Текст книги "Своя правда"

Глава 23

Июнь перевалил за середину. Марк готовился к выписке. Чем ближе становился этот день, тем беспокойнее было на душе. Ведь вскоре он должен будет уйти не только из больницы, но и из жизни Софьи. Душа протестовала против такого поворота событий. Он уже не скрывал от себя, что не хочет ее потерять.

Когда день выписки наступил, Марк твердо сказал себе, что тянуть дальше нельзя. Собрал свои вещи в большую спортивную сумку, переоделся и, постояв у двери, резко открыл ее и направился в кабинет заведующей.

Софья с утра успела много чего сделать: провела планерку, поговорила с новым ординатором, прошла с утренним обходом по палатам. Позвонила Верочке, уговорила маму поехать с Галиной Николаевной в подмосковный санаторий, подписала отчет. Даже доложила главному врачу последние новости отделения и выпила чашку горячего чая. В общем, все как всегда.

И все бы ничего, да что-то в глубине души трепетало и волновалось, не поддаваясь логике. Дух захватывало, пальцы леденели, сердце трепыхалось, как пойманная птичка.

Соня помнила, что сегодня выписывают Марка, поэтому специально не пошла к нему в палату во время обхода. Женское чутье подсказывало: разговора не миновать. Не хотелось делать это в палате, на виду у всего отделения.

Соня подошла к открытому окну, за которым шумел огромный город, утонувший в своих печалях и радостях, купающийся в ярком солнце неожиданно жаркого июня. Легкий июньский ветерок ласково перебирал ее густые пшеничные волосы, осторожно целовал высокий лоб и шутливо щекотал тонкую шею.

Ничего не замечая, Соня думала о странности происходящего. О ничтожности времени и бесконечности счастья. Один месяц, и словно не было ее спокойного и размеренного бытия. Все рухнуло под натиском взорвавшихся эмоций. А теперь… Что теперь-то?

Соня вздохнула. Она давно привыкла к определенному ритму жизни: работа, выходные, Катюшка с ее заботами, мама, Верочка, Зина. Все понятно и незатейливо. Равномерно и упорядоченно. И вдруг, как снег на голову, этот мужчина!

Дверь за ее спиной скрипнула, немного приоткрывшись. Даже не оборачиваясь, Соня поняла, кто пришел. Боясь пошевелиться, она замерла у окна и нервно прикусила губы, стараясь не выдать волнения. Дверь опять скрипнула и негромко захлопнулась, впустив пришедшего.

В небольшом кабинете повисла напряженная тишина. Казалось, еще мгновение, и она распадется на осколки, словно разбитая на кусочки чашка. Мгновения падали в вечность, отсчитывая секунды, оставшиеся до настоящего большого счастья.

Софья робко обернулась. Марк, прижавшись спиной к дверному косяку, молчал, опустив голову. Потом, почувствовав, что женщина смотрит на него, медленно поднял на нее глаза. Они так и стояли друг напротив друга, замерев от нахлынувшей неловкости, странного оцепенения, сковавшего их руки и ноги.

Марк смотрел внимательно и настороженно, готовый тут же уйти, если она даст понять, что не хочет разговора. Она же ждала его слов трепетно и тревожно, в замешательстве прижавшись плечом к открытой оконной раме. Соня чувствовала, что ее бьет мелкая дрожь, да так, что колени ходят ходуном. Сжав ладони в кулаки, она, закрыв глаза, глубоко вздохнула и, взмахнув ресницами, чуть улыбнулась уголками губ.

– Марк?

Этого было достаточно. Глаза его вспыхнули счастьем. Он даже не помнил, как оказался рядом. Легко коснулся ее щеки, задел волосы и замер от невозможности происходящего.

– Соня, – прошептал Марк.

Она вздрогнула всем телом, шагнула навстречу его зову и, выдохнув, уткнулась лбом в его плечо.

– Здравствуй…

Мир перевернулся и поплыл. Взорвался миллионом сверкающих искр, наполнивших своим светом их истосковавшиеся по теплу сердца. Они долго стояли так, боясь двинуться и расплескать овладевшее их душами счастье. Наконец, Соня смущенно усмехнулась.

– Если вдруг кто-то зайдет… Конец моей карьере.

Марк осторожно поцеловал раскрытую ладошку и пожал плечами.

– Что ты, все только начинается: и жизнь, и любовь, и карьера. Ведь без счастья ничего не дорого. И никакая карьера не нужна, если ты несчастлив. Правда?

– Угу, – кивнула Софья, залившись ярким румянцем, и вдруг, спохватившись, заторопилась. – Боже! Ведь рабочий день в разгаре.

– Ухожу, не буду мешать, – сразу понял Марк.

Он пошел к двери, но остановился и обернулся к Соне.

– Я вечером зайду? Можно? – как-то совсем по-детски спросил он.

– Сюда? – отчего-то испугалась женщина.

– Нет, домой.

Соня подошла к нему, заглянула в глубокие серые глаза и, чувствуя бесконечную нежность, кивнула.

– Домой. Конечно, домой. Я буду ждать. Мы будем ждать.

Он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь кабинета. А Софья Никитична еще долго стояла, глядя ему вслед. И отчего-то ей вдруг захотелось плакать. Ну, что ж… Счастье ведь не однозначно: пугает своей неожиданностью, грядущими переменами и непредсказуемыми последствиями. И льются порой слезы от счастья. И никуда от этого не денешься. Жизнь.

Марк не пришел. Ни вечером, ни через день, ни через сутки, ни через двое. Потом, через много лет вспоминая эти страшные сорок восемь часов, Соня удивлялась, как не сошла с ума. Не от волнения, а от жутчайшего недоумения, отчаянной обиды, странной обреченности и расползающейся вширь пустоты.

Она и не жила эти сутки, а тупо и старательно, словно робот, выполняла все, что положено. Работала, улыбалась родным и чужим, лечила больных, разговаривала по телефону, назначала процедуры, кормила детей, но ничего не чувствовала. Ничего, кроме почти детского огорчения, когда ждешь-ждешь чего-то, мечтаешь по ночам, а потом тебе дарят совсем не то, и ты стоишь в замешательстве, не понимая, что делать.

Софья не ударилась в поиски, не кинулась в полицию, не поехала к нему на квартиру. Она, переделав все дела, сидела, глядя в одну точку, потом механически что-то жевала, развлекала девчонок. И только когда через сутки ошарашенная этим известием Зина появилась на пороге ее квартиры, Соня отчаянно зарыдала, уткнувшись в плечо подруги.

Зинаида, прикусив губы, чтобы не взорваться от злости к пропавшему мужчине и жалости к подруге, обняла Соню за плечи и слегка подтолкнула в сторону кухни.

– А ну-ка пойдем. – Там, плотно прикрыв двери, она заговорила строго. – Прекращай истерику. Чего ты слезы льешь? – Набрав воды в стакан, поставила его перед Соней. – Пей!

– Да не хочу я, – Соня попыталась отодвинуть стакан.

– Пей, говорю!

Когда зареванная Соня сделала несколько глотков, Зина села напротив и пытливо глянула на нее, отметив осунувшееся лицо и синие круги под глазами.

– Давай… Подробно и внятно, – велела Зинаида.

– Да что говорить-то? – Соня по-детски всхлипнула. – Марк не пришел.

– Ну, не пришел, что с того? Завтра придет.

– Ты с ума сошла, Зина?

– Нет, милая, это ты с ума сошла! Не пойму, чего ты ревешь? Мужчинам свойственно то пропадать, то появляться. Думаю, нет причины для переживаний.

– Да как же нет? – Софья смахнула слезы. – Ты не понимаешь? Человек пообещал прийти вечером, здесь его дочь, а он… пропал. Как же не волноваться?

– Ты с луны свалилась? Разве не слышала, что мужчины не всегда обещанное выполняют? А? Ты своего мужа бывшего вспомни – яркий пример! Слово дал, слово взял обратно. Это ж обычное дело! Да если бы все мужики слово держали, мир бы другим был!

Но Соня упрямо молчала, словно не слышала доводов Зины. В висках стучало, сердце колотилось. Она засуетилась, хотела куда-то бежать, потом опять села, замерла, обхватив голову руками. Зинаида долго терпеливо глядела на все это, а потом, как, впрочем, и всегда, сама приняла решение.

– Значит, так. Сейчас ты идешь спать. Поняла? Не возражай! А я останусь ночевать у вас, покормлю девчонок ужином, уложу их спать. И не спорь, пожалуйста! Утро вечера мудренее, завтра подумаем, что делать. Хотя… Я бы не стала ничего придумывать, не пошла бы искать, не звонила бы никуда. Ну, да ладно. Посмотрим. Ты слышишь меня?

– Слышу, – огрызнулась Соня. – Но спать не пойду. Не могу я, Зиночка, спать.

– Ну, уж нет, – Зина резко встала. – И моему бесконечному терпению приходит конец. Вставай. Не вздумай мне перечить!

Соня вздохнула, поднялась со стула и медленно побрела в ванную.

– Попался бы он мне сейчас в руки, – сердито прошептала Зина, глядя ей вслед. – Я б ему показала, где раки зимуют.

Следующие двадцать четыре часа подруги провели вместе, благо был выходной. Зина насильно заставила Соню поесть, приказала всем собираться и повезла их в парк. Там, глядя на визжащих от удовольствия девчонок, они молча сидели на скамейке, молча жевали какое-то безвкусное мороженое, любовались плавающими в озере утками, угощали детей пирожными в кафе.

Зинаида с тревогой наблюдала за подругой. Ее бледность, замкнутость и отстраненность пугали Зину. Она, как врач, могла бы, конечно, дать Соне успокаивающие таблетки или еще что-то посильнее, но не хотела пичкать ее лекарствами.

День тянулся бесконечно. Он, как липучка, пластилин или мягкая глина, принимал разные формы: то утренней апатии, то безразличного безделья, то дневной вялости, то холодной бесчувственности. Соня никак не могла включиться в привычный жизненный ритм. У нее словно разрядилась внутренняя батарейка, иссякла витальная энергия. Она ничего не хотела, кроме одного: лежать, накрыв голову подушкой, и не двигаться. Но не тут-то было…

Зинаида развернула кипучую деятельность. Она, после возвращения из парка, отправила детей к Татьяне Львовне, затеяла перестановку в детской, постирала тюль с кухонного окна, напекла блинов.

– Эй, подруга, вставай, хватит валяться.

– Отстань, – Софья дернула плечом.

– Ну, уж нет, – Зина выхватила подушку, обняла Соню за плечи и резко потянула. – Говорю же, вставай.

Соня понимала, что из цепких объятий подруги ей не вырваться, поэтому послушно побрела на кухню.

– Зинка, уезжай домой. Умоляю, отстань. Тебе что, заняться нечем?

– Дел, конечно полно, – усмехнулась Зинаида. – Но я никуда не поеду, даже не пытайся меня выставить. Я сегодня опять у тебя ночую.

– Боже, – застонала Соня. – А мама твоя?

– Ничего, мама все поймет и простит.

Ранним утром следующего, уже третьего, дня, когда часы едва преодолели отметку с цифрой шесть, в дверь позвонили. Зинаида, почти не спавшая всю ночь, вскочила с дивана и кинулась к двери. В глазок глянула, но лица человека не рассмотрела, поняла только, что за порогом мужчина. Ойкнув, вернулась в комнату, накинула халат поверх ночной рубашки и поспешно распахнула тяжелую входную дверь.

Это был не Марк. На лестничной клетке стоял высокий, широкоплечий светловолосый мужчина. Он сделал шаг вперед и нерешительно остановился у самого порога.

– Простите, вы – Софья?

Зина, подозрительно прищурившись, оглядела незнакомца с ног до головы, запахнула на груди халат.

– Вы кто?

Незнакомец даже растерялся, заметив на лице женщины явную досаду.

– Вы не меня ожидали увидеть, да?

– Вы кто, я спрашиваю?

– Прямо как на допросе, – мужчина усмехнулся. – Меня зовут Андрей. Я друг Марка.

– Да? – Зина сердито сдвинула брови. – Друг, значит? А где он сам, хотелось бы узнать?

– Можно войти? – утренний гость переступил с ноги на ногу.

– Да заходите уже! Чего вы топчитесь?

– Так вы ж сами меня в дом не пустили…

Зинаида еле сдержалась, чтобы не послать гостя к его пропавшему другу.

– Ну, ладно, ладно. Заходите, уже пускаю. Да говорите же! Скорее рассказывайте, куда ваш друг безответственный исчез.

– Вы обрушились на меня, как ураган. Я даже растерялся. Постойте, а как к вам обращаться-то?

Зинаида усмехнулась, а потом приложила палец к губам.

– Скажете тоже, – зашептала она. – Ладно, извините. Тише-тише, не топайте, как слон, шесть утра только. Все спят еще. Идите сюда, на кухню.

Сбитый с толку таким приемом, Андрей выдохнул, вошел за женщиной в светлую кухню, прикрыл дверь.

– Так как вас зовут? – вновь поинтересовался он.

– Зина. Я подруга Софьи. Ну, что вы тянете? Говорите же! Ах, да, садитесь. Чаю хотите?

– Даже не знаю, – Андрей неуверенно пожал плечам. – После такой горячей встречи даже неудобно как-то.

– Ой, я вас умоляю, перестаньте. Нервы, знаете ли, и у нас не железные. Так хотите чаю или нет?

– Хочу, – мужчина широко улыбнулся.

Зина поставила чайник, присела напротив утреннего гостя и нетерпеливо взмахнула ресницами.

– Ну, рассказывайте, рассказывайте. Пока чайник закипит, есть время. Куда ваш друг пропал так неожиданно?

– Это невероятная история. В это трудно поверить.

– Именно это меня и тревожит.

– Он хороший человек, – заволновался Андрей. – Но с ним вообще всегда что-то жуткое происходит. У Марка судьба такая, вечно ему не везет. Поверьте, я знаю, что говорю.

– Ой, только не надо пытаться меня разжалобить. Тоже мне отговорки: судьба, не везет… Знаем мы таких. Этот ваш Марк загрузил мою подругу своими проблемами выше головы: то дочку сплавил ей, то сам исчез куда-то. Настоящий авантюрист.

– Это ерунда. Вот что вы говорите?

– Я знаю, что говорю, – отрезала Зинаида.

– Послушайте, это невозможно. Вы ж не даете мне слова сказать!

– Ну, говорите.

Андрей непроизвольно улыбнулся. Эта нетерпеливая, суровая женщина ему явно нравилась. Было в ней такое, что вызывало непонятную симпатию. Ее прямота не напрягала, ее откровенность и искренность не вызывали отторжения. Андрей пристально поглядел на собеседницу.

– Марк – прекрасный человек, – тихо произнес он. – А то, что ему не везет, не дает никому права его унижать и обижать.

– Ой, скажите, пожалуйста, – надулась Зинаида. – Успокойтесь, никто вашего друга не унижает. Лучше говорите, что произошло, а то ходите вокруг да около…

Андрей нетерпеливо взъерошил светлые волосы на макушке, потер лоб, словно подыскивая нужные слова.

– Он срочно улетел в Сибирь.

– Что? В какую еще Сибирь? – ахнула Зина.

– Не перебивайте. У него умерла мать. Скоропостижно. Никто не ожидал. Сообщили, когда он ехал домой из больницы. Позвонили друзья отца. Он, конечно, сразу кинулся в аэропорт, билетов не оказалось. Он там ходил куда-то, уговаривал, настаивал. В суматохе не заметил, как телефон украли.

– Украли? – Зина подозрительно сморщилась. – Как это? Что еще за сказки?

– Не знаю. Украли или потерял, может, забыл где-то или выронил. Да какая разница теперь? Номера Софьи он наизусть не знал, но адрес помнил. Уже из Омска, как только долетел, позвонил мне, попросил съездить сюда, предупредить. Вот такая история.

– А на похороны все-таки успел?

Зина, вздрогнув, обернулась. В дверях стояла бледная Соня. Они с Андреем, занятые разговором, даже и не заметили, как она появилась.

– Успел на похороны? – повторила вопрос Соня.

Андрей вскочил со стула, одернул футболку и кивнул.

– Успел. Вчера похоронили. Он просит прощения. Вернется, позвонит.

Соня, опустив голову, долго молчала, потом глубоко вздохнула и вдруг спохватилась… Покраснев, протянула Андрею руку.

– Я – Софья. Да вы присаживайтесь, пожалуйста. Зин, ты чай так и не заварила еще?

– Пока еще нет. Вот, слушала нашего внезапного гостя внимательно. Кстати, его зовут Андрей.

– Я поняла, – Соня улыбнулась. – Очень приятно, – она повернулась к Зине. – Заваривай чай. Будем завтракать. Я сейчас вернусь.

Заметив, что мужчина снова поспешно встал, собираясь уходить, она тронула его за плечо.

– Не уходите, Андрей. Оставайтесь. Позавтракайте с нами. Чувствуйте себя как дома…

– Но не забывайте, что вы в гостях, – перебила ее Зина и довольно хохотнула. – Просто камень с души свалился. Вы, кстати, вовремя появились, а то я уже хотела вашего Марка по косточкам разобрать, если он появится.

Соня тихо вышла в ванную. Остановилась перед зеркалом, задумчиво глянула на себя и вдруг отчего-то широко улыбнулась своему отражению.

– Ну, вот, – прошептала она, – слава богу, все разрешилось. Ничего, пройдет и это. Все будет хорошо. Обязательно все будет хорошо.

Начинался следующий день. Новый день. Солнечный, летний, яркий. Солнце жадно цеплялось за распахнутые оконные рамы длинными жаркими лучами, ветерок нежно ласкал тюль. На кухне оживленно щебетала Зина, готовя завтрак. Девочки еще сладко спали. Все шло своим чередом…

Глава 24

Вера прожила в селе уже почти десять дней. За это недолгое время открыла для себя совершенно иной мир: яркий, радужный, безыскусный, наполненный не полутонами и серыми оттенками, не задавленными приличием чувствами, а подлинными страстями, полноценными эмоциями, насыщенным цветом и истинной гармонией, а не ее искусственным подобием.

Девушка вдруг увидела, как искренне общаются люди, как радуются чужой удаче, как стремятся разделить соседскую боль и соседское счастье. Вере было в новинку, что можно дружно, всей улицей, помогать одиноким, по очереди ухаживать за инвалидом ничего не требуя взамен, просто полить огород многодетной матери.

Лида, с которой она очень подружилась, смеясь, поведала, что они только так и привыкли жить: открыто, нараспашку, широко. Так уж повелось: если здесь ссорятся, то так, что все соседи слышат, а уж если радуются, то так, что гуляет вся улица до утра. Если на одном конце села жена мужу скандал устроила, то с другого конца уже свекровь бежит их мирить.

Вера, слушая Лиду, хохотала от души, но понимала, что в каждой шутке есть только доля шутки. Все, что сельчане делали, вызывалось глубокими порывами души, чистыми чувствами, побуждалось переданными из поколения в поколение привычками и традициями, устоями и неписаными законами.

Вере, воспитанной в довольно чопорной городской среде, это безумно нравилось. Она смеялась над не всегда деликатными шутками, наслаждалась непривычным темпом речи, как губка, напитывалась незнакомыми словечками, прислушивалась к диалектам, знакомилась с обрядами и песнями.

Чтобы стать своей среди населения такого большого села, ей и нескольких лет не хватило бы, но Вера в этом и не нуждалась. Она лишь хотела, прикоснувшись к их жизни, как-то помочь себе, найти ниточку, потянув за которую, смогла бы размотать запутанный клубок тайн своего и Софьиного рождения.

Вера времени понапрасну не теряла. В первый же вечер она, дождавшись, когда гостеприимная хозяйка вернулась из школы, все рассказала ей и Лидии. Озадаченные и пораженные услышанным, Лида и Марина Михайловна долго молчали.

– Слушай, – нарушила молчание Лида, – а давай и мою тетю позовем. – Она повернулась к Вериной хозяйке. – А что? Марина Михайловна, ведь тетя Лена, как и вы, здесь и родилась, и жизнь прожила. Вдруг где-то что-то слышала, а? Как думаете?

Марина Михайловна задумчиво покачала головой.

– Да, конечно, Лену позовем. А вот остальным рассказывать, зачем ты здесь, не следует. А то привлечешь внимание балаболов да сплетников.

Елена Сергеевна, пришедшая на зов племянницы, долго не могла сообразить, о чем толкует городская гостья.

– Боже мой, – растерянно повторяла она, – всю жизнь здесь прожила, а ничего подобного не слышала. Мыслимое ли дело от детей отказаться? Не отрицаю, случается и такое, но не у нас в селе. Здесь все на виду, как скрыть живот от тысячи взглядов, как родить втайне? Даже не представляю, как такое может быть… – она строго глянула на приезжую. – Может, ошиблась ты? Не здесь это произошло?

– Да что ж я, глупая? – Вера насупилась. – Конечно, не ошиблась. Крестная мать моей сестры это село назвала.

– Так и сказала – Никольское? – задумчиво уточнила Елена Сергеевна.

– Так и сказала, Никольское. В Белгородской области где-то. Мы с Соней по картам посмотрели, Никольское только здесь, другого села с таким названием на Белгородщине нет.

– Понятно, – сокрушенно кивнула тетка Лидии. – Вот горе-то…

Женщины долго совещались. Думали, гадали, предполагали. Никак не могли прийти к единому мнению, как помочь Вере. То решили отправиться по небольшим деревенькам, в большом количестве расположенным вокруг Никольского, то планировали поездку в ближайший город, то намеревались в местном ЗАГСе списки умерших поизучать, то хотели в детский дом поехать…

Елена Сергеевна, хмурясь, все отвергала.

– Не даст это ничего, девочки! Слишком много лет прошло.

– Ну, как же так? – умоляюще смотрела на нее Вера. – Мне, кроме вас, никто не поможет. А я должна это сделать, понимаете? Должна найти нашу настоящую мать, я сестре обещала.

– А надо ли? – нерешительно остановила ее Марина Михайловна. – Зачем, будоражить то, что давно похоронено? Есть мать, которая любит вас, как родных. Не зря говорят, мол, не буди лихо, пока оно тихо. Не дразни ты судьбу, Верочка.

– Надо, – стояла на своем Вера. – Чтобы жить дальше спокойно, не потерять веру в людей. Чтобы знать свои корни и понять, за что от нас отказались. Что с нами было не так? Разве нет у нас такого права – знать настоящих родителей? Ведь это гены, кровное родство. Я хочу понять, что заставило женщину бросить двоих детей, как она спит по ночам, почему у нее не болит душа…

Лида, вдруг отчего-то заплакав, обняла свою новую подругу.

– Ой, Верочка, не переживай ты так. Все, что от нас зависит, мы сделаем, поможем, правда, теть Лен?

– Милая моя, – глубоко вздохнула Елена Сергеевна, – поможем, если сможем. Но, чувствую, дело это пропащее.

– Ладно. Значит, так, – подвела итог Марина Михайловна. – Как говорили наши старики, будет день – будет пища. Поживем – увидим. Ты пока, Верочка, с Лидой по селу походи, на людей погляди, может, кого узнаешь, черты знакомые разглядишь. А мы с Леной тоже потихоньку народ порасспрашиваем. А там видно будет. Чего загадывать… На том и порешили.

Десять дней прошли не напрасно. Вера с Лидией ходили по селу, знакомились с жителями, к знакомым и одноклассникам Лиды заходили в гости. Они строго следовали придуманной легенде: для всех деревенских жителей Вера представлялась дальней родственницей Лидии.

Многие, конечно, не верили. Тем не менее, Веру принимали радушно. Нравились ее открытость, смешливость, умение подшутить и поддержать беседу. Ненароком то Вера, то Лида заводили разговор о детях, детских домах, женщинах, умерших от родов, одиноких отцах, девушках, уехавших в город рожать. Но… никто ничего не знал.

На одиннадцатый день Вера, проснувшись, услышала, как в распахнутое окно льется колокольный звон. Его глубокий бархатный звук раздавался по всей округе, наполняя душу благостью. Колокола пели, то постепенно набирая громкость, то затихая, то басовито гудели, то нежно и тонко переливались. Этот удивительный перезвон отчего-то и тревожил, и успокаивал одновременно.

Вера вскочила и подбежала к окну. Воскресное утро начиналось в селе так же, как и десятки лет назад. Народ тянулся к храму. Только теперь прихожане торопились в свой родной храм, восстановленный и отреставрированный совсем недавно.

Вера, схватив платье, поспешно натянула его, сунула ноги в тапочки и выскочила на кухню. Марина Михайловна, колдующая над тестом, удивленно посмотрела на нее.

– Что это ты, Верочка, подхватилась так рано? Спала бы и спала еще. Ведь и семи часов нет.

– Да вот, колокольный звон услышала. Смотрю, а народ в церковь идет.

– Да, – кивнула хозяйка, – люди нынче в храм редко ходят, а вот на воскресную службу приезжают даже из окрестных сел. Уж больно батюшка у нас хороший. Мудрый, добрый, старательный. Хоть и молодой, а настоящий наставник. Да ты его не видела еще что ли?

– Нет, – отозвалась Вера.

– Вот тебе раз, – улыбнулась Марина Михайловна. – Больше недели по селу ходишь, а в храм не зашла? Это ж наша достопримечательность. – Женщина сняла с плиты сковородку с сырниками. – Завтракать сейчас будешь или попозже?

– Нет, пока не хочу. Можно позже?

– Можно, конечно, – хозяйка сняла фартук. – А хочешь, в храм сходим?

– Сейчас? А можно?

– Отчего же нет? Сейчас утренняя служба начнется. Ну что, пойдем?

Вера поспешно кинулась в свою комнату.

– Куда ты? – недоуменно охнула хозяйка.

– Ну, надо же платье длинное, платок на голову…

– Платок возьми, если нет – я тебе дам свой. А вот платье длинное совсем необязательно.

Когда они вошли на паперть храма, служба уже началась. Стройный хор певчих старательно выводил слова знакомых с детства молитв. Потрескивали свечи у аналоя, с древних икон глядели святые. По храму плыл чудный запах ладана, который заставляет верить в чудо и возвращает в далекое детство.

Вера, замерев, тихо стояла в правом приделе. Слушала, глядела на сельчан, вспоминала, как с отцом ходила в церковь. Она чувствовала, что ей почему-то хочется плакать, словно услышала что-то родное и позабытое.

Что-то знакомое послышалось ей в голосе священника, читающего утренние молитвы. Вера пробралась поближе к алтарю, присмотрелась. В священнике, который, обернувшись к прихожанам, басовито нараспев читал: «Благодарим Тя, Господи Боже наш…», она с изумлением узнала мужчину в светлом костюме, который довез ее с полустанка до Никольского.

Лида расстроилась, узнав, что новая подруга отправилась в церковь без нее.

– Как же так? – сокрушалась Лида. – Что ж меня не позвала?

– Я думала, ты спишь, – оправдывалась Вера. – И потом… Я не собиралась вовсе, да Марина Михайловна вдруг предложила. Я и пошла.

– Вот и стукнула бы мне в окно, я бы сразу вышла, – обиженно пробормотала Лидия. – Да ладно…

После полудня подул легкий ветерок. Стало легче дышать, хотя июньская жара не отступала. Девушки шли по просторной сельской улице, ведущей к рынку. По обе стороны улицы располагались крепкие каменные дома с раскрашенными ставнями, возле домов красовались палисадники, там благоухали уже вовсю цветущие клематисы, лилейники, люпины, ирисы. Почему-то пахло мятой, жужжали мохнатые шмели…

– Боже, как здесь хорошо! – Вера взмахнула руками, словно собиралась взлететь. – Вот так живешь в городе, ездишь по заграницам, и не знаешь, что в твоем родном отечестве есть такая красота… – Она обернулась к притихшей Лиде. – Лид, а чего ты так расстроилась сегодня? Вроде бы не такая верующая. Или я ошибаюсь? Что-то я не заметила за эти дни, чтобы ты в храм каждый день спешила…

– Не знаю, – пожала плечами Лида. – Просто хотелось составить тебе компанию.

– Что-то не верится. Ну-ка, признавайся.

– Да в чем признаваться-то? – Лидия покраснела.

– Лидуся, а чего ты покраснела? Уж не из-за батюшки ли вашего сельского ты в церковь ходишь?

– Что ты, – испугалась женщина, – как можно? Грех это!

– А он красавец у вас. Ваш батюшка Степан такой, что глаз не оторвешь!

– Верка, прекрати! Не богохульствуй!

– А что? Разве он не может нравиться женщинам?

Лида от неожиданности так сильно споткнулась, что чуть не упала. Оправившись, ошеломленно вытаращилась на подругу.

– Как это нравиться? Он же священник…

– Ну и что, – Вера ухмыльнулась. – Что ж он, не мужчина?

– Мужчина, конечно, но… Он же священник, как его любить?

– Господи, Лидуся! Ну и что? Мужик он и есть мужик, хоть в рясе, хоть в белом халате. Хоть инженер, хоть художник, хоть священник. Понимаешь?

– Даже не знаю. Как-то непривычно. Мне кажется, они люди особенные.

– Но люди же, – Вера толкнула подругу в бок. – Прекрати, Лида, что за ханжество! У священников, кстати, всегда куча детей. Так что с ними все в порядке, не сомневайся.

– Фу, Вера, это пошло, – Лидия взмахнула рукой. – Стыд какой… О чем мы говорим!

– Ой, Лидуся, замуж тебе надо…

Она не успела договорить. Раздался резкий гудок автомобиля и отчаянный визг тормозов. Инстинктивно дернувшись в сторону, девушки испуганно обернулись и одновременно закричали от ужаса – прямо посреди дороги катился мяч, за ним бежал мальчонка лет пяти-шести, и на него несся огромный джип, жутко сигналя и бешено тормозя.

Вера почувствовала, что ноги у нее стали чугунными, сердце заколотилось где-то в висках. Она, немея от страха, не смогла выдавить ни звука из сразу пересохшего горла. Зато Лидия, резко оттолкнув подругу, кинулась с обочины на дорогу, в два шага настигла парнишку и, схватив за руку, буквально выдернула его из-под колес визгливо тормозящего автомобиля.

Все заняло несколько мгновений. Ужасных, страшных, отчаянных. Вера, прислонившись к стволу дерева, громко рыдала. Лида трясла перепуганного мальчишку и орала на него. Водитель, выскочив из машины, опустился прямо на землю, обхватив голову руками. Потом, будто обезумев от пережитого, вскочил, кинулся к Лиде, схватил ее за плечи и стал кричать так, что у Веры зашумело в ушах.

– Что ж ты за мать такая! Ребенка бросила, а сама лясы на обочине точишь. Врезать бы тебе, да руки пачкать не хочется! Идиотка!

– Остановитесь! – Вера пришла в себя. – Прекратите, мужчина! Да прекратите же! Это не ее ребенок! Перестаньте орать! Я полицию вызову!

– Чего надо? – повернулся к ней водитель. – Тоже мне защитница выискалась! Давай, вызывай полицию, я вас сам сдам с удовольствием.

– Остановитесь, – попросила она. – Мы здесь все пострадавшие. Просто услышьте меня.

– Ну? – нахмурился мужчина.

– Этот мальчик нам чужой. Не наш сын. Мы его, как и вы, не знаем. Эта женщина, – Вера ткнула пальцем в зареванную перепачканную Лиду, – сегодня спасла этого мальчугана. И, кстати, могла сама погибнуть под колесами вашего автомобиля. Вы понимаете? Она просто его спасла!

Водитель тяжело вздохнул, приходя в себя, помолчал, переваривая услышанное, потом шагнул к мальчишке, которого Лида крепко держала за руку.

– Эй, пацан, ты чей?

Мальчишка блеснул мокрыми глазами, хлюпнул курносым носом и отчаянно тряхнул белесым кучерявым чубом.

– А тебе чего?

– Ты смотри, – искренне изумился мужчина. – Мы здесь все трясемся от страха, чуть не передрались, а ему хоть бы что. Во дела… Если что, меня зовут Дмитрий. Я из соседнего городка. Вот, если надо – звоните. – Он протянул Вере визитку, махнул рукой и, прыгнув в автомобиль, быстро скрылся из виду.

Проводив взглядом удаляющуюся машину, Вера отряхнула колени, одернула платье и подошла к Лидии, все еще держащей мальчика за руку.

– Ну? Что будем делать, мать-героиня?

Лида, приходя в себя, всхлипнула.

– Если бы ты, Верка, знала, как я испугалась! У меня до сих пор все трясется… – она обернулась к виновнику происшествия. – Ты чей?

– А тебе чего? – мальчишка ершисто дернул руку. – Отстань, чего прилипла?

– Ах ты, паршивец, – Лида не на шутку рассердилась. – Я за ним под колеса кинулась, а он хамит. Сейчас как тресну, сразу узнаешь, как себя вести. Говори сейчас же, как зовут тебя.

Мальчишка упрямо молчал.

Вокруг них стали собираться сельчане, которые невольно оказались свидетелями этого жуткого случая. Люди галдели, наперебой хвалили Лиду, ругали почему-то водителя…

Вера тронула Лиду за плечо.

– Спроси, чей парнишка, может, кто знает.

Лида быстренько все узнала. Баба Маня из дома напротив все сразу выложила и про мальчишку, и про его отца. Даже адрес указала, мол, за рынком в переулке синий дом с высокими резными ставнями.

Вызвались желающие отвести мальчишку домой, но тут Лидия проявила характер.

– Пойду сама в глаза этим родителям гляну. Ишь мода пошла: нарожают детей, а заниматься ими некогда.