Текст книги "Своя правда"

Глава 25

Лида тащила мальчишку буквально волоком. Он упирался, дрался, изворачивался, вырывался. Кричал, называл свою спасительницу дурными словами, но Лидия, что называется, «закусила удила». Она лишь изредка огрызалась, но Вера, как учитель начальных классов, не могла смириться с таким безобразием и все пыталась увещевать строптивого мальчугана.

Мальчонка упрямо отворачивался. Казалось, его единственным желанием было освободиться из Лидиного плена. Он то делал вид, что падает без чувств, то закашливался до красноты, то начинал плеваться. Лида, рассвирепев, замахнулась и чуть не треснула его по плечу, но Вера вовремя схватила ее за руку.

– Ой, что ты, что ты! Детей бить нельзя… Никогда.

– Знаешь, что, – Лида остановилась, задыхаясь от борьбы с маленьким, но сильным соперником, – это у вас в городе их бить нельзя, а у нас в деревнях сызмальства детей только так учили. И ничего, все выросли, выучились, в люди вышли.

– Может, бросим эту затею? Давай оставим его. Пусть себе бежит, куда хочет, – Вера устало выдохнула. – Лидочка, отпусти, его, пожалуйста. Надоел его крик уже, просто в ушах звенит. Да и перед людьми стыдно.

– Ну, уж нет, – Лида, отдуваясь, сердито сверкнула глазами. – Я из-за этого гаденыша чуть жизни не лишилась. Хоть умру, но дотащу его до дома, гляну его матери в глаза. Это ж надо, до чего парня запустила! Ты ж видишь, он и слов-то не понимает, и как бродяжка грязный. Где ж это видано, люди добрые? Стыд-то какой!

Минут через двадцать они дошли до небольшого синего дома с высокими резными ставнями. Лида, шагающая впереди, вдруг резко остановилась. Вера чуть не ткнулась носом в ее спину.

– Ой, ты чего? Что такое? Я чуть не упала. Что? Дошли, наконец-то? Лид, что молчишь? Куда смотришь?

– Что-то здесь не так, – медленно произнесла Лидия.

– Что? Что не так? Ты о чем?

– А посмотри, – Лида указала на стоящий за перекрестком синий дом. – Видишь этот дом?

– Этот? Вижу. И что?

– Как что? Присмотрись. Погляди на соседние дворы. Ничего не замечаешь? Совсем ничего?

– Да что замечать-то? Куда смотреть? Что ты все загадки загадываешь? Говори, что не так!

– Господи, вы, городские, будто совсем без глаз! Ну, ладно. Видишь, в соседних домах палисадники ухоженные, цветы цветут, земля взрыхлена и полита, заборы покрашены. А на окнах, приглядись, шторки висят. Окна распахнуты, вон, смотри. А в этом доме окна наглухо закрыты, а все же видно, что без штор. Как слепые глазницы. Странно, очень странно. Будто нежилой дом совсем, заброшенный. Жутковато как-то. Не чувствуется женской руки заботливой, понимаешь?

Вера присмотрелась. Теперь и она заметила, что синий дом только на первый взгляд казался таким же, как соседние.

– Ой, и правда, что-то не так.

Они подошли ближе. Вера наклонилась к парнишке.

– Твой дом?

Тот, скривившись, состроил рожу и показал девушке язык.

– Ах, ты, паршивец, – Лида дернула его за руку. – Разве можно взрослым язык показывать? Говори сейчас же, а то полицию вызову. Мое терпение закончилось!

– Отстань! – крикнул мальчишка. – Чего прилипла, как репей? Тебе какое дело до меня?

Лидия возмущенно плюнула в сторону.

– Тьфу, прости господи! Бывает же такое! Вот и помогай людям после этого! – Она решительно подошла к калитке и заколотила в нее кулаком. – Хозяйка, отворяй!

– Ага, сейчас! Не дождешься! – ехидно произнес мальчишка.

Грозно глянув на него, Лида нахмурилась. Она еще несколько раз стукнула по калитке. Не дождавшись ответа, резко толкнула ее и нерешительно вошла во двор, по-прежнему не выпуская руку ребенка из своей руки. Вера боязливо топталась позади.

– Лида, – негромко позвала она, – может, не надо без спроса заходить? Пойдем отсюда, не нравится мне все это, слышишь, Лид…

– Иди сюда, не бойся, – Лида прошла по двору к дому и громко застучала в дверь. – Хозяйка, эй! Есть кто-нибудь?

Молчание и абсолютная тишина за дверью немного смутили Лидию. Обернувшись к подруге, она растерянно пожала плечами.

– Не пойму. Никого нет, что ли?

Они стояли на невысоком, в две ступеньки крыльце, и напряженно прислушивались.

– Странно, – недоуменно повторила Вера. – Точно никого нет.

Она перевела взгляд на парнишку, который по-прежнему упорно молчал, прислонившись к стене.

– Где родители?

– Нигде! – отрезал тот.

– Может, скажешь, как зовут тебя? – не унималась Вера.

– Никак.

– Послушай, – Верочка наклонилась к нему. – Мы же тебе только добра хотим. Поговорим со взрослыми и уйдем.

Мальчишка будто не слышал ее, равнодушно смотрел в сторону и слегка посвистывал…

Казалось, время застыло. Солнце, поднявшись на полуденный небосвод, нещадно палило. Тишина, разбавленная жужжанием шмелей, лаем собак и шумом проезжающих машин, плыла по двору, волнуя и тревожа одновременно. Переглянувшись, подруги топтались на месте, не понимая, что делать дальше. Но жизнь, как это всегда и бывает, сама все разрешила, повернув ход событий по-своему.

Внезапно из-за угла дома выскочила большущая рыжая собака и с грозным лаем кинулась к крыльцу. Рыча, она мотала хвостом и жутко скалилась. Лида от неожиданности выпустила руку малыша и отпрянула к двери. Вера, остолбенев от мгновенного липкого страха, застыла на месте. Забыв про мальчишку, она прижалась к стене дома и скосила глаза на подругу.

– Лида, я ужасно боюсь собак…

Мальчик, ощутив долгожданную свободу, радостно присвистнул, но не побежал, не отскочил, не испугался.

– Фу! Нельзя! Прочь, прочь! Ганс, назад! – яростно закричал он, топая ногами.

Собака, увидев его, замолчала, игриво завиляла хвостом, радостно гавкнула и послушно легла прямо перед крыльцом, положив свою огромную голову на передние лапы. Лида, сообразив, что опасность отступила, прижала руку к колотящемуся сердцу, нерешительно отодвинулась от стены и, покачав головой, глубоко вздохнула.

– Господи! Ну и жуть! Что ж за день сегодня такой? – Она схватила малыша за плечи и крепко прижала к себе. – Ах, ты мой золотой, – Лида чмокнула его в кудрявую белесую макушку. – Ты же спас нас! Да ты герой!

Вера, придя в себя, тоже тронула его за плечо.

– Ох, и напугалась же я! Спасибо тебе.

Парнишка, густо покраснев, вдруг застенчиво улыбнулся.

– Да ладно, ерунда. Это же наш Ганс. Он добрый, просто вас не знает, – мальчик повернулся к Лиде. – А меня Федор зовут.

– Вот тебе раз, – изумленно ахнула Лида. – Ну, ты парень – просто сюрприз какой-то! То молчишь, то все сразу выкладываешь. Что ж, давай знакомиться, пока ты не передумал. Я – Лида, а это моя подруга Вера.

Они переглянулись, и отчего-то все втроем громко захохотали. Звонкий смех поплыл над тихим двором, и только большая собака недоуменно глядела на них, то помахивая хвостом, то перебирая длинными лапами. Отсмеявшись, Лида поглядела вокруг.

– Федор, а правда, почему никого нет? Где все?

– Отец на работе. Бабка на огороде.

– А мама? – Вера улыбнулась. – Мама где?

Парнишка посуровел, весь подобрался, нахмурился. Долго молчал, глядя в сторону.

– Нету у нас мамки, – нехотя проговорил он. – Бросила она нас.

Сглотнув ком в горле, Лида растерянно оглянулась на Веру.

– А бабушку позвать можно? – нерешительно попросила она.

Мальчишка тряхнул белесым чубом и спокойно кивнул.

– Можно. Вы в дом идите, вон ключ на притолоке лежит, а я сейчас… Позову ее.

Подруги постояли на крыльце, потом, переглянувшись, достали с притолоки ключ и робко открыли входную дверь. Открыть-то открыли, а войти не решились. Стояли на пороге, разглядывая небольшую комнату, служащую хозяевам то ли кухней, то ли столовой.

– Да, видно, что давно женская рука здесь не хозяйничала, – прошептала Лида.

Вера, почему-то тоже шепотом, поинтересовалась:

– Откуда видно?

Лидия удивленно обернулась на нее, а потом кивнула на стол.

– Вон, смотри. Посуда немытая стоит, веник у входа брошен, лампочка на потолке без плафона.

– Ну и глаз у тебя! С ума можно сойти!

– Да ты глаза-то раскрой, смотри лучше. Вон рубашка детская на стул брошена, белье не глаженное на лавке лежит. Видишь?

Смущенная Вера ответить ничего не успела, потому что на пороге появилась старушка. Маленькая, худенькая, улыбчивая. Подоспев, сразу засуетилась.

– Ой, что ж вы, миленькие, не проходите? Отчего у дверей стоите? Нехорошо это, не положено у нас так. Давайте, давайте, заходите, садитесь.

Говорила старушка быстро, певуче, растягивая гласные и при этом жестикулируя.

– Ну? Как зовут вас, гостьи дорогие?

Лида только рот открыла, как Федор выступил вперед.

– Эта – Лида, а эта – Вера.

– Ишь ты, – кивнула старушка. – Ну а я – баба Рая. А это внучок мой Феденька.

Она хотела погладить внука по голове, но тот вывернулся из-под руки.

– Ну, хватит, ба! Есть хочется!

Пока бабушка Рая разогревала обед, Вера толкнула Лиду под столом ногой.

– Пойдем, Лид, неудобно.

Но старушка, будто услышав, их опередила:

– Сейчас, девочки мои, обедать будем. И не думайте отказываться. Вы только попробуйте мой борщ, потом сами добавки попросите.

Обед затянулся. Они много смеялись, слушая прибаутки бабы Раи, потом рассказывали, как спасли Федора, хвалили вкуснейший борщ. Но не касались того, что больше всего вертелось на языке. И только когда Федор унесся на зов соседских ребятишек, Лида решилась.

– Баба Рая, а где мать Федора? Умерла?

Бабушка, поджав губы, помолчала, вытерла выгоревшим фартуком повлажневшие глаза, кашлянула.

– Почему же умерла? Жива кукушка. Да только улетела далеко, на свободу ей захотелось.

– Как это? – не поняла Верочка. – Куда улетела?

Бабушка Рая махнула маленькой сухонькой ручкой, глянула в окно.

– А вот так. Улетела в другую жизнь. Наша ей не по вкусу оказалась. Да это, миленькие мои, долгая история и не очень веселая. Не стану я сегодня день этим омрачать. Потом как-нибудь расскажу. – Она провела рукой по лицу, словно смахнула паутину воспоминаний, и светло улыбнулась. – Вы ж еще придете нас проведать? Да?

По дороге домой подруги молчали, думая об одном и том же…

Глава 26

Она чувствовала, что в последнее время стала слабеть. Сильное ее тело, ставшее за годы тяжкого труда выносливым и довольно бесчувственным, вдруг начало чахнуть. Появилась вялость, по утрам колени сковывала боль, пальцы плохо слушались. Негнущиеся ноги подкашивались, голову словно стягивал железный обруч. Тело то схватывало морозом, то обдавало жаром. Проливной пот заливал глаза, подкатывала непереносимая тошнота.

Склонившись в молитве, она изнеможенно вздыхала. Прислушиваясь к себе, благодарно шептала: «Вот и все. Наконец-то господь меня услышал. Вот и приближается конец».

Смахивая пот, застилающий глаза во время работы, она ощущала непривычную тягучую слабость и глубокое бессилие, а когда ночью падала в постель, надеялась, что утром уже не проснется.

Правда, иногда мелькала мысль о том, что грех это – так искренне желать себе смерти, но потом она и на эти мысли перестала обращать внимание – куда ж еще больше? Ее утомленная душа уже так нагрешила, что все остальное казалось ей незначительной малостью. Пустышкой.

Порою она вдруг задумывалась о том, сколько ей лет. Усмехалась: вроде и не очень-то много, а с виду старуха старухой. Баба-яга. Мерзкая бабка…

«Надо же, – поражалась она, – какая долгая жизнь! Какая трудная, никчемная, пропащая. Зачем я на этой земле? Для чего так мучаюсь?»

Свои дни рождения она давно уже не считала, но каждый новый день в молитве поминала двух ангелов, отлично знала их возраст и даты рождения. Неукротимая и непримиримая память жестко напоминала о той гнусности, что она совершила.

Так и жила она. Прозябала. Прорастала страданиями, медленно чахла. Никому не нужная. Ничего не требующая. Страдающая, забытая, потерянная во времени и пространстве. Одинокая, предавшая все забвению. Давно проклявшая себя и свой грех.

Глава 27

Марк появился через десять дней. Соня как раз переодевала Танечку, опрокинувшую на себя компот, поэтому, услышав громкий звонок, обернулась к Катюшке.

– Доченька, посмотри, кому там не терпится.

Катюша, кивнув, кинулась к входной двери, но сразу не открыла, прислушалась и, постояв, громко спросила:

– Кто там?

За дверью повисло молчание, а потом опять раздался настойчивый звонок. Соня выглянула из детской комнаты.

– Ну, ты чего?

– Никто не отвечает, – Катя нахмурилась. – А бабушка учила не открывать, если молчат.

– Умница ты моя, – Софья поцеловала дочь в макушку. – Беги к Танюшке, я сама открою.

Мимоходом глянув в зеркало, она поспешно распахнула дверь и замерла. Прямо перед ней стоял Марк, похудевший, осунувшийся. Темные круги пролегли под глазами, высокий лоб прорезала короткая глубокая морщинка. Он, прислонившись плечом к дверному косяку, молча глядел на растерянную Соню. Вспыхнув от радости, Софья прижала ладошку к губам, чтобы не вскрикнуть.

Они молчали. Стояли друг напротив друга, не двигались, словно боялись расплескать что-то, только им понятное, вдруг разлившееся в груди теплой волной. И только глаза их, глядящие прямо в душу, излучали свет, который прожигал насквозь и говорил лучше всяких слов.

Бывают в суматошной жизни минуты, редкие мгновения счастья, когда ты, глядя на любимого человека, ощущаешь не только восторг и удовольствие, но и тихое умиление, благостную радость, сразу делающую тебя второй половинкой, осязаемой частью того, за кем ты готов пойти на край земли.

Соня, замершая на пороге, наконец пришла в себя.

– Мы тебя ждали. Проходи, – чуть слышно произнесла она.

Он тяжело вздохнул, словно сбросил непомерную ношу, расправил плечи и осторожно шагнул вперед, навстречу трепещущей от волнения Соне.

– Здравствуй!

И она, будто ее толкнули в спину, вдруг раскинула руки, закрыла глаза и упала ему на грудь. А он, сразу задохнувшись от нежности и блаженства, только и нашел в себе силы, чтобы обнять ее, в одно мгновение ставшую самой родной и близкой.

Они так и стояли, боясь отпустить друг друга даже на секунду. Марк, забыв обо всех своих бедах, лишь чувствовал сейчас, что неведомая сила поднимает его над землей. Ему казалось, что мир перевернулся, время остановилось, все исчезло. Он боялся дышать и, чтобы не умереть в этот миг от бурлящих эмоций, нахлынувшего счастья и рвущегося наружу ликования, лишь уткнулся лицом в рассыпавшиеся волосы Сони.

Они молчали, прижавшись друг к другу, но их сердца и глаза, их руки и души уже все сказали.

Из детской с визгом вылетела Танечка и, отчаянно вопя от радости, кинулась к отцу. Марк подхватил ее на руки и подкинул вверх.

– Привет, малышка!

Танечка, сияя от удовольствия, целовала отца и взахлеб, спеша и заикаясь, рассказывала новости.

– Ой, мы тебя ждали-ждали… А Соня плакала и плакала… А тетя Зина у нас ночевала! А Катя сердилась и говорила, что ты скоро приедешь. А потом опять ждали! А ты вот и приехал! Ура, папочка!

Услыхав такую пламенную речь, они, переглянувшись, дружно захохотали. Катя, обняв мать, тоже смеялась.

– Эх ты, торопыга, – важно поправила она Танечку. – Все перепутала! Это не я сердилась, это тетя Зина возмущалась.

Катя, хохоча, стала рассказывать, как Танечка ждала отца, а Соня, прислонившись спиной к стене, все смотрела и смотрела на Марка, будто боялась, что он опять исчезнет.

Эта суматоха помогла всем расслабиться, выдохнуть и собраться с мыслями. Соня, наконец-то, сосредоточилась и спохватилась.

– Что ж мы стоим в коридоре? Давайте, давайте, проходите в комнату.

Танечка ни за что не хотела отпустить руку отца, и, прыгая возле него, то и дело поднимала голову, чтобы удостовериться, что ее любимый папочка все еще здесь. Марк, присев на карточки, обнял ее и крепко прижал к себе.

– Ой, как я соскучился!

– И я, и я, – весело защебетала дочка, нежно обнимая отца за шею.

Потом, выпрямившись, Марк обернулся к Соне и тревожно посмотрел ей прямо в глаза.

– Соня, а как же… Ну, что нам делать-то сейчас?

Софья, вздохнув, развела руками, уходя от серьезного разговора.

– Думаю, ужинать пора.

– Хорошо. А потом?

Соня улыбнулась, отлично понимая, чего он ждет от нее, но решила не форсировать события, хотела выиграть время, поразмыслить не торопясь.

– А потом решим. Давайте ужинать.

Танечка, воспользовавшись паузой, потащила отца в детскую комнату.

– Пап, пойдем, покажу тебе наши картины. Меня Катя научила красками рисовать. Так красиво! Ну, пойдем же! Пойдем, папа!

– Идите, идите, – кивнула Соня, поправляя волосы. – Я вас позову минут через десять.

Эти десять минут показались ей вечностью. За это время она успела не только разогреть ужин и приготовить салат, но и окунуться в свое прошлое, вспомнив и первого мужа, и его бегство. Успела позвонить Зине, которая чуть не завизжала от радости, узнав, что Марк объявился, и заявила, что едет к ней. А напоследок, чувствуя, как колотится сердце, забежала в свою комнату, глянула в зеркало и, сморщившись, погрозила своему отражению – уж очень счастливо блестели глаза и горели щеки.

Ужин прошел быстро. Танечка ела мало, все поглядывала на отца, Катюша торопилась, чтобы досмотреть любимый фильм. Марк смущенно глядел в тарелку, отвечал на вопросы дочери нехотя, изредка бросал на Соню вопросительные взгляды.

Ситуацию, как, впрочем, всегда, спасла Зина. Поглядев на раскрасневшуюся, прячущую счастливые глаза, подругу, на смущенного, взволнованного Марка, на весело болтающих девчонок, Зинаида сразу приняла решение.

– Девочки, собирайтесь, сегодня ночуем у меня!

– Ура! – Катя повисла на шее у любимой крестной.

– А папу с собой возьмем? – Танечка озадаченно нахмурилась.

Зина усмехнулась, прикусив губы, чтобы не расхохотаться.

– Ну, уж нет!

Марк, обернувшись, с удивлением поглядел на Зинаиду, а потом чуть слышно прошептал одними губами:

– Спасибо!

Зина, бросив насмешливый взгляд на подругу, подмигнула ей и громко ответила:

– На здоровье!

Они уехали. В квартире повисла прозрачная, напряженная тишина. Она разлилась густым молчанием по комнатам, запуталась в шторах, спряталась на антресолях. Стало так тихо, что было слышно, как у соседей плачет ребенок, капает вода в ванной, тикают настенные часы в прихожей.

Соня прошла в гостиную и, боясь дышать, встала у окна. Не знала, что сказать, как вести себя, чем развлекать гостя. Ей казалось, сердце колотится так громко, что даже на улице слышен его стук.

Марк подошел неслышно. Встал у нее за спиной. Софья чувствовала его горячее дыхание, но боялась пошевелиться.

Они молчали. И это молчание становилось таким трепетным, сладостным и чувственным, что Софья ощутила, как ноги ее вот-вот подкосятся от волнения. В это самое мгновение Марк сделал шаг вперед, задыхаясь, легко провел рукой по плечу. Склонился к ней, запутавшись в пшеничных волосах, пахнущих лавандой, солнцем и чем-то дурманящим.

– Соня, – чуть слышно прошептал он.

И она, утонув в блаженстве, забыла обо всем на свете. Марк обнял ее, и мир перевернулся. И не стало ни дня, ни ночи, исчезли страх и обман, растворились обиды и долгое ожидание. Остались только они, их счастье, и их неожиданная внезапная любовь.

Глава 28

Июнь катился к закату. Утро среды выдалось ярким. Ночью, наконец, прошел легкий дождик. Природа, уставшая от жары, словно ожила, умывшись прохладой и напившись досыта. Листья деревьев, омытые дождем, сверкали чистотой и манили свежестью.

Зинаида уже минут пятнадцать стояла возле своей машины и все пыталась понять, отчего ее любимый, еще совсем не старый, автомобиль не заводится. Первым делом топливо проверила, но бак был почти полон. Потоптавшись рядом, Зина зачем-то открыла капот. Это, конечно, ни к чему не привело, ведь она совершенно ничего не понимала в этих трубочках, шлангах, коробках и гайках.

От досады женщина даже ногой топнула. Надо же! Вот всегда так. Если спешишь, обязательно что-нибудь приключится! А ведь сегодня в департаменте здравоохранения конференция. И она должна открыть заседание в одной из секций.

– Да что ж это такое! Боже мой! Полный провал…

Бессильно оглянувшись, Зина даже застонала от досады и, проклиная все на свете, достала телефон, собираясь вызвать такси. Но телефон громко зазвонил. Вздрогнув, Зина чуть не выронила аппарат.

– Тьфу, что за напасть сегодня!

Даже не глянув на экран, поспешно ответила.

– Да?

– Зинаида? – услышала она довольно приятный мужской голос.

– Да, да… Я слушаю. – Времени на обмен любезностями не хватало, поэтому, не сдерживая эмоций, Зина заторопилась. – Представьтесь и говорите поскорее, я очень тороплюсь.

– Зина, вы меня, конечно, не узнали. Это я. Андрей, друг Марка. Помните?

– Андрей? Помню, конечно. Вот уж кого не ожидала услышать, так это вас. Что-то опять случилось? Или ваш друг снова исчез?

– Нет, нет… Просто хотел вам рассказать, что Марк вернулся. Он мне звонил.

– Ой, опоздали вы, Андрей, со своим сообщением. Эту радостную весть я еще позавчера узнала.

– Вот тебе раз, – мужчина, похоже, расстроился. – А я надеялся быть первым. Ну, да ладно…

– Ой, Андрей, извините. Совсем заговорилась. Я жутко опаздываю. У меня сегодня день такой сложный, а машина не завелась с утра, как назло! Я такси как раз собиралась вызывать, когда вы позвонили. Простите, больше говорить не могу, катастрофически опаздываю.

– Стойте, стойте, не кладите трубку, – Андрей словно обрадовался. – Давайте я вам помогу. Довезу, куда скажете.

– Да? Я бы с удовольствием с вами прокатилась, но время, как говорится, не ждет. Не могу, простите!

– Да ведь и такси ждать придется. А я совсем рядом, минут через семь до вас долечу. Ну, что?

– Ну, давайте. Летите. Жду возле подъезда.

И только когда раздались гудки отбоя, Зинаида вдруг сообразила, что не давала Андрею свой номер телефона и не называла своего адреса. Эта новость привела Зинаиду в легкое замешательство, и она, обычно решительная и предприимчивая, немного растерялась.

Круговерть противных мыслей, услужливо запорхавших в настороженном мозгу, сразу взвинтила ее и без того натянутые нервы. Она не считала себя паникершей или трусихой, но в такой ситуации никогда не оказывалась, поэтому немного тревожилась. Зинаида приказала себе не паниковать, но решила быть начеку.

Когда белая машина въехала во двор, Зина, шагнув вперед, резко открыла заднюю дверь и села, стараясь держать водителя в поле зрения.

Ничего не подозревающий Андрей широко улыбнулся ей.

– А почему назад?

– Здесь удобнее, – процедила сквозь зубы Зина.

– А, ну хорошо, – мужчина пожал плечами. – Показывайте дорогу или адрес назовите.

Зина, назвав адрес, подозрительно огляделась. Вроде бы ничего страшного. Машина как машина.

Андрей, ничего не понимающий, ощущал перемену в настроении Зинаиды, но решил никак не реагировать и не обострять и ситуацию. Он то шутил, то замолкал, то пытался в зеркало заднего вида поймать взгляд пассажирки. Настороженность Зины его и забавляла, и обижала.

Андрей видел, что женщина очень спешит. Она то и дело поглядывала на часы, кому-то звонила, и он, не желая ее подвести, торопился. Когда до конца их странного путешествия оставалось минут десять-пятнадцать, они внезапно остановились. На набережной, где и без того движение всегда замедляется, машины стояли в три ряда, заняв все свободные полосы.

– Что? Что такое? Почему стоим? – застонала Зина.

– Пробка, – развел руками Андрей. – Глухая пробка. Видно, авария впереди или ремонтные работы. У нас же любят делать ремонт именно в рабочие дни, да еще и в утренние часы.

Заметив, как его спутница нервничает, Андрей покачал головой и попытался разрядить обстановку.

– Зина, эта конференция не стоит ваших нервов. Вы же понимаете, у нас нет крыльев, чтобы перелететь эту пробку. Не изводите вы себя.

– Перестаньте, – раздраженно отмахнулась Зинаида. – Это событие для меня очень важно, очень! Я не должна была опоздать. Просто тотальное невезение!

– Какое же невезение? Вы живы и здоровы, я тоже в порядке, разве не это главное?

– Да вы с ума сошли? – вскипела Зинаида. – Не понимаете, что я подвела и себя, и начальство, и своих подчиненных… Это катастрофа!

– Звучит пафосно, – скептически усмехнулся Андрей. – Но неубедительно.

Зина прикусила губу, чтобы не наговорить Андрею гадостей. Этот человек ее явно бесил. Она уже корила себя за то, что так легкомысленно согласилась ехать с ним. Спорить не хотелось, настроение испортилось окончательно: часы показывали начало конференции.

Андрей, явно чувствуя повисшую в воздухе ярость, вдруг заглушил мотор и весело обернулся к сердитой спутнице.

– Слушайте, Зина, а давайте выйдем, подышим.

– Куда? – насторожилась Зина.

– Ну, мы же стоим на набережной. Вот в сторону и отойдем. Зачем сидеть в машине? Пробка-то не движется, неизвестно сколько еще простоим.

– Вы можете делать, что хотите, а я пойду пешком. На вторую часть доклада еще успею, во всяком случае, хотя бы оппонентов послушаю. А то, чувствую, взорвусь от раздражения на миллионы осколков…

Она поспешно вылезла из машины, небрежно кивнула Андрею и торопливо двинулась по набережной. И тут ей отчего-то пришло в голову, что мужчина непременно смотрит ей вслед. Она остановилась, инстинктивно выпрямила спину, подтянула живот, развела плечи. Постояла еще, а потом, словно школьница, оглянулась.

Он стоял возле машины, склонившись к капоту. Но когда Зинаида обернулась, Андрей резко поднял голову и посмотрел на нее. Взгляды их пересеклись. Он, кивнув, задорно улыбнулся, а она тут же испуганно отвернулась, ругая себя самыми последними словами.

Зина шла, набирая скорость, хмурясь и кусая от досады губы, а он, не отрываясь, все глядел и глядел ей вслед, будто заранее зная, что все еще повторится.

Все повторится. Будет день. Будет ночь. И обязательно будет она, эта необыкновенная Зина, умеющая и сердиться, и смеяться одновременно.