Текст книги "Отвертка"

16

В дверь звонили долго. В том, как визитер жал на кнопку, чувствовалось право звонящего заявляться в мой дом в любое время и в любом состоянии.

Такое право могло быть только у одного человека на свете. У меня самого. Однако я лежал в постели, а звонок продолжал выводить «дзы-ы-ынь, дзы-ы-ы-ынь».

– Да иду я, иду.

Я свесил ноги с кровати, встал, протер глаза, сунул ноги в брюки. Звонок не умолкал.

– Сказал же – иду! Чего непонятно?

Если бы не вечное похмелье, я бы, конечно, догадался. И если бы догадался, то мог еще какое-то время поваляться в постели: такие визитеры, не добившись своего, не уходят.

На пороге стоял гнусно ухмыляющийся Осокин. Ну конечно. Кто еще мог так звонить?

Мы молча смотрели друг на друга.

– Дай догадаюсь. Тебя выгнали из больницы за подрыв моральных устоев, да?

– Ты бы лучше догадался пригласить меня войти.

– Проходи. Чувствуй себя как дома. Ты как – один или уже с дамой?

– Твоими бы устами…

Он прошел в прихожую. Я рассмотрел то, как он одет, и удивился. Чужие ботинки со сношенными каблуками – на пару размеров больше, чем нужно. Оттопыренные на коленках брюки, бывшие модными в те годы, когда я учился без ошибок вписывать буквы в строчки прописей. Подростковая рейверская куртка.

– Леша, ты стоял перед моим домом и раздевал прохожих?

Осокин стянул куртку, под которой оказался пиджак со значком токаря третьего разряда на лацкане, и аккуратно повесил ее на вешалку.

– Знал бы ты, Стогов, как сложно выбраться из этой чертовой больницы. При поступлении всю одежду отбирают. А из дома вещи приносить запрещено.

– Поэтому ты решил принарядиться на помойке?

– Бери выше. Все это богатство я двое суток выигрывал в карты у всей больницы. У тебя пиво есть?

Я сказал, чтобы он посмотрел в холодильнике, и пошел умываться. Когда вернулся, Осокин уже сидел на кухне.

Перед ним стояла полупустая бутылка пива («Памятка больному вензаболеванием». Пункт первый: «На весь период лечения больному категорически запрещается потребление любых алкогольных напитков, в том числе пива…») и открытый пакет немецких чипсов («Памятка…». Пункт четвертый: «…В целях успешного лечения больному также запрещается потребление острых, соленых и квашеных продуктов питания…»).

Я достал из холодильника бутылку пива для себя и сел в кресло.

– Рассказывай, сифилитик. Почему вместо того, чтобы избавить добропорядочных граждан от своего общества, ты разгуливаешь на свободе?

Из больницы Осокин сбежал. В четверг днем ему сделали последнюю инъекцию пенициллина, и с тех пор единственное, чем он занимался, – готовился к побегу. Выяснил у старожилов возможные пути обхода постового, выиграл в карты носильные вещи («Не насовсем, только на выходные. Зачем мне это тряпье?») и сиганул через красный больничный забор.

– Понимаешь, мимо милиционера на улицу не пройдешь. Он ворота на ключ запирает. Сам в будке сидит, телек смотрит, а дверь открыта, все видно. Зато если за главный корпус зайти, то по тополям, как по лесенке, на стену забраться можно. А там просто: спрыгиваешь на крышу пивного ларька – и вперед.

– Как пацан. Дай этому офицеру пять долларов США, он тебе ворота откроет и честь отдаст. Или у тебя нет пяти долларов?

– Ты не врубаешься, во что я вляпался. Это же режимная больница. За уход из стационара там положена статья Уголовного кодекса. Все серьезно! Там одних сифилитиков – полтора этажа. И у половины мозги уже через уши капают. Их выпусти наружу – через неделю в городе ни одной здоровой тетки не останется…

Он встал, открыл еще одно пиво, отхлебнул и улыбнулся.

– Ты бы знал, чего я там насмотрелся! Вот бы тебя туда!

– Зачем это?

– На этом материале ты бы сделал себе самое скандальное имя в отечественной журналистике.

– Мне хватает и тех лавров, какие есть. Чужих не надо.

– Лох ты, Стогов, и больше никто. Это же школа жизни! Со мной парень в палате лежит – он вообще не ходит. На процедуры в коляске ездит. У него кличка «Мересьев». Я спрашиваю: что это за болезнь? Знаешь, что он ответил? У меня, говорит, за всю жизнь всего одна девчонка была, и я от нее заразился гонореей. Дело-то пустячное: три дня уколов – и ты в строю. Но он не знал. Решил, что он у девчонки тоже единственный. И не обращал внимания на рези и боль в паху. Долго не обращал – лет пять. А потом – хлоп! – у парня поражение суставов и отказали ноги. Навсегда! Ты врубаешься? Парень делал секс всего с одной девицей в жизни и теперь никогда не сможет ходить!

– Чего ж ты сбежал? Сидел бы в больнице. Набирался жизненного опыта.

– А скучно там. Пока колют пенициллин – вроде ничего. А как доколют – целую неделю лежишь и ждешь: не закапает ли снова. У меня анализы только в следующую среду будут брать. Что ж, мне там до среды и сидеть?

– Да-а.

Осокин ухмыльнулся, еще раз отхлебнул из бутылки и продолжал:

– Позавчера я с девчонкой познакомился.

– Где?

– В больнице.

– Как это?

– Приехала откуда-то… в общем, из задницы. Учится на медсестру. У нас уборщицей подрабатывает. У нее на отделении комнатка с кушеткой. Все по-человечески. Она мне с утра говорит: ты, Леша, парень нормальный. А ведь бывают уроды – вскроешься!.. Выхожу как-то ночью на задний двор, а там… Мужики!.. Такое делают!.. Я к дежурному врачу. Бегом. Он милицию вызвал. И их всех троих забрали. Я ее спрашиваю: «Не понял, почему троих?» А она обиделась и к стенке отвернулась…

– Слушай, как ты можешь?.. В больнице, с медсестрой… Совести у тебя нет… Ты ведь не от гриппа лечишься…

– А что такого? Она же медсестра! Пусть сама думает…

– Тебе этого не хватило, да? И ты решил устроить веселенький уик-энд? С телками и алкоголем?

– С алкоголем – да. А насчет телок – не знаю. Как получится.

– И чего ты хочешь от меня?

– Напейся с другом.

– Вообще-то люблю это дело. Но сегодня я немного занят.

– Ирландцы?

– Ага.

– Расскажи, что там нового?

Я достал себе еще бутылку пива и рассказал Осокину последние новости.

– А твой капитан знал, что Дебби встречалась с Шоном еще в Ирландии?

– Наверное, нет.

– Но предложил следить именно за ней?

– Предложил.

– А ты все равно думаешь, что она не убивала?

– Леша, чего тебе надо?

– Я хочу разобраться.

– Ты бы лучше со своей сигаретой разобрался. Пеплом всю кухню засыпал. Будь осторожнее – вдруг нечаянно уронишь его и в пепельницу.

Осокин усмехнулся.

– Стогов, что у тебя с этой девицей?

– Иди к черту.

Я поставил пустую бутылку на стол и ушел с кухни. Я застелил кровать, погромче включил радио и даже успел подумать о том, как бы мне для сегодняшнего вечера одеться?

Потом в дверях появился Осокин.

– Я подумал… знаешь… будет лучше, если я пойду к ирландцам с тобой.

– Если ты думаешь, что я в восторге, то повнимательнее взгляни на выражение моего лица.

Осокин внимательно посмотрел на выражение моего лица.

– Если бы я был маленькой девочкой, я бы описался от испуга.

– Только не писайся у меня в квартире. Я боюсь твоих болезней как огня.

– Куда пойдем?

Спорить с Осокиным бесполезно. Если он решит испортить кому-нибудь жизнь, то ни за что не отступится от своего намерения. Я сел на диван и закурил.

– Не знаю… У меня впечатление, что за эту неделю я сводил ирландцев всюду, куда было возможно.

– Пойдем в национальный бар.

– В какой?

– В какой-нибудь.

– Я не люблю ходить в национальные бары. Ты же знаешь.

– Ты водил их в «Долли»?

«Вот черт!» – подумал я. Почему-то эта мысль до сих пор не приходила мне в голову. «Долли» – это один из двух ирландских баров Петербурга. Сводить ирландцев в ирландский бар я не сообразил.

– Не знаю… Можно, наверное… Но там ведь дорого…

– Не жмись, они наши гости.

– У тебя сколько денег?

– У меня нет ни копейки. Я, если ты забыл, сбежал из больницы в чужих брюках и ботинках такого размера, что чуть не потерял их по дороге.

– То есть платить буду я?

– Только не говори, что у тебя не найдется лишних пятидесяти долларов, чтобы угостить больного друга кружечкой «Гиннесса».

– Леша, давай лучше я приглашу своего заболевшего друга в аптеку и куплю ему лекарств. Чтобы друг поправился и смог самостоятельно зарабатывать себе на пиво.

– Кроме того, тебе придется дать мне что-нибудь надеть. И поищи в своем притоне приличный одеколон – я задыхаюсь от запаха медикаментов.

Когда через полчаса мы были готовы к выходу и прошли на кухню, чтобы выпить еще по бутылке пива, Осокин заглянул мне в лицо.

– А она действительно красивая?

– Кто?

– Не придуривайся.

Я подумал.

– Красивая. Очень красивая.

– Покажи мне ее. Уж я-то сразу пойму, способна женщина на убийство или нет.

17

Дебби не торопясь прикурила, обвела зал взглядом и усмехнулась:

– Стоило уезжать из Ирландии!.. Я пролетела над девятью европейскими государствами, тремя часовыми поясами и предъявляла свои документы дюжине мазефакеров с таможенных и паспортных контролей. И ради чего? Ради того, чтобы здесь, в России, сходить в ирландский бар?! Fuck!

Мы встретили ирландцев у Пяти углов. Я представил им Осокина. В моем старом плаще он выглядел глуповато.

В «Долли» лысый охранник указал нам свободный столик. Следующие полчаса все слушали Дебби, которая возмущалась тем, что мы затащили ее в ирландский бар. Точно такой же, как тот, что расположен в подвале ее дома в Корке.

А вот парням «Долли» понравился. Особенно понравилось то, что ни единый человек в баре не знал о существовании в Ирландии такого города, как Корк.

– А вот я не согласен. Чего плохого в том, чтобы сходить в ирландскую пивную именно в Петербурге? Скажи, Илья?

– Точно.

– Охотники, где бы они ни были, тут же бегут убивать зверей. Бизнесмены – отправляются на биржу. Фермеры едут в деревню. Каменщики – в каменоломни. А ирландцы в каждом городе планеты отправляются в ирландский кабачок и пьют «Гиннесс». По-моему, это разумно. Правда, Илья?

– Правда.

– Ты молодец, Илья. Хочешь, я приму тебя в настоящие ирландцы?

– Давай.

– Решено. Отныне и вовеки ты, Илья Стогов, являешься ирландцем. Храни в чистоте это почетное звание. А ты, Дебби, представь, что родина уполномочила тебя проверить соответствие ирландских баров Петербурга нашему национальному духу. Вдруг здесь нет ирландского духа, а? Вдруг ирландское здесь только название? Вот ты, настоящий ирландец Илья Стогов, скажи: что в ирландских пивнушках самое главное?

– Наличие скидок для настоящих ирландцев?

– Нет. Извини, но из ирландцев я тебя исключаю. Как ничего не смыслящего в нашем национальном духе. В ирландских пивнушках главное – это fun. Как по-русски будет fun?

– Никак. В русском нет такого слова.

– Господи! Несчастная страна. Как же вы живете?

– Ты не понял. У нас нет только слова. Сам fun у нас есть.

– А-а-а… Тогда проще. И какой же специфический fun предлагают посетителям в этом ирландском баре?

– Спросите лучше у Леши. Он здесь бывает чаще, чем я. Для меня ходить в «Долли» слишком дорого.

Ирландцы посмотрели на Осокина.

– Какой fun? Ну, здесь бывают дартс-турниры.

– Извини, Алексей, но это не fun. Это развлечение для тупиц. Чего веселого в том, чтобы кидаться в мишень детскими дротиками?

– Здесь бывают собачьи бои.

– Как это пошло.

– Раз в неделю в «Долли» устраиваются конкурсы любительского стриптиза.

– Что это значит?

– Это значит, что любая девушка из зала может выйти и станцевать голой. Если получится красиво, ей могут дать премию… Иногда бывает и мужской любительский стриптиз.

– Нет. Такие развлечения имеются во всех ирландских пивнушках мира. А есть здесь что-нибудь особое? Что-то такое, чего нет нигде, а?

– Раньше здесь работал барменом один парень. Он клал девушек на стойку, вставлял им между ног стакан, а шейкер запихивал себе в брюки и выливал коктейль в стакан, ложась прямо на девушку. А мог таким же образом вылить коктейль и прямо девушке в рот. И никогда ни капли не проливал. Его даже по телевизору показывали.

– Сейчас этот виртуоз работает?

– Нет. Куда-то уехал.

– Значит, это не в счет.

– Ну хорошо. Каждую зиму здесь проводятся пляжные вечеринки – «beach party». Когда на улице стоит сорокаградусный мороз, людям, которые приходят в «Долли» в плавках и купальниках, коктейли выдаются за счет заведения.

– Но ведь сейчас не зима.

– Дайте подумать. Куплю пива и скажу.

Он занял у меня денег и отправился к стойке. Дебби проводила его долгим, задумчивым взглядом.

– А у тебя симпатичный приятель. Он похож на Киану Ривза.

– Скажи ему об этом. Осокин любит, когда ему говорят такое.

– А ты?

– Я никогда не говорил Леше, что он похож на Киану Ривза.

Похожий на гавайского красавчика Осокин поставил пиво на стол, закурил и улыбнулся.

– Скажи, Мартин, а во многих барах ты видел пиво с рыбками?

– Какое пиво?

– Пиво с рыбками.

– Даже не слышал о таком. Что это?

– Это тот самый эксклюзивный fun, которого ты хотел.

– Ну-ну! Что же это за пиво?

– Обычное пиво. Светлое или темное – роли не играет. Изюминка в том, что в таком пиве плавают крошечные рыбки. Вот такусенькие. И пить пиво нужно вместе с ними. Залпом, чтобы не повредить их при глотании. Выпил кружечку – и чувствуешь, как они, живые, плавают у тебя в желудке.

– А потом?

– А потом ты просто их перевариваешь.

Дебби скривилась:

– Фу, какая гадость!

Парни заерзали:

– И здесь есть такое пиво?

– Конечно. Только оно дорогое. Семнадцать баксов стакан.

– Ребята, ребята! Давайте обойдемся без экспериментов.

– Погоди, это же…

Дебби замотала головой:

– Не-на-до! Пусть рыбки умрут от старости.

Мы сидели и молча пили пиво. Потом Мартин спросил, почему мы не догадались пойти сюда раньше?

– Не знаю… Мало ли пивнушек в городе?

– Только идиоту может прийти в голову вести ирландцев в ирландский бар. Послезавтра будете дома, вот там и походите по самым настоящим ирландским пивным.

– Надо же, уже послезавтра. Как летит время!

Осокин выхлебал уже пятую кружку пива, и это ему нравилось.

– Я скажу, почему Стогов не водил вас в национальные рестораны. Дело в том, что Стогов ничего не понимает в национальных кухнях. Он не гурман. В бары он ходит не есть и не наслаждаться атмосферой. Для него главное – напиться.

– Да?

– Как-то я ездил с ним в Пицунду. Это курорт на Черном море. Мы сходили на пляж, позагорали и решили зайти в грузинский ресторанчик. Я не успел еще и меню раскрыть, а Стогов все уже прочел и зовет официанта. «Водки, – говорит, – две бутылки и две порции мжава на закуску». Официант уточняет: «Две порции?» Стогов ему – две-две! несите! Официант два раза переспрашивал, но разве Стогова переубедишь?

– Что такое мжава?

– Это грузинская капуста. Очень дешевое блюдо. Четверть цента за порцию. Причем ее подают в виде целиком замаринованных кочанов. Диаметром в полметра. Когда официант поставил на стол два полуметровых кочана, места не осталось даже для пепельницы… Стогов чуть не умер от удивления.

Ирландцы заулыбались.

– На следующий день мы снова пошли в грузинский ресторан. В другой, потому что в тот Стогов идти отказался. На этот раз он тщательно изучил меню, долго мялся и, наконец, говорит официанту: «Принесите две бутылки водки и… э-э-э… вот эту хинкали». Тот спрашивает: сколько нести? Стогов насторожился: «Один! Вернее, одну! В общем, самое маленькое!» Когда официант принес наш заказ, то даже повара из кухни вышли смотреть на мужчин, которые заказывают две бутылки и одну хинкали на двоих. Просто на самом деле это такие очень маленькие грузинские пельмени…

Когда Осокин хотел, он мог понравиться даже кариатидам некрасовского парадного подъезда. Скорее всего эту историю он выдумал. Хотя кто знает?.. После развода с женой я много пил и предпочитал не запоминать ничего из творящегося вокруг.

Когда Брайан отправился за следующей порцией пива, Осокин все-таки перешел к разговорам, к которым давно должен был перейти… у него были пьяные и бесстыжие глаза, глядя в которые я удивлялся: как это он еще кружку назад не перешел к этим разговорам?

– Знаете, Деирдре, у вас такое странное имя… Красивое и странное… Оно что-нибудь означает?

Пока Осокин трезвый – он неплохой парень. Но такой, как сейчас… На какой-то стадии вечеринки он вдруг выбрасывал на хер верхний слой своего лица, и каждый раз я видел перед собой уже не знакомого Лешу Осокина, а снайпера. Не спеша, находим цель… совмещаем мушку с прицелом… кладем палец на курок…

Ба-бах! До трусов перепачканный в помаде Осокин пожимает плечами: «Ну что ты будешь делать с этими туловищами, старик?.. Ну никакого отбоя!..»

Дебби усмехнулась.

– Это национальное ирландское имя. Из очень старинной легенды. Как у вас Василиса.

– Василиса – это не из легенды. Василиса – это из сказки. Сперва она была лягушкой, а потом вышла замуж за принца.

Мартин кивнул:

– Да-да. Я читал эту сказку, когда учился в колледже. А у оборотня, который ее украл, конец хранился там же, где и яйцо.

– Что же за легенда?

– Расскажи ему, Дебби.

– У нас в Ирландии есть такая старинная книга легенд. Называется «Книга Красной Коровы». Там рассказывается, что у короля из Дублина была дочь по имени Деирдре, которая не умела любить. Она владела магией и могла влюбить в себя любого мужчину королевства, но сама не любила никого… В общем, это длинная и старинная легенда. Дети в Ирландии даже изучают ее в школе. В начальных классах…

Осокин начал плести что-то насчет того, что вряд ли принцесса могла быть красивее Дебби. Мартин тут же выдал историческую справку: рыжие волосы в древней Ирландии считались признаком простонародного происхождения. Дебби, запрокидывая голову, смеялась.

«Пойду еще за пивом», – буркнул я и отправился к бару.

Народу в баре успело набиться раза в два больше, чем рассчитывали те, кто проектировал стойку. Поэтому, прежде чем я получил пиво, мне пришлось потолкаться в очереди.

Бармен, наливавший «Гиннесс», глянул на меня поверх бокала и спросил:

– Это с вами настоящие ирландцы?

– Ага. Настоящие.

– Драться будут?

– Не думаю.

– А песни петь?

– Если заплатите, могут и спеть.

– Может, им футбол включить?

– Не надо футбол. Дайте пива.

Он нацедил еще один бокал и спросил опять:

– Чего ж они, раз ирландцы, не переходят с пива на виски? Обычно после пяти «Гиннессов» просят уже «Джонни Уокера».

Действительно, подумал я, чего это мы? Я привстал на цыпочки и попытался привлечь внимание парней. Те слушали, как Осокин что-то рассказывает, и громко смеялись.

Громче всех смеялась Дебби. У нее были белые зубы. Мне было неприятно смотреть на то, как она смеется.

– О’кей. Давайте «Джонни». Рэд лейбл. Одну штуку.

– С содовой?

– А как пьют настоящие ирландцы?

– Если настоящие, то пьют чистый виски, безо всякий содовых.

– Тогда и мне чистый. Безо всяких…

Бармен выставил передо мной приземистый бокал. По его сторону стойки отстаивались мои бокалы с «Гиннессом». Я уселся на высокий табурет и пододвинул виски поближе.

– Не правда ли, сегодня удивительно милый вечер?

Слева от меня сидела девица. Я повернулся к ней, и девица улыбнулась. Толпа прижимала нас почти вплотную друг к другу, и я ощущал запах ее дешевых духов.

Насколько я мог разглядеть, у девицы были длинные черные волосы и длинные белые ноги. Мой друг Осокин говорит про таких девиц, что они напоминают ему неприбранную кровать.

– Так себе вечерок.

– Может, потанцуем?

– А что, уже объявили белый танец?

– Пригласи меня сам.

Я выпил виски. Подумал, что содовая все-таки не помешала бы. Но не стал говорить об этом бармену.

– Знаешь, милая. В той битве, когда кайзеровские дивизии теснили наших на верденском направлении, мне оторвало правую ногу. И теперь я хожу с деревянным протезом. Так что насчет потанцевать – извини, не ко мне.

Девица сочувственно покачала головой:

– А ходишь – ничего. Как с настоящей…

– Привычка.

Она наклонилась к самому моему уху:

– Можно потрогать?

– Лучше не надо. Боюсь, от твоего прикосновения дерево может загореться. Мне не хотелось бы устроить здесь пожар.

Я слез со стула, рассчитался с барменом за пиво и виски и сказал, что «Гиннесс» заберу через пару минут. «Понимаю», – кивнул бармен. «Не правда ли, сегодня удивительно милый вечер?» – сказала девица парню справа от нее, когда я отошел на пару шагов.

В туалете тоже была небольшая очередь. Руки пришлось мыть втроем в одной раковине. Когда я с пятью бокалами «Гиннесса» протиснулся обратно к столику, то застал там только Брайана и Мартина. Они по-английски обсуждали девушек из-за соседнего столика.

Я поставил пиво и огляделся.

– А где остальные? Дебби? Осокин?

– Дебби ушла с этим твоим другом. Он сказал: «Мы щас придем».

В тот вечер мы просидели в «Долли» до трех часов ночи. Домой я приехал только в полпятого. Ни Дебби, ни Осокин так и не вернулись.