Текст книги "Вампиры – дети падших ангелов. Музыка тысячи Антарктид"

Глава 9
Соперник

На белом от инея стекле был ее портрет. Те же глаза, нос, рот, кудри… Катя не могла оторвать взгляда от окна. Изображение походило на фотографию – с такой точностью художник передал все черты.

– Как он это сделал? – До девушки только дошло, что рисунок написан изнутри.

«Был ночью в комнате? Как вошел?» – заметались в голове вопросы. Сделалось не по себе, по щекам побежали мурашки, волосы на затылки привстали. Катя сцепила холодные руки в замок, продолжая разглядывать необычный подарок на своем окне.

– Катя, бегом завтракать! – позвала из кухни мама.

Девушка резко задернула занавеску. Она себе-то не могла всего объяснить, а уж родителям и подавно. Вряд ли их обрадовал бы тот факт, что в квартире ночью побывал кто-то посторонний.

Катя выпила чаю, съела бутерброд с сыром и уже хотела идти собираться в колледж, но мама усадила ее обратно на табуретку:

– Будешь так питаться – малокровие заработаешь!

– Но я уже сыта, – простонала Катя, отодвигая от себя тарелку с подогретыми блинами. – И если стану запихивать в себя насильно, то заработаю заворот кишок!

– Не говори того, чего не понимаешь! – рассердилась Валентина Васильевна.

Катя отвернулась.

Мать любила придумывать болезни на пустом месте. Она всех без конца лечила. В ее комнате целая полка была завалена книгами по медицине.

– На, яблоко хоть пожуй, – подсунула ей мама.

Девушка взяла яблоко и, пообещав: «В колледже съем», сбежала в свою комнату.

Одевалась она сегодня быстрее обычного, но как назло, любимые колготки на батарее не успели высохнуть, кофта оказалась с чернилами от ручки на рукаве, Я все резинки для волос куда-то запропастились.

Катя металась по комнате, пока не поняла, что все ее попытки поскорее одеться и выйти на улицу, где ее обещал ждать Влад, абсолютно тщетны.

«Сегодня все у него спрошу», – пообещала себе девушка, запуская ноги в черные колготки, – он не может приходить ко мне ночью и… не должен так делать! Да и как? Это само по себе немыслимо, окна закрыты, дверь закрыта… Если только он умеет проходить сквозь стены. Тогда кто он вообще?»

Катя застегнула молнию бежевой юбки до колен, надела белую вязаную кофту и открыла ящик стола, где лежала ее малочисленная косметика. Недолго посмотрев на тушь для ресниц, коробочки теней, она пошла в коридор.

«Не красилась, не красилась, а тут вдруг накрасилась… Будет похоже, будто я очень стараюсь ему понравиться. Просто из кожи вон лезу!»

Ей казалось, если нанесет макияж, Влад может расценить это как жалкую попытку произвести на него впечатление. А жалкой в его глазах совсем быть не хотелось.

«Уж лучше остаться прежней, чем насмешить окружающих».

Но губы она все-таки накрасила, правда, гигиенической помадой.

Пока спускалось по лестнице до первого этажа, Катя вполголоса репетировала речь: «Влад, рисунок просто замечательный, я в восторге, но…». Лучше по-другому! «Влад, у меня нет слов, но…»

«Нет слов, но все-таки я говорю, какой-то нелепый каламбур получается», – мысленно посмеялась она над собой.

– По-другому! «Влад, я видела рисунок… теперь у меня много вопросов!»

«Ну да, а раньше их было меньше! Сама же сказала ему: расскажешь, когда захочешь. Как глупо! Не очень– то он торопится рассказывать! Да и зачем, если такую рохлю, как я, все устраивает?!»

– Влад, ты учился в художественной школе? Твой рисунок… твой рисунок… – Девушка горестно усмехнулась и распахнула входную дверь.

Когда она его увидела, стоявшего на крыльце, в белом пуховике, вельветовых штанах цвета крем-брюле, все заготовленные фразы позабыла. Улыбка сама собой растянулась на губах. Катя перебирала в голове знакомые слова, но не понимала их смысла, пока не дошла до одного-единственного, которое само вырвалось:

– Спасибо! – Ни вопросов, ни упреков – лишь одно слово и необыкновенное чувство эйфории от пристального взгляда зеленых глаз, едва заметной улыбки, аромата одеколона – свежего, легкого и дразнящего.

– Не за что, – немного удивленно ответил он и протянул ей руку: – Идем?

Они шли по парку. Под ногами хрустел снег, изо рта тянулся белый пар, так необычно было идти с кем-то по тропинке, исхоженной уже миллионы раз в одиночестве.

Влад просто держал ее за руку, а у нее от счастья в груди становилось то совсем тесно, так, будто сердце раздавалось ввысь и вширь, накаченное воздухом, то напротив, слишком свободно и оно как ошалелое бултыхалось туда-сюда.

«Что же будет, если он меня поцелует? Умру от счастья в его объятиях?» – с мечтательной улыбкой на устах и легким стыдом подумала Катя.

– Какие у тебя сегодня предметы?

– География туризма и организация туристско-экскурсионного обслуживания.

– Как интересно! – на полном серьезе заявил Влад. – На географии туризма вы изучаете понятия о территориальных рекреационных системах и рекреационном районировании? Изучаете природно-географические, культурные, исторические и другие условия, способствующие развитию туризма? Здорово!

– Откуда ты знаешь? – удивилась Катя.

– Я… а я тоже учился когда-то, – смущенно пробормотал он.

– А где?

– В институте.

– В каком? Бросил? – Она заметила, как он медленно выдохнул, но пар изо рта, как у нее, почему-то не пошел.

– В Санкт-Петербургском государственном, – без промедления ответил он, – меня отчислили за прогулы.

«Почему же нет пара? Ведь так холодно», – озадаченно смотрела на него девушка.

– Там очень строго с этим, – подытожил он, будто она ему не верила.

– А родители расстроились? – осторожно спросила Катя.

Не-ет… у меня нет родителей, они умерли.

– Прости… И давно?

– Да, очень давно. Мы с братом жили у деда, но и он тоже умер…

Она сочувственно кивнула:

– От чего?

– От чего? Ну-у… от старости. Его Арсением звали, если тебе интересно.

Ей было интересно, поэтому она поспешила снова кивнуть.

– А твой брат, – словно невзначай вспомнила Катя, – чем он занимается?

– Брат… – Влад задумался, – знаешь, он что-то вроде мафиози… плохие парни, грязные деньги, разборки, много крови.

Неудивительно, что он не жаловал своего братца.

– Значит, ты один живешь?

Молодой человек опустил голову и нехотя признался:

– Вообще-то нет, с братом… мы вместе живем. У нас… м-м… общий дом.

Катя изумленно приоткрыла рот, да так и закрыла, не найдя подходящих слов.

– Иногда мой брат бывает человечным, но… – было заметно, что слова даются ему с трудом, – некоторые… обстоятельства… влияют на ход событий. – Он сразу догадался, что она ничего не поняла, и напряженно улыбнулся, пробормотав: – Это трудно.

Дальше они шли молча, пока она собиралась с мыслями и формулировала, как бы получше сказать.

– Тебе не нужно стесняться, – неуверенно начала Катя, – я все могу понять… и про брата тоже. Мне кажется, нет ничего странного в том, что ты его любишь, несмотря… в общем, несмотря на его дела.

– У нас сложные отношения. – Влад крепче сжал ее руку. – Мой брат исключительный… человек, только исключительность его уж очень исключительна.

Она ждала, что он скажет еще что-нибудь, но он не сказал.

– Было бы интересно с ним познакомиться, – ободряюще улыбнулась Катя.

Влад угрюмо посмотрел на нее:

– Удивительно.

– Что именно? – растерялась девушка.

– Ваше желание познакомиться обоюдно! – с горечью заключил молодой человек.

– Не обязательно, – покраснела она, – если ты этого не хочешь. Просто хотела, чтобы ты знал: я не стану пялиться на него и демонстрировать свою осведомленность про его темные делишки.

Влад почему-то засмеялся. Ее так и подмывало спросить, что его развеселило, но в этот момент она обратила внимание, что они прошли старую березу.

Катя обернулась и увидела застывших на ветках птиц – ворон, галок. Все как прежде – темные безмолвные остроклювые фигуры с блестящими глазами.

Девушка украдкой взглянула на спокойное лицо своего спутника. Кажется, он даже не заметил странного поведения пернатых. Вопрос застрял в горле костью.

Когда они добрались до дороги, где совсем недавно ее чуть не сбила фура, кость исчезла и Катя выпалила:

– Ты заметил, как птицы на нас смотрели?

– Птицы? – В удивлении дрогнули черные брови. Влад повернул к ней голову и мягко заметил: – Помнится, мы уже это обсуждали.

– Да, но ведь странно! Правда?

– Я не очень разбираюсь в птицах.

Она сама не знала, откуда взялось это чувство недоверия, но вдруг поняла – он ее обманывает.

Больше спрашивать о чем-то не хотелось, она молча шагала, глядя себе под ноги, и радость от осознания, что он держит ее за руку, поугасла. Иной раз все происходящее с ней казалось игрой в жмурки, где она вечная «вода» с завязанными глазами. Если в детской игре искать нужно своих подруг, приятелей на определенной площадке, то в новой версии игры, что искать, она не знала и площадку, по которой вслепую нужно идти, ни разу не видела.

У ворот колледжа Влад остановился и взял девушку за другую руку.

– Я встречу тебя, хорошо?

– Конечно. – И вновь все обиды, страхи, мысли куда-то подевались. – Я сегодня закончу рано, в два часа.

– В два, – повторил он и вздохнул. – В два, к сожалению, я не освобожусь…

– Ничего страшного, – стараясь не выдать своего огорчения, улыбнулась она.

– Тогда я приду к тебе на работу, – в ответ улыбнулся он, – можно?

Мимо прошли девушки из группы, некоторые обернулись, а одна отделилась от остальных и подошла к ним.

– О, смотрю, ты уже поправилась! – с нескрываемой неприязнью воскликнула Алиса. – Как это тебя угораздило так вовремя приболеть?

– Я этого не планировала, – ответила Катя, боясь от стыда даже взглянуть на Влада. Теперь он мог полюбоваться, как с ней обращаются. И она очень сомневалась, что после этого у него останется к ней хоть капля уважения.

– Ну конечно, кто бы сомневался, – скривилась одногруппница и повернулась к Владу, смерив его понимающим взглядом. – А ты молодец, – неожиданно похвалила она, – быстро утешилась, кто бы мог подумать!

Катя не знала, что сказать в оправдание, все действительно выглядело так, как это восприняла Алиса.

– А что случилось? – спросил Влад.

Алиса зло рассмеялась.

– Что случилось? Да так, ничего особенного! – Она приятельски похлопала Катю по плечу. – Такое несчастье, Катькин бойфренд попал под машину, а она… она вот заболела, бедняжка, даже проведать своего любимого сходить не смогла! А он-то наивный, как его из реанимации в палату перевели, каждый день глаза открывал и спрашивал: «Катя приходила?» «Катя была?», «А Катя про меня говорила что-нибудь?». – Алиса хмыкнула. – А Катя себе другого нашла, вот как бывает! Конечно, зачем ей калека?! Пока он был здоров, можно и развлечься, можно говорить: «Костя, проводи меня», – а теперь Костя стал не нужен!

Катя ослабила на шее шарф, он вдруг начал ее душить. Взгляд Влада, казалось, вот-вот выжжет у нее на лице клеймо: «Недостойная».

– Кстати, – показала Алиса на часы, – мы опаздываем, ты идешь?

– Сейчас, – выдавила из себя Катя, но Влад высвободился из ее рук и сказал: – Не опаздывай. – Больше он ничего не добавил и зашагал прочь.

Обе девушки проводили его взглядом, а когда он скрылся за домом, Алиса процедила сквозь зубы:

– Я даже не подозревала, какая ты дрянь!

Катя промолчала. За дни, пока болела, о Косте она думала ничтожно мало.

* * *

Небольшой зал изобиловал серебром. Рассчитанный на сто мест, не считая четырех маленьких балкончиков и главной ложи, расположенной за синими бархатными диванами, в свете свечей он весь блестел. Белокаменные витые колонны, украшавшие сцену, и бело-синие стены были отделаны орнаментальным рисунком музыкальных инструментов: гитар, арф, флейт, масок людей, животных. В нишах, подсвеченных голубым светом, поблескивали серебряные статуи греческих богов.

Лайонел подпер рукой голову и невидящим взором уставился на мини-сцену, где уже как третий час шел спектакль «Щелкунчик». Именинницы – сестры Кондратьевы, Анастасия и Виктория, – сидели по обе стороны от него в главной ложе, точно сторожевые собаки, чтобы он не сбежал.

Анастасия наклонилась к нему и негромко поведала сто раз уже известную всем историю:

– Нам с сестрой было по восемь, когда в Москве впервые поставили «Щелкунчика».

Лайонел вежливо улыбнулся.

– Как сейчас помню, – обмахиваясь веером, присоединилась к беседе Виктория, – двадцать первого мая матушка одела нас в нарядные платья и…

– Это был наш первый балет, – подхватила Анастасия, и ее тонкие пальчики в белоснежной перчатке накрыли руку Лайонела. – Нам так понравилось, так понравилось!

Молодой человек поймал ревностный взгляд Виктории, брошенный на руку сестры, и покосился на балкон, где с видом оскорбленного достоинства сидела Анжелика со своим пауком в компании парочки высокопоставленных гостей. В главную ложу именинницы ее не пустили, но вольность одной из сестер она не могла не заметить. Кроваво-красные губы превратились в одну линию, спина неестественно выпрямилась, голова чуть наклонилась к пауку, перебиравшему лапами по обнаженному плечу.

– …и это стало своего рода традицией, каждый год мы ходили на «Щелкунчика» в день нашего рождения, самый лучший подарок, – щебетала Анастасия, не обращая внимания на то, что ее никто не слушает.

– Потише, дорогая! – мстительно потребовала Виктория, с такой силой обмахивая себя веером, что свечи в ближайших к ним серебряных канделябрах потухли.

«Не надо было с ними спать», – раскаялся Лайонел, наблюдая за тем, как черные паучьи лапы быстрее заскользили по шее Анжелики. Девушка медленно обернулась и гневно уставилась сперва на сестер, потом на Лайонела.

Анастасия сразу же вернула свою руку на место – к себе на колени и потупила глаза, Виктория спряталась за веер.

Когда девушка отвернулась, сестры, точно гусыни, одновременно вытянули к нему шеи, и Анастасия прошептала:

– Ходят слухи…

– Это лишь слухи, – не дал ей закончить Лайонел.

Именинницы разочарованно от него отпрянули, а на кроваво-красных губах хозяйки паука заиграла надменная улыбка.

Отодвинулась синяя бархатная портьера и в ложу бесшумно проскользнул одетый в черный костюм Вильям.

Сестры пренебрежительно кивнули ему на соседний диван.

– Мог бы и не приходить, десять минут до конца балета, – прошипела Виктория.

– Меньше, – фыркнула Анастасия.

Лайонел подмигнул брату, но тот с кислым выражением лица плюхнулся на диван и отвернулся как от сестер, так и от сцены, уставившись на голую стену.

– Невежда, – поморщила носик Виктория и, наклон нив голову так, что черные кудри скатились по хрупким белым плечам, заметила: – Трудно представить, что вы родные братья, какая-то насмешка судьбы!

Она еще что-то хотела добавить, но, поймав на себе холодный взгляд голубых глаз, резко осеклась.

До конца спектакля в главной ложе установилась тишина, а когда занавес на сцене опустился и стихли последние рукоплескания, уже у выхода Виктория спросила:

– Лайонел, как вам балет?

– Ненавижу «Щелкунчика», ничего личного, – обронил молодой человек и, ухватив за локоть брата, чтоб тот не сбежал, вышел с ним из ложи.

– Не боишься, что Виктория теперь с горя проглотит свой веер? – полюбопытствовал Вильям, устремляясь к винтовой лестнице, устланной красной ковровой дорожкой.

– Нет, я боюсь другого…

– Чего же? – обернулся через плечо брат.

– Того, что у коз на соседней ферме при виде твоей недовольной физиономии молоко скиснет прямо в вымени.

– Рад, – криво усмехнулся Вильям, – впервые слышу, чтоб ты заботился о ком-то, кроме себя. Козы… Очень мило, продолжай в том же духе, возможно, этак лет через двести твоя забота коснется и простых людей.

Лайонел поравнялся с братом.

– Что, малышка Кэт тебе отказала? Сочувствую!

– Не твое дело, – рыкнул Вильям и кивком указал на второй этаж, где у лестницы встретились сестры Кондратьевы и Анжелика. – Разбирайся лучше со своими женщинами!

– Мои женщины разберутся сами, – Лайонел ухмыльнулся, – пусть выживет сильнейшая.

Они спустились в тускло освещенный зал без единого окна, с восьмью огромными колоннами и высоким потолком, расписанным библейскими сюжетами.

– Значит, эта рыжая кошка оказалась не так проста? – Лайонел потянул брата за колонну, где вдоль стены стояла софа. – Брось, Вил, мне-то ты можешь рассказать! Ну же! Она не увидела в тебе мужчину, который смог бы удовлетворить ее… – Он засмеялся и закончил: – …непомерные амбиции?!

– Что за бред ты несешь?! – рассердился Вильям. – Ты говоришь о Кате, не об Анжелике и даже не о сестрицах Кондратевых, помешанных на власти! Катя не такая… Она… она светлая!

– Я знаю, о ком говорю, – насмешливо возразил Лайонел.

Брат устало опустился на софу.

– У нее, кажется, есть другой…

– Другой? – напрягся Лайонел. – Как это?

– Дурак, что ли, – нахмурился брат, – не понимаешь, что такое «другой»? – Вильям неожиданно улыбнулся, на миг лицо его просветлело. – Ну конечно, в твоей-то жизни понятие «другой» не существует как таковое!

В зале стало шумно – спускались гости, поэтому Лайонел поторопил:

– Что за другой, почему ты так решил?

– Одногруппница ее сказала… И еще много чего сказала, во что я просто не могу поверить.

Кошачьей поступью подошла Анжелика, но Лайонел приказал ей:

– Оставь нас.

– Не пойму, – подозрительно сощурил зеленые глаза Вильям, – а чего это ты обеспокоился?

– Да так, ты позоришь меня, – соврал Лайонел, – мало того что тебя динамят девушки нашего круга, так еще простая девчонка дурит!

– Она меня не дурит! Просто… просто какое-то недоразумение. Я разберусь с этим!

– А соперника видел?

– Видел, – сморщился Вильям, – я мог голову дать на отсечение, что между ними ничего нет! Он лип к ней как… Тьфу, а она…

– Не очень сопротивлялась?

– Может и так, – убито согласился брат. – Теперь он в больнице и…

– Ты постарался? – изумился Лайонел.

– Нет, конечно, не я! Машина сбила, не знаю…

– А-а-а, – разочарованно протянул Лайонел, – понял.

Брат не мигая уставился на него.

– Ты?

– Да, твоя славная Катя использовала мальчишку для прикрытия… Вот он ее и прикрыл. Я его переехал… чтоб не мешался в следующий раз.

– Господи боже мой! – выдохнул Вильям, не сводя с него пораженного взгляда.

Лайонел снисходительно улыбнулся:

– Тут тебе не о чем беспокоиться, она к нему абсолютно равнодушна. Я бы даже сказал – пугающе равнодушна… Бедный мальчик… – Он засунул руки в карманы и пояснил: – Я про тебя, Вил, – это ты бедный мальчик, который ослеплен подделкой!

– Я тебе не верю! – покачал головой брат.

– Костя, тот липучий глупец тоже не поверил, когда она сказала ему, что не такая хорошая, какой кажется. Забавно, но, больше чем уверен, парнишка уже все понял! А ты… Коли тебе так нравится, можешь и дальше заблуждаться.

Брат поднялся.

– Вот этим я и займусь с твоего позволения!

– Не останешься на фуршет?

– Благодарю, ваши напитки мне не по нутру!

Лайонел понаблюдал, как брат маневрирует между гостями, затем схватил у первого же официанта с подноса бокал с кровавой жидкостью и направился к именинницам. Он с радостью бы покинул день рождения этих двух разукрашенных кукол в разноцветных платьях, но тут собрался весь высший свет или, правильнее сказать, тьма, поэтому пренебречь условностями было немыслимо. Для брата – запросто, но только по одной простой причине – он не относился к высшему свету, по большему счету, его и приглашали лишь из вежливости.

– Лайонел, – гневно прошипела ему в ухо Анжелика, вцепляясь в руку, – если ты что-то сделал с Даймондом, я…

– Что ты? – не глядя на нее и не замедляя шага, уточнил он. – Анжи, тебе не кажется, о Даймонде стоило подумать прежде, чем отправлять его ко мне швырнуть в лицо цветы?! – Все-таки он на нее посмотрел, чтобы еще раз отметить, как плотно прилегает нежно-голубая ткань длинного до пола платья к высокой груди, как белы и изящны плечи, как прекрасно лицо с черными точно смоль глазами, длинными золотистыми ресницами и нежной линей рта. Во всем свете было не сыскать девушки красивее. Ею хотелось обладать как трофеем на зависть всем мужчинам.

«Какая несправедливость», – подумал Лайонел, жадно скользя взглядом по женственным изгибам. Он был беззаветно влюблен в ее идеальное тело, и если бы его можно было оставить себе, поставить дома на пьедестал за стекло, а саму Анжелику с ее криками, желаниями, эмоциями как радио выключить, запросто можно было бы стать счастливейшим из мужчин.

– Ну и чего ты на меня так уставился? – поинтересовалась девушка. – Прекрати смотреть и скажи, где Даймонд! Ты же знаешь, я не могу без него! Он все делает! Это мой лучший слуга!

Лайонел замедлил шаг и, не доходя до именинниц, немного ослабил галстук.

Анжелика проследила его жест, и на ее лице заиграла улыбка.

– Может быть, – кокетливо обронила она, крепче обхватывая его локоть.

– Я не спрашиваю разрешения, – развеял он ее иллюзии.

– Спрашиваешь, – возразила девушка, безжалостно напомнив: – Тут слишком много свидетелей! Ну как, вернемся к разговору о Даймонде?

– Ты сможешь его навестить в нашей больнице, когда ему станет получше. Твой маленький слуга надолго запомнит эти розы!

– Изверг! – заметно расслабляясь, выдохнула девушка.

Лайонел подвел ее к подножию лестницы и, склонившись к самому ушку, прошептал:

– За свою дерзость напишешь это слово на мне языком… несколько тысяч раз!

* * *

Снег днем подтаял, но к вечеру снова подморозило. Люди забегали после работы в магазин и торопились скорее по домам. Листовки никто не брал.

– Чего ты все смотришь на забор? – удивилась Юля. – Ждешь кого-то?

– Нет, – вздохнула Катя и в надежде, что Влад все-таки появится, снова посмотрела туда, где виднелся просвет между домами. Весь день она думала о том, как отреагирует молодой человек на слова Алисы, и со страхом ждала вечера. Он наступил, с каждой новой секундой заставляя сердце болезненно сжиматься.

«Не придет, не придет, – твердила она, тут же себя ругая: – Если так думать, то точно не придет!»

На самом же деле ей казалось, что хоть как она будет думать – Влад все равно не придет. Она видела его выражение лица, когда Алиса говорила про Костю, высшего образования было не нужно, чтобы понять, в какой шок его повергло известие о бойфренде.

«Сама виновата! Расплата за мой мерзкий поступок… подставила Костю, который искренне любил меня и думал, что я хорошая, подставила и забыла. Даже Алиска благороднее оказалась…»

Катя протянула мужчине с синей сумкой через плечо листовку, но он прошел мимо. В колледже на нее многие теперь смотрели как на убийцу, некоторые даже показывали пальцами, шепчась: «Это она», «Вон, посмотри на нее», «Это она Малого толкнула под машину».

Алиса постаралась до всех донести, почему Костя оказался не на занятиях, а во дворе, где его сбила крутая иномарка. Про исчезнувшего Валерия Игнатьевича все и думать забыли, появилась новая тема для обсуждений. Прежде Кате никогда не приходилось испытывать на себе такого пристального внимания стольких людей. Преподаватели смотрели косо, они хоть и не высказывались вслух, но думать им никто не мог запретить. И на их лицах было написано, что именно они думают о ней.

«Он не хотел уходить с пары! Я вам сто пудняк говорю, не хотел! – доказывала ребятам из других групп Алиса. – Это все она… Прицепилась: проводи, да проводи! Костька не хотел!»

И Алисе верили, и она была не так уж далека от правды.

– Привет, – неожиданно раздалось совсем рядом.

Катя встрепенулась, листовки из расслабленных пальцев выпали и рассыпались по снегу.

Влад наклонился и быстро их собрал.

«Пришел-пришел-пришел», – радостной дробью стучало сердце.

Ей так много всего хотелось сказать, объяснить, но когда наконец выдался шанс, она растерянно молчала и зачем-то начала читать текст на листовках в его руке.

«Нашла, чем заняться, – подивилась своей глупости девушка, – будто времени у меня почитать, что за ерунду рекламирую, раньше не было!» Сделалось смешно, она едва не рассмеялась над собой. Чувства перемешались, хотелось и плакать, и смеяться. Сердце то стучало так, что уши закладывало, то вдруг замедляло ход, вздымалось высоко-высоко и дыхание перехватывало.

Влад протянул женщине с двумя сумками листовку, и та на удивление послушно поставила один пакет на землю и взяла буклет. Затем молодой человек подошел к компании парней человек из семи, сидящих на перилах, и каждому вручил по листовке. Ребята поблагодарили и спрятали по карманам полученные рекламки.

Катя пораженно наблюдала за тем, как прохожие один за другим берут листовки, останавливаются и благодарят.

– С ума сойти! – ошалело воскликнула Юля, когда Влад вернулся без единой листовки и спросил у Кати:

– Ну что, идем?

И они пошли. Вдоль дома, дворами, а затем через парк. Птицы со старой березы встретили их, как прежде, тишиной и взглядами блестящих черных глаз.

Катя остановилась. Владу пришлось сделать то же самое. Девушка некоторое время задумчиво разглядывала застывшие в полумраке фигуры, затем схватила снег, слепила снежок и запустила в одну из птиц. Снежок попал прямо в голову, но птица не шелохнулась.

– Что ты делаешь? – опешил Влад.

– Ничего, – растерянно пробормотала Катя, пряча руки в рукава пальто. – Я думала, они улетят.

– Ты хочешь, чтобы они улетели?

Она пожала плечами.

– Я хочу, чтобы они перестали так на нас смотреть и… и… пусть летают, как нормальные птицы. Они странно себя ведут!

Влад взял ее за локоть и заглянул в глаза:

– Тебя это путает?

– Мне не по себе, – честно созналась она.

– Ты хочешь, чтоб они улетели? – еще раз уточнил он.

– Да.

Катя не успела даже сделать новый вздох, как он шагнул вперед, потом высоко-высоко подпрыгнул и схватил одного ворона. А оказавшись на земле, поднял руки с зажатой в ладонях птицей и подкинул ее в воздух. Ворон замахал крыльями и полетел. За ним с березы сорвались остальные, с криками и громким хлопаньем черных крыльев они поднялись выше деревьев и черной тучей унеслись в сторону поблескивающих огоньков на трубах завода.

Влад обернулся.

– Так лучше?

Впервые при ней хватали птицу с дерева и подкидывали в воздух, чтоб заставить лететь. Катя затруднялась сказать, стало ли ей лучше. Появились новые вопросы.

– Ты занимался баскетболом?

Он взял ее за руку, и они пошли по белеющей между кустами тропке.

– Нет, почему ты так решила?

– Высоко прыгаешь. – И мысленно прибавила: «Хорошо лазаешь по деревьям, проникаешь через закрытые двери в квартиры, ныряешь в люк с ледяной водой и выбираешься из него без лестницы, веревок да еще с ношей в 48 килограммов».

– Это дар. – В темноте сверкнули его белые зубы.

Она все еще ждала вопросов о Косте, но до самого ее дома их так и не последовало.

Катя украдкой посматривала на него и не знала, радоваться ей или еще рано.

Они остановились на детской площадке неподалеку от наряженной елки.

– Скоро Рождество, – проронил Влад.

До нее не сразу дошел смысл сказанного, а когда дошел, она изумленно посмотрела на молодого человека.

– А Новый год?

– Да, конечно, – спохватился он и, в смятении отводя взгляд, пробормотал: – Просто у католиков…

– Ты католик?

– Я… – он нервно рассмеялся. Было заметно, что ему не хочется отвечать, но Катя настояла:

– Ответь.

– Да.

– А почему?

– Мои родители были католиками.

– Твой брат тоже?… – Она не договорила, сообразив, как нелепо спрашивать, какой веры мафиози.

Влад, похоже, подумал о том же, потому что прыснул от смеха:

– Да, и он тоже.

Они еще недолго полюбовались елкой, затем прошли к парадной.

Молчание затянулось. Катя переминалась с ноги на ногу, а Влад неожиданно поднял голову и взглянул на окно ее комнаты.

– Моя любовь на пятом этаже, почти где луна…[1]1
  Группа «Секрет», песня «Моя любовь на пятом этаже».


[Закрыть] – прошептал он строки из песни и притянул Катю за руку ближе к себе. Они стояли вплотную, его изумрудный взгляд был прикован к ее губам, а руки сомкнулись плотным кольцом вокруг талии.

Его лицо находилось так близко от ее, но он не делал попытки поцеловать, просто смотрел.

– Когда я вижу твои глаза, – промолвил он, – мне кажется, в целом свете нет никого чище и прекраснее тебя.

Катя опустила голову, не в силах больше выдерживать пристального взгляда. От его слов захотелось плакать. Он видел в ней что-то, чего сама она не ощущала, то, чего могло и вовсе не существовать.

– Я тебя расстроил?

– Нет, – солгала она, – вовсе нет.

– Можно мне прикоснуться к твоим волосам? – вдруг попросил он.

Девушка растерянно кивнула. В глазах защипало, к векам прилил жар.

Влад снял перчатку, рука его поднялась по ее спине и коснулась разметавшихся по плечам кудрей.

– Теплые, – с улыбкой сказал он.

– Разве? – с трудом сдерживая слезы, удивилась она, тоже притрагиваясь к своим волосам. Они были холодны, но еще холоднее оказалась его рука.

– Тебе холодно? – спросила Катя, глядя в его темно-зеленые глаза.

Он отступил и нежно улыбнулся.

– С тобой – никогда.