Текст книги "Владимирский централ. История Владимирской тюрьмы"

Спустя годы, в 1996 году, архимандрит Климентий Шептицкий получил звание «Праведник народов мира». За спасение евреев в период Второй мировой войны во время визита в 2001 году во Львов папы римского Иоанна Павла II он был беатифицирован.

В 1944 году был арестован и лидер украинского движения К.И. Осьмак. По материалам тюремной карточки: «Осьмак Кирилл Иванович родился в 1890 году в селе Шишаки Шишакского района Полтавской области, профессия – счетовод. Арестован 13 сентября 1944 года. Характер преступления: “Участие в контрреволюционной банде”. Осужден Особым совещанием при МГБ СССР 10 июля 1948 года, сроком на 25 лет тюремного заключения. Отбывал наказание в Киевской тюрьме УМВД, в мае 1953 года переведен во Внутреннюю тюрьму МВД СССР в г. Москву. 17 марта 1955 года прибывает во Владимирскую тюрьму. Скончался 16 мая 1960 года. Причина смерти – кровоизлияние в мозг».

Биография Осьмака очень яркая и вместе с тем очень трагичная. После обучения в Московском сельскохозяйственном институте с 1910-го по 1916 год он уезжает на Украину. С 1917-го по 1918 год был членом Центральной рады. В июле 1917 года назначен руководителем отдела по изданию сельскохозяйственной литературы в Генеральном секретариате земледелия. В 1918 году в этой же должности переходит в Министерство земледелия. В апреле 1922 года становится председателем Терминологического бюро Сельскохозяйственного научного комитета Украины. Под его руководством бюро готовило к изданию Словарь украинской сельскохозяйственной терминологии. Работая в сельском хозяйстве, организовывал кооперативы. В 1928 году, в рамках борьбы с нэпом, неоднократно подвергался арестам. 2 марта 1930 года снова арест по сфабрикованному делу («Союз освобождения Украины»), осужден на три года концлагеря. После досрочного освобождения работает в народном хозяйстве. В 1938 году – новый арест по обвинению в организации террористического акта против Сталина. После выхода на свободу в 1940 году жил в Киеве, где сошелся с организацией украинских националистов и стал ее активным членом. Во время оккупации перебирается во Львов. В 1944 году был избран президентом Украинского Главного освободительного Совета. В 2004 году прах Кирилла Ивановича Осьмака был перезахоронен на Байковском кладбище в городе Киеве.

Корнеев Иван Алексеевич, 1902 года рождения, иеромонах. С 1920-го по 1921 год служил в Красной армии. В результате перенесенных заболеваний (малярия и тиф) получил тяжелейшее осложнение – заболел туберкулезом позвоночника, 11 лет был прикован к постели. С 1933-го по 1946 год работал биографом в разных издательствах. 17 апреля 1946 года был арестован. Особым совещанием при МГБ СССР 30 ноября 1946 года ему было предъявлено обвинение: «Участие в антисоветской церковной организации и террористические высказывания». Приговорен к семи годам тюремного заключения. Отбывал наказание во Владимирской тюрьме до 1956 года.

Из воспоминаний В.В. Шульгина о Корнееве: «Моим сокамерником был Иван Алексеевич Корнеев, много лет посвятивший трудам по истории музыки.

Тюрьма – великолепное место для наблюдения человеческой природы. В тюрьме проводишь с людьми много лет, и притом круглосуточно. На свободе видишь человека урывками.

Кроме того, тюрьма крайне обостряет страсти разного вида и одновременно выявляет положительные качества – ум, волю, справедливость. И как повсюду в жизни, несмотря на замки и решетки, в тюрьме происходят некоторые явления, совершенно неожиданные.

Таким неожиданным явлением и была моя встреча с Иваном Алексеевичем Корнеевым. Казалось, что могло нас объединять? Он – советский гражданин, я – эмигрант. Жизнь нас поставила по разную сторону баррикад. И все же неумолимое стремление человека к созиданию, творчеству, присущее ему и мне, сблизило нас. В ход пошли огрызки карандашей и клочки бумаги. Томительное и тягучее однообразие тюремной жизни было заполнено. Сумерки камеры пробил луч света. Но организм человеческой все же требует пищи телесной. Я говорил:

– Иван Алексеевич, голова кружится от голода, я больше не работоспособен.

Тогда Корнеев вытаскивал припрятанную корку хлеба со словами:

– Ешьте, Василий Витальевич, вашу мысль надо подкрепить, надо дописать…

Наша совместная творческая работа длилась почти два года. Но счастье редко бывает долговечным. Меня неожиданно перевели в другую камеру.

В другую камеру – это значит в другую страну, потому что никакой связи между разлученными не остается. Даже больше чем в другую страну, в другой мир… Я думал, что Иван Алексеевич ушел на тот свет, а он думал обо мне, что я умер.

При нашей разлуке клочки бумаг и то, что я рассказывал Корнееву без записи, – все это осталось с ним.

Только много лет спустя я узнал, что произошло с нашей работой. Корнеев тяжело заболел и был отправлен в тюремную больницу. Его товарищи по камере собрали все клочки наших записей и, засунув их в наволочку, переправили к нему. Но дальше было еще труднее.

Зная, что из тюрьмы вынести ничего нельзя, Иван Алексеевич за два года до окончания срока, после которого он направлялся на вечную ссылку, предпринял нечто почти невозможное. Он наизусть заучил все, что было нами записано, а приехав в ссылку, восстановил текст по памяти.

Я же, оставшись в тюрьме, получил разрешение писать. Тетрадка за тетрадкой были исписаны, а главное, вручены мне при выходе на свободу.

Так мои воспоминания, восстановленные Иваном Алексеевичем в далеком Казахстане, и записи в тюрьме легли в основу этой книги. Но для этого должны были пройти годы. Наконец мы встретились живые и вновь взялись за перо.

И.А. Корнеев не был в Государственной думе. Мои же воспоминания представлялись лишь некими световыми пятнами. Пятна были ярки, но мало связаны друг с другом. Память сохраняет многое, принимая во внимание, что у людей в мозгу пятнадцать миллиардов работающих клеточек. Но ручаться за точность памяти никто не может. Все надо проверить и подтвердить документальными данными.

Эту титаническую работу и проделал Иван Алексеевич, просмотрев бесконечные тома стенографических отчетов Государственной думы за десять лет (1907–1917) и неисчислимое количество других материалов».

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Кремлевские тайны

Во Владимирской тюрьме сидела Канель Надежда Вениаминовна, дочь главного врача кремлевской больницы Канель Александры Юлиановны. Одной из причин ареста Канель Надежды Вениаминовны и ее сестры Юлии Вениаминовны стала новость, которую рассказала им мать по возвращении 9 ноября 1932 года с работы: «Жена Сталина Надежда Аллилуева покончила с собой». Смерть Надежды Аллилуевой была загадочна и не похожа на самоубийство. Всю правду о смерти жены знал только сам Сталин. Так думала и главный врач кремлевской больницы Александра Юлиановна Канель. После нескольких часов после трагического происшествия два врача ЦК при кремлевской больнице, Абросов и Погосянц, предложили ей подписать протокол о том, что Аллилуева умерла от аппендицита. Канель от этого предложения наотрез отказалась. После этого этот протокол предложили подписать другим заслуженным врачам кремлевской больницы – Д.Д. Плетневу и Л.Г. Левину. Оба отказались. Впоследствии они будут арестованы и погибнут в тюрьме, а Александра Юлиановна вскоре внезапно умрет.

Серебрякова-Сокольникова Галина Иосифовна. 1970-е годы

В 1939 году сестры Канель были арестованы. Надежда работала на кафедре микробиологии в 1-м медицинском институте, а ее сестра в Институте эндокринологии у Шерешевского. Им было предъявлено обвинение, что их мать была шпионкой и агентом сразу трех разведок: французской Сюртэ, польской Дефензивы, английской Интеллинженс Сервис. В мае 1941 года Надежда Канель была приговорена Особым совещанием МГБ и получила пять лет тюрьмы за недонесение об антисоветской деятельности близких людей. Ее сестра Юлия погибла в тюрьме в 1941 году.

В июле 1949 года – снова арест, уже по делу Полины Жемчужиной – жены В.М. Молотова, которая знала многие кремлевские тайны. По этому делу была также арестована писательница Галина Серебрякова-Сокольникова; ее арестовали потому, что у Жемчужиной нашли книгу с автографом Серебряковой. В 1953 году дело Надежды Вениаминовны Канель было пересмотрено, и 17 августа она была освобождена из тюрьмы, а впоследствии реабилитирована.

В 1954 году Н.В. Канель выступала свидетелем по делу бывшего министра госбезопасности Абакумова B.C.

НОМЕРНЫЕ ЗАКЛЮЧЕННЫЕ

Великая Отечественная война внесла свои коррективы не только в жизнь страны, но и в быт тюремного населения. Владимирская тюрьма в 40-е годы называлась особой тюрьмой Министерства государственной безопасности. Общая численность ее заключенных составляла 1715 человек. После ввода советских войск в Латвию, Литву и Эстонию руководители правительств этих стран и члены их семей были депортированы в Советский Союз и расселены в российских городах. С началом Великой Отечественной войны все они были арестованы и впоследствии получили статус – номерной заключенный. Из инструкции о режиме и порядке содержания заключенных во Внутренней тюрьме Управления МГБ: «На начальника тюрьмы, его дежурных помощников и надзирательский состав возлагается: сохранение в секрете самого факта содержания во Внутренней тюрьме номерных заключенных, сохранение в секрете их имен, фамилий, прошлого и происхождения.

Об именах номерных заключенных никто из надзорсостава не должен знать, за исключением начальника Внутренней тюрьмы.

Надзирательскому составу категорически запрещается вступать в какие бы то ни было разговоры. Какой-либо разговор о них в присутствии других надзирателей, служащих тюрьмы, а также сотрудников Управления МГБ – запрещается. При необходимых служебных разговорах надзирателям вместо имен произносить присвоенные заключенным номера или номер камеры».

За номерными заключенными закреплялись персональные камеры. Надзиратели следили за тем, чтобы не допускать какого-либо общения номерных заключенных с уборщиками и другим обслуживающим персоналом. Из воспоминаний ветерана УИС Краснова Н.А.: «…для скрытого наблюдения за заключенными в коридорах перед камерами лежали дорожки, по ним надзирательский состав передвигался бесшумно, на дверных глазках имелись резиновые флажки, при открытии они не издавали звука». Согласно инструкции о режиме и порядке содержания номерных заключенных во Внутренней тюрьме Управления МГБ номерным заключенным разрешалось:

1. Отдых в постели и сон в любое время суток.

2. Занятие в камерах литературным и другим умственным трудом, для чего они могли получать бумагу, карандаши, чернила, ручки и необходимые официальные пособия. В этих же целях им разрешается иметь при себе личные библиотечки, рукописи.

3. Хранить при себе в камерах необходимые, лично принадлежащие им вещи и пользоваться ими для своих нужд.

4. Покупать через начальника тюрьмы, в установленные дни, продукты питания, предметы туалета и т. п. на свои средства.

5. Иметь в камерах радиорепродукторы тихой слышимости, географические карты, атласы, получать для чтения центральные газеты, журналы и газеты на своих языках, выписанные для них через секретариат УМГБ, а также научную, художественную и политическую литературу из библиотек города.

Литературу выдавать в камеры и возвращать в библиотеки по прочтении только после предварительного просмотра ее в секретариате УМГБ.

6. Иметь в течение дня две прогулки продолжительностью не менее одного часа каждая. На прогулки разрешалось выводить заключенных вместе с членами их семей.

7. Свидание заключенных и членов их семей разрешалось один раз в сутки, продолжительностью не более одного часа. Номерным заключенным запрещалось иметь при себе в камерах более 100 рублей, ценности, ножи, вилки и другие режущие и острые предметы. Такие вещи хранить на складе тюрьмы, а деньги и ценности в ФИНО».

Один раз в неделю к ним допускался врач, кроме случаев, требующих неотложной помощи. Номерные заключенные освобождались от стрижки головы под машинку. Три раза в месяц им полагалась баня. Горячая пища выдавалась два раза в день, чай – утром и вечером. Пища по возможности должна была быть разнообразной, особенно за счет свежих овощей.

СПИСОК НОМЕРНЫХ ЗАКЛЮЧЕННЫХ,

СОДЕРЖАВШИХСЯ ВО ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЕ

В ПЕРИОД С 1940 ГОДА ПО 1950 ГОД:

№ 1. МЕРКИС АНТОН КАРЛОВИЧ – премьер-министр Литвы.

№ 2. МЕРКИС (МЕРКЕНЕ) МАРИЯ АНТОНОВНА – жена А. Меркиса.

№ 3. ОРДЖОНИКИДЗЕ КОНСТАНТИН КОНСТАНТИНОВИЧ – брат наркома Серго Орджоникидзе.

№ 4. МЕРКИС ГЕДЕМИН АНТОНОВИЧ – сын А. Меркиса.

№ 5. УРБШИС ЮОЗАС КАЗИМИРОВИЧ – министр иностранных дел Литвы.

№ 6. УРБШИС (УРБШЕНЕ) МАРИЯ ФРАНЦЕВНА – жена Ю. Урбшиса.

№ 7. МУНТЕРС ВИЛЬГЕЛЬМ КАРЛОВИЧ – министр иностранных дел Латвии.

№ 8. МУНТЕРС НАТАЛЬЯ АЛЕКСАНДРОВНА – жена В. Мунтерса.

№ 9. БАЛОДИС ИВАН ПЕТРОВИЧ – заместитель президента и военный министр Латвии.

№ 10. БАЛОДИС ЭЛЬВИРА ЮЛЬЕВНА – жена И. Балодиса.

№ 11. ЛАЙДОНЕР ИВАН ЯКОВЛЕВИЧ – генерал, командующий эстонской армией.

№ 12. ЛАЙДОНЕР МАРИЯ АНТОНОВНА – жена И. Лайдонера.

№ 15. АЛАДЖАНЯН ПЕТР СТЕПАНОВИЧ – священник, профессор философии, английский шпион.

№ 21. МОЛОЧНИКОВ НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ – член семьи Аллилуевых.

№ 22. АЛЛИЛУЕВА ЕВГЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА-жена брата Надежды Аллилуевой, жены Сталина.

№ 23. АЛЛИЛУЕВА АННА СЕРГЕЕВНА – сестра Н. Аллилуевой.

№ 24. КЛЕМЕНТ ТИБОР – венгерский шпион.

№ 25. ПАП ЛАСЛО – венгерский шпион.

№ 26. ШАНДЕЛЬ КАРЛ – венгерский шпион.

№ 27. МАЙНЕРС ВОЛЬФАНГ ИОГАНН – немец, журналист, обвинялся в шпионаже.

№ 28. ВАДИЛЬО МАРТИНАС ЭВЕЛИО – мексиканец, обвинялся в шпионаже.

№ 29. МЕНЬШАГИН БОРИС ГЕОРГИЕВИЧ – обер-бургомистр Смоленска в годы фашистской оккупации.

№ 30. СТУЛЬГИНСКАС АЛЕКСАНДРАС – второй президент Литвы.

№ 31. ШИЛИНГАС СТАСИС – министр юстиции, член Госсовета Литвы.

Как вспоминал Юозас Урбшис, министр иностранных дел Литвы, заключенный № 5, во время Сталинградской битвы его отвезли в Москву, там он находился в одиночке 10 дней. Через 10 дней его «предупредили»: «С этого дня никому своей фамилии не говори, будешь называться пятым номером».

Аллилуевы Анна Сергеевна и Евгения Александровна. 1932 г.

Многочисленные аресты проходили непосредственно 22 июня 1941 года. Обвинительное заключение – «участие в шпионаже» – будет предъявлено позже, через 11 лет. Приговор каждому – по 25 лет тюремного заключения с учетом отбытого срока.

Из воспоминаний заключенного № 4, сына премьер-министра Литвы Гедемина Меркиса: «Во время войны делился своей пищей с надзирателем, который питался хуже, чем заключенный. Имея возможность через тюремный ларек продать часть своих вещей, по своей просьбе получил из личных вещей словарь “Larousse”, правда, при этом была аккуратно вырезана статья “Азбука Морзе”».

Как и все номерные заключенные, Г. Меркис имел возможность много читать. В своем отчете начальник тюрьмы сообщает: «…Заключенный № 4, наверно, сошел с ума, так как читает книги по истории дипломатии вместо того, чтобы читать “Графа Монте-Кристо”». Впоследствии Гедемин Меркис стал известным экономистом.

Стульгинскас Апександрас заключенный № 30 Владимирской тюрьмы, второй президент Литвы. 1930-е годы

В числе номерных заключенных был Иохан (Иван) Лайдонер – генерал, командующий эстонской армией. С 1920-го по 1929 год он входил в состав трех Государственных собраний. Неоднократно принимал участие в работе Совета Союза национальностей и конференций по разоружению, в 1925 году был председателем Комиссии по разрешению турецко-иракского пограничного конфликта. Был председателем Олимпийского комитета Эстонии, почетным доктором Тартуского университета, почетным членом Академии наук, удостоен высших наград Англии, Латвии, Литвы, Эстонии, Франции, Швеции. 19 июля 1940 года Лайдонер вместе с женой был депортирован в Советский Союз, а 26 июля 1941 года арестован в городе Пензе. Следствие длилось до 1942 года. Во Владимирской тюрьме он сошел с ума. Надзиратели вспоминали, что, лежа в кровати, он представлял, что плавает в ванной. 13 марта 1953 года заключенный № 11 генерал Лайдонер скончался.

Гедемин Меркис заключенный № 4. Сын премьер-министра Литвы. 1940-е годы

Очевидец тех давних событий, знакомая жены генерала, Марии Антоновны Лайдонер, Лилия Ивановна Полюшкина вспоминает: «Мария Антоновна закончила Петербургскую консерваторию по классу фортепьяно, жила в г. Меленки и в 1954 году преподавала музыку в клубе имени Первого мая, где я с ней познакомилась. Я у нее занималась музыкой. Ко всем окружающим она обращалась только на “Вы”, но это было не признаком уважения, а так подчеркивалась дистанция. Внешне она очень походила на актрису Ермолову – высокая, статная, с гордо посаженной головой. Седая прическа уложена буклями. О себе мало что рассказывала. Был один сын, но у родителей с ним произошла размолвка, и он очень рано погиб. Из всех вещей и богатства остались только фотографии: ей каким-то образом удалось их сохранить, она мне их показывала в доме-интернате тайком на веранде. Это были фото в их доме, в больших залах, на фотографиях было запечатлено все высшее общество Эстонии того времени. Они с мужем всегда в центре. Много фотографий, где она в Париже или в зоопарке с тигренком. В 1955 году я поступила в Ленинградскую лесотехническую академию, и Мария Антоновна часто писала мне. Где-то в 1957 году я встретила ее в Меленках, она была очень оживлена, говорила, что только что приехала из Таллина. Останавливалась у своей горничной, которая сохранила некоторую одежду. Она мне говорила: “А в нашем доме сейчас Дворец пионеров”. Потом она уехала в Таллин, и больше с ней мы уже не встречались. В этом доме-интернате находилось много знаменитых людей. Какая-то знаменитая балерина. Жена профессора с сыном. Я тогда была мала и многим не интересовалась. Многие умирали. Их хоронили по ночам, без гробов, просто завернутых в мешковину. Отвозили на кладбище на телеге, запряженной лошадью. Телега гремела по булыжной мостовой, а утром в дальнем углу кладбища появлялись новые холмики без табличек и имен».

БРАТ НАРКОМА

Орджоникидзе Константин Константинович, 1896 года рождения, младший брат наркома Серго Орджоникидзе, заключенный № 3. После смерти Серго Орджоникидзе по указанию Берия в мае 1941 года он был арестован. В течение трех лет велось следствие. Впоследствии его осудили Особым совещанием при НКВД СССР на срок пять лет тюремного заключения. Находясь в тюрьме, сидел в одиночной камере. Из материалов арестованного Константина Орджоникидзе: «Совершенно секретно. Справка на заключенного Владимирской тюрьмы МГБ СССР Орджоникидзе Константина Константиновича, 1896 года рождения, уроженец села Горежка Грузинской ССР, по национальности грузин, до ареста – инспектор-методист Главного управления гидрометереологической службы при СНК СССР. Арестован 5 мая 1941 года. Осужден 26 августа 1944 года Особым совещанием при НКВД СССР, на 5 лет тюремного заключения. 30 ноября 1946 года решением Особого совещания при МГБ СССР срок наказания продлен до 10 лет тюремного заключения». Из письма начальника Тюремного управления МВД СССР полковника внутренней службы М. Кузнецова заместителю министра внутренних дел Союза ССР генерал-полковнику Серову И.А.: «Во Владимирской тюрьме МВД СССР содержится заключенный Орджоникидзе Константин Константинович, осужденный Особым совещанием за незаконное хранение оружия и как социально опасный элемент, срок наказания которому оканчивается 5 мая 1956 года. По составу совершенного преступления заключенный Орджоникидзе подпадает под действие ст. 4 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта 1953 года “Об амнистии”, и срок наказания ему надлежит сократить наполовину. В связи с сокращением срока наказания наполовину, оставшийся срок наказания отбыт и он подлежит освобождению из-под стражи. Докладывая об изложенном, прошу Ваших указаний. 7 апреля 1953 года». Виза заместителя министра была лаконична – «т. Кузнецову. Если отбыл, то пусть едет. И. Серов». Из воспоминаний ветерана уголовно-исполнительной системы и трудового фронта Петровой А.И.: «Заключенный № 3 вел себя очень тихо и скромно. Однажды он мне сказал очень тихо: “Берия – это враг народа”».

Уже после смерти И.В. Сталина постепенно всем номерным заключенным стали возвращать фамилии. «Секретно. Содержащихся во Владимирской тюрьме МВД СССР заключенных: 1) Клемент Тибор, 2) Пап Ласло Януш Ене, 3) Шандель Карл Карлович, 4) Майнере Вольфанг Иоганн, 5) Вадильо Мартинас Эвелио, 6) Дладжани Пьетро Стефаний, он же Аладжанян Петр Степанович – из числа номерных заключенных исключите и впредь числите их под настоящими фамилиями. Одновременно упомянутых выше заключенных разрешается содержать в общих камерах вместе с другими заключенными, осужденными к длительным срокам заключения, причем необходимо установить такой порядок, чтобы об их содержании во Владимирской тюрьме знало как можно меньше других заключенных, т. е. без особой необходимости не переводить их из камеры в камеру». В 1954 году большинство личных дел номерных заключенных будут пересмотрены. Сроки заключения в тюрьмах будут считать отбытыми, после чего их выпустят на свободу. После освобождения из тюрьмы бывшие номерные заключенные остались во Владимирском крае.

ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ И ЛИЧНАЯ МЕСТЬ СТАЛИНА

В послевоенный период Советским правительством проводится жесткая карательная линия в отношении тех, кто был недоволен политикой Сталина. Любые разговоры, связанные с личной жизнью, окружением Сталина, могли стать поводом для уголовного преследования. Знакомство с иностранцами, а тем более какие-либо связи с ними могли расцениваться как шпионаж. Союзы, объединения и даже кружки по интересам трактовались спецслужбами как участие в антисоветских группах. Слежка, доносы, прослушивание разговоров, аресты становятся привычным делом. Заметными номерными сидельцами были заключенные № 22 и 23, члены семьи Сталина – Анна Сергеевна Аллилуева и Евгения Александровна Аллилуева. Одной из причин ареста Анны Сергеевны и Евгении Александровны Аллилуевых явилась так называемая утечка информации о личной жизни Сталина. Министру государственной безопасности Абакумову B.C. было поручено перекрыть все каналы распространения и разглашения информации о вожде. 9 июля 1947 года принят Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за разглашение государственной тайны и за утрату документов, составляющих государственную тайну». По стечению обстоятельств одной из жертв этого Указа стал впоследствии и Абакумов. В 1946 году Анна Аллилуева опубликовала книгу «Воспоминания», в которой упоминала события 1917 года. Отец Анны и Надежды Аллилуевых, Сергей Яковлевич Аллилуев, был известным большевиком, революционером, дружил с Лениным и Сталиным, впоследствии стал тестем, отдав свою дочь Надежду за Сталина. В книге А.С. Аллилуева лестно отзывалась о «Сталине-революционере» и идеализировала его роль в революции. Сталин разрешил публикацию, Анну Сергеевну пригласили вступить в Союз писателей, но в 1947 году все изменилось. Книга подверглась резкой критике со страниц газеты «Правда», была изъята из библиотек и из продажи. Прослушивание разговоров в квартире Анны Сергеевны выявило совсем другое мнение о Сталине. Она винила его в расстреле своего мужа и разделяла убеждение в том, что Сталин в годы репрессий 30-х годов истреблял ленинскую гвардию – старых большевиков. Такие же разговоры были зафиксированы и в доме Евгении Александровны Аллилуевой, жены П.С. Аллилуева, брата Надежды и Анны.

Евгения Александровна (Земляницина) Аллилуева после смерти мужа П.С. Аллилуева вышла замуж за Н.В. Молочникова, тем самым потеряв близость к Сталину. Пятикомнатная квартира, где она жила, в связи с жилищным кризисом подверглась «уплотнению». Две комнаты районный жилотдел отобрал и вселил в них семью генерал-майора Угера Г.А. В квартиру А.С. Аллилуевой вселили заместителя министра металлургии Коробова. С понижением своего статуса они потеряли и кремлевские продовольственные пайки и стали отовариваться, как и все граждане, по карточкам. О недовольстве в разговорах жителей этих квартир Абакумов докладывал Сталину.

В декабре 1947 года арестовали Евгению Аллилуеву и ее мужа, обвинив ее в антисоветской деятельности и в том, что она якобы отравила своего первого мужа П.С. Аллилуева, а второго мужа, Молочникова, обвинили в измене Родине. В 1948 году по такому же обвинению была арестована Анна Аллилуева. Особым совещанием МГБ СССР им были присвоены следующие номера:

№ 21 – Молочников Николай Владимирович;

№ 22 – Аллилуева Евгения Александровна;

№ 23 – Аллилуева Анна Сергеевна.

За измену Родине Молочников заочно был приговорен к 25 годам тюремного заключения, а обе Аллилуевы – к 10 годам тюремного заключения каждая. Из справки по делу заключенного № 22: «(Вместо фамилии прочерк) Евгения Александровна, 1898 года рождения, уроженка города Новгорода, русская, из семьи священника, бывший член ВКП (б) с 1918-го по 1919 год, выбыла из партии механически за неуплату членских взносов, домохозяйка. Прибыла во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР 10 декабря 1947 года, откуда переведена 11 декабря 1947 года в Лефортовскую тюрьму. Числилась за специальной частью по особо важным делам МГБ СССР. Арестована 10 декабря 1947 года. Осуждена Особым совещанием МГБ СССР 29 мая 1948 года к тюремному заключению на 10 лет, считая срок с 10 декабря 1947 года. Лично принадлежащее имущество конфисковать. Находится во Владимирской тюрьме МГБ. 19 октября 1950 года».

Во Владимирской тюрьме представителей кремлевской элиты разместили в одиночные камеры. Опыт размещения семей в особой тюрьме МГБ был отлажен. Из инструкции о режиме и порядке содержания номерных заключенных во Внутренней тюрьме Управления МГБ по Ивановской области: «Совершенно секретно. Номерные заключенные должны содержаться в специально выделенных для них камерах на 3-м этаже, а именно: № 4 в камере 60, № 5 в камере 61, № 3 в камере 62, № 8 в камере 65, № 9 в камере 67, № 10 в камере 71, № 11 в камере 73, № 13 в камере 76, № 6 в камере 74, № 7 в камере 72, № 16 в камере 68, № 17 в камере 66. Перемещение заключенных в другие камеры производится только с личного указания начальника Управления МГБ. При выводе на прогулки и в уборную должна строго соблюдаться изоляция от других семей и не допускаться встреча между ними. Примечание: Семьи размещены следующим образом:

1-я семья занимает камеры №№ 60, 61, 62;

2-я семья занимает камеры №№ 65 и 67;

3-я семья занимает камеры №№ 71 и 73;

4-я семья занимает камеры №№ 74 и 72;

5-я семья занимает камеры №№ 66 и 68».

А.С. Аллилуева в сентябре 1953 года находилась уже в Бутырской тюрьме. Здоровье ее было подорвано, душевные и нравственные страдания сделали свое дело. Из письма заместителя начальника Тюремного управления МВД СССР полковника А. Клейменова к начальнику Бутырской тюрьмы МВД СССР полковнику Шокину, начальнику Казанской тюремной психиатрической больницы МВД СССР подполковнику Сайфутдинову, министру внутренних дел Татарской АССР генерал-майору Семенову П.П.: «Совершенно секретно. Содержащуюся в Бутырской тюрьме МВД СССР заключенную № 23, осужденную Особым Совещанием при МГБ СССР к 10 годам тюремного заключения, направьте для лечения в Казанскую тюремную психиатрическую больницу МВД СССР. Отправку произведите особым конвоем. Для сопровождения заключенной в пути командируйте медицинского работника. Тов. Сайфутдинову принять заключенную № 23 в больницу, поместив ее в палату с однородным больным, и обеспечить надлежащую изоляцию. Личное дело заключенной хранить лично, обязательно в сейфе или в железном шкафу. О прибытии заключенной сообщить в Тюремное управление». (ГАРФ, фонд 9413, опись 1, дело № 51, лист 137.)

В одиночных камерах содержались родственники, друзья и знакомые – те, кто как-то был знаком и пересекался с номерными заключенными.

21 февраля 1948 года Абакумов доложил Сталину: «Совершенно секретно. Представляю протокол допроса арестованного американского шпиона Зайцева В.В., бывшего сотрудника для поручений посольства США в Москве. Зайцев показал, что, являясь агентом американской разведки, был связан с Аллилуевой Кирой и полученные от нее сведения передавал разведчику Харди, являющемуся начальником административного отдела посольства США». (Кира Павловна Аллилуева – дочь Е.А. Аллилуевой от первого брака, актриса Академического Малого театра. – Прим. авт.) «Протокол допроса арестованного Зайцева Виталия Васильевича от 21 февраля 1948 года. Зайцев В.В., 1910 года рождения, уроженец гор. Москвы, русский, гражданин СССР, беспартийный, из семьи крупного торговца, с высшим образованием, в 1940 году окончил Московский юридический институт. До ареста – сотрудник для поручений посольства США в Москве.

ВОПРОС: Кто ваши родители?

ОТВЕТ: До революции мой отец – Зайцев Василий Иванович – имел в Москве на Кузнецком Мосту торговое предприятие и мастерскую по изготовлению шляп с применением наемной рабочей силы.

ВОПРОС: А после революции?

ОТВЕТ: После революции мои родители продолжали заниматься торговлей, пока в 1925 году их торговое предприятие не было конфисковано. Впоследствии они были лишены избирательных прав и в 1931 году арестованы.

ВОПРОС: За что?

ОТВЕТ: За спекуляцию золотом. После того как их торговля была ликвидирована, они занялись скупкой и перепродажей на черном рынке валюты и золотых изделий.

ВОПРОС: Но ведь вы тоже арестовывались, почему вы говорите только о родителях?

ОТВЕТ: В том же, 1931 году, вскоре после ареста родителей, за спекуляцию золотом был арестован и я. Однако в тюрьме я просидел недолго, и, когда все имевшееся у меня золото было изъято, меня освободили.

ВОПРОС: Чем вы занялись после этого?

ОТВЕТ: Я поступил на службу в качестве шофера к австрийскому послу в Москве. Это было летом 1931 года.

ВОПРОС: Почему вы не захотели работать в каком-либо советском учреждении?

ОТВЕТ: Я считал, что у иностранцев буду лучше материально обеспечен.

ВОПРОС: Не только материальная заинтересованность, но и ваше враждебное отношение к советской власти сыграло в этом роль?

ОТВЕТ: Признаю, что, являясь выходцем из социально чуждой среды и будучи враждебно настроенным против советской власти, я не хотел работать в советских учреждениях и поэтому поступил на службу к иностранцам.

ВОПРОС: При чьей помощи?

ОТВЕТ: Мне помог в этом шофер польского посольства в Москве Брабец Эдуард, вместе с которым я раньше учился в средней школе. Сначала он устроил меня, как я уже показал, в качестве шофера к австрийскому послу в Москве барону Пахеру, а после того, как в конце 1931 года из австрийского посольства были уволены все советские граждане, Брабец оказал мне содействие в поступлении на службу к американцам.