Текст книги "Свет истины"

Тем временем на палубе выстраивались морские пехотинцы. Все как полагалось по военной науке, где параграфы написаны не чернилами, а кровью.

Впереди – лучшие фехтовальщики с саблями и палашами, и маленькими фехтовальными щитами. На всех каски и кожаные с проволочным плетением нагрудники – скверный доспех, иссекаемый в первой же серьезной схватке и не спасающий от неглубоких ран, но сохраняющий жизнь.

За ними сразу две шеренги вооруженных абордажными пиками и теми же щитами матросов, которые будут бить из-за спин передовой линии, жаля, как скорпионы или шершни.

Дальше вновь цепочка фехтовальщиков, расправляющаяся со случайно прорвавшимися или спрыгнувшими с мачт разбойниками или затыкающая разрыв в цепи, если такое случится.

За ними – два десятка пистолерос, с тесаками у пояса и в кожаных жилетах с нашитыми рядами петель, куда вставлены снаряженные фитильные пистолеты (по четыре в запасе и одному в руке), готовые бить навскидку по врагу в упор.

Сейчас фитили еще не подпалили, лишь дымятся роговые зажигательные лампы в руках у «пономарей» – специально для такого дела приставленных к стрелкам матросов.

Тут же – отряд панцирников в разномастных кирасах и кольчугах – это на случай если враг прорвется на палубу галиона.

И, наконец, последний убедительный довод – платунг аркебузиров с заряженными ружьями.

Тут дон Ронкадор позволил себе чуть усовершенствовать уставной порядок – у половины стрелков вместо ружей были арбалеты, стреляющие раза в два быстрее. А еще у грот-мачты сгрудилось полтора десятка айланцев и меднокожих, кряжистых плосколицых северян с луками в руках. Оружие обманчиво опущено, но стрелы уже наложены на тетиву. Этих Ронкадор собирал и привечал особо. Каждый из этих бывших охотников и воинов способен выпустить по десятку стрел за время, пока самый лучший стрелок перезарядит аркебузу.

Все было готово, и можно было не бояться. Удара правильно построенной абордажной роты не выдержать ни одному пирату.

Единственное, что может угрожать, – это возвращение фрегата, или если корсары действительно не поведутся на вызов, и первыми начнут артиллерийскую дуэль.

Но пока все шло правильно и плавно, как брашпиль, щедро смазанный пальмовым маслом.

Дон Орио бросил взгляд на корму, где на мостике расположился десяток его лучших стрелков во главе со Слепым Пьедро – немолодым уже хромоногим охотником на одичавших быков и исполинских малано из льяносов Золотого берега, способным послать пулю на полкабельтова в голову намеченной жертве.

Стоявший рядом с каждым матрос держал тяжелое, неуклюжее оружие.

Это были особые аркебузы, что для увеличения дальнобойности заряжались двойным зарядом пороха, и стволы которых были окованы кольцами лучшей оружейной стали.

Вот Пьедро облокотил ружье о перила мостика и тщательно прицелился.

Сейчас главное успеть…

Его стрелки должны снять рулевого и по возможности подстрелить капитана, чтобы начавший рыскать на курсе пират сбил прицел пушкарям. Но ведь меткие стрелки есть и у флибустьеров, и может быть, именно сейчас кто-то из бывших приятелей Слепого Пьедро уже берет на прицел мостик «Леопарда».

В этот момент Пьедро выстрелил, за ним ружья разрядили оставшиеся. Из-за дыма Ронкадор не увидел – упал ли кто на мостике пиратского галеона, но судя по тому, как повело его в сторону от курса, видимо, попал.

* * *

Двадцать пять пушек правого борта «Разящего Грома» ударили вразнобой, послав ядра в цель. Вокруг «Леопарда» взметнулись водяные столы, ядра с грохотом ударили в борта галеона. Но когда дым немного рассеялся, оказалось, что эгериец был едва задет. Шавресс даже не успел подумать толком, с каких русалок рулевой рыскнул на курсе, как «Леопард» ответил. С высокой палубы на них обрушился шквал огня из всевозможного оружия. На палубу рухнули обломки сбитой стеньги в паутине вант. Тяжелые ядра прошлись по баку, перебив кучу народу.

– Лево на борт! – заорал кто-то, потеряв видать разум. – На абордаж! К бою!

Пираты, растерявшись, заметались по палубе. За время своей службы у Сына Смерти они просто успели поотвыкнуть от настоящих боев. Купцы сдавались обычно сразу, после одного-двух залпов, а от военных кораблей Рагир ловко ускользал – то ли из-за своей безумной удачливости, то ли, как шептались в кубриках, благодаря помощи самого Сабади.

И вот теперь они явно не знали, что делать.

– Румпель! Румпель на правый борт! Шаргат бы вас всех драл в задницу! – орал Шавресс, смахивая со лба кровь. – И кто-нибудь, держите парус! Крепить штаги, мать-перемать!

Рулевой пытался выполнить приказ, но беспомощно повалился на колени, кровь хлынула из рваной раны на груди. Боцман отчаянно кинулся было к парусам, но опоздал. Галеон, потерявший управление в тот момент, когда картечь огненным вихрем пронеслась по его палубе, развернулся носом по ветру и был напрочь лишен возможности маневра.

А стрелки на марсах эгерийца, сблизившегося уже меньше чем на два кабельтовых, принялись палить по палубе беспомощного «Разящего Грома».

– Кто-нибудь, к штурвалу! Идем на абордаж, иначе не… – выкрикнул поднявшийся боцман.

Он знал, что против них направлены большие пушки, заряженные сорокафунтовыми ядрами. И прекрасно понимал, что еще пары десятков попаданий таких ядер достаточно, чтобы отправить «Гром» на дно. Он побежал по шканцам, на ходу выкрикивая команды.

И тут чья-то шальная, или наоборот, дьявольски меткая пуля впилась второму боцману в бедро. Он даже почувствовал, как ломается кость от удара, услышал жуткий хруст – и со сдавленным стоном рухнул на палубу без памяти.

А потом произошло что-то непонятное. Резко рыскнув, зарываясь носом в волны, «Леопард» стал разворачиваться правым бортом. Почти на месте.

...Дон Ронкадор понимал что рискует – этому фокусу его научил дон Баркакко, но тому случалось проделывать подобное, на галеасе или легком бриге – а вот как поведет себя могучий галеон, больше которого в мире было от силы десятка два судов? Но тут уж как повезет...

Но приходится рисковать – ведь ему предстоит драться с почти равным противником, а из его людей хорошо если половина участвовала хоть в каких-то боях.

Именно поэтому вся возня с абордажной ротой – лишь для отвода глаз... А главное происходило сейчас на орудийной палубе, да еще на баке, где моряки под началом боцмана пять минут назад закончили оттаскивать оба левых якоря к правому клюзу, стягивая их цепью.

Вот ударили пушки, дымы окутали левый борт…

– Пош-щел якорь!! – выкрикнул Виранто.

Поворот руля, заставивший корабль чуть уйти из под ветра, теряя ход... Стоявший на носу Довмонт одним взмахом молота выбил стопор и завертелся, завывая и скрежеща ворот кабестана, вытравливая якоря.

Визг трущегося дерева и лязг шестерен был слышен даже на мостике, и де Ронкадор некстати вспомнил дурацкую песню салонного барда: что-то там было про снасти, звучащие, как струны, и «печальный напев кабестана». Видать, ни разу не ступал бард на палубу, иначе бы знал, что, сколько масла не изведи, а все равно визжит ворот как испуганная свинья!

Но в этот момент все четыре якоря ударились о глинистое дно, и «Леопард» начало заносить кормой.

Скорость хода развернула его во всю длину, корабль накренился, так что в щели неплотно прикрытых нижних портов хлестнула морская пена; многие, несмотря на то, что успели приготовиться, не удержались на ногах. Внизу загрохотало слетевшее с креплений орудие, завопил оказавшийся на его пути матрос-несчастливец.

Мгновения тянулись как тягучий мед, скрипели сочленения корпуса, принимая на себя силу разогнавшихся семидесяти с лишним тысяч пудов дерева металла и человеческих тел – но набор из крепчайшего мореного дуба выдержал.

Концы грота реев опасно наклонились к воде, лопнула цепь и сорвало один из якорей, прочти сразу – второй; разорвалось не меньше трети плетей канатов – но это были отличные канаты, за каждый из которых интендантам приплатили по сотне полновесных золотых. И поэтому, раньше чем сорвало третий якорь, корабль выпрямился, тяжело закачавшись на волнах – правым, невыстрелившим бортом к врагу. И сразу же под палубой загрохотали приводимые в боевое положение пушки, заскрежетали гандшпуги о палубу, с бранью и хаканьем артиллеристы наводили орудия, доворачивая двадцатичетырехфунтовки.

На «Разящем Громе» похоже поняли, что дело плохо – в подзорную трубу было видно, как люди в отчаянии падают на палубу, прямо среди трупов и раненных.

Кто-то, пав на колени, молился. Несколько человек выпрыгнуло за борт, рассчитывая доплыть до берега раньше, чем ими заинтересуются акулы.

Потом «Леопард» вновь вздрогнул, тяжело осев от мощи залпа в воду на пару футов, и запрыгал на волнах.

Удача в этот день была на стороне эгерийцев – в цель попало больше половины ядер и картечных выстрелов. И этого хватило, чтобы добить пирата.

Команда, чуть придя в себя, пыталась как можно быстрее убрать перепутавшиеся снасти, чтобы вывести фрегат из-под обстрела.

– Быстрее, недоноски русалочьи! – вопил Щеголь, но его прервал отчаянный крик единственного уцелевшего марсового.

– Огонь в дыре!!!

Пушки развернувшегося «Леопарда» выплюнули картечь, убив или покалечив всех, кто не успел укрыться.

«Разящий Гром» вздрогнул всем корпусом, будто налетел на риф.

Пираты попадали на палубу, на своей шкуре почуяв, как выглядит воплощение старого морского проклятия «Разрази тебя гром!!!», избранного когда-то названием бывшему «Нуэстра де Кивирра».

Потом повисла тишина.

Боцман, наконец, с усилием приподнялся и сел, кашляя и отплевываясь.

С обреченностью посмотрел на болевшую ногу, и радостно хохотнул – пуля угодила в ножны тесака, и хотя и сломала их, тем не менее, защитила его плоть. С облегчением боцман понял, что руки и ноги целы – не перебиты и не сломаны.

Облегчение было тем более велико, когда он огляделся по сторонам. Трупы и раненые усеивали всю палубу, и через шпигаты в океан сбегали багряные ручейки паруса были порваны, забрызганы кровью, а потемневшее от стихий дерево бортов исцарапано картечью и сверкало теперь на солнце свежими разломами. Это выглядит так, мелькнула смутная мысль, будто разгневанный демон прошелся с огненной палицей по палубе «Разящего Грома».

Ванты с одной стороны были порваны, и два ядра угодили в шпор мачты, она зашаталась и накренилась. Натяжение бизань-штагов отклонило ее вперед, оставшиеся ванты – к правому борту; порвался стень-фордун, стеньга зацепилась за грота-рей и все повисло, готовое в любую минуту разлететься на составные части.

Грот-стеньга и все, что на ней, было поломано и раскачивалось одним спутанным клубком: паруса, рангоут и тросы.

На грот-мачте не уцелел ни один парус, а реи либо свисали на обрывках рангоута, либо рухнули на палубу, сея замешательство и опустошение в рядах команды.

Боцман обвел палубу взглядом – и лишь выругался, увидев торчащие из-под груды разбитого дерева щегольские сапоги дю Шавресса.

– Поднимайте белый флаг, – бросил боцман подбежавшему матросу, – все равно нам конец.

– Ну что ж, господа офицеры, – обратился к подчиненным Ронкадор. – Как видите, мы одержали славную победу. У нас два... нет, даже три трофея, и скоро мы будем иметь честь видеть тут самого Рагира. Надо бы распорядиться, чтобы плотники сколотили для него подобающую этому зверю клетку… У нас кажется осталось пара сломанных утлегаря из отменного палисандра?

Офицеры сдержанно рассмеялись.

Дон Орио не обратил внимания на нарушение пункта устава, запрещающего «неуместный смех и неподобающие шутки на мостике в присутствии капитана».

Сегодня ему по настоящему улыбнулась удача – он разгромил и почти взял в плен самого опасного пирата Изумрудного моря. А при минимальной ловкости он добавит к этому успеху еще и сеньору Бесстыжую с доном Счастливчиком. Можно сказать, что осталось лишь поднять якорь и плыть прочь.

Но для начала нужно, разумеется, закончить дела.

– Приказываю, – и неутомимый Бальбоа заскрипел за его спиной пером, – капитана второго ранга Аррано да Нуньес назначить командующим первой призовой партией, и повелеваю ему занять пиратский корабль, именуемый «Акула».

Нуньес, поклонившись, сошел с мостика.

Ронкадор обвел взором выстроившихся на полуюте офицеров, и встретил умоляющий взор горящих глаз дона Эрнана.

И указал дланью на него:

– Главой второй призовой партии назначаю лейтенанта Эрнана де ла Вега, и приказываю ему вновь поднять флаг короля нашего Карлоса на галеоне «Нуэстра де Кивирра», дерзко захваченном пиратами.

Тот, буквально просияв, молча отсалютовал командиру шпагой, и, чеканя шаг, двинулся к шлюпочной команде.

В конце концов, раз он так рвется в бой – бесы с ним! Тем более что как дошло до капитанских ушей, маркиз уже пару раз жаловался, что его держат как сопливого мальчишку на помочах, и не дают возможности проявить доблесть. А ссориться со знатным отпрыском каперангу вовсе не с руки. Так что пусть племянничек вице-короля получит свою медаль или даже синий бант ордена Вертранга четвертой степени на шпагу, и смущает ими девиц на балах.

К тому же из всех офицеров Себальес единственный одет по полной форме, кроме самого дона Орио, конечно. Но как ни лестно было бы самому первым ступить на палубу почетного трофея, но устав недвусмысленно запрещал капитану покидать корабль до окончания боя, а бой считался продолжающимся до тех пор, пока на судне врага не будет понято славное знамя королевства.

Тем временем матросы уже раскладывали на палубе вытащенные из трюма плетеные остовы вельботов, натягивали на них обшивку из дубленой буйволовой кожи и смоленой парусины, вставляли пальмовые распорки – хитрое изобретение какого-то вольноотпущенника, позволявшее не загромождать палубу шлюпками и взять их с собой столько, сколько надо.

Пятеро дюжих парней вытравили канаты, спуская шлюпки на воду, и первые морские пехотинцы ловко сползли по канату в пляшущие на мелкой волне лодки.

С кормы торопливо прибежал эстандарт-гардемарин с перекинутым через локоть знаменем в чехле, почтительно передав его маркизу. Как и положено, тот отсалютовал знамени малым салютом, а матросы, не дожидаясь команды, взяли на караул.

И вот уже шлюпки, как жуки водомерки, взмахивая веслами-ногами, поползли к дрейфующим на мертвой зыби «Акуле» и «Разящему Грому».

На носу передового баркаса, памятником самому себе возвышался, картинно возложив руку на эфес шпаги, маркиз Себальес, гранд королевства Эгерии, чья родословная восходила к урмосским императорам и древним вождям. Наконец-то пришел его день – дон Орио оценил его рвение и доблесть, не мог не оценить, он ведь как-никак тоже подлинный идальго, хоть и благоволит этим своим офицерам – выслужившимся простолюдинам: матросам, рыбакам и боцманам с купеческих корыт, да еще – танисским и негритянским бстардам.

Обшарпанный, избитый борт все ближе. И с него, сверху вниз, взирают угрюмые бородатые хари, один вид которых нагонит страх на любого, но только не на благородного идальго де ла Вегу, наследника славного герба и рода маркизов Себальес, потомков Ироно – Молота Неверных, первым обратившего под Авадонгой вспять заливавший земли истинной веры мутный поток танисских язычников.

И что с того, что легкие кожаные лодки могут быть в минуту потоплены – хватит даже трех-четырех двухунциевых пуль? Там, на палубе, толпа головорезов, но они всего лишь двуногие скоты, ни один из которых не способен умереть, как подобает мужчине, сжимая оружие до последнего удара сердца! Чего доброго, станут вымаливать прощение и лить слезы, целуя ботфорты лейтенанта – чего же еще ждать от пиратов?

Ведь, как был свято убежден дон Эрнан, пираты – это кровавый сброд, злонамеренный, тупой и жадный, ничтожные воры и убийцы. Они способны лишь грабить слабых и беззащитных, да нападать сзади, как шакалы. Награбив золота, они тут же закапывают его землю, но при этом не могут удержаться, чтобы не нанести это место на карту, а что не зароют, то пропьют и потратят на непотребных девок. В свободное от убийств и грабежей время устраивают оргии с пленницами и рабынями. Те, кому не хватает женщин (а женщин вечно не хватает), насилуют свиней, коз или мальчиков. Те, кому свиньи не интересны, развлекаются друг с другом.

Правда, уже плавая на борту «Леопарда», маркиз убедился, что далеко не все таковы. Что среди корсаров есть и дворяне; что они – отличные моряки и стоят друг за друга.

Наконец, с немалым удивлением молодой человек обнаружил, что среди его подчиненных тоже немало и таких, кто служил под черным флагом – и то были не самые худшие бойцы и матросы.

(Надо отдать должное дону Орио, команду он вышколил отменно).

Пока абордажники тащились к цели, «Леопард» бдительно держал под прицелом сдавшихся пиратов. Все как и положено – орудия верхнего дека наведены на палубы и забиты двойной порцией картечи, нижнего – на борта, и под постукивание молотков комендоры подгоняют наводку, так чтобы в случае чего ядра ударили как можно ближе к ватерлинии.

Вот баркасы уже возле борта.

– Эй, скоты! – заорал дон Эрнан, и голос его вдруг сорвался на совсем не героический фальцет. – Кто ваш начальник? Трап офицеру службы короля!

Пираты видимо уже приготовились к встрече, потому что секунд через десять за борт вывалился парадный «адмиральский» трап – не какая-то веревочная лестница.

Произошло это исключительно потому, что все запасные ванты и штормтрапы из подшкиперской были растасканы по орудийной палубе для защиты пушечной прислуги, и посечены картечью и обломками. Но маркиз решил, что струсившие разбойники просто лебезят перед победителем, и еще более возгордился.

По палисандровым ступенькам он взошел на палубу галеона, за ним гуськом поднялись остальные моряки.

Картина, увиденная им, наполнила сердце молодого офицера истинным удовольствием.

Заваленная обломками палуба в лужах крови, трупы, и тут же – стонущие раненые, перевязанные кое-как, и сгрудившаяся у грот-мачты толпа сдающихся в плен, каждый из которых надеется, что попадет не на шахты в Сьерра-Коронадо, откуда выходят лишь вперед ногами, а на плантации или добычу драгоценного дерева в лесах Хучитано.

Впрочем, судьба жалких разбойников не волновала де ла Вегу.

– Где Рагир? – спросил он, обводя взором толпу пленников. – Рагир, выходи! Выходи, подлый ублюдок!

Голос лейтенанта вновь сорвался.

Угрюмое молчание было ответом.

– Тому, кто укажет мне Рагира, я обещаю высадить его на берег с запасом еды! – сменил кнут на пряник лейтенант. – Слово чести!

– Рагира тут нету, – бросил какой-то весь перевязанный пират, уже немолодой, с арбоннским носом. – Перед самой вашей атакой он перешел на «Сына Смерти».

Маркиз оглянулся, впиваясь взором в уходящий к горизонту парус…

* * *

Нуньес созерцал выстроившихся в ряд на шканцах «Акулы» пиратов.

Толпа, где смешались недавние победители с недавними побежденными. Были тут люди самого разного возраста и наций. Вот айланец с тремя клеймами сразу – рабским, за побег и каторжным. Вон фриз в засаленной замшевой жилетке от гвардейского мундира – у того на предплечьях тоже клейма – какого-то ланд-регимента. А вот эгериец – явный идальго. А вот пикарон – ишь, как зыркает... Ну ничего – зыркай не зыркай, а отвечать придется.

– Да, мерзавцы, – с презрительным сочувствием пробормотал капитан второго ранга, – не хотел бы я быть на вашем месте! Ну, ничего, у нас таких, как вы, не вешают – поедете трудом своим возмещать убытки, казне и честным людям причиненные! В Коронадо, на серебряных рудниках как раз таких работяг и не хватает!

С удовольствием он увидел, как многие из покрытых шрамами здоровяков побледнели под загаром. Не удивительно, что такое Сьерра-Коронадские копи знали все.

«Не хочется сдохнуть в шахте? А придется!» – подумал Аррано.

Наверное, перспектива смерти в забое вдохновляла далеко не всех.

Какой-то молодой, бритый наголо парень, выскочив из строя, бухнулся на колени.

– Я – к-королевский свидетель! – заверещал он. – Имею сообщить важную тайну!

– Ну, так сообщай! Корона обещает милость и прощение тому, кто поможет ей! – произнес старший помощник положенную фразу, почуяв нюхом, что тому есть что сказать.

– Мы… то есть пираты отправились сюда, чтобы забрать золото из древнего храма ата-аланцев! – выдохнул он. – А навел нас на него сам епископ Серчер! С ним Игерна Отв… Бесстыжая! И сейчас они идут к сокровищам…

– Ублюдок!! – попытался было кинуться на доносчика кто-то из пленных, но полетел на палубу, сбитый рукоятью алебарды.

Седой капитан подлетел к коленопреклоненному пирату, наклонился.

– Что? Что ты сказал?! Повтори!! Епископ Северин ок Серчер?!

– Клянусь Эллом и дочерью его, он самый! – испуганно ойкнул пират. – Я его видел в Фальби три года назад – точно он!

* * *

Дон Орио еле-еле удержался, чтобы не заорать, хватившись за голову! Маркиз и помощник вывалили на него целую корзину совершенно невероятных новостей.

То, что в его руках почти оказался сам Рагир, как всегда сумевший ускользнуть в последний момент, – это само собой!

Но все остальное!

Храм ата-аланцев, набитый сокровищами, бывший хойделльский вице-канцлер, попершийся за ними в джунгли в компании отборных головорезов, Игерна Бесстыжая, возглавившая высадку; Эохайд Счастливчик, тоже успевший сбежать…

Сперва он не поверил, да и как тут было поверить? Тем более что даже и думать о каких-то древних кладах эгерийским офицерам воспрещалось особым приказом генерал-капитана Моря-Океана.

На памяти Ронкадора с его приятеля сорвали аксельбанты и отдали под суд, а тот всего лишь задержался на пять дней у побережья Новой Хармадэры, когда случайно пойманный на берегу пикарон на дыбе начал плести что-то насчет набитых золотом руин в дне пути от бухты…

И даже привезенный с «Отважного» «Яшмовый псалом», какие выдает лично Предстоятель епископам епархий, убедил каперанга не до конца.

Но с другой стороны, ведь для чего-то же собрались тут, в этом никчемном заливе, где даже рыба толком не водится, трое из числа самых опасных корсаров Изумрудного моря…

И карта... Даже две карты – ветхая и старая, на обрывке шелковой материи, и новая, на тростниковой бумаге. На них любой человек узнал бы очертания Коралловой бухты. Ну а что означала линия, ведущая к изображенной на западной стороне гряде утесов, и гадать было не надо. Потому что в конце ее стоял знакомый ему значок – три прямоугольника – два вертикальных и третий, лежащий сверху них. Таким знаком издавна было принято обозначать те самые руины.

Но тут есть еще кое-что, из чего для него, дона Ронкадора проистекала немалая выгода.

Будь это просто пираты, то и дело было бы простым. Но их нанял не кто-то, а епископ Серчер – бывший вице-канцлер Хойделла! Бывший ли? И это в Ничьих Землях, что попахивает уже нарушением Ахенского мира!

Кровь из носу его надо взять живым или хотя бы мертвым.

Однако сбежавшие пираты могут предупредить своих сообщников…

Получается, другого выхода, как высаживаться на берег и преследовать нарушителей договора, у него нет. Скверно... Потому как после боя в джунглях вполне возможно ему придется выпускать из трюма пиратов и ставить на снасти.

Может быть лучше подождать разбойников тут, в бухте, взяв их, когда они вернутся с добычей, так сказать, тепленькими? Когда они усталые и довольные будут думать только о том, как погрузятся на корабли и поплывут пропивать добычу?

Но как быть со сбежавшими?

И кстати, что делать с тем, что Рагир все-таки ушел?

Или пока не поздно перегнать часть народу на «Акулу», приставить к делу часть пиратов Игерны и догнать «Сына Смерти»?

Нет, не выйдет. Хотя «Акула» и чуть быстрее тяжелого фрегата, но пока удастся сняться с якоря, пока наскоро собранная команда освоится на незнакомом корабле даже с помощью бывших пиратов…

А если попробовать по-другому?

– Милейший, – спросил он у пиратского боцмана, связанного и стоящего на коленях у ног де ла Веги – сопляк не мог не устроить представление в духе рыцарских романов, словно захватил в плен, по меньшей мере, султана! – Милейший, если хочешь жить, вспомни, где у вас было убежище, и как туда добраться. Корона обещает тебе жизнь и свободу, ну а я от себя добавлю сотни три риэлей.

– Наша стоянка была в Кадисте, и я думал это известно каждой собаке в Изумрудном море, – с тоской бросил боцман. – Да если бы и была у него тайная стоянка, то все равно вам Рагира не взять! – убежденно бросил пират. – И никому не взять!

– Это еще почему? – непритворно удивился дон Ронкадор.

– Да знаете ли вы, кто его хозяин? Сам Барон Сабади!

– Кто-кто? – машинально переспросил лейтенант.

– Какой-то айланский божок, которого здешний народ числит в свите Хамирана, – бросил де Нуньес.

«Должно, и вправду неслабый демон, раз целого епископа не испугался!» – подумал старпом про себя.

Ронкадор пожал плечами.

Ладно, еще есть время подумать, а пока…

– Там у берега болтается пиратский шлюп, – бросил дон Орио. – Нужно высадится на него, проверить, можно ли его стащить с отмели, а заодно – нет ли там какого-нибудь раненного пирата. Допросим, вдруг узнаем что-нибудь полезное. Абордажной партией назначаю командовать... – дон Орио запнулся в раздумье.

– Сеньор капитан, прошу разрешения возглавить атаку вражеского судна! – сделав шаг вперед, отчеканил лейтенант де ла Вега.

Капитан едва сдержал гримасу отвращения, при виде того, как враз помрачнел и осунулся Аррано.

Ну конечно, ведь два лично захваченных в одном бою вражеских судна – это золотой Морской Крест. И наплевать, что захватывать придется брошенную пиратами лохань, выбросившуюся на мель! Молодой петушок получит награду, какую и сам Ронкадор не имеет! А ведь он хотел послать старика да Нуньес – у того бы это был двадцать пятый абордаж, и тогда Орио представил бы старого служаку еще и к почетному Золотому оружию, дающему право на повышение в звании и двойную пенсию. Да и призовые деньги будут нелишними...

Но ведь невозможно отказать добровольно вызвавшемуся без объяснений приичины. Так гласят уставы и, что важнее, обычаи, и уж тем паче – непозволительно ссориться с родственником вице-короля.

– Хорошо, лейтенант, возьмите десяток матросов и действуйте.

А про себя Орио подумал: очень жаль, что нет в Эгерии ордена Ушей Дохлого Осла или Бараньей Головы – вот к ним бы он маркиза представил с огромным удовольствием!

А корабельный нотариус, младший лейтенант Бальбоа, своим безупречным почерком сделал соответствующую запись в боевом журнале:

«В три часа пополудни, лейтенант Эрнан де ла Вега направлен на захват разбойничьего корабля, по собственной охоте и приказом дона капитана».

...Пиратский шлюп встретил их мертвой тишиной. Той самой, что позволяет опытному уху отличить по настоящему безлюдное место. Той, в которой тихий скрип дерева и плеск воды о борта кажется почему-то зловещим, заставляя вздрагивать.

Перебравшись на перекосившуюся палубу, и выругавшись вполголоса по поводу изгвазданного в смоле мундира, маркиз Себальес внимательно огляделся, прислушиваясь.

Никого. Следы, ведущие от линии прибоя к пальмовым зарослям, распахнутые люки, обвисшие паруса...

– Господин лейтенант, – окликнул его кто-то из матросов, уже немолодой, с бляхой десятника на кожаном гайтане, – дозвольте сказать. Надо бы в трюм, проверить, как там вода... Чтобы значит, ежели что, сперва кораблик починить, а потом стаскивать с мели.

Де ла Вега лишь махнул рукой, машинально поднося флакон к аристократическому носу – хотя корабль не так уж и вонял, во всяком случае, с шаурмой не сравнить.

Пусть мужланы делают, что положено, в мыслях пересчитывая призовые деньги, – он выше этого. Ведь сегодня заслужил не что-нибудь, а золотой крест с мечами, какой имеют лишь участники больших морских битв! Ни у кого из его предков этой награды не было! Конечно, это не орден Алькантары, знак которого можно получить лишь уцелев в по-настоящему смертельной битве, и не Орден Единорога – высшая награда королевства. Но ведь он служит всего то три года!

Кстати о службе, ею тоже не надо пренебрегать.

– Эй, – вскричал он, – в каюты не соваться! Сначала я все осмотрю – мало ли!

Дело, конечно, не в том, что по уставу войти в каюту капитана захваченного корабля первым должен старший по званию.

Вполне возможно пираты не успели унести свои сокровища, и следует позаботиться, чтобы награбленное золото не прошло мимо казны. От матросни всего можно ожидать!

Через минуту он уже стоял перед дверью капитанской каюты. Маркиз решительно потянул ее за ручку. Та не подалась. Де ла Вега дернул ее сильнее, и она жалобно треснув, распахнулась. И одновременно где-то неподалеку раздался превративший его в камень звук – жужжание колесцового замка.

«Карамба! Засада!» – еще подумал маркиз, но тут разглядел привязанный к дверной ручке и уходящий куда-то линь, и понял...

А в следующий миг вставленная дулом в пробитую в бочонке с порохом дыру взведенная аркебуза – последний сюрприз, оставленный корсарами победителям, разрядилась.

* * *

Дважды... нет теперь уже трижды за свою жизнь, видел дон Орио, как взрывается крюйт-камера, слава Эллу, издалека.

Сперва беззвучно возносится вверх столб пламени, разнося надстройки и вспучивая палубу, потом все скрывает черно-бурый дым, растекаясь мохнатым облаком, вспыхивают огненными бабочками паруса и валятся мачты.

И лишь потом молотом по наковальне бьет многоголосый грохот, под который и уходят под воду полыхающие останки, считанные мгновения назад бывшие гордым боевым фрегатом или галеоном, унося и мертвых, и еще живых – если они еще остаются.

Вот и теперь...

Не заботясь уже о том, как выглядит он сейчас – с отвалившейся челюстью и остекленевшими очами, чувствовал дон Орио, как обрываются последние нити, на которых зависли над пропастью его генеральские аксельбанты, его ордена, и вся последующая карьера флотоводца и воина – все, что он уже считал своим.

Нечеловеческим усилием воли удержался в тот миг капитан, чтобы не рухнуть на колени и не завыть, или не начать рубить шпагой резную балюстраду мостика.

Но длилось это какие-то секунды.

А потом дон Орио де Ронкадор вновь стал самим собой – образцовым офицером и командиром лучшего галеона колониального флота Эгерии. Четко осознающим, что помочь ему может лишь одно – он должен высадится на берег и любой ценой захватить Игерну, Эохайда и, главное, проклятого епископа.

Тогда, вероятно, вице-король не станет вымещать на нем горе от потери любимого племянника, удовольствовавшись казнями морских разбойников.

Да, в эту минуту Ронкадор больше всего хотел увидеть Эохайда и Бесстыжую на колесе, на площади в Геоанадакано. И он сделает все, чтобы доставить их туда.

* * *

– Тише!! – рявкнул вдруг старший, рыжий мужик с обожженным лицом.

Идущий в тыловом охранении десяток Карра Джиго по прозвищу Паленый, дружно замер. Откуда-то из-за спин долетали гулкие удары. Вот они смолкли. Протекли напряженные минуты, и вновь глухой гудящий гром, как будто рвали парус.