Текст книги "Один из нас"

– ВАЛИМ! – проорал Ершов, бросаясь к дверям.

Когда он выбежал со склада, то увидел толпу спецназовцев с автоматами, несущихся на него. Обезумев от ярости, Ершов на бегу открыл огонь. Он рассчитывал прорваться к «ниссану».

Одну из пуль Ершова пробила забрало первого спецназовца, который инстинктивно прыгнул наземь. Вторая угодила в незащищенную голень второго бойцы СОБРа. Третий и четвертый выстрелы заглушили сразу две длинные автоматные очереди, которые изрешетили тело несущегося навстречу Ершова.

Пистолет полетел в одну сторону, барсетка с деньгами в другую. Сам Ершов, уже мертвый, пробежал еще два метра, налетел на капот «ниссана», перекувыркнулся через него и истекающим кровью мешком с костями свалился в придорожную пыль.

– Скорую! У нас раненые!… Ааа!! Внутрь!… Ствол, поднимите ствол! ААА! Проверь его! Скорую!…

Перед складом царило безумие, Туров на миг даже потерялся. Но смог взять себя в руки и в числе первых, сжимая пистолет двумя руками, ворвался внутрь склада.

А там все было кончено.

Зурало, тяжело дыша, стоял с еще дымящимся пистолетом около торчащей из земли балки. Чандер яростно выл, прижимая к себе залитого кровью умирающего Лексу, и что-то кричал по-цыгански – от его пронзительных криков кровь стыла в жилах. А в паре метров от Турова на земле лежал Ткач. Зурало хоть как-то отомстил за кровь наследника Златана Баро – пуля телохранителя вошла типу с ежиком на голове точно в глаз и разнесла мозг в клочья.

– Ствол! Брось пистолет! Руки! – двое собровцев с разных сторон бросились к Зурало. Он послушно отбросил пистолет в сторону и, поднимая руки, плюхнулся на колени. – За голову! Лечь! ЛЕЧЬ!

Эти крики вывели Турова из состояния шока. Он бросился к Лексе, но Чандер, воя, оттолкнул его так, что Туров едва не упал.

– НАЗАД! Отвалил, гнида мусорская! Суки! Вы, суки, обещали же?! – и Чандер, трясясь и сходя с ума от ярости и горя, снова бросился к Лексе. – БРАТ!

Савченко уже звонил по телефону.

– Скорая! Склад на Короленко, 21! Здесь раненые, огнестрельные ранения! Я полицейский! Скорую сюда! Несколько карет, как можно быстрее! Слышите меня?!

Опера из ОБНОН сработали, как могли, но звук стрельбы донесся до позиции долговязого сообщника Ершова даже через два квартала – ведь около склада гремели и автоматные очереди. Когда опера на полной скорости приближались к застывшей на перекрестке «дэу», долговязый, матерясь во весь голос, завел двигатель и вжал ногу в педаль акселератора.

– ТАРАНЬ!

Он попытался прорваться, но не сумел. На полной скорости опера врезались в стартующую с места «дэу». От удара машину деформировало и отбросило назад. Долговязый дернулся, налетел головой на металл кузова и потерял сознание.

Один из оперов, пошатываясь, выполз из машины. Второй был в отключке, ударившись о панель. Подушек безопасности в дешевых ментовских машинах не было. Опер покосился по сторонам, не понимая, что происходит. В голове стоял шум, в глазах начало плыть. Наверняка сотрясение. Опер тяжело опустился на асфальт, чтобы не упасть.

Потом его вырвало.

Где-то рядом уже завыли сирены «скорой», которых около склада встречала целая толпа. Вокруг раненых собровцев бегали их соратники – матерились, кричали и пытались помочь раненым оставаться в сознании. Савченко, выходя из дверей склада, вдруг согнулся пополам. Боль пришла неизвестно откуда и неизвестно почему. Но Савченко вдруг ощутил такую ноющую дрянь в груди, словно его наотмашь и со всей силы огрели бейсбольной битой. Савченко дотронулся до груди, ничего не понимая – и нащупал металлическое ядрышко, утопленное в кевларовый материал бронежилета.

Савченко опустил глаза и даже заметил торчащую из остановившего раскаленный металл бронежилета кляксу деформированной пули.

Если бы не бронежилет, пуля Ершова угодила бы ему прямо в сердце.

***

Все дальнейшее происходило очень быстро. Когда на место задержания, обернувшегося бойней, прибыла группа – не только криминалисты и следователи, но и, учитывая, что именно здесь произошло, высокое полицейское начальство, Кузьмину пришлось несладко. Однако колесо завертелось и без него. Следователь немедленно выписал постановления на обыск номера в мотеле.

В сейфе на самом деле находился героин. Семь килограммов в туго набитых полиэтиленовых свертках. Криминалист снимал на видео процесс извлечения наркотиков из нутра металлической коробки.

– Пять… шесть… семь… – считал Сечин. – Семь. Каждый весом примерно по килограмму.

Единственного выжившего из троицы беглых преступников из Оренбургской области доставили в травмпункт. Повреждения оказались не настолько серьезными, и врачи, обработав его голову, разрешили доставить задержанного в полицию. В допросной Матвеев и Савченко насели на долговязого, пытаясь его расколоть.

– Где ствол?!

– Какой ствол?

– Из которого вы завалили Самохина? – рычал Савченко. – Участкового?

– Я не знаю.

Долговязый был деморализован, однако даже в такой ситуации не спешил раскрывать все свои карты. Савченко закурил, опускаясь на стул напротив.

– Послушай меня внимательно, каланча. Я не знаю, как ты воспринимаешь ситуацию, в которую ты попал – возможно, ты даже не тормоз, просто из-за роста всем этим электрическим сигналам приходится слишком долго идти из точки А в точку Б. А может быть, когда ты ударился башкой, то из тебя вылетела последняя извилина, потому что их изобилием ты явно не страдал. Но постарайся понять, потому что я сейчас тебе очень просто и доходчиво – поймешь даже ты – все обрисую. Твои кореша подстрелили сына крутого цыганского барона, одного из самых важных челов на рынке наркоты в этом городе. Не просто сына, это не был какой-то нелюбимый сын, из тех, про которых родителе втайне думают «Чтоб тебя дождем намочило, скотина» – это был наследник. Преемник, инфант, называй как хочешь. А из вашей троицы отморозков в живых остался только ты. Но и то ненадолго. Потому что я уверен – даже не знаю, почему – что этому цыганскому барону очень захочется разобраться, кто и за что подстрелил его сына. А потом еще и отомстить. А ты – единственный на этой планете, кому можно за эти дела отомстить, потому что, как я уже сказал, остальные не дожили до этой для всех нас дико приятной минуты. И знаешь, глядя на твою не отягощенную интеллектом рожу, я понимаю, что лучший вариант – это пойти барону навстречу и помочь ему отомстить за сына. Зуб даю, что в очередь выстроится целая толпа цыган из клана нашего барона, которая захочет сесть с тобой в одну камеру. Хотя бы на пару деньков. Познакомиться и побазарить по душам и за жизнь. Барон перед нами даже в долгу останется. Идеальный вариант. Так что если ты, каланча, не откроешь рот и не постараешься выдавить из него хоть что-то, то я позвоню цыганам и предложу свои услуги в плане подселения к тебе в камеру парочки-другой соседей. По-цыгански я не очень, но уверен, что барон меня поймет.

Долговязый понял все. Потому что, когда Савченко закончил свою язвительную и желчную тираду, он выдавил:

– С моста.

– Что? Скинули с моста? – уточнил Матвеев. Долговязый кивнул. – С какого именно и где именно, показать сможешь?

Помедлив, долговязый кивнул снова.

А Туров пропадал в больнице. Здесь оперировали бойцов СОБРа: учитывая, что в провале операции виновен был именно убойный отдел, Турову достался этот незавидный жребий. Но была и вторая причина, почему Туров был здесь.

Лекса.

Его оперировали несколько часов. К двум ночи Турову сообщили, что все кончено. Врачи делали все возможное, чтобы спасти Лексу Баркана, но он получил слишком тяжелые повреждения внутренних органов вследствие огнестрельных ранений. Лекса скончался ровно в 2.05 воскресенья.

Это было несправедливо. Лекса был единственным среди людей Златана Баро, с которым было не просто можно иметь дело – с которым было приятно иметь дело.

С тяжелым сердцем Туров спустился в приемный покой, где известий о результате операции дожидались Чандер и группа его людей. Едва завидев Турова в коридоре, Чандер с ненавистью вперил в него палец.

– Ты! Что ты тут делаешь?

– Мои собалезнования, Чандер, – сказал Туров. – Я должен… от лица всех наших…

– Ты должен? – Чандер искривился так, словно хотел плюнуть в лицо Турову. – Ты должен?! Ты должен был обеспечить безопасность моему брату. Это было его условием! Слышишь меня, мент? Он пошел вам навстречу, заключил сделку, но от вас нужно было только одно – обеспечить его безопасность. Или б… дь не так?!

– Все так, – вынужден был признать Туров. – Чандер, мы делали все, что могли. Но не всегда все идет по плану. Ранены двое наших…

– Мне плевать на ваших! Даже если вы все бы сдохли – плевать мне! Но умер только мой брат. Не помер ни один из вас. Все вы живы. А мой брат истек кровью! Кто за это ответит?

Туров промолчал. За спиной Чандера стояли черноволосые громилы, суровые, здоровые – и переполняемые тихой, но еле сдерживаемой яростью.

– Так что слушай меня внимательно, – процедил Чандер, ткнув пальцем в грудь Турова. – Внимательно, мусор! За тобой охренительный косяк. Огромный косяк. И он всегда будет на тебе. У тебя есть только один шанс, мусор, только один. Сделать так, чтобы я о тебе никогда больше не слышал. Забейся в своей мусарне в угол и сиди там. Вылезешь – сильно пожалеешь. Пожалеешь, что это не тебя сегодня завалили на том складе.

Туров сжал челюсти. Тут же его обступили люди Чандера. Туров чувствовал на себе их злобное дыхание.

– Чандер… я понимаю, у тебя горе, – сказал Туров. – И я тебе собалезную. Но не нужно угрожать.

– Я не угрожаю, мусор. Я сообщаю. Рискнешь показаться на моих глазах еще раз – кровью умоешься не только ты, но и все твои близкие. Запомни это.

Чандер развернулся и вышел из дверей приемного покоя. За ним последовали его люди. Кроме типа с разбитым лицом, переклеенным лейкопластырями – следы допроса в убойном отделе, когда он в припадке презрения к ментам лично едва не размозжил голову об пол комнаты. Тип задержался и процедил что-то по-цыгански в лицо Турову. В его голосе было столько угрозы, ненависти и животной ярости, что у любого бы сжалось сердце.

А потом и он исчез за дверью.

***

Кузьмин смог попасть домой только днем в воскресенье. Усталый, с кругами под глазами, разбитый и морально опустошенный, он первым делом снял и забросил в дальний угол пиджак и галстук. После чего налил себе полный стакан коньяка, всегда хранившегося в холодильнике.

Айдана с тревогой и сочувствием наблюдала за ним.

– Как ты?

– Бывало и получше, – отозвался Кузьмин. Он залпом проглотил половину стакана, но почти ничего не почувствовал. Лишь когда он снова наполнил стакан до краев, по телу начало растекаться тепло.

– Все… совсем плохо?

– Не то чтобы совсем. – Кузьмин тяжело вздохнул. – Я сделал то, что нужно было всем. Раскрыл то, что от меня требовали полковники и генералы. А сейчас они же грозят мне служебным расследованием.

Айдана побледнела.

– Служебным расследованием? И… что потом?

Кузьмин невесело усмехнулся.

– На днях я столкнулся с подполковником одним. Он крышует наркобарыг. Нагибает личный состав, чтобы они намекали несогласным, что с подполковником лучше дружить… Не прячется и не таится. Но этому подполковнику не грозит ничего. У него все хорошо – было, есть и будет. А я… – Кузьмин сделал большой глаток коньяка. Теперь спиртное обожгло глотку. – Хрен знает.

Айдана подошла к нему и обняла, пытаясь хоть как-то успокоить.

– Все будет хорошо, Валер.

Кузьмин невесело улыбнулся и прижал жену к себе.

Хотел бы он в это верить.

Савченко в воскресенье отправился на кладбище. Именно сегодня была годовщина смерти его жены. Семь лет назад она после ДТП шесть суток боролась за жизнь. Именно сегодня…

Савченко положил цветы около надгробия. Каждый год в этот день Савченко приезжал на могилу жены. Каждый год он был с похмелья. Савченко просто не мог вынести всего этого на трезвую голову. Но не сейчас.

И поэтому он даже не знал, что делать. Плакать не мог. Говорить тоже.

Савченко закурил. «Валентина Николаевна Савченко», – гласила памятная табличка. А с фотографии смотрело ее лицо, улыбающееся, но грустное, словно тогда, позируя, она уже знала, какое предназначение будет у этого снимка.

– Прости, – только и смог сказать он своей много лет мертвой жене.

Матвеев в этот же день, как всегда, отправился на тренировку. Он всегда приходил за 20 минут до начала занятий, когда никого из практикующих у него девушек еще не было – чтобы успеть не только переодеться, но и настроиться на нужный лад.

Он выходил из раздевалки, когда увидел в дверях зала знакомое лицо.

Это была Маргарита. Дамочка, которая встречалась с убитым Самохиным «три-четыре раза в месяц».

– Вы? – Матвеев был удивлен. – Вы ко мне?

Она улыбнулась.

– Я решила принять ваше предложение. Подумала: действительно, мне ведь нужно держать себя в форме.

– О. Хорошо. Вон раздевалка. Вы с собой форму для занятий принесли? Что-то дышащее и просторное…

– Да-да, все с собой, – она шевельнула плечом, указывая на сумку. – Только это… мы можем как-нибудь договориться с вами?

– Не понял.

– Я не хотела бы платить… деньгами. А вы все-таки мужчина. – Маргарита кокетливо и красноречиво улыбнулась. – Мы ведь можем договориться о другой форме… оплаты? Например… совместный досуг?

У Матвеева, несмотря на его самообладание, отвисла челюсть.

Савченко после кладбища вернулся домой. По пути купил выпивки, но, перешагнув порог своей квартиры, вдруг понял, что не готов снова напиваться. Хотя теперь – он специально позвонил Кузьмину и отпросился на завтра – он мог смело оплакивать себя, свою жену и свою уничтоженную пьяным лихачем, спущенную в унитаз личную жизнь.

Но что-то изменилось.

Котенка Санту он забрал домой. Прошло уже два дня, и Санта совершенно освоился в квартире опера. Только вот к самому Савченко пока относился настороженно и старался забиться под кровать, когда тот норовил взять его в руки.

Сейчас Савченко решил не лезть животному в душу – самому было слишком паршиво. Поэтому он лишь порезал ему колбасы в одно блюдце и налил молока во второе. А затем опустился на табуретку, наблюдая, как Санта уплетает свой нехитрый ужин.

В голове Савченко со вчерашнего дня червячком ползала, буквально буравя и муча его мозг изнутри, мысль, которой он не мог поделиться ни с кем.

– Сегодня годовщина смерти моей жены, – сказал он котенку. – Знаешь, что такое смерть, парень? Конечно, знаешь. Твоего хозяина убили у тебя на глазах. Мы с тобой прям две родственные души, парень.

Котенок покончил с колбасой и переключился на молоко. На Савченко он не обращал никакого внимания.

– У вас, у кошек, есть какое-нибудь божество? Ну, что-то вроде кошачьего демиурга? Нет? Да, я тоже сомневаюсь. Куда вам, вы еще не настолько деградировали. Но знаешь…

Савченко закурил и помолчал, пытаясь выстроить хоть какую-то связную мысль.

– Знаешь, сутки назад. Эта пуля. Если бы не броник, или если бы пуля прошла чуть выше, где-нибудь здесь, – он дотронулся на своей шеи. – Меня бы сейчас здесь не было. Сутки назад, парень. А сегодня годовщина. Ну, я тебе говорил уже, помнишь? Вот скажи, парень, как так может быть? Это что, знак? Сигнал какой-то? Что это вообще такое? Бывают в мире совпадения или нет? Ты веришь?

Котенок покончил с молокой, сел и принялся вылизывать свою лапу. Савченко хмыкнул.

– Конечно, не веришь. И знаешь, что я тебе скажу, Санта? Правильно делаешь. Так… гораздо легче жить.

Котенок посмотрел на Савченко. Подошел, принюхиваясь и словно решая, стоит ли это делать. Вероятно, он пришел к выводу, что все-таки стоит. Потому что Санта запрыгнул на колени Савченко и, потоптавшись, свернулся клубочком на его ногах.

Савченко удивленно смотрел на теплый комок на своих бедрах. Это было неожиданно. Он осторожно погладил котенка. А тот, словно только этого и ждал, вдруг замурлыкал. Савченко усмехнулся.

– Вот так вот, да? Значит, все-таки веришь?

Котенок не ответил и лишь прикрыл глаза.

Туров добрался домой тоже только воскресным вечером. Никакого отгула, несмотря на рабочие и бессонные выходные, на завтра не планировалось, но сегодня в управлении он пересекся с Кузьминым. Шеф пообещал, что отпустит всех пораньше.

Если, конечно, не случится чего-то экстраординарного. Вроде убийства, которое опера с земли не смогут раскрыть по горячим следам.

Туров принес домой бутылку вина – нужно же было как-то помириться с женой.

Но дома его ждала пустота.

– Наташа? Диана? Есть кто-нибудь дома?

Никто не ответил. Разувшись, Туров с бутылкой вина прошел по комнатам и убедился, что в квартире он один. А на кухне обнаружил записку.

Туров узнал почерк Наташи.

«Дочь у моей мамы. Я ночую у подружки. Можешь не утруждаться и не звонить, я все равно не отвечу. Наслаждайся. Ты ведь этого добивался?».

Все настроение, которое он искусственно улучшал в течение дня, чтобы вечером не сидеть с семьей с кислой рожей, разом испарилось. Уставший и разбитый, Туров стоял и смотрел на записку.

«Наслаждайся. Ты ведь этого добивался?».

– Нет, не этого, – буркнул он.

Чем занять себя, стало ясно сразу.

Туров достал штопор и откупорил бутылку вина. Достал из кармана наушники и, воткнув их в уши, включил любимую музыку. Туров выключил свет на кухне и сел у окна. Чтобы слушать музыку, пить – и смотреть на простирающийся за окном величественный ночной город.

Обратная связь

Спасибо, что прочитали эту книгу! Надеемся, Вам понравилось.

Если история пришлась Вам по вкусу – будет очень здорово, если Вы найдете пару минут и напишете отзыв.

Другие романы Ильи Бушмина, которые также могут Вас заинтересовать:

– Бестселлер «Дорога смерти»,

– Бестселлер «Ничейная земля»,

– Бестселлер «Золото рейха»,

– Бестселлер «Анабиоз»,

А также:

– Сборники «Зона преступности» и «Законы улиц» (в каждом три избранных произведения).

– И целый ряд других историй. Которых с каждым месяцем будет все больше и больше! Ищите бестселлеры, сборники и новые произведения Ильи Бушмина в книжных интернет-магазинах.