Текст книги "Разведись со мной"

Глава 14

В шашлычной, что располагается через три домика от нашего, свободных мест нет. Даже для моей тощей и одинокой задницы, которая заняла бы половину стула. Мне посоветовали подняться в «Шале», но предупредили, что цены в ресторане на вершине горы разительно отличаются от здешних заведений, что разбросаны у её подножия. Лия предлагала поужинать именно в этом месте, так что я предпринимаю ещё три неудачные попытки остановиться где-нибудь здесь внизу. В конечном итоге, когда желудок издает болезненный вопль, а руки уже начинают вздрагивать от голода, я покупаю билет на канатную дорогу и поднимаюсь в стеклянной четырехместной кабине на смотровую площадку. Виды здесь, конечно, захватывают дух. Одни снежные вершины, словно присыпаны сахарной пудрой, на других же густые белоснежные сливки. Пожалуй, я единственная из пассажиров кабинки, кто первым делом спешит в огромный ресторанный комплекс, вместо того, чтобы сделать селфи или просто запечатлеть всю эту красоту на видео.

В ресторане два этажа, а само здание похоже на большой стеклянный шар. При этом пол, облицовка и мебель – сплошь натуральное дерево. Внутри так же много народу, как и везде, но при этом здесь не так шумно, как в ресторанчиках у подножия. Нет суеты, звона посуды и шашлычного аромата. Оказавшись здесь, так и хочется первым делом сказать:

– Глинтвейн, пожалуйста.

Сделав весьма увесистый заказ, решаю посетить дамскую комнату. Волосы от белоснежной шапки-ушанки примялись, щеки покрылись красными пятнышками от ветра, потому что на лице нет никакого макияжа и любой другой защиты. Так себе видок, но вещи, которые купил Влас, более-менее сохраняют во мне приличного человека. Удивительно, что всё подошло идеально, хотя я никогда в жизни не носила комбинезоны на подтяжках. Закатываю рукава белоснежной термокофты и мою руки. Поверить не могу, что я сейчас хорошенько поем. Мой завтрак был около девяти часов, а сейчас уже начало восьмого. Для меня это огромный перерыв, учитывая, что обычно в течение дня я так или иначе перебиваюсь хотя бы орешками. Взбив пальцами волосы, выхожу в коридор и мой взгляд случайно подлавливает знакомые синевато-зеленые глаза. Они впиваются в меня тут же, довольная мужская улыбка растягивается от уха до уха.

– Саванна! – восклицает Максим Персона, чья жена, стоит ей только услышать её «любимое» женское имя, резко оборачивается. – А ты здесь!

– И правда, – выдает Лия, расстегивая теплую куртку. – А мы думали, что ты в бассейне плаваешь или спишь.

– Много думали, – улыбаюсь в ответ и ищу глазами Власа.

– Чудесно выглядишь, Саванна, – говорит Макс, не сводя с меня глаз. – Просто чудесно! Теперь ты брюнетка. С ума сойти!

– Благодарю, – отвечаю сдержанно. – Как прокатились?

– Прекрасно! Правда, малышка моя свалилась на втором заходе, но главное, она цела, невредима и довольна, – отвечает Макс, забросив на плечо Лии свою тяжеленную руку. – Правда, детка?

– Мм, – с трудом сдерживаю смех. «Малышка»? «Моя малышка». Божечки, какой ужас. – Рада, что вы хорошо провели время.

– Это точно! Не зря снег в этом году выпал раньше обычного. Как будто для нас! – Макс снимает свою куртку и, забрав красную у Лии, сдает их в гардероб. – Твой муж тот ещё экстремал! У меня чуть сердце не остановилось, когда он сделал бэкфлип на сноуборде!

– Да-да! – смеется Лия с таким идиотским выражением лица, как будто сейчас надо всё повторять за Максом. – Такой экстремал! Мы обалдели!

– Да уж, – выдавливаю улыбку, прыгая глазами по лицам гостей в поисках мужа-экстремала. – Что ж, я, пожалуй, вернусь к столу… Постойте, что вы сказали? – вытаращиваю на них глаза. Тут же понимаю, что мне совсем не следует так явно выражать свое негодование. – То есть, – издаю нервный смешок, – зря я, наверное, упустила такой прекрасный шанс с вами покататься.

– Это точно, – раздается низкий голос, в котором я судорожно пытаюсь прочувствовать эти скрываемые за фальшивым спокойствием гневные нотки. – Но зато ты успела занять отличный столик.

Мой взгляд мечется от влюбленной парочки к Власу и обратно. Он в курсе, кем эти двое считают нас? Слышал? Внезапно его рука опускается на мою талию. Дыхание перехватывает, воздух застревает в легких. Ровно три раза Влас усиливает хватку длинными пальцами и я понимаю, что мне нужно успокоиться. Если что-то пойдет не так, он сам это решит.

– Да, я и заказ сделала, – отвечаю, не в силах разорвать наш визуальный контакт. Его рука всё ещё обнимает меня. Черные глаза засасывают в глубокие пучины. – Я только не знала, когда ты присоединишься, так что заказала только для себя.

– И правильно сделала, – улыбается Влас с той волнующей меня ленью, в которой так ярко выражена его сексуальность. – Пойдем за стол. Я жутко проголодался.

Я тоже.

Я очень проголодалась.

* * *

Мы сидим здесь второй час, а я по-прежнему не понимаю, с чего эта сладкая парочка решила, что Влас мой муж? Так же, как и не понимаю, почему сам Влас ведет себя так… спокойно. Он в гризли превратился, когда я узнала о существовании его брата, а что уж говорить, если всему миру станет известно о его давней женитьбе. А самое поразительное то, что за этот час с лишним, ни Максим, ни Лия не задали нам даже самого безобидного вопроса о «нас». Что-что, а на Лию это точно не похоже.

– …так что мои ребята полностью перебрали этой малышке все внутренности и она полетела, как ласточка! – рассказывает Максим о своей «скромной» коллекции спортивных автомобилей. – Но это так, хобби. Я считаю, что у мужчины должна быть отдушина. Чтобы, когда захочется послать всех и всё к чертям, можно было прийти в особенное место и посвятить себя делу, которое любишь всем сердцем.

– И ты что, просто заходишь в свой огромный гараж и… смотришь на тачки? – уточняю.

– Любоваться прекрасным, знаешь ли, тоже надо уметь, – смеется окосевший Максим и задерживает на мне странный взгляд. Такой, что хочется поежиться.

– Надо же, – делаю вид, что удивлена, и поднимаю стакан с глинтвейном. – А я и не знала, что просто любоваться чем-то считается за хобби.

– А я коллекционирую ювелирные украшения, сумочки и всё то, что с завидной частотой дарит мне любимый муж! – разбавляет тупость своего супруга Лия. Правда, своей собственной. – Повезло, что у него есть вкус! Если бы цветы могли жить вечно, клянусь вам, в нашем доме на шестьсот квадратов все комнаты были бы ими забиты. Иногда сама себе завидую. Поэтому мое хобби – получать подарки!

Прежде, чем глотнуть свой коктейль, Лия удостаивает меня взглядом, который поймет только женщина. Когда расскажу Диане об этом ужине, она со смеху упадет.

– А разве это не любимое хобби любой женщины? – интересуется Влас. Я понимаю, что делает он это только ради поддержания разговора.

– Ну, не скажи. Не все умеют принимать комплименты, – умничает Лия. – А что уж говорить о подарках! Особенно об очень дорогих. Ты-то наверняка понимаешь, о чем я.

– Извини, но пока не очень.

Лия улыбается и смотрит то на Власа, то на меня.

– Брось, – заправляет за ухо светлую прядь и подпирает рукой подбородок, – ты знаешь, что Саванна из тех, кто не умеет принимать подарки. Она всегда была девушкой очень критичной в этом плане.

– Прости? – смотрю на нее, изображая улыбку.

– Ну, я говорю о том, что тебе сложно угодить. Сразу видно по твоему лицу, нравится тебе подарок или нет. Власу наверняка нелегко приходится. В этом плане, – добавляет она и улыбается ему, как бы извиняясь за свои слова.

– Никаких трудностей я не замечал.

– Ничего, скоро это изменится, – извергает опьяневшая Лия. – Чары, подействовавшие на тебя, рассеются и ты поймешь, что всё не то, чем кажется.

– Кажется, нам пора собираться, – говорит Максим и запускает руку под стол. В этот момент расслабленная физиономия Лии напрягается, словно какой-то части её тела становится больно. – Уже поздно да и вы, наверняка, хотите отдохнуть.

– Думаю, мы с Саванной ещё задержимся немного, – Влас смотрит на меня вопросительно.

– Да, – соглашаюсь, не раздумывая. – В многостраничном меню осталось ещё два блюда, которых я сегодня не пробовала. И целый раздел с десертами.

– Сколько ты ешь? – выдает Лия, с трудом поднимаясь на ноги. – Не забывай о фигуре. А то превратишься в толстушку и останешься без своего дорогого…

– Спасибо за чудесный вечер, – перебивает пьяную жену Максим и протягивает Власу руку, хотя взгляд его снова прилипает ко мне. Мой фальшивый муж поднимается, отвечает на рукопожатие и подзывает жестом официанта. – Надеюсь, это наша не последняя встреча.

Кого он спрашивает об этом? Меня или Власа?

– Наверняка, так и есть. Доброй ночи.

– Пока-пока, ребятки! – машет нам Лия, едва держась на ногах. – Вы чудесно смотритесь вместе! Саванна, ты прекрасна!

Придерживая за талию, Максим уводит её к выходу, но умудряется пару раз бросить на меня короткий взгляд через плечо. Официант забирает пустые тарелки, пока Влас пересаживается на место Лии, которая сидела напротив меня.

– Приготовьте нам облепиховый чай, – говорит Влас, закатав рукава термокофты до локтей. – Самый классический. Без каких-либо извращений.

– И чизкейк!

– Я вас понял, – кивает нам официант и с улыбкой уходит.

– Ты никогда этого не забудешь, верно? – спрашиваю, опустив локти на стол.

– Может к годам восьмидесяти, если доживу и меня посетит старик Альцгеймер. – Глянув в окно, за которым давно стемнело, Влас улыбается так нежно, что у меня перехватывает дыхание. Всего лишь одна мимолетная улыбка, а я уже не могу дышать. – Согласись, такое шоу сложно забыть.

– Не хочу, даже думать об этом, – ежусь от стыда. – Позорище, да и только. Извини за то, что я говорила тогда.

– А ты всё помнишь?

– Слава богу нет, – улыбаюсь, – но мне рассказали в мельчайших подробностях о моих «подвигах».

Надеюсь, он сейчас не вспоминает, как я лезла к нему с поцелуями или что-то вроде того.

– У тебя тогда были заплаканные глаза, – говорит Влас, покрутив в руке свой стакан с глинтвейном. – Я спросил у твоих подруг, но они воды в рот набрали.

– И правильно сделали.

– Так и что произошло? Кто тебя так расстроил?

– Теперь ты будешь думать, что я постоянно плачу, – закатываю глаза. – Вообще-то, тогда это случилось впервые за много лет.

Влас улыбается и делает глоток ароматного напитка.

– Не знаю, почему, но я тебе верю. Так и что случилось?

– Ничего серьезного. – Пробегаю глазами по столу, а потом те сами возвращаются к Власу. Молча пожав плечами, мол, как хочешь, он оглядывается, словно не может дождаться свой чай. – Я не успела выкупить соседнее помещение, – отвечаю, чувствуя себя неловко под внимательным взглядом черных глаз. – И очень от этого расстроилась, а моя Кристина решила приготовить тот жуткий успокоительный чай.

– Хочешь сделать галлерею больше?

Согласно киваю.

– Дом я выставила, когда увидела объявление о продаже офисного помещения. Я разработала целый проект по расширению и усовершенствованию галлереи, – рассказываю, не в силах спрятать улыбку. – Для меня это… Моя отдушина. – Мы улыбаемся друг другу. – Потом у дома появился покупатель, я обрадовалась до чертиков! Но в этот же день узнала, что существует препятствие, которое не позволит мне продать дом в самые кратчайшие сроки, как того и требовал покупатель.

– Препятствие – это «муж»? – показывает он кавычки пальцами.

– Он самый, – пожимаю плечами. – Денег на залог у меня не было, а когда появились, у помещения уже был новый хозяин. Так что, не судьба.

– Значит, галлерея – твоя отдушина, – констатирует Влас, задумчиво пробежав по моим рукам. – Как ты пришла к тому, что решила посвятить себя изготовлению свечей?

Неужели ему правда это интересно? Люди, с которыми я раньше общалась и «дружила», за два часа ни разу не спросили меня о том, чем я сейчас занимаюсь. Они вообще не спрашивали меня ни о чем, будто им без того было ясно, что происходит в моей жизни, которую я для них закрыла навсегда.

– Может, сначала ты объяснишь мне, почему сладкая парочка считает нас супругами?

Влас усмехается, а его взгляд ускользает от меня в подозрительной спешке.

– Кажется, ты пытаешь намекнуть мне, что всё очень плохо… да?

– Нет, Саванна. Ничего такого.

– «Ничего такого»? – смотрю на него вытаращенными глазами. – Влас, Лия отличается тем, что не умеет держать свой поганый рот на замке. Не пройдет и двенадцати часов, как все вокруг будут знать о нас! – Божечки, как это странно звучит. Как-то непривычно и… нелепо. – Знать о том, что мы женаты, – исправляюсь. – Твои знакомые удивятся и станут задавать вопросы. Не говоря уже о журналистах, которым наверняка люди, вроде Лии, с радостью сольют эту информацию.

– Она этого не сделает, потому что так ты обретешь популярность и станешь ещё круче, – смеется он.

– Не понимаю, почему ты так спокоен? Мы оба желаем скорее покончить со всем этим, причем тихо и без свидетелей. Но ты вдруг откровенничаешь с людьми, которых не знаешь.

– Не знаю, как у тебя, но в моем окружении нет людей, которые стали бы беззастенчиво задавать мне вопросы о личной жизни. Кроме, пожалуй, брата и ещё парочки друзей. Остальным глубоко наплевать, с кем я встречаюсь, с кем сплю и даже есть ли у меня жена. Нас связывают деловые отношения или приятельские, а они не подразумевают ничего личного.

Я ему не деловой партнер, не приятельница и не подруга, но мне отчего-то слишком интересно, с кем он встречается, с кем спит и почему до сих пор не женился.

– Я не собираюсь с ними больше встречаться, – говорит Влас. – Мне хватило пяти минут, чтобы понять всю их суть. А ты, я уверен, не станешь возобновлять с ними общение.

– Не стану, – произношу задумчиво.

– СМИ и без того каждый день публикуют всякую чепуху, – усмехается он и поднимает глаза на официанта с нашим облепиховым чаем и десертом. – Одной больше, одной меньше – какая разница?

– Так и есть, но это не объясняет причину, по которой ты рассказал им о нашем… браке.

Смотрю, как на дне большого стеклянного чайника плавают кольца мандаринов. Компанию им составляют две палочки корицы, кусочки имбиря и ярко-оранжевые бусины плодов облепихи. Глядя на этот очаровательный ансамбль, кажется, будто где-то играет знакомая новогодняя мелодия. Я не собираюсь требовать от Власа объяснений. Как он уже верно сказал, возобновлять общение с Лией и Максимом я не стану. Если в какой-то момент он посчитал нужным упомянуть о том, что в самое ближайшее время прекратит существование, значит на то были веские причины.

– Чудесный аромат, – нарушаю слишком затянувшееся молчание. – Если честно, я ещё никогда не пила облепиховый чай.

– Зато ты пила успокаивающий, – улыбается Влас и поворачивает голову к окну. – Ладно, обещаю, больше не буду. Красиво здесь, правда?

– Вынуждена согласиться, – отвечаю с улыбкой и смотрю в темноту за окном. Там внизу у подножия гор светятся отели и самые разные гостиничные комплексы. – Наверное, зимой здесь ещё красивее.

– Думаю, что так и есть. – Влас наливает в наши кружки чай, а я ставлю на середину тарелку с большим куском чизкейка. – Один на двоих? – смотрит на меня.

– Он огромный! Я сама такой не осилю.

– У тебя хороший аппетит.

– А-а! Это ты о моем обжорстве. Что ж, – объясняю с улыбкой, – у меня есть объяснение и заключается оно в том, что я была жутко голодна. Если бы кабинка на канатной дороге застряла где-нибудь по пути сюда, то я наверняка съела бы своих попутчиков.

Он смеется. Божечки, каким теплым делается взгляд передо мной, когда выразительные губы оголяют ровные ряды белоснежных зубов. Когда проявляется эта вертикальная складочка под действием улыбки.

– Если бы ими оказались твои бывшие друзья, то навряд ли бы это случилось.

– Мы никогда друзьями не были, – смотрю в окно. – Так, тусовались в одной компании и были знакомы лишь потому, что наши родители общались. Ну, что, эта встреча и почти двухчасовая болтовня помогли тебе принять решение?

– Я принял его ещё до этой встречи. – Немного помолчав, Влас говорит: – Максим глаз с тебя не сводил.

– Он всю жизнь страдает косоглазием, – отвечаю и осторожно пробую горячий чай. – Волшебный. Пожалуй, самый потрясающий чай, что я когда-либо пробовала.

– Ну, хоть что-то хорошее я для тебя сделал, – улыбается Влас, а я с трудом удерживаю глаза на оранжевой жидкости в своей кружке. Понимаю теперь, что всякий раз, когда я буду пить облепиховый чай, то мысли мои невольно вернут меня в этот момент. – И много таких людей в твоей жизни, от которых ты отгородилась?

– Достаточно, чтобы список контактов в моем телефоне состоял из 10–15 человек.

– Почему так?

– Ну, – пробегаю глазами по деревянным балкам над нашими головами, – это жизнь. Такое случается, когда вдруг приходит понимание, что некоторые люди тебе на самом деле не друзья и вообще они не те, за кого себя выдают. Разве тебе это не знакомо?

– Думаю, что не так хорошо, как тебе. У меня есть очень близкие друзья, которым я доверяю, как себе. Все остальные – приятели или деловые партнеры.

– А с ними ничего личного и о личном.

Влас согласно кивает, а потом с хитрой ухмылкой поднимает на меня глаза и спрашивает:

– Если бы мы встретились с тобой раньше, что бы я увидел?

– «Раньше» – это, например, семь лет назад, когда наши родители решили всё сделать по-своему?

– Ну, давай возьмем этот период, да. Что бы я увидел?

Мне не удается сдержать смех.

– Брось, Саванна, – уговаривает он, – мы первый и последний раз сидим с тобой за одним столом, потягиваем волшебный чай и ведем относительно спокойную и уравновешенную беседу. Через несколько часов ты вернешься в свою жизнь, а я в свою и этот момент в скором времени просто исчезнет из нашей памяти.

А может, я не хочу, чтобы он навсегда исчезал из моей памяти. Этот чай, например. Мягкий и расслабленный взгляд черных глаз, касающийся моего лица невидимым перышком. Низкий голос, обнимающий меня, как одеяло.

– А разве для твоего понимания недостаточно того, что мой отец настолько отчаялся во мне, что решил выдать замуж за неизвестного человека?

– Ну, это говорит о многом, конечно, – усмехается Влас. – И всё же. Как бы ты сама себя описала?

– Хорошо, – сажусь поудобнее, – что ж, ты сам напросился.

– У-у-у, звучит пугающе.

– Избалованная.

– Это не новость.

– Вот как! – смеюсь. – Ладно. Не понимающая, каким трудом зарабатываются деньги, но при этом не отказывающая себе ни в каких побрякушках, развлечениях и прочей ерунде, в которой нет и не было надобности.

– Это значит, что у тебя было хобби, – улыбается Влас издевательски. – Ты коллекционировала ювелирные побрякушки, дорогие сумочки и обувь из змеиной кожи, так?

– Что-то типа того.

– Ясненько. Дальше?

– Это всё.

– Для отцовского отчаяния довольно-таки скудный список, не думаешь?

– Дальше только тяжелая артиллерия.

– Меня ничем не удивить, – заявляет уверенно. – Я могу смело сказать, что видел многое.

– Думаю, для этого ты ещё слишком молод.

– Ну, так я начал с раннего возраста накапливать опыт, – улыбается хитро.

– Я была не самой порядочной и воспитанной девушкой. Совсем. Мой образ жизни можно охарактеризовать одним словом: грязь.

– Грязь, – повторяет Влас, глядя на меня с любопытством. – Грязь она ведь всякая может быть. Лечебная, вредная, уличная. Или ты не мылась что ли?

– Я переспала почти со всеми парнями и женихами своих «подруг», а также со многими друзьями отца. Мне казалось, что это круто, весело и вообще, нет ничего прекраснее секса с несвободным мужчиной.

– Вот оно что, – делает вид, что задумывается. – Так у тебя здоровый сексуальный интерес. И твой отец знал о твоих пристрастиях?

– Узнал, – отвечаю полушепотом. – После вечеринки в честь моего двадцатилетия, которую, кстати, я устроила в одном из самых крутых ночных клубов за его денежки.

– Типичная избалованная девочка.

– Ещё какая. Мы с девчонками тогда поехали в загородный дом подруги. Веселье продолжалось там, а потом приехал её отец. У него там был свой отдельный домик, который использовался как кабинет. Он ушел работать, а мы развлекались, пили, танцевали. Когда все устали и легли спать, я отправилась в этот домик.

– И переспала с отцом своей подруги, который в добавок являлся другом твоего отца, – констатирует Влас. – И как твой узнал об этом?

– Он приехал за мной утром. А я принимаю душ с его другом.

Нет, в душе я трахалась. И делала это громко, не боясь, что нас могут услышать девчонки. И ему было всё равно, потому что он сходил с ума и имел меня так же необузданно, как и все прочие до него.

– Другу прилетело по челюсти? – смеется Влас, наверняка представляя себе эту картину.

– Лучше бы так. Но мой отец ничего не сказал, молчал всю дорогу домой, не разговаривал со мной несколько дней. А потом вручил мне ключи от дома, который теперь твой, и сказал, что это подарок на мои двадцать лет. Я решила, что он намекает на мой скорейший переезд и, поскольку, не хотела жить за городом, где нет привычных мне увеселений, на время превратилась в пай-девочку. Даже закрыла долги по учебе, только чтобы он не лишал меня денег и любимой беззаботной жизни.

– А этот его друг из душа, – улыбается Влас, – он был женат?

– Да.

Влас изображает задумчивость.

– Почему мне кажется, что в тот момент, когда отец застал вас, ты не чувствовала ни капельки стыда?

– Потому что тогда я действительно не чувствовала ни капельки стыда. Это пришло чуть позже. Мы хоть и жили под одной крышей, вместе завтракали и ужинали, кровь у нас одна, но я почти всегда была без него. Он много работал, встречался с женщинами, которых почему-то никогда не знакомил со мной, а я тратила его деньги, развлекалась с подружками и делала вид, что мне нравится учиться в университете, потому что мое образование для него было вроде как важно.

– Отец дал тебе такое имя?

– Какое – «такое»? – улыбаюсь.

– Теплое. – Задумывается. – И запоминающееся.

– Мама, – отвечаю, не сдержав в себе глубокий вздох.

– Где она?

– Умерла от пневмонии, когда мне и года не исполнилось. Меня воспитывала бабушка, но потом и её не стало. Была няня, она мне очень нравилась. А потом её муж вздумал переехать в другой город и она последовала за ним.

– И ты решила, что муж – это диктатор и ходячая проблема!

– Типа того! – Мы смеемся. – Я правда её очень любила, а она просто оставила меня ради мужчины! А самое ужасное, что она была не единственной такой преданной женой!

– Тебя променяла на мужа ещё одна няня? – вытаращивает он глаза.

– Представь себе. Правда, она нравилась мне чуть меньше, чем предыдущая, но суть-то одна – муж сказал бросай эту неблагодарную работу, и она тотчас повиновалась!

– Так вот, откуда это – заниматься сексом только с несвободными мужчинами. Ты намеренно играла на нервах их девушек и жен?

– Не знаю, – увожу взгляд в окно. – Я просто получала удовольствие от этого адреналина.

– Быть пойманной с поличным?

И не только. Мне нравилось, что мужчины в отношениях более темпераменты и нетерпеливы. Они отдавались мне так, словно это их единственный в жизни шанс – оторваться по полной и вовсе не с приевшейся девчонкой или женой.

– Угу, – отвечаю уклончиво и накалываю на вилку кусочек чизкейка. – Вот такой бы ты, идеальный сын своих любимых родителей, увидел меня и ужаснулся.

– С чего ты взяла, что я бы ужаснулся? – усмехается Влас.

– Ну, с того, что отец выбрал тебя в качестве моего «мужа», которому, возможно, по силам меня изменить.

– Хочу тебе сказать, что он ошибся. Причем, по-крупному. – Отправляю в рот чизкейк и смотрю на него в ожидании. Прежде, чем продолжить, Влас будто ловит собственную улыбку, не дав ей возможности раскрыться вовсю. – В юности я был достаточно любвеобильным парнем. Я поимел всех без исключения девчонок в нашем корпусе, а так же преподавателей в колледже. Девушек и женщин, разумеется. Свободных, не свободных – всех. Несколько раз нас ловили разгневанные мужья, мне даже прилетало, – смеется он, – но что поделать – это молодость, буйство гормонов и желание просто наслаждаться этой жизнью.

– Да ты сердцеедом был!

– Да какой там, – усмехается он, опустив взгляд. – Просто нравился женщинам, хотя с моей внешностью в те времена это было странно.

– Обалдеть! Я в шоке.

– Почему?

– Потому что по тебе не скажешь, что в прошлом ты трахал все, что движется.

– Я и не трахал всё, что движется. В отличие от тебя, – шутит и тут же получает от меня пинок под столом. – Так же, как и у тебя, моя сексуальная жизнь была чересчур активной и оттого беспорядочной. В этом нет ничего сверхъестественного. Но время проходит, человек взрослеет, его мировоззрение меняется, как и окружение. Становишься более собранным, принимаешь обдуманные решения, потому что в целом жизнь требует серьезно к ней относиться. Так люди и переходят от одной стадии своего взросления к другой. Так что, пай-мальчиком я не был никогда, – подмигивает мне Влас и берет в руки свою кружку с чаем. – Ты была безрассудной девчонкой в своем мире, а я безрассудным парнем в своем. Никто бы из нас друг друга не исправил.

Я очень стараюсь вести себя непринужденно. Пытаюсь скрыть шок, не хочу показаться ещё большей дурой, что уже устоялась в сознании Власа. Ещё чуть-чуть и я наверняка стану наравне с тупицей Лией.

– Да уж, – выдаю с нервной улыбкой, потому что мне чертовски сложно удерживать в себе шквал эмоций, – отец и правда ошибся! Единственное, что удалось нашим родителям, так это создать нам проблемы. Я потеряла драгоценное время и не успела выкупить помещение для галлереи, а ты… ты тоже потерял свое драгоценное время на всю эту чепуху, хотя вполне мог бы посвятить его своим многочисленным проектам и… тому, что доставляет тебе намного больше наслаждения.

Например, развлекаться со своими эскортницами на своей яхте. Или на своей многомиллионной вилле, фотографии которой есть в Интернете. Черт возьми, теперь я понимаю, почему он сказал мне, что не всё то, чем кажется. Потому что Влас Хартманн – серьезный. Он выдержанный, как роскошный виски. Уверенный и бескомпромиссный, как тигр в прыжке. Брутальный, как кожаная косуха, кожаные ботинки и аромат амбры в сочетании с ладаном. Безрассудные такими не становятся. По крайней мере, я всегда так считала.

– Ты права, – улыбается Влас и допивает свой чай. – Но уже завтра мы вернемся к привычной жизни.

Согласно киваю и отправляю в рот очередной кусочек чизкейка, который, по правде, мне теперь совершенно не лезет.