Текст книги "Имя Руси"

Если такое толкование достоверно, то, стало быть, река Березина, огреченная в Борисфен, знаменитая по бегству через нее Наполеона I, в Геродотово время почиталась за верхнее течение самого Днепра, и по ней сам Днепр слыл Березиной, Борисфеном. Это обстоятельство наводит на мысль, что люди, жившие наверху Березины, плавали до Днепровского устья или наоборот: люди, жившие на Нижнем Днепре, плавали до самого его верха по Березине и огласили этим именем весь поток реки до самого моря. Как бы ни было, но вообще здесь скрывается хотя бы и темный намек на сообщение по этой реке с Балтийским краем или через Западную Двину, ибо исток Березины близко подходит к истокам Двины, или же через реку Вилию, впадающую в Неман, что еще вероятнее, так как Вилия совсем приближается к истокам Березины. По-видимому, и это также очень вероятно, Вилейский путь из Березины в Неман и, следовательно, в Балтийское море был самой первоначальной дорогой в нашей стране от моря до моря, с горячего юга на холодный север. Несомненно, что дорога по Днепру к более дальнему глухому северу в первое время еще не была известна. Она открылась только в IV столетии, когда появилось и само имя Днепра (333 г.), открылась, конечно, по случаю размножившегося населения, мало-помалу двигавшегося в глухие места севера, а именно в новгородские места.

Геродот ничего не знал о Северном море. «Несмотря на все мои старания, – говорит он, – я не слыхал ни от одного очевидца, чтобы находилось море за Европой». Эти его слова показывают, с какой осторожностью он собирал сведения. Ему, во всяком случае, необходим был очевидец, иначе он не верил ничему и почитал все баснями. «О последних северных землях в Европе ничего не могу сказать достоверного, – продолжает правдивый историк. – Я не верю существованию какой-то реки, называемой варварами Ириданом и впадающей в северное море, из которой, как говорят, достают янтарь. Неизвестны мне и острова, откуда привозится олово. Только знаю, что олово и янтарь приходят к нам с края земли. И вообще, кажется, справедливо, что страны, лежащие на краях обитаемой земли, производят все почитаемое нами прекрасным и редчайшим».

Именно янтарь почитался древними прекрасным и редчайшим произведением природы, которое в прихотях роскоши ценилось выше золота. По свидетельству Плиния, янтарные вещицы ценились так высоко, что сделанное из янтаря изображение человека, как бы мало оно ни было, превосходило ценой живого и здорового человека. О происхождении янтаря ходило много басен, между прочим, его почитали соком солнечных лучей, которые при закате оставляли будто бы жирный пот в водах океана и потом от приливов выбрасывались на берег в виде кусков янтаря.

В отдаленной древности янтарь добывался по всему побережью Балтийского моря от острова Рюген и до Западной Двины. По качеству самый лучший находили в Померании и в Древней Пруссии, в Самбии и в Неманском крае.

Нет сомнения, что торговым путем через Неман и Вилию по Березине и от нее по Днепру янтарь проходил и в черноморские колонии греков. Очевидцев же Балтийского моря в Ольвии не являлось по той причине, что размен товаров происходил, вероятно, еще вверху березинского Днепра и, по крайней мере, у скифов-оратаев в Киевской области. Да к тому же купцы неохотно рассказывали о местах, откуда добывался дорогой товар, и сведения о путях в такие места держали в тайне. Впрочем, древним было известно также, что янтарь суть тело ископаемое и добывается из земли в Скифии в двух местах: в одном белый воскового цвета, а в другом месте – темно-красный (Плиний, XXXVII).

Известно, что янтарь, как ископаемое, находится в самом Киеве и в других местах по Днепру выше и ниже Киева, в глубоких оврагах, также в самом Днепре у Канева и в Неясытецком пороге, где его вытаскивают вместе с рыбой сетями. Недавно г. Рогович открыл около Киева в одном холму целый пласт темно-серого песка толщиной в две сажени с залежами янтаря, причем на различной глубине найдено более 50 кусков янтаря различного цвета, некоторые до двух фунтов весом[124]124
  Голос, 1875. – № 185. (Фунт равен 409 г, золотник – 4,3 г. – Примеч. ред.)


[Закрыть]. «На поверхности песчаного слоя оказалось гнездо янтаря, состоящее из небольших кусков, по-видимому, происшедших от раздробления больших масс. Эти последние весят более двух фунтов, небольшие же куски, отдельно найденные, весят по нескольку золотников».

Это замечательное открытие может вполне подтверждать, что древние греки имели верное сведение о добывании янтаря из земли в Скифии, в нашем Киеве и его окрестностях. И о киевском янтаре могли ходить рассказы, что он привозится с берегов северного моря-океана.

С особенной любовью Геродот описывает наш славный Днепр. Он говорит, что после Истра-Дуная это – величайшая река, что она способствует плодородию не только больше всех скифских рек, но и больше всех других, за исключением только египетского Нила, с которым никакой реки сравнить нельзя. Из всех других рек Днепр самая благословенная для продовольствия. Она представляет прекраснейшие и здоровые пажити для скота, доставляет в великом изобилии и отличную рыбу. Ее вода чиста и очень приятна для питья, невзирая на то что течет между мутными реками. По ее берегам посевы бывают превосходные, а где земля не засевается, там трава растет превысокая.

Вблизи устья реки соль сама собой оседает в неисчерпаемом изобилии. В реке ловятся большие рыбины без костей (осетры, белуга), которых солят. Историк заключает, что Днепр изобилует и многими другими предметами, достойными удивления.

Переходя на ту сторону Днепра, говорит историк, первая земля от моря будет Илея, что по-гречески значит земля лесная, лес. Теперь этого леса нет, но что он когда-то здесь существовал, на это указывает своим именем здешний древний русский город Олешье, ныне Алешки против Херсона. Кроме того, Днепр в этих местах образует в своем течении обширнейшие необозримые заливные луга, от 6 до 20 верст в ширину, называемые плавнями, по которым всегда и до сих пор растут густые леса. Особенно примечательно в этом отношении запорожское урочище Великий Луг, на углу днепрового поворота к западу против запорожского перевоза Никитин Рог, ныне местечко Никиполь. Такие луга-плавни по преимуществу следуют за течением реки Конки, почему, быть может, вся эта сторона от впадения Конки в Днепр и до его устья называлась лесом, Илеею. Выше этой лесной страны обитают скифы-земледельцы (георги), которых греки, живущие по реке Буг у Ольвии, называли борисфенитами (березинцами), а сами себя ольвиополитами. Одни из них занимали места к востоку на три дня пути, значит, верст на сто простираясь к реке Пантикап, так называет Геродот реку Конку и указывает этим, что земледельцы жили по верхнему течению Конки от востока до Днепра, что на самом деле составляет 100 верст. Другие живут вверх к северу по пространству земли на одиннадцать дней плавания против течения Днепра, стало быть, верст на 360 от Конки или же от порогов, что, во всяком случае, приходится на Киевскую и Полтавскую губернии и выше до Черниговской и Курской.

Выше этих земледельцев, говорит Геродот, лежит страна большей частью пустая, за которой живут андрофаги-людоеды, народ особенный, отнюдь не скифский. По Геродоту, это был последний предел человеческого жилья в нашей северной стране. За людоедами, говорит он, степь совершенная, и нет никакого народа, сколько нам известно. Андрофаги-людоеды из всех народов отличаются нравами лютейшими. Они не признают никакой правоты и не имеют никакого закона. Жизнь ведут кочевую, одежду носят похожую на скифскую, язык у них особливый, и из всех здешних народов они одни питаются человеческим мясом.

О каком племени и народе носился такой слух на Южном Днепре, сказать трудно. Но, видимо, что этот народ жил на вершинах Днепра-Березины, где-либо вблизи Балтийского Поморья, потому что в этом случае показания Геродота направляются как бы только по берегу Днепра. Быть может, такой слух об этом угле был распространен только из-за торговых интересов, дабы отбить всякое намерение у чужих купцов странствовать к известным янтарным берегам, ибо степень варварства, по всей вероятности, была одинакова на всем тогдашнем севере. Уральское золото точно так же стерегли чудовищные грифы, и все подобные детские страшилища, конечно, больше всего распространялись корыстолюбивыми торговцами.

К сожалению, Геродот ничего не говорит о порогах, как будто вовсе их не существует. Быть может, и на самом деле в его время пороги по полноводию реки не представляли такого затруднения, о котором бы следовало говорить. Геродот показывает какое-то место Герр и говорит, что к этому месту Днепр течет от севера и что плыть сюда должно сорок дней; но откуда плыть – от устья реки с юга или от севера, об этом он не делает даже и намека. В другой раз он говорит, что кладбище скифских царей находится в Геррах, в том месте, до которого можно плыть по Борисфену, и что там живет народ последний, то есть крайний из подвластных скифам, называемый также геррами. Герром у него именуется также седьмая река Скифии, выходящая от Днепра в том углу Скифии, где Днепр приметен, то есть, вероятно, где он входит в скифскую землю. Эта река, отделившись от Днепра, получает имя самой той страны – Герр – и течет в море, разделяя скифов кочующих и царских, а впадает, между прочим, в шестую реку, Ипакирис, и с ней в Каркинитский залив Черного моря. Наконец, историк делает еще показание о реке Герр, по которому выходит, что под этим именем он разумеет наш Донец, называемый у него Гиргиз и Сиргиз (Геродот, IV, 19, 20, 47, 53, 56, 57, 71).

Таким образом, Геродотовы сведения об этом любопытном Герре были неопределенны, сбивчивы и обозначали какое-то неопределенное пространство скифской земли.

Нам кажется, что сведения Геродота об этом Герре есть только слухи о стране, в которых скрывалось понятие или представление вообще о верхних горних землях Скифии, а в частности, быть может, они обозначали самую местность порогов, как это видно по указанию на местность царских гробниц. Что эта местность в древних русских понятиях обозначалась именем гор, на это указывает «Слово о полку Игореве», где Ярославна, обращаясь в своей песне к Словутичу-Днепру, восклицает: «Ты пробил еси каменные горы сквозь землю Половецкую!» Сверх того, горой на севере и на юге у нас называлось вообще верхнее течение реки. В договоре Полоцка с Ригой 1478 года сказано между прочим: «И стругы наши полоцкие пошли (по Двине) на гору порожении…» Запорожцы, показывая пределы своих владений в XVII столетии, выражались так: «Городок старинный Запорожский Самар (на устье Самары) с перевозом и землями в гору Днепра по речку Орел… а через Днепр, як из веков бывало по Очаковские влусы и в гору речки Богу по речку Сынюху» [125]125
  Акты археологической экспедиции, I, № 106; Чтение общей истории, 1846. – № 5. Смесь 67.


[Закрыть]. «Доселе возносим в молитвах: горе имеем сердца. Апостол Андрей, идя к Киеву, поиде по Днепру горе…» «И долу и горе», – выражаются в других местах летописцы. Верх в малорусской хате под кровлей называется горищем. Припомним, что в древнее время и вся Русская земля делилась на верхние земли и низовые, именуемые царскими, по поводу их близости к Византийскому царству.

Нет особых оснований сомневаться, что Герр есть огреченное славянское слово «гора, горний», обозначавшее верхние места и верхних жителей Скифии, разумеется, относительно Днепровского лимана, откуда Геродот смотрел на Скифию и где слушал рассказы о верхних ее землях. Повторим, что такой смысл этому слову придает уже сама неопределенность и сбивчивость показаний Геродота.

Так точно и его показание о сорока днях плавания по Днепру до места Герр необходимо принимать в общем смысле, что вообще плавание по реке простиралось всего на 40 дней пути, как это и понимали последующие географы. По этому расчету оно могло восходить до устья Березины и вообще до Минской и Могилевской губерний[126]126
  На Днепре ныне плавают по течению 50–60 верст в день, против течения 25–30 верст. Географический словарь Семенова. Мы полагаем, меньше: 25 верст в день.


[Закрыть].

Если же местом Герр почитать пороги и толковать Геродота, что 40 дней плавания к этому месту он считает не от устья, а от севера, откуда течет Днепр, то в этом смутном показании мы можем разуметь вообще, что плавание достигало самых вершин Березины и ее перевала к вершинам Западной Двины и притоков Немана.

Геродот, однако, не знал, где скрываются источники Днепра. «Кажется, что в страну скифов-земледельцев, – говорит он, – река течет через пустыню, ибо эти скифы живут от пустыни на 10 дней плавания. Одной только этой реки да еще Нила я не могу показать источников и думаю, что этого не покажет и никто другой из греков». Видимо, что именем пустыни здесь обозначается страна, имевшая какой-либо особый характер в своей топографии, ибо скифы считали до ее пределов 10 дней плавания, следовательно, это плавание проходило по другой стране, которую не называли пустыней.

К востоку от днепровских скифов-земледельцев, за рекой Пантикапой-Конкой, обитали скифы-пастыри, не сеявшие и не пахавшие земли. Вся эта сторона была степь безлесная. Жилище степняков-скифов простиралось к востоку на 14 дней пути до реки Герр, что впадает в Северский Донец. За Герром-Донцом находились так называемые царские земли, где жили благороднейшие и многочисленнейшие скифы, почитавшие других скифов своими рабами. Значит, здесь жили скифы-владыки над всей скифской страной. Их земли с юга простирались к Таврике, то есть к Таврическим горам, с востока ко рву, отделявшему их от Боспорского царства, и потом протягивались по Азовскому побережью до города Кримны[127]127
  Древний город близ совр. Бердянска. (Примеч. ред.)


[Закрыть], а частично прилегали к реке Дону. Выше этих царских скифов к северу жили меланхлены, особливый, не скифский народ, державший, однако, законы и обычаи скифские: они носили черное платье, отчего и прозывались меланхленами, то есть черноризцами, или черными кафтанами.

Примечательно, что на полосе жилища меланхленов находим с одного края Чернигов, с другого – Воронеж, имена которых тоже дают понятие о черном и, вероятно, служат выразителями какой-либо географической или этнографической особенности этого края. Выше меланхленов простирались болота и степи, людьми необитаемые.

За рекой Танаисом-Доном находилась уже не скифская земля, а первая страна от его устья была страна савроматов, безлесная степь, которая простиралась к северу на 15 дней пути, то есть до теперешнего Царицына[128]128
  Совр. Волгоград. (Примеч. ред.)


[Закрыть] или до перевала из Волги на Дон.

По рассказам, савроматы происходили от скифов и амазонок, случайно занесенных морем в Скифию после войны с греками. Эта басня, показывая вообще, что савроматы были пришельцы в этой стране, поддерживалась особенно тем обстоятельством, что савроматские женщины ничем не отличались от мужчин. Точно так же ездили на лошадях, носили такое же платье, занимались звериной ловлей и ходили на войну. Скифские жены, сидя в своих повозках, занимались женскими работами и никуда не выходили, а савроматки, сидя на лошадях, всегда работали только луком и стрелами, даже одни, без помощи мужей. По крайней мере, о них шла такая молва. У них ни одна девица не могла выйти замуж, пока в битве не убивала какого-либо из врагов. Иные, которым не удавалось исполнить этот савроматский закон, состарившись, так и умирали безбрачными.

Эта басня о происхождении савроматов от амазонок заслуживает внимания. В широком баснословии об амазонках должны скрываться вполне достоверные факты.

Местожительство амазонок находилось в Малой Азии, в Пафлагонии, у берегов Черного моря, на реке Фермодонте, где существовал и построенный ими город Фемискира, недалеко от славных городов Амиса и Амазии, имена которых также служат указанием местожительства амазонок. Город Амазия был родиной славнейшего географа древности Страбона.

Геродот (IV, гл. 110–117) очень обстоятельно излагает савроматскую басню об этих амазонках. Он пишет, что во время войны греков с амазонками греки победили их при реке Фермодонте, забрали их в плен столько, сколько могли, и на трех кораблях повезли их домой в Грецию, но в открытом море амазонки напали на мужчин и перебили их всех. Однако, не умея управляться с кораблями, они стали носиться в волнах по воле ветров и прибыли наконец к городу Кримнам на Меотийском озере, в землю свободных скифов. Здесь, выйдя на берег, они расхватали табун лошадей и пустились грабить скифскую землю. После того, познакомившись с молодежью скифов, они вошли с ними в супружеский союз и предложили им для благополучного житья переселиться за реку Танаис (Дон). Скифы согласились и заняли местность, идя три дня к востоку и три дня по пути от озера к северу. Так произошла и устроилась савроматская народность.

Но прежде (гл. 21) историк говорил, что савроматы занимали область, начиная от угла Меотиды (от устьев Дона) на 15 дней пути к северу. Стало быть, племя амазонок со скифами заняло местность только на три дня пути, именно тот округ, где находился и славный город Танаис, то есть устья реки, и где, по словам Геродота, амазонки жили и в его время (гл. 116 «История»).

К этому нужно присовокупить сказание Диодора Сицилийского (вторая половина I века до Р.Х.). Сообщая сказочную древнейшую догеродотовскую историю скифов, он говорит между прочим, что древние скифские цари, поработив себе в Азии многие значительные племена, переселяли их по своему усмотрению на новые места, и самых важных выселений было два: одно из Ассирии в землю между Пафлагонией (Синоп) и Понтом (Трапезунд[129]129
  Совр. Трабзон в Турции. (Примеч. ред.)


[Закрыть]), где находим упомянутые выше города Амизус и Амазия, то есть в местности, где обитали и амазонки; другое выселение было из Мидии. Оно основалось у реки Танаис. Эти переселенцы назвались савроматами, но так как они переселились из Мидии, то их обыкновенно прозывали мидийцами.

Были ли эти выселенные племена природными ассирийцами и мидийцами, об этом ничего не сказано, а потому с большой вероятностью возможно предполагать, что это были племена, чуждые коренному населению, почему и были удалены на новые свободные места.

Затем Диодор описывает происхождение племени амазонов, как бы продолжая рассказ о савроматах, описывает их похождение и пр. В этих же рассказах Диодор упоминает, что те древние скифы в свое время «подчинили себе обширную страну за рекой Танаисом (он смотрит с востока. – Примеч. авт.) до Фракии», то есть весь Черноморский край нашей страны, как это изображено Геродотом, и вместе с тем пишет и об амазонках, что их царица, «отправившись войной в страну за рекой Танаисом, покорила все соседние племена вплоть до Фракии». Оба эти свидетельства, как далекие предания, сливаются в одно в сказании Исократа (338 г. до Р.Х.), который говорит, что еще в первые времена Эллады приходили на нее скифы с амазонками, когда и случилась известная война греков с ними.

О происхождении амазонок рассказывает свои басни и Юстин (II, гл. 4). У скифов, говорит он, двое молодых людей царской крови были изгнаны из отечества взбунтовавшимися боярами. Имена их были Илина и Сколопит. За ними в изгнание пошло много народу, который с ними и поселился в Каппадонии, около реки Фермодонта, занявши и все поля Фемискиры. Спустя много лет их соседи за их грабежи всех обманом порубили. Оставшиеся жены, мстя за погибель мужей и воинственно защищая себя, превратились потом в амазонок…

Разбирая амазонское баснословие, древние критики правдоподобно толковали, что амазонки были не женщины, а мужчины-варвары: они носили длинные, до земли, хитоны, волосы подвязывали повязками, а также брили бороды, и поэтому враги называли их женщинами.

В этой области, где обитали амазонки – народ баснословный, там же жил возле них или на их же местах и настоящий народ енеты, генеты, венеты, по имени близкая родня славянству. Эту область Страбон называет Амисеною, а жителей амисенами по имени главного города Амиса и указывает, что здесь жили енеты и что сам город носил имя Енеты, назывался Енетой[130]130
  Это имя встречается и в других местах по Черноморскому южному побережью. Обозначая места енетских жилищ, Страбон (кн. ХП, гл. 3, § 17) упоминает Генету далее к востоку от Синопы. О ней упоминает и Плиний (VI, 4).


[Закрыть].

Об этих енетах, или венетах, сохранилась память, что они помогали троянцам и что это было значительнейшее племя пафлагонцев[131]131
  Страбон. Кн. XII, гл. 3, § 5, 8, 16, 17, 25.


[Закрыть].

Жилище народа генеты находилось в Пафлагонии по южному берегу Черного моря, к западу от знаменитой Синопы в расстоянии от нее градуса на два широты.

Наиболее значительное население в области генетов именуется Кромна, о которой упоминает и Гомер, называя и другие места этой области:

 
– Вождь Пилемен пафлагонам предшествовал…
– Выведший их из генет…
– Племя народов, которые…
– …в славных домах обитали,
– Кромну кругом… населяли[132]132
  Илиада, II, 853, 855, с. 70.


[Закрыть].
 

Выражение «Кромну кругом населяли» обнаруживает, что, может быть, это был своего рода акрополь. Шпрунер на своей карте обозначил эту Кромну отдельной круглой горой.

Имя Кромна звучит по-славянски как родня псковскому Крому и другим подобным именам и потому может служить указанием, что генеты были славяне.

О генетах Страбон (XII, 3, 8, 25) рассказывает следующее: «Говорят, что в Пафлагонии теперь (в I веке по Р.Х.) нет енетов. Другие указывают на деревню того же имени на Эгиале, близ Амастреи. Зенодот пишет из Енеты (Пилаймен вел пафлагонцев) и говорит, что под этим именем разумеется нынешний Амис, о чем упоминает Гекатей Милетский. По уверению других, какое-то племя, пограничное с каппадокийцами, выступило в поход вместе с киммерийцами[133]133
  У греков носились предания, будто троянцы получили помощь от номадов, живших выше Борисфена-Днепра (Страбон, XII, 3, 22).


[Закрыть] и впоследствии удалилось к Адрии. Но, по мнению наиболее распространенному, енеты составляли значительнейшее племя пафлагонцев, из которого происходил и Пилаймен».

Троя была взята и разрушена. В осаде погиб и вождь енетов. Оставшиеся в живых убежали под предводительством Антенора в Европу, во Фракию и после многих блужданий прибыли в угол Адриатического моря и там у берегов поселились (Венеция). «Поэтому-то, – замечает Страбон, – должно быть, и исчезли енеты и не находятся больше в Пафлагонии» (XIII, 3, 8). Однако современник Страбона латинский писатель Помпоний Мела упоминает о енетах под именем венетов, живших там же (Шафарик, I, 430).

Если легенда о переселении амазонок к скифам может содержать в себе истинное событие о переселении енетов-амазонок в область, которая потом стала областью савроматов, то возникает вопрос: что за народ были эти рожденные от амазонок савроматы и по какому поводу амазонки-енеты потянули на переселение именно в устья Дона?

Возможно предполагать, что этот повод заключался в промысловых и торговых выгодах, какие доставляло многим племенам знаменитое торжище Танаиса. А также возможно предполагать, что савроматы были эти самые енеты, что савроматы были такое же славянское племя, как и енеты, которые под именем амазонок и переселились к своим братьям на Дону.

В последнее время в лингвистической науке водворилось мнение, почитаемое за непогрешимую историческую истину, что весь черноморский юг Русской равнины от Дона до самого Дуная был занят племенами иранского происхождения и потому все савроматы и сарматы оказались иранцами. Это неопровержимо основано главным образом на многочисленных каменных греческих надписях с варварскими именами, найденных в особом количестве на местах древнего Танаиса и представляющих также в особом количестве все имена иранского склада. Однако следует ли принимать эти только городские камни в доказательство той новоустановленной истины, что вся область нашего Черноморского юга оглашалась одним только иранским языком, была заселена одними только иранскими племенами. Камни свидетельствуют только, что написанные на них имена принадлежали горожанам Танаиса, а горожанами этого торжища были торговцы и промышленники от разных народностей, от разных мест и стран. Преобладали в них иранцы потому, что это торжище было восточное и в него стекались главным образом промышленные люди Востока, в особенности персы и их соседи, а также кавказские племена, не упоминая об армянах, евреях и пр. Камни указывают только на обывателей города и нисколько не указывают на обитателей всей страны, ее рек, лесов и т. д. Между тем это лингвистическое нашествие иранства на наши южные края доводит свои утверждения до того, что и наши скромные геродотовские пахари на Киевском Днепре являются тоже иранцами[134]134
  Статья Вс. Миллера // Ж. М. Н. П. – 1886, октябрь. – С. 280.


[Закрыть].

Конечно, после того необходимо спросить здравый смысл, жило ли в этих краях на Дону, на Днепре, на Буге и Днестре, жило ли, являлось ли здесь когда-либо славянство, как и куда исчезло бесчисленное иранство, оставив на своих местах одни лишь славянские племена, внезапно упавшие, по-видимому, с неба не ранее VI века по Р.Х., как еще и до сих пор утверждают некоторые ученые.

В ответ на эти вопросы мы ставим высказанное выше предположение, что савроматы были славянское племя, именно то племя, которое в IX веке именовало себя сиверо, сивера, север, как прямой потомок имени древнейшего, в огреченной форме савро (Savros – ящерица). Если на западной стороне Русской равнины существовали геродотовские неуры, нуры, отождествляемые с сохранившимися именами нур, нар, нер, нор и причисляемые, несомненно, к славянскому племени, то почему и геродотовским савроматам не быть славянами точно так же по сохранившемуся на их месте имени северо. Диодорово известие, что они были выведены из Мидии, нисколько не доказывает, что они были кровные мидийцы, о чем говорено выше. Точно так же нельзя доказать, что тогда же переселенные в Пафлагонию племена были кровные ассирийцы. Впоследствии на этом месте мы находим амазонок и енетов. Плиний упоминает, что говорят, что савроматы родственны мидянам, но эта родственность упоминается все на основании одного и того же сведения, что они выведены из Мидии. Знаменитый историк-критик Нибур имел же какие-либо критические основания признавать в савроматах племя славянское. Надеждин, разбирая книгу «Скифия и скифы Геродота» Линднера, высказывает такое замечание: «Сродство славян с сарматами признается единогласно всеми именитыми испытателями и знатоками истории и древностей. Сарматы, известно, переделаны позднейшими географами из савроматов».

Остановимся на любопытном обстоятельстве. Отчего, по каким причинам вся Русская страна получила наименование Сарматии вместо прежнего от времен Геродота имени Скифия.

Мы упоминали выше, что, по свидетельству Диодора Сицилийского, в известное время сарматы, размножившись и усилившись, напали на скифов, истребили их без остатка и, конечно, завладели их землями, которые, как известно, простирались от Нижнего Дона до Нижнего Дуная, как эти земли описал Геродот.

По указанию Птолемея, сарматы во II веке по Р.Х. занимали именно те земли по северо-западному берегу Азовского моря, где прежде обитали геродотовские «царюющие» скифы. Это были роксоланы и языги (они же, по-видимому, яксаматы, иксоматы, ексоматы, язаваты). Но еще в начале I века по Р.Х. Страбон указывает поселение языгов-сарматов, прозванием «царюющих», на нижнем течении рек Днестра и Днепра (кн. 7, гл. 3, 8, 17), где, по Геродоту, находилась Древняя Скифия.

Прозвание «царюющие» (василики) может указывать, что эти сарматы-языги получили его по наследству от «царюющих» скифов Геродота.

И видимо, что сарматы водворились по всему пространству геродотовской Скифии, так как во II веке они с именем роксолан владеют и нижним течением Дуная, откуда начиналась Древняя Скифия. Здесь они придвинулись к землям, подвластным Риму, почему и начались их беспрестанные нападения на эти земли, и стали возрастать их военные счеты с Римом.

Уже в семидесятых годах I столетия до Р.Х. против них Рим высылает воевод (Шафарик, 112). При императоре Августе (15 г. до Р.Х.) Рим одерживает над ними победу и поручает воеводе Лентулу прогнать их от Дуная, где с ними познакомился и Овидий (17 г. по Р.Х.). Затем в 69 году по Р.Х. они несчастливо вторгаются в Мизию, но римские победы их не останавливают, они в последующее время добиваются главного в отношениях с Римом, то есть налагают на него дань.

Таким образом, савроматы, или сарматы, Дона, заняв как бы по наследству завоевания все земли Геродотовой Скифии и став по Дунаю соседями с подвластными Риму землями, получают от Рима туземное этнографическое прозвание сарматов, и всю их страну по той же причине Рим прозывает вместо Скифии Сарматией, как это и было усвоено древней географией, которая потом в поздние времена прозывала сарматами и чужие племена. Но настоящими сарматами она признавала только европейских аланов, роксолан и языгов, заселявших всю страну древней Южной Руси.

Каким образом родовое имя сарматов так быстро распространилось на всю нашу равнину от устьев Дона до устьев Вислы, которая при этом является уже твердой границей Сарматии от земель Германии? Что послужило объединению сарматским именем всех племен, живших по этим местам?

Нам кажется, что сарматское имя обозначало особый язык, по которому и отличались племена однородные от инородных, и мы полагаем, что язык сарматов на Висле носил тот же общий характер, как и язык сарматов на Нижнем Дону. О сарматах Помпоний Мела пишет, «что они разделялись на множество племен, из коих всякое имело особенное свое имя, но все говорили одним языком» (Карамзин, I, пр. 20). То же писали в VI в. Прокопий об антах и Иорнанд о венетах.

По общему характеру этого языка и все другие обитатели нашей равнины явственно могли прозываться сарматами, то есть, в сущности, славянами, и сармат в собственном смысле был славянин, как свидетельствует, например, греческая Танаисская надпись, упоминая о сармате Ходекие (Sarmatas Chodekiou) [135]135
  Есть собственное имя Ходек. См. славянский именослов Морошкина.


[Закрыть].

Славянство сарматов во многом доказывает история сарматов-языгов. В географии Птолемея они обитают на северо-западной стороне Азовского моря, где прежде обитали геродотовские «царюющие» скифы. Страбон указывает (VII, 3, 17) их селение между тирагалами на Днестре и ургами на Днепре (георги Геродота) и именует их василиками, вероятно, как наследников скифов того же прозвания, о чем говорено выше. Плиний (IV, XXV) свидетельствует, что сарматы-языги занимали поля и равнины от Карпатских гор до границы с Германией, что языги прогнали даков до реки Патислы, то есть до Потисья, как сказывали несомненные славяне, именуя реку Тейс по-славянски Потисьем. Эти языги называются также у Птолемея метанастами-переселенцами. Их область и до сего времени именуется в Венгрии Saziger District, между Дунаем и Тейсом прямо на восток от Пешта-Буды[136]136
  Совр. Будапешт. Тейс – река Тиса. (Примеч. ред.)


[Закрыть], где твердые следы славянства остаются в именах земли и воды. О родстве их с роксоланами мы будем говорить в другом месте.

Во второй стране, выше савроматов, продолжает Геродот, живут вудины, народ великий и многочисленный. Жилище этих вудинов, по ясному и точному указанию отца истории, начиналось, стало быть, от сближения Дона и Волги у города Царицына и простиралось к северу в губерниях Саратовской, Воронежской, Тамбовской, Пензенской, Симбирской[137]137
  Совр. Ульяновская область. (Примеч. ред.)


[Закрыть] и Рязанской.

Все они, прибавляет Геродот, темно-голубые и красные. Нет сомнения, что это обозначение относится к цвету глаз (голубых) и волос (рыжих). Он повествует, что вудины – природные тутошние жители, старожилы, народ кочевой, то есть не возделывающий земли, и один из всех здешних народов вшеед, что по греческим понятиям вообще обозначало крайнюю нечистоплотность. Страна вудинов была наполнена всякого рода густыми дремучими лесами. В одном густейшем лесу находилось у них большое и глубокое озеро, окруженное болотами и тростником, в нем ловили выдр, бобров и других зверей с четырехугольными мордами, меха которых, примечает историк, употреблялись на опушку верхнего платья, а бобровая струя была полезна в истерических припадках (гл. 108, 109 «История»).