Текст книги "Игра в классики на незнакомых планетах (сборник)"

В ожидании Фортинбраса

В маленьком городе Эльсиноре закрывались магазины. Наступал тихий скучный вечер. Гамлет носком кроссовки пнул банку от кока-колы, затянулся и сказал:

– Вот, значит, пришили они папашу.

Горацио отобрал у него косяк, втянул дым в тощую грудь и долго держал. Сказал, выдохнув:

– Не долби мозги.

Они сидели на каменной скамейке недалеко от торгового центра. На улицах не было ни кошки.

– Чтоб я сдох, – побожился Гамлет. – Он мне сам сказал.

– А-га… – Горацио проследил за растворяющейся в воздухе струйкой дыма. Все происходящее интересовало его умеренно.

– Вот там, – Гамлет кивнул на возвышающийся на горизонте замок Кронборг. Башни покраснели от заката. – Я там ночью по укреплениям гулял. Ну и этот, старик, приходит и говорит…

– По укреплениям ночью гулял, – кивнул Горацио. – Папашу видел. Это что я тебе из Амстердама тогда привез? А говорил – не вставляет «Белая вдова», не вставляет…

– Вот я тебе сейчас вставлю, – рассердился Гамлет.

– Давай, дорогой, сделай мне больно, – сказал Горацио без энтузиазма.

– Не курил я ни хрена. Ты слушай меня. Я его видел – вот как тебя сейчас… ну чего ты крестишься, верующий, что ли? Пришел и говорит – твоя мать с дядей меня взяли и замочили.

– Не, – сказал Горацио. – Не пойдет. В жизни он с тобой не разговаривал, а после смерти проперло?

– А чего, – обиделся Гамлет. Подумал: – Может, ему после смерти вообще делать нечего.

– Может, он над тобой прикололся.

– Он же мертвый! Чего ему прикалываться.

Этот аргумент озадачил Горацио. Итальянец замолчал, сделал особо глубокую затяжку, тихонько произнес «у-у» и на какое-то время стал вещью в себе. Когда его вынесло на поверхность реки забвения, он раздумчиво сказал:

– Вообще твоя мамаша… она кого хочешь замочит.

– Ты мою мать не трогай, – разозлился Гамлет.

– А я трогаю, что ли? – мерзковато захихикал Горацио. – Ее твой дядя трогает. Вовсю.

Гамлет засветил ему в челюсть. Итальянец слетел со скамейки. Всхлипнул:

– Фильо ди путтана!

Гамлету сразу стало его жалко. Горацио казался совсем маленьким и щуплым – особенно по сравнению с ним, датчанином. К тому же он был его лучшим другом.

Друг посидел на асфальте, выплюнул зуб и сказал:

– Ну допустим. Ну убили. А тебе-то что?

– В каком смысле – что? Они подложили ему крысиный яд. В пиво. Вот что он мне сказал. Представляешь?

– Баварское пиво? – спросил Горацио тоном следователя.

– Датское, – вздохнул Гамлет.

– И так и так гадость, – меланхолично сказал Горацио, затушил бычок и зашарил во внутреннем кармане кожаной куртки. – А ты б, может, сам его пришил. Попозже.

– Слушай, ты их рожаешь, что ли? – изумился Гамлет, увидев, что Горацио снова затягивается.

Тот удовлетворенно кивнул и отдал косяк. Гамлет лег спиной на скамейку и выпустил дым в темнеющее небо. Он думал о том, что наверняка убил бы отца – когда-нибудь.

– Старый череп меня достал, – сообщил он Горацио. – Когда я был маленьким, он меня порол ремнем. С пряжкой. Что это за дрянь?

– «Шива».

Гамлет снова сел.

– Ты это… Если увидишь Фортинбраса – дурь выкидывай. Сразу.

– Ага, – сказал Горацио, который понятия не имел, кто такой Фортинбрас. – Ой… по-моему, у меня растет третий глаз.

– Зато он платил за университет. А дядя Клавдий хрен мне даст денег. Он все тратит на виагру.

– Да ну тебя! – вскочил Горацио. – Ты же здесь не останешься! Тут со скуки помереть можно. Поехали обратно в Сорбонну, а?

Он повернулся к Гамлету затылком, пытаясь разглядеть друга третьим глазом. Пока изображение оставалось мутным.

– Вот я и говорю, – очень спокойно продолжил Гамлет. – Дядя Клавдий убил моего отца и пошлет меня работать на бензозаправку. Поэтому я ему отомщу.

Горацио не ответил. Он молчал, уставившись на что-то. Гамлет повернулся, проследив за его взглядом. По улице шла девушка в короткой юбке, длинном черном плаще и с сине-розовыми волосами. Дойдя до них, она замедлила шаг

– Какие люди в датском королевстве!

– Панк не умер, – вздохнул Гамлет. – Привет, Офелия.

– Офелия, – повторил Горацио. – Офелия.

– И чего вы здесь забыли?

– Мы приехали на похороны, – скорбно сказал Гамлет.

– В смысле, на свадьбу, – влез Горацио.

– Классные были похороны. Веселые. У вас чего-нибудь есть, ребята?

Горацио торопливо полез в карман за самокруткой.

– А если Фортинбрас появится?

– Сплюнь, – скривилась Офелия и вытащила зажигалку. Какое-то время все трое дымили в тишине.

– Знаешь, Офелия, – сказал Гамлет, – моего отца убили.

– Это весь Эльсинор знает, – фыркнула Офелия. – Он всем рассказывает. Каждую ночь выходит на стену Кронборга. Слоняется и стонет. Твой дядя подсыпал ему мышьяк в коньяк… или что-то в этом роде.

– Крысиный яд. В пиво.

– Извини.

У Гамлета зазвонил мобильник.

– Это мама. Спрашивает, где меня носит. Зайду-ка я домой.

– Ага. Прихвати чего-нибудь. Может, пивка…

– Только с крысиным ядом не бери, – сказала Офелия, и оба расхохотались.

Гамлет грустно поднялся со скамейки и ушел, подволакивая ноги.

* * *

– Застегни, пожалуйста, – попросила Гертруда.

Гамлет подошел к ней и не без труда застегнул на «молнию» ее лицо. Гертруда тряхнула волосами, прикрывая застежку на затылке. С лица сыпалась пудра цвета загара. Из-за густо наложенных под глазами черных теней казалось, что ее взгляд несется на двух вороньих крыльях.

Она была красива.

– Зачем ты это носишь мама? – спросил Гамлет. – Боишься, что люди увидят тебя настоящую? Боишься, что они могут подумать?

– Какое мне дело до того, что подумают люди? – раздраженно отозвалась Гертруда. – Я боюсь, что увижу саму себя. Когда я снимаю лицо на ночь, мне приходится закрывать зеркала. Господи, я стара. Слишком стара для всего этого.

– И вовсе нет, – сказал Гамлет, садясь у ее ног.

– Милый мой, хороший мой сынок, – заулыбалась Гертруда и погладила его по волосам. – Знаешь, в роддоме мне сказали, что у тебя врожденный Эдипов комплекс. Они не хотели, чтоб я забирала тебя домой. Но разве я могла оставить моего мальчика?

– Мама, – сказал Гамлет, – зачем вы убили отца?

Гертруда нахмурилась.

– Ты опять под кайфом?

– Он рассказал мне. Он всем рассказывает. Там, в замке, по ночам…

– Вот трепло. – Гертруда в расстройстве мазнула лаком по пальцу. – Теперь весь Эльсинор будет знать!

– Эльсинор – дыра…

– Посмотри мне в глаза. Опять под кайфом. Гамлет, если ты не прекратишь это, то угодишь в тюрьму.

– Дания – тюрьма, – пожал он плечами.

– Господи, поверить не могу! Этот козел расхаживает по Кронборгу и разбалтывает все о нашей личной жизни! Даже после смерти он не даст мне покоя! Но тебя-то зачем туда понесло?

– Кронборг – единственное место на этом острове, где не слышно, как вы с дядей Клавдием скрипите кроватью…

– Дядя Клавдий – необходимость. – Гертруда закончила красить ногти в рубиновый цвет и подула на них. – Ты мужчина, ты не знаешь, что значит необходимость.

– Бренность, имя тебе – женщина! Мой отец…

– Твой отец хотел, чтоб я оставила тебя в роддоме.

– Но ведь крысиный яд – это ужасно! – с пылом воскликнул Гамлет. Он вскочил и заходил по комнате.

– На самом деле это был отбеливатель, – сообщила Гертруда, роясь в комоде в поисках помады. – Твой отец загнулся от обычного отбеливателя для белья. Ха-ха! Я пошутила, сынок.

– Раньше ты любовников убивала, – вздохнул Гамлет. – Вспомни хоть бедного Йорика. А папу-то зачем?

– Я же сказала, сынок: слишком стара для всего этого. И если ты дальше будешь носиться с этими идеями, дядя Клавдий засадит тебя в психушку.

– Посмотрю я на дядю Клавдия, когда придет Фортинбрас, – предрек Гамлет.

– Хватит уже поминать Фортинбраса! Вот что: мы собираемся в бар. Не хочешь пойти с нами?

– Меня друзья ждут.

– Гамлет, миленький, у тебя же нет друзей.

– Неправда! – крикнул он. – У меня есть Горацио!

– Сынок, помнишь, что говорил доктор насчет воображаемых приятелей?

– Есть у нас что-нибудь выпить? Без отбеливателя?

– Знаешь, Гамлет, – печально сказала Гертруда, – мама тебя очень любит.

Гамлет нашел на кухне картонку с пивом. Она была не распечатана, и он заключил, что бояться нечего.

– Я пошел, – сказал он, остановившись у двери с картонкой под мышкой.

– Куда?

– На улицу.

* * *

– Я сбежала из дома, – сказала Офелия и закинула ногу на ногу. Все трое сидели на кладбищенской ограде. – Еду в Христианию.

– Круто! – восхитился Горацио. – Поехали вместе.

– Опять, – сказал Гамлет.

– Я стащила денег у отца. Если он меня поймает, – Офелия чиркнула ребром ладони по горлу.

– Конечно, поймает, – сказал Гамлет. Полоний, отец Офелии, был когда-то агентом датской секретной службы. Теперь он работал шофером у дяди Клавдия. – Всегда ловил.

– Вы нехороший, вы нехороший, – обиделась Офелия. Гамлет спрыгнул с ограды и оказался в разверстой могиле. Ругался, пока Горацио, скользя ботинками по расшвырянной земле, не подал ему руку и не вытащил его оттуда.

– Фу, – Гамлет наморщил нос, сев на траву у могилы. – Почему здесь так воняет? Какая-то в державе датской гниль?

– Не, – сказала Офелия. – Просто тут все время могилы раскапывают. Ищут Череп Йорика.

– Что за хрень?

– Вы что, про Череп Йорика не знаете?

– Расскажи, – шепотом попросил Горацио.

– Там долбаная куча денег. Заначка тех ребят, которые ограбили Датский королевский банк. Их потом перестреляли. Они притащили деньги сюда и спрятали все в могиле старого Йорика. Прямо в черепе. Кто его найдет, может сразу сваливать на Гавайи.

– А лучше в Аргентину, – предложил Горацио.

Гамлет поднялся:

– Да лажа это все. Череп Йорика всю жизнь стоит у мамы на туалетном столике. Она там держит бессмертники. Говорит, это икебана.

– Что ж ты так обламываешь, – огорчилась Офелия.

– Я знаю, – сказал Гамлет. – Уж я-то знаю. Это ведь моя мать его убила.

Они пошли вдоль заросшего вереском кладбища, переступая через плиты. Стало уже совсем темно; кое-где у могил вспыхивали блуждающие огоньки. Было спокойно и уютно. Гамлет про себя подивился – и чего отцу здесь не лежится.

Они выбрели на одинокую дорогу. С другой стороны дороги начинался лес.

– Эй! – вдруг обрадовалась Офелия и несколько раз подпрыгнула, хлопнув в ладоши. – Посмотрите!

В придорожных кустах стоял старый ободранный «Вольво». Колеса и руль с него давно сняли, приборную доску разворошили, и в окна без стекол виднелись порезанные сиденья.

– На абордаж! – Офелия припустила к машине и запрыгнула на пассажирское кресло. Горацио с гордым видом влез на место водителя.

– Детский сад, – вздохнул Гамлет. Он забрался на заднее сиденье и посмотрел в заросшее паутиной окно.

– Куда вам, синьора? – чопорно спросил Горацио.

– В Христианию, – распорядилась Офелия, задрав ноги на приборную доску.

Итальянец кивнул и взялся за воображаемый руль. Заиграло старое треснутое радио.

Офелия обернулась и увидела, что Гамлет всхлипывает, закрыв лицо руками.

– Ты чего? – Она неловко перебралась на заднее сиденье, путаясь в собственном плаще.

– Уйди в монастырь, – глухо сказал Гамлет, – к чему тебе плодить грешников.

– Everybody must get stone! – надрывался Боб Дилан.

Офелия потянулась к Гамлету, обняла, он уткнулся мокрым лицом в ее груди.

Через некоторое время Горацио оторвался от созерцания дороги и обнаружил, что в Христианию едет он один. Итальянец рванул дверцу машины, выскочил. Побежал прочь, в лесок. Гамлет завозился в объятиях Офелии; нога его запуталась в ее длинном плаще.

– А? – сказала Офелия.

Он высвободил ногу. Плащ порвался с треском. Гамлет выпрыгнул из машины, хлопнула дверь. Офелия осталась в одиночестве. Среди деревьев было душно и влажно, летало незаснувшее мошкарье.

– Чего ты, – сказал Гамлет. Горацио сидел, опершись спиной о дерево, и глядел в землю.

– Ва фанкулло, – отозвался он хмуро.

– Ну чего ты.

– Идите вы. Развлекайтесь.

– А пиво будешь? – вспомнил Гамлет. – Пиво же еще осталось. Она тебе нравится, что ли?

– Пиво, – презрительно сказал Горацио. – Пиво!

Но тем не менее встал и пошел с Гамлетом обратно к «Вольво». У машины Офелия танцевала, не заметив, что радио больше не играет.

 
– Он лежал в гробу с открытым лицом,
Веселей, веселей, веселей,
И пролито много слез по нем… —
 

пела она.

– Я поведу, – сказал Гамлет. Горацио молча сел на пассажирское сиденье.

В этот момент на дороге появился человек в белом костюме – до того белом, что тот светился в темноте, как маяк.

– Зашибись, – сказала Офелия, прекратив танец. – У меня сегодня день встреч, что ли?

Человек приблизился. Его глаза прикрывали огромные черные очки.

– У отца стащил, – прокомментировала Офелия. – Эй, Лаэрт, тебя все-таки выперли из колледжа?

– А что это вы тут делаете? – спросил Лаэрт.

* * *

– Все они там, – говорил Лаэрт, трагически развалившись на заднем сиденье «Вольво» и прикрыв глаза рукой, – просто зажравшиеся буржуа, которые воображают себя свободными художниками… Я просто не мог больше существовать в этом удушливом климате…

Гамлет с Офелией возвели глаза к небу.

– Слушай, расслабься. Peace and love, друг, peace and love.

Горацио положил на приборную доску лист бумаги и теперь равнял дорожки порошка, белого, как костюм Лаэрта.

– Этот парень – просто долбаная фабрика, – прокомментировал Гамлет.

– Слушай, мне нравится твой костюм, – сказал итальянец Лаэрту. – Просто суперский прикид. Будешь?

– Короче, тебя опять вышибли. – Офелия забралась на сиденье с ногами. – Знаешь, что предок с тобой сделает?

– У тебя-то как дела? – спросил Лаэрт у Гамлета.

– У него отца замочили, – сказал Горацио.

– Жесть. – Лаэрт понемногу отходил от жаргона Колледжа искусств. – Мафия?

– Клавдий, – ответила за Гамлета Офелия. – Тот еще ч-чудак. Когда я была маленькая, он играл со мной в плохие игры.

На минуту все замолчали.

– Достойно ли смиряться с ударами судьбы, – вслух подумал Гамлет, – иль надо оказать сопротивленье?

– Так, тебе хватит, – сказал Горацио.

Вдалеке мелькнули огоньки и вроде бы пропали; но какое-то время спустя на заброшенную дорогу вырулила машина. Гамлет внутренне поежился, узнав один из «Мерседесов» дяди Клавдия. Машина остановилась у обочины, из нее, кряхтя, вылез шофер и пошел к ним.

– Гамлет! – послышалось снаружи. – Господин Гамлет, вы здесь?

– Песец! – Лаэрт съехал на пол. – Это отец!

– Вот хрень, теперь он прислал за мной шпиона!

Горацио пригнул Офелию к сиденью и прикрыл своим телом. К машине шел Полоний.

– Молодой Гамлет! – закричал он. – Ваш новый папаша наливается в пабе, празднует повышение! Послал меня за вами, зовет выпить стаканчик. Говорит, вы на телефон не отвечаете.

– У меня батарейка села! – громко соврал Гамлет и шепотом передразнил: – Выпить стаканчик! Говорил я, он и меня хочет отравить!

– Поехали отсюда, – нервно сказала Офелия из-под локтя Горацио.

– Н-не заводится! – сквозь зубы пробормотал Гамлет.

– А кто с вами в машине? – Полоний приближался, то и дело спотыкаясь; было уже совсем темно, и он не видел дороги.

Лаэрт прикрыл голову руками.

– Мой друг Горацио! – крикнул Гамлет.

– И что это вы делаете с вашим другом Горацио так поздно в этом непотребном месте? А там не Офелия с вами? Офелия! Ну все, голубушка, ты дождалась!

– Дави его, – потребовала девушка, – дави!

С коротким ревом машина завелась и рванула с места. Взвыло радио.

– Держитесь, – успел сказать Гамлет. Он сильней нажал на педаль и повел прямо на Полония. Тот не успел удивиться; тело его ударилось о лобовое стекло, перелетело через автомобиль, тяжело стукнувшись о крышу, и распласталось на земле. Гамлет не оглянулся. Он вел еще долго, вцепившись в руль и сжав зубы, пока не остановился, тяжело дыша.

 
– One more cup of coffee before I go
To the valley below… —
 

пело радио.

– По-моему, мы кого-то сбили, – проговорил Горацио, которому в общем было наплевать.

– Крысу, – мрачно сказал Гамлет. – Мы переехали крысу.

Лаэрт, облегченно вздыхая, выкарабкался с пола.

* * *

Кронборг ночью выглядел зловеще. Шпили двух башен остро вырисовывались в темноте; о стонах и криках, шедших из казематов, не хотелось думать. Переполненная днем стоянка для туристских автобусов теперь пустовала. Гамлет задрал голову и сказал:

– Не видно.

– Говорят, у совы отец был хлебник, – пробормотала Офелия. – Господи, мы знаем, кто мы такие, но не знаем, чем можем стать!

Офелия нервничала. Она не хотела оставлять машину; кровь на заднем стекле не так уж и мешала. У нее было предчувствие, что с этой троицей она никогда не попадет в Христианию.

Лаэрт сорвал ромашку и сказал:

– Пошли наверх?

Они забрались на башню. Вдалеке затуманенными огнями светилась Швеция. У Гамлета заиграл мобильник. Тот его будто и не слышал; он гадал на отобранной у Лаэрта ромашке, далеко уйдя от внешнего мира, и только губы тихонько шевелились: «быть – не быть – быть…»

Воспользовавшись этим его состоянием, Горацио предложил Офелии руку, и они пошли танцевать в вышине над почти уснувшим Эльсинором, под чуть механические трели финской польки.

Гамлет оторвал последний лепесток (вышло «быть») и, опомнившись, вытащил мобильный. Мелодия прервалась.

– Опять он обламывает, – недовольно сказала Офелия, подошла к краю башни и стала смотреть вдаль.

Горацио было хорошо. Он любил Офелию и собирался ей признаться; ему, правда, было неловко делать это при Гамлете. Но, повернувшись, он увидел задумчивый профиль Гамлета, размышляющего над проблемами бытия, и почувствовал, что и его любит тоже; и не знает уже, кому признаваться. А тут еще этот Лаэрт в завораживающем белом костюме.

– А Копенгаген где? – спросила Офелия.

– Вон там, – показал очнувшийся Гамлет.

Офелии пришла в голову идея. Она залезла на ограждение башни, вцепившись в него двумя руками.

– На хрена я буду с вами связываться? Вы тут… торчите, вам фиолетово, что человеку надо уехать. Я сама полечу!

– Тут же далеко! – испугался Лаэрт. – Не долетишь! Давай лучше на пароме.

– Реально, – сказал Гамлет, – далеко.

Офелия начала осторожно подниматься.

– Ну ты хоть вернешься? – занервничал Лаэрт.

– Я тебе долбаную открытку пошлю! – засмеялась Офелия. Балансируя на ограждении, она помахала всем и изящно, будто девушка-вампир, прыгнула и полетела в темноту.

– Ну ладно, – в конце концов сказал Лаэрт. – Она ведь обещала вернуться.

– Вот блин, – вздохнул Гамлет.

А Горацио вдруг заплакал, и плакал долго.

* * *

– Ладно, – сказал Гамлет, когда они остановились у дверей единственного открытого в Эльсиноре бара. – Дальше я пойду один.

– Вы проиграете этот заклад, мой принц, – покачал головой Горацио. Лаэрт поглядел на него странно.

– Короче, ждите тут.

Гамлет вошел в переполненный бар. Его мать и Клавдий сидели в углу, пили вино и заедали оливками и куриными крылышками, и было видно, что Гертруде скучно до смерти.

– Сынок! – оживилась она, когда Гамлет протолкался к ним через толпу. – Почему ты не отвечаешь на звонки?

– Мобильный сел. – Гамлет смерил Клавдия черным взглядом. Клавдий смотрелся богатым и очень противным.

– Мы заказали тебе вина. – Он протянул Гамлету кружку. – А где мой шофер?

– Ему нельзя, он за рулем.

– Гамлет, где Полоний? – уже настойчивее спросил Клавдий.

Гамлет схватил с блюда копченое куриное крылышко и запихал в рот.

– Дядя Клавдий как раз согласился дать тебе денег на университет, – сказала Гертруда, умоляюще глядя на любовника.

Тот кивнул.

– Ты пей, пей, – сказал он Гамлету.

– А вы знаете, – Гамлет прожевал крылышко, – моя мама убила всех своих любовников. Всех! Я даже знаю, где спрятаны трупы. У меня была маленькая красная лопатка, и я помогал закапывать, правда, мама?

– Правда, дорогой, – отозвалась Гертруда. – Только дяде Клавдию это неинтересно.

Она нервно потянулась к бокалу, но там уже ничего не было. Гамлет дал ей свой.

– Не пей вина, Гертруда, – поморщился Клавдий. – С утра наливаешься. А твоему сыну не в университет надо. Я тебе говорил, куда ему надо.

– А вы видели череп на мамином туалетном столике? – не унимался Гамлет. – Это Йорик. Зря, мам, ты его так, он был классный.

– Дорогая, – сказал слегка раздраженный и слегка встревоженный Клавдий, – ты говорила, что это папье-маше!

Гамлет прыснул и едва не подавился куриной костью.

– Так она вам все время врала. Вы ее совсем не знаете.

– Не обращай внимания, – торопливо сказала Гертруда, – у него Эдипов комплекс, ты же знаешь.

– Держу пари, вы и настоящего лица ее никогда не видели.

– Гамлет! – скандализованно воскликнула Гертруда. – Ты уши мне кинжалами пронзаешь! О, пощади!

Он вытянул руку и рванул молнию на затылке матери. Накладное лицо упало на блюдо с оливками.

Образовалась тишина. Клавдий глядел на Гертруду; та пораженно рассматривала свое отражение в зрачках любовника. Подбежавший было к столику официант на цыпочках отошел, сообразив, что момент неподходящий.

Гертруда с выражением дикого ужаса на лице поднесла руку ко рту и вдруг упала замертво, опрокинув стул. Клавдий вскочил. Пока он делал Гертруде искусственное дыхание, Гамлет поменял его стакан на свой и встал, скрестив руки на груди и невозмутимо наблюдая за сценой.

– Гаденыш! – проревел Клавдий, поднимаясь с пола. – Ты убил свою мать!

– Да ведь это вы ее отравили, – пожал плечами Гамлет. – Ну тут одно из двух: или вы ее, или она вас.

Клавдий покачал головой, глядя на распростертое на полу тело любовницы. Ему очень хотелось пить; он механически взял стакан и осушил его в один миг. Лицо его тут же исказилось, и в судорогах он упал на пол.

– Вот, блудодей, убийца окаянный! – прокомментировал Гамлет. – Пей свой напиток! Вот тебе твой жемчуг! Ступай за матерью моей! Смотреть надо, что людям подаете, – сказал он уже в адрес суетящегося метрдотеля

За окном завыли сирены. Гамлет развернулся и очень спокойно направился к двери.

* * *

Горацио с Лаэртом на улице не было. Гамлет огляделся, перешел на другую сторону и стоял там, пока в подъехавшую «скорую» не отгрузили трупы. Тогда он вздохнул и зашагал, одинокий, по улице, залитой лунным светом.

Он пришел туда, где они оставили машину. На крыше «Вольво», заляпанной кровью, сидели две вороны.

– Он на ужине, – сказала одна.

– Не на том, где он ест, а на том, где его едят, – уточнила вторая.

Гамлет шуганул птиц и сел за оторванный руль, размышляя, куда бы ему поехать. У него была своя маленькая идейка насчет того, куда и зачем смылись Лаэрт с Горацио. А он еще хотел взять этого паршивца в Амстердам…

У «Вольво» не было зеркала заднего вида, оттого Гамлет не заметил, как сзади подъехала полицейская машина. Из нее вышли двое полицейских. Приблизились, козырнули.

– Офицер полиции Розенкранц, – представился один.

– Офицер полиции Гильденстерн, – представился второй. – Не могли бы вы выйти из машины?

Гамлет нехотя вылез, прислонился к дверце и сунул руки в карманы.

– Могу я узнать ваше имя? – спросил Розенкранц.

– Я Гамлет Датчанин, – ответил он и носком правой кроссовки почесал левую лодыжку.

– С вами в машине кто-то есть? – спросил Гильденстерн.

– Мои воображаемые друзья, – пожал плечами Гамлет.

– Боюсь, мы должны вас арестовать.

– За хранение.

– И распространение.

– Откройте, пожалуйста, багажник.

Гамлет нарочито медленно прошел к багажнику и открыл его.

– Ты только посмотри, – сказал Розенкранц, доставая полиэтиленовый пакет с килограммом травы.

– Нет, ты на это посмотри, – показал ему Гильденстерн маленький мешочек с кокаином.

– Это не мое! – взвыл Гамлет в негодовании, праведном, потому что все и вправду было не его.

«Долбаный итальянец, ну покажись мне только!»

– Я хотел бы заявить об убийстве, – сказал он. – Мой дядя убил моего отца и пытался отравить меня.

Но Розенкранц и Гильденстерн ткнули его носом в капот и надели наручники.

– Вы имеете право хранить молчание, – сообщил Розенкранц.

– Все, что вы скажете, может быть использовано против вас, – добавил Гильденстерн.

Угрюмого Гамлета усадили в полицейскую машину.

– Желаете сделать заявление?

– Нет уж, – сказал он. – Дальше – тишина. Пока я не поговорю с адвокатом.

Розенкранц с Гильденстерном синхронно хлопнули дверями и умчались. Луна на секунду спряталась за облаками, вывалилась обратно в чистое небо и продолжала освещать ночной Эльсинор. Закаркали вороны и вдруг умолкли; и все замерло в ожидании Фортинбраса.

Примечание автора

Ольга Славникова как-то назвала Россию страной победившего постмодернизма. Вот и меня он стороной не обошел. Я очень люблю Шекспира и отдельно – «Гамлета»; когда-то я хотела написать по нему «альтернативную историю» (это желание вообще многих авторов не обошло). Не получилось, но частично из него зародилась идея «Пепла на укреплениях» – второго моего романа в работе, который, я надеюсь, мне удастся когда-нибудь дописать. А когда еще начитаешься Стоппарда и наслушаешься на лекциях про Беккета, а потом возьмешь, да и съездишь в Данию… хочется создать что-нибудь такое вот, без всякого смысла и слегка похожее на бред – но зато про Гамлета.