Текст книги "Своя правда"

Глава 16

Танюшка оказалась необыкновенно ласковым ребенком. За первые четыре дня, которые она провела у Сони, малышка стала центром притяжения: Катюша от нее не отходила ни на шаг, Вера приезжала с кучей игрушек, Татьяна Львовна звонила по нескольку раз в день, и даже Зина, сменив гнев на милость, заехала утром перед работой с огромной коробкой пирожных.

Увидев столько сладостей, Танюшка захлопала в ладоши и запрыгала.

– Ура! Сколько вкусностей! – Она кинулась в детскую комнату. – Катя, иди скорее!

– Надо же, – одобрила Зина. – Не эгоистка. За Катей понеслась. Молодец!

Девочка не доставляла Соне хлопот: хорошо ела, не капризничала, с удовольствием умывалась и чистила зубы, любила смотреть мультики, послушно ложилась спать. Единственное, что омрачало их существование, – тоска по отцу. Она за эти четыре дня десятки раз спрашивала у Сони об отце, рассказывала о нем Кате, рисовала его портрет.

Наконец, сердобольная Катюшка, не выдержав, сама подошла к матери.

– Мам, а Тане нельзя с папой увидеться?

– Пока нельзя.

– Почему, мам? – недоуменно нахмурилась Катюшка. – Посмотри, как она скучает.

– Катя, он же в больнице лежит не просто так. Лечится, понимаешь? Больница – не место для прогулок. Больной чувствует себя пока не очень хорошо. Давай отложим посещение. Хорошо?

Танечка, сидящая рядом на диване, вдруг упала лицом в подушку и горько заплакала. Софья, перепуганная ее отчаянием, кинулась к малышке, обняла за плечики.

– Да ты что? Танечка! Девочка моя… Ты чего? Не плачь, маленькая.

Катя, растерявшись, сначала молчала, а потом сердито топнула ногой.

– Мама, вот видишь! Это неправильно. Ну, пожалуйста, пусть Таня съездит к папе. Она же маленькая!

Софья присела рядом с Танюшкой и, прикусив губы, задумалась. Все четыре дня она сама навещала Марка. Вчера даже специально поехала в отделение, хотя не дежурила. Понимала, что Марк волнуется за дочь.

– Знаю, о чем вы тревожитесь. Спешу опередить все ваши расспросы. У нас все хорошо. Танюшу я забрала вчера утром, привезла домой, познакомила с дочкой.

– Слава богу, – Марк облизал пересохшие губы. – Она, конечно, маленькая, но очень чувствительная. Все понимает.

– Да, она замечательная. Покорила всех моих родственников. Не переживайте, Танюша не доставляет мне хлопот.

– Правда? – Мужчина скосил на нее повлажневшие глаза.

– Ну, конечно, – Софья улыбнулась.

Марк помолчал. Потом чуть слышно выдохнул и проговорил:

– Спасибо вам, Софья Никитична. Не знаю, что бы я делал…

– Честно говоря, выхода у меня не было, – прервала его женщина. – До вас меня никто никогда о таком не просил, поэтому я и отказаться не могла! Растерялась. А как вы себя чувствуете?

– Уже лучше. Надоело здесь валяться.

– Вы напрасно торопитесь, – Софья погрозила пальцем. – Надо как следует вылечиться. Не торопитесь. За дочь не волнуйтесь. Все будет хорошо. Главное, лечитесь.

На следующий день она опять заехала. Зинаида, встретив ее в длинном больничном коридоре, удивилась.

– Соня? А ты же сегодня не дежуришь. Зачем ты здесь?

– Я тоже тебя рада видеть, Зиночка.

– Ты мне зубы не заговаривай. Ишь, хитрюга. Чего приехала, выкладывай. А… Как я сразу не сообразила? Больного из пятой палаты навещаешь?

Софья сердито поглядела на смеющуюся подругу.

– Ну, что ты вечно выдумываешь? Что за глупости?

– Отчего же глупости? Не вижу другой причины.

– Ой, скажите, пожалуйста, как смешно! – Соня недовольно передразнила подругу.

– Ладно, не ворчи. Ну, все-таки, чего ты здесь? Говори быстро, бегу к главному на совещание.

– Ты только не смейся. Я к Марку.

– Вот-вот, – Зина развела руками. – Что и требовалось доказать.

– Ну, Зин, – Соня покраснела, – хватит уже. Да, я к Марку. Но не для каких-то глупостей, а чтобы рассказать ему о Танечке. Он волнуется, это понятно. Дочь в чужой семье, среди посторонних людей. Понимаешь?

– Да понимаю я все. И горжусь тобой.

– Правда? – смущенно улыбнулась Софья.

– Правда, правда. Ты – умница.

Попрощавшись с Зиной, Софья поспешила в пятую палату. Медсестра ставила капельницу.

– Здравствуйте, Софья Никитична.

– Здравствуй, Тоня. Как здесь дела?

– Все по плану. Температуры нет, давление чуть понижено. С утра анализ крови взяли, все уколы уже сделали, сейчас капельницу ставлю.

– Замечательно, – Софья довольно кивнула и, когда медсестра вышла, обернулась к мужчине. – Как себя чувствуете? Вы только не шевелитесь. Рукой не дергайте. Не забудьте о капельнице. Просто рассказывайте.

– Да мне рассказывать нечего. Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Вот, лежу… – Он тревожно блеснул глазами. – Как Танюшка?

– Ой, прекрасно, – Соня тепло улыбнулась. – Рисовала ваш портрет, очень похоже, надо сказать. Я сегодня не захватила его – краски еще не высохли, но завтра принесу. Спрашивает про вас, скучает. Сегодня они с моей Катюшей ходили в кино, их мама возила. Так что у нас все по плану, жизнь бьет ключом.

– Спасибо, я вам так обязан…

– Перестаньте, – Соня недовольно отмахнулась. – Благодарить не стоит. Тем более, вы и так сто раз спасибо сказали. Это нормально – помогать людям.

– Но ведь и благодарить за добро тоже нормально, – Марк улыбнулся.

На следующий день ничего не изменилось. Танечка хмурилась, ела без аппетита, играть не хотела, тихонечко сидела с куклой в обнимку и молча глядела на Катеньку, которая играла на пианино веселую пьеску. Соня понимала, что отец и дочь тоскуют друг без друга. Поэтому решила непременно ускорить их встречу.

Обняв Танюшку, Соня подмигнула дочери.

– Как думаешь, Танечка, что мы сейчас будем делать?

– Не знаю, – шмыгнула носом заплаканная девочка.

– Как же ты не знаешь? – лукаво произнесла Софья. – А если подумать?

– Рисовать я не хочу, – заявила малышка. – И кубики собирать больше не стану!

– Да ты что? – Соня всплеснула руками – Устала, бедняжка?

– Мама, давай я отгадаю? – Катя покатилась со смеху.

– Нет уж, пусть Таня думает.

– Да что ж тут думать? – малышка удивленно взмахнула ресницами. – Обедать идем?

– А вот и нет! Опять не угадала!

– Подскажи мне, пожалуйста, – Танечка обернулась к Кате. – Я же маленькая еще.

– Ах ты, хитрунья, – Соня усмехнулась. – На жалость давишь? – Она поцеловала девочку в макушку. – Ты папу хочешь увидеть?

– Очень хочу, – совсем по-взрослому кивнула Танечка.

Софья вздохнула и решительно хлопнула в ладоши.

– Ну, все! Решено. Беги, одевайся, поедем навещать твоего папу.

Девочка, завизжав от радости, понеслась в комнату, а Катюшка подошла к маме и крепко обняла ее.

– Вот здорово! Мам, смотри, как она счастлива, да? Маленькая, а все понимает.

Мать обняла дочь и ласково погладила ее по голове.

– Ой, Катенька, ты тоже у меня маленькая еще, и тоже все понимаешь.

– Ну, нет, – Катя нахмурила брови, – я уже немаленькая! Мне сколько? Десять! А ей только четыре! И видишь, она не капризничает.

– Вижу, – кивнула Софья.

Всю дорогу до больницы Танечка напряженно молчала. Соня удивленно глянула на нее в зеркало.

– Эй, малышка, ты чего затихла?

– Думаю, – помолчав, вздохнула она.

– Да ты что? – расхохоталась Соня. – И о чем же, если не секрет?

– Вот думаю, отвык папа от меня или нет?

– Ах, ты, моя сладкая, – Соня чуть не прослезилась, – нашла, о чем переживать! Да папа только о тебе и говорит. Знаешь, как сильно он тебя любит!

– Знаю, – прошептала чуть слышно малышка. – И я его очень люблю.

Соня вдруг поймала себя на мысли, что, думая о Марке, она улыбается во весь рот. Испугалась такой странной реакции и, прикусив губы, стала сосредоточенно следить за дорогой. Но тут же, минуты через три, ее опять настигли мысли о Марке. Соня, перестав от них отбиваться, с удовольствием нырнула в этот сладкий омут…

Она вдруг поняла, что ей хочется думать о Марке. И ей приятно о нем думать. О его сдержанной мужской красоте, об умении владеть собой и терпеть боль, о его невероятной, на первый взгляд, просьбе…

Софья передернула плечами и, спохватившись, глянула на девочку в зеркало дальнего обзора.

– Ну, что? Вот уже и приехали. Готова?

– Готова, – Танюшка радостно улыбнулась и заспешила отстегивать ремень. – Я очень готова! Ура!

Свидание отца и дочери оказалось настолько трепетным и душевным, что Софья растрогалась до слез. Незаметно смахнув слезинку, она глядела, как Танюшка затихла, прижав свою кудрявую светлую головушку к груди отца. Чтобы не показывать волнения и не мешать их общению, Софья отправилась к Зинаиде в кабинет.

Подруга пребывала в замечательном настроении, что выражалось в бесконечных подшучиваниях и подмигиваниях. Софья, посидев возле нее минут десять, подозрительно прищурилась.

– Так, не поняла. Что с тобой? Ты выпила?

– С ума сошла? – Зиночка хитро посмотрела на нее. – Я не пью на работе. А что не так?

– Зина, прекрати. Давай начистоту. Что тебя так веселит?

– Ну, ладно, от тебя ведь ничего не скроешь!

– Быстрее, – нетерпеливо скомандовала Соня.

– Не торопись, мой ангел! Все у нас впереди…

– Ну? – Соня напряглась.

– Есть три причины веселиться, – Зинаида, наконец, посерьезнела.

– Даже так? – Софья изумленно застыла на месте. – Перечисляй.

– Так и быть, – Зина притворно вздохнула и стала загибать пальцы. – Во-первых, мне сегодня сделали предложение, от которого нельзя отказаться.

– Да ты что? – Соня ахнула. – И ты молчишь, бессовестная!

– Да вроде бы и не молчу, – захохотала Зина. – Но ты не о том подумала.

– Как это?

– Да вот так! Это не предложение руки и сердца…

– Нет? – разочарованно сморщилась Соня.

– Нет. Но это предложение замечательное! Неожиданное и прекрасное! Меня повышают. Представляешь? Приглашают в городской клинический центр заместителем главного врача.

– Ого! – присвистнула подруга. – Неплохо.

– Да. Неплохо. Слушай дальше. Ты будешь очень удивлена. Во-вторых, у нас новый завотделением.

– Да? – Соня даже подалась вперед. – А кто? Надеюсь, не зануда какой-нибудь?

– Ну, если ты не станешь занудствовать, значит, не зануда.

– Не поняла, – нахмурилась Соня. – Как это? Я-то здесь причем?

– А притом, – захохотала неукротимая Зинаида, – что новой заведующей отделением будешь ты! – Она вскочила, обняла Соню за плечи. – И я этому несказанно рада! Передаю отделение в надежные руки.

– Я? Как это? Почему я?

– Потому, – сразу насупилась Зина. – Ты достойна. И это тебе по плечу.

– Подожди! Все равно не понимаю, – ошеломленно пожала плечами Софья. – А кто это решил?

– Кто принял решение – неважно. Назначение уже подписано. Вот так.

– А если я не хочу?

– Захочешь.

– А если я боюсь? Вдруг не справлюсь?

– Справишься, – Зина была категорична.

– Интересно, – задумчиво произнесла поникшая Соня. – И когда ты собиралась мне об этом рассказать?

– Это все уже не имеет значения. Ты что, совсем не рада?

– Не знаю, – озадаченная Соня попыталась прислушаться к себе. – Сейчас пока не рада. Надо осознать. Страшно как-то…

– Ерунда, – отрубила Зина. – Ты себя не знаешь. Недооцениваешь.

– Ой, просто как снег на голову, – Софья покачала головой. – Только этого мне сейчас и не хватало. Как это теперь пережить? Ну, ладно, а в-третьих что?

– А вот это самое главное!

– Боже мой, ты меня пугаешь. Есть еще что-то более важное?

– Да! – Зина выразительно глянула на подругу. – Это касается поездки Веры. Ну, помнишь, она на моем дне рождения говорила?

– Помню, конечно, а что такое?

– Ну, так вот. Я нашла человека, к которому ей там надо будет обратиться.

– Да ты что? Ой, слава богу! А то ведь она ни перед чем не остановится. Решила ехать, так и поедет. Даже в неизвестность. Ну, ну и что?

– У нашей медсестры в этом самом Никольском живет мать. Я все узнала. Это Белгородская область. Никольское – большое село. Мать – учитель русского языка и литературы. Верочка поедет, зайдет в школу, найдет ее там, и та подскажет, что и как. Медсестра сегодня напишет матери письмо, а Вера его передаст. Поняла?

– Ой, Зиночка, какая ты умница, – Соня радостно всплеснула руками. – Как хорошо все придумала, а то я места себе не находила!

– Вот так-то, цени подругу. Ну, что? Есть повод для веселья?

– Да уж точно есть, – кивнула Соня. – Поеду переваривать…

Когда она уже выходила из кабинета, Зина окликнула ее:

– Эй, подруга, ребенка не забудь забрать из пятой палаты. Слышишь?

Соня, обернувшись, шутливо покрутила пальцем у виска.

– Думаешь, я совсем без головы? Заберу, конечно. Пока!

Глава 17

Лида упивалась новой жизнью. Покинув старую пасеку, девушка в горячке отшагала первые десять километров, даже и не заметив этого расстояния. Но становившись передохнуть под раскидистой елью, вдруг осознала, что отец ни за что ее не простит. На порог дома не пустит. Лидия отчаянно всхлипнула, проглотила подступившие злые слезы.

– Ну и ладно, – пробормотала она. – Проживу и без хутора вашего, не пропаду!

Сумерки надвигались неспешно, но все же воздух из светлого, легкого и прозрачного постепенно становился густым, сначала серым, потом синеватым, наполнялся шорохами, тенями и невнятными лесными звуками. То там, то здесь что-то потрескивало, где-то совсем рядом вскрикивала припозднившаяся птица, слышались то ли шаги, то ли порывы ветра, несущего ночную ласковую прохладу.

Лида вздохнула. Темного леса она не боялась, привыкла и к одиночеству, и к густым зарослям, окружающим их родовое гнездо, но сейчас ей поскорее хотелось выбраться отсюда, оказаться среди людей. Она оттолкнулась от ствола старой ели, шагнула на дорогу и, отчего-то испуганно оглянувшись, торопливо пошла в сторону села. Туда, где надеялась обрести счастье. К людям. К радости. К милосердию.

С этого мгновения жизнь Лида переменилась. Вернее, ощущение стало другим. Лида внезапно увидела, что мир вокруг нее цветной, многозвучный, наполненный движением и бесконечной переменой событий. Ее уже не пугало отсутствие денег, своего жилья, работы. Она просто осознала: наконец-то судьба смилостивилась, Богородица услышала ее молитвы, а судьба дала ей шанс жить, как все ее сверстницы.

Лидия по протекции тети пошла устраиваться на работу в школу. Последний раз она переступала ее порог давным-давно. После выпускного вечера зашла попрощаться с учителями, посидела с классной руководительницей, поболтала с девчонками. В свои тридцать пять Лида уже позабыла, что испытывает человек в том месте, где по коридорам бегал еще ребенком.

И вот теперь она с трепетом переступила порог школы, где отучилась десять лет, научилась читать и дружить, где плакала и смеялась. С удовольствием прогулялась по светлым коридорам, зашла в свой класс, посидела на своей парте, заглянула в пустой актовый зал.

– Ну, где тебя носит, Лида, – Елена Сергеевна вышла из учительской. – Пойдем, директор ждет. Я ж договорилась.

Несмотря на их опасения, все прошло замечательно. Директор, крупный мужчина, по возрасту чуть старше Лидии, приветливо улыбался, вопросов лишних не задавал, на работу принял и, пожелав всего доброго, уважительно пожал руку новой работнице.

– Ой, просто камень с души свалился, – выйдя от директора, воскликнула Елена Сергеевна. – Теперь, детка, у тебя есть работа, а это главное. Ты смотри, меня не подведи. А сейчас ступай, не жди меня. Иди, покушай, по селу походи, вдруг знакомых встретишь. У тебя ведь теперь только все начинается. Иди, детка.

Лида неспешно прогуливалась по селу. Большой районный центр раскинулся на двадцати улицах, пересеченных множеством переулков, тупиков, проулков и перекрестков. Возле квадратной площади с памятником защитникам Отечества расположились средняя школа со своим приусадебным участком, большущий рынок с длинными рядами ларьков и палаток, торгующих всем, что только можно представить.

А любимые всем селом магазины с яркими вывесками «Продмаг» и «Сельмаг», примостившиеся тут же, притягивали сельских хозяюшек. Некоторые жительницы Никольского специально захаживали в «Сельмаг», чтобы полюбоваться на платья и халаты, развешенные вдоль стен, поглазеть на ткани в разноцветных рулонах, лежащие на прилавке.

Но особым украшением большого зажиточного села оставалась древняя церковь. Храм Успения Пресвятой Богородицы, восстановленный общими силами реставраторов, местных жителей, областной администрации и патриархата, обрел, наконец, свою истинную красоту к началу лета.

Лидия, вздохнув, оглянулась вокруг. До чего хорошо! А она даже забыла об этом, сидя на старом хуторе. Забыла, закостенела, потеряла интерес. А теперь…

Она опять оглянулась. В Никольском все самое значительное находилось в центре. И школа, и храм, и рынок, и площадь являлись отправными точками для каждого жителя – отсюда разбегались во всех направлениях улицы и переулки, расходились дороги и тропинки. Лида на мгновение замерла в нерешительности: обретенная свобода кружила голову, хотелось походить везде, побродить по переулкам, по берегу реки, но отчего-то она решила сначала зайти в церковь.

Лидия накинула тонкий платок на голову и осторожно потянула тяжелую кованую дверь…

Утренняя служба давно закончилась. Большие люстры, заботливо погашенные служителями, уже не освещали квадратный притвор и среднюю часть храма, но полумрак, разбавленный светом высоких полукруглых окон да огоньками зажженных свечей в больших подсвечниках, казался прозрачным. Свечи мерцали и потрескивали, озаряя древние лики святых, спокойно и строго глядящих на прихожан. Эти старинные образы излучали умиротворение и светились благодатью и покоем.

Лидия, отчего-то оробев, взяла несколько тоненьких свечей и неторопливо прошла вперед. Перед иконостасом остановилась, и, прошептав слова единственной известной с детства молитвы, низко склонила голову. Вспомнились мама, детство, смешливая младшая сестра, их поездки сюда, в Никольское. Лида вдруг всхлипнула и, неожиданно для себя, тихонько заплакала. Но, как ни странно, слезы не смущали, а облегчали и очищали душу.

Лидия еще долго стояла в тишине, вдыхая сладкий запах ладана, рассматривая восстановленные фрески, потом, преклонив колени, смиренно поклонилась Богородице и неторопливо двинулась к выходу, боясь расплескать удивительное спокойствие, вдруг наполнившее ее беспокойную душу.

На улице она прищурилась от яркого июньского солнца, которое, несмотря на самое начало лета, нещадно палило. Вдохнув теплый освежающий воздух, она внезапно ощутила облегчение. Будто там, в полумраке храма, остались ее печаль, тоска и страх.

Глава 18

Вера собиралась в поездку. Предстояло много дел, поэтому она решила составить список первоочередных задач, которые необходимо решить до отъезда. Главным пунктом значился разговор с мамой. Татьяна Львовна ничего не знала о находке Веры. Она находилась в смятении оттого, что в доме старшей дочери живет чужая девочка. Конечно, Танюша ей очень нравилась, но мать тревожилась о последствиях этой, как она считала, авантюры.

Поэтому каждую ежевечернюю беседу со своей старинной подругой Галиной Николаевной женщина начинала одинаково:

– Ой, Галя, муторно на душе. Все думаю и думаю об этой малышке.

– Да что ж тут думать? – удивлялась Галина.

– Да вроде бы и тревожиться не о чем, – соглашалась Татьяна Львовна, – а все ж неспокойно мне. Ой, чувствую, долго еще не закончится эта история…

Вера, слыша эти ежедневные телефонные разговоры, только усмехалась и представляла, какой поднимется переполох, когда маме станет известно о ее планах. Но тянуть дальше с объяснением не хотелось, поэтому, посоветовавшись с сестрой, она вечером подсела к маме, которая пила с Галиной чай. Вера специально выбрала момент, когда приехала крестная, надеясь, что та поможет ей убедить маму. Все вышло, как и предполагала Верочка.

Услышав о командировке, Татьяна Львовна испуганно уставилась на дочь.

– Что? Я не ослышалась, Вера? Куда это ты собралась?

Галина Николаевна, тоже только что узнавшая о поездке, свое удивление искусно скрыла. Она понимала, что могло оказаться причиной, но виду не подала. Совесть ее не мучила, она ведь так ничего и не сказала своей крестнице, но предполагала, что настырная Вера не остановится в своем расследовании.

Галина догадывалась: если ни Татьяна Львовна, ни она ничего не рассказали Вере, значит, Агата, крестная мать Сони, проболталась.

И сегодня, когда Верочка сообщила матери о скорой поездке, сердце у Галины екнуло.

Татьяна Львовна, огорошенная сообщением дочери, не обратила внимания на бормотание подруги и растерянно всхлипнула.

– Вера, так куда ты, доченька собралась?

Вера, ненавидящая ложь, глубоко вздохнула.

– Я еду по обмену, мама.

– По какому еще обмену? – подозрительно уточнила мать. – Что за выдумки?

– Ну, почему выдумки? – Вера нетерпеливо дернула плечом. – Ты, мама, не кидайся в крайности. Это нужно для работы, понимаешь?

– Что ты мне голову морочишь? Для какой работы? Ты же здесь работаешь, в Москве.

– Да. Здесь. Но я еду по обмену опытом. В сельскую школу. Я – учитель начальных классов, и еду делиться опытом с учителями начальных классов в село. Традиция у нас такая.

– Какая традиция? У кого это у нас? – мать в замешательстве обернулась к Галине. – Галя, ты слышала? Что молчишь?

Галина дипломатично выдержала паузу и пожала плечами.

– Таня, сейчас все так изменилось! Наверное, есть и такая традиция. – Крестная, пытаясь спасти ситуацию, спокойно поинтересовалась: – А куда едешь? Далеко?

Верочка, которая вынужденно врала и ненавидела себя за это, сокрушенно развела руками.

– Какая разница? Ну, правда, не все ли равно?

– Вера, признавайся, куда ты едешь? – мать настойчиво дернула дочь за руку.

– В Воронежскую область, если тебя это успокоит, – ляпнула Вера первое, что пришло в голову.

– В Воронежскую, значит? – Галина Николаевна сразу сообразила, куда и зачем направляется крестница, но не хотела разрушать ее легенду.

– Да. В Воронежскую, – не моргнув глазом, подтвердила Вера. – А ты, мам Галь, сомневаешься?

Галина Николаевна пересела к девушке поближе, укоризненно поглядела на нее.

– Ты, Верунь, делай, как знаешь. Что говорить? Бесполезно. Но прими совет: не совершай ошибок, за которые потом придется расплачиваться.

– Мам Галь, – Вера недовольно сдвинула брови, но спохватилась и перешла на миролюбивый тон. – Все в порядке. Я знаю, что делаю. Я уже выросла.

– Вижу, – кивнула крестная.

– Верочка, а надолго ты уезжаешь? – Татьяна Львовна взволнованно повернулась к дочери.

– Да не тревожься ты так. Я уезжаю через три дня. Думаю, месяца на полтора-два. Пока не знаю точно.

– На два месяца? – ахнула перепуганная мать. – Ты с ума сошла? Это же целая вечность!

– Мама, я, честное слово, пока не знаю, сколько продлится командировка. Буду тебе звонить каждый день.

– Обещаешь?

– Даю слово, – Вера обняла ее и нежно поцеловала в щеку. – Вон Галина Николаевна с тобой остается. Да и Соня с девочками скучать не дадут.

Когда вечер закончился, Вера, войдя в свою комнату, облегченно вздохнула. Главный пункт в ее списке удалось выполнить без особых усилий: мама поверила ей на слово, не потребовала никаких документов из школы, не стала плакать и пить лекарства.

Девушка присела на диван, набрала номер Сони.

– Соня, я все сделала!

– Что ты сделала? – Соня напряглась.

– Поговорила с мамой. И теперь я свободна, представляешь?

– И как она? Не догадалась ни о чем? – осторожно спросила Соня.

– Мне, конечно, пришлось соврать. И это меня расстраивает, я ненавижу вранье. Но делать было нечего: надо же что-то говорить, как-то объяснять. Не волнуйся, я же обещала, что мама ни о чем не догадается, ничего не заподозрит.

Соня опять надолго замолчала. Верочка не торопила ее. Она чувствовала, что они с сестрой думают об одном и том же.

– Вер, тебе не страшно? Едешь одна, непонятно куда, непонятно зачем. И что потом? Даже если что-то найдешь, узнаешь, разыщешь… Что будешь делать с этими знаниями? Зачем нам другая мать, другой отец? Мне неспокойно, Верочка.

– Не переживай. Давай не будем прятать голову в песок, хорошо? Пусть все идет как идет. Я не уверена, что найду то, что ищу. Но я должна это сделать.

– Я не уверена, что это нужно, – прошептала Соня. – Неправильно все это…

– Есть такая расхожая фраза, ты наверняка ее слышала сто раз: делай что должно и будь что будет, – упрямо возразила младшая сестра. – Все решено, Сонечка. В общем, ложись спать. Я зайду к вам завтра.

Положив трубку, девушка подошла к распахнутому окну. Город еще не спал. Время близилось к полуночи.

Полночь – самое волшебное время. Порог суток, граница прошлого и будущего. Линия раздела, межа между вчерашним и завтрашним. Полночь обещает, фантазирует и грезит. Подводит итоги, подсчитывает и обобщает. В полночь хорошо мечтать и загадывать желания.

Верочка глянула в темное небо. Где-то там, в немыслимой выси, сверкали июньские звезды. Они манили, обещали и притягивали. И было что-то колдовское в их завораживающем сиянии.

Вера вздохнула и тихо прошептала куда-то вдаль:

– Все у нас получится. Обязательно. Все будет хорошо…