Текст книги "Свет истины"

– Задница святого Ши!!! – с чувством выразился стоявший позади Виранто. – Простите, святой отец... И как же его не нашли до сих пор?!

– Тут все не так просто, сын мой, – улыбнулся епископ. – Дело в том, что в мире есть места, до времени сокрытые от людей. Причем бывает, что места эти оберегаются от людского внимания, а бывает, что Элл в доброте своей оберегает человеков... от того, что может водиться в таких местах. И дело не в том, что путь туда перекрывают лесные дебри, или их сторожат ангелы с огненными мечами. Просто людям их очень трудно найти... Они могут пройти мимо этого места буквально в двух шагах, но их не пустят туда. Точнее, они не заметят ничего, как будто этих мест просто не существует...

– Но мы-то прошли, – с сомнением изрек Ронкадор.

– Значит, на то воля Элла, – с металлом в голосе отрезал преосвященный и двинулся вперед.

Мертвые улицы, заросшие лианами и травой останки домов ощущенние некоей непреходящей жути.

Пройдя меж двух исполинских, грубо отесанных колонн, люди ступили на широкую улицу, усеянную обломками колонн и каменными глыбами, облепленными растениями-паразитами. По обеим сторонам улицы стояли дома, построенные из крупных каменных блоков, не скрепленных известкой, но подогнанных друг к другу с невероятной точностью. Портики, сужающиеся кверху и широкие внизу, были украшены искусной резьбой, изображающей неких демонов. Тут и там возвышались фундаменты каких-то колоссальных строений, сложенных из внушительных блоков зеленого гранита.

По всей видимости, древний город разрушило страшное землетрясение. Повсюду в мостовой зияли глубокие трещины, кое-где ряды зданий полностью поглотила земля.

За небольшими каменными строениями высились величественные полуразрушенные постройки храмов.

Остановившись, Северин ок Серчер промолвил:

– Вот мы и на месте! Даже не верится, что мы здесь, хотя все сложилось не так, как я думал... Ну да ладно.

Несмотря на свое бедственное положение, Счастливчик все еще полагал, что и ему что-нибудь да перепадет. Конечно, Орио производил вид человека слова, но от эгерийцев можно ожидать чего угодно. Но хотелось бы, может, хватит на то, чтобы выкупить возлюбленную.

– Лучше бы никому не отставать и не пытаться искать золото в руинах, – обратился святой отец к столпившимся вокруг воякам. – Предупреждаю и прошу поверить на слово, как духовному отцу, которому ваши души дороги больше собственной, вы найдете там, скорее всего, одну лишь смерть. Наша цель – вот та пирамида над озером. В ней и хранится клад.

Несмотря на жуткую древность, как-никак восемь тысячелетий, город сохранился не так уж и плохо. Развалины, пирамиды, каменные террасы и обнесенные стенами дворы выглядели еще вполне живо. Конечно, портики осыпались и рухнули, террасы расселись, а стены обвалились... Да и деревья местами почти сплошь покрывали руины. Но кое-где сохранились рельефы и на вид почти целые сооружения. Там и сям попадались статуи, производившие весьма сильное впечатление. (До сей поры было найдено лишь пять или шесть статуй времен Ата-Алана, и де Ронакдор подумывал, что хотя бы одну надо будет прихватить – лучшего подарка вице-королю и не придумать – тот охоч до всяких редкостей). Все они вытесанные тщательно, хотя и грубо, изображали могучих мужчин с мощными формами и хм... значительной мужественностью.

Епископ вел их, а люди, как завороженные, озирались по сторонам.

И вот они у подножия пирамиды.

Хотя ее контуры расплылись от времени и бока поросли травой, все еще можно было разглядеть, что некогда это был внушительный зиккурат, вздымавшийся к небу множеством ступеней. Вблизи блоки толщиной в пятнадцать футов и толщиною футов в шесть производили сильное впечатление.

В щелях между каменными плитами выросли деревья, и их развесистые кроны, переплетались, перевитые лианами переползавшими со ступени на ступеньку. Опираясь на основание со сторонами по полмили каждая, сооружение давило своим величием, невольно вызывая мысль о богах что строили ее в незапямятной древности.

Громада разрушенного храма возвышалась исполинской скалой черного камня. Ветер посвистывал в провалах окон.

Они, спотыкаясь, прошли меж зазубренных клыков колонн, поднялись по щербатой каменной лестнице и остановились на пороге громадных врат. Покинутый несчетные столетия тому назад исполин молчал, будто насторожившись…

В галерее сохранилось множество нефритовых и яшмовых фризов с высеченными на них фигурами. На одних изображениях нагие мужчины и женщины танцевали и пели, наигрывая на нехитрых музыкальных инструментах – флейтах и барабанах, и трубя в раковины. Из чего Ронкадор, с некоторым кстати облегчением, сделал вывод, что древние ата-аланцы любили повеселиться. Рисунки барельефов менялись. Вот горожане, уже одетые, идут в какой-то процессии, вот кланяются каким-то людям в пышных облачениях, а вот...

– Матерь наша Анахита! Отец Элл! – воскликнул не слишком-то впечатлительный Виранто.

Ронкадор тоже осенил себя знаком святого креста – ибо гладкий, как стекло, полированный нефрит отображал человеческое жертвоприношение. Двое жрецов с торжественными лицами совали в огонь, разожженный в пасти огромного уродливого идола, привязанную к шесту обнаженную девушку. Тут же справа стояли их помощники с такими же шестами наизготовку, а рядом – толпа связанных беспомощных жертв. Празднество было в самом разгаре.

Рядом был другой барельеф, точнее, несколько барельефов. На них были высечены изображения четырех человек в странных головных уборах. Каждый из людей держал в руках по младенцу; видно было, что дети отчаянно кричат в страхе. А дальше была изображена некая фигура, странно изломаннная, закутанная в балахон, держащая в одной руке, как будто предлагая кому-то, безжизненно повисшее тельце... Тут же было выбито изображение сложенных аккуратной кучкой маленьких костей и черепов.

У Ронкадора возникло желание собственноручно разколошматить богохульные фризы в мелкую щебенку.

Ему вспомнились сетования Анжело Сокоры, который в своей «Древней и додревней истории» сетовал, что многие изображения на старых руинах ата-аланцев были разбиты еще давным-давно «нашими дикими предками», видевшими в них отображения ужасных демонов, способные приманить силы тьмы.

А дальше были еще изображения, и почему-то дону Орио не хотелось их разглядывать. И точно также как не хотеплось узнавать – что такое заставило боцмана Греви – ражего скандалиста и богохульника отскочить от резной плиты и плюхнуться на колени, истово бормоча молитву. Ибо и то что он видел, было исполнено воистину губительного, противоестественного зла, сравнительно с которым все "аспиды и базилиски" святых книг выглядели вполне безобидными.

Они прошли дальше.

На потрескавшихся каменных плитах валялись старые, полурассыпавшиеся кости, подозрительно напоминающие человеческие, и, как почудилось Ронкадору, что-то похожее на крысу шмыгнуло в щель...

«Так не пойдет, – сжав зубы, и пытаясь унять дрожь, думала Кармиса. – Я должна быть сильной – или какой же я маг?! Я же сильная, маммбо Веро сама говорила...»

Но ей все равно чудилась – совсем рядом – липкая, как смола, клубящаяся тьма. Весь Нижний Мир казалось был ее заполнен. Казалось – сделай лишь движение, потянись туда, и под солнце и синее небо хлынет струя густого мрака…

Кармиса припоминала свои ощущения, когда сталкивалась с вещами темными и древними. Хоть когда плыла с маммбо в лодчонке над теми странными камнями, что как будто напоминали эти на отмели в Химини, или когда внизу в глубине проплывала какая-то особо злая древняя тварь из тех, что почти не поднимаются на поверхность.

Но тут было что-то совершенно другое, что-то невообразимо чудовищное, чему нет названия в человеческом языке.

Черный ужас, подобного которому она не испытывала прежде, охватил все ее существо.

Стоило закрыть глаза, как она воочию видела Тьму, что, клубясь и перетекая, тянулась к ней... Она ее чуяла и искала слабое место в том невидимом барьере, что разделял миры...

– О, каррамба! – закричал один из эгерийцев.

– В чем дело?

– Простите, сеньор капитан, мне показалось... – жалко промямлил матрос.

– Спокойно! – одернул его Ронкадор. – Еще раз – и по возвращении получишь десяток плетей – за ложную панику... Святой отец, ведите нас вперед. Чем скорее мы заберем отсюда то, что нам нужно, тем лучше...

Они обошли озеро, почему-то стараясь не смотреть в его воды, и вышли по аллее на площадь перед самой высокой пирамидой.

Обширная прямоугольная площадка, мощенная камнем, маленький храм, весь покрытый изображениями крылатых обезьян и огромных переплетающихся змей. Неподалеку еще один храм, побольше, но сильно разрушенный. На земле валялись статуи каких-то демонических существ с отбитыми головами. И тут же рядом, на стене, отлично сохранившийся барельеф, изображающий громадную уродливую голую женщину, ловившую и тут же пожиравшую, пригоршнями запихивая в рот маленьких мужчин, жалко разбегавшихся в разные стороны.

Отец Тибальт, ведомый каким-то внутренним чутьем, остановился перед стеной, украшенной причудливым рельефом, изображающим битву неких таинственных крылатых существ, чьи головы были увенчаны рогами. Выставил перед собой сундучок, помедитировал над ним...

А потом все явственно увидели низкий арочный проход в тенях среди руин.

Как будто лучи солнца упали на древний щербатый камень, открыв широкий каменный пандус, отлого ведущий вниз.

– Зажгите факелы! – сказал преосвященный.

Пираты и эгерийы зажгли факелы. Отряд двинулся за епископом.

– Поживее! – крикнул Серчер, поторапливая людей. – Главное не потеряться, всем держаться за мной!

Туннель, по которому они шагали, шел под уклон.

Внезапно путники очутились сразу перед двумя галереями.

– Куда дальше? – мрачно поинтересовался Ронкадор.

– Элл укажет, – развел руками епископ.

И, как будто вторя его словам, впереди мелькнул свет.

Вскоре они вошли в огромный зал, вполне способный соперничать с залом любого церковного собора по эту сторону Океана.

Глава 31

Тусклый свет бил через косые световые шахты, падая на выложенные белым кварцем колонны и рассеиваясь. Такой же луч падал на исполинский каменный алтарь, резьбу на котором Ронкадору даже и разглядывать не хотелось.

А прямо поперек прохода расположился скелет.

Скелет лежал на спине, скрестив руки. Череп, на котором осталось несколько каштановых волосков, был повернут набок, словно во сне, челюсти оскалены в жуткой усмешке. Сутана, ставшая погребальным саваном, полностью истлела. Лишь несколько заплесневелых лоскутов прилипло к остову. Выточенный из белого янтаря крест, знак полкового священника лежал, на пожелтевших ребрах.

Дальше, на каменном полу, среди истлевшего почти дотла тряпья и ржавого железа лежали груды потемневших от времени человеческих костей. Вся крипта была полна ими.

Бренные человеческие останки расположились странными кучами, откуда выглядывали издевательски оскаленные черепа. На некоторых скелетах сохранились истлевшие обрывки одежды и изъеденные временем сапоги, кожаные нагрудники и ремни, но понять по ним, что за люди нашли тут свой конец – было невозможно.

Солдаты и пираты опасливо бродили среди костяков, которых даже на вид было больше, чем явившихся нарушить их покой живых.

Ронкадор внимательно разглядывал жуткий натюрморт.

Взгляд его выделял из кучи хлама то гизарму на тиковом древке – такие были сняты с вооружения еще лет сто назад, то старообразный кирасирский доспех с неуклюжей железной юбкой. Рядом – специально на рубку таких доспехов рассчитанный тяжелый фальчион.

Древний шлем-каска со стальными полями, напоминавшими сейчас ржавое кружево – такой вполне мог носить кто-то из спутников Вальяно и Мак-Морна.

А вот другой доспех – пластинчатый, из железного дерева, какие пару веков назад делались специально для этих жарких мест. Он был уже полурассыпавшийся от времени, как и бренные останки тех, на ком он был надет.

Ржавая дуга с оборванной проволокой тетивы и обломки воротка – все, что осталось от арбалета. Костяные накладки луков... Полновесный фламберг давних времен, с выкрошившимся волнистым лезвием. Альшпис – теперь мало кто помнит что это такое. Допотопная трехствольная литая пищаль на длинном неуклюжем прикладе, который зажимали под мышкой перед выстрелом. Старинная проржавевшая аркебуза – еще без серпенты, с ушком, к которому подвешивался фитиль.

А вот уже вполне новое ружье – с колесцовым замком. Судя по всему, одно из первых таких.

Каперанг понял, что все это означает, и почуял, как холодок ползет по всему телу.

Он обернулся на епископа, бормочущего молитву об упокоении...

– Да, сын мой, – кивнул священнослужитель. – Вы правы... Эти люди приходили сюда в разное время. А может быть, их просто пускали. И тут они находили смерть...

– И что же их убивал? – сурово справился Ронкадор. – Неужели помянутые вами стражи с огненными мечами?

– Я не сержусь на вас за невольное кощунство, ибо понимаю, что вы сейчас чувствуете. Поэтому просто скажу – они убили себя сами. Судя по тому, как лежат бренные останки несчастных, даже могу сказать, как было дело – одни просто впадали в сон и оцепенение, а другие резали их... А потом – друг друга или сами себя: в зависимости от того, что предпочитали хозяева этого места.

– Святой отец, – чувствуя неподобающий верующему гнев на духовное лицо, отчеканил эгериец. – Не знаю, как там в Хойделле, а в Эгериии в Морском уставе сказано, что, находясь на судне, даже король должен подчиняться капитану как обычный пассажир. Мы, конечно, не на корабле, но я требую, чтобы вы рассказали мне все! И имейте ввиду – хотя у нас священников судит Супрема, но она далеко, а вы...

С трудом Орио проглотил следующую фразу – насчет того, что смертны даже и епископы.

– Сын мой, – обезоруживающе улыбнулся Серчер, и Ронкадору враз стало стыдно вырвавшейся у него угрозы. – Я не могу рассказать вам всего, потому что всего просто не знаю. Лишь скажу, что пока я с вами, вам бояться нечего. Демоны этого места сильны, но перед силой Элла они – ничто. Если, скажем, кто-то из вас уйдет далеко, или со мной что-то случится – все мы смертны... (у Орио даже замерло сердце), то я ни за что не поручусь. Но пока вы в безопасности... относительной, конечно.

Тут Ронкадор увидел, что его отряд в массе стоит и слушает их разговор.

И выражение их лиц не очень ему понравилось – потому что наблюдать страх на бородатых разбойничьих рожах своих бойцов ему уже давно не приходилось (сказать по правде, никогда). А как известно всякому, кто воевал, испугавшиеся солдаты по части ума куда хуже детей. Тем паче, что у детей в руках нет смертоносных железяк.

– Эй, – рявкнул он, – ну что уставились?! Быстро осмотреть тут все, и вперед. Ничего не бояться – с нами сам епископ Серчер, Верховный Меч Истины! Поняли, канальи?! Он отгонит любых бесов своей молитвой! Ясно? И не трусить, потому что нюхать ваши обосраные штаны никому не интересно!

Ответом был смех.

– И не ржать, тут вам не конюшня! – рявкнул он, ловя восхищенные взгляды подчиненных. – Слушать мою команду: идти кучно, не растягиваться, не разбредаться. Если кто отстанет, то демоны его может, и не съедят, а я вот точно башку откручу! Ну, десять минут на отдых и выдвигаемся.

Пока одни уселись прямо на плиты и даже принялись закусывать сухарями и водой, не смущаясь костей и черепов, другие бродили тут же, высматривая, не найдется ли чего полезного.

Среди всякого хлама был обнаружен залитый пальмовым воском бочонок. Так и по сию пору хранят в джунглях порох.

На бочонке сбоку можно было увидеть бронзовую табличку, на которой было выгравировано на старо-урмосском «Lupus est homo homini».

– Человек человеку волк, – перевел епископ.

И ниже дата – «3260 лето от В.П.Х.».

Порох был упакован восемь десятков лет тому, когда дед Ронкадора еще учился ходить.

Один из пиратов подобрал изъеденную зеленой ярью тонкую трубку, похожую на дуло ружья, длиной в человеческий рост, завершающейся мордой химеры с широко раскрытой пастью. Она крепилась на длинном полусгнившем деревянном штоке. С нее свисал истлевший лоскут просмоленной кожи.

Рядом лежал такой же позеленевший медный бак размером этак с большое ведро, на котором висели истлевшие ремни. Тут же лежали отделанные бронзой длинные деревянные рукояти – все, что осталось от мехов.

– Что такое? – покачал головой моряк. – Для ружья тонковата, да и вообще не похожа...

– Э, балда, – пробормотал Слепой Пьедро. Это фламматор...

– Чего?

– Огнемет по-простому. Танисским огнем плеваться.

– Да, – вздохнул Виранто, – помню, отец рассказывал, он их еще застал: уж очень хойделльцы любили эти штуки. Только соберешься их в клинки взять, тут они и начинают жарить. Только все равно вашим это не помогло. Сбросили вас в море как раз в этих местах, – сообщил он пирату.

– Точно, – кивнул Пьедро. – Тоже рассказывали старики: если на корабль засветят вот какую бочку этой дряни, считай, пропал. Его ж ничем не погасишь, только парусиной мокрой накрыть... А хрен Шагоров ты чего накроешь, если половина палубы залита. Вот если меньше бочки, тогда еще можно потрепыхаться. Скажите спасибо Святой Церкви, что запретила его...

– Верно, сын мой, – подтвердил Серчер. – Правда, без того, что он уже стал не очень нужен, вряд ли земные государи прислушались бы столь внимательно к власти духовной. Просто пушки бьют дальше катапульт, а в бомбарду его не зарядишь. Опять же, «темный огонь» – зелье дорогое и капризное, и часто угрожало своим не меньше, чем врагу...

Они нашли шесть больших оловянных фляг, горлышки которых запечатывал окаменевший сургуч, на котором можно было различить: «Королевский арсенал Палмута. Прима-огнемастер Йонс Боктмон».

– Капитан, возьмите это с собой, – произнес преосвященный.

– Это зачем? – удивился де Ронкадор и попробовал он неуклюже сострить. – Или думаете, чертовым зельем можно гонять чертей?

– Из него можно, например, сделать факелы, – пожал плечами священнослужитель. – Что же до вашего вопроса, увы, разочарую. У теологов мне не попадалось ничего насчет действия танисского огня на нечистую силу. Зато я знаю, как он воздействует на живую плоть: а кто или что нам здесь еще встретится, неведомо. И поэтому думаю, что лучше бы нам взять эту лишнюю тяжесть, чем погибнуть от ее отсутствия. И порох тоже прихватите на всякий случай.

Кивнув, дон Орио приказал взять с собой бочонок и фляги.

Перед уходом капитан потребовал показать добычу, найденную среди костей.

Она была более чем скромной. Несколько эфесов шпаг и мечей из старого черно-зеленого серебра, пара дюжин старинных монет – черных от времени семиугольных хойделльских «щитов», золотых риэлей с профилями Хайме Последнего, Изабеллы V и Фердинанда Безумного, арбоннских мервентов; низкопробный перстенек с единорогом. Он махнул рукой. Мол, забирайте, кому не лень тащить.

Уходя, кто-то случайно пнул попавшийся под ногу череп, так что тот улетел далеко в сторону, ударился о стену и разлетелся на куски. Люди нервно рассмеялись. А епископ осуждающе покачал головой.

А спустя минуту подземелья огласил многолосый вопль авангарда.

Да и сам Ронкадор еле сдержал страх, когда увидел тварь.

Существо стоявшее у арки вполне могло напугать даже закаленного морехода. Массивная, широкая складчатая фигура – на три головы выше самого высокого из людей, сутулая почти горбатая спина, огромная голова летучей мыши-вампира, длинные многосуставчатые руки-лапы с длинными когтями и – Элл свидетель! – три ноги, заканчивавшиеся мощными тяжелыми мощными копытами.

...Неведомым ухищрением старые мастера придали изображению противоестественную живость и падающий на резной камень свет действительно заставлял поверить что чудовище стоит вот тут, рядом.

Все, проходя мимо призрачного стража все крестились а многие плевались, бурча под нос ругательства...

Вновь они зашагали темными переходами, стараясь инстинктивно сбиться потеснее. Поднятые над головами жалкие факелы не слишком-то развивали окружающий мрак.

Лишь редкие световые шахты попадались на пути.

– Да, занятно, там все, считай, в руинах, а тут ни одной щели, – бросил Ронкадор.

– Мы в главой части храма, – пояснил Серчер. – Она вырублена в скале целиком, как дворцы в Эллал-Беле. Я такое видел, в паломничестве в Святую долину.

– Вы видели Первый Храм, святой отец?! – восхищенно спросил Виранто.

– Да, сын мой, я был в числе тех, кого неверные танисцы допускают в те места – по особому благословению Предстоятеля. Но об этом мы поговорим потом.

Коридоры шли не так, как было принято в известных им постройках – параллельно наружной стене, с то тут то там пробитыми арками, напоминая древние лабиринты Айхаи, куда запускали жертв темным подземным богам – бродить во мраке до смерти.

Интересно, промелькнуло у Ронкадора, а как епископ думает выбираться? У него что, есть карта? Или… капитан на секунду похолодел, может выбираться и не придется? Вдруг святой отец на самом деле не такой уж святой и ведет их в ловушку?

Но тут шедший впереди боцман Греви вдруг замер и повернулся к капитану. И дону Орио показалось, что боцман смотрит на кого-то, стоящего за его спиной.

Он резко повернул голову.

В зеленом полумраке, переходящем в густую черноту зала, стоял черный силуэт. Балахон скрывал высохшую изможденную фигуру, голова была покрыта низким плотным капюшоном, узловатая рука, словно выточенная из старого почерневшего дерева, сжимала рукоять высокого костяного посоха с замысловатой резьбой и вделанным в набалдашник тускло-красным, как глаз вампира, камнем. Капитан тряхнул головой, прогоняя наваждение, одновременно схватив рукоять пистолета. Из-под капюшона, в мимолетном повороте головы, на него сверкнули два злобно прожигающих глаза, скривилось перекошенное ненавистью дряхлое лицо, с торчащими изо рта клыками... И все пропало.

– Вы видели, сеньор капитан? – взвизгнул моряк. – Вы видели эту ведьму?! С большими сиськами, извиняюсь...

– Какую ведьму? – уставился на него Ронкадор. – Это был какой-то старый козел!

– Это был морок, – буркнул епископ, не оборачиваясь. – Вам померещилось, сын мой. И не спешите, нам еще надо спуститься несколькими ярусами ниже...

Они сделали небольшой привал в узком как пенал зале, куда свет попадал через трещину рассекавшую двадцатифутовую скалу.

Епископ подвел Ронкадора к дальней стене с каким-то яшмовым барельефом.

– Взгляните, сын мой...

Несколько секунд Ронкадор озадаченно хлопал глазами, пока не понял что перед ним – карта.

Пусть скверная и с искаженными пропорциями, но карта Изумрудного моря и окрестностей.

Ронкадор осенил себя святым знамением, вдруг поняв что видит карту Тех времен. Сильно поменялась береговая линия во многих местах, полуострова Мериды не было – вместо него была цепочка островков, были какие-то острова там где ныне море, но узнать местность было можно. Но главное – на месте отмели Химини, к западу от Шалиско и тут, на полуострове Когтя торчали изображения домиков и людей с надписями.

– Видите? – осведомился Серчер. Понимаете почему никому не удалось найти их следы в Дальних Землях? Из просто смыло когда тонула Благословенная Земля. Помните в легендах – о волнах в сто локтей идущих одна за другой? Ронкадор не помнил, но кивнул. Они только начали строить тут города как все и произошло, и их просто смыло – такие волны да еще в узкостях...

По обе стороны карты торчали два каких-то худых изломанных существа в длинных балахонах – вроде исполинских человеко-крыс ставших на задние лапы – и у капитана мелькнула мысль, что именно они были на том камне с детскими жертвоприношениями.

Они вступили в широкую и низкую галерею, где в нишах стен выстроились статуи людей, имевших, однако, несомненные черты рептилий.

Лысые головы, змеиный приплюснутый нос, широкие скулы, мощные челюсти и глаза, лишенные век.

Тут произошло занятное событие.

Матрос Сабано, мулат, чья мать была из народа шантайцев, рухнул перед одной из статуй на колени и принялся что-то жалобно бормотать – просил на лингва марис великого Сына Змеи пощадить их, так что боцману пришлось поднимать его пинками. Встав, Сабано стал что-то сбивчиво говорить, что это, де, фетиш ужасного создания, что живет в подземном мире и уносит туда людей, но капитан приказал ему заткнуться.

Они миновали и эту галерею и остановились передохнуть в зале, где пересекалось сразу с дюжину входов.

На этот раз не было ни разговоров, ни смешков. Вероятно, мрачной подавленности способствовал украшавший потолок большой гранитный фриз, на котором двое жрецов сажали на кол какого-то богато разодетого человека в диадеме и ожерельях, наверное, чем-то не угодившего им царя.

– Тише! – поднял руку идущий рядом с каперангом епископ. – Дон Ронкадор, вы слышите?

Прислушавшись, капитан уловил какой-то странный шорох, доносившийся из ближайшего к ним коридора, как будто вдалеке кто-то пересыпал сухой песок. Или так отдавалось в темноте лабиринтов их дыхание?

– Эй, хомбре, вы что-то слышите? – сурово вопросил он окружающих.

– Вроде ничего, сеньор капитан…

– А вроде и есть…

– Да нет, показалось…

– Что-то не пойму, то ли там шуршит чего, то ли в голове у меня шуршит…

Люди невольно похватали оружие.

– А ну тише, нишкнуть всем! – рявкнул лейтенант.

Воцарилась тишина, нарушаемая лишь дыханием.

Но различить какой-то непонятный звук все же было можно.

Или это просто эхо…

– Ладно, – приказал капитан. – Сабано, Довмонт, проверьте, что там.

Взяв факелы, оба дозорных ушли в тоннель.

Команда в мрачном молчании не выпускала оружия из рук.

Подозрительный шорох заглушил шаги посланных им матросов, отдаваясь в каменных сводах поступью железных копыт.

Зато ноздрей капитан коснулся некий странный запах, в подземелье как будто неуместный. Он принюхался… Запах слабый, но смутно знакомый…

Втянул ноздрями воздух раз, другой, и вдруг понял, что ему напоминает этот шорох и этот запах… Разворошенный термитник. Но что это может означать?

И прежде чем он, похолодев, догадался, Ронкадор услышал душераздирающий крик разведчиков.

– Марабунта!

Возглас ужаса, вырвавшийся из десятков глоток, был ему ответом.

И вот тут дону Орио стало по-настоящему жутко. Потому что встретиться им предстояло едва ли не с самым большим ужасом Иннис-Тора, с подлинным и всевластном хозяином сельвы.

На пути марширующих черно-красных колонн этих крошечных, от силы полдюйма существ, погибает все живое без исключения. От грозных ящеров, быков и ягуаров, до улиток, гусениц, змей, скорпионов, ядовитейших слизней и многоножек. После того, как муравьи пройдут, остается лишь голая земля и скелеты их жертв – белые и сухие…

Но откуда эти твари в подземелье?

Размышлять было некогда – из тоннеля выбежали вопящие разведчики, отчаянно размахивая руками. Одновременно люди повскакали с мест, держа в руках бесполезное оружие.

Ронкадор посмотрел на епископа – тот был до странности спокоен.

– Святой отец, у вас нет в запасе молитвы против насекомых? – произнес капитан первое, что пришло в голову.

– Всем надо уходить, быстро! – скомандовал, именно скомандовал в ответ преосвященный. – К нашему счастью, человек может успеть от них убежать.

Они успели. Лишь когда последние из напуганных людей уже входили под низкую каменную арку с резьбой, изображавшей сражающихся морских тварей, из противоположного тоннеля выкатился поток мерзких насекомых. Казалось, сам камень пола пришел в движение.

Похрустывая жвалами и топоча мириадами лапок, инсекты устремились в погоню. И как выяснилось, бегать они могли довольно быстро.

Спустя каких-то минут пять, шедший в арьергарде Сабано, споткнувшись, рухнул во весь рост, попробовал вскочить, но тут же со стоном скорчился, держась за колено.

Он таки подхватился и попытался ковылять следом. Но слишком быстро бежали муравьи, а вот товарищи замешкались, не успев подхватить его под руки.

Шуршащий поток накатил на него, и стон сменился воплем адской боли, когда тысячи жал раскаленными иглами вонзились в его тело. Через миг он был уже облеплен густой муравьиной массой. Крики перешли в булькающие стоны, а потом стихли.

Сразу за этим кто-то из пиратов, совсем потеряв голову от ужаса, решил найти убежище в одной из попавшихся на пути стеновых ниш, где торчала каменная горгулья. Но стоило ему втиснуться кое-как в проем, вцепившись в уродливую морду, как что-то хрустнуло, и статуя рухнула, придавив его к полу, причем тем, кто был рядом с ним, почудилось, что в последний момент на каменной морде идола появилась гнусная торжествующая ухмылка.

Третьим стал боцман Греви. Когда они пробегали перекресток, тот провалился в незамеченную широкую трещину в скальном полу – и долгий гаснущий крик дал всем понять, как глубока была бездна, куда несчастный падал.

– Святой отец, по-моему, самое время использовать «темный огонь»! – крикнул Эохайд.

Выбрав коридор подлиннее, они остановились, и пока отряд переводил дыхание, особо отобранные матросы поливали каменные плиты пола густой маслянистой жидкостью, блестевшей в свете факелов, как шкура кальмаров или спрутов.

Опустошив фляги, их по совету отца Тибальда забросили подальше на залитую «огнем» поверхность – те должны были взорваться, усугубив положение зловредных инсектов. Хотя куда уж больше...

Теперь дело осталось за добровольцами. Из дюжины вызвавшихся Ронкадор отобрал троих – двух своих и одного подчиненного Игерны.

Двое вооружились арбалетами, к болтам которых был привязан трут, а третий, скуластый черноволосый матрос с орлиным носом, недавно принятый в команду «Леопарда», взял наизготовку свой лук из китового уса.

Им предстояло, дождавшись, пока голова колонны муравьев-убийц пересечет рукотворный барьер, выпустить стрелы.

Остальные тронулись в путь, оставляя за собой метки, по которым поджигатели смогут их найти.

Не прошло и пяти минут, как позади коротко рявкнуло, затем слитно ударило пять или шесть негромких взрывов.

– Беру свои слова назад, святой отец! – весело брякнул Ронкадор. – Не знаю, как насчет бесов, а вот с их порождениями вполне можно справиться треклятой выдумкой неверных...

Но радость была преждевременной.

Догнавшие их вскоре запыхавшиеся и прокопченные пират и лучник сообщили, что третий их товарищ, видно, повредился умом. Иначе как объяснить, что, не дожидаясь появления марабунты, он ни с того ни с сего разрядил свой арбалет, а потом ринулся во вспыхнувшее пламя с безумным воплем, словно атаковал невидимого врага.

Смех и веселая перебранка враз стихли.

И в этой тишине до всех донеслись еле слышные шорох и потрескивание, прозвучавшие для людей топотом адской кавалерии.

Ронкадор отметил, как переглянулись отец Тибальд и преподобный Серчер.