Текст книги "Своя правда"

Глава 37

Татьяна Львовна взбунтовалась. С той поры, как ее младшая дочь Вера отправилась в дурацкую командировку, она не находила себе места. В своих беседах с лучшей подругой Галиной Николаевной постоянно возвращалась к загадочному отъезду.

– Галь, вот скажи, куда она отправилась? Что это за командировка такая? Почему летом, а? Что молчишь? Галя! Ну, что ты молчишь? Верочка же не зря тебя «мам Галей» зовет, наверняка все тебе рассказала.

Сообразив, наконец, что с Галиной Николаевной каши не сваришь, Татьяна Львовна отправилась к Соне. Там она застала Сонину лучшую подругу, крестную Катеньки – Зинаиду. Зина, тоже вдруг нежданно-негаданно собравшаяся замуж, выглядела сногсшибательно. Темные волосы, уложенные в тугой узел на затылке, подчеркивали белизну кожи, чуть подведенные глаза сияли счастьем.

– Ой, Зина, тебя и не узнать! Прямо расцвела. Что, хороший мужчина, наконец, попался?

– Да не то что хороший, мама, – ответила вместо нее Соня, – а замечательный! А главное, тот, кто может вынести ее ужасный характер!

– Да ты что? Все буянишь, Зиночка?

– А то! Вчера вот подрались…

– Как это? – Татьяна Львовна даже присела на диван.

– Ой, так я же не могу смолчать! И он не может. Вот и кинула я в него тапком, а он в меня ботинком. Так и живем. Подождите, я еще и Соньку научу сдачи давать.

– Господи! Девочки мои, как я за вас рада, – заулыбалась Татьяна Львовна. – Сонечка, где наша Вера?

Зина резко обернулась и прислушалась.

– Мама, что за вопрос? Ты же знаешь, она в командировке.

– Это неправда. Что ты от меня скрываешь? Я же не ребенок, скажи мне! Может, она больна и лечится где-то?

– Мама, что за бред? – Соня нахмурилась. – Почему ты всегда все видишь в дурном свете?

Татьяна Львовна совсем расстроилась, покраснела, давление у нее поднялось. Она прилегла на диван.

– Сонечка, поезжай, привези Верочку. Я умру здесь без нее. Сонечка, пожалуйста, сделай это для меня. Поезжай за сестрой.

Зина, не в силах больше это выносить, обернулась к подруге и толкнула ее под столом ногой.

– Ну! Чего ждешь?

– Ох, мама, мама… Ладно, съезжу как-нибудь.

– Нет, – Татьяна Львовна вцепилась в ее руку, – дай слово. Я знаю, если ты пообещаешь – обязательно сделаешь! Дай слово.

Соня закрыла глаза, пытаясь представить, как можно увернуться от поездки. Она прекрасно знала, что Вере не понравится ее неожиданное появление. Но выбора не оставалось.

– Хорошо. Даю слово. Съезжу, – пробормотала она.

Глава 38

Прошла неделя после того страшного дня, когда соседи, собравшись все вместе, искали маленького проказника. Постепенно страсти улеглись. Женщины посудачили и пошушукались, мужчины поворчали и побранились, старушки и старики побрюзжали. Потом все успокоились. Жизнь пошла своим чередом.

И только Василий и Лидия никак не могли войти в привычную колею. Все пережитое в тот памятный вечер, запало и в душу Лидии и что-то перевернуло в сердце Василия.

Проснувшись в чужом доме, Лида смущенно огляделась. Маленькая комнатка выглядела не очень опрятно после вчерашнего происшествия: на столе остались немытые чашки, на диване валялись брошенные кем-то вещи, полы, затоптанные соседями, потеряли привычный блеск.

Лида и так чувствовала себя не очень комфортно, а кавардак в доме только добавлял неловкости. Быстренько одевшись, она поправила волосы и взялась за уборку. Стараясь не греметь, чтобы не разбудить еще спящих хозяев, собрала в таз грязную посуду, перемыла ее на кухне, сложила вещи, вытерла пыль, полила цветы на подоконнике, отмыла полы. Поставила чайник и заварила чай.

Оглядевшись, Лида удовлетворенно кивнула, похвалив саму себя, и опять присела на диван, сложив руки на коленях. Почти через час в комнату вошла бабушка Рая.

– Вот, похозяйничала чуть-чуть, – смущенно призналась Лида.

– Милая ты моя! Хорошо-то как! Спокойно с тобой, – старушка обняла Лиду, шмыгнув носом.

– О чем это вы с утра пораньше? – Василий, неслышно вошедший в комнату, удивленно усмехнулся. – Вы чего это спозаранку обнимаетесь?

– Молчи, – мать недовольно покачала головой. – Это ты вместо меня должен Лидочку обнимать и благодарить. Это ж бог мне ее послал.

– Ой, наверное, я пойду, – Лида, пряча глаза, засуетилась. – А то тетя Лена волноваться будет.

– А ты разве не поедешь со мной за Федькой? – удивился Василий. – Это ж у вас на пасеке он сейчас спит. Ты забыла?

– Нет. Помню. Хорошо, поедем.

– Нет, ни за что без завтрака не отпущу, – решительно заявила баба Рая. – Феденька нашелся, от души отлегло. Но ведь он наверняка еще спит.

Но кусок в горло не лез, чай выпили наспех и торопливо вышли из дома. Старенькая машина, несмотря на возраст и внешний вид, двигалась мягко и плавно. Василий усмехнулся, заметив удивление Лидии.

– Ты не гляди, что она не сверкает лаком. Моя старушка и новым машинам фору даст. Я в нее столько сил вложил. Сам разбирал и собирал, каждый винтик в лицо знаю.

Притихшая рядом женщина волновала его. Еще вчера, когда сходил с ума от страха за сына, он ни о чем подобном даже не думал, не до того было. А вот сегодня то ли мир светлее стал, то ли солнце ярче светит, то ли воздух чище. Отчего-то хотелось улыбаться, делать глупости, петь песни во все горло. Скосив глаза на свою пассажирку, Василий несколько раз ловил ее на том, что она втихомолку поглядывает на него. И от этого случайного открытия у него на душе сразу потеплело.

Двадцать километров проехали незаметно. Дорога, петляющая вдоль леса, становилась все уже и уже, а затем вообще вдруг оборвалась, уткнувшись в широкий забор, сколоченный из не струганных досок.

Опешив, Василий еле успел нажать тормоз.

– Что это? Приехали?

– Угу, – кивнула Лида. – Да ты не удивляйся. Это наш прадед еще придумал такую хитрость, чтобы каждый встречный-поперечный в хутор не захаживал.

– Ничего себе хитрость, так можно и влететь в эту глухую стену. Да, дикие здесь места.

– Не такие уж и дикие, – не согласилась Лида. – Всего двадцать километров от села. Просто место выбрано правильно: лес густой, оврагов много, бурелом дороги и тропинки перекрывает, волки и кабаны ходят. Здесь просто так не погуляешь. Не зная этих мест, дороги не найдешь. Недаром тут в урочище и белогвардейцы прятались, и партизаны во время войны на пасеке лечились. Их, кстати, наша прабабка выхаживала. Она была известная знахарка – так отпаивала их травами и парным молоком с медом, что командир ей личную благодарность объявил.

– Ишь ты, – усмехнулся мужчина. – Знатные у тебя предки.

– Да нет, обычные, – улыбнулась Лида. – Просто в свой мир чужих не пускают. Живут так, как предки учили. Берегут традиции. Сдай чуть назад, а там, за большой елью, резко налево поверни. Увидишь метров через тридцать ворота, это въезд на хутор.

– Да, мрачновато здесь, – Василий даже поежился.

– Ничего. Со временем ко всему привыкаешь, – Лида, оглянувшись, вздохнула. – Но росли, мы, конечно, в строгости и даже жесткости. С нами особо не нянчились. Здесь вообще ни с кем не нянчатся. Не пестуют малышей, не носятся с ними.

Они вышли из машины, и Василий кивнул в сторону большого хозяйского дома.

– Туда пойдем?

– Нет, – задумчиво покачала головой Лида. – Это отцовский дом. Сергей живет в том, что поменьше, – она указала на второй дом. – Сергей сразу отделился, как только женился. У нашего отца характер тяжелый, а Сережа не хотел, чтобы жена его, мягкая и стеснительная, страдала от этого. Да и близнецы у него шумные, а отец этого не любит.

– Понятно. Ну, пойдем, а то Федька им, наверное, порядком надоел. У них своих сорванцов хватает.

Сергей, старший сын пасечника, встретил их на пороге дома. Крепкий, широкоплечий и сильно загоревший, он выглядел как лесной богатырь.

Василий поздоровался.

– Не знаю, как тебя благодарить. Спас ты моего сына, спасибо тебе!

– Ничего особенного я не сделал, – отмахнулся Сергей. – У нас в лесу так принято: всем, кому нужна помощь, мы помогаем.

– Это понятно, – кивнул Василий, – но все равно спасибо.

Из комнаты выскочил Федор. Василий раскинул руки ему навстречу, но мальчик, обрадованно вскрикнув, кинулся на шею не к отцу, а к Лидии. Удивленный Сергей озадаченно уставился на сестру, но ничего не сказал. Но отметил, с какой нежностью и любовью младшая сестра обнимала мальчика.

Василий, скрывая смущение, ухмыльнулся.

– Вот так и бывает: растишь-растишь детей, а они других почему-то больше любят.

Сергей ничего не понял, но не стал заострять на этом внимание.

– Ну, что? Пойдемте за стол? Чаю выпьем. Валя с утра блинов напекла. Федор уже завтракал, а вам с дороги хорошо бы горяченького.

– Нет, спасибо, – произнес Василий. – Надо ехать. Мне на работу еще…

Когда отец с сыном пошли к машине, Сергей обнял Лиду.

– Ну, как ты? Понятно, из-за отца не приезжаешь, но хотя бы почаще звонила.

– Я нормально, – Лида ласково улыбнулась. – Соскучилась и по тебе, и по близнецам твоим, и по Валюшке. С Маруськой хоть редко, но видимся на рынке.

– Не зайдешь? – Сергей кивнул в сторону отцовского дома.

– Нет. Сегодня, наверное, нет. Не одна я, а он ведь, сам знаешь, может не подбирать слова и выражения. Набросится, накричит. Перед людьми неудобно. Как он?

– Ничего. После того, как ты сбежала, буйствовал. Ох, и досталось всем под горячую руку! Рвал и метал, кричал, что проклянет. Работников гонял по всему хутору. Потом присмирел, успокоился. Но у Маруськи все про тебя выспрашивает, на теть Лену сильно злится за то, что тебя приютила.

– Вот что он за человек? – Лида горько вздохнула. – Нет чтобы спасибо ей сказать, а он злится. Ну, да ладно. Бог ему судья. Поедем мы. Если что, сразу звони.

Сергей чмокнул сестру в щеку. А когда она уже сделала несколько шагов к машине, окликнул ее.

– Лид, а что происходит?

– В смысле? – сестра недоуменно оглянулась.

– Ну, с Василием и Федором что у тебя?

– Ничего. Много будешь знать, скоро состаришься.

Всю обратную дорогу до Никольского Лида улыбалась. Понимала, что выглядит глупо, но не могла согнать с лица глупо-счастливую улыбку.

Василий, заметив это, нахмурился.

– Ты чего?

– Не знаю, – Лида погладила по голове Федора, задремавшего у нее на коленях. – Просто хорошо на душе.

– Странная ты, Лидия, – мужчина удивленно покачал головой. – Очень странная.

– Это плохо? – она внимательно посмотрела на Василия.

– Нет. Это не плохо и не хорошо. Просто ты не такая как все.

Лида задумалась, опустив голову, а потом набралась смелости и прямо спросила:

– Не нравится тебе такая женщина? Странная…

Василий долго молчал. Так долго, что Лиде показалось, он уже позабыл о ее вопросе, а потом вдруг, совсем по-мальчишески, задорно усмехнулся и медленно произнес:

– Нравится. Очень нравится.

День начинался. Для кого-то он был продолжением лета, серединой июля, обычным четвергом. А для Лидии он стал точкой отсчета. Мгновением старта. Первым шагом по новой длинной дороге. Отправным пунктом в неожиданное счастье по имени Василий…

Глава 39

День тянулся медленно. Привычно тяжелая работа утомляла. Но жалости ей не хотелось, да и не у кого было бы ее попросить. Хозяин в ее сторону даже не смотрел. Привыкший понукать работниками, покрикивать на них, он давно глядел на нее как на пустое место.

Сегодня она стирала, потом выполаскивала белье прямо в реке, гладила рабочие комбинезоны, чистила свинарник, носила дрова в коптильню, ворошила скошенное сено, штопала хозяину нижнее белье и топила баню.

Устала так, что хотелось упасть без чувств. Просто свалиться и сразу умереть. Едва шевеля опухшими пальцами, она зашла к себе в каморку и, не раздеваясь, осела на тюфяк, заменяющий ей кровать.

В дверь стукнули. Она тяжело поднялась, открыла дверь. За порогом стояла молодая хозяйка.

– Ты же совсем не ела сегодня. Не хочешь? Не пойдешь?

Она снова отмахнулась и, сложив руки под щекой, показала, что ляжет спать. Хозяйка недоверчиво прищурилась.

– Ну, ладно. Отдыхай.

Закрыв за хозяйкой дверь, она подошла к старой иконе, постояла, глядя в скорбные глаза Спасителя, и перекрестилась, мысленно причитая: «Господи, сократи мои дни. Не продлевай мои мучения…»

Упав на тюфяк, она вдруг завыла, как раненый зверь. Застонала, заохала, заскулила, утыкаясь лицом в подушку. Прошла жизнь… Прошла стороной. Растаяла, как давешний снег, как тень поутру, как восковая свеча у иконы. И ничего не осталось, кроме памяти. И не избавиться от нее никак, не вырвать из сердца, не перечеркнуть!

Она выла и выла, как раненая волчица, ненавидя и себя, и весь окружающий ее мир. И только когда задремала, измученная, вымотанная и разбитая, ее еще живой мозг вернул ей то, что она давно потеряла. Во сне она обретала и себя, и их… Давным-давно потерянных.

Приехав в город, Аллочка, как и наказывала мать, сразу отправилась в медучилище. Здесь оказалось так много народу! Девчонки, мальчишки, их родители, преподаватели. Нарядные, красивые, веселые…

Алла, растерявшись, оглядела себя и очень пожалела, что не уговорила брата свозить ее в магазин за новым платьем. Да и туфли давно пора было сменить, зря маму не послушалась, не взяла с собой ее босоножки, размер-то одинаковый. Вот дуреха!

Ну, да ладно! Она сдала документы в приемную комиссию и радостно услышала, что ее берут без экзаменов – аттестат-то без единой четверки. Подхватив свой видавший виды чемоданчик, она понеслась в учебную часть, перепрыгивая через две ступеньки, чтобы взять направление в общежитие.

Но полная седая дама в больших роговых очках огорошила счастливую Аллу тем, что общежитие девушке не положено. Осознав, что мечта рушится, Алла присела на чемодан прямо в учебной части и зарыдала.

– Так, хватит, – не выдержала седая дама. – Нечего тут сырость разводить. Тебе совсем негде ночевать?

– Нет, – опять заплакала Алла, с ужасом представив, что придется вернуться на хутор.

– Вот беда-то, – седая женщина развела руками. – Ладно, сделаем так: сегодня можешь у нас в приемной переночевать. Там диван есть. Туалет недалеко, прямо по коридору. Мы придем завтра к девяти. Ты уж, будь добра, проснись к этому времени, а там что-нибудь придумаем. Как говорят, будет день – будет пища.

Часов в пять вечера она собралась уходить, отдала Алле ключ от приемной и вдруг, уже в дверях, обернулась.

– Слушай, в шкафу печенье есть, а чай еще теплый. Поешь хоть что ли.

Так началась ее городская жизнь. Если бы знала Алла, чем все это обернется, бежала бы без оглядки из города. Да ведь никто заранее ничего не знает. К сожалению. Или к счастью…

На следующее утро, войдя в приемную, где на диване уже сидела поджидающая ее девочка, заведующая учебной частью усмехнулась.

– Сколько лет тебе, ребенок?

– Шестнадцать, – девочка радостно улыбнулась.

– Понятно. Ну, слушай, – она достала обрывок бумажки из сумочки. – Я тут поспрашивала. На твое счастье, моя соседка дала адрес своей знакомой. Она вроде бы медсестра в роддоме, а муж у нее инвалид. После инсульта дома лежит, ему сиделка нужна. Сходи, может, получится у тебя и учиться, и работать. Тогда и жилье будет, и денег заработаешь. Ну, что? Попробуешь?

Алле не очень хотелось идти жить в чужой дом, но она помнила слова матери о том, что никакой работы нельзя чураться. Да и все равно жить негде, не ехать же обратно на пасеку.

– Да, давайте. Схожу.

Так она сделала первый шаг в пропасть.

Днем Алла училась, а с четырех до десяти вечера сидела с лежачим больным. Кормила его, давала лекарство, подносила судно, переворачивала с боку на бок, подмывала, переодевала.

Все как-то устроилось. Притерпелось. Приобвыклось. Ранний подъем, стакан чая с булкой на завтрак, дальняя дорога в училище, новые подруги и друзья, интересные лекции – это оказалось лучшей стороной ее новой жизни. А вот возвращение в хмурый дом, уход за тяжелобольным, вечное недовольство сердитой хозяйки стало тяжкой обязанностью, неприглядной и скучной.

Однако Алла постепенно смогла справляться со всем: и с тоской по маме, и с нуждой, и даже с хозяйкой научилась не конфликтовать. И все вроде пошло на поправку: настроение, учеба, мироощущение. Девочка повзрослела, стала терпимее, рассудительнее. Расцвела, похорошела. Она радовала преподавателей прилежанием, однокурсниц мягкостью характера.

Прошел год. В один из дней поздней осени, вернувшись домой, Алла застала в большой комнате, служившей им и кухней, и столовой, чужого человека. Высокий, широкоплечий, с огромными голубыми глазами, взлохмаченными русыми волосами, он с интересом оглядел оробевшую девушку и обернулся к хозяйке.

– Что это за явление?

– Иди к себе. Потом позову, – велела Ольга своей постоялице.

Алла зашла к себе в комнату, закрыла дверь на крючок, испуганно присела на кровать. Сердце отчего-то так заколотилось, что даже в горле пересохло. Она испугалась даже не этого огромного человека, похожего на дикого медведя, а наглого ищущего взгляда, каким незнакомец по-хозяйски оглядывал ее, словно ощупывал или раздевал.

– Господи, – прошептала Алла и отчего-то истово перекрестилась.

Через час в дверь стукнули. Не дождавшись ответа, Ольга крикнула:

– Эй ты, тихоня! Выходи. Иди, поешь.

Пока Алла пила чай на кухне, Ольга, сурово смотрела на нее.

– Значит, так. Это брат мой. Младший. Олег. Он водитель. Дальнобойщик. К нам в город заезжает нечасто, вот уже года полтора не был. Но теперь сюда на базу товар возить станет. – Ольга неловко кашлянула. – Ты вот что, Алла. Ищи другое жилье. Поскорее.

– Зачем? – Алла испуганно вздрогнула.

– Так лучше будет. Поверь. Вижу, что девчонка ты неплохая, добросовестная. Съезжай от меня, – она вышла, хлопнув дверью.

Алла посмотрела ей вслед, недоуменно пожала плечами и, до поры до времени, забыла об этом разговоре.

Учиться ей нравилось, к обязанностям своим она привыкла, научилась ухаживать за лежачим больным. С удовольствием слушала лекции, с интересом ходила на практику в больничное отделение, перезнакомилась с девчонками.

Искать квартиру не хотела по многим причинам. Никого в городе не знала, трудно привыкала к людям, по-настоящему не подружилась ни с одной из студенток. Общалась сразу со всеми и ни с кем отдельно. Куда идти? Где искать? Алле это казалось ненужным и необязательным.

Олег появился ровно через две недели. Прищурив глаза, смело рассматривал девушку, подшучивал, громко смеялся. На замечания сестры не реагировал, отмахивался, как от назойливой мухи. Чуть выпив, пытался растерявшуюся Аллу приобнять, намекал на какие-то глупости.

Ольга, выйдя из себя, хлопнула ладонью по столу.

– Прекрати, Олег! Не надо с ней играть. Она не для твоих забав.

– Ой, я тебя умоляю! Оля, смотри проще на мир! Ух, какая она аппетитная…

Когда наступила ночь, он многозначительно подмигнул.

– Ну что, детка? Пообщаемся?

Перепуганная насмерть Алла метнулась к Ольге в комнату.

– Ольга Григорьевна, можно мне с вами переночевать?

– Что? – хозяйка даже опешила. – Где переночевать? Ты спятила? Своей комнаты мало?

– Пожалуйста, пустите, – Аллу трясло, как в лихорадке.

Хозяйка пристально посмотрела на девушку, сообразив, что та не шутит.

– Да что случилось, Алла?

– Я боюсь его!

– Кого?

– Вашего брата.

– Ах, вот оно что, – женщина покачала головой. – Нет. Ты уже не ребенок. Учись сама справляться с трудностями. Жизнь долгая. Еще будут и друзья, и враги. И от тех, и от других надо уметь защищаться. Я тебе не нянька, поняла? И я тебя предупреждала. Помнишь? Иди отсюда.

Алла опустила голову и двинулась к двери. На ногах словно гири повисли, каждый шаг давался с трудом. Выйдя в коридор, она постояла несколько секунд и взялась за ручку, чтобы прикрыть дверь за собой.

В эту минуту раздался грозный оклик:

– Стой. Иди сюда, – Ольга бросила подушку и одеяло на крошечный диванчик, стоящий рядом с ее кроватью. – Ложись. Но это первый и последний раз. Я тебя спасать не нанималась. Учись сама думать о себе. Защищай себя. Не ищи помощи у чужих.

Не веря своему счастью, Алла бросилась на диванчик и крепко зажмурила глаза, боясь, что Ольга передумает.

Прошел месяц. Второй. Олег не появлялся. Алла воспрянула духом. Она помнила разговор с хозяйкой утром после той памятной ночи.

– Ищи новую квартиру, – велела Ольга. – Съезжай от греха подальше. Насильно гнать не буду, негоже человека на улицу выставлять, но и защищать больше не стану, поняла? Это мой брат, хоть и непутевый, а все же родной.

На этот раз Алла ее послушалась. Кинулась искать другое пристанище. Спрашивала у всех, ходила по объявлениям, с девчонками в группе советовалась. Ничего не находилось. Алла с ума сходила от волнения, написала заявление в деканат с просьбой об общежитии, но все безуспешно.

Правда, одна из сокурсниц, выслушав Аллу, предложила:

– А ты пойди в Дом малютки ночной няней.

– Няней? А что там надо делать?

– Ничего особенного. За младенцами следить. Там знаешь, сколько тех, кого мамки бросают. Неспокойная, конечно, работа, зато будет где ночевать. У меня там раньше мама работала, сейчас уже на пенсии. На вот, на всякий случай, – она протянула Алле клочок бумаги, на котором быстренько написала нужный адрес.

Алла взяла этот обрывок листа и, не задумываясь, сунула в боковой карман сумочки. Но воспользоваться советом не успела.

В тот день Ольга Григорьевна работала в вечернюю смену. Алла, как обычно, покормила ее больного мужа, сменила ему подгузник, переодела, сделала массаж, чтобы не образовались пролежни, и уложила спать. Прикрыла больного заботливо одеялом, поправила подушку и собралась к себе в комнату. В это время в дверь позвонили. Думая, что это хозяйка ключи забыла, Алла распахнула дверь и ойкнула от неожиданности.

За порогом стоял Олег. Хотя на улице заканчивался ноябрь, мужчина, одетый в куртку нараспашку и легкие ботинки, казалось, совсем не замерзал. Заметив испуг на лице девушки, он спокойно, без обычного хамства, пожал плечами.

– Ты чего перепугалась? Неужто я такой страшный?

– Нет. Извините. А Ольга Григорьевна еще не пришла.

– Ничего, – Олег по-хозяйски прошел в дом, снял куртку и оглянулся на Аллу. – Поставь чайник, горячего хочется. А ужинать позже буду. С сестрой.

На девушку мужчина не смотрел, глупостей не говорил, не хохотал как дикарь. И Алла понемногу успокоилась. Налила гостю чай, подала кусок кекса, и уже собралась уходить, как он вдруг, задумчиво глядя на нее, улыбнулся.

– Ты красивая.

Вспыхнув, Алла не ответила и выскочила за дверь.

Утром, проснувшись, первым делом осторожно выглянула в коридор и тут же вздохнула с облегчением: куртки и ботинок ночного гостя она не увидела. Когда, выйдя в кухню, Алла стала собираться в училище, хозяйка подозрительно пригляделась к ней.

– Ты чего сияешь, как медный чайник? Пятерку, что ль, вчера получила?

– Ага. И не одну.

– Ну, ну… Это хорошо.

Прошло еще недели две. Жизнь Аллы в городе, хоть и прошло полтора года, не становилась легче. Она жила замкнуто, одиноко, закрыто. Ей по-прежнему не нравились молодежные увлечения: клубы, бары, танцы. Времени на это не оставалось и денег, конечно, не хватало. Родные не помогали, одежда изнашивалась. Из стипендии она пыталась выкроить то на ботинки, то на учебники. Много читала, училась очень хорошо и не оставляла мечту о медицинском институте.

Все это время она помнила о том, что надо сменить квартиру, но для этого нужно было найти работу. Съездить в Дом малютки все не получалось: то больного не с кем оставить, то семинар перенесли на другое время, то срочно доклад по анатомии писать пришлось…

Однажды вечером Олег опять приехал. В тот день Ольга работала в ночную смену. Олег выглядел притихшим, задумчивым и непривычно молчаливым. Поужинав, посмотрел телевизор и отправился спать. Алла, к своим обязанностям относившаяся очень трепетно, старательно покормила больного, дала ему лекарства и ушла в свою комнату. Долго читала, переписывала лекции и, наконец, сраженная усталостью, задремала.

Проснулась оттого, что кто-то тяжелый и большой навалился на нее, горячо дышал в лицо и что-то шептал. Ужасно испугавшись, она со сна все никак не могла понять, кто это. В темной комнате поначалу ничего не видела. Потом, сообразив, кто лежит на ней, закричала истошно, извиваясь и отбиваясь от сильных рук, безжалостно и жестко лезущих под рубашку, трогающих грудь и ласкающих живот.

Его губы, мокрые и липкие, жадно впивались в ее рот, скользили по шее, шепча что-то невнятное. Алла отчаянно мотала головой, корчилась, извивалась и, вдохнув воздух, опять закричала. Олег закрыл ей ладонью рот, грязно выругавшись. Она, собравшись с силами, укусила эту влажную ладонь и застонала от отвращения, страха и мерзости.

Размахнувшись, мужчина изо всех сил ударил ее по лицу, да так сильно, что голова ее бессильно мотнулась в сторону. Заплакав в голос, она чувствовала, что теряет силы, а он, будто озверев, становился все сильнее, настойчивее и горячее.

Он насиловал ее с дикой страстью, жадностью и ненасытностью. Ослабев, Алла закрыла глаза и лишь тихо постанывала от боли, ужаса и паники. Наконец, пресытившись, он отвалился от нее, как насосавшийся крови клещ. Долго молча лежал рядом, восстанавливая дыхание, а потом встал, спокойно натянул трусы и майку, присел на край кровати и глянул на девушку.

– Ты теперь из себя недотрогу не корчь. Не бойся, я тебя не брошу. Жить с тобой станем. – Встал и ушел.

Алла, совершенно обессиленная, отвернулась к стене и зарыдала так, что, казалось, весь мир слышит ее горе. Потом вскочила и кинулась в душ.

Утром девушка из комнаты не вышла. И к обеду не встала с кровати. Ольга, вернувшаяся после ночной смены, постучала в ней в комнату.

– Эй, студентка, ты чего не выходишь? Не заболела?

Алла молча поднялась, подошла к двери и распахнула ее. Хозяйка, увидев ее глаз, заплывший синяком, вздохнула, вошла в комнату и кивнула на разодранную ночную рубашку.

– Олег?

Алла опять зарыдала в голос, тихо сползла по стене и села прямо на пол, обхватив колени руками.

– Понятно, – Ольха нахмурилась. – Вот кобель! Говорила же я ему! – Она обернулась к девушке, взяла под руку. – Вставай. Я ж просила – съезжай! А теперь что?

– Я не виновата, – захлебываясь от слез, бормотала Алла. – Я не знала. А он как зверь…

Хозяйка обняла ее за плечи, прижала к себе.

– Вот гад! Ну, не плачь, не плачь. Что теперь поделаешь.

– Он сказал, что не бросит меня.

– Что? – Ольга захохотала. – Да у него таких, как ты, в каждом городе по одной. Никогда он на тебе не женится. Не надейся. – Хозяйка вышла, принесла чистое постельное белье, горячий чай. – Давай расставим точки. Он тебя изнасиловал – это преступление. Ты можешь подать заявление в полицию. Выбор за тобой. Я ни о чем тебя просить не хочу, отговаривать не буду, но и помогать не стану. Он мой брат. Плохой или хороший, но брат. Непутевый, беспутный, шальной, но родная кровь. Если подаешь заявление в полицию – сразу съезжай отсюда. Не хочу оказаться в неприятной истории. Впрочем, я думаю, ты и сама виновата. Мужик голодный, а ты хвостом перед ним вертела.

– Я? – испуганно обернулась Алла.

– Ну, не знаю… Дело неприятное, постыдное, не спорю. Я и его предупреждала, не послушал. Но меня все это не касается. Разбирайтесь сами. – Она вышла из комнаты, осторожно прикрыла за собой дверь. Минут через пять вернулась. – Ты вот что… Сегодня на занятия не ходи. Полежи. Если будет плохо, скажи мне. Я в роддоме всю жизнь работаю, помогу обработать ссадины. И таблетку сейчас принесу, выпей.

Алла молчала. В голове шумело. Все тело ломило. Она легла на кровать и так пролежала весь день. Без еды. Без воды. Без слез. Без мыслей.