Текст книги "Игра в классики на незнакомых планетах (сборник)"

Нападающий «Ренна» обвел двух парижан и запустил мяч в «девятку». Бар взорвался ором. Жан Матье понурил голову.

* * *

Пришел конец апреля, и полиция забастовала. Даже комиссар Легерек, который не любил профсоюзы и не бастовал из принципа, сдался и отправился отдыхать. Инспектору Пеленну полагалось входить в аварийную команду, но он укатил в Ренн на семинар по борьбе с терроризмом.

Легуэн остался один в пустом участке с молчащей мини-АТС. Не то чтобы он сильно возражал. Сидел над своим блокнотом и слушал дуэт мухи и кофейного автомата.

– Странно получается, – сказал он мухе. – Как ты свяжешь кельтские шабаши и убитых бошей?

Муха потерла лапки. Это было за пределами ее компетенции.

Через какое-то время Легуэн опять заговорил:

– Мне кажется, мы с самого начала ставили вопрос неправильно.

Кофейный автомат замолчал и прислушался.

– Вопрос не в том, почему маньяк охотился за приезжими. А в том, какого лешего забыли четыре туриста в ночном лесу.

Бельтайн, Ламмас, Самайн… Четыре человека, приехавших с разными целями, оказываются рядом с захоронением в четырех точках цикла.

Что можно делать на шабаш? Плясать через костер? Колдовать на костях? Что там говорила старая Магали – в ночь на Сен-Жан чертовы огоньки манят кладом…

Стоп.

Стажер осторожно поставил чашку с кофе на стол.

Немцы тащили с собой трофеи. Экспроприированное золото, фамильные драгоценности, отобранные у расстрелянных… Курт фон Берг и его три приятеля отправились в лес, где не было маки, а вернулся оттуда только один. И его сын много лет спустя приехал на место захоронения… Приехал вести раскопки, но о телах не обмолвился.

Легуэн позвонил другу в Париж. Поблагодарил за факс, пообещал бутылку шушенна – вот только вернется.

– И как ты там держишься, – голос шел из другого мира.

– Ты и представить себе не можешь, как здесь интересно, – искренне сказал Легуэн. – Тут такое дело… – Он коротко объяснил ситуацию. – Так вот тот археолог – его прислали из Парижа-8. У него в бумагах все как-то смутно. Ты не мог бы связаться с университетом и спросить, что он тут собирался раскапывать?

Стажер положил трубку. Подумал. В городе было время обедать.

Он поставил мини-АТС на автоответчик, взял куртку и отправился к Марго Галлек.

* * *

Он долго стоял на крыльце дома из обычного здесь серого камня. Неприветливого дома с захлопнутыми ставнями. Надавил еще раз на звонок. В конце концов дверь отворилась.

– Кем вам точно приходился Ян Галлек?

Марго глядела на него недоверчиво. С раздражением.

– Послушайте, я ведь все это уже полиции рассказывала.

– Возможно, мадам Галлек, в этом деле появились новые факты.

– Какие? Какие еще могут быть новые факты?

– Вы не могли бы просто сказать мне, мадам…

– Он приходился мне троюродным братом. По отцу.

– Вы часто виделись?

– Нет. Не часто, – ответила она утомленно. – На праздники.

– Он много раз приезжал сюда?

Женщина возвела глаза к небу. Было ей далеко за тридцать. Волосы не уложены как следует, на домашнем платье на одну расстегнутую пуговицу больше, чем нужно.

– Нет. Он не приезжал… до того случая.

– И почему ему вдруг захотелось вас повидать?

– Навестить кузину в ее день рождения, по-моему, абсолютно нормально. Послушайте, господин инспектор, почему бы вам просто не спросить…

– Пожалуйста, – он потряс трехцветным удостоверением, – ответьте на вопрос, хорошо? Мадам Галлек, вы ведь знаете, что за лжесвидетельство вас могут привлечь? Подумайте еще раз. Вы абсолютно уверены, что вашего кузена не было здесь до того августа?

Женщина замялась.

– Он не приезжал, скажем, весной?

Марго Галлек смотрела в пол.

– Ладно, ваша взяла, – махнула она рукой. – В апреле. Он приехал сюда в конце апреля. Зачем-то ему это было надо.

– Он не расспрашивал вас о лесе? О немцах? О том, что понадобилось здесь американскому археологу?

– Ян… интересовался, – неохотно ответила Марго Галлек. – Но он очень быстро уехал.

– Так быстро, что никто из местных его не заметил. Почему вы не сказали об этом полиции в первый раз?

– Потому что меня никто не спрашивал.

– Марго! – раздалось сверху. По деревянной лестнице спустился мужчина без рубашки. Волосы его были еще в большем беспорядке, чем у хозяйки дома. – Сколько раз я тебе говорил…

Он осекся, увидев Легуэна.

– Добрый день, господин Матье, – поздоровался тот. – Что, сегодня нет уроков?

* * *

В участке на автоответчике ждало сообщение: перезвонить в Париж.

– Ты смеешься надо мной? – раздосадованно спросил его друг. – Мы вам еще два года назад отправляли полный рапорт, по всей форме, вот у меня копия. Ты бы в архивы глянул, что ли?

– Я глядел, – медленно проговорил стажер. – Я внимательно глядел. Ничего там не было.

– Вы бы там, в провинции, смотрели за документами! Чем вы занимаетесь – коров доите? Так я копию факсую? Та еще птица твой археолог.

Легуэн покосился на молчащий кабинет комиссара.

– Факсуй, – сказал он.

* * *

Стажер глотнул капучино. Взглянул еще раз на копию отчета.

Археологу Фонбергу было абсолютно нечего делать в Пенн-ан-Марв.

Ничего, заслуживающего раскопок, в этой области не имелось.

Бумаги от университета Париж-8, которые он предоставил мэрии, оказались поддельными. Студенческой команды не существовало в природе.

Каким-то образом директор его парижской лаборатории узнал о махинации. Директор был честный человек. Или просто не любил янки. Он предупредил парижскую полицию.

Та же, в свою очередь, отправила рапорт в полицейское отделение Пенн-ан-Марв.

* * *

На календаре значилось тридцатое апреля.

Поздно было выяснять, куда пропал парижский рапорт.

Поздно было узнавать, собиралась ли на самом деле компания Жоржа Брюно покупать лесопилку.

Оставалось найти карту и отправиться в лес.

У стажера было впечатление, что он знает, где нужно искать карту – или, скорее, координаты – клада лейтенанта фон Берга.

Он очень надеялся, что найдет мэрию открытой.

Но прежде надо было сделать несколько звонков.

– Я ищу сокурсника, – сообщил он секретарше исторического факультета Парижа-8. – Ян Галлек. Мы с ним вместе ходили на курсы профессора Фонберга. Археология. Да, да, я знаю, что профессор Фонберг умер… Печальная история… Нашли? И у вас есть его адрес? А, так он уехал обратно в Страсбур… Да… Я попробую отыскать его там, спасибо…

Все получалось уж слишком легко.

Потом стажер откопал в одном из дальних ящиков старые листы с домашними телефонами полицейских.

* * *

Вечером Легуэн заглянул к мадемуазель Магали. Та усадила его за блины, несмотря на возражения. Блин Легуэну в горло не лез, становился в буквальном смысле комом.

– Мадемуазель Магали, – сказал он. – Помните, вы мне говорили, что в ночь на Сен-Жан можно искать клады?

– Не только на Сен-Жан, – неохотно ответила старушка. – В любой шабаш можно, и на Ламмас, и на Самайн, конечно… – В глазах у нее мелькнуло подозрение. – Вы собрались, что ли? И не вздумайте даже! Вы, может, что и найдете, только известно – сокровища-то эти, они все прокляты!

– Вспомните, пожалуйста, – попросил он, – это очень важно. У вас кто-нибудь еще спрашивал про клады?

– Спрашивали, как же… Из наших-то никто, я ж говорила, меня здесь не слушают. Археолог-то приезжал, помню. Вежливый такой, с акцентом – сразу американский шоколад вспоминается, который с самолетов скидывали, я прямо девчонкой себя почувствовала… Находили, говорит, клады у вас когда? Я ему так и сказала: не находили, и лучше не искать. А потом… девочка та, упокой Господи ее душу. Ну, она не только кладами интересовалась, ей все легенды наши подавай… И кюре расспрашивала, и Матье, историка нашего.

– Вот как, – сказал Легуэн.

– А друг-то ваш, беленький, ко мне ее отправил. Поймал меня, грешную, с зубной пастой. Вот вам, говорит, мадемуазель Магали, общественные работы… И ведь говорила я ей близко к лесу не подходить…

* * *

Легуэн нашел нужную бумагу в библиотеке мэрии. В той самой пачке. Слава богу, библиотекарша в школе учила немецкий.

Маленькая желтая оборотка меньше всего походила на карту острова сокровищ. Стажер передвигался по лесу почти на ощупь – привык. Пятно света от фонарика скользило по траве и мелким кустикам. Дойдя до уже знакомой поляны, стажер остановился. Выключил фонарь. Облаков не было, и луна пробивалась даже сквозь перепутанные ветки. Первая в году майская ночь пахла ясно и пряно, и стажер втянул носом воздух, на секунду забыв, зачем пришел. Потом вздохнул и стал углубляться в чащу по вытоптанной за несколько дней тропке. Мадемуазель Магали не обманывала – в траве вспыхивали и угасали шальные огоньки.

Гнилушки, сказал себе Легуэн.

Ему стало немного не по себе. Огоньки – чем бы они ни были – обвивали, как гирляндой, место, где совсем недавно лежали немцы.

Легуэн включил фонарь и направил на бумажку с координатами. Удерживая и карту, и фонарик в одной руке, он щурился, чтобы разглядеть французские слова, которые библиотекарша карандашом надписала над строчками.

Кто-то приближался за его спиной, осторожно хрустя ветками.

– Пришел все-таки, – сказали сзади.

– Пришел, – ответил стажер, мягким движением положив свободную руку на кобуру.

– А я-то думал, зачем это все. Про немцев расспрашивал, про Корригана… Оказывается, тебе просто было нужно золото. Как и всем остальным.

Легуэн развернулся. Инспектор Пеленн стоял, прислонившись к дереву.

– Может, поговорим об этом? – предложил стажер.

Пеленн приблизился на несколько шагов:

– А Жан Матье…

– Он не придет, – сказал Легуэн.

– Не надо было мне покрывать тебя перед комиссаром, – вздохнул Пеленн. – Ох… черт! По-моему, стажер, мы не одни…

– Что?

Инспектор застывшим взглядом уставился Легуэну за плечо. Туда, где тот только что видел огоньки. Лицо исказилось.

– О Боже, – выговорил он. – О Господи…

Легуэн повернулся. Всмотрелся. Моргнул.

– Где…

В этот момент сзади на него накинули удавку и начали душить.

У инспектора Пеленна были сильные, тренированные руки, и очень скоро в глазах у Легуэна потемнело и все дыхание кончилось. «И ведь действительно, – подумал он, пока его собственные руки елозили в воздухе, пытаясь хоть за что-то уцепиться, – ничего не сделаешь…»

Он не сразу понял, что произошло. На периферии его меркнущего сознания раздался выстрел; кто-то закричал; и вдруг стягивающая его горло смерть ослабла. Отпустила. Ушла – до следующего раза. Нахватав ртом достаточно воздуха, он потряс головой, попытался осмотреться. Инспектор Пеленн извивался на земле, схватившись за плечо. Лунный свет, попавший на тропку, освещал стоявшую на ней фигуру в рясе. Скорее всего, виновато было его помутившееся сознание. Потому что на миг стажер увидел – четко, даже сквозь круги перед глазами – молодого макизара с упрямым прищуренным взглядом и трофейным револьвером, снятым с убитого боша.

Потом в мире снова включили звук.

– Больно! Ч-черт, мать вашу! Больно!

– Держите его, парни! – голос комиссара Легерека. – Легуэн! Легуэн, ты жив?

– Х-х-х-х… Х-хр-р…

– Это полицейская операция, отец Гийом, вы-то что здесь делаете, ради Христа?

– Не поминайте всуе, сын мой.

– Ноэль Пеленн, я арестовываю вас по обвинению в убийстве пятерых человек и покушение на представителя власти при исполнении им служебных обязанностей.

– Черт, – простонал Пеленн. – Комиссар… Я же должен был знать… Вы никогда не бастуете…

* * *

– Ну вы не слишком торопились, патрон, – сказал Легуэн.

– Это тебя научит, – буркнул комиссар Легерек, доставая из тайника бутылку виски, когда-то изъятую у контрабандистов. Последний трофей. Они сидели в его кабинете – Легуэн, комиссар, вызванный по тревоге патологоанатом и отец Гийом. Ночь тихо переходила в утро, но спать никому не хотелось. Пеленна отвезли в больницу.

– Хотел бы я знать, откуда вы там взялись, господин кюре.

– Господин кюре пытался загладить свою вину, я полагаю, – сказал Легуэн.

– Вину? – не понял комиссар.

– Вы же все знали, правда, отец мой?

– Я был связан тайной исповеди, – мрачно проговорил кюре.

– Знали? И молчали?

– Есть законы человеческие, – сказал отец Гийом, глядя в сторону. – А есть божеские.

Комиссар замолчал, неверяще качая головой. Наконец спросил:

– Может, объяснишь, стажер?

– Все, патрон?

– Все.

– Это в основном предположения. Тем более, инспек… Пеленн скоро придет в себя и сам все расскажет.

Комиссар пододвинул к нему доверху наполненный стакан.

Стажер сделал большой глоток. Говорил он хрипло, кашляя едва не через слово.

– Когда пришли союзники, лейтенант фон Берг и его три друга решили спрятать свои трофеи здесь в лесу. Рассчитывали, наверное, что потом вернутся. Зарыли все, что у них было, под деревом. Заметили координаты. Но в последний момент лейтенанту показалось, что трех друзей будет много. Тем более – в такое неспокойное время. Он застрелил всех троих – вряд ли они этого ожидали. Алан Брюно был тогда полицаем. Скорее всего, он проследил за немцами и все видел. Если бы лейтенант его заметил, одним коллаборационистом на свете стало бы меньше… Короче говоря – война кончается, фон Берг садится на корабль в Америку и не знает, вернется ли он когда-нибудь за сокровищем. В Америке он довольно быстро умирает, но оставляет сыну в наследство карту клада… Сын о карте помнит… Помнит всю жизнь. – Стажер глотнул. – Становится археологом, приезжает в Париж, потом подделывает свои бумаги и отправляется за сокровищами. Вот только насчет подделки узнают. И докладывают сюда. Пеленн принимает сообщение – и не торопится почему-то разоблачить Фонберга. Ему интересно, что тот ищет. Скорее всего, в лес они пошли вместе. А там Пеленн отобрал у Фонберга карту – и убил. И может, на этом бы все и кончилось.

Стажер использовал драматическую паузу, чтобы промочить горло.

– Только в карте что-то было не так. Потому что клада Пеленн не нашел. И тут появился Галлек. Он ходил на лекции к профессору Фонбергу. Возможно, когда-то они выпили вместе. В Париже так бывает. Так или иначе, Галлек знал, что с проектом Фонберга что-то нечисто. Он приехал за ним. Жил у своей кузины – никто в городе не знал, что он здесь. Потом Фонберга нашли убитым – он уехал. И вернулся все-таки, якобы к кузине на день рождения. И тут Пеленн совершил ошибку. Он думал, что Галлек в курсе, хотя тот всего лишь интересовался. Пеленн поймал его в лесу. Не знаю, хотел ли он его убивать, но так вышло.

– А цикл-то здесь при чем? – угрюмо спросил комиссар.

– А не было никакого цикла.

Легуэн замолчал, выдохшись, по горлу будто теркой проскребли. Но под взглядом шефа он выпил еще виски и продолжал:

– Фонберг пошел копать в ночь Всех святых. Может быть, это вышло случайно. Может быть, нет. Немцы – люди суеверные. По крайней мере, он говорил с мадемуазель Магали. У Марго Легерек день рождения пришелся на первое февраля. И когда понадобилось третье убийство, преступник уже знал, что делать. Жоржу Брюно, я так думаю, отец рассказал, что видел тогда в лесу. Когда он появился, Пеленн просто сопоставил два имени. Сложил два и два, как вы, патрон, говорите. Дальше – я не знаю, это только предположение…

– Ты рассказывай, стажер. Пеленн, если что, тебя поправит.

– Я так думаю, он встретил Брюно. Сказал, что знает, кем был его отец, и знает про клад. Предложил сотрудничество. Брюно с трудом мог отказаться – уже двух человек убили, и вряд ли он хотел, чтобы в городе стало известно, чей он сын. И Пеленн повел его в лес – уже специально в ночь на Сен-Жан.

– И они нашли.

– Нет. Не нашли, – тихо сказал отец Гийом.

– Но к тому времени Корриганом уже интересовалась всякая разная полиция. И Пеленн, вместо того чтобы затаиться, убил четвертого человека – так, чтобы цикл завершился. Мне сказали, что бродячих студентов здесь летом бывает много. Убийце даже не надо было самому заманивать ее в лес. Он просто отправил ее к мадемуазель Магали, зная, что та нарассказывает ей историй про лес и про шабаши. Конечно, цифры к тому времени уже просчитали, лес в ночь на второе августа окружили, стерегли убийцу. Но Пеленн-то эту ловушку вместе со всеми готовил. Ему просто было обойти кордон… И все вышло, как он рассчитывал. Кроме одного. Его застал Мишель Бризу. Скорее всего, он что-то знал про убийство Брюно. Он-то был в курсе, что эта фамилия означает, – сам сын полицая. Может быть, он и о других убийствах что-то знал – в конце концов, не ночевал дома все четыре раза.

Дальше я не могу сказать наверняка. Может, Бризу пытался его шантажировать. Может, он просто подал Пеленну идею – убийцу-то нужно было найти, потому что уже Интерпол начал интересоваться. Пеленн подбросил ему браслетик, сорванный у студентки, а сам отвел его в лес. Под дулом пистолета заставил написать признание. Вот только с ДНК он ничего сделать не смог, ему оставалось только смотреть, как материал отправляют на анализ…

– А Жан Матье? – спросил священник.

– Он, хитрый лис, услышал от кузена Марго Галлек, что археолог проводит какие-то некатолические раскопки, и заинтересовался. Тот, разумеется, ничего бы ему не сказал, но Матье расследовал со своей стороны… Даже сунулся в лес – в ту ночь, когда Берлю по голове стукнули. Увидел, как того ударили. И перетрусил – понял, что все серьезно. Вчера я его предупредил, чтобы не выходил из дома, – так его, по-моему, уже и предупреждать не надо было. Доложил мне, что сидит за всеми замками.

– А как… Как ты узнал, что это Пеленн?

– Я наверняка не знал до самого конца. – Стажер вздохнул. Потянулся за бутылкой. За окнами светало. – Когда я только приехал, он рассказывал мне про Корригана. И про то, что настоящего убийцу не поймали. Меня это тогда слегка покоробило. Это же местная тайна, такое не говорят стажеру, который только что прибыл. Думаю, он знал, что я сам до этого докопаюсь, если начну искать, и сразу решил подстраховать тылы. И потом, относительно этого ДНК… Вопрос-то был не в том, почему у девушки под ногтями нашлись кусочки кожи преступника. А почему у трех остальных жертв их не оказалось. Девушка была мельче и ниже всех остальных, если она сумела его оцарапать, то остальные могли точно. Получается, преступник не только работал в перчатках, но и вычищал жертвам ногти. А кому это может прийти в голову?

– Полицейскому, – кивнул кюре.

– Или тому, кто читает слишком много детективов, – сказал комиссар Легерек.

– Или… Я тогда так и подумал.

– В последний раз он этого не сделал, потому что его спугнули, – кивнул комиссар. – Причем не наши, как оказывается, спугнули, а Мишель Бризу.

– И потом, я читал досье с рапортом. Вроде бы очень грамотный отчет, но… Очень много написано о профиле убийцы, о кельтских традициях, о ритуалах… Но почему-то не было элементарной информации об убитых, которая в таких делах первой собирается: не проверено было, например, кто отец Фонберга, не сказано, что Брюно, по сути, местный, что Галлек ходил на курсы Фонберга и приезжал сюда весной, в то же время, что и профессор… Хотя все эти сведения можно получить по одному телефонному звонку. Как будто тот, кто составлял рапорт, не хотел копать вглубь.

– Это еще ничего не доказывает, – покачал головой инспектор.

– Верно. Но кляуза на археолога, которая так и не дошла до участка… Я звонил бывшему здешнему комиссару, он клянется, что слыхом о ней не слышал. И потом… Когда я раскопал эту яму, Пеленн сказал, что, мол, выяснять, кто их убил, должна была комендатура и теперь бы опознать этих гансов. Так и сказал – гансов, еще до того, как кости увидел. А я ведь никому не говорил, что нашел немецкую кокарду… Откуда ему было знать?

– Да уж, – покачал головой комиссар Легерек. – Агента Берлю тоже он по голове ударил?

Легуэн вдруг заметил, что кюре исчез.

– Нет, – сказал он, – не думаю.

– А как ты нашел карту?

– Мне Матье подсказал. Сам того не желая. Он заявлял, что ничего о пропавших немцах не знает, а сам рылся в их документах. Почему он не хотел об этом говорить? Выход напрашивался один – он видел в этих бумагах что-то еще и хотел это скрыть. Когда Пеленн принес мне эту бумагу – рапорт Штаге, – он говорил, что больше в мэрии делать нечего, что он все перетряс. Думаю, он хотел меня предупредить.

– Хорошая идея, правда, скрыть этот листок среди тех документов, – задумчиво проговорил комиссар. – У себя он бы прятать не стал – сам ведь полицейский, обыски проводил, знал, как это делается. А там никто не стал бы искать – тем более оборотку.

– Кроме Жана Матье, – кивнул Легуэн. – Я, кстати, едва его не подставил. Но к тому времени, думаю, Пеленн уже слишком сильно интересовался мной… Поставьте себя на его место – он же не знал, откуда я приехал. Может быть, мой перевод был такой же липой, как раскопки и лесопилка. Может быть, я что-то знал про клад. А уж когда я наткнулся на немцев…

– А на главный вопрос ты не ответил, Легуэн, – сказал комиссар. – С сокровищами-то что? Кто их отыскал? Или в карте фон Берга ошибка?

– В карте ошибки нет, – улыбнулся стажер. – Просто лес коварнее, чем мы думаем. Вот взгляните. – Он разложил на столе два листка бумаги, разгладил. – Это – описание дерева, под которым фон Берг зарыл клад и своих товарищей. А это – то, на котором повесили археолога. Видите?

– Без шушенна не разберешься, – пробурчал комиссар.

– Я-то искал второе дерево и ошибся – нашел первое. У Пеленна и остальных, видимо, получилось наоборот.

– Тогда – где клад? – Взгляд комиссара Легерека стал колючим и подозрительным.

– Не смотрите так на меня, патрон. Я думаю, – стажер вспомнил об отпечатке кроссовки, – я думаю, нам не стоит удивляться, если у нашей церкви скоро появится, скажем, орган… Или ребят из церковного хора отправят на каникулы в Калифорнию. Или Армия спасения получит от отца Гийома большое пожертвование.

– Вот как, – сказал комиссар. – Вот как. Ну что ж… Скажи мне тогда вот что – почему я, старый морской пес, не додумался, а до такого щенка, как ты, дошло?

– Потому, что вы не слушаете мадемуазель Магали, – хмыкнул Легуэн. – Комиссар… Можно, я пойду спать?

– Стажер, – окликнул его комиссар, когда тот уже был у двери. Легуэн обернулся.

– Я работал раньше в береговой охране, – сказал шеф. – Всегда любил море… Однажды мы напали на перевозчиков наркотиков. Стали стрелять. Я прикончил одного. А он оказался русским. Каким-то чином. У нас были неприятности с посольством. И меня сослали… сюда.

– В пригороде Сен-Дени, – сказал стажер, – подрались две банды. Мы пытались разнять. У меня только стажировка начиналась. А у этого парня был пистолет. И я… отреагировал. Будь он белым, сказали бы, наверное, что оборона. Но он был араб. Семья подала в суд – убийство, мол, на почве расизма. Вот меня и отправили… с глаз долой.

Какое-то время они смотрели друг на друга.

Потом Легуэн повернулся и вышел.

Снаружи было свежо и почти светло, висел густой туман. Здесь такой называют «brumenn du», вспомнил стажер.

В конце концов, по отцу он был бретонцем.

Примечание автора

До этого рассказа я вообще не думала, что умею писать детективы. Теперь у меня их уже три – если считать «корректорские», но этот был первым. И создавался, если честно, куда больше ради атмосферы, чем ради самой истории. Я очень люблю Бретань, и мне хотелось написать настоящий французский детектив – о забытом богом участке в провинции, об опытном усатом комиссаре и «зеленом» стажере, который, оказывается, совсем не прост… А еще я люблю рассказ этот, потому что писала его взахлеб и в условиях, «приближенных к боевым», то есть за стойкой бара с чашечкой кофе или рюмочкой шушенна – чтоб было поаутентичнее… Я дала себе обещание когда-нибудь перевести его на французский. Тогда и посмотрим, насколько рассказ вышел «настоящим».