Электронная библиотека » Ирина Мартова » » онлайн чтение - страница 11

Текст книги "Своя правда"


  • Текст добавлен: 26 января 2022, 11:40


Автор книги: Ирина Мартова


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 31

Прошло чуть больше недели с того дня, когда Зинаида, катастрофически опаздывающая, села в машину к Андрею. Она до сих пор не могла понять двух вещей: во-первых, почему она так испугалась, во-вторых, почему он ни разу с тех пор не позвонил.

Смелая, решительная и бескомпромиссная, Зинаида никогда не паниковала, и среди подруг считалась самой храброй, иногда даже чересчур. Поэтому сама себе удивлялась, отчего ударилась в такую панику. Но еще больше ее тревожил другой вопрос: почему Андрей не звонит. Как это, скажите на милость, возможно: строил ей глазки, вызвался довезти, а потом бесследно пропал.

Она, размышляя об этом, страшно сердилась на себя, но ничего не могла поделать: все время вспоминала, как, поспешно шагая по набережной, зачем-то обернулась. Помнила, как их взгляды пересеклись и как похолодело внутри и заколотилось сердце.

– Что-то, Сонечка, на душе у меня пасмурно – призналась она однажды.

– Да? – подруга внимательно посмотрела на Зину. – А что такое? Не заболела? Зинка, – рассмеялась Соня, – да ты точно влюбилась! Я ж тебя знаю…

– Прекрати, – Зина даже покраснела от досады. – Что выдумываешь? Это ты чуть с ума не сошла, когда твой Марк исчез, а я – стойкий оловянный солдатик, меня так легко не возьмешь.

– Стойкий-то стойкий, но что-то с тобой не так. Вон как глаза лихорадочно блестят.

– Отстань, – Зинаида не выдержала и отвернулась. Отошла к окну, постояла, подумала. – Слушай, Сонь, а где Андрей этот? Ну, друг Марка, помнишь?

Соня подошла к ней, обняла за плечи.

– Зинка, Зинка… Вот почему у тебя на душе пасмурно.

– Угу. Ты не подумай, я не влюбилась. А вот что-то такое все-таки происходит. Я ж вроде знаю, что такое влюбиться. А это не то, понимаешь? Просто какое-то волнение, тревога…

– Зин, но ведь ты ж его раза два всего и видела.

– Иногда и одного мгновения достаточно, – вздохнула Зинаида.

Они так и стояли, обнявшись, задумчиво глядя куда-то вдаль и думая об одном и том же… О жизни. А жизнь, как известно, полна загадок, приключений и открытий. Какими тропками мы пойдем, в какие переулки начнем сворачивать, как станем растить наших детей – никто, кроме нас, не решит, не подскажет, не научит. Потому и есть наша жизнь настоящее испытание, вдоволь пересыпанное солью и сахаром, пропитанное слезами и искрящееся крупинками редкого счастья.

Через шесть дней Зину вызвали в Департамент здравоохранения. Больница, в которую ее перевели в конце мая, считалась очень хорошим многопрофильным лечебным заведением, но несколько корпусов требовали срочного ремонта.

Понятное дело, денег у начальства на эти нужды обычно не хватает, всегда находится миллион отговорок, более срочных и неотложных дел. Но Зина тем и отличалась от многих администраторов, что могла, если нужно, достать что угодно. Брала приступом любые кабинеты, разрушала хитрые экономические головоломки, врывалась, как ураган, в неприступные приемные, находила ключики ко всем секретарям и вырывала у соперников необходимые ей контракты и договоренности.

И вот сегодня настал решающий день. Когда ей позвонили из департамента, она не удивилась. Надеялась, что бой сумеет выиграть, и ехала к руководству спокойно, без ненужной паники.

Кабинет начальника департамента, полукруглый, светлый и, на удивление, уютный, был давно знаком Зинаиде. А вот людей, которые сидели вокруг стола, она не знала.

– Зинаида Ивановна, а мы вас ждем, – начальник департамента, мужчина с высоким лбом, крупным носом и роговыми очками на самом его кончике, встал с кресла и приветливо раскинул руки ей навстречу. – Проходите, знакомьтесь.

Он по очереди представил ей присутствующих, которые с большим интересом рассматривали разложенные на столе папки. Когда же очередь дошла до последнего из них, Зинаида онемела.

На нее с веселой улыбкой смотрел Андрей. Сглотнув колючие слова, Зина растерянно кивнула ему и тут же отвернулась, усаживаясь на предложенный ей стул.

Разговор длился долго. Начальник департамента то говорил сам, то давал слово представителям разных строительных фирм, то просил секретаря принести документы, то спорил с кем-то по телефону.

Зинаида, вовлеченная в общую беседу, подробно отвечала на вопросы, вступала в дискуссии, высказывала мнение и тайком наблюдала за Андреем. Он то внимательно читал отчеты, то прислушивался к дискуссии коллег.

Зина же, несмотря на внешнее спокойствие, никак не могла успокоить свое воображение. В ее голове мысли проносились с такой скоростью, что она не успевала следить за ними. Ее внутренний голос то сердито возмущался, не давая сосредоточиться, то едко подтрунивал над своей растерявшейся хозяйкой.

Но самое ужасное случилось позже. Начальник департамента, очевидно, принявший для себя какое-то решение, поправил роговые очки на своем крупном носу, кашлянул.

– Зинаида Ивановна, – обратился он к ней. – А теперь хочу вам представить Андрея Анисимовича.

– Так вы, вроде, уже знакомили нас сегодня, – усмехнулась Зина.

– Нет-нет, это другое. Хочу представить вам Андрея Анисимовича как руководителя фирмы «Макет», которая будет оформлять детское отделение в вашей больнице. Так что, дорогая, прошу любить и жаловать.

Поперхнувшись от неожиданности, Зина закашлялась так сильно, что даже слезы навернулись на глаза. Секретарша, вошедшая в кабинет, суетливо кинулась за водой, мужчины вскочили, предлагая помощь. Проклиная все на свете и себя в первую очередь, Зинаида, покрасневшая как рак, опустила голову и, поспешно достав платок, вытерла выкатившуюся слезинку.

– Ой, простите, ради бога!

После совещания Зинаида торопливо вышла из кабинета начальника и со всех ног кинулась в туалет. Там, склонившись над раковиной, плеснула себе в лицо холодной водой и, отдышавшись, скептически глянула в зеркало.

– Ну, вот, Зинка… Не зря говорят, бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться.

Вернувшись домой, она сбросила туфли на шпильке и устало рухнула на диван. Распустила волосы, собранные в тугой узел на затылке и, откинувшись на подушку, прикрыла глаза. Мама, чуть прихрамывая, заглянула в комнату.

– Ты чего, доченька, прилегла? Не заболела?

– Нет, не пугайся, все хорошо. Устала что-то.

– Вот все работаешь, работаешь, бегаешь, суетишься, а себя не бережешь, – мама поправила крохотные очечки. – Если о себе не думаешь, так обо мне, Зиночка, подумай. Ради меня себя побереги.

– Не волнуйся, пожалуйста, все у меня в порядке. А о тебе я думаю в первую очередь, – Зина хлопнула ладонью по дивану. – Иди сюда. Посиди со мной.

Мама подошла, присела и обняла свою любимицу сухонькой рукой.

– Отдохни, Зиночка…

Зина прислонилась головой к маминому худенькому плечу и вдруг, как в детстве, ощутила такое спокойствие… Все сегодняшние неприятности и потрясения показались ей такими ничтожными и несерьезными, что она даже улыбнулась.

– Ой, как хорошо с тобой! Будто в детство вернулась.

Поздно вечером, часов в одиннадцать, ее телефон призывно запел. Отложив документы, которые изучала, Зина поспешно схватила трубку, уверенная, что звонит Соня. Незнакомый номер на экране заставил ее насторожиться.

– Да?

– Добрый вечер, – после крохотной паузы раздался насмешливый мужской голос.

– Добрый, – Зина нахмурилась.

– Не узнаете, Зинаида Ивановна?

Зина, ненавидящая розыгрыши, загадки и недомолвки, разозлилась.

– Представьтесь.

– Это Андрей.

– Андрей Анисимович? – не удержавшись, съязвила Зина.

– Ого, даже отчество запомнили? А раньше мы общались проще.

– Ну, раньше-то мы были просто знакомыми, а теперь коллеги по работе, – Зинаида старалась не выставлять свои чувства напоказ. – А на службе я на личности не перехожу.

– Перестаньте, Зина. Хватит сердиться, хотя, честно говоря, я причины вашей непримиримости не понимаю и вины за собой не чувствую.

– Вы чего хотите? – перебила его Зинаида.

– Услышать ваш голос, – он рассмеялся.

– Услышали? – она отчего-то нервничала.

– Услышал.

– Ну, и идите к черту! – неожиданно для себя выдала Зина и бросила трубку.

Поздней ночью, лежа без сна в постели, Зинаида ругала себя мысленно: «Дура! Просто дура набитая. И чего взбеленилась? Сумасшедшая». Вспомнив его слова «Хотел услышать ваш голос», вдруг счастливо улыбнулась и, сначала мысленно, а потом и вслух медленно произнесла:

– Анд-рей…

Город спал. Остывали от дневного зноя дома, площади, тротуары. Огромные машины, словно сказочные чудовища, двигались по улицам, поливая раскаленный зноем асфальт. Желтые фонари бдительно следили за редкими прохожими.

Город спал, набираясь сил…

Глава 32

Лида, сама не понимая, почему, зачастила в дом с белыми ставнями. Приходила теперь почти каждый день, то с утра, то после полудня, то ближе к вечеру. Готовила борщи, пекла пирожки, лепила вареники. Собирала в саду поспевающие ягоды, перетирала их с сахаром. Мыла полы, стирала и гладила. Все делала дотошно, с удовольствием, с улыбкой. Баба Рая радовалась, не понимая, откуда и за что ей такое счастье. Стесняясь этой внезапной помощи, она все кидалась к Лиде.

– Деточка, дай хоть поглажу полотенца… Может, картошку почищу? А белье оставь, я вечерком простирну…

– Баба Рая, перестань суетиться. Я ж тебе помочь хочу. Сиди, отдыхай или телевизор посмотри.

Старушка изумленно качала головой и разводила руками.

– Как же так? За что такая благодать? Да и не умею я сидеть, если кто-то работает.

– Хватит, наработалась, – смеялась Лидия.

– Это мне тебя Бог послал, – истово крестилась бабуля.

Лида усмехалась, сама, не вполне понимая, что ее так привязало к этому дому. Но думать и рассуждать было некогда.

Все изменилось в один июльский день. Яркий полдень заливал мир нестерпимым солнечным светом. Легкий полуденный ветерок трепал шторы в раскрытых окнах, огромные шмели сердито гудели. Ганс, тяжело дыша, лениво лежал в тени крыльца. Нахохлившиеся куры забились под сарай в ожидании вечерней прохлады.

Лида, уже подружившаяся с рыжим Гансом, смело вошла во двор и наклонилась к собаке.

– Ну, что? Жарко тебе, бедолага? Сейчас водички вынесу.

Она поднялась на крыльцо и нос к носу столкнулась с высоким плечистым мужчиной, одетым в серый, местами прожженный комбинезон.

– Ой!

Мужчина, прищурившись, оглядел ее с ног до головы.

– Так… Это что за явление?

Лида, растерявшись от неожиданности, замялась, остановилась в дверях.

– Я к бабе Рае. Помочь…

– А, понятно, – мужчина насмешливо усмехнулся. – Так это вы знаменитая Лидия?

– Почему знаменитая? – женщина обиженно надулась.

– Ну, уж не знаю, – он усмехнулся. – Моя мать мне все уши прожужжала о вас. Только и слышишь – Лида так, Лида этак! Ну? Чем же вы мою мать проняли? Она ж человек непростой, недоверчивый…

– Я этого не заметила.

– Да? – искренне удивился мужчина, а потом вдруг запросто протянул руку. – Василий. Сын Раисы и отец Федора.

Лида, чувствуя, как непонятная симпатия проснулась в ее душе, робко ответила на его крепкое рукопожатие.

– Лида. Я много о вас слышала.

– Это неудивительно, – рассмеялся Василий. – Моя мать может обо мне рассказывать день и ночь. Но вы, – он вдруг подмигнул Лиде, – ни за что ей не верьте.

– Лидочка, это ты? – из дома выглянула старушка. Что это ты, Вася, мою помощницу в дом не пускаешь?

– Да ты что, мама! Это все она… Пристала ко мне – постойте со мной да постойте.

Лидия ахнула, покраснела до корней волос, а он, захохотав, махнул рукой.

– Ладно, ладно, не смущайтесь. Мама, я ушел. Приду поздно.

Лида, войдя в комнату, в изнеможении опустилась на лавку.

– Ой, какой у вас сын!

– Хорош, да? – баба Рая с гордостью глянула на Лиду. – А добряк какой! А мастер какой – золотые руки! Хороший человек, мой Василий, а жизнь, видишь, у него не сахар. Мается один с сыном, без жены, пропади она пропадом. Жалко мужика. Меня не будет – пропадут они с Федором.

– Ну, что вы придумываете? – Лида ласково погладила ее по худенькой сутулой спине. – Вам еще жить и жить. А сын у вас и правда замечательный. Глаз не отвести!

Баба Рая пристально глянула на свою помощницу и покачала головой.

– Вот, вот. Приглядись.

– Ой, да что вы! Разве я сюда приглядываться хожу? Давайте-ка постельное белье снимем, стирку поставлю. А потом котлеты пожарим. Федя, мне кажется, очень их любит.

К вечеру, когда уставшая Лидия вернулась домой, ее ждал неприятный сюрприз. Елена Сергеевна лежала на кровати с мокрым полотенцем на лбу. Вера и ее квартирная хозяйка Марина Михайловна сидели рядом. В доме пахло валокордином и еще чем-то очень больничным.

– Что? Что такое? – Лида испуганно кинулась к тетке, присела на краешек кровати. – Вы чего молчите? Что случилось?

– Не пугайся, милая! Ничего страшного, – Елена Сергеевна слабо улыбнулась.

– Да как это ничего? – Марина Михайловна сурово глянула на соседку. – Не слушай ты ее, Лидуся. Гипертонический криз у нее случился. Верочка за фельдшером бегала. Так та строго-настрого приказала тетке твоей не вставать. Ругалась сильно, что не жалеет себя. На тумбочке таблетки оставила, давление приказала измерять через каждые два-три часа. И если что, сразу к ней бежать, поняла?

– Господи, – Лида расстроенно опустила плечи, – что ж вы мне не позвонили, я бы тут же пришла.

– Зачем? Я же здесь, рядом, – отозвалась Вера.

– Ой, девочки мои, – Елена Сергеевна вздохнула, чуть поморщившись. – Что бы я без вас делала…

– Теть Лен, ты не переживай, – принялась успокаивать ее Лида. – Я и за мамой ходила, когда та болела, и за отцом, когда его радикулит скрутил. Я все умею: и уколы, и ингаляции, и массаж. Я тебя быстро на ноги поставлю.

Четыре дня пролетели незаметно. Лида сразу взяла бразды правления в свои руки. Готовила любимые теткины пельмени, заваривала чай с молодыми смородиновыми листьями, несколько раз в день измеряла больной давление, по вечерам выводила ее гулять по двору, посидеть на лавочке, посмотреть на пламенеющий закат.

Честно говоря, Елене Сергеевне уже на следующий день стало заметно лучше. Давление не поднималось, голова почти не болела. Но Лида, перепуганная внезапным кризом, строго соблюдала рекомендации сельского фельдшера. Тетка досадливо отбивалась от бдительной племянницы.

– Хватит уже меня пичкать таблетками! Не буду я пить эту гадость.

– Нет, будешь, – строго возражала Лида. – Теть Лен, ты как маленькая. Хватит упрямиться, я теперь с тебя глаз не спущу…

– Вот беда так беда, – тетка нарочито хмурилась, но втайне радовалась такой заботе. – Да посиди ты хоть минутку, непоседа.

На пятый день поутру Лида спохватилась:

– Ой, теть Лен, хлеба-то я вчера не купила. Сбегаю в ларек за батоном. Ты пока не вставай, я приду, будем завтракать.

Она вышла во двор, открыла калитку и остановилась, как вкопанная. На завалинке дома сидел, покачивая босыми ногами, Федор.

Лида, изумленно охнув, кинулась к нему.

– Федя, ты чего тут делаешь? С бабушкой все в порядке?

Мальчик хмуро глянул на нее.

– Ты бросила нас?

– Я? Почему?

Федор, насупившись, угрюмо глянул на нее.

– А чего не приходишь?

– Тетя у меня заболела. – Чувствуя необъяснимое счастье, расплывающееся в груди жарким пятном, не сдержалась: – А ты соскучился что ли?

Она радостно засмеялась, а парнишка, отвернувшись, зарделся, как маков цвет.

– Чего выдумала? Этого еще не хватало!

Но Лидия, не в силах сдержать рвущееся из груди непонятное блаженство, вдруг шагнула к вихрастому мальчишке, обняла его.

– Ах, ты мой герой!

Федор, не ожидая такого оборота, вскочил с завалинки и, неистово отбиваясь от сильных рук Лидии, завопил на всю улицу:

– Ты чего? Отстань, липучка!

Но Лида, уже понимая, что он скучал и ждал ее, не обижалась. Она теперь знала, что это просто защитная реакция малыша, не привыкшего к материнской ласке.

Глава 33

Июль перевалил за середину. Этот седьмой месяц года оказался таким же жарким, как и его предшественник. В старину не зря июль величали жарником. Солнце палило так, что даже через подошвы обуви ощущался жар разомлевшей земли.

В деревнях и селах всегда любили июль, да иначе и быть не могло. Ведь июль – долгожданный гость, ягодник и страдник. Время цветения лип, душных вечеров, первого меда, прозрачных ночей. Время созревания сена, больших гроз, сладких ягод. Период благодатного тепла, багровых закатов, ранних рассветов и цветастых радуг во все небо. Что и говорить, макушка лета, экватор года.

Июль, благоухающий ароматами цветущих лугов и запахом парного молока, свежим вареньем и шарлоткой из первых яблок, пролетал так же стремительно, как и любой летний месяц.

Вера, прожившая в Никольском уже больше месяца, откровенно нервничала. Сказывалась накопившаяся усталость, одолевала тоска по дому. Неизвестность тяготила. И главное, Вера начала терять уверенность. Но гордость и самолюбие не позволяли бросить поиски и уехать домой. Единственная ниточка, за которую еще можно было потянуть, – обещание отца Степана помочь в изучении церковных книг, записей, архивов.

Прошло два дня. Вера, обычно заходившая в церковь на несколько минут, чтобы впопыхах поставить свечку, впервые отстояла утреннюю литургию. Охваченная волнением, внимательно слушала проповедь отца Степана, долго глядела в мудрые глаза Богородицы, пытаясь понять глубокий смысл литургии. Когда же священник подошел к ней, она, все еще находясь под впечатлением от увиденного, не сразу смогла ответить на его вопрос. Степан, спрятав улыбку в бороде, тронул ее за руку.

– Вера, извините. Вы будете смотреть записи?

– Конечно, – заспешила девушка.

– Не торопитесь. Я вот что подумал и хочу вам предложить. Поговорите с Натальей. Ей много лет. Она здесь все про всех знает.

– С Натальей? – девушка удивленно оглянулась. – А кто это?

– А вон, – отец Степан кивнул в сторону церковной лавки, находящейся в самом углу, у входа в храм. – Старушка в черном платке за прилавком и есть бабушка Наташа, в миру Наталья Афанасьевна. Ей уже почти восемьдесят семь. Но, дай бог ей здоровья, она в светлом уме и добром здравии. Ходит только плохо – ноги болят. Поговорите с ней.

Вера откровенничала с Натальей долго. Отчего-то путалась и плутала в собственных мыслях, сбивалась на воспоминания, возвращалась к истокам и пугалась что-то позабыть. Она говорила и говорила, словно исповедовалась перед этой маленькой сухонькой старой женщиной в черном сатиновом платке. А та, присев на стул рядом, внимательно слушала, не перебивая и не отвлекая на мелочи.

Наконец, выдохшись, Вера остановилась и посмотрела на Наталью, ожидая реакции. Но та молчала. Вера терпеливо ждала. Старушка поправила платок.

– Ох, Вера, трудное ты дело затеяла. Не буду томить тебя. Не знаю, что ответить. Много я видела всякого. В селе же все на виду. Мужики жен с детьми бросают, дети родителей оставляют – это уже дело привычное. Но чтобы мать дочек бросила, такого здесь не было.

– Но ведь нас с сестрой она оставила, – девушка упрямо нахмурилась. – И я точно знаю, что из Никольского женщина была родом.

– Нет. Здесь нет такого, – Наталья скрестила руки на груди. – И не было. Вон у Райкиного сына Василия жена в город сбежала, так все знают.

– Вы про это знаете? – Вера изумленно ахнула.

– Я про всех знаю. Да и чего здесь скрывать? Пацаненок вон по селу бегает.

Посидев, Вера стала прощаться. Наталья просто кивнула:

– Иди. Бог с тобой.

Поздно вечером, когда Вера с Мариной Михайловной уже собирались ложиться спать, в дверь их дома стукнули. Марина Михайловна насторожилась.

– Вера, это к тебе кто-то?

– Ну, что вы. Кто ко мне так поздно придет?

В комнату вошла одетая во все черное Наталья. Девушка почувствовала, как по спине пробежала холодная дрожь. Удивленная Марина Михайловна засуетилась.

– Теть Наташ? Вот так новость. Не ожидала, что зайдешь к нам. Ты чего так поздно? Что случилось?

Наталья остановилась у порога горницы, повернулась к переднему углу, перекрестилась на древние иконы, освещаемые крохотной лампадкой.

– Не суетись, Марина. Я на минутку. Давай присядем.

Они сели к столу. Марина Михайловна озабоченно хмурилась, а Вера внезапно так заволновалась, что у нее потряхивало колени. Старушка оправила длинную юбку, сложила натруженные руки на коленях.

– Чем-то ты меня зацепила сегодня. Вроде бы ничего необычного не рассказала, а остался у меня привкус твоей беды. Уж больно ты близко к сердцу взяла эту историю. Потому долго я думала, но ничего не могла вспомнить. Дождалась дочку, и ей пересказала твою проблему. Она у меня тоже здесь выросла, здесь и живет.

– И что? – Вера побледнела.

– А ты не бледней раньше времени. Еще ничего пока не ясно. Придет время – успеешь нареветься.

– Так что ж, теть Наташ? – Марина Михайловна подвинулась ближе.

– А вот что, – ночная гостья вздохнула. – Дочка моя вспомнила. Не могу утверждать, что к твоей семье это имеет отношение. А вдруг… Серафима моя вспомнила, что одна из ее одноклассниц уехала в город учиться в медучилище. А девчонки, вы ж понимаете, все друг про друга обычно знают. Сплетничают, секретами делятся, судачат, злословят. Перешептывались они, что мать этой девчонки якобы хвалилась кому-то, что дочь замуж вышла и родила то ли одного ребенка, то ли двоих. И еще. Позже опять принесла какая-то сорока на хвосте, что девочка эта будто бы лет через пять вернулась в село. Но приехала одна. Ни мужа, ни детей никто не видел. А дальше самое важное: девочка та пропала. Исчезла. Будто растворилась. Растаяла. Никто больше ее не видел и ничего не слышал о ней. Вот такая история.

Повисла пауза. Она звенела. Ширилась. Расползалась. В ней сконцентрировались недоумение, страх, оторопь, замешательство. И эта жуткая тишина окружала, обнимала женщин, которые услышали то, чего нарочно не придумаешь и не сочинишь.

– А кто? Кто эта девочка? – немного придя в себя, тихо спросила Вера. – Откуда? Из какой семьи?

Наталья неторопливо встала со стула, оправила черный сатиновый платок на седой голове и хмуро глянула на девушку.

– Не знаю. Серафима сказала, девочка не из Никольского была. Слышишь? Ошиблась ты, не в Никольском ищи. Вокруг нашего села много мелких деревень, глухих хуторов, заброшенных поселений и довоенных заимок. Дети оттуда всегда в никольскую школу ездили. Вот там и поспрашивай. Серафима точно помнит, что девочка эта не из нашего села, ездила она в школу откуда-то. Возили ее. – Взявшись за ручку входной двери, Наталья обернулась. – Ты не переживай. Господь знает, что делает. Милостивый он, всепрощающий. Все, что нужно, узнаешь. А если не найдешь того, что ищешь, не ропщи. Цени то, что имеешь. И помни: все лучшее всегда впереди. Ну, бог с вами, пойду я.

На следующий день после полудня Вера опять пришла в храм. Отец Степан, заметив ее, подошел после службы. Стоя неподалеку от Веры, он с интересом наблюдал, как она осваивается в чужом пространстве. Священник не сомневался, что храм, его приделы, законы и традиции для этой девушки – неизведанная территория.

– Вера, извините, что вам пришлось ждать. Можете сегодня посмотреть бумаги, вдруг найдете пропажу.

Бумаг оказалось много: несколько толстых метрических тетрадей и три потрепанные папки с выгоревшими от времени листками.

– Ого, – Вера громко прищелкнула языком и тут же испуганно оглянулась на священника. – Ой, простите, наверное, в вашем присутствии такие звуки непозволительны.

– Почему же? – усмехнулся отец Степан. – Я человек, ничто человеческое мне не чуждо.

– Ну, вы, священники, все такие важные и…

– Ну-ну, продолжайте. Даже интересно.

– Такие важные и… напыщенные. Извините меня. Не хотела вас обидеть.

– Во-первых, все мы разные, – отозвался отец Степан. – Во-вторых, и я не всегда был таким. Время, жизнь, окружение нас очень меняют.

– А говорят, – возразила Вера, – время людей не меняет. Человек, какой есть, таким и остается, только приспосабливается к обстоятельствам.

– Ерунда. Не верьте этим россказням. Ну, что? Приступаем?

Они долго перебирали бумаги, перелистывая какие-то отчеты, списки, разрозненные церковные документы, официальные извещения. Толстые тетради лежали в стороне, дожидаясь своей очереди.

Когда совсем стемнело, Вера решительно встала.

– Спасибо, отец Степан. Мне пора. Да и вам надо отдыхать.

Священник погладил окладистую бороду и улыбнулся.

– Благодарить-то пока не за что. Ничем я вам не помог. Но, быть может, там что-то полезное найдется, – он кивнул на тетради.

– Надеюсь, – Вера вздохнула.

Через день они опять долго сидели за изучением записей в толстых метрических тетрадях. Ничего интересного не нашлось. В них привычно и буднично констатировались дни совершения обрядов крещения, венчания, отпевания. Обычная жизнь обычных людей.

Отец Степан вдруг отвлекся от одной из тетрадей.

– А вы, Вера, кажется, дружите с Лидией, дочерью старого пасечника?

– С Лидой? Да. Она была первой, кто протянул мне руку здесь, в Никольском.

– Да, хорошая женщина. Из большой семьи. Я знаю ее отца.

– А почему вы спросили?

– Да вот случайно наткнулся на запись о крещении ее брата, – священник указал на тетрадь. – Быстро растут дети. И от прекрасного младенчества остаются только эти немые очевидцы: свидетельство о рождении, запись о крещении, крестильный крестик, первая распашонка. Младенчество – самая бессознательная пора нашей жизни и самая безмятежная.

– Как здорово вы говорите, – искренне восхитилась Вера. – Это часть вашей профессии иди данность от природы?

– Наша профессия предполагает, конечно, умение общаться с людьми, убеждать и вести нелегкими тропами к истинной вере. Но не каждому дано научиться этому. Не за каждым пойдут люди. Наверное, все очень индивидуально. Одно знаю: надо самому истинно верить и любить тех, для кого живешь. Вот и все.

– Как это правильно вы сказали: верить и любить. Спасибо, – она кивнула на тетрадь, все еще открытую на одном листе. – Так что там про крещение Лидиного брата написано?

– Да, все как обычно. Дата крещения. Место, название храма. Крестные мать и отец.

– Вот здорово. Все хранится. А интересно, крестные у Лиды и ее брата одни и те же? Или берут разных обязательно?

– Это дело родителей. Только они решают, кто пойдет с их детьми по жизни. Про Лиду ничего не знаю. А вот у Сергея крестный – Виктор. А крестная – Алла. Кстати, по-моему, сестра пасечника. Во всяком случае, фамилия и отчество у отца и крестной одинаковые.

Вере не хотелось уходить, но она понимала: пора, как говорится, и честь знать.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации