить какие-либо политические реформы.

Другой причиной, по которой Тьер мог отказаться от идеи проведения политических реформ в стране, служило отсутствие прочной поддержки в парламенте. В правительстве Тьера боялись, что какое-нибудь решение может вызвать бурное негодование одной из фракций в палате депутатов. Возможно, поэтому в течение всей парламентской сессии (министерство Тьера просуществовало всего полгода, с февраля по сентябрь 1836 года) Адольф Тьер старался избегать обсуждения политических вопросов. Проведение политических реформ или открытый отказ от них мог спровоцировать правительственный кризис, ведь в таком случае Тьер лишился бы поддержки в парламенте.

Подводя итоги, можно сказать, что в целом внутренняя политика Тьера существенно не отличалась от внутренней политики, проводимой ранее доктринерами. Адольф Тьер не пошел на проведение амнистии политических заключенных и проведение избирательной реформы, не отказался от сентябрьских законов. Таким образом, он не удовлетворил ни одного требования, предъявляемого правительству леволиберальной оппозицией.

Тьер видел в Июльской монархии идеал государственного устройства. Как и остальные сторонники «партии сопротивления», он считал Июльскую революцию 1830 года финальной точкой в реформировании политической системы Франции, поэтому главным для него было укрепить и консолидировать Июльскую монархию внутри страны и усилить позиции Франции на европейском континенте. По мнению Тьера, для утверждения этого политического режима следовало подавить все формы внепарламентской оппозиции в стране (поскольку, по его твердому убеждению, ведение любых политических дискуссий допускалось только в парламенте и в прессе), а затем укрепить Июльскую монархию на международной арене. До 1836 года включительно Тьер активно боролся с внепарламентской оппозицией во Франции (много времени этой борьбе он был вынужден уделять и в период своего первого министерства в 1836 году). Вместе с тем политик считал, что с принятием «сентябрьских законов» было сделано все, чтобы утвердить Июльскую монархию. Этим можно объяснить тот факт, что после покушения Л. Алибо на французского короля в июне 1836 года Тьер не стал еще больше ужесточать законодательство в области прессы, как это было сделано сразу после покушения Фиески в 1835 году. Тьер был убежден, что сентябрьские законы стали вершиной «политики сопротивления», и, таким образом, было сделано все для борьбы с внепарламентской оппозицией, единственно мешавшей утверждению Июльской монархии. Такая позиция объясняет то, что с 1836 года и вплоть до Февральской революции 1848 года Тьер почти не выступал по внутриполитическим вопросам, отдавая приоритет внешнеполитической проблематике. В отсутствие четкой внутриполитической программы сделать ставку на успех во внешней политике – такова была задача политика. Поэтому с 1836 года все внимание Тьера было сфокусировано на месте Франции в Венской системе международных отношений, установленной в 1815 году на Венском конгрессе, и на попытке ее разрушения с целью добиться для Июльской монархии более высокого положения в новой системе.

Первое министерство Тьера в 1836 году и его пребывание на посту министра торговли и общественных работ позволяют до определенной степени охарактеризовать экономические воззрения Тьера. В период с 1 января 1833 года по начало апреля 1834 года, когда Тьер возглавлял министерство торговли и общественных работ, он завершил строительство крупных объектов, предпринятых предыдущими правительствами Франции. Среди них Триумфальная арка на площади Этуаль, церковь Мадлен, площадь Согласия, Пантеон, Школа изящных искусств, Коллеж де Франс, базилика Сен-Дени. Кроме того, он инициировал строительство новых монументов во французской столице, предложив потратить на их сооружение 100 миллионов франков в течение пяти лет. Не была забыта и французская провинция – там было построено множество каналов и грунтовых дорог. «Когда нет величия от войны, надо, по крайней мере, дать стране величие мира»[407]407
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 1. P. 124.


[Закрыть], – такова была установка Тьера в 1833 году. Крупные монументальные сооружения, напоминавшие французам о былых победах французского оружия, имели целью сплотить нацию вокруг Июльской монархии, должны были, по замыслу политика, придать величие Франции.

Однако Тьер до конца не понял, что строительство сети железных дорог, активно прокладывавшихся тем временем в Англии, Пруссии и Бельгии, могло придать Франции еще большее величие и обеспечить ей экономический прогресс в недалеком будущем. Но на создание чертежей возможных железнодорожных маршрутов правительство Тьера выделило очень незначительную сумму – 580 000 франков. Эта сумма была даже меньшей, чем стоимость строительства колонны Бастилии (700 000 франков) или реконструкции Коллеж де Франс (650 000 франков)[408]408
  Valance G. Thiers: bourgeois et révolutionnaire. P. 135.


[Закрыть].

Адольф Тьер как глава Министерства общественных работ не считал, что железные дороги – изобретение столетия. Это отмечал и его друг Шарль де Ремюза: «Сторонники консервативной политики (politique de conservation) сопротивлялись всякому изменению, любой инновации, даже в сферах, которые не относились к политике. Например, Тьер всякий раз отмечал бесполезность и абсурдность железных дорог»[409]409
  Rémusat de Ch. Mémoires de ma vie. Vol. 3. P. 151.


[Закрыть]. Стоит отметить, что Ш. де Ремюза называл Тьера проводником консервативной политики, иными словами характеризовал Тьера как «консерватора» не только в политической сфере, но и экономической.

В то же время в речи от 21 апреля 1836 года Тьер обратил внимание парламентариев на появление паровых двигателей: «Отрицать, что для будущего человечества это будет огромным открытием и станет рядом с самыми великими открытиями, означает отрицать очевидное. Неоспоримо, что в будущем железные дороги будут активно развиваться»[410]410
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 3. P. 336.


[Закрыть]. Но Тьер добавил, что будет лучше отложить подобные проекты на неопределенное будущее. Он также настаивал, что строительство железных дорог – очень рискованное и опасное предприятие, грозящее множеством несчастных случаев: «Что касается настоящего времени, то невозможно подсчитать те сложности, с которыми придется столкнуться»[411]411
  Ibidem.


[Закрыть].

Путешествие в Великобританию, предпринятое в сентябре 1833 года для ознакомления с железнодорожным сообщением в этой стране, не переубедило Тьера. Как вспоминал Ш. де Ремюза, «любое новшество ему (Тьеру. – Примеч. И.И.) не нравилось, и в течение длительного времени он не мог принять ничего из того, что не признавала имперская администрация (администрация Наполеона I), начиная от плунжерных ружей (fusil à piston) и заканчивая паровыми двигателями. Он возвратился из Англии, говоря, что железные дороги были всего лишь явлением моды, игрушкой…»[412]412
  Rémusat de Ch. Mémoires de ma vie. Vol. 3. P. 214.


[Закрыть]. Можно согласиться с этими словами – в экономическом и техническом плане Тьер не был «человеком прогресса».

Другой чертой экономических воззрений Тьера являлся протекционизм. Он был убежден, что французская промышленность и сельское хозяйство не выдержат, если открыть французские границы для зарубежных товаров. Поэтому он назвал «смертельной опасностью» законопроект, который был внесен на рассмотрение парламента предыдущим министерством В. де Бройля. Автором этого законопроекта был прежний министр торговли доктринер Шарль Дюшатель, предложивший отменить ограничения для свободного ввоза товаров во Францию. Он был сторонником свободной торговли, равно как и сменивший его в Кабинете Тьера министр торговли, член «третьей партии» И. Пасси. Некоторые депутаты, наоборот, хотели повышения существовавших таможенных пошлин, чтобы таким образом обезопасить Францию от английских и бельгийских товаров. Но специально созданная по этому вопросу парламентская комиссия высказалась за законопроект Дюшателя. Левая пресса, включая леволиберальную прессу, поддержала этот проект и выступила против протекционизма. Напротив, доктринеры и легитимисты поддержали существование таможенных тарифов, они выступили против законопроекта Дюшателя и в пользу протекционизма.

Весной 1836 года Адольф Тьер пять раз в течение одного месяца поднимался на трибуну зала заседаний палаты депутатов, чтобы убедить депутатов не сокращать таможенные сборы с зарубежных товаров, поступавших на французские рынки. Его протекционистские взгляды отчетливо проявились в речи от 3 мая 1836 года: «Все отрасли французской промышленности имеют прекрасное будущее, но они нуждаются в протекционизме, защите от опасной конкуренции стран, в которых климатические условия более благоприятные, чем у нас, или лучше поставлено производство. Таким образом, вы не захотите на равных сражаться с испанскими или португальскими винами, зерновыми из Одессы, с металлами и хлопком из Англии»[413]413
  Thiers A. Discours parlementaires de m. Thiers. Vol. 3. P. 358.


[Закрыть].

В одном из своих выступлений Тьер даже сравнил «систему таможенных сборов, протекционистскую систему» с «системой сопротивления в политике». Это следует понимать в том смысле, что политика «партии сопротивления», которую он на тот момент продолжал проводить, означала протекционизм в экономике.

В личном письме к генералу Франсуа Себастиани Тьер писал: «Я намеренно и только по одному вопросу не разделяю английских интересов, в вопросе промышленности, и я полагаю, что это как раз то, что мне в большей степени удалось. Поверьте, что если бы мы уступили в этом отношении схоластическим увлечениям господ промышленных идеологов (имеются в виду адепты экономического либерализма, выступавшие за свободу торговли. – Примеч. И.И.), то Франция сегодня ненавидела бы союз, и все говорили бы как господин де Фиц-Джеймс (один из лидеров легитимистов в палате депутатов, неистово критиковавший союз с Англией. – Примеч. И.И.)…»[414]414
  BNF. Papiers de Thiers. NAF. № 20063. Fol. 209. Lettre de Thiers à Sebastiani de 6 juin 1836.


[Закрыть]. Это письмо наглядно объясняет, почему Тьер выступал в поддержку протекционизма – он хорошо понимал опасность введения свободной торговли для экономики Франции и, как следствие, для стабильности всего политического режима в этой стране.