Текст книги "Петербургский сыск. 1874—1883"

– Чем же госпожа Язвицкая приворожила молодого человека?

– Эльжбета Вацлавна необычайно высокого роста, слегка худощавая, но она не портила госпожу Язвицкую, а наоборот дающая неповторимый шарм, всегда элегантно одетая, с изумительными по красоте украшениями, с благородными чертами лица и сверкавшими огоньками, невероятно живыми глазами, всегда смеющаяся, кокетливая, находчивая в словах и разговорчивая даже в тяжелые минуты. Мне ее не описать, ибо по праву являлась первой красавицей нашего края.

Она поражала мужчин влюбленностью, словно неисцелимой болезнью.

– Невероятно, – Михаил был удивлен, – а в нынешнее время, где она проживает?

– Увы, это мне неизвестно. Она покинула наш город с года два тому и с тех пор здесь не появлялась.

– Была причина?

– Да, одно загадочное обстоятельство вынудило госпожу Язвицкую ретироваться из Варшавы прочь.

– В чем же оно выказалось?

– Эльжбета Вацлавна затеяла бракоразводное дело, но муж был против, тем более, что остался без средств, а наша Клеопатра пользовалась данной ей Богом сметливостью и красотой, обеспечивая себя деньгами, крохи перепадали мужу, но и им он был рад. Поверенным в делах госпожи Язвицкой стал некий Поляков Еремей Федорович из Москвы, имевший обширную клиентуру по России. Так вот до процесса в суде дело не дошло, господина Язвицкого нашли дома с разбитой тяжелым подсвечником головой.

– А Язвицкая?

– Она в это время была в Вольмаре Лифляндской губернии.

– Преступник так и не был найден?

– Совершенно верно, но мы выяснили, что младшего брата убитого видели в час, предшествующий драме у дома господина Язвицкого.

– И?

– Вот именно, что «и». младший брат покончил с собой, говорили, что этот восемнадцатилетний юноша состоял в любовной связи с нашей дамой, так что и здесь не обошлось без участия Эльжбеты, но слова они и остаются словами. Не было найдено ни одной улики, ни одного клочка бумаги, ни одного свидетельства об этих отношениях. Жена цезаря вновь осталась вне подозрений.

– Клубочек, – улыбнулся Жуков.

– Я бы сказал змеиный клубочек, а госпожа гидра вне досягаемости. И это еще не все. Добропорядочный поверенный Поляков, имевший в Москве большую семью, неожиданно бросает свою практику и со ста тысячами доверенных ему рублей скрывается в неизвестной стороне. Было это года полтора тому. Поговаривали, что видели его в обществе все той же Эльжбеты Вацлавны. Так—то, Михаил Силантич, не только у вас в столице страсти кипят, но и у нас, грешных провинциалов.

– Послушать вас, Андрей Иваныч, так она не женщина, а чудовище с жестоким сердцем и милой улыбкой на ласковых устах, преступница в облике неописуемой красавицы.

– Вы нашли правильные слова для описания госпожи Язвицкой. Жестокое сердце и милая красавица. Точнее сказать невозможно.

– Я смогу прочесть документы по тем делам, о которых Вы упоминали?

– Да, я приставлен к вам, оказывать посильную помощь, поэтому не вижу излишних помех к ознакомлению с тем немногим, что удалось собрать.

– Жаль, что Ивана Дмитрича нет.

– Наслышан, наслышан, вести к нам доходят хоть с опозданием, но уважение питаем к господину Путилину. Как мне известно, Вы, Михаил, – поручик испытующе посмотрел на Жукова, как он отнесется к обращению без отчества, но тот даже не повел бровью, – правая рука глубокоувжаемого начальника сыскной полиции столицы.

– Совершенно верно, Андрей, – также не уделяя особого внимания отчеству, произнёс Михаил, принимая игру поручика.

– Сработаемся, – рассмеялся офицер и стукнул Жукова по плечу, – приглашаю вечером на товарищеский ужин.

– Я не против Вашего предложения.

– Не знаю, как у Вас в столице, но у нас нравы проще.

– Особенно такая женщина, как госпожа Язвицкая, с простым и открытым характером.

– Не в бровь, а прямо в глаз.

– Мы тоже в столице не лыком шиты.

– Уел, – рассмеялся Мышевецкий открытым заливистым смехом.– Как я понимаю, первейшая необходимость углубиться в собранные документы?

– Так точно.

– В сыскное, – он наклонился вперед и похлопал по плечу возницу.

До позднего вечера Михаил корпел над бумагами, иногда обращаясь к поручику за некоторыми пояснениями. В конце концов, когда написанные синими чернилами строчки начали сливаться в единую вязь, Жуков произнёс:

– На сегодня достаточно.

– Мне показалось, – улыбался Язвицкий, – что до утра мы не покинем нашего архивариуса.

– Приучил меня Иван Дмитрич доводить дело до конца, в иных делах каждая мелочь на вес золота.

– Похвальная черта.

– На том и стоит петербургский сыск.

Иван Дмитриевич в тот же час читал первую телеграмму из Харькова, в которой говорилось, что слуга покойного Иван, пятидесяти трех лет от роду, взят в услужение, будучи крепостным, но так и остался при младшем Ильине. Был скорее наперсником, ем слугою и повсюду сопровождал хозяина, а недели тому одолела его хворь, едва не отдал Богу душу, но, Слава Господу, обошлось, но с постели так и не поднялся. А отчего Василий Иосифович решил срочно посетить столицу, никто объяснить не может. Да, во время болезненного приступа Ивана в имении гостили Эльжбета Вацлавна Язвицкая и племянник убитого Константин Евграфович Иванов. Ссор или иных недоразумений между ними не было. Господин Ильин был в прекрасном расположении духа, окружил нежною заботою гостью. За день до отъезда хозяина имение покинул Иванов в раздраженном состоянии. Господин Ильин уехал вместе с гостившей Язвицкой.

– Константин Евграфович, – Путилин вновь вызвал к себе на беседу убийцу, – зачем Вы сказали, что не знакомы с госпожой Язвицкой?

– Я, господин полицейский, такого не говорил, ибо вы меня не спрашивали о вышеназванной даме.

– Хорошо, тогда устраним мой промах. Вы знакомы с госпожой Язвицкой?

– Видел несколько раз, но не был представлен.

– Как же так, Константин Евграфович, – чуть ли не с обидой в голосе произнёс Путилин, – Вы до отъезда в Петербург гостили у дядюшки?

– Гостил.

– Если мне не изменяет память, то почти что месяц?

– Да.

– Но в тоже время там находилась Эльжбета Вацлавна.

Иванов потупил глаза.

– Я не думаю, что Вас скрывали друг от друга.

На щеках молодого человека заиграли желваки.

– Да, мы знакомы, – процедил сквозь зубы Константин.

– Тогда скажите, чем было вызвано Ваше раздражение, когда Вы покидали имение.

После минутной паузы Иванов произнёс.

– Он отказал мне в незначительной сумме, предназначенной для продолжения моего обучения в Университете.

– Я не понимаю Вашего родственника, ведь это он оплатил весь курс обучения год тому.

Молодой человек уставился на руки с грязными полосками на ногтях.

– Чем же на самом деле было в час отъезда вызвано Ваше раздражение?

– Какое Вам, господин как Вас там, до моего душевного состояния. Я убил! Я! Неужели мало моего признания, неужели мало того, что видели и в гостинице перед несчастным случаем, неужели мало, что нашли в моем кармане пистолет, неужели мало свидетельства и извозчика, везшего меня на съемную квартиру. Что Вам надо? Что?

– Вы уезжали из имения в таком же раздражении? – спокойным тоном спросил Иван Дмитриевич.

– Что? – Константин обескураженным взглядом смотрел на невозмутимое лицо начальника сыскной полиции.

– Я говорю, Вы покинули имение в раздражении. Оно было вызвано согласием Эльжбеты Вацлавны на предложение Ильина стать его женой?

– Допустим, – вновь процедил сквозь зубы молодой человек.

– Вы влюблены в госпожу Язвицкую?

– Какое Вам дело до моих чувств?

– Я, господин Иванов, – серьезным тоном произнёс Иван Дмитриевич, – поставлен на страже закона, чтобы отыскивать истину и видеть среди множества тропинок ту, что ведет меня к открытию правды.

– Хорошо, я был зол на него за то, что он отказал мне в средствах в оскорбительных для меня словах.

– Свидетели Вашего проживания в имении утверждают обратное, Вы с господином Ильиным расстались в дружеским отношениях, тем более, те же свидетели утверждают, что Василий Иосифович заявил, – Путилин сделал вид, что заглядывает в бумагу, – вот. «Хороший вырос наследник». Это противоречит вашим словам.

– Так и сказал.

– Я же вам прочел, могу повторить.

– Не надо, – новая мысль мелькнула в голове молодого человека, – считайте, господин полицейский, что я решил не дожидаться его смерти, а решил ее ускорить.

– Тогда вы опоздали, господин Ильин за несколько дней до трагической кончины переписал духовную и знаете, кто там назван наследником всего капитала?

– Я?

– К сожалению нет,

– Тогда кто же?

– Нет догадок?

– Я – не гадалка, чтобы раскладывать карты.

– Ваша знакомая Эльжбета Вацлавна Язвицкая.

– Не может быть! – Константин прикрыл рукою нижнюю часть лица, только глаза выдавали безумное удивление.

– Я говорю истинную правду.

– Пусть меня препроводят, я должен подумать.

– Пока Вы обдумываете свое положение, то не забывайте, что может свершиться новое злодеяние.

– Господин… э, – на губах молодого человека появилась вымученная улыбка.

– Путилин, можно просто Иван Дмитриевич, – подсказал начальник сыскной полиции.

– Иван Дмитрич, от того, что я буду думать, мир не перевернется и как были в нем преступления, так и останутся. Я недавно задумался, что же произойдет, если меня вдруг не станет. Представьте ничего, солнце как всходило с востока, так от туда и будет начинать путь, как приходила весна после мягкой ли, лютой ли зимы, так и придет. Не будет моего бренного тела, да наверное и мыслей.

– Михаил, с утра продолжишь изысканья, а ныне ваше время в моем распоряжении, ибо гостей у нас принято привечать. В близи Рыночной площади есть прекрасное заведение с чудесной кухней и не менее прелестными французскими винами.

Следующим утром Жуков ни свет, ни заря сидел за столом и перелистывал бумаги, продолжая, как и вчерашним днем, записывать что—то в свою неизменную книжицу, носимую в кармане пиджака.

Рядом сидел невыспавшийся поручик с красными глазами, иногда с удивлением взиравший на петербургского гостя, усердно просматривающего бумаги и делающего ко всему прочему записи твердой рукой. Мышевецкий, закрывая рукой рот, позевывал и ждал, когда же закончится навалившаяся на него мука.

После полудня Михаил с усталой улыбкой взглянул на пробудившегося от дремы полицейского.

– Моя миссия закончена.

Поручик потянулся.

– Я не прочь отобедать, – произнёс он, обращаясь к Жукову.

– Выражаю взаимное согласие, тем более паровоз отбывает вечером.

Попрощались на дебаркадере, Михаил пригласил поручика в столицу.

– Если представиться случай посетить Северную Венецию, милости просим, Андрей. Буду рад видеть и ответить нашим гостеприимством.

Заскрипели колеса и с натужным усердием, обдавая провожающих белыми облаками пара, паровоз поначалу тронулся с места медленной поступью, превращая ее в проворный бег.

Вновь, как и несколько дней тому, помощник Путилина сидел у окна, упираясь лбом в стекло, и смотрел, как за ним остаются люди, дома, поля, деревья. На душе зрели приятные надежды от не зря потраченного в Варшавском архиве сыскной полиции времени.

За время пути Михаил извелся от ожидания, а паровоз нарочито медленно тянул вагоны на север, словно чувствовал нетерпение одного из пассажиров, в голове которого было тесно мыслям о происшедшем преступлении.

В вечер отъезда Михаила из Варшавы Иван Дмитриевич получил вторую телеграмму из канцелярии полицмейстера Харьковской губернии. Там со всей тщательностью отнеслись к запросу из столицы. Выяснили, что слуга покойного Иван был отравлен и накануне вечером скончался, как указал врач после вскрытия. Госпожа Язвицкая неоднократно пребывала гостьей Василия Иосифовича, и в каждый ее приезд навещал дядюшку Константин Иванов то ли по случайности, то ли по умыслу. Более того покойный последнее время часто разъезжал не только по России, но и по европейским странам в сопровождении невесты, как везде он представлял Эльжбету Вацлавну.

Путилин хотел вызвать в кабинет Иванова, но потом передумал, ожидая приезда помощника с новостями.

Попросил принести стакан горячего чаю и просто, отвлекшись от тревожащих по делу мыслей, маленькими глотками кушал горячий обжигающий напиток.

Все в деле напоказ, словно кто—то в театре ставил интересную пиесу, имея определенную уверенность, что актеры со всей добросовестностью исполнят свои роли, не взирая на отношение и придирки к ним почтеннейшей публики, пришедшей на представление.

Следующим днем Путилин был вызван к обер—полицмейстеру для еженедельного доклада. Как ни странно, но первый полицейский чиновник столицы принял Ивана Дмитриевича с доброжелательностью сразу же по приезду. Вопросов было немного, так как за неделю ничего исключительного не случилось, не считая происшествия в гостинице, но по расторопности начальника сыскной полиции, как считал обер—полицмейстер, убийца задержан в тот же день, как говорится по горячим следам. Но настроение Путилина от похвалы не улучшилось, его тревожило нынешнее дело, раскрытое, как считало вышестоящее начальство, с большим успехом.

Убийца в холодной, оружие найдено при нем, улики налицо, но что—то неуловимое не дает покоя. Хорошее отношение дядюшки не повод для убийства родным племянником. Не обошлось в деле без женских обольстительных чар. Может действительно банальная ревность? И страдающий от любви Ромео, терзаемый душевными муками, помешался рассудком и в порыве безумия устранил соперника? Избирательное безумие: купил пистолет, срезал с одежды метки, приобрел поддельный паспорт и поселился… Да, Иван Дмитриевич стукнул ладонью себе по лбу.

«Как же я?»

Не доезжая до Офицерской, Путилин приказал извозчику повернуть к доходному дому Туляковых, на Свечной.

– Да, господин Путилин, квартира для господина Герца Ганса Францевича абонирована неким Петровым, записано мещанином, в апреле месяце сроком на год. Деньги внес Петров сразу же.

– Как выглядел этот господин?

– Высокий, с маленькой бородкой и шляпе, надвинутой почти на глаза. Вот я и запомнил по шляпе.

– Он приезжал к постояльцу Вашему?

– Никак нет, господин Герц въехал утром 12 числа сего месяца.

– У него никто не был?

– Уже вечереть начало, когда к нему дама изволили прибыть, но пробыла недолго, через час уехала.

– Чем запомнилась дама?

– Только темным платьем и вуалькой, что закрывала лицо и очень мелодичным голосом с заметным своеобразным выговором, свойственным говорящему на чужом языке.

– На чужом языке?

– Да, словно иностранка, то ли немка, то ли полька. Вроде бы правильно выговаривает слова, но выдает, однако, иноземный выговор.

– Понятно.

– Тот Петров, что внес плату, предъявлял паспорт?

– Как ведется, мы закон не нарушаем. Вот, – управляющий доходным домом пальцем вел по строкам амбарной тетради, – да, вот, – он отыскал искомое, – Петров Илья Петрович, мещанин, уроженец Шлиссельбургского уезда, проживающий в доме Прилукова в Петергофе.

– Что ж хорошо, – растягивая слова, произнёс Иван Дмитриевич.

– Господин Путилин, – управляющий, превозмогая любопытство, спросил, – скажите, Герц – убийца? – И тут же поспешно добавил.– Люди, сами знаете, много сплетничают, им хлеба не надо, лишь бы посудачить.

– Истинная правда, – сказал Иван Дмитриевич, скрывать было нечего, в завтрашней газете должна появиться статья об убийстве в гостинице и там будут названы участники драмы, хотя и первыми буквами фамилий, но узнаваемы, поэтому Путилин не выдавал сыскных тайн.

Первым делом Михаил вскочил в пролетку и, понукая не лошадь, а оторопевшего извозчика, велел, как можно быстрее, ехать на Офицерскую. Несмотря на поздний час, он был уверен, что Путилин работает с бумагами или допрашивает очередного преступника в своем кабинете. Так и случилось. Дежурный чиновник сказал, что начальник сыскной полиции сидит в одиночестве и только что ему отнесен стакан чаю.

В кои веки Миша постучал и, не дождавшись приглашения, открыл дверь. Чеканя шаг, промаршировал к столу и, выпятив грудь вперед, проговорил:

– Господин Путилин, помощник начальника сыскной полиции Жуков прибыл из поездки по служебному поручению.

– Садись, – кивнул головою Иван Дмитриевич, понимая, что Миша прибыл с хорошими вестями, если позволяет себе несвойственное ему балагурство. – Не томи и не испытывай мое доброе отношение, открывай свою книжицу, я слушаю.

Миша без спешки достал из кармана заветную книжицу, но нетерпение выдавали подрагивающие пальцы рук. Он тяжело вздохнул и, отбросив прочь якобы надменное поведение, начал отчет с варшавских слухов, некоторые подкреплял действительными событиями и они переходили в разряд достоверных фактов.

– Так, – повторял одно и то же слово Иван Дмитриевич, иногда прерывая Михаила, потом махнув рукой, дополнял, – далее.

– Наверное, – пожал плечами Жуков, – я все рассказал.

– Следовательно, наша первая красавица славной столицы Польского царства на самом деле не ангел с белоснежными крыльями, а исчадие ада, присланное на землю.

– Что—то в Ваших словах, Иван Дмитрич, есть.

– Не есть, а сущая правда. Не будет человек, задумав убийство, ехать ради этого в чужой город, за тысячу верст, срезать метки, выдавая себя за другого, разъезжая с чужим, притом поддельным паспортом. Ко всему прочему селиться в квартиру, абонированную подставным лицом почти, что за полгода до самого убийства. В деле необходимо помыслить. Запроси московскую сыскную полицию о Полякове, его портрете, привычках. Что могло произойти? Почему он бросил все и сбежал с деньгами клиентов, которые ему доверяли? Надо проверить Петрова Илью Петровича, проживающего в доме Прилукова в Петергофе. Хотя я уверен, что такого господина там нет, и я думаю, стоит проверить в адресной экспедиции: бывал ли он в Петербурге, а если бывал то, где останавливался ранее и затем адреса госпожи Язвицкой. Не дают мне покоя поставленные вопросы.

– Задачи на завтрашний, то бишь сегодняшний день поставлены, – Миша час от часу зевал, прикрывая рот рукою, а глаза с покрасневшими белками выдавали крайнюю степень усталости.

– Все, Миша, – Путилин стукнул ладонями по поверхности стола, – ступай домой. Тебе необходимо отдохнуть с дороги. Завтра два агента в твоем полном распоряжении, а часа через три пополудни жду с новым докладом. Теперь ступай. Все, иди, я тебя не держу. Ступай, ступай.

Иван Дмитриевич не был обескуражен сведениями, привезенными из Варшавы, ибо ожидал подобного развития событий. Действительность напоминала балаган, в котором из—за занавеси выпрыгивает некая кукла, подталкиваемая стоящими за плотной холстиной незнакомыми персонажами или персонажем, скрывающим до поры времени свое лицо.

Утром один из агентов был отправлен в Петергоф для поверки – проживает ли некий Петров Илья Петрович в доме господина Прилукова или нет, если да, то, как давно. Сотрудник сыскной полиции получил строгие инструкции от Жукова, что собирать сведения нужно тайно, не вызывая излишнего любопытства окружающих и не давая повода для подозрения в отношении указанных личностей. Паровоз, тащивший за собою маленький состав из пяти разноцветных вагонов, ходил дважды в день– утром и вечером. Посланный в уездный город агент едва успел вскочить в тамбур последнего вагона набиравшего скорость паровоза.

Почти все тридцать верст агент простоял в тамбуре, поначалу приводя дыхание в нормальное состояние, а потом просто смотрел в стекло на двери, составляя план на сегодняшнее утро.

С вокзала отправился в полицейскую часть, чтобы узнать, где находится дом господина Прилукова, который так любезно предоставил комнату в распоряжение разыскиваемого Петрова.

После произведенных тайных розысков агент воротился на вокзал. Целый час он просидел в удобном кресле. Местный паровоз с одним вагоном, прозванный за тихий гудок «кукушкой», привез на вокзал дачников, которые в ожидании прибытия более комфортного поезда, прохаживались по дебаркадеру. В шестом часу пополудни агент, наконец, занял место у окна.

Сперва раздался длинный протяжный гудок, лязгнули колеса и паровоз, набирая скорость, помчался к столице.

В сопровождении второго агента Миша отправился на Садовую улицу в адресную экспедицию, где помогали давние знакомства в быстром получении сведений об интересующих сыскную людях и в следствие таких посещений заветная книжица пополнилась новыми записями.

Выйдя из серого трехэтажного здания с высокой башней на углу, Михаил в задумчивости остановился, посмотрел на Спасскую полицейскую часть. Ехать ли к Ивану Дмитриевичу, либо самому навестить дома по указанным в экспедиции адресам, которых оказалось всего два.

– Вот что, голубчик, – почти снисходительным тоном произнёс Жуков, – ступай к Ивану Дмитричу, передай эту записку, а на словах, что я поехал по указанному первым адресу.

– Прикажите выполнять?

– Изволь.

Сам же Жуков взял пролетку.

– На Свечной, – устраиваясь поудобнее, сказал он.

Извозчик, хоть и был молодой, но правил лошадью умело.

– Приехали, господин хороший, повернулся извозчик к Михаилу.

– Добро.

Жуков осмотрелся и хотел пройти в дом, построенный несколько лет назад академиком Генике, но потом передумал и пошел в ближайший околоток, в обязанности служащих которого входил надзор за заинтересовавшим его домом.

– Помощник начальника сыскной полиции Жуков, – отрекомендовался сидящему за столом грузному полицейскому с густыми усами на лице. Тот браво вскочил и представился по форме.

– Чем могу быть полезен?

– Меня интересуют проживающие в доме на углу Свечного и Ямской.

– Какой? Господ Туляковых или Овсовых?

– Овсовых.

– О это вполне добропорядочное заведение, в котором проживает вполне почтеннейшая публика. Так что, господин Жуков, давайте без секретов, скажите, кто Вас интересует в этом доме?

– Некто Петров Илья Петрович.

– Так, – околоточный нахмурил лоб, словно силился вспомнить важное о спрашиваемом. – Да, есть такой Илья Петрович Петров, мещанин, уроженец Шлиссельбургского уезда, с апреля месяца проживающий в вышеуказанном доме на втором этаже.

– Что Вы можете о нем поведать?

– Ничего плохого сказать не могу. Тихий, вином не балуется. Все, как мышка скользнет к себе и носа не кажет. Озорства по женской части не бывало, хозяин в этом вопросе строг и, если озорничает кто, так он от квартиры отказывает. Правда, несколько раз приходила высокая дама с вуалью на шляпке, но больше часа– двух в квартире не бывала.

– А в последний раз?

– 12 числа, я, как раз в ту пору к хозяину по делу шел и видел, как она с коляски сходила.

– А отчего дама к Петрову шла, может к другим постояльцам?

– Нет, я ее еще в прошлый раз приметил.

– Чем же?

– Истинную красоту никакая вуаль не спрячет.

– Верно.

– Так как выглядел Петров?

– Высок ростом, эдак два аршина с десятью вершками. Лицо худощавое, удлиненное с маленькой бородкой клинышком. Иной раз в пенсне видел, а так без него. Глаза при встрече то ли прятал, то ли мне так казалось. Я проверял его, даже в Петергофе, где он ранее проживал, справлялся о личности Петрова, так оттуда только хорошее о нем отписали.

– Понятно, а теперь, где господин Петров?

– Не имею возможности знать, хотя кое—какие меры принимал, знаю точно, что 13 числа, в вечор, как уехал на коляске, так до сих пор не появлялся.

– Я могу осмотреть квартиру Петрова?

– Господин Жуков, без ордера товарища прокурора никак невозможно.

– А если с хозяином, – подмигнул Миша околоточному.

– Не положено по закону, – но потом хитро добавил, – но ежели только осмотреть, не привлекая внимания остальных жильцов.

– Только осмотреть.

– Тогда извольте, – околоточный поднялся из—за стола, надевая на седую голову форменную фуражку.– Какие есть подозрения в отношении этого господина?

– Выдает себя за другого и живет по поддельному паспорту.

– Как же так? – удивление читалось на лице полицейского.– Я ж запрашивал уездных о Петрове?

Михаил развел руками, мол, ошибки бывают в любой работе, не только у нас, грешных, стоящих на страже законов.

Квартира состояла из двух комнат: спальни с разобранной кроватью, смятыми на ней простынями, разбросанными вещами и гостиной со стоящей на столе пустой бутылкой вина, открытой изящной коробкой конфет марки «Мирабелла». В стороне на подносе лежали несколько писем и телеграмм. Михаил посмотрел на полицейского, тот только покачал головой, брать нельзя, господин Жуков, нельзя, Вы же сказали только осмотр. Помощник Путилина пожал плечами, хорошо, я слово привык держать, только загляну в них.

Содержание было странным, говорилось о горячих и холодных блюдах, словно друг другу отсылали рецепты диковинных блюд,

В шкапе стоял чемодан, в котором находилась маленькая химическая лаборатория с колбами, реактивами, два кинжала и пистолет с десятком патронов.

У Миши похолодело в груди, когда входная дверь в квартиру распахнулась. Если прибыл хозяин, то жалоб в прокурорский надзор не избежать, а вслед за этим… не хотелось думать, но раздались тяжелые шаги и в гостиную вошел собственной персоной начальник сыскной полиции, лицо которого высказывало крайнюю степень раздражения по отношению к присутствующим.

– Михаил, – произнёс вошедший Путилин, – я жду объяснений.

Помощник молчал, околоточный вообще стал, словно бы меньше ростом, и продвигался бочком к выходу.

– Михаил, что происходит? Что за самоуправство? Почему ты в чужой квартире?

В возникшей тишине были слышны крики торговцев и стук подков по мостовой.

– К Вам я тоже обращаюсь, – Иван Дмитриевич повернулся к застывшему полицейскому и немигающим взглядом буравил околоточного, который покраснел, как вареный рак. Выдержал минутную паузу и уже более спокойным тоном, вытирая ладонью лицо, произнёс. – Я попрошу Вас пригласить понятых, – и перехватил изумленный взгляд помощника, – да, я успел заехать к товарищу прокурора и взять письменное предписание на проведение обыска.

Околоточный призраком исчез за дверью.

Путилин подошел вплотную к Жукову.

– Ежели вновь с твоей стороны будет промашка, не обессудь, накажу, как подобает строгому начальнику, – каждое слово звучало забиваемым в доску гвоздем.

– Иван Дмитрич, – оправдывался Жуков, – я ж для пользы дела.

Путилин поднял руку и помощник умолк.

– Что накопал?

– Я ничего не трогал…

– Ой ли!

– Заглянул в те письма, что лежат на шкапе, и в чемодан, что внутри.

– Хорошо, – в прихожей послышались шаги, приближающихся людей, и у двери показался околоточный, из—за его спины выглядывали встревоженные лица.

– Вот, Вашство, – сказал околоточный, не переводя дыхания, – понятые.

– Позови, – Иван Дмитриевич обратился к полицейскому, – моих агентов, они внизу.

– Они здесь.

– Теперь, – повернулся к помощнику, – приступай.

Сам же подошел к подносу, где собрал письма, телеграммы в одну пачку, и сел на стул, углубившись в чтение, но не упуская из виду агентов, чтобы те, не дай Бог, совершили непоправимые ошибки.

Кроме чемодана с химическими веществами и тех писем, что лежали на подносе, было обнаружено мужское белье с метками «П. Е. Ф.»

– Иван Дмитрич, Вы правы, – расхаживал, заложив руки за спину, Михаил, – стало быть, разыскиваемый за покражу денег московский поверенный Еремей Федорович Поляков и есть Петров, снявший в наем квартиры в доходных домах Тулякова и Овсова почти за полгода до свершившегося убийства.

– Да, это правда, – продолжил слова Михаила Путилин, – тем более агент доложил, что у Петрова, проживающего в Петергофе, года два назад был украден паспорт. Ты заметил, что из окна съемной Петровым квартиры видно, как на ладони, кто выходит из дома Тулякова.

– Честно говоря, упустил из виду, значит, он наблюдал за Константином, отслеживал, чтобы тот не передумал, и стало быть убийство задумывалось давно, а наш Иванов явился только орудием?

– Совершенно верно, был своеобразным пистолетом в руках преступника.

– Тогда с апреля велось приготовление для принесения господина Ильина в жертву?

– Увы, это так. Ты что забыл про те происшествия, о которых судачила вся Варшава?

– Это не забудешь, – Михаил присел за стол, взяв в руку чернильницу, – такие повествования, что в жилах кровь стынет. Неужели госпожа Язвицкая такова, как о ней рассказывают?

– Не знаю, не знаю, – забрал чернильницу, поставил на место, одарив помощника хмурым взглядов, – интересно повстречать.

– Но, Иван Дмитрич, против нее—то ничего нет.

– В этом ты прав. Связать Полякова– Петрова с Ивановым возможно, тот снял квартиру, кстати он появлялся в гостинице сразу же после убийства, я думаю, его сможет опознать управляющий. Притом за ним кража ста тысяч. Удивительно другое. Я интересовался личностью поверенного Полякова, так отзывы исключительные, юрист с большим знанием, по всей России клиенты, которых он мог выбирать сам. В средствах стеснен не был, жил на широкую ногу, содержал семью и троих детей, но после посещения Варшавы, словно помешался, стал не похож на себя, рассеянный, раздражительный. Забросил дела и с деньгами клиентов уехал снова неведомо куда, но мне кажется, на встречу с госпожой Язвицкой. Вот и вся недолга.

– Невероятно.

– Невероятнее жизни, только жизнь, дорогой Миша.

– Так каковы наши дальнейшие розыски?:

– Ты читал письма и телеграммы? – ответил Путилин вопросом на вопрос.

– Да.

– Весьма любопытные послания.

– А я не заметил. Какие—то рецепты горячих, холодных блюд, ничего интересного, – пожал плечами Жуков.

– Как же так, Миша! – Иван Дмитриевич пожурил помощника.– Как же так? Каюсь, я не сразу сообразил, что каждое из них несет в себе.

– И?

– Как письма подписаны? – подсказал Путилин.

– Буквой «Л».

– Ничего не говорит тебе сия буквица?

– «Л», но не Эльжбета же?

– Эльжбета, Лиза, так вероятно наш казанова прозывал даму сердца и неужели ты думаешь, что полюбовники обменивались в письмах рецептами? Так то, я долго ломал голову, но счастливый случай натолкнул меня на определенную мысль. Горячее напоминает огонь, вспышку….

– Выстрел, – перебил с придыханием обрадовавшийся Михаил.

– Совершенно верно, а холодное…

– Стало быть либо яд, вот и чемодан с химическими реактивами, либо кинжал из того же чемодана.

– Правильно, я отдал чемодан на исследование, не догадываешься, что там оказалось?

– Я думаю – яд?

– Приготовленный в дар дядюшке, видимо, как успокоительные капли, и скорее всего, после убийства они предназначались для его племянника.

– Терзаемый муками совести Иванов принимает ядовитое снадобье. И ниточка розыска привела к клубочку, который бы явился поводом для закрытия дела.

– Да.

– Но он может воспользоваться новым паспортом.

– Может, но не воспользуется, у него нет другого паспорта.

– Вы уверены?

– Он оставил след, абонировав квартиру Иванову и ту, из которой наблюдал, на одну и ту же фамилию, так?

– Так.

– Почему он не воспользовался разными? Да потому что нет второго документа. Ему волею случая достался петровский паспорт.

– Где же он был все это время?

– Скорее всего рядом с Варшавской Клеопатрой, как назвал ее поручик…