Текст книги "Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид"

Глава 20
Жизнь – за ночь

Занятия из-за очередного пятничного собрания закончились позже на целый час. На улице стемнело, за ночь похолодало, растаявший снег превратился в один сплошной каток, слегка припорошенный снегом. Уже на крыльце Катю догнала одногруппница. Екатерина Галошина выскочила без куртки, крикнув:

– Подожди, я конспект тебе верну! – и убежала.

Катя встала возле перил и натянула перчатки.

Из колледжа вышла Нина, огляделась и, заметив ее, подошла.

– Ты чего такая грустная? – спросила она.

– Вовсе нет, – возразила Катя. Этот вопрос староста теперь задавала постоянно, убежденная, что потеря поклонника непременно должна отразиться на лице гримасой страдания.

– Да ладно, я же вижу. – Нина сочувственно покачала головой. – Понимаю тебя.

Катя едва сдержала истеричный смех. Она в который раз убеждалась: большинство людей видят то, что якобы должно быть, потому что это продиктовано ситуацией. Если кто-то умер – горе, если кто-то женился – счастье, и так во всем. Общепринятые эмоции, миллионы раз показанные в литературе, кино, намертво впечатались в сознание общества. Думать было не нужно – пользовались готовыми шаблонами. На каждый случай жизни свой, и как следствие, глубокое удовлетворение собственными познаниями человеческой психологии.

Дверь распахнулась.

– Вот и Алиска! – воскликнула Нина и доверительно сообщила: – Костя сегодня не пошел на занятия.

Алиса застегнула коротенькую курточку и засеменила на высоких каблуках к перилам.

– Какого хрена никто не расчистил дорожку? Навернуться ведь можно! – возмутилась девушка.

Катя посторонилась, но Алиса встала перед ней и, окинув пренебрежительным взглядом, проворчала:

– Как там поживает твой зеленоглазый? Уже бросил тебя?

– Угадала, – обронила Катя.

– Ты рассталась с парнем? – вмешалась староста, делая огромные глаза.

Алиса захихикала:

– Я даже знаю почему! Как пить дать предложила ему сперва обвенчаться… наша дорогая девственница!

Нина только хотела что-то сказать, как из здания выбежала Галошина, размахивая тетрадью.

– Вот, Кать, спасибо, я все переписала!

Катя убрала тетрадь в сумку и, бросив «Пока», держась за перила, побежала по лестнице.

Все трое пошли следом.

– Катька, а Кать, – смеясь, позвала Алиса, когда они подошли к воротам. – Давай я тебе расскажу, как надо обращаться с парнями!

– Спасибо, но… – Девушка не закончила.

Шагах в двадцати стоял черный «Мерседес»-купе. Он блестел, как будто только-только из магазина. Сердце испуганно подскочило.

Одногруппницы восхищенно присвистнули. Дверца машины распахнулась, Катя сделала шаг и, зацепившись за железный порог ворот, полетела лицом вниз. Она едва успела выставить вперед руки, прежде чем растянулась на льду. Перед глазами возникли черные, не менее блестящие, чем машина, ботинки, а затем послышался насмешливый голос:

– Хочется верить, в обморок ты упала при виде меня от счастья!

Девушка поднялась и стряхнула снег. Иногда ей казалось: неудачи, вроде тех, где ты шлепаешься на глазах у того, перед кем нужно выглядеть непременно достойно, придуманы Богом нарочно, чтобы было легче начать разговор. Этакая помощь парам с особо сложными отношениями.

Катя встретила взгляд холодных глаз и пробормотала:

– Мое счастье просто неописуемо.

Алиса с Ниной все так же стояли рядом, скромная Галошина потихоньку пошла восвояси.

Лайонел ни на одну из них даже не взглянул, взял Катю за локоть и повел к машине. Но до них успело донестись, как Алиса сказала:

– Вот тебе и невинная овечка! Меняет мужиков каждый месяц!

Щеки обдало жаром от этого замечания, Катя опустила голову, лишь бы не видеть обжигающих глаз, и спросила:

– Тебе снова нужна моя кровь?

Лайонел не очень вежливо затолкал ее в машину, а когда сел на водительское кресло, сказал:

– У тебя неприятности.

Девушка посмотрела на него:

– Я вижу.

Он ничего не ответил. Машина резко сорвалась с места. Спрашивать, куда они едут, не пришлось, направление оказалось знакомым. Катя представила, какое будет лицо у матери, когда та увидит из окна новую дорогую машину, на которой привезли дочь, и тихо вздохнула. Сколько бы ни пыталась себя убедить, что ей безразлично, кто и о чем может подумать, подозрения родителей сильно задевали.

Девушка заметила между сиденьями какую-то цветную книжку и протянула к ней руку. На лице Лайонела промелькнула досада.

– Что это? – изумилась Катя, листая раскраску. Все рисунки в ней были закрашены черным и красным фломастером так аккуратно, будто художник использовал линейку. – Твое хобби?

Молодой человек вырвал у нее раскраску и швырнул назад, пояснив:

– Йоро делать нечего.

Девушка пораженно воскликнула:

– Лучше бы купил ему мозаику из тысячи пазлов!

Лайонел упрямо мотнул головой:

– Ему не нужно! Он животное.

– Сам ты животное! – скривилась Катя.

Машина въехала во двор и, хрустя колесами по льду, остановилась возле парадной. Девушка ждала объяснений, но их не последовало, даже когда Лайонел следом за ней начал подниматься по лестнице на пятый этаж.

У дверей квартиры Катя не выдержала:

– Ты хочешь зайти?

– Да.

Она нерешительно потопталась на месте, придумывая причину для отказа. Но, так ничего и не придумав, созналась:

– Мои родители, наверно, этого не поймут…

Лайонел безразлично пожал плечами. Кажется, его это не убедило.

– Не хочешь объяснить?

– Нет, – рыкнул он и кивнул на дверь. – Открывай давай!

Катя вставила ключ в замочную скважину, лихорадочно соображая, как представить странного гостя.

«Мама, это вампир Лайонел, ему почти пятьсот лет, он пьет кровь» – так, что ли? Или: «Мама-папа, познакомьтесь, брат Влада! Да, и с ним я тоже спала…»

Девушка вошла в прихожую, повесила на крючок сумку и прислушалась. В квартире было тихо. Собака почему-то из комнаты не выходила.

В кухне на столе обнаружилась записка: «Уехала на дачу. Отец туда сразу после работы поедет. Жучка с нами. В холодильнике суп, кушай!»

Катя облегченно вздохнула, она совсем позабыла, что родители частенько уезжают по пятницам на все выходные.

Лайонела она обнаружила у себя в комнате за весьма интересным занятием. Он ставил на дверь замок. На полу лежал ящик с отцовскими инструментами.

– Зачем? – опешила девушка.

– Сегодня-завтра тебя попытаются убить, – спокойно объяснил Лайонел. Отвертка в его руках выглядела необычным дополнением к брильянтовым запонкам на рукавах белой рубашки.

Катя присела на кровать.

– Замок спасет?

– Нет, – абсолютно честно признал молодой человек и добавил: – Но иной раз какие-то секунды решают все.

– Убить меня придет Анжелика, да?

Молодой человек ответил нехотя:

– Это в худшем случае, в лучшем – пришлет кого-нибудь.

Катя поднялась и прошлась по комнате.

– Если кого-то пришлет, ты скажешь им, чтобы уходили?

– Что-то вроде того.

– А если…

– Отойди от окна, – сердито приказал он.

Катя подчинилась, но вопрос все равно задала:

– А если она придет сама?

Лайонел сильнее сжал отвертку.

Девушка ждала, он же не отвечал и на нее не смотрел.

– Что будет?

– Представь себе, я не знаю! – Лайонел наградил ее холодным взглядом. – Поживем – увидим.

«Кто поживет, а кто и нет», – подумала Катя, но вслух ничего не сказала. А он пренебрежительным жестом махнул на нее:

– Идти, погуляй! Поешь, отдохни, только к окнам близко не подходи.

Девушка вышла в коридор, а когда он прикрыл дверь, негромко поинтересовалась:

– А почему ты тут?

– Кажется, я уже ответил! Ты невнимательно слушала?

– Внимательно, – возразила Катя. – Меня собираются убить… А тебе какое дело?

Повисла тишина.

– Ты хочешь, чтоб я ушел? – наконец спросил он.

– Нет, ты невнимательно меня слушал, я лишь хочу знать, какое тебе дело – убьют меня или нет?

Лайонел долго молчал, а когда она уже собиралась уйти, сказал:

– Считай это платой. Жизнь – за ночь.

Катя недолго постояла на месте, но молодой человек занялся замком, а она взяла из сумки сотовый и направилась в кухню. В поле сообщения девушка напечатала одно слово: «Спасибо», нашла в телефонной книге имя «Влад» и отправила.

Спустя несколько минут пришел ответ: «Пожалуйста».

* * *

В комнате стоял полумрак. Стенные часы в тишине отсчитывали секунды. Катя лежала в постели, подложив локоть под щеку, и неотрывно смотрела в окно. На подоконнике, освещенном бледным светом луны, сидел Лайонел с телефоном. Уже как полчаса он увлеченно нажимал на кнопочки. Девушка умирала от любопытства – так хотела знать, чем он занят, но ей был отдан приказ: «Спи», поэтому она помалкивала. Иногда молодой человек едва заметно улыбался, и тогда Катя ощущала, как ревность закипает внутри огненной лавой. Кому он улыбался? От одной мысли, что этот кто-то женского рода, ей хотелось швырнуть в Лайонела что-нибудь. Где-то глубоко в душе она надеялась…

«Наивная, – обругала себя девушка, сердито сжимая губы. – Уж играться с телефоном поинтереснее будет, чем приставать к бревну. Видимо, одного раза ему хватило на всю его дальнейшую вечность».

Катя закрыла глаза. Она помнила, какое особенное выражение приняло его лицо при упоминании Анжелики, как если бы, находясь тут, он мечтал только об одном – скорее сбежать к своей прекрасной любовнице. От мыслей о сопернице, которой она и в подметки не годилась, девушка разозлилась и, распахнув глаза, громко спросила:

– Что ты делаешь?

– Чатюсь с девчонками, – последовал спокойный ответ. Лайонела будто и не удивило, что она вдруг проснулась.

– Мило, – пробормотала Катя. Стало весело, злость испарилась, он и сказал-то всего два слова, а она уже была готова прыгать от счастья. Сердце – оно и не спрашивало разрешения, как оголтелое заскакало и груди.

– Я пишу им, что могу высосать у них кровь, – усмехнулся молодой человек. – Они шлют смайлики. Не верят.

– А ты можешь?

Он взглянул на нее, и голубые глаза задорно сверкнули в полумраке.

– Ты сомневаешься?

Катя приподнялась на локте и призналась:

– Бывает, ты мне кажешься совсем не таким… – она помолчала, подбирая слово, – не таким плохим.

– Бывает, ты мне кажешься непроходимой дурой. – В его голосе проскользнули металлические нотки.

Девушка вздохнула.

– Видимо, мне просто кажется.

Лайонел отложил телефон и уставился на нее.

– Тебе хочется поговорить?

– Да, – решилась Катя.

– Хорошо. – Он откинул голову назад и, не спуская с девушки взгляда, произнес: – Давай спрашивай все, что тебе хочется, у тебя десять минут, а потом я все-таки хотел бы послушать тишину!

Катя натянула сползшее с плеча одеяло. Сотни вопросов, которые она мечтала задать, разом исчезли из головы, и там стало так пусто, что если крикнуть – наверняка бы в сводах прогрохотало эхо.

Лайонел приподнял брови и со смешком уточнил:

– Все, наговорились?

Она испугалась, что сейчас по-глупому упустит шанс, и выпалила:

– А почему Питер, а не Лондон?

– Особенная энергетика, шестидесятая параллель – граница между мирами. Я видел все города мира, но, только приехав в Петербург, понял, что обреченным на вечность хочу быть тут.

– А Лондон?

Молодой человек замешкался:

– Я не был в Англии с тех пор, как стал вампиром.

– Почему? Ты не скучаешь по родине? – изумилась Катя. Сама она, конечно, никогда надолго не покидала города, но даже когда ее отправили в лагерь на море, уже через неделю ощутила тоску. Ни по родителям, ни по квартире и своей комнате, а по родному воздуху и земле. Через месяц же, ступив на платформу, она испытала счастье, восторг, небывалый эмоциональный побьем.

– Наверно, для тебя будет открытием, но вампиры стараются забыть свою прежнюю жизнь. Родина… Англия была двадцать один год моей родиной, а уже четыреста семьдесят два года я стараюсь об этом забыть.

– Получается?

Лайонел тихо рассмеялся:

– У меня прекрасная память. Еще будут вопросы?

– Вильям мне рассказывал… – нерешительно начала Катя, – что ты был всеобщим любимцем в семье.

– Любимцем? – переспросил молодой человек. Забавно! Отец меня ненавидел! Об этом мой брат не забыл упомянуть?

– Забыл, – прошептала девушка.

– У Вильяма просто талант видеть все, что ему хочется, кроме действительности! А действительность была такова: я жил в окружении служанок, нянек и гувернанток, пока мой отец все свое время проводил с Вильямом. Наша мать жила отдельной от всех нас светской жизнью, меняла любовников, как наряды, и развлекалась. – Лайонел сложил руки на груди и задумчиво наклонил голову. – Отца я видел, лишь когда тот устраивал нам с братом поединки по стрельбе из лука, на мечах, копьях… Я каждый раз побеждал, а он всегда подбегал к Вильяму, начинал его подбадривать, хлопая по плечу, разъяснять, как лучше делать выпад, правильнее отводить локоть, когда натягиваешь тетиву, а я стоял в стороне со своей победой, один.

– Разве мать тебя не любила?

– Да, – кивнул молодой человек, – любила, по-своему. Иногда заходила ко мне в комнату, осыпала поцелуями, обнимала и говорила, что я единственное существо в нашем доме, которое она счастлива видеть. Она твердила это, какие бы страшные вещи я ни делал. И никому не позволяла отчитывать меня, ни отцу, ни Вильяму. Я делал что хотел – и все молчали. Наша жизнь походила на трагикомедию. Особенно за трапезой, когда гробовую тишину нарушали лишь тихие шаги слуг. Я отбивал друзей у моего брата, ломал его вещи, убивал любимых животных, я обесчестил дочь лучшего друга отца, мои преступления были нескончаемы. Но мы по-прежнему ели в тишине. И о моем отце у меня осталось два единственных счастливых воспоминания. Первое, когда мне было лет пять, он как-то раз взял меня украдкой от матери на руки, указал в небо, где парил его сокол, и сказал: «Он вернется с добычей», – и потрепал меня по голове. А второе – лучшее воспоминание, когда много лет спустя я отрубил лапу его любимому соколу. Отец вытащил меня во двор и на глазах у всех слуг отхлестал по щекам. Он, наверно, так и не понял, почему я тогда смеялся…

Катя подложила под спину подушку. Она не знала, что сказать, и не знала, как лучше задать еще один вопрос.

Лайонел улыбнулся.

– Какой разной может быть одна и та же история.

– Ты ненавидишь Вильяма, потому что…

Лайонел ее оборвал:

– Это он тебе сказал, что я его ненавижу?

Девушка задумалась, но не смогла вспомнить, говорил ли Вильям, будто брат его ненавидит или нет. Знала только, что после всех его рассказов у нее сложилось именно такое впечатление.

– Нет… нет, он так не говорил, но когда рассказывал про Элизабет, я подумала…

Молодой человек презрительно фыркнул.

– Еще одно заблуждение Вильяма. Когда она пришла ко мне, я ее предупредил, что мой брат никогда не женится на потаскухе! Юную леди это не остановило. Впрочем, даже мне она не досталась невинной.

– Правда?

Лайонел поднялся и подошел к постели.

– Что с тобой? – насмешливо поинтересовался он. – Все оказалось не так, как бы тебе хотелось?

Катя покачала головой:

– А ты Вильяму сказал правду?

– Конечно! Он не поверил.

– А ты…

– Я не стал настаивать. – Молодой человек пожал плечами. – К чему?

– Лайонел… – Девушка протянула ему руку, но он отшатнулся. Голубые глаза стали холоднее.

– Не нужно этого!

Катя опустила руку, а он едко заметил:

– Маленький мальчик, которому хотелось, чтобы отец и брат его оценили, вырос, теперь ему ничего не нужно.

Девушка подтянула колени к животу, положила перед собой руки и пробормотала:

– Ничего, кроме все той же оценки брата.

Лайонел вернулся на подоконник, взял телефон и обронил:

– Десять минут давно истекли! Сладких снов!

Солнце блестело в золотистых волосах, играло на ресницах, а лучики, отбрасываемые от бриллиантовых запонок, в танце скользили по столу.

Катя взглянула на тарелку с супом, стоящую перед ней, взяла ложку и вздрогнула, когда Лайонел шумно перелистнул страницу газеты.

– Тебе больно? – нерешительно спросила девушка. Рядом с ним, таким ухоженным, благоухающим и опрятным, она, в голубых джинсах и серой футболочке, казалась себе замарашкой.

– Больно! – рыкнул он, все так же глядя в «Петербургские Ведомости».

Катя вскочила и направилась к окну, чтобы задернуть штору, но молодой человек схватил ее за руку:

– Я же сказал – не подходить к окну!

Девушка пораженно уставилась на его пальцы, обхватившие ее запястье. Они были горячими.

Лайонел грубо отшвырнул ее руку. С самого утра его настроение оставляло желать лучшего.

Катя не сдержалась и притронулась одним пальчиком к его плечу, оно тоже оказалось теплым, как если бы солнце нагрело.

– Такой горячий? – удивленно сказала она.

Ледяные глаза сузились, девушка не успела даже моргнуть, как Лайонел схватил ее и, усадив к себе на колени, прижался губами к шее. Он шумно втянул в себя воздух, на миг их взгляды встретились, а потом Катя полетела на пол. Молодой человек ринулся в коридор, процедив сквозь зубы:

– Мне нужно отлучиться!

Катя потерла ушибленную об шкаф спину, покосилась на тарелку с супом, и ее осенило.

– Ты голоден?!

Лайонел, уже в накинутом пальто, заглянул в кухню.

– Я скоро вернусь.

– А если, если…

Он указал на сияющее солнце.

– Вампиры не выходят днем.

– Никогда?

Лайонел нахмурился.

– Без крайней надобности.

Ее руки сами сложились в молитве.

– Возьми меня с собой!

– Нет!

Катя горько усмехнулась.

– Понятно…

Молодой человек сердито моргнул.

– Ничего тебе не понятно! Я не Вильям, который может не жрать неделю и с той же непоколебимостью, что на сытый желудок, качать на руках младенца! Согласись, будет забавно, если вместо обещанной защиты я убью тебя сам!

– Да уж, очень забавно. – Девушка растянула губы в подобии улыбки. – Хотя тренироваться уже не нужно. Спасибо, в люке было мило!

Лайонел мрачно кивнул.

Спустя пару секунд дверь за ним закрылась, а Катя уронила голову на колени и закрыла глаза. Клокочущая внутри ярость рассосалась, место ее заняло новое, не менее острое – чувство бессилия. Хотелось плакать навзрыд, пока слезы и с ними множество противоречивых эмоций не иссякнут. Сама себя не узнавала, ее настроение как деревянную игрушечную лодочку в штормящем антарктическом океане ледяных глаз швыряло об айсберги. Хотелось всего сразу, в одну какую-то минуту: смеяться, плакать, кричать, спорить, ненавидеть, любить, жить, умереть…

Девушка съела остывший суп, вымыла тарелку и вернулась в комнату, к незастеленной постели и своим недосмотренным снам. Катя рухнула на кровать и притронулась к шее, где кожа все еще пылала от прикосновения горячих губ. В животе прокатился шарик, сердце забилось быстрее. Этой ночью ей снилось, что она запускает пальцы в золотистые, чуть вьющиеся волосы. Ладони запомнили их холодную шелковистость, морозный, головокружительный аромат впитался в ноздри. И сейчас Катя ощущала легкое покалывание подушечек пальцев.

Она уснула, а когда проснулась, обнаружила окно за навешенным – с ней в комнате кто-то находился. Юноша, одетый в странный костюм, похожий на водолазный, стоял у самой двери, тело его сотрясала дрожь. Вильям как-то рассказывал, что после некоторого нахождения на солнце к вампирам не сразу возвращаются силы. Он описывал это состояние как удар от молнии или как для человека электрический разряд. Охотники пользовались ксеноновыми или ультрафиолетовыми лампами, чтобы обезвредить своих противников.

Сейчас лучшим выходом было бы подбежать к окну и отдернуть занавеску, но девушка не могла заставить себя даже шелохнуться. Присланный Анжеликой гость видел, что жертва проснулась, однако с исполнением приговора продолжал медлить.

«А что, если это не вампир, а просто вор?» – промелькнуло в голове. От этой идеи сразу пришлось отказаться, белое лицо и насыщенные синие глаза юноши выдавали его. Не оставалось никаких сомнений – он пришел сюда не грабить. Девушка смотрела на него и гадала, как тот собирается ее убить. Укусит? Застрелит? Зарежет? Задушит? Между тем она не могла не отметить, что для убийцы юноша выглядел ну очень уж трогательным. Таких хорошеньких мальчиков ей не доводилось еще встречать. У Вильяма, Лайонела красота была совсем иной, мужественной, идеальной, волнующей, у этого же синеглазого по-детски очаровательной.

Неожиданно он заговорил:

– Мне не доставит это радости.

– Тогда зачем? – Вопрос прозвучал так резко, что у палача от удивления расширились глаза.

Он не ответил, сказал лишь:

– Не подумай, сам я после этого долго не проживу. Забирая твою жизнь, я отдаю свою.

– Тебе надоело жить? – предположила Катя.

Юноша сделал к ней неуверенный шаг и промолвил:

– Это неважно.

– Я конечно же буду сопротивляться, – предупредила она.

Его дрожащие губы растянулись в улыбке.

– Это уж как хочешь…

– Ты убивал людей? – подозрительно нахмурилась девушка.

– Да. – Он подошел к постели вплотную.

Катя затаила дыхание. Ей не было страшно, она не ощущала, что сейчас умрет. От Лайонела в хорошем расположении духа исходило угрозы больше, чем от этого юного посланца Анжелики.

Он наклонился к ней, и девушка выдохнула первое, что пришло на ум:

– Лайонел против моей смерти!

Вампир оскалил ровные белые зубы.

– Его желания меня не волнуют, я… – Он не договорил, дверь в комнату распахнулась, и холодный голос скомандовал: – Отойди от нее, Даймонд!

Юноша вздрогнул, но приказу не внял, и его пальцы в ту же секунду сомкнулись на шее девушки. Катя ощутила сильную боль, в глазах потемнело. А потом давление с шеи исчезло, раздался звон разбитого стекла. Сквозь желто-черную пелену она видела, как Лайонел швырнул юношу через комнату прямо в окно. Карниз рухнул на пол, занавеска улетела, в комнату ворвался свет. Солнце уже спряталось, сгущались сумерки.

Лайонел подошел к окну и негромко произнес:

– Второго шанса уйти у тебя не будет, мой милый мальчик! – Он с минуту постоял, глядя вниз, затем вернулся к постели.

Катя держалась за горло и дышала по чуть-чуть. Молодой человек, скинув пальто, присел рядом.

– Испугалась? – Его прохладные пальцы осторожно отстранили ее руку и нежно коснулись шеи.

– Нет, – прохрипела девушка, – во всяком случае, не так…

– … как в люке, – закончил за нее Лайонел, убирая свою руку. Взгляд его застыл, губы сомкнулись плотнее.

Она усмехнулась, но сразу об этом пожалела – горло сдавило от боли.

– Я не ожидал, что Анжелика пришлет Даймонда, – признался он.

– Какая разница кого?

– Большая. – Лайонел задумчиво посмотрел на осколки стекла, разбросанные по ковру. – Она так жаждет твоей смерти, что готова лишиться своего лучшего слуги! Если бы у Даймонда была душа, он бы продал ее дьяволу, пожелай того Анжелика. Уже как двести лет они идут рука об руку, он следует за ней повсюду, и вот теперь она послала его на верную смерть.

– Ты убьешь вампира ради человека?

Лайонел снисходительно улыбнулся:

– Нет, дело не в тебе. Я не потерплю в моем городе неповиновения.

– Ах, да, все должны тебя слушаться, – понимающе опустила ресницы Катя. – Прости, забыла!

Молодой человек наклонился к ней, утопив ладони в подушку по обе стороны от головы девушки.

– Ты, конечно, можешь обижаться, злиться и язвить сколько тебе угодно, но черт возьми, я ведь уже сказал – мне жаль!

– Не говорил, – возразила Катя. Его красивое лицо было так близко, она могла бы немного приподнять голову и дотронуться до его губ. Но вместо этого продолжала лежать не шевелясь, слушая, как бешено бьется сердце.

Он тоже слушал и с интересом рассматривал ее.

– Не говорил, значит… – Лайонел ухмыльнулся. – Интересно, что сделал бы на моем месте Вильям? Наверно, я должен тебя как-то утешить?

– Наверно, – смело заявила она.

Уголки его губ с наигранной досадой поползли вниз.

– Будь на твоем месте другая, я знал бы что делать… – Он опустился еще ниже, легонько укусил ее за губу и, резко отпрянув, отчеканил: – Но, помнится, моя нежность тебе не по душе!

– Твоя грубость, – поправила Катя.

Он засмеялся.

– Подарить тебе котенка?

Ей хотелось крикнуть: «Подари мне себя!» – но она молчала, а Лайонел продолжал глумиться:

– Или щеночка, назовешь его в честь моего брата, и он будет нежно облизывать тебя по утрам!

Молодой человек поднялся и, хрустя подошвами ботинок по осколкам стекла, прошелся до окна. Вынул из кармана сотовый и, пока набирал номер, бросил:

– Подумай как следует, сколько будет стоить твое купание в люке и встреча с Даймондом, а я пока договорюсь, чтобы нам вставили стекло.

Катя села на кровати, ей не нужно было думать, она и так знала, чего хочет. От волнения по спине поползли мурашки.

Лайонел поговорил быстро и, бросив сотовый на пальто, посоветовал:

– Смотри, не продешеви!

– Сделай меня…

– Нет, – оборвал он и сердито прибавил: – Глупо! Какая-нибудь другая прихоть будет?

Девушка повела плечом:

– Тебе ни одна не понравится!

Его глаза стали острее и прозрачнее осколков стекла на ковре.

– Уверен, ты прекрасно знала, что вампиром я тебя не сделаю. А за свое купание можешь пожелать все что хочешь… кроме меня и моего брата.

– Ну раз так, других желаний у меня нет! – рассердилась Катя.

Лайонел прищурился, точно оценивая серьезность ее слов, и развел руками.

– Похоже, я бессилен утешить тебя.

С минуту они друг друга разглядывали. Катя загадочно улыбнулась, уточнив:

– Я могу пожелать кого угодно, кроме тебя и Вильяма, так?

Молодой человек рассмеялся.

– Только не проси Анжелику, а то ведь я могу и согласиться!

– Кого и что угодно? – повторила Катя, недоверчиво глядя на него.

– Ну хорошо, давай ограничим тебя! К вампирам твое желание не должно иметь отношения, а то мне не по себе! В остальном – свобода… деньги, власть, положение, смерть врагов – давай!

– Йоро! – выпалила она. – Я хочу твоего оборотня!

С лица Лайонела исчезла улыбка, он какое-то время молча смотрел в окно, затем отвернулся к стеллажу с книгами.

Катя хмыкнула.

– Так я и думала! Не умеешь играть честно. Йоро не относится к вампирам…

Молодой человек посмотрел на нее через плечо.

– Прости, но что ты с ним будешь делать?

– Не твое дело, – огрызнулась девушка. – Ты хотел знать, сколько стоит мое купание в люке, вот она – цена!

Лайонел приподнял брови.

– Я должен привести его к тебе на поводке? Подарочный бант нужен?

– Нет.

– Без банта?

Катя протяжно вздохнула и, поеживаясь от холода, проникавшего из разбитого окна, укрылась одеялом. От ледяного взгляда мороз проникал под одежду, стягивая кожу. Лайонел был в бешенстве, но старался это скрыть. Его пристальный взгляд заставил девушку отвести глаза. Вот теперь ей стало по-настоящему страшно. Может, Дайманда она не боялась, потому что тот никогда прежде не причинял ей боль в отличие от стоящего перед ней молодого человека. В один миг он мог улыбаться, быть галантным и расточать дьявольское обаяние, а в другой – все с той же улыбкой карать неугодных.

В дверь позвонили. Разговор так ничем и не окончился – пришли стекольщики. Катя была даже рада, она чувствовала, что злоупотребила необыкновенным предложением поиграть с волшебной палочкой. Пока устанавливали стекло, девушка сидела в комнате родителей с учебником по географии туризма – делала вид, будто читает. На самом же деле она прислушивалась к телефонному разговору Лайонела, доносившегося из коридора.

– Я зайду на днях, – кому-то пообещал молодой человек.

Катя вытянула шею и напрягла слух.

– Венедикт, потестируй пока на ком-нибудь другом, на ассистентах… Ты же знаешь, у меня несварение на твои шедевры.

Девушка отложила книгу, тихо поднялась и крадучись подошла к двери.

Лайонел надолго замолчал, а потом неожиданно произнес:

– А человек тебе на опыты не нужен? Да! Девушка, молоденькая… Нет, не красавица.

К щекам прилил жар – дверь распахнулась – Катя отступила на шаг.

– И очень любопытная, – произнес Лайонел, весело глядя на нее. Телефона у него в руке не было.

– Я… – девушка запнулась, – просто хотела спросить – можно мне вернуться в свою комнату?

Несмотря на чуть приподнятые утолки его губ, она чувствовала, что он все еще злится.

Стекло вставили, осколки убрали, рабочие ушли. Катя поела, краем глаза посмотрела телевизор, пока Лайонел отвечал на бесконечные звонки. В течение пяти часов ему позвонили двести сорок семь раз, она специально посчитала. Его постоянно куда-то приглашали, о чем-то спрашивали. Большинство назойливых, абсолютно дурацких звонков совершали женщины.

«Лайонел, вы предпочитаете красный или синий?», «Куда вам удобнее приехать, в мою городскую квартиру или загород?» «Мы могли бы встретиться? Дело огромной срочности!» «У меня для вас сюрприз!», «Я все еще жду! Вы помните меня?»

Катя тоскливо посмотрела на полоску голубой рубашки, видневшуюся в приоткрытую дверь. Его жизнь представлялась ей иначе. Податливая фантазия сослужила плохую службу, наперекор всему рисуя одинокого вампира. Одиночеством тут и не пахло – ни секунды скуки.

Лайонел бесшумно вернулся в кухню и, усевшись на табуретку, уставился в никуда. Он был нужен так многим!.. Катя бесцельно переключала каналы. Осознание собственной глупости как порыв ветра ворвался в сердце. И оно впервые растерялось, не заколотилось неистово, а лишь вяло продолжало биться – по привычке. Глядя на точеный профиль, изящную линию рта, изгиб ресниц, холодный взгляд, девушка не понимала, как могла хоть на миг подумать, что этот мужчина может кому-то по-настоящему принадлежать. Ни ей, ни Анжелике, ни сотне других страждущих. Он как солнце светил для всех и ни для кого. Захочешь лететь навстречу – скорее всего замерзнешь в пути, а подлетишь слишком близко – сгоришь дотла.