Текст книги "Тень в воде"

Глава 19

Вернувшись из подвала, Ханс-Петер с отцом застали Биргит склонившейся над столом, с посеревшим лицом, она задыхалась. Чель бросился к ней:

– Биргит, Биргит, что с тобой?

– Ничего страшного, – с трудом пробормотала она.

Вместе они приподняли старую женщину, помогли сесть прямо. Ханс-Петер опустился на корточки и осторожно сжал тонкую, увядшую руку матери.

– Мама, – прошептал он, – мама, как ты? Вызвать «скорую»?

– Нет, – резко ответила та.

Чель уже взялся за телефонную трубку, заметив это, она велела оставить телефон в покое.

– Но врачи же сказали, что…

– Я не собираюсь ехать в больницу!

Ханс-Петер кивнул отцу, чтобы тот не упорствовал, потом принес стакан с водой и таблетки. Через пару минут дыхание выровнялось.

– Не надо думать, что если я немного задохнулась, то тут же копыта отброшу, – пробормотала старуха с вымученной улыбкой.

– Ах ты, плутовка! – Чель чмокнул жену в лоб. Взлохмаченные волосы ореолом стояли вокруг головы. – Я все же думаю, тебе надо прилечь. Хотя бы ради меня.

Биргит вздохнула:

– Ладно, уболтал.

Они помогли ей добраться до кровати, уложили и укрыли толстым готландским пледом, подаренным на семидесятипятилетие. Ее лицо терялось на подушке, казалось совсем маленьким.

– Ты уверена, что врач не нужен? – спросил Чель, нервно кусая губу.

Ханс-Петер неловко похлопал отца по плечу. Что с ним будет, если спутницы жизни не станет? Наверное, мать легче пережила бы смерть отца, если бы он ушел первым. Все-таки она – сильная половина. Может, уже пора подыскать дом престарелых. Они, конечно, будут противиться, не захотят оставить дом, привычки, мебель, воспоминания. Но ведь все это можно взять с собой. Как их уговорить? Стоило ему затронуть эту тему, как старики раздражались.

Ханс-Петер огляделся в поисках Жюстины. Ее нигде не было.

– Жюстина? – позвал он.

– Она в туалете. – Мать неотрывно смотрела на свои узловатые пальцы.

Ханс-Петер подошел к двери туалета и постучал. Жюстина не откликнулась. Дверь была заперта. Он позвал еще раз. Она вышла через несколько минут, взгляд у нее был отстраненный.

– Поедем домой? – спросил Ханс-Петер.

Жюстина не ответила.

Они стояли у окна, дул сильный ветер. Лодка рвала канат. Птица села на плечо Жюстины, но та будто не замечала.

– Темнеет, – сказал он.

Она молчала, словно не слыша.

– Который час? Не лечь ли спать?

Ему показалось, что она чуть повернула голову. Что это означало? Да или нет? Сегодня он был свободен – один из редких вечеров, которые можно провести вдвоем. Он всегда ждал этого. Приготовить вкусный ужин, откупорить бутылку вина, может быть, заняться любовью. Но что-то случилось, пока они гостили у родителей. Что-то, чего он не понимал.

Он протянул руку, и птица перепрыгнула к нему. Нахохлившись, стала чистить перья.

– Как ты думаешь, он голоден?

Жюстина не шевелилась.

– Наверное, голоден. Приготовлю еду.

Ханс-Петер отправился на кухню, открыл дверцу холодильника, но тут зазвонил телефон. Тряхнув рукой, Ханс-Петер согнал птицу. Та взлетела на карниз и уставилась на Ханс-Петера круглыми глазами.

– Я отвечу, – сказал он, отметив про себя, что с птицей проще говорить, чем с женщиной у окна. Птица реагирует живее.

Сначала он не узнал голос: звучный, спокойный – обычно он был другим, каким-то испуганным и будто умоляющим, как голос ребенка.

– Я не мешаю? – спросила она.

– Вовсе нет. Мы же сказали, что ты можешь звонить когда угодно.

– Да, да, я знаю.

Она умолкла, и он внезапно понял: что-то произошло.

– Ариадна?

Она молчала.

– Он снова взялся за старое? Твой муж, Томми?

Тогда она разрыдалась, и он спешно продолжил:

– Расскажи. Ты можешь рассказать?

– Он… – Ариадна всхлипнула, Ханс-Петер слышал, как она шуршит носовым платком и сморкается.

– Он там? Подонок… я заберу тебя и Кристу, сейчас же, еду!

– Нет, – еле разборчиво произнесла Ариадна. – Не надо. Томми уже нет в живых. Томми умер.

– Что?

– Это правда. Он умер вчера вечером, аллергический шок.

Она рассказала, как все произошло. Про его мучения, про дикую тоску и страх в его глазах, про «скорую», на которой его увезли.

Ханс-Петер не знал, что сказать.

– Я никогда не забуду, – говорила Ариадна. – Этого я никогда не забуду. Видеть, как умирает человек, – человек, которого ты знала столько лет, отец твоего ребенка. Что бы он ни сделал… Видеть, как он уходит из жизни.

Слова текли потоком вместе со слезами. Ханс-Петер дал ей выговориться.

– Как Криста? – спросил он, как только она немного успокоилась. – Хотите приехать сюда?

– Ты добрый, Ханс-Петер, ты такой добрый, – всхлипнула Ариадна.

– Я уже сказал, что могу приехать и забрать вас. Мне не трудно, я с удовольствием.

– Не стоит. Дома теперь так спокойно. Я и моя Криста. Мы будем вместе, она и я.

Ее речь звучала по-новому. Внезапно Ханс-Петер осознал перемену: она говорила совершенно без акцента.

Ханс-Петер вспомнил одну фразу, на немецком – запомнилось еще в старших классах. Сентенция Лao-цзы, основателя даоизма.

– Ариадна, слушай! – воскликнул он. – Есть старая пословица, звучит примерно так: Ein Ende nit Schrecken ist doch besser als ein Schrecken ohne Ende. Да, черт возьми, так и есть, так и есть.

– Что это означает?

– Что твоя жизнь наконец-то начнется по-настоящему.

Жюстина стояла в той же позе. Он ощутил, как гнев окатил его жаром.

– Я не хочу так жить!

Она молчала.

– Что-то случилось дома у моих родителей. Я хочу, чтобы ты рассказала.

Никакой реакции.

– Это из-за мамы? Я знаю, иногда она может ляпнуть такое… но это не со зла. Она просто усталая, обиженная жизнью старушка, ты же должна это понимать.

Жюстина медленно повернулась к нему.

– Расскажи, – умоляюще произнес он. – Мы пропадем, если не будем доверять друг другу.

Она сглотнула и закрыла глаза.

– Я знаю, что такое молчание, – продолжал он. – Я столько лет жил в молчании. Я больше не выдержу, я не смогу жить в молчании.

– Да…

– Ты что-то скрываешь? – Он заставлял себя говорить, просил ее раскрыть нечто, способное разрушить все, что у них было общего.

Жюстина шагнула к нему, она не была похожа на саму себя, это был кто-то новый, кого он прежде не знал.

Ханс-Петер отвернулся, обхватил руками голову.

– Жюстина, ответь мне. То, что тебя мучает, это связано со смертью?

– Может быть, – прошептала она. – Да, связано.

Глава 20

Йилл достала ключи от машины. Вообще-то ей не нужна была машина. Если понадобится съездить в Стокгольм, есть автобусы и электрички. А на работу можно доехать на велосипеде, кроме как зимой, конечно, когда лежит снег. Но снег теперь ложился нечасто и ненадолго, быстро таял, оставляя напоминание о себе в виде ледяной корки.

В этот понедельник у нее был выходной. Сегодня это должно произойти. Больше откладывать нельзя, нужно сделать то, к чему она так давно готовилась, – поехать в Хэссельбю и встретиться с Жюстиной. Йилл не собиралась звонить и предупреждать. Просто подойдет к двери и нажмет на кнопку звонка.

Сделала ли Берит так же?

В глубине души Йилл не верила, что Жюстина знает что-то, чего не знают другие. Тор разговаривал с ней. И полиция. Жюстина, вероятно, рассказала все, что могла рассказать. И все же сделать это надо. Ради Тора. И ради себя. Как угадаешь, вдруг появится какая-нибудь ниточка, за которую можно потянуть.

Старая машина завелась не с первой попытки. Она купила автомобиль, переехав в Сёдертэлье, и думала, что будет пользоваться им чаще, чем вышло в результате. «Пассат» девяносто первого года, кое-где уже поеденный ржавчиной.

«Следите за продольными балками, – сказали ей при техосмотре. – Если ржавчина пойдет и там, то машине прямая дорога на свалку».

«Продольные балки, – повторила про себя Йилл. – Где они вообще находятся?»

Она заправила машину у Веда. Ну и цены стали на бензин! Йилл вдруг вспомнила, что целое лето не заправлялась – по крайней мере, в Швеции. На «пассате» она не ездила с весны, и машина была грязная, на капоте даже виднелись следы кошачьих лап. Хорошо было бы поставить в гараж, но поблизости свободных не нашлось, да и расходы увеличивать не хотелось. Иметь машину – и так дорого.

День был солнечный и холодный, с резким ветром, гнавшим волны к заливу, где обитало лебединое семейство. Она заметила лебедей, как только подняла жалюзи. Двое взрослых с тремя серыми детенышами, которым предстояло сменить окраску на белую. Йилл назвала это место Лебединым заливом. Летом там можно было купаться, ранним утром – даже голышом.

Но сейчас была осень. Есть в этой поре что-то печальное, какая-то тоска, опустошенность. Йилл ощутила прилив сентиментальности. «Я одна», – подумала она. И снова вспомнила, что если умрет, то еще неизвестно, кто займется ее похоронами. Родителей давно нет в живых, ни братьев, ни сестер у нее нет, как и у Берит.

Парни, подумала она. Товарищи по работе – они бы и занялись церемонией. А она даже не воцерковлена. Интересно, они об этом знают?

И Тор, конечно, Тор.

Его запах остался на ее коже. Она не стала принимать душ. Сразу после полуночи они разделись и вместе легли в ее постель. Руки принялись ласкать его тело, его член был таким мягким под ее ладонью, но рос и креп. Когда он вошел в нее, она ощутила боль – последний раз все было так давно. Он почувствовал и сбавил темп. Это не мешало их неожиданной стыдливой радости – его губы целовали ее веки, она ощущала холодящие следы языка. Под закрытыми веками мелькали образы: широкое красное платье, которое она носила в юности, как она крутилась, а платье раздувалось колоколом. Йилл схватила его за бедра, присосалась, впилась зубами, я жажду тебя, я хочу быть твоим соком и твоей силой, войди в меня, будь во мне, расти! И он рос, креп, как корень, как росток из ее лона, и тепло наполняло ее толчками.

После он лежал, отвернув лицо к стене.

– Что такое? – прошептала она. – Тор, дорогой, что такое?

Вдруг ей стало ясно, что он, наверное, занимался любовью впервые после Берит.

– Нет, – пробормотала она, ложась на него сверху, на его опустошенное потное тело. – Нет, не думай так, Тор, не думай так.

– Берит, – пробормотал он в ответ.

– Но это не так, ты не предал ее, если ты об этом думаешь, то прекрати!

Она дотронулась до его лица и почувствовала, что впалые щеки Тора намокли от слез. Злоба и отчаяние наполнили ее.

– Неужели ты думаешь, что Берит стала бы требовать, чтобы ты до конца жизни жил в целибате! – взорвалась она. – Ты так думаешь? Это, по-твоему, нормально?

Он тяжело сглотнул.

– Или дело в том, с кем ты спишь, – в том, что я была ее лучшей подругой?

– Прости. – Он потянулся за сигаретами. – Прости, я не хотел.

Он встал и надолго скрылся в ванной. В темноте узко струился сигаретный дым. Йилл слышала, как он включил душ, и вспомнила, что на часах два ночи, – соседи будут жаловаться, особенно старуха сверху.

Потом Йилл незаметно уснула, а когда проснулась, Тора уже не было.

Несколько минут она ходила по квартире в поисках записки, клочка бумаги с парой слов. Ничего. Тор лишь вымыл чашки и протер кухонный стол.

И как он завел машину, она тоже не слышала.

В Хэссельбю она приехала во втором часу дня. Оставив машину на парковке у магазина, Йилл медленно спустилась к высокому каменному дому, где Жюстина жила с самого рождения. Дом Йилл обнаружила не сразу и решила, что заблудилась в полузабытых уже узеньких улочках Хэссельбю. Но через какое-то время увидела его за разросшимися деревьями: узкий белый дом, уже слегка обветшавший.

Йилл помнила деревья не такими высокими. Но она была здесь давно. Шесть лет назад, когда пропала Берит и Йилл приезжала сюда на поиски, ей не хватило духу спуститься к дому Жюстины Дальвик.

Надо же, Жюстина живет в этом доме всю жизнь. Странно, что ей не захотелось переехать. Но Жюстина всегда была странной.

Йилл подошла к калитке, ржавой распахнутой калитке, явно стоявшей без дела. Между прутьями свисал увядший вьюн, в котором застряли грязная обертка от мороженого и погнутая крышка от бутылки. Йилл ощутила нарастающее беспокойство. Автомобиля нигде не видно. Но водит ли Жюстина машину? Получило ли это бестолковое, маленькое существо водительские права?

Раньше, когда они были детьми, калиткой пользовались постоянно. Флора Дальвик цокала каблучками, выходя через нее к такси, которое ожидало свою пассажирку с работающим двигателем. Йилл и Берит следили из своего укрытия, наблюдали, как исчезают в автомобиле ноги в гладких блестящих чулках.

А Жюстина раскачивалась на калитке и ныла: «Приходите играть, поиграйте со мной!» Короткая плиссированная юбка и блузка с матросским воротничком, которая всегда была перекручена. Мачеха одевала Жюстину в красивые платья, но они сидели как-то вкривь и вкось и вечно были чем-то испачканы. Они с Берит и дразнили ее «пятнухой». Как будто сами были аккуратнее.

Было совсем тихо, только ветер шелестел опавшей листвой, гнал ее по кругу, пока не унес за угол дома. Йилл сделала несколько шагов по гравиевой дорожке, и вдруг у нее пересохли губы, в горле запершило. «Не пойду дальше, – подумала она. – Что мне здесь делать, спустя годы? Да ее и дома нет, здесь явно никого».

Но вот какое-то движение в окне – разве нет? Что-то черное промелькнуло? Йилл осторожно приблизилась. Уф, показалось. Однотонные гардины, никаких растений, никакой зелени. Но неужели кто-то стоял в сумрачной комнате и наблюдал за ней, следя за малейшим движением?

«Все, прекрати!» – приказала себе Йилл и быстро поднялась на крыльцо. Нажала на кнопку звонка, услышала, как в доме раздался сигнал, вспомнила лестницу, ведущую наверх, к солнечной комнате, где умерла мама Жюстины. Ладони вспотели. Ни шагов, ни голосов. Тишина. Йилл позвонила еще раз, уже с облегчением. Нет, Жюстины нет дома. Можно уходить.

Она повернулась и обнаружила прямо перед собой женщину. Йилл испуганно дернулась, она не слышала, как та поднялась по ступеням. Казалось, женщина испугалась не меньше: она прижала руки к груди, широко раскрыв глаза.

– Извините, – пробубнила Йилл. – Я кое-кого искала. Думала, этот человек живет здесь.

Женщина была неестественно бледна, одета в джинсы, черную потрепанную вельветовую куртку и резиновые сапоги. Поверх куртки спасательный жилет, на голове шапка крупной вязки. Она, не моргая, смотрела на Йилл.

– Простите, я уже ухожу… я не хотела мешать.

Женщина в спасательном жилете как-то странно передернула плечами, лицо исказила гримаса, тут же исчезнувшая. Она сняла шапку и запустила пальцы в кудрявые сальные волосы.

– Я узнала тебя, – бесцветно произнесла она. – Ты Йилл.

– А вы… ты… Жюстина?

– Да.

– И ты помнишь мое имя! Я искала тебя. Просто не поняла, что это ты, извини, мы так давно не виделись. Я тебя не узнала.

Жюстина молчала. Казалось, она не слушает.

– Ты была на озере? – спросила Йилл.

– Да, – коротко ответила Жюстина.

– Ветер сильный, да?

– Сильный.

– Я решила, никого нет дома.

– Ясно.

– Ты, наверное, думаешь, что странно так взять и заявиться. Но я хотела…

– Что ты хотела?

– Ты, наверное, догадываешься, о чем речь?

– Нет.

– Это было давно, прошло несколько лет. Но это все ради Тора. Знаешь, Тор Ассарсон, который был женат на Берит. То есть… еще женат. Ее муж. Ну, знаешь, Берит? Раньше она была Блумгрен. Наша одноклассница, которая пропала без вести. Он тоже сюда приезжал, сразу после исчезновения. Ему очень плохо, Жюстина, он как зомби, вся жизнь его катится к чертям, он не работает, не общается с сыновьями, все вокруг него рушится. Понимаешь? Все.

Жюстина достала носовой платок и высморкалась.

– Вот как, – язвительно произнесла она. – И что же я, по-твоему, могу с этим сделать?

– Не знаю. Наверное, ничего. Но ты видела ее последней. Так говорят, во всяком случае. Я бы очень хотела, чтобы ты об этом рассказала. Если можешь, конечно. Если есть время.

– Она была здесь, это я уже рассказала.

– Я знаю.

– И полиции, и ее мужу.

– Да, я знаю.

– Она была здесь дважды. Мы сидели и разговаривали, уже не помню о чем. Что ты хочешь услышать от меня?

– Почему она приезжала сюда? Чего она хотела?

– Откуда мне знать. Она ходила на кладбище.

– Вот как.

– Мы сидели и болтали ни о чем, примерно час. Потом она ушла. В последний раз она много выпила, глинтвейн, вино. Производила впечатление эмоциональной неустойчивости.

– То есть она была пьяна?

– Да.

– Как ты думаешь, она могла упасть в озеро?

– На озере был лед. И вообще, она пошла в другую сторону. Я видела куда – смотрела, потому что боялась, что она упадет. Кажется, на ней была клетчатая кепка. Я видела, как она поднимается по склону.

– Неужели она не могла вызвать такси?

– Я сказала – давай вызовем такси, я заплачу, если хочешь. Я подумала, что у нее нет денег.

– И что она ответила?

– Отказалась. Она решила пройтись, чтобы алкоголь выветрился, чтобы протрезветь. Нет, мол, пойду пешком. Она была упрямая.

– Понятно.

– Вот и все. – Жюстина расстегнула последнюю застежку на жилете и сняла его.

– И все же спрошу еще раз – зачем она, по-твоему, приезжала?

Жюстина наморщила лоб:

– Понятия не имею.

– Я часто общаюсь с ее мужем. Он говорил, что перед исчезновением Берит постоянно думала о том, что происходило в школе. Когда мы были детьми, понимаешь? Мы… были немного жестокими. Если можно так сказать.

– Дети есть дети.

– Да. Но, насколько я поняла, ее это мучило – воспоминания о том, что делал а она, мы. Что мы… дразнили тебя иногда и… И я тоже об этом думала. Должна признаться.

– Понятно.

Йилл потупилась.

– Мы были такие…

– Дети есть дети, – повторила Жюстина.

– Но может, вы говорили об этом? Она не затрагивала эту тему?

– Нет. Точно, нет. Она больше рассказывала о своих проблемах с этим Тором. Если я правильно помню. – Жюстина вымученно засмеялась. – Старость не радость. А Альцгеймер – это у нас семейное.

– Странно, что она пришла к тебе поговорить об этом. Такая интимная вещь, вы же не были подругами. То есть… ну, о таком не говорят…

– Случайность, – отрезала Жюстина и прислонила спасательный жилет к стене. Рукава куртки намокли. – Просто проходила мимо, увидела меня.

– Думаешь?

– Да.

– Значит, у тебя нет представления о том, куда она могла деться? Согласись, это загадочно. Что она просто испарилась.

– Конечно, это странно. Но так бывает.

– У тебя нет догадок?

– Нет, я же сказала. Ты извини, но мне пора.

– Да, понимаю. Спасибо.

Разочарование росло комом в горле. И вдруг Йилл почувствовала, что ужасно хочет в туалет. Мысль о том, чтобы сесть за руль и ехать дальше, была невыносима.

– Прости, я тебя больше не задержу, но… пожалуйста, можно мне зайти в туалет?

Глава 21

Когда он пришел, она стояла в саду. Неподвижно, будто ожидая. На этот раз он подъехал к самой калитке, прятаться не было причин. Гравий визгливо скрипел под ногами. Внезапное детское воспоминание: разочарование от того, что под его тощими ногами гравий хрустит не так звучно, как под ногами Натана. Отец отшутился, не понимая, что мальчик имеет в виду.

– Придет время, и у тебя вырастут такие же лапы. Если тебе так уж хочется.

Микке уселся на камни и расплакался.

Просто мимолетный образ, нечеткий, как мигающий фонарь.

Увидев его, она застыла. Лицо побелело, как бумага.

Он подошел, совсем близко, протянул руку.

– Вы знаете, кто я?

Она кивнула, тряхнув патлами.

– Микке Гендсер, – сказал он. – Мы уже встречались. Но это было давно. Мне было шестнадцать.

Старая потертая вельветовая куртка. Черная. Она одергивала рукава, пытаясь скрыть обветренные кисти рук. Смотрела из-под спутанных прядей – седеющих, она была уже стара. Старее, чем он представлял.

– Господи, как я испугалась, – пробормотала она.

– Почему?

– Сначала… в пе… первую секунду я подумала, что это он.

– Натан?

Она не ответила, глядя в землю.

– Вам показалось, что Натан вернулся из джунглей?

– Нет, но… вы так похожи.

– Говорят.

– Почти пугающе похожи. Хотя ты, конечно, много моложе.

Дул сильный ветер. Листья кружились у ног. Дерево обвивала клетка из сетки, пустая. Микке смотрел мимо Жюстины, на причал, у которого была пришвартована лодка.

– Что тебе нужно? – спросила она.

– Хочу кое-что показать.

– Что?

– Увидите.

Она прижала руки к бедрам и свела колени.

– Внутрь мы не пойдем, – скованно произнесла она.

– То есть как?

– В дом мы не пойдем.

– Хорошо, не пойдем.

– Ты испугался птицы.

– Возможно, но это было давно.

– Ты сидел на лестнице, ты испугался.

– Она прилетела слишком внезапно.

– Я помню, что сыграла для тебя на почтовом рожке.

– Да.

– Ты сидел на лестнице, плакал.

– Да, из-за Натана.

– Маленькой я иногда спускалась к берегу и играла на этом старом рожке. Мне его подарил отец. Я храню его в память о папе.

– У меня тоже осталась память о папе.

– О Натане.

– Да, о Натане. Я хотел показать вам кое-что.

– Сейчас?

– Да, сейчас. Для меня очень важно, чтобы вы поехали со мной. Думаю, нам обоим будет полезно.

– Но в дом мы не пойдем.

– Нет, в ваш дом мы не пойдем. В другой. Увидите.

Она села на сиденье рядом с водительским. Давно там никто не сидел. Иногда – Нетта, когда они ездили за покупками в «Кооп Форум». А больше никто. Никто, достойный упоминания. А Жюстина – достойна. И вот она сидит рядом с ним в мокрой куртке и дрожит от холода.

– Вы замерзли. Я включу печку.

Он удивился заботливому тону который ему удалось изобразить. Это хорошо, это часть плана.

Она быстро улыбнулась ему. Кажется, успокоилась, не так напряжена.

– Какой ты заботливый. Он тоже был таким. Твой папа.

– Да.

– Ты так похож на него. Глазам не верю.

– Все так говорят.

На часах было чуть больше четырех. Начинался вечерний час пик, но основной поток двигался навстречу.

– Где ты живешь? – спросила она.

– В Абрахамсберге.

– Ты учишься?

– Нет, у меня бюро путешествий. «Чип Трипс». Продолжаю папино дело.

– Вот как, – тихо отозвалась она.

– Согласитесь, классная концепция. Дешево и интересно. Многим людям только этого и надо. Тем, у кого нет денег или желания торчать на шикарных курортах. И кому хочется чего-то особенного. Натан так планировал. Согласитесь, привлекательная ниша.

– «Чип Трипс», – повторила она.

– Я сам придумал название.

– Хорошее.

– Хотя я еще не запустил проект всерьез. Жду налички. Но скоро уже, скоро.

– Ему понравилось бы. Понравилось, что продолжаешь его дело.

– Да, ему бы понравилось.

– Что ты собираешься мне показать? – спросила она. – Это связано с твоим бюро путешествий?

Микке улыбнулся Жюстине:

– Увидите.

В машине стало совсем тепло, но Жюстина все еще не согрелась. Брюки у нее тоже промокли.

– Вы рыбачили?

– Иногда я катаюсь на лодке.

– Натан любил рыбачить, знаете?

– Может быть.

– Не помните? Или он не говорил?

– Не знаю.

Микке подумал о том, другом мужчине, с которым она теперь жила. Он вытеснил ее воспоминания. Приступ гнева – тише, тише! Не испугай, не испорти все разом.

– Мы несколько раз ездили на рыбалку. – Микке сглотнул. – Ну, как обычные отец с сыном. Один раз мы ездили на Ламбарён.

Это была неправда. Натан никогда не брал его с собой на рыбалку. У него даже лодки не было. Микке быстро переключил на третью скорость и обогнал плюгавую «тойоту», водитель которой явно садился за руль только по выходным. Мотор «шевроле» взвыл. Только бы не отказал.

– Много поймали тогда? – спросила Жюстина.

– Ну да. Конечно. Щуку и несколько лещей.

– Ты гордился уловом, конечно?

– Да.

– У тебя есть дети?

– У меня? Нет, еще чего.

– Да, ты еще молод. Сколько тебе?

– Скоро двадцать три.

– Немного.

– Достаточно.

– Можешь сказать, куда мы едем?

– Недалеко. Скоро приедем, осталось всего ничего.

– А как… как я вернусь домой? Ты же меня отвезешь?

– Что-нибудь придумаем, не волнуйтесь.

Повернув на Хемслёйдсвэген, он вдруг испугался, что они встретят Нетту. Если она заявится с работы раньше обычного, чтобы выгнать его из дому. Увидев похожую на мать женщину, Микке стиснул руль. Но это была не Нетта. Микке чувствовал на себе взгляд Жюстины и не открывал глаз от дороги. У киоска мотор заглох. Не очень весело, ничего не скажешь. Ощущение торжественности происходящего улетучилось. Но машина все-таки завелась, и они двинулись дальше, к Лильшёвэген. Припарковались у самого выезда. Солнце скрылось, дул ветер, лил дождь.

– Пожалуйста, выходите, – сказал он. – Приехали.